XI. Под землей
47
Тревиз замер. Стараясь не сбить дыхания, он повернулся и посмотрел на Блисс.
Она стояла, обхватив Пилората за талию, как будто защищая его и, судя по внешнему виду, была совершенно спокойна. Слегка улыбнувшись, она кивнула.
Тревиз вновь повернулся к Бэндеру. Расценив поведение Блисс как выражение уверенности и надеясь, что не ошибся, он мрачно сказал:
– Как вы сделали это, Бэндер?
Тот улыбнулся, настроение его явно улучшилось.
– Скажите мне, маленькие пришельцы, вы верите в колдовство? В магию?
– Нет, не верим, маленький солярианин, – огрызнулся Тревиз.
Блисс дернула его за рукав и прошептала:
– Не злите его. Он опасен.
– Это я вижу, – сказал Тревиз, с трудом сохраняя голос пониженным. – Сделайте что-нибудь.
Едва слышно она ответила:
– Не сейчас. Он станет менее опасен, если почувствует себя в безопасности.
Бэндер не обратил внимания на перешептывание пришельцев. Он беззаботно повернулся и пошел обратно. Роботы разошлись, чтобы пропустить его.
Потом он обернулся и вяло поманил пальцем.
– Идите. За мной. Все трое. Я расскажу вам историю, которая, может, не заинтересует вас, но которая интересует меня. – Он не спеша шел дальше.
Тревиз остался стоять, неуверенный, как лучше себя вести, однако Блисс шагнула вперед и давление ее руки толкнуло Пилората следом. Видя это, Тревиз тоже двинулся – альтернативой было остаться одному с роботами.
Блисс тихо сказала:
– Если Бэндер, как он сказал, будет рассказывать историю, которая не интересует нас…
Бэндер повернулся и посмотрел на Блисс, как будто только что заметил ее.
– Вы – женщина-получеловек, – сказал он. – Верно? Меньше половины?
– Да, меньше половины, Бэндер.
– Значит, другие двое – мужчины-полулюди?
– Да.
– У вас уже есть дети, женщина?
– Бэндер, меня зовут Блисс. Детей у меня пока нет. Это Тревиз, а это Пил.
– А который из этих двух мужчин помогает тебе, когда приходит твое время? А может оба? Или никто?
– Мне помогает Пил, Бэндер.
Солярианин переключил свое внимание на Пилората.
– Я вижу, у вас седые волосы.
– Верно, – ответил Пилорат.
– Они всегда имели такой цвет?
– Нет, Бэндер, они стали такими с возрастом.
– А сколько вам лет?
– Пятьдесят два года, – сказал Пилорат, затем поспешно добавил: – Стандартных Галактических года.
Бэндер продолжал шагать (к далекому особняку, подумал Тревиз), но более медленно.
– Не знаю, какой длины стандартный галактический год, но вряд ли он сильно отличается от нашего года. А сколько вам будет лет, Пил, когда вы умрете?
– Не знаю. Я могу прожить еще лет тридцать.
– Значит, восемьдесят два года. Короткоживущий и разделенный пополам. Невероятно, но мои далекие предки были похожи на вас и жили на Земле… Впрочем, некоторые из них покинули Землю, чтобы основать новые миры вокруг других солнц – удивительные миры, хорошо организованные и многочисленные.
– Не так уж много их было, – громко сказал Тревиз. – Всего пятьдесят.
Бэндер надменно взглянул на него. Настроение его, похоже, ухудшилось.
– Тревиз. Это ваше имя.
– Голан Тревиз, если полностью. Я сказал, что было пятьдесят миров космонитов. НАШИ миры исчисляются миллионами.
– Значит, вы знаете историю, которую я хотел рассказать вам? – мягко спросил Бэндер.
– Если это история о том, что было только пятьдесят миров космонитов, то да.
– Мы учитываем не только количество, маленький получеловек, – сказал Бэндер. – Мы учитываем и качество. Их было пятьдесят, но все ваши миллионы не могут сравняться с одним из них. А Солярия была пятидесятым, и следовательно, лучшим. Солярия так же превосходила другие миры космонитов, как они превосходили Землю.
– Здесь, на Солярии, мы учились жить в одиночку. Мы не собирались толпами, подобно животным, как делали это на Земле и других мирах, даже на других мирах космонитов. Мы жили каждый отдельно, с роботами, помогающими нам, навещая друг друга с помощью электроники, когда нам этого хотелось, но действительно приходя в гости очень редко. Прошло много лет с тех пор, как я видел человека, как сейчас вижу вас, но вы только полулюди и ваше присутствие ограничивает мою свободу не более, чем присутствие коровы или робота.
– Когда-то мы тоже были полулюдьми. Хоть мы и усовершенствовали нашу свободу, став одинокими хозяевами бесчисленных роботов, свобода никогда не была абсолютной. Для производства детей необходимо сотрудничество двух личностей. Конечно, возможно было брать сперму и яйцеклетки, осуществлять процесс оплодотворения, а полученный эмбрион выращивать искусственно в автоматизированных устройствах. Ребенка можно было отдавать под опеку роботам. Все это можно было сделать, но полулюди не могли отказаться от наслаждения, сопровождающего биологическое оплодотворение. Упрямы эмоциональные привязанности развивались, вследствие чего свобода исчезала. Вы понимаете, что это нужно было изменить?
– Нет, Бэндер, – сказал Тревиз, – поскольку мы не меряем свободу по вашим стандартам.
– Это потому, что вы не знаете, что такое свобода. Вы никогда не жили вне толпы, не знаете, как можно жить без постоянного насилия, даже в мелочах, и навязывания своей воли другим. Где здесь возможности для свободы? Свобода ничто, если ты не живешь, как хочешь! Именно так, как хочешь!
– Итак, пришло время, когда люди Земли достигли такой численности, что толпами понеслись через пространство. Другие космониты, которых было не так много, как землян, пытались соревноваться с ними. Но мы – соляриане – нет. Мы предвидели неизбежный крах этой политики. Мы ушли под землю и порвали все связи с остальной Галактикой, решив любой ценой остаться самими собой. Мы сделали роботов и оружие, защищающих нашу, казалось бы, пустую поверхность, и они справились с работой превосходно. Корабли прилетали и уничтожались и постепенно это прекратилось. Планета была сочтена пустынной и забыта, на что мы и надеялись.
– А тем временем, под землей, мы работали, решая наши проблемы. Мы осторожно и деликатно изменяли наши гены. У нас были неудачи, но были и успехи, и мы извлекали из них выгоду. Это заняло много веков, но в конце концов мы стали целыми людьми, объединив и мужские и женские черты в одном теле, испытывая наслаждение, когда захотим и производя оплодотворенные яйца для дальнейшего их развития под контролем роботов.
– Гермафродиты, – сказал Пилорат.
– Так это называется на вашем языке? – равнодушно спросил Бэндер. – Я никогда не слышал этого слова.
– Гермафродитизм останавливает эволюцию, – сказал Тревиз. – Каждый ребенок является генетическим дубликатом своего родителя-гермафродита.
– Вы относитесь к эволюции, как к случайному делу. Мы можем изменять своих детей, если захотим. Мы можем изменять и улучшать их гены и иногда делаем это. Но мы уже почти пришли. Войдем. Солнце уже ослабело, чтобы давать нужное количество тепла, и нам будет лучше внутри.
Они прошли через дверь, не имевшую никакого замка, но открывшуюся, когда они приблизились, и закрывшуюся за их спинами. Окон не было, но когда они оказались в похожей на пещеру комнате, стены вспыхнули и осветили ее. Пол выглядел голым, но был мягким и пружинистым. В каждом из четырех углов комнаты неподвижно стоял робот.
– Эта стена, – сказал Бэндер, указывая на стену напротив двери, которая, казалось, ничем не отличается от других трех, – мой видеоэкран. С его помощью для меня открывается мир, но это не ограничивает моей свободы, ибо меня невозможно заставить пользоваться им.
– Но вы не можете заставить кого-то другого пользоваться им, если у вас есть желание, а у него нет, – сказал Тревиз.
– Заставить? – надменно произнес Бэндер. – Пусть другие делают, что им нравится, если это не мешает делать что нравится мне. Заметьте, мы не пользуемся обозначением рода, упоминая друг друга.
В комнате был один стул, стоявший перед видеоэкраном, и Бэндер сел на него.
Тревиз посмотрел по сторонам, как будто надеясь, что дополнительные стулья вынырнут из пола.
– Мы тоже можем сесть? – спросил он.
– Если хотите, – ответил Бэндер.
Блисс, улыбнувшись, села на пол. Пилорат уселся рядом с ней. Тревиз упрямо продолжал стоять.
– Скажите, Бэндер, сколько людей живет на этой планете? – спросила Блисс.
– Говорите «соляриан», получеловек Блисс. Слово «люди» осквернено тем, что так называют себя полулюди. Мы могли бы называть себя полными людьми, но это слишком неуклюже. Солярианин – самое подходящее определение.
– Тогда сколько соляриан живет на этой планете?
– Не знаю. Мы не считали. Возможно, двенадцать сотен.
– Всего двенадцать сотен на целой планете?
– Целых двенадцать сотен. Вы ведь считаете количество, тогда как мы – качество… Вы не понимаете свободы. Если один из других соляриан оспаривает мое полное господство над любой частью моей земли, над любым моим роботом или другим предметом, моя свобода ограничена. Поскольку другие соляриане существуют, ограничение свободы должно быть отодвинуто как можно дальше с помощью распределения их всех в места, где контакты практически неосуществимы. При условии существования двенадцати сотен соляриан положение близко к идеалу. Добавьте еще, и свобода будет явно ограничена, а результат невыносим.
– Это значит, что каждый ребенок должен учитываться и быть уравновешен смертью, – сказал вдруг Пилорат.
– Конечно. Это истина для любого мира со стабильной популяцией… даже для ваших.
– А поскольку у вас, вероятно, есть смертность, значит, должны быть и дети.
– Верно.
Пилорат кивнул и замолчал.
– Мне бы хотелось знать, – сказал Тревиз, – как вы заставили мое оружие летать по воздуху. Вы еще не объяснили этого.
– Я предложил вам для объяснения колдовство или магию. Вы отказываетесь принять это?
– Конечно, отказываюсь. За кого вы меня принимаете?
– В таком случае, верите ли вы в сохранение энергии и неизбежное повышение энтропии?
– Да. И все же не могу поверить, что даже за двадцать тысяч лет вы изменили эти законы или модифицировали их.
– Мы не сделали этого, получеловек. А теперь смотрите. Снаружи светит солнце. – Последовал странный жест, видимо, изображающий солнце. – А здесь тень. На солнце теплее, чем в тени, и тепло самопроизвольно перетекает из освещенного места в тень.
– Это я знаю, – сказал Тревиз.
– Но, возможно, вам известно и то, что вы недавно задумались об этом. По ночам поверхность Солярии теплее, чем объекты за пределами атмосферы, так что тепло самопроизвольно перетекает с поверхности планеты во внешнее пространство.
– Я знаю и это.
– И днем и ночью внутренности планеты теплее, чем ее поверхность, следовательно, тепло самопроизвольно перетекает изнутри к поверхности. Полагаю, вы знаете и это тоже.
– И что из всего этого, Бэндер?
– Поток тепла от горячего к холодному, имеющий место согласно второму закону термодинамики, можно заставить делать работу.
– Теоретически да, но солнечный свет слишком рассеян, тепло поверхности планеты еще меньше, а темпы, с которыми тепло уходит изнутри к поверхности, вообще ничтожны. Количества тепловых потоков, которые можно использовать, вероятно не хватит даже для того, чтобы поднять гальку.
– Это зависит от устройства, применяемого для этой цели, – сказал Бэндер. – Наш инструмент развивался тысячи лет и является частью нашего мозга.
Бэндер поднял волосы по обе стороны головы, показывая участки черепа позади ушей. За каждым ухом имелся нарост, размерами и формой похожий на тупой конец куриного яйца.
– Эта часть моего мозга и отсутствие подобной у вас – главное отличие солярианина от человека.
48
Тревиз время от времени поглядывал на лицо Блисс, которая, казалось, была целиком сосредоточена на Бэндере, и у него росла уверенность в том, что он понимает, что происходит.
Бэндер, несмотря на свои цены свободе, оказался перед весьма соблазнительной перспективой. У него не было возможности вести разговоры с роботами и тем более с животными, а общение с солярианами, должно быть, было неприятно и всегда навязывалось.
Что же касается Тревиза, Блисс и Пилората, то они были для Бэндера полулюдьми и общение с ними нарушало его свободу не более, чем общение с роботом или козой, и все же они были интеллектуально равны ему (или почти равны) и возможность поговорить с ними была уникальной возможностью, которой он не имел никогда прежде.
Неудивительно, – подумал Тревиз, – что он поддался соблазну. А Блисс (Тревиз был в этом уверен), понявшей это, требовалось только слегка подтолкнуть его разум на путь, которым он хотел идти.
Вероятно, Блисс действовала, предположив, что если Бэндер будет много говорить, то может сказать нечто полезное, касающееся Земли. Это имело смысл, поэтому, даже если Тревиза не интересовала тема разговора, следовало стараться продолжать его.
– Что делают эти части мозга? – спросил Тревиз.
– Это преобразователи. Они приводятся в действие тепловыми потоками и превращают их в механическую энергию.
– Я не могу поверить в это. Тепловые потоки так слабы…
– Маленький получеловек, вы совсем не думаете. Если бы здесь были толпы соляриан и каждый пытался бы использовать потоки тепла, тогда их запасы были бы незначительны. Однако у меня более сорока тысяч квадратных километров, которые принадлежат мне одному. Я могу собирать тепло в любом количестве с этих квадратных километров, и никто не помешает мне, так что его хватает. Понимаете?
– А разве просто собирать тепло с такой большой площади? Сам сбор его требует большого количества энергии.
– Возможно, но я не чувствую этого. Мои преобразовательные доли постоянно собирают тепло, поэтому, когда нужно выполнить работу, она выполняется. Когда я поднял ваше оружие, некий объем освещенной солнцем атмосферы отдавал часть своей энергии затененной площади, так что я воспользовался ею для своих целей. Вместо того, чтобы воспользоваться механическими или электронными приспособлениями, я воспользовался нейронным. – Он коснулся одной из своих преобразовательных долей. – И оно сделало это быстро, эффективно и без усилий.
– Невероятно, – буркнул Пилорат.
– Ничего невероятного, – сказал Бэндер. – Вспомните о чувствительности глаза и уха, которые превращают небольшие количества фотонов и колебаний воздуха в информацию. Это кажется невероятным, если вы никогда не испытывали этого. Преобразовательные доли ничуть не более невероятны.
– А что вы делаете этими постоянно действующими преобразовательными долями? – спросил Тревиз.
– Мы вращаем мир, – сказал Бэндер. – Каждый робот в этом обширном поместье получает энергию от меня, или точнее, от природных тепловых потоков. Регулирует ли он контакт или валит дерево, энергию поставляет ментальное преобразование… МОЕ ментальное преобразование.
– А если вы спите?
– Процесс преобразования продолжается независимо от того, сплю я или бодрствую, маленький получеловек, – сказал Бэндер. – Разве вы прекращаете дышать, когда спите? Разве ваше сердце останавливается? Ночью мои роботы продолжают работать за счет остывания внутренностей Солярии. В масштабах планеты изменения эти неизмеримо малы, а поскольку нас всего двенадцать сотен, вся энергия, которую мы используем, практически не сокращает жизни нашего солнца и не истощает внутреннего тепла планеты.
– Вам не приходило в голову, что это можно использовать как оружие?
Бэндер уставился на Тревиза, словно тот был чем-то непонятным.
– Полагаю, – сказал он, – вы имели в виду, что Солярия может покорять другие миры с помощью оружия, основанного на преобразовании. Но зачем нам это? Даже если мы сможем ударить их энергетическим оружием, основанным на этом принципе – а это безусловно так – чего мы добьемся? Контроля над другими мирами? Что нам делать с другими мирами, когда у нас есть свой идеальный мир? Установить господство над полулюдьми и использовать их для физического труда? У нас есть роботы, гораздо лучше подходящие для этой цели. У нас есть все, и мы не хотим ничего, за исключением того, чтобы нас предоставили самим себе. А сейчас я расскажу вам другую историю.
– Валяйте, – сказал Тревиз.
– Двадцать тысяч лет назад, когда полусущества с Земли начали роиться в пространстве, а мы сами ушли под землю, другие миры космонитов решили сопротивляться новым колониям. Поэтому они ударили по Земле.
– По Земле, – повторил Тревиз, стараясь скрыть удовлетворение тем, что эта тема наконец-то всплыла.
– Да, в центр. Кстати, разумный поступок. Если вы хотите убить кого-то, то ударите не в палец или в пятку, а в сердце. Вот и наши друзья-космониты, недалеко ушедшие от людей во вспыльчивости, ухитрились покрыть поверхность Земли радиоактивным огнем так, что та стала в основном необитаемой.
– О, так вот что произошло, – сказал Пилорат, сжав кулак и резко взмахнув им, как будто вбивая этот тезис. – Я знал, что это не природное явление. Как это было сделано?
– Не знаю, – равнодушно ответил Бэндер, – но в любом случае это не пошло космонитам на пользу. В этом суть всей истории. Колонисты продолжали роиться, а космониты – вымерли. Они попытались конкурировать и исчезли. Мы же, соляриане, скрылись, отказавшись от борьбы, и мы по-прежнему здесь.
– Так же как и колонисты, – хмуро сказал Тревиз.
– Да, но не навсегда. Люди толпы должны бороться, конкурировать и в конце концов вымереть. Это может растянуться на десятки тысяч лет, но мы терпеливы. И когда это случится, мы, соляриане, целые, одинокие и свободные, получим для себя всю Галактику. Мы можем пользоваться ею, или нет, добавляя любой мир к нашему собственному.
– Еще о Земле, – сказал Пилорат, нетерпеливо щелкая пальцами. – То, что вы рассказали нам, это легенда или история?
– А разве они отличаются, полу-Пилорат? – сказал Бэндер. – Вся история это более или менее легенда.
– А что говорят ваши записи? Могу я увидеть записи по этому вопросу, Бэндер?.. Пожалуйста, поймите, что мифы, легенды и первобытная история – область моей работы. Я ученый, занимающийся этим и особенно интересует меня все, касающееся Земли.
– Я просто повторяю, что слышал, – сказал Бэндер. – Здесь нет никаких записей по этому вопросу. Наши записи целиком касаются солярианских дел, и другие миры упоминаются в них только если они вторгались к нам.
– Но Земля, конечно, входит в их число, – заметил Пилорат.
– Да, возможно, но если и так, то это было давно, и Земля была самой отталкивающей для нас. Если мы и имели какие-то записи о Земле, я уверен, что они уничтожены из отвращения.
Тревиз скрипнул зубами от досады.
– Вами? – спросил он.
Бэндер повернулся к нему.
– Здесь нет никого другого, кто мог бы уничтожить их.
Однако Пилорат не хотел бросать этой темы.
– Что еще вы слышали о Земле?
Бэндер подумал и сказал:
– В молодости я слышал от робота рассказ о землянине, который однажды посетил Солярию, и о солярианской женщине, которая улетела с ним и стала важной фигурой в Галактике. Однако, по-моему, это выдумка.
Пилорат закусил губу.
– Вы уверены?
– Как можно быть уверенным в чем-то в таком вопросе? – сказал Бэндер.
– Прежде всего, невероятно, чтобы землянин осмелился прийти на Солярию, и она позволила это. Но еще менее вероятно, чтобы женщина-солярианка – мы были тогда полулюдьми – добровольно покинула этот мир… Однако, идемте, посмотрите мой дом.
– Ваш дом? – сказала Блисс, оглядываясь по сторонам. – А разве мы не в вашем доме?
– Конечно, нет, – ответил Бэндер. – Это прихожая и наблюдательная комната. В ней я встречаюсь с другими солярианами, когда это необходимо. На этой стене появляются их изображения или же трехмерные проекции перед стеной. Эта комната – публичная ассамблея и, следовательно, не часть моего дома. Идите за мной.
И он двинулся вперед, не оборачиваясь, чтобы посмотреть, идут ли они следом, но четыре робота покинули свои места в углах комнаты, и Тревиз понял, что если он и его спутники откажутся, роботы мягко заставят их.
Блисс и Пилорат поднялись с пола, и Тревиз тихо шепнул девушке:
– Вы будете поддерживать его болтливость?
Блисс пожала ему руку и кивнула.
– Я хочу знать его намерения, – сказала она с ноткой беспокойства в голосе.
49
Они пошли за Бэндером. Роботы сохраняли вежливую дистанцию, но их присутствие было постоянно ощутимой угрозой.
Они двигались по коридору, и Тревиз быстро забормотал:
– Мы ничего не узнаем о Земле на этой планете, я уверен в этом. Просто еще одна вариация на радиоактивную тему. – Он пожал плечами. – Придется искать место с третьими координатами.
Дверь перед ними открылась, показав маленькую комнату.
– Входите, полулюди, я хочу показать вам, как мы живем, – сказал Бэндер.
Тревиз прошептал:
– Он как ребенок наслаждается хвастовством. Мне так и хочется посадить его в лужу.
– Не вздумайте состязаться с ним в ребячестве, – сказала Блисс.
Бэндер пропустил всех троих в комнату. Один из роботов тоже вошел, а остальным хозяин сделал знак остаться. Затем он вошел сам, и дверь за ним закрылась.
– Это лифт, – сказал Пилорат, явно довольный открытием.
– Да, это так, – подтвердил Бэндер. – Уйдя однажды под землю, мы почти не поднимаемся оттуда. Это нам не нужно, хотя я нахожу приятным ощущение солнечного света. Однако, мне не нравятся облака или ночь на открытом месте. Это заставляет чувствовать себя под землей, хотя на самом деле ты там не находишься, если вы понимаете, что я имею в виду. Этот диссонанс очень неприятен мне.
– Земля строилась под землей, – сказал Пилорат. – Они называли свои города Стальными Пещерами. И Трантор в дни Империи тоже строился под землей, даже еще более широко… А Компореллон строится под землей прямо сейчас. Это обычная тенденция, если вдуматься.
– Полулюди, толпящиеся под землей, и мы, живущие под землей в роскошном уединении – это две разные вещи, – сказал Бэндер.
– На Терминусе, – заметил Тревиз, – жилища находятся на поверхности.
– И подвергаются воздействию погоды, – добавил Бэндер. – Очень примитивно.
Лифт после начального ощущения пониженной гравитации, открывшего его назначение Пилорату, не давал никакого чувства движения. Тревиз уже начал задумываться, как далеко вниз они опустятся, когда возникло короткое ощущение тяжести, и дверь открылась.
Перед ними была большая и тщательно обставленная комната. Она была слабо освещена, хотя источник света был незаметен. Можно было подумать, что слабо светится сам воздух.
Бэндер ткнул пальцем и там, куда он был направлен, свет стал поярче. Он ткнул еще раз, и все повторилось. Затем он положил левую руку на стержень с одной стороны двери и сделал правой широкое круговое движение, после которого комната как будто осветилась солнцем, но без ощущения тепла.
Тревиз скривился и негромко сказал:
– Этот мужчина – шарлатан.
– Не «мужчина», – резко произнес Бэндер, – а солярианин. Я не знаю значения слова «шарлатан», но если я правильно уловил тон, это оскорбление.
– Оно означает неискреннего человека, старающегося произвести на всех впечатление, которое не соответствует реальности.
– Я согласен, что живу драматически, – сказал Бэндер, – но показанное мной не трюк, а реальность.
Он постучал по стержню, на котором лежала его левая рука.
– Этот теплопроводящий стержень уходит на несколько километров вниз, и такие стержни размещены во многих подходящих местах моего имения. Я знаю такие стержни и в других имениях. Они увеличивают отток тепла от внутренних областей Солярии к поверхности и облегчают превращение его в работу. Мне не нужны эти жесты руками, чтобы стало светло, но это придает происходящему атмосферу драмы или, как вы заметили, слабый оттенок нереальности. Мне нравятся подобные вещи.
– И часто вам представляется возможность испытать удовольствие от таких маленьких представлений? – спросила Блисс.
– Нет, – ответил Бэндер, качая головой. – На моих роботов это не производит впечатления, так же как и на других соляриан. Эта необычная возможность встретиться с полулюдьми и показать им все, очень забавна.
– В этой комнате, – сказал Пилорат, – было слабое освещение, когда мы вошли. Оно поддерживается таким все время?
– Да, с малым расходом энергии… Все мое имение в состоянии движения, а эти части, не занятые активной работой, трудятся на холостом ходу.
– И ваших запасов энергии хватает для всего обширного поместья?
– Энергию поставляют солнце и ядро планеты, я – только проводник ее. Однако не все поместье продуктивно. Большую его часть я поддерживаю в естественном состоянии с большим количеством животной жизни. Во-первых, потому что это защищает мои границы, а во-вторых, ради эстетической ценности. Фактически мои поля и заводы невелики. Они необходимы для обеспечения моих собственных нужд, плюс для некоторого обмена с другими. Например, у меня есть роботы, которые могут производить и устанавливать теплопроводящие стержни. Многие соляриане зависят в этом от меня.
– А ваш дом? – спросил Тревиз. – Насколько он велик?
Видимо, это был верный вопрос, потому что Бэндер просиял.
– Очень велик. Полагаю, один из крупнейших на планете. Он тянется на километры во всех направлениях. У меня столько же роботов, заботящихся о моем подземном доме, сколько на всех тысячах квадратных километрах поверхности.
– Но вы, конечно, не живете во всех них, – сказал Пилорат.
– Вполне понятно, что есть помещения, в которые я никогда не входил, но что из того? – сказал Бэндер. – Роботы поддерживают каждую комнату чистой, хорошо вентилируемой и прибранной. Однако, идемте сюда.
Они прошли через дверь и оказались в другом коридоре. Перед ними стояла маленькая открытая наземная машина, двигавшаяся по рельсам.
Бэндер указал на нее, и один за другим они поднялись на борт. Места для всех четверых и робота было мало, но Пилорат и Блисс тесно прижались друг к другу, освободив место для Тревиза. Бэндер сел впереди, робот с ним рядом, и машина двинулась без видимых признаков управления, кроме мягких движений Бэндера руками тут и там.
– Вообще-то это робот, сделанный в виде машины, – с небрежным равнодушием сообщил Бэндер.
Они набрали скорость, без задержек минуя двери, которые открывались перед ними и закрывались за их спинами. Украшения на каждой были совершенно разными, как будто роботам было приказано создавать их комбинации наугад.
Коридор впереди и позади них был мрачен, однако место, в котором они находились в данный момент, было освещено, как будто холодным солнечным светом. Комнаты тоже освещались, как только открывались двери. И каждый раз Бэндер делал рукой медленный и грациозный жест.
Казалось, путешествию не будет конца. Дорога снова и снова поворачивала, делая очевидным факт, что подземный особняк простирается в двух измерениях. (Нет, в трех, подумал Тревиз, когда они двинулись вниз по небольшому уклону).
Куда бы они ни въезжали, везде были роботы: дюжины, сотни… занятые неторопливой работой, смысла которой Тревиз не мог понять. Потом они миновали открытую дверь в комнату, где ряды роботов склонялись над столами.
– Что они делают, Бэндер? – спросил Пилорат.
– Занимаются бухгалтерией, – ответил тот. – Ведут статистические записи, финансовые счета и все прочее, с чем мне, к счастью, не приходится сталкиваться. Мое поместье не бездействует. Более четверти его отдано под сады. Еще на десяти процентах растут зерновые, но сады – это моя гордость. Мы выращиваем лучшие фрукты в этом мире и выращиваем множество видов. Персики Бэндера – это персики Солярии. Никто больше даже не пытается выращивать персики. У нас двадцать семь сортов яблок и… и так далее. Роботы могут дать вам полную информацию.
– А что вы делаете со всеми этими фруктами? – спросил Тревиз. – Вы не можете съесть все сами.
– Я даже не мечтаю об этом. Я довольно умеренно люблю фрукты и торгую с другими поместьями.
– В обмен на что?
– В основном на минеральное сырье. В моем поместье нет залежей, достойных упоминания. Кроме того, я получаю то, что требуется для поддержания экологического равновесия. В моем поместье очень много разновидностей растений и животных.
– Полагаю, обо всем этом заботятся роботы, – сказал Тревиз.
– Да, они. И очень хорошо.
– И все для одного солярианина.
– Все для поместья и экологического равновесия. Я единственный солярианин, посещающий различные части поместья – когда захочу – но это часть моей абсолютной свободы.
– Я думаю, – сказал Пилорат, – что другие… другие соляриане тоже поддерживают местное экологическое равновесие и владеют болотами, горными областями или морскими поместьями.
– Я тоже так считаю, – согласился Бэндер. – Такие вопросы заставляют нас время от времени устраивать конференции по делам этого мира.
– И как часто вы собираетесь вместе? – спросил Тревиз. (Они ехали по узкому проходу, довольно длинному и без комнат по сторонам. Тревиз предположил, что он проходит по местам, где нельзя построить ничего большего, и служит соединительным звеном между двумя крыльями, каждое из которых раскинулось более широко).
– Слишком часто. Редко бывает месяц, когда я не провожу время в одном из комитетов, членом которого являюсь. Однако, хотя в моем поместье нет гор или болот, мои сады, рыбные пруды и ботанические сады лучшие в этом мире.
– Но, мой дорогой друг… – сказал Пилорат, – то есть, я хотел сказать, Бэндер… думаю, вы никогда не покидали свое поместье и не посещали этих других…
– Конечно, НЕТ, – оскорбленно ответил солярианин.
– Я сказал, что думаю так, – мягко продолжал Пилорат. – Но, в таком случае, как вы можете считать себя лучшим, если никогда не изучали или хотя бы видели других?
– Я сужу об этом по спросу на мою продукцию в межпоместной торговле, – сказал Бэндер.
– А как насчет производства? – спросил Тревиз.
– Есть поместья, где производят инструменты и машины. Как я говорил, в моем поместье делают теплопроводящие стержни, но они довольно несложны.
– И роботов.
– Роботов производят и тут и там. Всю свою историю Солярия была ведущей в Галактике по умению делать роботов.
– Полагаю, сегодня тоже, – сказал Тревиз, стараясь не показать интонацией, что это вопрос.
– Сегодня? – переспросил Бэндер. – А с кем нам конкурировать сегодня? В наши дни только Солярия имеет роботов. На ваших мирах их нет, если я правильно понял услышанное по гиперсвязи.
– А на других мирах космонитов?
– Я уже говорил, что они больше не существуют.
– Все?
– Не думаю, чтобы был хоть один космонит, живущий где-либо, кроме Солярии.
– Значит, нет никого, кто знает местоположение Земли?
– А почему кто-то должен хотеть это знать?
– Я хочу знать это, – вмешался Пилорат. – Это моя область изучения.
– В таком случае, – сказал Бэндер, – вам придется изучать что-то другое. Я ничего не знаю о расположении Земли, не слышал ни о ком знающем и не дал бы кусочка металла за этот вопрос.
Машина начала тормозить, и Тревизу на мгновение показалось, что Бэндер. Однако, остановка была постепенной, и Бэндер, спустившийся с машины и пригласивший их выходить, выглядел все таким же развлекающимся.
Освещение в комнате, куда они вошли, осталось слабым даже после того, как Бэндер усилил его своими жестами. Из нее вела дверь в коридор, по обе стороны которого находились меньшие комнаты. В каждой из них стояла одна или две разукрашенные вазы, иногда окруженные предметами, которые могли быть кинопроекторами.
– Что это, Бэндер? – спросил Тревиз.
– Родовые комнаты смерти, – ответил тот.
50
Пилорат с интересом огляделся.
– Надо полагать, здесь захоронен прах ваших предков?
– Если под «захоронен» вы подразумеваете похороны в земле, – сказал Бэндер, – то вы не совсем правы. Мы находимся под землей, но это мой особняк, и прах тоже здесь, как и мы. На нашем языке это называется «задомить». – Поколебавшись, он добавил: – «Дом» на древнем языке означает «особняк».
Тревиз мельком взглянул на него.
– И здесь все ваши предки? Сколько их?
– Почти сто, – сказал Бэндер, даже не пытаясь скрыть гордость, звучавшую в его голосе. – Девяносто четыре, если быть точным. Конечно, самые первые были не настоящими солярианами – не в нынешнем смысле этого слова. Они были полулюдьми, мужчинами или женщинами. Такие полупредки размещены в примыкающих урнах их прямыми потомками. Разумеется, я не хожу в эти комнаты. Это считается постыдным. Во всяком случае это солярианское слово для этого, а Галактического эквивалента я не знаю. Может, его у вас и нет.
– А эти фильмы? – спросила Блисс. – Ведь это кинопроекторы?
– Дневники, – сказал Бэндер. – История их жизней. Сцены с ними, снятые в любимых ими частях поместья. Это подразумевает, что они умерли не совсем. Часть их осталась, и частью моей свободы является то, что я могу наслаждаться этим, когда захочу. Я могу посмотреть этот кусок фильма или тот, как мне понравится.
– Но разве это не… постыдно?
Бэндер отвел взгляд.
– Да, – согласился он, – но мы все храним это, как часть своих предков. Это наше общее несчастье.
– Общее? Значит, у других соляриан тоже есть эти комнаты смерти? – спросил Тревиз.
– О да, они есть у всех, но у меня лучшие, тщательно сделанные и сохраняющиеся.
– А вы уже подготовили свою собственную комнату смерти? – продолжал спрашивать Тревиз.
– Конечно. Она полностью готова. Это было первое, что я сделал, унаследовав поместье. И когда я стану прахом, мой преемник в первую очередь сделает комнату для себя.
– У вас есть преемник?
– Будет, когда придет время. Пока у меня еще много возможностей для жизни, но когда я должен буду уйти, здесь будет взрослый преемник, достаточно зрелый, чтобы принять поместье, и хорошо подготовленный к преобразованию.
– Вероятно, это будет ваш отпрыск?
– О, да.
– Но что, если произойдет нечто непредвиденное? – сказал Тревиз. – Я имею в виду несчастный случай, который может случиться даже на Солярии. Что произойдет, если солярианин обратится в прах преждевременно, и никакой преемник не займет его место или же он будет недостаточно зрелым, чтобы принять поместье?
– Это случается редко. Среди моих предков такое произошло только один раз. Когда это происходит, нужно помнить, что есть и другие преемники, ждущие других поместий. Некоторые из них достаточно взрослые, чтобы наследовать, но еще имеют родителей, которые достаточно молоды, чтобы обзавестись вторым преемником и дожить до тех пор, пока этот второй вырастет. Одному из таких старо-молодых наследников, как их называют, было назначено получить мое поместье.
– А кто назначает это?
– У нас есть правящий совет, одной из функций которого является назначение преемника в случае преждевременной смерти. Конечно, все это делается по головидению.
– Но, послушайте, – сказал Пилорат, – если соляриане никогда не видят друг друга, как можно узнать, что где-то какой-то солярианин неожиданно – или в свое время – обратился в прах?
– Когда один из нас обращается в прах, – сказал Бэндер, – поступление энергии в поместье прекращается. Если никакой преемник не берет этого на себя, такая ненормальная ситуация замечается и принимаются корректирующие меры. Уверяю вас, что наша социальная система работает гладко.
– Нельзя ли нам посмотреть некоторые из фильмов, собранных здесь? – спросил Тревиз.
Бэндер замер, затем сказал:
– Вас извиняет только ваше невежество. Вы только что сказали непристойность.
– Простите меня, – извинился Тревиз. – Я не хотел навязываться, но мы уже объяснили, что очень хотим получить информацию о Земле. Мне пришло в голову, что самые ранние фильмы относятся к временам, когда Земля еще не была радиоактивной. Следовательно, она может упоминаться в них. Там могут быть какие-то подробности о ней. Мы не хотели нарушать вашего права собственности, но, может, вы сами просмотрели бы эти фильмы, или велели сделать это роботам, а потом поделились доступной информацией с нами? Конечно, если бы вы поняли наши мотивы и то, что мы уважаем ваши чувства, вы могли бы позволить нам самим посмотреть эти фильмы…
– Я вижу, вы не понимаете, что становитесь все более и более оскорбительным, – жестко сказал Бэндер. – Однако, мы можем закончить этот разговор сейчас же, ибо я говорю вам, что фильмов, представляющих моих получеловеческих предков, нет.
– Нет? – разочарованно спросил Тревиз.
– Когда-то они существовали, но даже вы можете представить, что на них было. Два получеловека, интересующиеся друг другом и даже, – Бэндер откашлялся и с усилием сказал: – взаимодействующие между собой. Разумеется, все получеловеческие фильмы были уничтожены много поколений назад.
– А как насчет записей других соляриан?
– Все уничтожены.
– Вы уверены?
– Было бы безумием не уничтожить их.
– Может оказаться, что некоторые соляриане БЫЛИ безумны, или сентиментальны или забывчивы. Надеемся, вы не откажитесь направить нас в соседние поместья.
Бэндер удивленно взглянул на Тревиза.
– Вы думаете, другие будут такими же терпимыми к вам, как я?
– А почему бы и нет, Бэндер?
– Этого не будет.
– Мы все-таки попытаемся.
– Нет, Тревиз, ни один из вас этого не сделает. Выслушайте меня. – Вдалеке показались роботы, а Бэндер нахмурился.
– Что такое, Бэндер? – спросил Тревиз с внезапным беспокойством.
– Мне, – сказал Бэндер, – нравилось говорить с вами и наблюдать вашу… э… странность. Это было уникальное переживание, которым я наслаждался, но я не могу упомянуть о нем в дневнике или увековечить в фильме.
– Почему?
– Мои разговоры с вами, выслушивание вас, привод вас в особняк, а затем в комнаты смерти – все это постыдные поступки.
– Но мы не соляриане. Мы значим для вас так же мало, как эти роботы, разве не так?
– Это может оправдать меня перед собой, но не перед другими.
– Что вас заботит? Вы абсолютно свободны делать то, что хотите, верно?
– Даже для нас свобода не является абсолютной. Если бы я был ЕДИНСТВЕННЫМ солярианином на планете, то мог бы абсолютно свободно совершать даже постыдные поступки. Но на планете есть и другие соляриане, и потому идеальная свобода, хоть и приближена, но еще не достигнута. На планете живут двенадцать сотен соляриан, которые будут презирать меня, если узнают, что я сделал.
– Им вовсе незачем знать это.
– Верно. Я понял это, как только вы прибыли, и знал все время, что развлекал себя вами: другие не должны узнать ничего.
– Если вы боитесь осложнений из-за наших визитов в другие поместья в поисках информации о Земле, мы, конечно, не будем упоминать, что первым посетили вас. Это совершенно естественно.
Бэндер покачал головой.
– Я сам позабочусь об этом. Сам я, разумеется, не скажу ничего. Мои роботы не скажут ничего и даже получат приказ забыть обо всем. Ваш корабль будет убран под землю и изучен для получения информации, которую можно использовать…
– Подождите, – сказал Тревиз, – сколько по-вашему, мы можем ждать здесь, пока вы будете изучать корабль? Это невозможно.
– Все возможно, и вам ничего не нужно говорить. Мне очень жаль. Я хотел бы говорить с вами и дальше и обсудить много других вопросов, но это становится все более опасным.
– Это не так, – выразительно сказал Тревиз.
– Это так, маленький получеловек. Сожалею, но пришло время, когда я должен сделать то, что мои предки сделали бы немедленно. Я должен убить вас. Всех троих.
