Часть третья
ТРАГЕДИЯ И РАСПЛАТА
СОВЕЩАНИЕ В ИМПЕРСКОЙ КАНЦЕЛЯРИИ
Европа не подозревала, что ее судьба решилась 5 ноября 1937 года, когда Адольф Гитлер в узком кругу впервые изложил свои планы.
Вечером 5 ноября несколько черных лимузинов фирмы «Мерседес-Бенц» въехали во двор имперской канцелярии на пересечении Вильгельмштрассе и Фоссштрассе. Прибывших приветствовали охранники в черной униформе СС. Четырехэтажное здание было построено в середине XIX века и служило резиденцией германских канцлеров, начиная с Отто фон Бисмарка.
Гостей провели в зимний сад. В пятнадцать минут пятого появился Гитлер. Слуга закрыл за ним двери. За большим дубовым столом собрались: военный министр генерал-фельдмаршал Вернер фон Бломберг, командующий военно-воздушными силами генерал Герман Геринг, командующий военным флотом адмирал Эрих Рёдер, командующий сухопутными войсками генерал-полковник Вернер фон Фрич. Кроме того, присутствовал барон Константин фон Нейрат, министр иностранных дел.
Совещание у Гитлера продолжалось четыре с лишним часа. Двери открылись без десяти девять вечера. Протокол совещания вел старший адъютант вооруженных сил при фюрере и рейхсканцлере полковник Фридрих Хоссбах.
Первые два часа говорил Гитлер. Первоначально он собирался всего лишь устранить трения между различными родами вооруженных сил, которые сражались за распределение ассигнований и ресурсов. Но его речь вылилась в изложение внешнеполитической программы нацистской Германии.
Он объяснил военным, что настало время подумать о расширении «жизненного пространства» немецкого народа. Война неминуема, Германия должна вступить в нее в самый благоприятный для себя момент, поэтому готовиться к ней надо уже сейчас. Прежде всего предстоит присоединить к Германии территории, населенные немцами. Это Австрия и Судетская область, принадлежащая Чехословакии. Помешать Германии, говорил Гитлер, способны только Франция и Англия. Франция гарантировала нерушимость границ Чехословакии, но Гитлер уверенно говорил, что французы уже списали чехов и не станут из-за них воевать. Нанести удар нужно с быстротой молнии.
Фюрера поддержал только Герман Геринг. Он стал летчиком-истребителем в октябре 1914 года. Летал храбро и умело, получил высшие награды и закончил войну, командуя знаменитой эскадрильей Рихтхофена. В партию он вступил в 1922 году. Геринг быстро растолстел, жил на широкую ногу, казался респектабельной фигурой и производил благоприятное впечатление на иностранных гостей. В 1935 году он возглавил авиацию. Боевую обкатку его летчики прошли в небе Испании на стороне мятежников генерала Франко.
Адмирал Рёдер промолчал, потому что германский флот не мог противостоять французскому и тем более британскому. Адмирал был самым старшим по возрасту, ему уже исполнился шестьдесят один год. Гитлер, как бывший пехотинец, мало что понимал в морских делах. В этом для адмирала был плюс, поскольку фюрер не часто вмешивался в его дела. Но и минус, поскольку основные ресурсы доставались другим родам войск.
Военный министр Бломберг и командующий сухопутными войсками Фрич испугались планов Гитлера и фактически выступили против фюрера.
Фрич и Бломберг выразили сомнение в слабости французской армии. Они считали ее куда более сильной, чем немецкая. Да и Чехословакию следовало рассматривать как серьезного противника. Система укреплений на границе Чехословакии уже была сравнима с линией Мажино! Германия располагала сорока дивизиями, из них было восемь моторизованных и три танковых. Франция имела около ста дивизий. Генералы с ужасом думали о неминуемом исходе войны: Франция разгромит Германию.
Мнение Константина фон Нейрата фюрера не интересовало. Нейрат, профессиональный дипломат, стал министром иностранных дел еще в 1932 году. Он подал в отставку после «ночи длинных ножей» в 1934 году, но фюрер отставку не принял. Гитлер держал его только для того, чтобы уверить весь мир, будто он не собирается менять внешнюю политику. Нейрат не спорил с фюрером, а выполнял его указания.
Гитлер ушел с совещания крайне недовольный своими генералами, не поддержавшими его грандиозных планов. Несколько лет он сдерживал себя и был крайне осторожен, высказываясь на внешнеполитические темы.
17 мая 1933 года Гитлер говорил:
— Ни одна новая европейская война не сможет создать условия, которые были бы лучше неудовлетворительных условий нынешнего дня. Германия всегда готова принять дальнейшие гарантии безопасности международного характера. Германия готова к полному отказу от вооруженных сил.
Почему Гитлер произнес тогда антивоенную речь? Потому что боялся Европы. Глава Польши маршал Юзеф Пилсудский, напуганный появлением Гитлера в роли главы немецкого правительства, захватил Данцигский коридор и готов был к войне с Германией. Тогда Гитлер и призвал к полному разоружению и созданию системы международной безопасности.
Ему удалось ввести в заблуждение немалое число европейских политиков, которые рады были обмануться. Лорд-хранитель печати Энтони Иден 20 февраля 1934 года прибыл в Берлин для переговоров с новым немецким правительством. Это была первая встреча Гитлера с представителем британского истеблишмента. Фюреру понравился корректный англичанин, обладавший важным качеством — умением слушать. На следующий день Гитлер впервые приехал на завтрак в британское посольство. Вместе с ним были министр иностранных дел Нейрат, заместитель фюрера по партии Гесс и министр народного образования и пропаганды Геббельс.
Бывший ефрейтор Гитлер и бывший капитан Иден стали вспоминать военные годы и даже чертили на оборотной стороне меню расположение своих частей на Сомме. Оказалось, что они в буквальном смысле воевали друг против друга. Энтони Иден сделал вывод об искреннем стремлении Гитлера к примирению. Он покинул Берлин в уверенности, что с новым правительством Германии можно договариваться.
В лондонской «Таймс» 31 января 1935 года появилась первая из двух статей лорда Лотиана, который побывал в Германии и вернулся абсолютным сторонником Гитлера.
«Национальный социализм, — объяснял англичанам лорд Лотиан, — это движение индивидуального и национального самоуважения. Важнейшим фактором сегодняшней политики в Европе является то, что Гитлер не хочет войны и готов к тому, чтобы навсегда покончить с ней как со средством урегулирования споров с соседними государствами, если с ним и с Германией будут обращаться как с равными.
У меня нет ни малейшего сомнения в том, что его отношение совершенно серьезно. Гитлеровская Германия не желает войны. Гитлер отказывается от войны не потому, что он пацифист, а потому, что он знает, что такое война, потому что только в мирной ситуации он сможет исполнить свои планы воспитания и объединения молодого поколения».
Лорд Лотиан убеждал британских политиков относиться к Германии «как к другу», поскольку при Гитлере «Германия не является империалистической в старом смысле этого слова. Сама ее преданность расе уберегает ее от попыток аннексировать другие нации».
Гитлер двигался к цели шаг за шагом. Убеждаясь, что он не встречает сопротивления, наглел и смелел. 7 марта 1936 года Гитлер созвал рейхстаг. В Берлине развесили флаги. Центр города патрулировали солдаты и секретная полиция. Улица между рейхстагом и имперской канцелярией была забита людьми.
Американский журналист Люис Фишер расположился перед отелем «Адлон» на Унтер-ден-Линден. Во всю длину улицы стояли эсэсовцы. Спиной к ним стоял еще один ряд охраны, который смотрел на дома и на толпу.
— Внезапно по волнению толпы я понял, что Гитлер приближается, — вспоминал Фишер. — Меня волновала одна проблема. Среди толпы наверняка были сотрудники службы безопасности. Могли быть и те, кто попытается совершить покушение на фюрера. Чтобы быть вне подозрений, я не должен держать руки в карманах. Однако в таком случае террорист может сунуть мне свой пистолет в карман или еще каким-то образом вовлечь меня. С другой стороны, полиция могла таким же образом устроить провокацию. Что же делать? Как себя обезопасить? Я обнял себя руками, чтобы подстраховать карманы куртки, а ладонями прикрыл карманы брюк. Это было неудобно, но потерпеть надо буквально одну минуту, пока Гитлер не проехал.
Фюрер приехал в рейхстаг, чтобы в стиле хорошо разыгранной истерики сообщить о вводе войск в Рейнскую область, которая должна была оставаться демилитаризованной. Это было нарушением обязательств, взятых Германией по Версальскому договору.
Утром 7 марта немецкие войска силами тремя пехотных батальонов переправились через мосты и заняли Рейнскую область. Они имели приказ, встретив сопротивление, немедленно отступить. Английская разведка доложила в Лондон, что немецкой пехоте не выдали патронов, артиллерии — снарядов. Гитлер был уверен, что не встретит сопротивления.
Он возбужденно говорил:
— Я буду идти своим путем с уверенностью лунатика, тем путем, который мне уготовило Провидение.
Европа ждала, каким будет ответ Парижа. Даже папа римский Пий XI озабоченно сказал послу Франции при Ватикане Франсуа Шарль-Ру:
— Если бы вы немедленно отправили двести тысяч своих солдат в район, занятый немцами, вы оказали бы всем огромную услугу.
На заседании французского кабинета один только министр Жорж Мандель задал риторический вопрос:
— Будем ли мы рассматривать нарушение границ Рейнской области как акт войны и ответим ударом на удар? Или ограничимся дипломатической нотой?
Представитель правительства сообщил журналистам: «Франция приняла решение ничего не предпринимать без участия Англии и поставить вопрос о реоккупации Рейнской области перед Советом Лиги Наций».
Жорж Мандель после поражения Франции в июне сорокового был арестован новым правительством, сотрудничавшим с оккупантами, и передан немцам. В июле 1944 года его казнили.
Западные державы ничего не предприняли. Они упустили последнюю возможность остановить и наказать Гитлера без особой опасности для себя.
«Все французы опасались прихода Гитлера к власти, — вспоминал философ Раймон Арон. — После его прихода французы боялись войны, и не без оснований! С этого момента начался спор: что делать, чтобы избежать войны? Тот, кто выступал за сопротивление Гитлеру, подозревался в том, что он хочет вовлечь Францию в войну.
У французов было справедливое ощущение, что война, каков бы ни был ее исход, — это катастрофа для Франции. Обескровленная Первой мировой, Франция не могла выдержать второго кровопускания, даже если бы оно завершилось победой…
Когда в марте 1936 года немецкие войска вступили в Рейнскую область, это была последняя возможность остановить Гитлера без войны. Леон Блюм опубликовал в газете «Попюлер» поразительную статью. Франция, напоминал он, имеет право в силу договоров использовать военную силу против Германии. Но никто и не думает употребить военную силу, таков моральный прогресс человечества, и социалистическая партия гордится тем, что содействовала прогрессу…
Если бы французские войска двинулись вперед, немецкие войска бы отступили. В марте 1936 года существовала возможность изменить историю. Достаточно было проявить немного прозорливости и немного мужества. Но, к несчастью, Гитлер оказался прав в своих расчетах…»
29 марта 1936 года Гитлер провел общенациональный референдум. Девяносто девять процентов немцев поддержали ввод войск в Рейнскую область. Французы и англичане это покорно проглотили.
В январе 1937 года министр иностранных дел Великобритании Энтони Иден попытался образумить Гитлера. Выступая в палате общин, Иден сказал, что нацистский режим сохранится только в том случае, если Германия сократит свои вооружения и согласится соблюдать правила и нормы международных отношений. Немецкая партийная пресса злобно ответила, что британский министр живет устаревшими демократическими и либеральными идеями, о которых пора забыть.
30 января ему ответил Гитлер, который выступил в рейхстаге с трехчасовой речью. Он формально заявил, что Германия снимает свою подпись под Версальским мирным договором, который ограничивает страну в правах и лишает суверенитета. Он объяснил всему миру, что Германия начала новую страницу истории, что немецкая политика основана на новых принципах — крови и расе, и предупредил:
— Германия никогда не подпишет договор, который будет несовместим с ее национальным достоинством или ее жизненными интересами.
Фюрер перечислил свои главные достижения: введение всеобщей воинской повинности, восстановление контроля над Рейнской областью, создание военно-воздушных сил и начало строительства мощного военно-морского флота.
Гитлер обрел уверенность в том, что он способен навязать свою волю слабнущей Европе, и не хотел, чтобы собственные генералы держали его за руки.
ЖЕНА-ПРОСТИТУТКА
Вернер фон Бломберг окончил в 1897 году военное училище, в 1910-м — военную академию. В Первую мировую удостоился Железных крестов первого и второго класса. В 1925 году его назначили начальником отдела боевой подготовки военного министерства. Он был одним из инициаторов тайного военного сотрудничества с Советской Россией. В 1927 году Бломберг стал начальником важнейшего управления в министерстве рейхсвера, в 1929-м получил под командование Восточно-Прусский военный округ.
Когда генерал Бломберг впервые встретился с Гитлером, фюрер предложил рассматривать боевые отряды штурмовиков как будущий резерв рейхсвера. Бломберг не сказал «нет» и вообще демонстрировал фюреру уважение. Это ему зачлось. После прихода нацистов к власти Бломберг стал министром рейхсвера и был произведен в генерал-полковники.
19 сентября 1933 года Бломберг приказал военнослужащим отдавать честь штурмовикам и эсэсовцам. 25 февраля 1934 года он приказал украсить военную форму новой эмблемой — имперский орел, держащий свастику. Он уволил из армии всех евреев и запретил военнослужащим браки с женщинами неарийского происхождения. 30 января 1936 года включил национальный социализм как обязательный предмет в учебные программы всех военных учебных заведений.
— Благодаря пониманию и безграничной лояльности военного министра, — говорил Гитлер, — войска удалось приобщить к национально-социалистическому мировоззрению.
16 марта 1935 года в Германии была введена всеобщая воинская повинность. Генерал-полковник фон Бломберг стал имперским военным министром и главнокомандующим вермахтом. 16 апреля он подписал приказ, формулирующий задачи военно-патриотического воспитания молодежи:
«С введением всеобщей воинской повинности вермахт снова становится великой школой воспитания нации. Адольф Гитлер многократно подчеркивал значимость этой задачи. 1 мая 1934 года он поставил перед армией — наряду с другими институтами государства и национально-социалистического движения — задачу стать национальным плавильным котлом для воспитания нового немца.
В его книге «Майн кампф» часто подчеркивается народно-воспитательное значение вооруженных сил:
«В народном государстве армия уже не должна обучать отдельного человека маршировать и вытягиваться в струнку, а обязана стать последней и высшей ступенью патриотического воспитания. Новобранец должен получить в армии необходимые знания и навыки пользования оружием, и одновременно он должен получить импульс для всей последующей жизни. Военная служба — это завершение нормального воспитания немца».
Служба в вермахте, следуя указаниям Адольфа Гитлера, последняя и высшая ступень воспитания молодого немца через школу, гитлерюгенд и трудовой фронт. В вермахте нам предстоит воспитать не только всесторонне подготовленного бойца, владеющего любым оружием, но и гражданина, осознающего свою принадлежность к народу и свой долг перед государством.
Эта цель ставит перед всем командным составом вооруженных сил сколь благодарную, столь и ответственную задачу. Сегодня в вермахт приходят молодые люди, исполненные наилучших намерений, готовые исполнить любое задание партии и командования, восторженные, политически образованные. Молодежь следует за фюрером. Она полна безграничного доверия к вермахту, видит в нем образцовую школу и рассчитывает пройти в армии последнюю ступень воспитания для службы новой народной общности. Она ожидает от армии твердости, но и человечности, муштры, но и воспитания, приказов и команд, которым необходимо слепо следовать, но и открытого сердца, совета и искреннего товарищества.
Лишь одного не ждет эта молодежь — высокомерия командиров, ложно понятого чувства превосходства. Позументы и погоны — не столько знаки особых прав и преимуществ, сколько свидетельство возвышенного и радостного чувства ответственности, более глубоких знаний и умения и, не в последнюю очередь, таланта к воспитанию. Вермахт не должен разочаровать молодежь. Каждый офицер и младший командир обязан ежедневно работать над тем, чтобы время службы в вермахте оставило нашей молодежи на всю жизнь уверенность в том, что она служила в самой жесткой, самой справедливой, самой чистой и полной духа товарищества и заботы школе.
Чем короче срок службы, тем меньше она должна исчерпываться тупой муштрой. В той же мере возрастают и требования к командным и политическим качествам офицерского состава. Было бы признаком недостаточного владения собой и отсутствия политического чутья, если бы раздражение по поводу недостатков и промахов отдельного солдата вело к пренебрежительным оценкам политических организаций страны. Неосторожные слова повредят репутации вермахта.
Вермахт обязан своим возрождением прежде всего фюреру и рейхсканцлеру и его политическому инструменту — партии. Вермахт, СА, СС, гитлерюгенд, полиция, местные партийные организации — части единого целого, которые каждая в своей сфере служат единой цели. Все эти организации должны объединяться единым порывом воли и товарищества.
Трения и текущие недостатки, которых никогда не избежать, легко поднять на уровень политики, сделать вопросом престижа. Но это было бы неправильно. Вермахт не нуждается в том, чтобы с помощью политики поднимать свой престиж. Лучшая пропаганда вермахта — успешная воспитательная работа с молодежью в духе национального социализма и в соответствии с волей Верховного главнокомандующего.
Методы руководства людьми в вермахте, конечно, не требуют принципиальной корректировки по сравнению с прошлым. Но нельзя ограничиться и простым подражанием устаревшим формам. Муштра необходима и легка. Воспитание более необходимо и намного труднее. Воспитатель должен больше думать и чувствовать, чем специалист по муштре. Есть разновидность мнимого воспитания жесткости, которое выражается в самонадеянном лишении всех маленьких удобств жизни, что соответствует предписаниям и параграфам закона и что тем не менее равнозначно издевательству.
Грубость и грубый казарменный тон вовсе не являются необходимыми и действенными на все времена средствами воспитания. Убеждение действует более эффективно. Существует старая мудрость, что путь к голове солдата лежит через его сердце. Ругательства и унизительные формы обращения несоединимы с честью немецкого солдата.
«Великие достижения в войне и мире возникают лишь в нерушимом боевом единстве командира и подчиненных. Боевая общность требует товарищества», — говорилось в указе имперского президента Пауля фон Гинденбурга от 25 февраля 1934 года. Поддержание товарищества, неутомимая забота командиров всех рангов о доверенной им молодежи должны быть высшей точкой воспитательной работы в вермахте. Только в таком случае он выполнит свою боевую задачу, когда пробьет час.
Когда Пруссия, сто тридцать лет назад пережив поражение, взялась за воссоздание армии, королевский указ гласил: «Всеобщий набор в армию поставит под знамена молодых людей с хорошим воспитанием и обостренным чувством чести».
Сегодня перед нами стоит та же задача. Изменились времена, это требует новых путей подготовки и воспитания личного состава. Для вермахта многое зависит от того, насколько ясно он осознает новую задачу и осуществляет ее».
Майор Герман Ферч из военного министерства дополнил своего министра:
«Когда 17 марта 1935 года флаги и знамена, приспущенные в честь погибших в мировой войне, были подняты как символ вновь воспрянувшего германского народного войска, лишь немногие сознавали, что произошло это в день королевского призыва «К моему народу».
В 1813 году прусский король перед лицом внешней угрозы преодолел сомнения и заложил основы новой формы обороны. Тогда речь шла о том, чтобы с помощью всего боеспособного населения отразить страшную угрозу отечеству. Сегодня необходимо, вооружив народ, добиться мира, который будет лучше того, который имела разоруженная Германия.
Когда сегодня всей нации в форме всеобщей воинской повинности возвращается право на защиту, которое у нее отнял диктат врага, то преображение германского народа, начавшееся 30 января 1933 года, получает военно-политическое завершение. Кто сегодня с открытыми глазами взирает на немецкий народ, тот видит, что мы в возращении старой формы защиты отечества приветствуем не только возможность обеспечить национальную безопасность, но и создать национальную школу нашей молодежи, школу, о которой фюрер говорил, что именно ей немецкий народ был обязан всем.
Когда на немецкой земле для всех годных к военной службе откроются ворота казарм, которые до того были открыты лишь для небольшого числа добровольцев, то масса нашей молодежи снова ощутит благословение долга, которое пронизывает народную толщу и каждому дает смысл жизни.
Когда в грядущие годы благодаря воинской повинности в каждом доме возникнет прочная внутренняя связь с вермахтом, привязанность каждого к национально-социалистическому государству станет еще прочнее, чем сейчас. Ибо нет более высокого долга, чем военная обязанность, и нет более прочной связи с государством, чем военная служба, чем готовность пожертвовать собой в час опасности. Когда в недалеком будущем вся немецкая молодежь будет давать фюреру присягу в верности до смерти, тогда Германия Адольфа Гитлера станет неуязвимой.
Когда в будущем немецкая молодежь снова пройдет школу всеобщей воинской повинности и на давно забытый вопрос «Где вы служили?» снова прозвучит гордый ответ, в Германии вырастет более свободное поколение, чем в мрачные годы после Версаля».
В 1936 году Гитлер присвоил министру Бломбергу звание генерал-фельдмаршала и в большом зале здания военного министерства вручил ему фельдмаршальский жезл. Но Бломберг возражал против введения войск в Рейнскую область. Министр боялся войны, считая, что вермахт к ней еще не готов. Он возражал и против участия Германии в гражданской войне в Испании.
Его предостережения разочаровали Гитлера. Фюреру нужны были люди, не боявшиеся идти на авантюры. Он требовал от своих офицеров бандитской отваги, а не осторожности. Однако же Гитлеру не просто было бы сменить Бломберга, если бы военного министра не погубила жена.
12 января 1938 года Вернер фон Бломберг женился на стенографистке Эве Грюн. Кстати, историкам не удалось установить ее точное имя и фамилию. В одних работах ее именуют Эрной Грюн, в других — Эльзбет Грюнов, в третьих — Маргарете Грюн. Причина разнобоя в том, что многие документы, относящиеся к этой скандальной истории, по тем или иным причинам были уничтожены.
Первая жена Бломберга, родившая ему пятерых детей, умерла весной 1932 года. Еще не старый генерал (ему было шестьдесят один год) устал быть вдовцом. В конце 1937 года он влюбился в Эву Грюн. Как будто бы Эва Грюн не сама познакомилась с министром фон Бломбергом. В отеле в Тюрингии, где фон Бломберг обедал, менеджер решил, что солидному мужчине одиноко, и спросил, не желал ли он оказаться в компании молодой женщины. Так фрейлейн Грюн оказалась за столиком министра. Ей было двадцать пять лет. Ее покойный отец был садовником, мать владела массажным салоном.
Бломберг колебался, понимая, что в его кругу могут не одобрить мезальянс. Но у него появился соперник — молодой человек, который добивался благосклонности Эвы и не желал уступать министру. Это подстегнуло чувства министра. В середине декабря выяснилось, что Эва беременна. Бломберг решился связать себя узами брака.
Но сперва — посоветовался с Германом Герингом. Тот высмеял нерешительного министра: почему бы ему не доставить себе радость и не жениться на молодой женщине? Сам Геринг, потеряв жену (Карин Геринг умерла в 1934 году от туберкулеза), на следующий год женился на актрисе Веймарского театра Эмме Зоннеман.
Есть еще одна проблема, пожаловался Бломберг, — от его невесты не отстает дружок, как с ним быть?
Геринг обещал все устроить. И сдержал обещание: юный соперник получил столь выгодное предложение от американской фирмы в Аргентине, что не смог отказаться.
22 декабря 1937 года в Мюнхене хоронили генерала Эриха Людендорфа. Во время траурной церемонии Бломберг подошел к Гитлеру и поведал ему о намерении жениться. Фюрер одобрил его намерение.
— Дама моего сердца, — поведал министр старому сослуживцу генералу Вильгельму Кейтелю, — из простого общества, но меня это не смущает. Я окончательно решился. В национально-социалистической Германии иметь женой «дитя народа» вовсе не зазорно. А пересуды светского общества мне безразличны.
12 января 1938 года на бракосочетании в Большом зале военного министерства присутствовали адъютанты министра, мать невесты, Гитлер и Геринг. Своих взрослых детей Бломберг не пригласил. В прессе появилась короткая заметка о вступлении министра в законный брак. Молодожены отправились в отель «Оберхоф» в Тюрингском лесу наслаждаться коротким медовым месяцем.
И тут все закрутилось. Вроде бы сотрудник уголовной полиции Гельмут Мюллер разбирал пачку фотографий для архива. На обороте одной из них было написано: «Грюн Эва Маргарете». Мюллер вспомнил, почему имя кажется ему знакомым. Начальник уголовной полиции Артур Небе побелел:
— Бог мой, Мюллер, и фюрер целовал руку этой женщине!
С лета 1935 года берлинской полицией руководил вождь столичных штурмовиков граф Вольф Генрих фон Хельдорф. Ему и представили материалы, из которых следовало, что Эва Грюн зарегистрирована как проститутка и даже была привлечена к ответственности за то, что позировала для порнографических открыток. Хуже того, она выросла в атмосфере разврата — ее мать, то есть теща военного министра, содержала публичный дом, замаскированный под массажный салон.
23 января 1938 года Хельдорф показал досье Эвы Грюн начальнику управления военного министерства генерал-лейтенанту Вильгельму Кейтелю. Возможно, он предполагал, что генерал замнет дело.
Бломберг и Кейтель были знакомы с 1917 года. Сын Кейтеля посватался к младшей дочери министра Доротее фон Бломберг, поэтому не самый талантливый полководец Вильгельм Кейтель делал быструю карьеру. Но опасливый Кейтель не стал защищать свата, которому был обязан не только семейным, но и профессиональным счастьем. Он вернул документы графу Хельдорфу. Тот отдал досье Герингу. Герман Вильгельм Геринг был председателем рейхстага, имперским министром авиации и главнокомандующим военно-воздушными силами, а также уполномоченным по четырехлетнему плану, иначе говоря, руководил милитаризацией немецкой экономики. Кроме того, он стал главным охотником рейха (рейхсъягермайстер). Но этих титулов ему было недостаточно. Он бы с охотой стал еще и военным министром. И такая возможность открылась бы перед ним с вынужденным уходом Бломберга.
Геринг показал досье Гитлеру. Тот был возмущен: выходит, он присутствовал на свадьбе проститутки!
— Если германский генерал-фельдмаршал способен жениться на шлюхе, — притворно вздохнул фюрер, — то в этом мире все позволительно.
Они с Герингом решили, что это повод избавиться от робкого генерала, который мешает величественным замыслам нацистского руководства. Министру предложили немедленно расторгнуть брак. Он с возмущением отказался:
— Я скорее пущу себе пулю в лоб!
26 января 1938 года вечером Бломберга, надевшего штатский костюм, принял Гитлер. Он сухо сказал министру:
— Эта история легла слишком тяжелым грузом на меня и на вас. Я не могу больше делать вид, будто ничего не произошло. Я вынужден расстаться с вами.
Бломберг был уволен в отставку. В порядке компенсации ему вручили пятьдесят тысяч марок на кругосветное путешествие. 30 января он отправился к молодой жене, которая ожидала его на Капри. Некоторые офицеры считали, что Бломберг обязан был или немедленно развестись, или покончить с собой, чтобы не позорить офицерский корпус. Его военно-морской адъютант капитан 3-го ранга фон Вангенхайм положил на столик заряженный револьвер. Но Бломберг выгнал своего адъютанта. Молодая жена стоила карьеры. Эва Грюн стала украшением жизни шестидесятилетнего отставного министра.
Со временем выяснилось, что она не была проституткой. Ее мать действительно содержала массажный салон, куда наведывалась полиция, но ничего криминального не обнаружила. Досье на Эву Грюн было изготовлено людьми Гейдриха в службе безопасности, которая помогла фюреру избавиться от ставшего ненужным военного министра.
Оба сына Бломберга погибли на войне. После поражения Германии бывшего военного министра арестовали союзники. Его должен был судить Международный военный трибунал в Нюрнберге, но он умер в тюремном госпитале от рака 22 марта 1946 года…
ИНТИМНОЕ СВИДАНИЕ НА ВОКЗАЛЕ
Сменить Бломберга по посту военного министра должен был генерал-полковник Вернер фон Фрич.
Барон фон Фрич был моложе Бломберга на два года, он тоже прошел Первую мировую. Фрич принадлежал к числу офицеров, считавших необходимыми добрые отношения с Россией. Командующим сухопутными войсками его сделал президент Гинденбург, несмотря на сопротивление Гитлера.
Генерал Фрич не любил нацистов, презирал штурмовиков, считал, что армия должна быть вне политики, но служил Гитлеру, потому что фюрер пришел к власти законным путем. В «ночь длинных ножей» привел армию в боевую готовность, чтобы поддержать фюрера в борьбе против штурмовиков. Но, как и Бломберг, он возражал против присоединения Австрии и Судетской области. Командующий сухопутными войсками попросил у Гитлера аудиенции, чтобы отговорить его от военных планов, доказывал, что вермахт не готов к боевым действиям и Германия потерпит поражение.
Гитлер и его окружение не хотели, чтобы Фрич стал военным министром. Первым это угадал начальник абвера Вильгельм Канарис. Полковнику Гансу Остеру, одному из руководителей абвера, подоплеку истории с женой Бломберга поведал его приятель-гестаповец Ганс-Берндт Гезевиус:
— Я видел отпечатки пальцев жены вашего министра.
Остер отвел его к Канарису. Адмирал пророчески заметил:
— Что-то дурное случится и с Фричем.
На следующий день после отставки Бломберга все тот же Геринг представил фюреру досье на Фрича. Гестапо обвиняло генерал-полковника в гомосексуализме. Гестаповцы утверждали, что генерал Фрич, боясь разоблачения, платит некоему уголовнику-рецидивисту Гансу Шмидту, который его шантажирует.
Вернер фон Фрич был старым холостяком, вообще мало с кем общался, и, похоже, женщины не занимали в его жизни значительного места. Он мог питать определенные симпатии к молодым мужчинам. Во всяком случае, он приваживал двух юношей из гитлерюгенда, помогал им учиться.
Старший военный адъютант Гитлера полковник Фридрих Хоссбах нарушил приказ фюрера. Он сообщил командующему сухопутными войсками, что гестапо арестовало человека, который обвиняет генерала в совершении гомосексуального акта. Такое обвинение означало немедленную и позорную отставку. Полковник Хоссбах предупредил Фрича, что в имперской канцелярии ему устроят очную ставку с арестованным. Может быть, лучше не ехать, чтобы не позориться?
Уверенный в своей правоте генерал фон Фрич, напротив, вечером 26 января 1938 года отправился в имперскую канцелярию со словами:
— Я своими глазами должен увидеть эту свинью.
Адъютант Гитлера признался фюреру, что все рассказал Фричу, и твердо заметил, что генерал имеет право быть выслушанным. Гитлер был вне себя. Хоссбах лишился должности, его отправили в войска командиром 88-го пехотного полка. Но отказать Фричу в приеме Гитлер не мог.
Командующего сухопутными войсками провели в библиотеку, где находились Гитлер и Геринг. Гитлер сказал генералу, что его обвиняют в гомосексуализме. Он показал командующему обвинительное заключение, подписанное имперским министром юстиции Францем Гюртнером.
Генерал ответил, что его оклеветали.
— Тогда придется устроить очную ставку, — недовольно заявил фюрер.
Гестаповцы привели Ганса Шмидта. Тот уверенно сказал, что Фрич — тот самый человек, которого он застал во время совершения гомосексуального акта в переулке у Потсдамского вокзала. Он видел, как некто вступил в половой акт с «баварцем Зепплем», занимавшимся проституцией. Шмидт проследил за этим человеком и выяснил, что тот занимает высокий пост в вермахте, а потом, выдавая себя за полицейского, несколько месяцев шантажировал офицера и получал от него деньги за молчание.
Когда подвели Шмидта, Гитлер спросил, указав на генерала Фрича:
— Это он?
Шмидт с готовностью подтвердил:
— Он.
Командующий сухопутными войсками был настолько потрясен этой сценой, что буквально потерял дар речи. Когда к нему вернулась способность говорить, он дал фюреру слово чести, что никогда не видел этого человека. Гитлер отверг его оправдания, как будто бы слово генерала стоило меньше, чем арестованного преступника. Фюрер сказал генералу, что надо подать в отставку и уйти с военной службы. Если все будет сделано тихо, то никто ничего не узнает и его репутация не пострадает. Вернер фон Фрич не пожелал капитулировать и потребовал суда чести.
Гитлер вынужден был согласиться. А пока что отправил генерала в бессрочный отпуск. Немецким военным не понравилась история с Фричем. Подобные обвинения против командующего позорили армию, подрывали престиж офицерского корпуса. Гитлер задел корпоративные чувства германского офицерства.
Среди недовольных был и полковник Ганс Остер. Сын пастора, он участвовал в Первой мировой и после поражения в войне остался на службе в рейхсвере. В феврале 1934 года его перевели в военную разведку. Остер первоначально был гражданским служащим в абвере — его лишили военного звания после романа с женой старшего офицера. Канарис, знакомый с Остером с 1931 года, восстановил его в кадрах, а в 1938 году назначил своим помощником и одновременно начальником организационно-кадрового отдела. Остер ведал в абвере административными, кадровыми, финансовыми и юридическими вопросами.
Ганс Остер считался любимчиком Канариса. Адмирал закрывал глаза на то, что вокруг его подчиненного группировались офицеры, которых трудно было назвать поклонниками Гитлера. Сам Канарис приветствовал приход Гитлера, как националиста, спасшего Германию от коммунизма и вернувшего армии ее роль. Но постоянные столкновения с соперниками из эсэсовской службы безопасности поубавили у Канариса симпатий к нацистам.
Ганс Остер принадлежал к числу тех военных, которые были напуганы «ночью длинных ножей», когда нацисты заодно убили и двух генералов. Остер служил под началом Фрича в двадцатых годах и горел желанием помочь генералу. Он сказал:
— Я воспринимаю дело Фрича как мое собственное.
На следующий день начальник Генерального штаба сухопутных войск генерал-полковник Людвиг Бек пригласил к себе Канариса и Остера. У начальника Генштаба были свои претензии к фюреру. Бек считал, что армией должны руководить профессиональные военные, и ему не нравилось стремление Гитлера непосредственно руководить вооруженными силами.
Людвиг Бек полагал, что генерал Фрич вообще совершил ошибку, позволив гестаповцам проводить очную ставку и допрос. Он не должен был позволять гестаповцам так обращаться с ним. Бек попросил разведчиков негласно помочь командующему.
Ганс Остер находился в приятельских отношениях не только с Гансом-Берндтом Гезевиусом, служившим в гестапо. Он обратился к Артуру Небе, бывшему офицеру рейхсвера, который после Первой мировой войны изучал право и судебную медицину и пошел на службу в полицию.
Артур Небе рано вступил в партию и после прихода нацистов к власти, в 1936 году, стал начальником всей уголовной полиции Германии. Его приняли в СС и присвоили ему звание штурмбаннфюрера. К нацистам он присоединился не по убеждениям, а из чисто карьерных соображений. Товарищей по партии он откровенно презирал и рад был оказать услугу Остеру. Небе многое знал и объяснил Остеру, как устроили интригу против генерала.
Полицейский осведомитель и профессиональный шантажист Ганс Шмидт действительно видел, как парочка взрослых мужчин занималась любовью на вокзале. Полиция нашла парня, который занимался проституцией. Это был Йозеф Вайнгартен, которого на улице звали «баварцем Зепплем». Ему предъявили фотографию генерала Фрича. Он не опознал генерала.
Шмидт утверждал, что проследил офицера до его дома в берлинском районе Лихтерфельде, где тот несколько раз ходил в банк и снимал со счета деньги, чтобы откупиться от шантажиста. Расследование показало, что генерал Фрич никогда не жил в этом районе и не имел счета в тамошнем банке. Зато выяснилось, что в этом районе живет отставной капитан Ахим Фритш.
Его допросили в гестапо. Он признал, что вступал в интимные отношения с Вайнгартеном, что его застукали и он вынужден был откупаться. Таким образом, задолго до того, как Гитлер обвинил командующего сухопутными войсками в гомосексуализме, в гестапо знали, что обвинения липовые!
Генерала Фрича уговаривали созвать генералитет и рассказать, как его пытались скомпрометировать. И ни в коем случае не уходить в отставку! Но генерал Фрич даже не посмел возмутиться и восстать против главнокомандующего. Он спасовал перед политической интригой и 3 февраля подал в отставку.
Некоторые военные пытались воспользоваться этой историей, чтобы остановить Гитлера. Бывший обер-бургомистр Лейпцига и имперский комиссар по вопросам цен Карл Герделер, антигитлеровски настроенный политик, встретился с командующим 4-м военным округом (Дрезден) генералом пехоты Вильгельмом Листом и его начальником штаба генерал-майором Фридрихом Ольбрихтом. Оба тоже не симпатизировали нацистам и боялись авантюризма Гитлера.
Герделер предложил им двинуть войска на Берлин и разнести вдребезги здание гестапо. Он был уверен, что после этого рухнет и весь нацистский режим. Генерал Лист осторожно ответил, что его войскам понадобится три дня, чтобы добраться до столицы, поэтому нужно сговариваться с кем-то из столичных командиров. Кроме того, опасность представляет авиация, если она останется на стороне Гитлера. Лист поехал в Берлин советоваться с начальником Генерального штаба Людвигом Беком. Но тот не решился поднять антигитлеровский мятеж.
На следующий день после ухода Фрича в отставку, 4 февраля 1938 года, Гитлер принял на себя обязанности Верховного главнокомандующего. Центральный партийный орган газета «Фёлькишер беобахтер» вышла с огромной шапкой: «Вся власть в руках фюрера!»
Военное министерство было ликвидировано. Появился новый орган управления вооруженными силами — Верховное командование вермахта, по существу личная военная канцелярия фюрера. Возглавил ее Вильгельм Кейтель, легко предавший своего родственника. Фюрер щедро вознаградил его погонами генерал-полковника и проникновенно сказал:
— Я полагаюсь на вас, мне нужна ваша помощь. Вы теперь мое доверенное лицо и мой единственный советник в военных вопросах.
В начале войны Кейтель был произведен в генерал-фельдмаршалы и до последнего дня существования Третьего рейха верно служил Гитлеру. Кейтель пережил генерала Бломберга всего на полгода. В октябре 1946 года его повесили по приговору Нюрнбергского трибунала. Вместе с Германом Герингом, который после отставки Бломберга надеялся стать военным министром, но удовольствовался утешительным призом — введенным специально для него званием рейхсмаршала.
Сухопутные войска вместо Фрича принял генерал-полковник Вальтер фон Браухич. У женатого генерала Браухича был давний роман с легкомысленной, но очаровательной вдовой Шарлоттой Рюффер. Жена Элизабет не давала генералу развода, требуя отступного. Больших денег у генерала не было. Между тем адюльтер мог окончиться для него отставкой. Гитлер приказал заплатить за генерала выкуп — восемьдесят тысяч марок, и Браухич в апреле 1938 года получил развод, а в сентябре женился вновь.
Генерал Браухич, религиозный человек, не разделял нацистские идеи. Но он был человеком слабохарактерным и угодливым, поэтому верно служил фюреру. Браухич руководил разгромом Польши в 1939 году, за что удостоился Рыцарского креста. Его карьера рухнула, когда Красная армия в декабре 1941 года перешла под Москвой в контрнаступление. После войны англичане его арестовали. Его ждал трибунал. Но он ослеп и умер в военном госпитале…
Гитлер в роли главнокомандующего провел чистку высшего командного состава вермахта, избавляясь от тех, кто не хотел новой войны. Шестнадцать пожилых генералов были отправлены в отставку, еще сорок четыре потеряли свои высокие посты. Таким образом, он полностью взял вермахт под контроль.
Суд чести над генералом Фричем начался 10 марта 1938 года. Сторонники генерала заранее торжествовали победу, считая, что вердикт суда станет поворотным моментом в отношениях между офицерским корпусом и Гитлером. Бывший ефрейтор не смеет командовать генералами.
Но генералы опоздали. Гитлер приказал прервать заседания суда, и никто не возразил, потому что фюрер готовился присоединить к Германии Австрию.
ПРУССКИЕ АРИСТОКРАТЫ И ВЫСКОЧКА КАНЦЛЕР
После Первой мировой войны Австрия была превращена в небольшое государство с семью миллионами населения, и ей запретили объединяться с Германией без разрешения Лиги Наций. Фюрера мнение мирового сообщества не интересовало. Да, собственно, против аншлюса, присоединения Австрии к Германии, никто особенно и не возражал.
В Коминтерне считали воссоединение немецкого народа делом справедливым и подрывающим основы позорного Версальского мира. В бывшем партийном архиве среди материалов секретаря Исполкома Коминтерна Отто Куусинена хранятся написанные его рукой документы, относящиеся к аншлюсу.
Вот какова была позиция руководства Коминтерна и Советского Союза:
«Мы признаем безусловное право угнетенных народов выступать против Версальского договора и любой его статьи.
Мы признаем право немецкой нации объединиться в одно государство. Германо-австрийское соглашение, отражая стремление германского народа к государственному объединению, в то же время свидетельствует о начале кризиса Версальской системы, начинающемся подрыве авторитета французского империализма, являющегося хранителем Версальского договора и жандармом Европы».
В 1938 году в Москве главным врагом считали не нацистскую Германию, а демократическую Францию!
Против аншлюса выступали только те австрийцы, которые ценили свое государство и не хотели оказаться под властью Гитлера.
В мае 1933 года австрийские нацисты по команде из Берлина хотели устроить по всей стране демонстрации с призывом объединиться с Германией. Канцлер Австрии христианский демократ доктор Энгельберт Дольфус запретил на территории своей страны нацистскую партию. Это ему дорого обошлось.
Через год, 25 июля 1934 года, австрийские эсэсовцы попытались совершить переворот в Вене. Они ворвались в резиденцию канцлера и потребовали от Дольфуса уйти в отставку. Ему дали пять минут на размышление. Он отказался, и в него всадили три пули. Мировая пресса обвинила в организации убийства Гитлера. На суде в Вене тринадцать нацистов были приговорены к смертной казни. Обиделся даже вождь фашистской Италии Бенито Муссолини, который считал Австрию своей зоной влияния и не хотел, чтобы Гитлер распространил свою империю до самых Альп. Муссолини придвинул свои войска к австрийской границе.
Гиммлер и Гейдрих доложили Гитлеру, что они тут ни при чем — 89-й полк австрийских эсэсовцев действовал на собственный страх и риск.
25 января 1938 года австрийская полиция обыскала штаб-квартиру организации, формально занимавшейся укреплением австро-германских отношений. Там обнаружились распоряжения, подписанные заместителем фюрера Гессом: устраивать волнения по всей стране, чтобы у Гитлера появился повод ввести войска. Несколько сот австрийских нацистов были арестованы, больше двухсот предстали перед судом по обвинению в участии в заговоре.
Новый немецкий посланник в Австрии Франц фон Папен пытался разрешить конфликт. Он предложил Гитлеру принять австрийского канцлера Курта фон Шушнига. Гитлер согласился, хотя уже твердо решил присоединить Австрию к рейху.
12 февраля 1938 года канцлер Шушниг прибыл в Берхтесгаден, альпийский городок на границе двух стран. Гитлер предпочитал жить именно здесь, веря в живительный горный воздух. Утром фон Папен тепло приветствовал Шушнига, заметив, что у фюрера отличное настроение. Но Гитлеру нужно было только одно: заставить австрийца подчиниться. Он вызвал на переговоры генералов, что было не чем иным, как жестом психологического давления на иностранного гостя. В кабинет фюрера явились Кейтель, генерал Вальтер фон Рейхенау, под командованием которого находились танковые и моторизованные части, и генерал авиации Гуго Шперрле, который командовал легионом «Кондор», воевавшим в Испании.
Шушниг ощутил себя в неприятном одиночестве. Канцлер Австрии говорил мягким и робким голосом и вообще больше походил на священника, чем на политика. Переговоры проходили в кабинете Гитлера на втором этаже. Канцлер вежливо заметил, что из огромного окна открывается чудесный вид на заснеженные вершины Альп. Гитлер отрезал:
— Мы здесь собрались не для того, чтобы говорить о красивых видах и о погоде. — После чего фюрер разразился долгой тирадой о предательской роли Австрии, о недружелюбной политике нынешнего правительства в отношении Германии: — Вся история Австрии — это бесконечное предательство интересов немецкого народа. Я намерен положить этому конец! Германский рейх — одна из великих мировых держав, и никто даже слова не скажет, если рейх намерен урегулировать свои пограничные проблемы. Я достигну всего, что решил совершить, и благодаря этому стану самым великим немцем в истории!
И никто не придет вам на помощь, — давил Гитлер на канцлера. — Муссолини — мой друг. Франция упустила свой шанс, она могла вмешаться, когда Германия оккупировала Рейнскую область, а теперь уже поздно. Англия и пальцем не шевельнет в защиту Австрии.
Гитлер устроил целый спектакль. В какой-то момент он словно потерял над собой контроль и пошел к дверям, чтобы отдать приказ о вступлении вермахта на территорию Австрии. Вдруг остановился и с улыбкой повернулся к Шушнигу:
— Впервые в жизни я передумал. Но я вас предупредил. Это ваш последний шанс.
Гитлер предъявил Шушнигу ультиматум, потребовав, чтобы в течение трех дней нацистская партия была вновь разрешена, вождь австрийских нацистов Артур Зейс-Инкварт был назначен министром внутренних дел и безопасности, а все национальные социалисты, сидящие в тюрьмах, амнистированы и выпущены на свободу. Иначе вермахт немедленно вступает на территорию Австрии.
Канцлер Австрии ушел, как побитый ребенок, со словами, что такие вопросы решает президент республики. Гитлер, зная, что Шушниг его слышит, демонстративно кричал:
— Генерал Кейтель! Куда запропастился этот Кейтель? Пусть немедленно явится ко мне!
Едва Шушниг покинул Германию, Гитлер приказал Кейтелю устроить военные маневры рядом с австрийской границей. Многолетний президент Австрии Вильгельм Миклас, более занятый своей большой семьей, чем делами страны, отказался исполнять требования Гитлера. Миклас высказался откровенно и ясно:
— Гитлер — значит война.
Президент согласился только помиловать осужденных нацистов, включая убийц канцлера Дольфуса. Но маневры вермахта произвели впечатление на австрийское руководство. 16 февраля 1938 года нацистов выпустили на свободу, а Зейс-Инкварта назначили министром, и он тут же улетел в Берлин за указаниями.
Канцлер Шушниг и президент Миклас относились к нему с некоторым доверием: Зейс-Инкварт служил в том же Тирольском полку, что и канцлер, и был католиком, регулярно посещающим церковь.
20 февраля в рейхстаге Гитлер произнес гневную речь о десяти миллионах соотечественников, лишенных родины и оказавшихся за границами Германии. Он имел в виду немецкое население не только Австрии, но и Чехословакии. Гитлер угрожающе сказал, что не потерпит нарушения их прав. В этот день создатели немецкого телевидения провели первый эксперимент: организовали трансляцию речи фюрера на несколько телевизионных приемников.
Мир с волнением и страхом следил за неврастеническими приступами мрачного психопата из Берхтесгадена. Один из французских министров заявил в парламенте:
— Не будем проявлять героизм ради Австрии, лучше укроемся за нашей линией Мажино.
Лидер французских социалистов Леон Блюм обратился к депутатам от правых партий:
— Вена будет оккупирована! Совершенно очевидно, что завтра немецкие войска будут в Праге, а затем, быть может, и в Париже! Объединимся же, создадим правительство национального единения!
Правые депутаты злобно кричал:
— Долой евреев! Блюм — это война!
Европейские державы ждали, как поведет себя Англия. Поздним вечером 20 февраля подал в отставку британский министр иностранных дел Энтони Иден.
Он написал премьер-министру Невиллу Чемберлену: «События последних дней ясно указывают на то, что между вами существует расхождение во мнениях по вопросу исключительно важному по существу и чреватому серьезными последствиями. Я не могу рекомендовать парламенту политику, с которой не согласен. Более того, я понял, как это понимаете и Вы, что мы придерживаемся различных взглядов на существующие международные проблемы и на методы, с помощью которых мы должны стремиться разрешить эти проблемы».
Невилл Чемберлен был намерен сам заниматься дипломатией и проводить политику умиротворения Гитлера через голову министра иностранных дел. В ответном послании премьер-министр сделал вид, что никаких разногласий между ними нет:
«Дорогой Энтони,
я выражаю глубочайшее сожаление, которое разделяют со мной все наши коллеги, по поводу Вашего сообщения о
принятом Вами решении уйти с важного поста, на котором Вы так превосходно работали с первого же дня.
Я тем более сожалею об этом, что разногласия, которые возникли между нами, ни в коей мере не касаются конечных целей или основ нашей политики».
Уинстон Черчилль записал в дневнике:
«Я сидел в своей старой комнате в Чартуэлле, когда мне позвонили и сообщили, что Иден ушел в отставку. Признаюсь, что сердце мое упало и на некоторое время мрачные волны отчаяния захлестнули меня… Мне казалось, что только этот человек, молодой и сильный, противостоит затянувшейся, гнетущей, тягостной политике бездействия и уступок, просчетов и тщетных усилий.
Во многих случаях я поступал бы не так, как он, но в тот момент мне казалось, что он воплощает в себе все надежды английского народа, великого, старого английского племени, которое уже так много сделало для человечества и все же могло дать ему что-то и в будущем. Теперь он ушел.
Я глядел, как медленно проникал рассвет через окна моей комнаты, и перед моим мысленным взором вставало видение смерти».
Рассказывая об отставке Энтони Идена, историки вспоминают латинскую поговорку: «Felix opportunitate mortis» — «Счастливому и смерть благоприятствует». Иден ушел вовремя. Он находился вне правительства полтора года, худшие в истории британской внешней политики. Эти полтора года опозорили и разрушили политическую репутацию многих британских политиков.
Премьер-министр Чемберлен говорил тогда в парламенте:
— Мы не должны обманывать себя. Мы не должны пытаться обмануть малые и слабые нации, внушая им, что Лига Наций окажет им защиту против агрессии.
Британские консерваторы считали, что слова премьер-министра лишь проявление трезвого взгляда на вещи, признак здравого смысла. В реальности Невилл Чемберлен вел страну к катастрофе.
Слушая его, Гитлер чувствовал, что руки у него развязаны. СД через своих агентов устраивала выступления нацистов в Австрии. В центре Граца была организована мощная антиправительственная демонстрация. Хаос в Австрии привел к тому, что люди стали забирать деньги из банков. Канцлер Шушниг поклялся защищать республику до конца. В отчаянии он призвал рабочих провести контрдемонстрацию против нацистов и выступить в защиту самостоятельности Австрии.
Канцлер выложил на стол последний козырь. 9 марта он объявил, что через месяц, 13 марта, проведет в стране референдум. Пусть сами австрийцы решат, хотят ли они объединяться с Германией. Гитлера референдум не устраивал. Он приказал прервать суд чести над генералом Фричем и всем офицерам вернуться в свои части. Гитлер потребовал подготовить вторжение в Австрию до начала референдума. Но на совещании с руководством вооруженных сил выяснилось, что вермахт не готов. Тем не менее фюрер приказал к 12 марта подтянуть войска к границе с Австрией.
Зейс-Инкварт убеждал Шушнига отменить референдум. Канцлер Шушниг не выдержал. У него сдали нервы. Он согласился отменить референдум, чтобы «не проливать немецкую кровь». 11 марта 1938 года он ушел в отставку. Главой правительства стал Зейс-Инкварт. На следующий день он наделил себя полномочиями президента и отменил действие договора, в соответствии с которым была провозглашена Австрийская Республика. Самостоятельная Австрия перестала существовать.
12 марта глава австрийских нацистов попросил Германию прислать войска, чтобы «предотвратить гражданскую войну». Но его обращение нужно было для галочки. Ранним утром части вермахта, встреченные ликующими австрийцами, пересекли границу Австрии.
В десять утра Гитлер из Берлина прилетел в Мюнхен, оттуда поехал в Австрию на автомобиле. Кортеж состоял из двенадцати «мерседесов», пять машин предназначались для охраны и багажа. Он взял с собой обычное окружение — Бормана, Брюкнера, своего пресс-секретаря рейхсляйтера Отто Дитриха, врача-хирурга Карла Брандта, фотографа Гофмана, слугу Линге. Охрана фюрера прихватила с собой четырнадцать автоматов и большое количество патронов.
Он пересек границу в районе родного города Браунау.
В пасторскую комнатку священника церкви Святого Себастьяна в Браунау ворвался нацистский крайсляйтер и приказал, чтобы ровно в полдень все колокола зазвонили. Геббельс будет читать по радио обращение к немцам, а после этого во всем рейхе в течение получаса должны звонить колокола.
Рыночная площадь в Браунау сотрясалась от рева восторженной толпы. После обеда крики «Хайль!» превратились в нестихаемый рев — появился Гитлер. Его машина остановилась на середине моста через Инн, где проходила граница. Местный партийный руководитель крайсляйтер Райтхофер поблагодарил фюрера за избавление. Шестиколесный внедорожник Гитлера с номерными знаками WH-32230 выглядел как модный кабриолет. Фюрер был одет в хорошо сшитый плащ со стоячим воротником. Стоя в машине, он казался людям богом войны.
Никогда больше Гитлер не приезжал в Браунау — после того, как из мчащегося автомобиля приветствовал родной город поднятой рукой. После аншлюса началось паломничество к дому номер 15 на улице Зальцбургер-Форштат (Зальцбургское Предместье), где жил Адольф Гитлер.
Из Браунау фюрер поехал в Линц. Здесь его встречал Артур Зейс-Инкварт. Толпа заполнила Ратушную площадь. Опьяненные криками «Один народ, один рейх, один фюрер!», австрийские нацисты надеялись, что их родина будет играть особую роль в едином государстве, что фюрер будет править то из Берлина, то из Вены.
На балконе ратуши в Линце, рядом с Гитлером, находился Артур Зейс-Инкварт. Он полагал, что Австрия останется внутри рейха чем-то целостным, а не будет разделена на области. Но отныне все решения диктовали немецкие нацисты, которые не собирались считаться с соломенными пугалами вроде Зейс-Инкварта. Хозяином Австрии стал гауляйтер Пфальца и Саарской области группенфюрер СА и обергруппенфюрер корпуса национально-социалистических водителей Йозеф Бюркель. Сама Австрия превращалась в одну из германских земель.
Когда Гитлер подошел к микрофонам, десятки тысяч людей, собравшихся на площади, не давали ему закончить ни одной фразы.
— Провидение позвало меня отсюда и сделало вождем немецкого народа и возложило на меня миссию, и эта миссия состоит в том, чтобы вернуть родину в состав германского рейха!
Его первая речь на австрийской земле буквально утонула в нарастающих криках «Хайль!». Автомобиль фюрера с трудом пробивал себе дорогу сквозь людские толпы к кладбищу Леондинг, где были похоронены его родители. После долгого перерыва он увидел свою сестру Паулу.
В отеле «Вайнцингер» в честь фюрера устроили обед, на который пригласили старых членов партии во главе с новым гауляйтером Айгрубером. Главный гость ел овощи и запивал их ромашковым чаем. Остальные угостились на славу. В три часа дня Гитлер сверился со своими карманными часами и сказал, что именно сейчас вступает в силу закон о воссоединении Австрии с Великогерманским рейхом.
— Мой фюрер, — воскликнул один из присутствующих, — это величайший час германской истории!
При монархии бесконечно спорили между собой народы, входившие в Австро-Венгерскую империю. В послевоенной республике разгорелась межпартийная борьба, так что казалось, что в стране больше вражды, чем взаимопонимания. Это раздражало австрийцев. В 1938 году чувство принадлежности к единой немецкой нации, казалось, стало общим знаменателем. Когда Гитлер въехал в страну и присоединил ее к Германии, австрийцы были ошеломлены, это простейшее решение всех проблем восхитило их до истерики.
Еще до того, как сапог первого немецкого солдата вступил на австрийскую землю, бывшего канцлера Курта фон Шушнига и министра иностранных дел Гвидо Шмидта местные эсэсовцы посадили в машину и увезли. Командовавший австрийскими отрядами СС Эрнст Кальтенбруннер распорядился доставить их в гестапо, которое разместилось на пятом этаже гостиницы «Метрополь». Министр Шмидт стонал:
— Это конец всему, что делает жизнь достойной жизни.
Полтора года бывшего канцлера держали в гестапо, над ним издевались, заставляли вычищать туалет собственным полотенцем. Потом его отправили в концлагерь, где Шушниг сидел до поражения нацистской Германии.
Утром кортеж фюрера двинулся в австрийскую столицу.
Когда Гитлер 14 марта въехал в Вену, ему открылся старый город в изношенном одеянии имперского прошлого. Бесконечные знамена со свастикой кое-как прикрывали осыпающиеся фасады габсбургской былой роскоши.
Он стоял в открытом «мерседесе», ему салютовали многочисленные толпы. Он был в коричневой партийной униформе. Девочки в национальной одежде бросали ему цветы. Евреи должны были зубными щетками чистить мостовые. Гитлер расквитался с городом, который много лет назад встретил его так недоброжелательно.
В Вене он остановился в гостинице «Империал» на площади Шварценберга (к нему присоединилась Ева Браун, чтобы разделить его триумф). Здесь ему была устроена еще более пышная встреча. Почти миллион австрийцев собрался на площади Героев, чтобы увидеть Гитлера. Встречающие уже были поделены на колонны — СС, гитлерюгенд, Союз немецких девушек…
Австрийцы внимали фюреру, который сказал:
— Возвещаю немецкому народу о возвращении моей австрийской родины в Великогерманский рейх!
Это был чуть ли не единственный раз, когда Гитлер назвал Австрию своей родиной. Впрочем, и австрийские патриоты никогда не считали его своим, для них он был немцем. В тот же день был устроен совместный парад немецкой и австрийской армий. Офицеры австрийской армии восхищались немцами с их новыми танками и самолетами. Они рассчитывали, что в составе большого вермахта проще будет дослужиться до генеральских погон.
Пока шел парад, за множеством дверей уже разыгрывался просто бешеный террор. Гестаповцы прибыли в Вену первыми, чтобы схватить евреев и врагов рейха по давно составленным спискам. Ночью будущий начальник политической разведки Вальтер Шелленберг получил приказ лететь в Вену вместе с Гиммлером и подразделениями лейбштандарта «Адольф Гитлер». Вылетели из Берлина в двух перегруженных транспортных самолетах. Рейхсфюрер СС хотел обсудить будущее Австрии и увел Шелленберга в хвост самолета, где меньше шум моторов.
Гиммлер прислонился к люку, и тут Шелленберг заметил, что люк неплотно закрыт. Он схватил Гиммлера и оттолкнул его в сторону. Рейхсфюрер СС, возмущенный бесцеремонностью подчиненного, вспылил, но, осознав, что Шелленберг спас ему жизнь, был ему благодарен.
Рейнхард Гейдрих поехал в Вену вместе с группой сотрудников служб безопасности на машинах. Он спешил в Вену, чтобы захватить досье австрийской политической полиции. Он рассчитывал получить информацию об иностранных агентах в Австрии, но был огорчен: досье полковника Рунге, который руководил разведотделом, содержали только информацию по расшифровке иностранных кодов.
Но самым неприятным сюрпризом было то, что адмирал Канарис и офицеры абвера умудрились приехать в Вену на два часа раньше и забрали самые интересные досье. Некоторые историки полагают, что четыре папки представляли особую ценность — это были досье на Гитлера, Геринга, Гейдриха и самого Канариса. Помог Канарису заместитель начальника австрийской военной разведки. Он передал адмиралу всю информацию в обмен на пост в абвере после аншлюса.
С января 1938 года аппарат СД составлял австрийскую картотеку — с помощью местных нацистов собирали все сведения о сколько-нибудь заметных австрийцах.
— На карточки, — рассказывал после войны на допросе бывший сотрудник Главного управления имперской безопасности Адольф Эйхман, — записывали имя и фамилию человека, адрес, партийную принадлежность, помечали, еврей ли он, масон ли, католик или протестант, активен ли политически.
Гейдрих приказал провести немедленные аресты всех подозрительных лиц, прежде всего всех видных антинацистов. Для начала их поместили в местные тюрьмы, впоследствии перевели в концлагерь Маутхаузен. Австрийские социалисты натерпелись при кайзере. При Дольфусе их угнетали. Шушниг попытался довориться с ними в последнюю минуту, когда Гитлер уже стоял у ворот. Теперь их хватало гестапо. Руководил зачисткой Австрии государственный секретарь по вопросам безопасности в австрийских землях Эрнст Кальтенбруннер, будущий сменщик Гейдриха в Главном управлении имперской безопасности.
Добровольно явился в отделение полиции студент юридического факультета еврей Бруно Крайский, активист социал-демократической рабочей партии Австрии. Гестаповцы уже побывали у него дома. Накануне студент Крайский сдавал экзамены.
Профессор решил проверить, способен ли студент применить свои познания в практической жизни:
— Сегодня счастливый день для всей германской нации. Я жду от вас юридического обоснования присоединения Австрии к рейху.
— Это трудный для меня вопрос, — честно ответил Бруно Крайский. — Я не могу дать на него ответа.
Крайский все же сдал экзамен. После прихода нацистов он был арестован, правда, через полгода его выпустили, и он смог эмигрировать в Швецию. После войны стал канцлером независимой Австрии.
Присоединив Австрию, нацисты приобрели и возможность руководить Международной комиссией уголовной полиции, которая с 1956 года называется Интерполом. Эта организация образовалась на Международном полицейском конгрессе, который собрался в Вене в сентябре 1923 года. Австрийская столица и стала штаб-квартирой международной полиции. Гитлер поставил во главе будущего Интерпола сначала Гейдриха, потом Кальтенбруннера…
Суд чести по делу генерала Фрича возобновился 17 марта 1938 года. К этому времени Австрия была включена в состав рейха. Гитлер, побывав на родине, вернулся в Берлин триумфатором. Генерал-майор Вальтер фон Хайц, глава имперского военного суда, пояснил, что все обвинения против генерала Фрича были основаны на ошибке. Суд чести полностью оправдал генерала. Но это уже не имело никакого значения. Кто рискнул бы предъявить претензии фюреру, осуществившему чаяния немецкого народа?
Гитлер фарисейски сказал о генерале Фриче:
— Эта история оказалась настоящей трагедией. В той ситуации я не мог действовать иначе. Но теперь генерал получит сатисфакцию.
Фюрер приказал расстрелять «свидетеля обвинения», мелкого полицейского провокатора, которого заставили свидетельствовать против генерала.
Ни назначать Фрича на пост министра, ни восстанавливать его в прежней должности Гитлер не собирался. Он назначил генерала почетным командиром 12-го артиллерийского полка. Когда Германия 1 сентября 1939 года напала на Польшу, снедаемый желанием восстановить свою репутацию генерал Фрич отправился на фронт вместе с полком. Он погиб в бою под Варшавой — польская пуля попала в бедренную артерию, и он умер от потери крови.
ТАК НАЧАЛАСЬ ВТОРАЯ МИРОВАЯ ВОЙНА
Вечером 31 августа 1939 года польская столица была полностью затемнена. Окна были наглухо закрыты — варшавяне больше всего боялись отравляющих газов.
«В тот вечер, — писал пианист Владислав Шпильман в своих воспоминаниях, блестяще экранизированных режиссером Романом Полански, — все были уверены, что война с немцами неизбежна. Только неисправимые оптимисты еще предавались иллюзии, что на Гитлера произведет впечатление решительная позиция Польши».
Берлин, напротив, был ярко освещен. Но жители немецкой столицы тоже жили ожиданием войны.
«Каждый, с кем я говорил, — отмечал корреспондент американской радиокомпании Си-би-эс Уильям Ширер, — был против войны. Как может страна вести войну, если население против?»
Даже служба безопасности в своих секретных донесениях о положении в стране, отправляемых в имперскую канцелярию, сигнализировала о «недостаточной готовности к войне». Но Гитлер уже отдал приказ. Руководители спецслужб Рейнхард Гейдрих и Вильгельм Канарис заранее получили указание обеспечить повод для уже запланированной войны с поляками и решили инсценировать нападение поляков на какой-нибудь немецкий объект.
17 августа 1939 года начальник штаба руководства вермахтом генерал Вильгельм Кейтель приказал начальнику абвера Канарису раздобыть комплекты польской военной формы, оружие и документы и все это как можно скорее передать СС. Канарис пригласил к себе начальника 1-го (разведывательного) отдела абвера полковника Ганса Пикенброка и начальника 2-го (диверсионного) отдела Эрвина фон Лахоузена, которого недавно перевели из Вены. Посоветовавшись, они постарались сделать так, чтобы грязная работа досталась СД.
Ее поручили руководителю оперативно-технического отделения внешнеполитической разведки Главного управления имперской безопасности штурмбаннфюреру Альфреду Науйоксу. Начальник Главного управления Рейнхард Гейдрих спросил подчиненного, справится ли он со столь важной задачей. Науйокс ответил, что сделает все, что в его силах.
— Сделайте больше, — распорядился Гейдрих. — Я рассчитываю на вас. Провал будет для нас позором.
Гейдрих указал Науйоксу местечко на границе с Польшей под названием Гляйвице. В этом деле участвовал агент СД в Польше Отто Улитц, завербованный шестью годами ранее. Он занимался созданием групп, которые агитировали за присоединение населенных немцами польских районов к Германии, проводили митинги и сообщали о несправедливостях и жестокостях со стороны польских властей. Все это ведомство Геббельса превращало в разнузданную антипольскую пропаганду.
К операции привлекли радиста Карла Бергера, Генриха Ноймана, который свободно говорил по-польски, и еще двоих сотрудников СД. Группа Науйокса отправилась в Гляйвице и остановилась в гостинице. Все зарегистрировались под чужими именами и выдавали себя за горных инженеров. Служащие отеля думали, что эти люди ищут полезные ископаемые, а местный уроженец Отто Улитц им помогает.
В Гляйвице находилась небольшая радиостанция, где работали двое немцев, которых посвятили в план. Гейдрих передал Науйоксу текст, который должны были произнести «польские бандиты, захватившие радиостанцию». Для полноты картины не хватало нескольких трупов, которые поручили обеспечить начальнику гестапо Генриху Мюллеру.
Мюллер пригласил к себе Науйокса и познакомил со своими подчиненными Гербертом Мельхорном и Отто Рашем. Они обещали трупы. Договорились, что дюжину уголовников переоденут в польскую военную форму, всем сделают смертельный укол, потом в них несколько раз выстрелят, имитируя бой, и предъявят трупы в качестве доказательства вины Польши, развязавшей войну.
Оберфюрер Мельхорн происходил из богатой семьи, изучал право и работал адвокатом в Саксонии. Он был одним из первых сотрудников СД и занимался созданием картотеки врагов рейха. Он высоко ценил собственный интеллект и презирал Гейдриха, но недооценил начальника и лишился должности. Его перебросили на мелкую должность в гестапо. К оперативной работе Мельхорн оказался непригоден и в подготовке операции в Гляйвице был малополезен. Зато после захвата Польши отличился в уничтожении мирного населения. После войны его за военные преступления повесили в Польше.
Отто Раш, доктор права, сделал большую карьеру, получил звание бригадефюрера СС. Он руководил службой безопасности в Кенигсберге и, естественно, был привлечен к Польской операции. В сорок первом руководил массовыми экзекуциями на Украине, в том числе уничтожением евреев в Бабьем Яру. Повесить его не успели, в 1948 году Раш умер в тюрьме…
Когда Гитлер отдал окончательный приказ о нападении на Польшу, назначив день начала войны — 1 сентября 1939 года, Гейдрих позвонил своему подручному в Оппельне Хельвигу. Тот доложил находившемуся там же начальнику гестапо Мюллеру, что отобранных для акции преступников нужно поделить на две категории — одних переодеть в польскую форму, других — в форму немецких пограничников. Так информация о перестрелке будет выглядеть достовернее.
Альфред Науйокс провел в Гляйвице две недели. Он сидел в гостинице «Обершлезишес хотель», пока не пришло распоряжение Гейдриха действовать. Науйокс отправился на радиостанцию, где дежурили его люди. На польском языке прозвучал призыв к войне против Германии, после чего оперативная группа стала палить из пистолетов.
Науйокса, который вошел в историю как человек, начавший Вторую мировую войну, выставили из СД после сделки на черном рынке, о которой стало известно начальству. Руководство службы безопасности считало, что свой криминальный талант Науйокс обязан поставить на службу государству, а он хотел еще и немного подзаработать. Его отправили в войска — в 7-ю горнострелковую дивизию СС «Принц Ойген», которая боролась с партизанами в Югославии. В конце лета 1944 года его перевели в пострадавшую в боях 12-ю дивизию СС «Гитлерюгенд». 19 октября 1944 года на Западном фронте он перебежал к американцам и все рассказал…
1 сентября 1939 года ранним утром началась бомбардировка Варшавы.
«Меня разбудил грохот взрыва, — вспоминал пианист Владислав Шпильман, — было уже светло. Я посмотрел на часы: шесть утра. Война началась».
Началась Вторая мировая война. С этого трагического дня вся эпоха после Первой мировой, которую клялись никогда не повторять, все двадцать послевоенных лет превратились в предвоенные.
Берлинцы узнали о начале войны значительно позже.
«Когда я поехал передавать утреннюю передачу, — писал американец Уильям Ширер, — люди на улицах выглядели весьма апатичными. Напротив отеля «Адлон» работала утренняя смена строителей, воздвигавших новое здание «ИГ-Фарбен». Все было так, словно ничего не произошло. Только люфтваффе установили пять тяжелых зенитных орудий, чтобы защищать Гитлера, когда он будет выступать перед рейхстагом».
Речь Гитлера перед депутатами в опере Кролля в десять утра транслировали все радиостанции Великогерманского рейха:
— С пяти часов сорока пяти минут мы отвечаем полякам огнем. С этого момента на каждую бомбу мы ответим бомбой! Кто придет с газом, получит в ответ отравляющие газы!
Историки заметили, что Гитлер ошибся на час. Первый выстрел Второй мировой войны прозвучал в четыре часа сорок семь минут утра, когда немецкий учебный корабль «Шлезвиг-Гольштейн» обстрелял крепость Вестерплатте у порта Данцига (ныне Гданьск)…
Только недавно выяснилось, что война началась на несколько минут раньше. Первый удар нанес не флот, а люфтваффе, военная авиация, которая вызывала здесь тот же ужас, который в последующие годы немецкие летчики наводили на всю Европу.
Люфтваффе были предметом особой гордости Гитлера. Военно-воздушные силы считались самыми мощными. В сентябре 1939 года они насчитывали четыре тысячи боевых самолетов, разбитых на четыре воздушных флота. По данным штаба генерала Альберта Кессельринга, командовавшего 1-м флотом, половина была использована для нападения на Польшу.
Сочетание пикирующих бомбардировщиков «Юнкерс-87» (Stuka — Sturzkampfbomber) и танков открыло германским генералам возможность стремительного прорыва фронта и позволило в считаные дни разгромить устаревшую польскую армию. Немецкая авиация совершила в общей сложности девять тысяч боевых вылетов с бомбометанием.
Штаб 4-го воздушного флота находился в замке Шёнвальд неподалеку от силезского города Розенберг. Флигерфюрер по особым поручениям генерал-майор барон Вольфрам фон Рихтхофен за пять дней до начала войны получил от командующего авиацией Германа Геринга приказ подготовить боевые вылеты штурмовой авиации. Война должна была начаться 26 августа, но ее на несколько дней отложили.
Рихтхофен в 1943 году станет генерал-фельдмаршалом, а вскоре после войны умрет от рака. Во время гражданской войны в Испании он был начальником штаба легиона «Кондор». После бомбардировки баскского городка Герника в 1937 году Рихтхофен записал в своем военном дневнике: «Герника, город с пятью тысячами жителей, буквально стерта с лица земли. Воронки от бомб на улицах видны до сих пор. Просто потрясающе».
Рихтхофен лично напутствовал командиров эскадрилий пикирующих бомбадировщиков. Цель — маленький польский город Вилун в ста километрах восточнее Бреслау (Вроцлав). Задача — уничтожить город. Особое поручение — испытать только что поступивший в войска усовершенствованный пикирующий бомбардировщик «Юнкерс-87В». На авиационном заводе в Дессау на них установили вдвое более мощные моторы (тысяча сто пятьдесят лошадиных сил). Новые самолеты развивали скорость триста километров в час и несли бомбовую нагрузку в полтонны. Они могли пикировать на цель с большой высоты.
Вилун всегда был захолустьем, всего-то шестнадцать тысяч жителей, в основном крестьяне. Город много раз переходил из рук в руки. В 1793 году город оказался под прусским управлением, в 1807-м — благодаря Наполеону — снова вернулся к полякам. После раздела Польши и до Первой мировой городок находился под управлением русской короны.
31 августа 1939 года здесь объявили воздушную тревогу. Но горожане были уверены, что беспокоиться не о чем. В Вилуне не было ни железнодорожного узла, ни промышленности, если не считать сахарного заводика на окраине. Квартировавший в городе кавалерийский полк весной отправили ближе к границе. В городе не было ни зениток, ни бомбоубежищ.
Двадцать девять «Юнкерсов» 76-й эскадрильи под командованием капитана Вальтера Зигеля взлетели с военного аэродрома Нидер-Эльгут северо-восточнее Оппельна. Ночью на летное поле опустился туман, но капитан Зигель поднял свои самолеты. На часах было две минуты пятого утра. Полет занял около двадцати минут.
Примерно в четыре часа тридцать пять минут пикирующие бомбардировщики с включенными сиренами обрушились на спящий город. Первые бомбы упали на западную часть города. Эскадрилья вернулась без потерь.
«Цель уничтожена, — записал в отчете капитан Зигель, — зафиксированы потери. Наличие противника не наблюдается».
Первые бомбы немецкие летчики сбросили на католическую больницу Всех Святых, хотя не могли не видеть на крыше большой красный крест.
— Я очень рано лег спать, — рассказывал спасшийся при бомбежке врач. — Внезапно на территории больницы раздался взрыв. Оконные стекла со звоном вылетели и посыпались на мою кровать. Я вскочил, схватил одежду и выбежал на улицу. В этот же миг дом позади меня рухнул.
Всюду лежали обломки, из-под них доносились стоны. Трижды самолеты бомбили больницу. Одна из бомб оставила в саду такую воронку, что в ней могло бы уместиться полдома. При налете погибли две монахини, четыре больничных сестры и двадцать шесть пациентов больницы.
Три волны самолетов обрушились на город. На сей раз бомбили восточную часть города. Последним налетом командовал майор Оскар Динорт. С высоты два километра самолеты резко пикировали на цель. На высоте восемьсот метров они открывали бомбовые люки. Майор Динорт сбросил самую тяжелую бомбу. «Она упала точно на базарную площадь!» — ликующе вспоминал он в сборнике военных мемуаров «Адские птицы».
Итог бомбардировки — город разрушен на две трети, убито тысяча двести человек.
Но зачем немцам понадобилось уничтожать провинциальный городок прежде, чем началась война?
После войны пытались найти этому оправдание. Кайус Беккер издал в 1964 году книгу «Высота атаки — четыре тысячи метров». В ней бомбардировка Вилуна изображена в стиле нацистской пропаганды: «Командир эскадрильи видит только свою цель. Внезапно это уже не анонимный червь, ползущий по карте. Теперь это транспортные средства, люди и лошади. Польские всадники. Пикирующие бомбардировщики против кавалерии».
Но в Вилуне не было солдат! И немецкие пилоты это знали. Город бомбили не для того, чтобы уничтожить мнимого врага. Генерал Вольфрам фон Рихтхофен испытывал модернизированные «Юнкерсы-87В» на живых мишенях.
А командир эскадрильи капитан Вальтер Зигель искупал вину. За две недели до начала войны, 15 августа, его эскадрилья демонстрировала боевую выучку в присутствии высокого начальства. На полигоне Нойхаммер в Заганской пустоши его летчики должны были показать, на что способны новые машины. Задание для эскадрильи — имитировать бомбометание с небольшой высоты. Вместо бомб сбрасывали мешки, полные цемента, с дымовым зарядом.
Из-за ошибочного метеопрогноза и тумана на земле произошла катастрофа — молодые летчики ошиблись в определении высоты, и тринадцать машин врезались в землю. Двадцать шесть пилотов погибли. Более опытный капитан Зигель сумел в последнюю минуту взять штурвал на себя и набрать высоту. Военный трибунал его оправдал. Накануне войны нужны были все способные летать. Уничтожая Вилун, капитан доказывал свою полезность рейху…
Война уже началась, а имперское министерство иностранных дел отправило в еще не закрытое польское посольство в Берлине дипломатическую ноту, составленную с особым цинизмом: «Германские военно-воздушные силы получили приказ ограничиваться в своих военых действиях в Польше исключительно военными объектами».
Летчики Геринга с самого начала войны не делали никакого различия между военными и гражданскими целями. Вслед за Вилуном последовало разрушение Варшавы. В девять часов вечера 3 сентября Гитлер на спецпоезде отправился на фронт. Его сопровождали девять адъютантов, два врача, три секретаря, несколько радистов, личный фотограф, трое слуг, два водителя, бригада обслуживания из тринадцати человек — официанты, повара, мойщики посуды.
Однажды спецпоезд едва не попал в беду — польские бомбардировщики бомбили немецкие войска всего в паре километров от состава с Гитлером. Ставкой фюрера стал городок Бад Польцин, где 4 сентября 1939 года остановился его поезд. Туда перебросили подразделения пехотного полка «Великая Германия», роту связи, два взвода мотоциклистов, разведывательный взвод, взвод противотанкового оружия и зенитные установки, смонтированные на железнодорожных платформах.
Командовал этим войском Эрвин Роммель, которого Гитлер 25 августа 1939 года произвел в генерал-майоры.
На внешних рубежах установили зенитную и противотанковую артиллерию. Полиция огородила полукилометровую зону безопасности, но из нее никого не выселяли. Местным жителям только запретили приближаться к спецпоезду. Это был временный командный пункт. Немецкие войска наступали быстро, поэтому там ничего не строили, штаб, как таковой, разместился в здании вокзала.
9 сентября, поскольку окруженная немецкими войсками польская столица продолжала сопротивляться, начались ковровые бомбардировки Варшавы. В течение трех дней город бомбили беспощадно. Самый страшный налет был 25 сентября. Последняя бомба упала на Варшаву днем 27 сентября, когда защитники столицы капитулировали.
Свыше четырехсот самолетов совершили тысячу двести вылетов. В основном это были все те же «Юнкерсы-87» и бомбардировщики «Дорнье-17». Поскольку скоростные пикирующие бомбардировщики не могли сбрасывать зажигательные бомбы, использовались и тихоходные «Юн-керсы-52». Огненное облако над городом поднималось на высоту три километра и медленно уходило вдоль Вислы на север. За несколько дней бомбардировок и артиллерийских налетов в городе погибли двадцать тысяч человек, пятьдесят тысяч были ранены.
После оккупации Польши Геббельс распорядился смонтировать документальный фильм о «потрясающих достижениях люфтваффе» под названием «Огненное крещение». В апреле 1940 года премьерные показы состоялись в Дрездене, Гамбурге и Берлине. Однако эффект от демонстрации фильмов оказался не такой, какого ожидали нацистские пропагандисты.
«Глубочайшее воздействие оказали на всех зрителей картины разрушенной Варшавы, — говорилось в информационной сводке СД. — Особенно женщины выражали сочувствие полякам. При виде разрушенной Варшавы зрителей охватывало не гордо-героическое, а депрессивное, испуганное состояние по поводу «ужасов войны».
Немецкая пехота вошла в Вилун. Среди офицеров был и граф Клаус Шенк фон Штауфенберг, будущий заговорщик, человек, который через пять лет попытается убить фюрера. Тогда он еще не сомневался в правоте фюрера. Разрушенный город был почти пустым. Оставшиеся в живых убежали в леса. Трупы никто не убирал, возникла угроза эпидемии. После окончания боевых действий Вилун был включен в состав рейха. Поляки стали нежелательным элементом.
— Кроме жестокости, не было ничего, — вспоминал один из горожан. — Мне бы пришлось солгать, если бы я захотел сказать о немцах что-то положительное. Каждый из нас дрожал от страха. Все боялись, что нас отправят на принудительные работы в Германию.
У нацистов относительно города были далекоидущие планы. СС намеревались превратить его в образцовое немецкое поселение, а все польское выкорчевать. В городе открывались только немецкие школы. Но полностью ари-изировать город нацисты не успели. В ночь на 19 января 1945 года Вилун освободили наступающие войска 1-го Украинского фронта.
Поляки восстановили город. Они хранят память о варварских бомбардировках, сровнявших с землей старый Вилун.
Капитан люфтваффе Вальтер Зигель, который командовал первым налетом и метко сбросил бомбу на больницу,
погиб в 1944 году в чине подполковника. Майор Оскар Динорт, который сбросил последнюю бомбу на базарную площадь, удостоился Рыцарского креста и умер через двадцать лет после войны.
Дважды — в 1978 и 1983 годах — в ФРГ начиналось следствие по делу о бомбардировке католической больницы в Вилуне и через короткое время прекращалось. Прокуратура с очевидным сочувствием закрывала дело, ссылаясь на то, что в предрассветных сумерках пилоты могли и не разглядеть, что бомбят больницу…
ПОЛИТИЧЕСКАЯ КАРЬЕРА МОНСЕНЬОРА ЙОЗЕФА ТИСО
Обманчива бывает святость, особенно когда легенду путают с историей! Именно так светлым образом бродит в национальном сознании словаков черный человек: Йозеф Тисо, католический священник и президент государства, который в 1947 году — еще до коммунистического переворота в Праге — закончил свои дни на виселице. Как мученик или как преступник?
История Словакии насчитывает одиннадцать веков. Но только в 1939 году епископ Тисо подарил своему народу — на целых шесть лет — национальное государство. Милостью Гитлера. И ценной жизни шестидесяти тысяч словацких евреев, которых убили еще до того, как этого потребовали немцы.
Гитлер никогда не считался с «попами». Тем удивительнее было то, что 13 марта 1939 года он принял в имперской канцелярии монсеньора из Пресбурга (Братислава). После получасовой беседы Тисо вышел из кабинета союзником Гитлера. Накануне беседы он очень волновался и, по свидетельству переводчика, проглотил полкило ветчины.
Гитлер разыграл свою партию как по нотам. Он делал вид, что словаки мечтают присоединиться к Венгрии. И это был удар для Тисо. После смерти священника Андрея Глинки в 1938 году Йозеф Тисо возглавил Словацкую народную партию, которая выступала с антивенгерскими лозунгами. Это была радикально-националистическая партия со своими боевиками, которые именовались «глинковской гвардией». Они ненавидели и венгров, и чехов и мечтали о собственном государстве.
Йозеф Тисо был главой автономного правительства Словакии. 10 марта власти Чехословакии ввели военное положение. Тисо потерял свой пост и охотно принял предложение посетить фюрера.
Гитлер сказал Тисо, что «речь идет не о днях, а о часах», но монсеньор не просил времени на размышления. Услышав предложение создать Словакию «под защитой германского рейха», он не колебался. Через два дня Гитлер двинул вермахт на Прагу, чтобы принять «остатки Чехии» под имперский протекторат.
Ватиканский дипломат Джузеппе Бурцио отправился в Пресбург в качестве поверенного в делах. Он был поражен увиденным и докладывал в Ватикан 5 сентября 1940 года: «Добрый словацкий народ поражен ораторской акробатикой своего любимого президента доктора Тисо, который всеми средствами религиозного и светского красноречия доказывает необходимость строительства «народной Словакии» в одном ритме с германским национальным социализмом. Борьба против евреев стоит при этом на первом месте».
Уже 18 апреля 1939 года, всего через месяц после заключения Договора о протекторате с германским рейхом, Тисо по совету своего министра внутренних дел Шано Махи перенял немецкое законодательство, в том числе расовые законы. Хотя от него требовалось «тесное взаимопонимание» с Берлином только во внешней политике. По собственной инициативе словацкое правительство под руководством «главного эксперта по расовым вопросам» профессора Вой-цеха Туки выпустило Кодекс законов о евреях, состоящий из двухсот семидесяти параграфов.
7 сентября 1941 года президент Тисо выступал в Поважской Быстрице с проповедью по случаю освящения нового храма и приравнял германский национальный социализм к католическому социальному учению. Пораженный представитель Ватикана Джузеппе Бурцио обратился к нему с запросом. Но Тисо и не думал отказываться от своих слов, хотя его собственные сподвижники удивлялись, как «теолог может проповедовать такую ересь!».
Через месяц, 7 октября, словацкие епископы отправили Тисо меморандум, указав в нем, что кодекс, с точки зрения католического права, нарушает права и свободы человека: «Как мы сможем и дальше учить, что все люди равны перед Богом? Как мы будем провозглашать положение о том, что нельзя делать людям то, что не хочешь, чтобы делали с тобой?»
Ватикан 12 ноября 1941 года отправил президенту Словакии ноту протеста: по поручению папы Пия XII было заявлено, что словацкие расовые законы «откровенно противоречат принципам католической церкви». Тисо вычеркнули из списка «папских прелатов», то есть лишили его титула монсеньора. Но это его мало волновало. Тисо мобилизовал словацкий легион для участия в войне Гитлера с Советским Союзом и считал себя участником крестового похода против «еврейского большевизма».
Парламент Словакии проголосовал за депортацию евреев в нацистские лагеря смерти. Причем страна взяла на себя обязательство оплачивать расходы Германии по отправке евреев в лагеря. Против проголосовал только Янош Эстерхази, единственный венгр-депутат парламента. Самое поразительное состоит в том, что после крушения нацистской Германии коммунистическая власть посадила Эстерхази в лагерь за то, что на сей раз он защищал венгерское меньшинство. Его приговорили к смертной казни, потом заменили ее пожизненным заключением. Он умер в тюрьме…
9 марта 1942 года Джузеппе Бурцио телеграфировал в Рим: «Поступило сообщение о массовой депортации всех словацких евреев. Меня информировали, что этот ужасный план — дело рук премьер-министра Туки и министра внутренних дел Махи. Они сделали это раньше, чем Германия этого потребовала! Я был у премьер-министра, который позволил себе заявить (он, который так превозносит католицизм), что не видит в депортации ничего бесчеловечного и противоречащего христианству. Высылка восьмидесяти тысяч человек на территорию Польши в руки немцев означает для большинства из них верную гибель».
Две недели папа Пий XII колебался, не зная, как ему реагировать. Потом все же дал указание своему представителю в Пресбурге заявить протест президенту Тисо. 26 марта папский министр иностранных дел Тардини записал в дневнике: «Не знаю, остановят ли наши шаги этого безумца! А безумцев двое — премьер-министр Тука, который действует, и Тисо — священник, который приказывает ему действовать».
Президенту Тисо, конечно, не понравилось, когда кардинал Мальоне приказал передать ему: «То, что происходит в Словакии, — это позор для католической страны». Тисо продолжает произносить проповеди. Он объясняет, что руководствуется христианской любовью к ближнему при «избавлении от вечного еврейского врага», потому что он просто обязан «устранить все, что способно причинить вред моему ближнему».
Большинство словацких епископов, по существу, поддержали своего президента: «Трагедия евреев в том, что они не признали Спасителя. В конце концов, они играли важную роль в кровавых преследованиях христиан в России и Испании. И у нас тоже их влияние было вредным. Вот почему церковь не может возражать против того, чтобы государственная власть законным образом избавила страну от вредного влияния евреев. Но при решении этой сложной проблемы также нельзя забывать о том, что евреи тоже люди…»
Но епископ Гойдич из Восточной Словакии обратился к папскому представителю в Пресбурге. Он был возмущен бесчеловечным обращением «глинковской гвардии» с депортируемыми евреями. Епископ потребовал лишить президента Тисо сана священника. Посланник Бурцио пытался остановить депортацию евреев. Свой разговор с премьер-министром Тукой он назвал «разговором с сумасшедшим». Тука клялся, что Словакия высылает евреев по собственной инициативе, немцы здесь ни при чем. Давление Ватикана возымело свое действие. Правительство Словакии приостановило депортацию крещеных евреев, чтобы проверить подлинность свидетельств о крещении.
В мае 1944 года двое заключенных Освенцима совершили дерзкий побег из концлагеря и добрались до ватиканского представительства в Пресбурге. Посланник Бурцио поручил встретиться с ними прибывшего из Швейцарии монсеньора Мартилотти. Встреча прошла тайно в монастыре под Пресбургом. Подробный отчет об уничтожении высланных из Словакии евреев был отправлен в Ватикан. Но прибыл он туда только пять месяцев спустя, в ноябре 1944 года. Только ли потому, что Рим уже был освобожден войсками союзников и курьерская почта из стран — союзниц Германии не работала?
Тем временем в Словакии вспыхнуло вооруженное восстание, которое пытались подавить немецкие войска. Заодно уничтожались евреи, даже те, которых скрывали в монастырях. Посланник Бурцио в очередной раз обратился к президенту Тисо, умоляя его спасти хотя бы крещеных. Тисо сослался на давление немцев.
«Я не нашел у него никакого понимания, — сообщил Бурцио в Ватикан. — Ни единого слова сочувствия к жертвам преследований! Тисо видит в евреях корень зла и защищает акции немцев против евреев как следствие высшей необходимости».
Только теперь папа Пий XII, который мог больше не бояться немцев, собственной рукой правит письмо своему посланнику в Словакии: «Вам следует немедленно отправиться к президенту Тисо и напомнить ему именем первосвященника о нормах поведения, которые должны соответствовать сану и совести священника. Обратите его внимание на то, что несправедливость, которая творится его правительством, наносит ущерб престижу его родины и дискредитирует церковь и священнослужителей».
Президент Тисо берется за перо, чтобы ответить папе римскому:
«Слухи о жестокостях — порождение вражеской пропаганды. Политические реформы в независимой Словакии происходили без кровопролития. Осуждаемые Вами акции против чехов и евреев правительство Словакии провело не из-за их национальности и происхождения, а исходя из необходимости защищать наш народ от врагов, которые ведут против нас многовековую подрывную деятельность…
Наша вера состоит в нашей благодарности к немцам, которые не только допускают и признают естественное право нашего народа на существование, независимость и национальную свободу, но и поддерживают нас в борьбе против чехов и евреев, врагов нашего народа. Но мы уверены, что эта мнимая «вина» в глазах католиков является высшим нашим достоинством.
Попытка наших врагов нанести урон церкви является чистым фарисейством. Святая мать-церковь подвигает священнослужителей на службу простым людям для того, чтобы они не становились добычей хищных волков.
Святой отец! Мы останемся верны нашей программе: «За Бога, за народ!»
Йозеф Тисо, священник».
Только через семь недель, 24 декабря 1944 года, это письмо легло на стол папе — в тот святой вечер, когда папа Пий XII по радио Ватикана прочитал свое рождественское послание католическому миру. Он говорил об «океане крови и слез», но не назвал поименно преступников, которые творили зло.
Папа не стал отвечать президенту Тисо, отправил его письмо в архив без комментариев. Туда же вскоре отправится все «дело Тисо», в том числе обращение папского церемониймейстера монсеньора Карло Респиги, который писал, что «мы тщетно ждем сильного слова святого отца в защиту человечности и народы испытывают отвращение перед лицом молчания и бездействия Святого престола».
Йозеф Тисо в тот рождественский вечер еще раз восславил гитлеровскую Германию как «знаменосца прогрессивнейших социальных идей». В конце октября он принимал парад в Банской Быстрице вместе с обергруппенфюрером СС Германом Хефле, которого в сентябре назначили руководителем СС и полиции в Словакии с задачей подавить национальное восстание. Тисо тогда отслужил благодарственную мессу, не подозревая, что это его последнее публичное выступление и что очень скоро их с эсэсовцем Хефле повесят.
Когда в марте 1945 года советские войска вошли в Прес-бург, который стал Братиславой, Тисо исчез. Он нашел убежище в Австрии. Даже самоубийство Адольфа Гитлера не заставило его одуматься. Он отправил поздравительную телеграмму «преемнику фюрера» гроссадмиралу Карлу Дёницу, уверив его в своей преданности. Но тут американские войска обнаружили его в баварском монастыре Альтеттинг и выдали чехословацкому правительству.
2 декабря 1946 года начался процесс над Йозефом Тисо. Его приговорили к смертной казни и повесили 18 мая 1947 года. Он не проявили ни раскаяния, ни волнения, когда в зале суда показывали документальные кадры, снятые в лагерях уничтожения. До последней минуты Тисо ощущал себя словацким национальным героем. Почему, интересно, папа римский Пий XII не попросил президента Чехословакии Эдуарда Бенеша о помиловании Тисо? Или папа не решился даже на это?
