Адольф Гитлер повсюду — в кино и на телевидении. Никогда еще он не был так популярен. Прежде всего в самой Германии. Но не только. Самое время говорить о «гитлеромании». Так называемая гитлеровская волна (впрочем, не первая) прокатилась по миру. Книги о Гитлере, фотоальбомы, фильмы, пластинки, компьютерные игры заполонили рынок. Обращение к образу Гитлера — не дело рук бывших нацистов. Они уже почти все ушли в мир иной.

События, связанные с Третьим рейхом, стали наконец частью истории. Немцы впервые оглядываются на гитлеровскую эру и пытаются увидеть ее объективно, без эмоционального сопереживания. Большинство сегодняшних немцев родилось после смерти Гитлера. Они не воспринимают его как живого человека, поэтому им легче посмотреть на него со стороны, с дистанции времени.

За гитлеровскую тему взялись серьезные писатели и кинорежиссеры. Они решили отойти от карикатурного образа бесноватого фюрера и пытаются понять, каким образом этот человек сумел стать властителем Германии, а потом едва не завоевал полмира. Нельзя сказать, что авторы восторгаются Гитлером. Вовсе нет. Они методично разбирают его заслуги и преступления, успехи и ошибки. Они показывают его слабости, пристрастия, мелкие страстишки и грешки.

Гитлера хотели понять как человека. И добились своего — очеловечили Гитлера. А главный вопрос остается неотвеченным: кем или чем был Гитлер? Типичным представителем выкорчеванного поколения мировой войны? Демоном? Несостоявшимся архитектором, столь же чрезмерным в своих представлениях о пространстве, сколь и в своих разрушительных импульсах? Центром вращения земли — по крайней мере, в течение одного десятилетия? Обуреваемым страхами и наполненным страстями мелкобуржуазным демагогом-политиком? Бесцветным индивидуумом? Влекущим и поныне мифом? Нерешительным, неуверенным в себе властителем, озабоченным исключительно сохранением популярности и личного авторитета? Величайшим преступником всех времен?

Нацистский министр Альберт Шпеер, который провел рядом с фюрером больше десяти лет, считал его просто загадкой. Равнодушным фюрер и по сей день оставляет немногих. Сам Адольф Гитлер больше всего боялся разрушить созданный вокруг него миф. Он не упускал случая напомнить о собственном величии.

— По сравнению с дамами-интеллектуалками, — говорил Гитлер во время войны, — моя мать конечно же проигрывала. Она жила ради мужа и детей. И в обществе наших образованных женщин ей пришлось бы нелегко, но она подарила немецкому народу великого сына…

Фюрер понимал, насколько массы нуждаются в мифе, мастерски им пользовался и в конце концов сам подпал под его влияние.

— Как можем мы вновь не вспомнить то чудо, которое свело нас, — обратился он к делегатам партийного съезда в Нюрнберге в сентябре 1936 года. — Когда-то вы услышали голос одного человека. Этот голос постучал в ваши сердца. Он разбудил вас, и вы последовали за этим голосом. Вы годами следовали за ним, даже не видя обладателя этого голоса. Чудо нашего времени, что вы нашли меня среди стольких миллионов. А то, что я нашел вас, — это счастье Германии!

Верил ли сам Гитлер в то, что вещал? Прожженный циник, он говорил так, будто не знал или уже забыл, что его взлет никак нельзя приписать какому-то чуду или сверхъестественным силам. Или это была риторика удачливого и наглого проповедника? Желая еще раз пережить возникновение собственного мифа, Гитлер добавил, выступая на партсъезде:

— Когда мы с вами встречаемся здесь, то всех нас наполняет чувство какого-то чуда. Не каждый из вас видит меня, и не каждого из вас вижу я. Но я чувствую вас, а вы чувствуете меня! Это вера в наш народ, которая сделала нас, маленьких людей, — великими, нас, бедных, — богатыми, нас, колеблющихся, малодушных, испуганных, сделала смелыми и мужественными. Это вера дала прозреть нам, заблудшим, и сплотила нас. И вот теперь мы вместе. Народ с фюрером, и фюрер с народом. И теперь мы — Германия!

Это был язык пророка, в котором заметны намеки на евангельские тексты. Как политический актер Гитлер знал: невозможно найти лучшую декорацию, чем партийный съезд, чтобы выпустить на сцену миф о фюрере всего немецкого народа. Распространение мифа о Гитлере в газетной и радиопропаганде зависело от готовности слушателей и читателей верить. А в праздничном сценарии партийного съезда делегаты внимали непосредственно самому фюреру.

Его магнетическому напору поддались и те, кто поначалу дистанцировался от режима или даже противостоял ему.

Как это удалось Гитлеру и его министру пропаганды Йозефу Геббельсу? Не они изобрели миф о фюрере. Они по-своему продолжили традицию, которая уходит в мир романтически-консервативных представлений начала XIX века. Демократической модели власти, рожденной Французской революцией, Германия противопоставила героизированный культ народных вождей. В Германии двадцатых-тридцатых годов XX столетия, переполненной ожиданиями и неуверенностью, велика была потребность в пробуждении, потребность в вожде. Настроенная на патриотический, романтический и героический лад, Германия надеялась на обновление через фюрера милостью Божьей.

Революционный шум после Первой мировой войны и контрреволюционный грохот изрядно напугали немцев. Общество было потрясено. Эмоции масс перерастали в страх перед современностью. Этому способствовали поражение в мировой войне, «позор» Версаля, «безобразная» ноябрьская революция, «убогая Веймарская республика», инфляция и экономическая депрессия и не в последнюю очередь «вырождение» современного направления в искусстве. Все это усиливало страх и вело к политической радикализации мелкой буржуазии и среднего класса.

Именно страх, охвативший Германию, стал главной причиной прихода Гитлера к власти. Немцы в 1933 году жили не хуже французов или англичан. Немцы не справились со свободой, которую они получили после распада империи! Свобода требовала от них прежде всего самостоятельности во взглядах и решениях. Немцы растерялись, всю вину за неумение наладить жизнь они перекладывали на внешних и внутренних «врагов». Неспособные к самоорганизации, они жаждали возвращения к привычному порядку, когда все решается наверху и надо всего лишь подчиняться приказам и указаниям.

Если перед Первой мировой были популярны прежде всего романы о катастрофах будущего, то после поражения в войне и отречения кайзера от престола сюжеты для романов состояли в основном из фантазий на тему спасителя и обновления. Речь шла о «немецкой миссии», о роли «белой расы», призванной под предводительством немцев управлять миром.

В двадцатых годах предводители мелких националистических формирований вели напряженную конкурентную борьбу. Кто мог предположить, что именно нацисты во главе с ефрейтором Адольфом Гитлером выйдут победителями? Почему этот «провинциальный агитатор из пивной» смог пробиться?

Поначалу он вполне был готов удовольствоваться ролью «барабанщика». Он сам долго не мог поверить в то, что ему выпала роль фюрера. Его политическая карьера началась с тяжелого поражения. Попытка государственного переворота в Баварии 9 ноября 1923 года потерпела жалкую неудачу. Ружейная пуля пролетела на волосок от Гитлера. Это была случайность, несчастливая для истории.

В середине двадцатых он не был так уж популярен. Только на сентябрьских выборах 1930 года произошел прорыв. Статьи о Гитлере и его партии не сходили с газетных полос. Вот тогда возник псевдорелигиозный образ «вождя грядущей Германии».

При этом притягательная сила Гитлера была не столь безграничной. Ему противостояли политический католицизм и та часть рабочих, которая входила в профсоюзы, активные коммунисты и социал-демократы. Значительная потеря избирателей — приблизительно два миллиона голосов — в ноябре 1932 года показала, что его взлет можно было остановить. Когда он несколько недель спустя все-таки стал имперским канцлером, то «великое чудо» этого «исторического поворота», как писал в своем дневнике Геббельс, дало пищу для нового мифа. Партийная пропаганда провозглашала Гитлера «канцлером национального возрождения».

Две трети немецкого населения до поры до времени воспринимали его лишь как очередного главу правительства и ни в коем случае не считали «народным канцлером», как писала нацистская газета «Фёлькишер беобахтер», и уж тем более «вождем всех немцев». Но партийные пропагандисты использовали каждую возможность для повышения популярности Гитлера. Глаза и уши масс были заняты постоянно. Вершиной стало тщательно подготовленное Гитлером и Геббельсом и стилизованное под «День Потсдама» открытие рейхстага нового созыва. Время и место действия были выбраны с умыслом. Это был день, когда первый германский канцлер Бисмарк в 1871 году открыл первый рейхстаг Второго рейха.

Гарнизонная церковь и могила Фридриха Великого образовали необходимую историческую кулису, на фоне которой президент Гинденбург мог благословить «новую Германию», а Гитлер преклонить колено перед старым рейхом. По своей символике и сентиментальности это был непревзойденный спектакль, «народный праздник национального единства», но уже без социал-демократов и коммунистов. Людям старшего поколения он напомнил праздники и гулянья, которыми был избалован кайзеровский рейх.

20 апреля 1933 года пышно отмечался день рождения Гитлера, которому исполнилось сорок четыре года. Его сделали почетным гражданином, в его честь сажали деревья, устраивали факельные шествия. Знамена и букеты цветов были в изобилии. Геббельс из кожи вон лез, стараясь дополнить образ государственного мужа чертами скромного человека. Гитлера изображали «народным канцлером», «верным», «добрым», «любящим детей», «простым человеком из народа». Кому-то создаваемый культ казался смешным или отталкивающим. Но у большинства немцев складывалось впечатление, что Гитлер — другой, не похожий на ненавистных партийных политиков и карьеристов несчастливых веймарских лет.

Миф все больше вытеснял критику повседневной действительности и политики нацистов. Недостатки и неудачи списывались на правительство и на партийных секретарей, «золотых фазанов» (так именовали партработников за их коричневую форму) и «чиновников с партбилетами». А улучшения в социальной жизни приписывались исключительно Гитлеру, равно как и внешнеполитические и военные успехи — или то, что за них принимали. Манипулируемое сознание нашло свое выражение в таких оборотах, как «если бы фюрер знал об этом…».

Положительный образ Гитлера все больше отделялся от негативного образа партии. Репрессии и уничтожение начальников штурмовых отрядов в «ночь длинных ножей» пошли ему на пользу. Фюрер имел много лиц и играл ту или иную роль в зависимости от ситуации. Ему приписали устранение безработицы и «экономическое чудо». После унижения Первой мировой и трудных послевоенных лет большинство немцев жаждали национального успеха и восстановления роли Германии, соответствующей ее историческому величию и мощи. Однако идти на жертвы и воевать народ не хотел. Внешняя политика Гитлера, политика «свершившихся фактов», начиная с отказа от Версальского договора и кончая присоединением Австрии, казалось, отвечала этим ожиданиям. Все давалось легко, без потерь и лишений. Беспокойство сменялось восторгом.

Полувековой юбилей в 1939 году фюрер отмечал уже в роли «величайшего полководца всех времен и народов». Парад «самых современных из всех вооруженных сил», как говорил Гитлер, преследовал две цели — настроить собственное население на войну после многолетних речей о мире и напугать заграницу, внимательно следившую за происходящим. Когда немецкие войска летом 1940 года вошли в Париж, миф о Гитлере достиг новой и последней вершины.

Эйфория сохранялась недолго. С поражениями на фронтах и бомбардировками немецких городов начался упадок мифа о Гитлере. Стало ясно, что основанием этого мифа была вера в «предопределенные свыше» успехи Гитлера. Но когда пошли сообщения о проигранных битвах и разрушениях и для ликования больше не оставалось поводов, трудно было сохранить убежденность в величии фюрера. Гитлер выступал все реже. Он по-прежнему выражал уверенность в победе и обещал одолеть всех врагов. Часть населения до самого конца хваталась за эту соломинку и надеялась на чудо. Но в конечном счете эта надежда была выражением отчаяния. Миф о фюрере истощился еще до того, как Гитлер в своем бункере покончил жизнь самоубийством.

«Как выразитель идей нации» Гитлер мог иметь такой успех лишь потому, что он был выдающимся демагогом, умело игравшим на устремлениях и предрассудках народа. Одно время Гитлера в мире считали фантазером и безумцем. Его планы завоевания власти и мирового господства вызывали смех. Но наступил момент, когда все, что он хотел, стало реальностью. Несколько лет он держал в руках судьбы всей Европы. Но назвать Гитлера выдающимся политиком невозможно. И не только потому, что он был чудовищным преступником, который принес десяткам миллионов людей, и более всего нашему народу, безумные страдания. Его никак нельзя назвать выдающимся еще и потому, что как личность он был на редкость бледным и невыразительным. Гитлер был чем-то иррациональным, неким наваждением.

Его образ, соединивший невероятную жестокость с дьявольской харизмой, кажется необычайным, потому что он совершил невиданные по масштабам преступления. Если же представить его в роли обывателя, в обличье главы семейства или мелкого служащего, то это лицемерие садиста, лишенное всякой масштабности, вызовет только отвращение.

Если бы история не предоставила в распоряжение фюрера целый народ, который растерялся и сделал его своим рупором, никому не нужный Адольф Гитлер влачил бы одинокое существование прирожденного мизантропа и неудачника. Но как же все-таки ему удалось возглавить Германию и завоевать полмира?