План Маршалла и создание НАТО
Но государственный секретарь Соединенных Штатов Джордж Маршалл помнил, что в войну они с русскими были союзниками. В одном из разговоров с американцами Сталин произнес такие слова:
— Я доверяю Джорджу Маршаллу, как самому себе.
После успешной высадки в Нормандии Сталин наградил его орденом Суворова. Награду генералу вручил посол Громыко. Став госсекретарем, Маршалл отправился в Москву. Он не терял надежды объясниться со Сталиным и разрешить главные противоречия между двумя державами.
На приемах произносились бесконечные тосты. Все было прекрасно — черная икра, осетры, фазаны, шампанское, Большой театр. Поздно вечером 15 апреля 1947 года госсекретаря принял Сталин. Вождь встретил Джорджа Маршалла словами:
— Вы совсем не изменились с нашей последней встречи, а я уже старик.
Они были примерно одного возраста. Но Сталин действительно выглядел неважно. Американцы отметили, что он заметно постарел. Такое же впечатление он произвел на посла в Вашингтоне Николая Васильевича Новикова, присутствовавшего на беседе.
«Я видел перед собой, — вспоминал Новиков, — пожилого, очень пожилого, усталого человека, который, видимо, с большой натугой несет на себе тяжкое бремя величайшей ответственности».
— По окончании войны в мире господствовало безграничное восхищение Советским Союзом, — говорил Джордж Маршалл. — Но сейчас в настроении американского народа в отношении СССР произошло ухудшение, и это есть результат многочисленных акций Советского Союза. Я считаю эту тенденцию в развитии общественного мнения трагической ввиду того важного значения, которое имеют советско-американские отношения… Правительство США пишет письма советскому правительству и часто совсем не получает на них ответа. Этого у нас не бывает с правительствами других стран… Я прибыл что-то предпринять для восстановления того понимания и доверия, которое существовало между Советским Союзом и США во время войны…
Сталин во время разговора рисовал красным карандашом львиные головы. Маршаллу показалось, что Сталин относится к его словам безразлично.
Советский вождь заговорил о том, что Соединенные Штаты обещали, но не дали заем в шесть миллиардов долларов. Новиков поразился — цифру в шесть миллиардов никто не называл, речь шла об одном миллиарде.
Вопрос о предоставлении Советскому Союзу кредита на покупку американских товаров — для послевоенного восстановления страны — возник у посла Гарримана, когда он только приехал в Москву. В Москве идея понравилась. Хотели получить миллиард долларов на двадцать пять лет из расчета полпроцента годовых.
Переговоры о предоставлении кредита шли с конца 1944 года.
4 января 1945 года Молотов неожиданно вручил Гарриману памятную записку с другими цифрами: «Ввиду неоднократных заявлений деятелей США о желательности получения больших советских заказов на переходное и послевоенное время правительство СССР признает возможным дать заказы на основе долгосрочных кредитов на сумму до шести миллиардов американских долларов».
Это выглядело как одолжение Соединенным Штатам. Решение было отложено до окончания войны. А после войны отношения между двумя странами ухудшались так быстро, что давать столь значительные кредиты в Вашингтоне уже не хотели.
Посол Смит написал Новикову записку: «Г-н Новиков! Вы ведь знаете, что это не так. Обещания о шести миллиардах никогда не давались. Разъясните это, пожалуйста, господину Сталину».
Николай Новиков перевел его слова и показал записку Молотову. Министр прочитал и положил записку в свою папку. Он не стал поправлять Сталина — ни в присутствии американцев, ни после того, как они ушли.
Беседы в Москве окончились ничем. Джордж Маршалл был разочарован. Он доложил Трумэну, что дипломатия не работает, с русскими нельзя иметь дело, а бедственное положение Европы соответствует их интересам.
28 апреля 1947 года госсекретарь Маршалл вернулся из Москвы. В тот же день он выступил по радио, говорил о судьбе Европы:
— Пациенту становится все хуже, потому что доктора осторожничают и медлят.
Всю войну Джордж Маршалл отказывался получать награды, премии, почетные звания, считая это неприличным, когда американцы сражаются и умирают на фронте.
5 июня 1947 года он согласился принять звание почетного доктора в Гарвардском университете. В тот день он произнес ту самую речь, которая войдет в историю. Маршалл говорил тихим и монотонным голосом, оратор он был плохой. Его заместитель Дин Ачесон предложил ему прочитать подготовленный текст, не отклоняясь от написанного. Маршалл обиделся, но прислушался к совету.
В Гарварде он обещал оказать европейским странам помощь, чтобы они восстановили свою экономику. Его выступление не произвело впечатления.
«Я внимательно слушал его речь, — рассказывал известный советолог Ричард Пайпс, присутствовавший на выпускной церемонии в Гарварде, — и был разочарован, потому что не нашел в ней ничего, кроме общих мест. Хотя его выступление можно считать одним из самых важных публичных выступлений XX столетия, оно не считалось таковым, когда было произнесено».
Но министр иностранных дел Великобритании, который услышал изложение речи Джорджа Маршалла по радио, испытал потрясение: в словах госсекретаря он увидел спасение своей страны.
Советские представители иначе трактовали выступление. 9 июня посол Новиков телеграфировал министру Молотову: «В этом предложении государственного секретаря Маршалла совершенно отчетливо вырисовываются контуры направленного против нас западноевропейского рынка».
Помощник президента Кларк Клиффорд предложил назвать его планом Трумэна. Президент сказал, что он хочет отдать должное государственному секретарю — пусть это будет план Маршалла. Президент был искушенным политиком: приближались выборы, и он подвергался непрерывным атакам республиканцев.
— Все, что будет отправлено в сенат и конгресс от моего имени, недолго проживет.
В годы войны американская экономика расцвела. Объем производства удвоился. В сорок пятом на долю Соединенных Штатов приходилась половина мирового промышленного производства, две трети мировых золотых запасов и три четверти инвестиций. Но отнюдь не все американцы горели желанием отдавать свои деньги европейцам. К концу войны еще действовали тринадцать видов карточек на промышленные товары и продовольствие. Холодильники и автомобили трудно было купить. Опасались, что, как и после Первой мировой, начнется спад, а вернувшиеся с фронта солдаты останутся без работы. Боялись, что осуществление плана Маршалла лишит американцев нужных им товаров и одновременно подстегнет инфляцию. Но Маршалл доказывал, что не будет ни стабильности, ни мира, если не восстановится экономика Европы.
Европейским странам понадобилось некоторое время — около недели, чтобы понять смысл плана Маршалла. Одни были скептиками и не верили, что обещание помощи материализуется. Другие боялись, что помощь придет так не скоро, что рассчитывать на нее наивно. Третьи ждали реакции Москвы.
Приглашение участвовать в разработке плана было направлено и Советскому Союзу. 23 июня Молотов ответил, что приедет. Он предложил встретиться в Париже. Своим союзникам Чехословакии, Венгрии и Польше Москва посоветовала тоже готовиться к конференции. Это была обнадеживающая новость. Молотов прибыл в Париж с сотней экспертов. Как минимум, это означало, что к идее Маршалла отнеслись серьезно.
Молотов предложил, чтобы все страны составили перечень своих нужд, отправили его в Вашингтон и получили столько денег, сколько нужно. Западные партнеры предлагали иной путь. Сначала изучить состояние экономики каждой из стран, подсчитать ресурсы, составить единый план действий, чтобы прежде всего помогать друг другу и объединять экономики, и только после этого просить у американцев деньги.
Европа веками жила экономическим национализмом, протекционизмом и автаркией. Теперь торжествовали иные принципы: надо было избавляться от барьеров на пути свободной торговли. Такая открытость, необходимость дать полную информацию о ресурсах и экономическом потенциале советских руководителей не устраивала.
2 июля Молотов сказал, что все это нарушает принцип суверенитета, европейские страны жертвуют своей самостоятельностью и это приведет к расколу Европы. В определенном смысле он был прав. Но европейские страны знали, по какую сторону железного занавеса они желают находиться. Советская делегация покинула Париж.
В заявлении советского правительства говорилось: «США претендуют на то, чтобы был создан Руководящий Комитет, который составил бы экономическую программу для европейских стран… Делегация СССР усмотрела в этих претензиях желание вмешаться во внутренние дела европейских государств, навязать им свою программу, затруднить им сбывать свои излишки туда, куда они хотят, и таким образом поставить экономику этих стран в зависимость от интересов США…»
Британский министр иностранных дел Эрнест Бевин шепнул своему помощнику:
— Мы присутствуем при рождении западного блока.
Сталин упустил случай сорвать план Маршалла. Если бы Молотов не уехал из Парижа, конгресс, вполне возможно, сам бы загубил эту идею: конгрессмены и сенаторы вряд ли согласились бы отдать деньги своих избирателей советскому режиму, не имея возможности проконтролировать использование каждого доллара.
Аверелл Гарриман заметил:
— Дядя Джо опять нам помог.
Холодная война разгорелась в немалой степени из-за того, что Запад и Советский Союз неправильно оценивали намерения друг друга. Каждая из сторон считала, что другая проводит в жизнь тщательно разработанный дьявольский замысел. И тут же принимались ответные меры. Чем больше одна сторона верила созданному ею же образу другой стороны, тем сильнее становилась взаимная враждебность.
4 июля министры иностранных дел Англии Эрнест Бевин и Франции Жорж Бидо пригласили двадцать две страны Европы — все, кроме Советского Союза и франкистской Испании, — участвовать в широком совещании в Париже.
Чехословакия, Польша и Венгрия приняли приглашение. Болгария и Албания выразили интерес. Югославия и Румыния ответили, что должны проконсультироваться с Москвой.
5 июля Москва оповестила своих союзников, что не станет участвовать в плане Маршалла, но другие страны вольны это сделать. Однако через день, когда восточноевропейские делегации уже собрались в Париж, последовало новое указание: никуда не ездить, план Маршалла затеян ради формирования антисоветского блока.
Проблема возникла с Чехословакией.
После освобождения страны от немецких войск в Прагу — в отличие от других восточноевропейских стран — вернулись прежние лидеры: президент Эдуард Бенеш и министр иностранных дел Ян Масарик. Первое время Бенеш и Масарик умудрялись ладить и с западными державами, и с Советским Союзом. Сформировали коалиционное правительство, которое возглавил коммунист Клемент Готвальд. Казалось, и в советской зоне влияния может существовать многопартийная демократия.
— Социалистические мероприятия, — говорил президент Бенеш, — следует осуществлять мирным путем без диктатуры пролетариата, без применения определенных теорий марксизма-ленинизма. Я думаю, что в развитии человечества мы достигли уже такого периода, когда это стало возможным.
8 июля 1947 года премьер-министра Клемента Готвальда, министра Яна Масарика и еще нескольких представителей правительства Чехословакии вызвали в Москву. На следующий день вечером Готвальда одного повезли в Кремль. После сорокаминутной беседы он передал остальным:
— Сталин страшно сердится, что мы приняли приглашение участвовать в плане Маршалла. Я еще никогда не видел его таким злым.
В одиннадцать вечера Сталин заявил делегации, пригласив ее в полном составе, что участие Чехословакии в плане Маршалла прорвет единый фронт славянских народов и будет способствовать изоляции Советского Союза. Министр иностранных дел Масарик пытался объяснить, что его страна нуждается в экономическом сотрудничестве с Западом. Чехословакия уже получила от Соединенных Штатов помощи на двести миллионов долларов. Нужно больше — не хватает продовольствия.
Сталин стоял на своем:
— Вы — наши друзья. Если вы поедете в Париж, то позволите использовать себя против СССР. Советский Союз и его правительство этого не позволят.
Прощаясь, вождь напомнил Клементу Готвальду и другим, что они сегодня же должны отказаться от участия в Парижской конференции.
Министр Масарик ответил, что они только завтра смогут обсудить этот вопрос.
Сталин повторил:
— Это нужно сделать немедленно.
Ян Масарик мрачно говорил, что он приехал в Москву министром суверенного государства, а уехал «советским лакеем». Кабинет министров заседал в Праге весь день. Вечером вице-премьер Вильям Широкий зачитал заявление: правительство отменило свое решение, чехословацкая делегация не поедет в Париж.
Сталину, окончательно порвавшему с Западом, больше не нужны были ни Бенеш, ни Масарик. Повод представился.
Министры-некоммунисты 17 февраля 1948 года потребовали обсудить деятельность МВД и особенно управления государственной безопасности, которое контролировалось компартией и советниками из Москвы. Коммунисты не захотели никому давать отчет о деятельности органов госбезопасности и сорвали заседание правительства. Вечером по радио передали заявление президиума ЦК компартии с призывом «защитить интересы государства и народа».
20 февраля двенадцать министров, представлявших демократические партии, подали в отставку. Они полагали, что президент Бенеш — как это принято в демократической стране — вынужден будет отправить в отставку все правительство и провести новые выборы. Наивные!
Коммунисты вывели своих сторонников на улицы, устроили забастовку по всей стране и начали вооружать отряды рабочей милиции. Клемент Готвальд требовал сформировать чисто коммунистическое правительство. Президент Бенеш сопротивлялся. Готвальд пригрозил вызвать советские танки. Он попросил прибывшего в Прагу заместителя министра иностранных дел Валериана Александровича Зорина (недавнего посла в Чехословакии) передать в Москву его просьбу: «Было бы хорошо (для воздействия на Бенеша и всех правых), если бы некоторые советские части в Германии и Австрии начали некоторые передвижения у границ Чехословакии».
Тяжелая артиллерия не понадобилась. Эдуард Бенеш никогда не отличался большим политическим мужеством. К тому же он был тяжело болен. 25 февраля президент сдался и поручил Готвальду самому сформировать кабинет. Вся власть в стране перешла к коммунистам. 7 июня Бенеш ушел в отставку, повторяя в своем кругу, что Сталин его «хладнокровно обманывал». Через три месяца он скончался.
Правительства США, Англии и Франции ограничились совместной декларацией: «В Чехословакии установлена замаскированная диктатура одной партии… Последствия этих событий могут быть губительными для чехословацкого народа, доказавшего еще в годы Второй мировой войны свою приверженность свободе».
Прочитав русский перевод декларации, Молотов распорядился (см. журнал «Свободная мысль», № 1/2008): «Надо в печати отхлестать за это выступление против демократической Чехословакии, показав, что это является отражением недовольства иностранных реакционных кругов, планы которых сорвались».
4 мая 1948 года министр Молотов принял американского посла.
Уолтер Беделл Смит пришел объясняться: почему советское правительство проявляет такую враждебность в отношении программы европейского восстановления, которая ни для кого не представляет угрозы?
— Изображение нынешней позиции Соединенных Штатов, — говорил Смит, — которое дается в советской печати, является опасным образом искаженным и ошибочным. Мое правительство не имеет возможности установить, верят ли сами члены советского правительства в это искаженное изображение, и если верят, то в какой степени… Мое правительство желает заявить с предельной ясностью, что Соединенные Штаты не имеют никаких враждебных или агрессивных намерений в отношении Советского Союза. Утверждения об обратном являются лживыми и могут возникнуть лишь в результате крайнего недоразумения или по злостным мотивам…
Многие элементы внешней политики Соединенных Штатов, продолжал посол, которые вызывают такие резкие возражения со стороны советской печати, никогда бы не возникли, если бы нашему правительству не приходилось помогать другим странам защищаться от попыток со стороны коммунистических меньшинств захватить власть и установить режимы, подчиненные иностранным интересам. Если эти попытки прекратятся, то отпадет и необходимость в тех действиях, которые, по-видимому, вызывают недовольство в Москве…
Диалога не получалось.
— Среди правящих деятелей некоторых стран, — ответил Молотов, — есть люди, которые свои внутренние трудности пытают свалить на советских представителей или советских агентов, которые будто бы вмешиваются во внутренние дела этих стран. Нередко советскому правительству приписывают такие дела, о которых оно узнает лишь из американской, французской или английской печати. Достаточно начаться где-нибудь небольшой или большой забастовке, как в этом винят советских агентов… Каждый беспристрастный человек может убедиться, что никакого вмешательства со стороны Советского Союза во внутренние дела Чехословакии не было… В момент возникновения угрозы для чехословацкого правительства, во главе которого стояли и стоят коммунисты, пробудилась энергия демократических кругов. Они оказали правительству соответствующую поддержку и произвели демократические изменения внутри страны…
Экономическая ситуация в Чехословакии, лишенной участия в плане Маршалла, была очень трудной. Советская помощь была ограниченной. Прага получала в десять раз меньше, чем просила.
Протокол заседания политбюро № 66 от 1948 года:
«1. Отклонить просьбу Чехословацкого правительства о предоставлении им золотого займа в сумме 200 млн долларов, реализуемого в течение 3 лет.
2. Ввиду тяжелого положения чехословацкого народного хозяйства немедля предоставить Чехословакии заем в сумме 25 млн долларов сроком на 10 лет из расчета 2,5 процента годовых».
10 марта 1948 года министра иностранных дел Чехословакии Яна Масарика, сына основателя республики, нашли мертвым под окнами его служебной квартиры. Эта смерть откликнулась громким эхом по всему миру. Русофил Масарик-младший всей душой стремился к тесному сотрудничеству с Москвой. Но он мешал чехословацким коммунистам. Просто отправить его в отставку было трудно из-за его международного авторитета и громкого имени. Внезапная смерть министра решила проблему.
Официальная версия — самоубийство, душевный разлад и неспособность справиться со своими проблемами. Но в самой Чехословакии и на Западе никто не сомневался: министра выбросили из окна: его убили сотрудники советской госбезопасности, которые вели себя в Праге по-хозяйски и держали чехословацких политиков под контролем.
Однако нет доказательств того, что он был убит. Скорее всего, он выбросился из окна от отчаяния. Масарик-старший, президент Томаш Масарик, в 1918 году создал независимую Чехословакию. Его сын, министр Ян Масарик, три десятилетия спустя не смог сохранить независимость родины.
В Нью-Йорке провели вечер памяти Масарика, говорили:
— Мир опять стоит на перекрестке перед великими решениями. Жертва — Чехословакия — снова бьет в набат, как то уже было в роковые дни Мюнхена.
Коммунистический переворот в Праге породил страх, что нечто подобное произойдет и в других странах, ведь и Гитлер начал с оккупации Чехословакии. Министр иностранных дел Франции Жорж Бидо с обидой сказал американскому послу:
— Мы тут сидим под дулами винтовок, а ваши люди — по ту сторону океана.
Для президента Гарри Трумэна события в Праге были еще одним свидетельством наступления коммунизма по всему миру. 12 марта 1949 года госсекретарь Маршалл сообщил министру иностранных дел Англии Бевину, что Соединенные Штаты готовы обсуждать создание системы атлантической безопасности.
В апреле 1949 года десять европейских государств, а также Соединенные Штаты и Канада подписали Вашингтонский договор о создании Североатлантического договора. Европейские страны устремились в НАТО, потому что статьи 5-я и 6-я его устава гласят, что нападение на одно государство, входящее в союз, будет рассматриваться как нападение на все государства. Иначе говоря, Америка обязалась защищать своих партнеров, как саму себя.
Штаб НАТО разместился в Париже. Соединенные Штаты, как ведущая военная держава, взяли на себя военное командование в НАТО. Первым командующим силами НАТО в Европе назначили генерала Дуайта Эйзенхауэра. Политические вопросы были поручены Англии, первым генеральным секретарем НАТО стал лорд Исмей.
Больше всего противился НАТО сенат Соединенных Штатов, потому что Североатлантический договор предполагал размещение четырех американских дивизий на Европейском континенте, а американцы больше не хотели посылать свои войска за океан и защищать другие страны.
Организация Варшавского договора появилась позже. 10 мая 1955 года в Варшаве собрались делегации Польши, Венгрии, Чехословакии, Болгарии, Румынии, Албании и ГДР. В качестве наблюдателя присутствовал китайский маршал Пэн Дэхуэй. В перерыве председатель Совета министров Булганин спросил маршала, сколько дивизий сможет выставить Китай. Китайский маршал ответил: «Сто дивизий». 14 мая был подписан Варшавский договор.
Самым влиятельным журналистом того времени был Уолтер Липпман. Ему было всего двадцать пять лет, когда президент Теодор Рузвельт назвал его «самым талантливым молодым американцем». Его читала вся страна. Летом и осенью 1947 года Уолтер Липпман опубликовал в газете «Нью-Йорк геральд трибюн» серию статей, которые в виде книги вышли в конце года под названием «Холодная война. Анализ внешней политики США». Это выражение стало общеупотребительным.
Из двадцати двух стран, приглашенных участвовать в плане Маршалла, восемь отказались: СССР, Чехословакия, Польша, Румыния, Югославия, Албания, Венгрия и Финляндия. Шестнадцать изъявили желание участвовать. Они выработали план европейского экономического сотрудничества, образовали Комитет шестнадцати, который составил заявку на двадцать девять миллиардов долларов.
22 сентября 1947 года представители шестнадцати стран собрались в Париже и представили интегральный план объемом в шестьсот девяносто страниц. Его разделили на два тома и переправили в Вашингтон.
Трумэн получил записку от Черчилля: «Вы не представляете, как я восхищаюсь той политической линией, по которой вы ведете свою великую страну. От всей души благодарю вас за то, что вы делаете для спасения мира от голода и войны».
Две сотни американских конгрессменов отправились осенью в Европу, чтобы оценить происходящее и установить, какая помощь нужна континенту. Среди них был молодой конгрессмен из Массачусетса Джон Фицджеральд Кеннеди.
Джордж Маршалл повторял вновь и вновь:
— Наша политика направлена не против какой-то страны или идеологии, а против голода, нищеты, отчаяния и хаоса.
Но был и другой мотив — помешать распространению коммунизма.
В марте 1946 года премьер-министр Франции Леон Блюм и его финансовый советник Жан Монне приехали в Вашингтон. Блюм возглавлял французское правительство еще до войны, во время оккупации немцы посадили его в концлагерь. Блюм и Монне втолковывали американцам, что без финансовой помощи французское правительство падет и будет заменено коммунистическим. Париж получил деньги. Аналогичные просьбы о займах Чехословакии, Польши и Венгрии были отвергнуты Всемирным банком. Государственный секретарь Бирнс объяснил:
— Мы должны всячески помогать друзьям и воздерживаться от помощи тем, кто противостоит тем принципам, на которых мы стоим.
После войны Европа голосовала за левые партии. В Англии победили лейбористы с социалистической программой, обещанием централизованной экономики и госконтроля. Во Франции численность компартии достигла в конце 1945 года девятисот тысяч человек, в Италии — больше полутора миллионов. Это были крупнейшие партии своих стран, завоевавшие репутацию сопротивлением оккупантам.
Когда шла подготовка плана Маршалла, западноевропейские компартии, по существу, восстали. Лидер французских коммунистов Жак Дюкло объяснил товарищам директиву Москвы: сокрушить капиталистическую экономику, выступать против американской экономической помощи и свалить правительство.
Французские коммунисты, проиграв 19 октября 1947 года местные выборы, решили поставить экономику на колени. Закрылись почти все угольные шахты. Почта не работала, электрической энергии не было, вода не текла из кранов. Красные флаги взвились над Марселем и Парижем.
Американский посол в Риме сообщал, что и Италия на грани кризиса. В конце ноября 1947 года лидер компартии Пальмиро Тольятти призвал свергнуть реакционное правительство. Казалось, еще немного, и начнется революция.
Британские дипломаты в Париже предлагали поставлять французским правым оружие, чтобы они противостояли коммунистам. Но в Лондоне и Вашингтоне предпочли пустить в ход деньги. Использовали старые связи американских и английских тред-юнионов с итальянскими и французскими профсоюзами. В 1945 и 1946 годах Американская федерация труда уже отправляла двести тысяч долларов итальянским профсоюзам.
19 декабря 1947 года на первом заседании Совета национальной безопасности в Вашингтоне решили использовать только что образованное Центральное разведывательное управление для организации подрывных акций в Европе. Одна из первых директив, принятых в тот день, предписывала адмиралу Роско Хилленкотеру, директору ЦРУ, пустить в ход любые средства, чтобы помешать коммунистам одержать победу в Италии.
Москва тоже пыталась поддержать союзников, но средства были не те.
Президент Трумэн призвал американцев экономить продовольствие, чтобы отправлять его в Европу. Ему вторили губернаторы, предлагавшие жертвовать еду европейцам. По стране курсировал поезд, который собирал продовольствие для отправки в Старый Свет.
Многие рестораны по всей стране по вторникам не подавали мясо. Все это бесплатно отправлялось за океан.
Гарри Трумэн не любил экономистов. Он говорил:
— Я бы предпочел иметь однорукого экономиста, потому что они всегда говорят: с одной стороны, с другой стороны…
Тем не менее Трумэну пришлось собрать лучших экономистов и создать президентский комитет по оказанию помощи Европе. Его возглавил Аверелл Гарриман. Он привлек Ричарда Биссела, который со временем станет заместителем директора ЦРУ по оперативной работе. Выпускник Йельского университета, Биссел стал главным диспетчером плана Маршалла. Его работа состояла в том, чтобы знать, где в каждую данную минуту находятся все американские суда, доставлявшие помощь в Европу. Компьютеры еще не существовали, у него был только один помощник, но Биссел практически точно мог сказать, когда то или иное судно вернется в порт, будет отремонтировано и сможет вновь выйти в океан.
15 декабря 1947 года американский конгресс ассигновал первые полмиллиарда долларов на немедленную помощь Франции, Италии и Австрии. Американские суда стали под загрузку. Когда суда с сырьем достигли Европы, заработали заводы. Поставки продовольствия из Соединенных Штатов и Канады сбили волну забастовок. Экономическая ситуация в Западной Европе менялась на глазах.
3 апреля 1948 года конгресс принял закон о помощи иностранным государствам. Занималась этим Администрация экономического сотрудничества. За четыре года Соединенные Штаты выделили Европе семнадцать миллиардов долларов — в виде поставок предметов потребления и безвозмездных субсидий. Кроме того, США закупали европейские товары, что было важно для европейской промышленности — собственный рынок оставался неплатежеспособным.
Москва по-прежнему пыталась воздействовать на рабочий класс Западной Европы и помогать компартиям, но денег было маловато.
В протокол заседания политбюро 16 декабря 1948 года записали: «В помощь французским горнякам отправить от имени профсоюзов СССР — 600 тысяч долларов, от Румынии — 250 тысяч долларов, от Польши — 400 тысяч долларов, от Венгрии — 60 тысяч долларов и от Болгарии — 40 тысяч долларов».
Возник вопрос о распространении плана Маршалла на Германию. Голодала и мерзла вся Европа. Но хуже всего было в разгромленной Германии.
— Я очень затрудняюсь сказать, что такое теперь Германия, — рассуждал Сталин на Потсдамской конференции. — Это — страна, у которой нет правительства, у которой нет определенных границ, потому что границы не оформляются нашими войсками. У Германии нет никаких войск, она разбита на оккупационные зоны. Вот и определите, что такое Германия. Это разбитая страна…
Германия представляла собой груду развалин. В рамках программы репараций из оккупированной страны державы-победительницы вывозили заводы, и рабочие оставались без работы. Денежная система не работала. За четыре упаковки сигарет можно было нанять на вечер оркестр. За двадцать четыре упаковки — купить «Мерседес-Бенц».
«Всюду бродят призраки былого благополучия, — записывал в дневнике знаменитый немецкий писатель Эрнст Юнгер. — Иногда вдруг видишь, как люди, бродящие по бескрайним развалинам, внезапно исчезают: без сомнения, в какой-то дыре, ведущей в подвалы. В садах тоже торчат дымящиеся трубы. Кажется, что ты бродишь в каком-то безумном сне и мечтаешь, как бы поскорее проснуться. В облике людей есть что-то искалеченное даже тогда, когда у них целы руки и ноги…
Скудные карточные нормы с каждым месяцем урезаются еще наполовину. Это смертный приговор для многих, кто раньше кое-как перебивался, особенно для детей, стариков и беженцев. Судя по газетам, многие в мире встретили этот голодный мор одобрительно…»
Во время войны союзники хотели видеть Германию именно такой.
Президент Рузвельт писал 26 августа 1944 года военному министру Генри Стимсону: «Чрезвычайно важно, чтобы все люди в Германии поняли: на этот раз Германия — побежденная нация. Я не хочу, чтобы они умерли от голода. К примеру, если они нуждаются в пище для поддержания души в теле, пусть получают три раза в день суп из армейских кухонь. Это поддержит их здоровье, но они запомнят такой опыт на всю их жизнь. Факт, что германский народ — побежденная нация, должен быть внушен им коллективно и индивидуально так, чтобы побоялись когда-либо еще начать новую войну».
Но прошло время, и отношение к Германии и немцам стало меняться.
По просьбе Белого дома бывший президент Герберт Гувер представил в 1946 году доклад о положении Германии. Он пришел к выводу, что нужно восстанавливать промышленность, иначе налогоплательщикам союзных держав придется кормить немцев. В центре Европы появится болезненный очаг безработицы, который рано или поздно заразит и соседние страны, в результате вся Европа останется в лохмотьях. Из доклада следовало, что экономическое восстановление Германии — ключ к спасению континента.
«Вся экономика Европы, — писал Герберт Гувер, — взаимно переплетена с немецкой экономикой благодаря традиционному обмену сырьем и готовой продукцией. Нельзя восстановить экономическую силу Европы без восстановления Германии».
Но именно возрождения Германии в Европе и побаивались. Три поколения французов трижды воевали с Германией.
Американский генерал Люциус Клей, глава американской военной администрации в Германии, предложил освободить немецкую экономику от тягот оккупации: пусть она заработает, немцы начнут кормить себя сами. Отец Клея был сенатором от штата Джорджия. Будущий генерал вырос среди проигравших — южан, потерпевших поражение в войне с северянами, — и понимал, что чувствуют разгромленные в войне немцы.
Но советские руководители не собирались отказываться от репараций. Они имели большое значение для послевоенной советской экономики.
«Репарации, — писал известный военный историк Михаил Семиряга, — не только содействовали восстановлению разрушенного хозяйства СССР, но и послужили толчком к техническому прогрессу в советской промышленности. Репарационное оборудование было на уровне того времени. Восстановление экономического потенциала страны принято объяснять только «высоким трудовым подъемом» советского народа. Куда же делись целые заводы, ценнейшее промышленное оборудование и материалы из Германии, Румынии, Венгрии и из других бывших вражеских стран, которые в сотнях тысяч вагонов могучей волной растекались по всему Советскому Союзу?»
Молотов напоминал союзникам, что Советскому Союзу обещали репарации на сумму в десять миллиардов долларов, поэтому репарации должны поступать не только из советской зоны оккупации, а из всей Германии. Советский Союз больше всех пострадал во время Второй мировой. И даже десять миллиардов не компенсировали потерь.
Американцы возражали: Соединенные Штаты помогают немецкому населению, поставляют продовольствие в свою зону оккупации, и в случае продолжения репараций все это будет уходить Советскому Союзу. Соединенные Штаты отказывались закачивать деньги в немецкую экономику, если Советский Союз будет их выкачивать. Западные державы договорились отделить свои зоны оккупации от советской, провести там денежную реформу и приступить к восстановлению экономики. Так началось разделение Германии, которое сохранялось четыре десятилетия.
23 февраля 1948 года представители США, Англии и Франции собрались в Лондоне для обсуждения будущего Германии. Договорились объединить три зоны оккупации, провести денежную реформу и включить западную часть Германии в план Маршалла.
Через месяц после этого, вечером 26 марта 1948 года, Сталин принял руководителей восточной части Германии — сопредседателей Социалистической единой партии Германии Вильгельма Пика и Отто Гротеволя.
— Пропагандируя план Маршалла, — жаловался Гротеволь, — англичане и американцы говорят о помощи, которую будто бы собираются предоставить Германии. Контрагитация нашей партии в этом вопросе не стала действенной вследствие распространенных среди населения иллюзий, связанных с планом Маршалла. В борьбе с планом Маршалла партии пока не удается увлечь за собой широкие массы.
18 декабря на новой встрече со Сталиным Вильгельм Пик высказался еще резче:
— План Маршалла означает ограбление Германии.
С самого начала план Маршалла воспринимался как инструмент холодной войны. В Москве, видимо, понимали, что щедрая экономическая помощь разрушенной Европе подрывает протестный потенциал населения континента и перспективы компартий. За более тесной экономической интеграцией обычно следует более тесное политическое объединение. Так и произошло. Немцы в западной части Германии связали свою судьбу с западным миром. В конце концов план Маршалла привел к созданию Общего рынка.
18 июня 1948 года в западных зонах оккупации было объявлено о проведении денежной реформы. 23 июня США, Англия и Франция объявили, что денежная реформа пройдет и в западных секторах Берлина. Сталин знал, как на это ответить.
В сорок пятом Берлин поделили на четыре сектора оккупации. Советский сектор станет столицей Германской Демократической Республики. Западный Берлин хотел быть частью Западной Германии. Но со всех сторон окруженный советскими войсками Западный Берлин оказался очень уязвимым.
24 июня 1948 года Советская военная администрация в Германии объявила о том, что прекращается сообщение между Западным Берлином и западными зонами оккупации Германии. Объяснили, что дороги и мост через Эльбу «временно закрыты в связи с ремонтом». На железнодорожной станции Хельмштадт на границе двух зон стояли американские поезда. Американские офицеры требовали пропустить их, советские офицеры отвечали: состав пропущен не будет.
Заодно в Западном Берлине отключили электричество. Город остался без света, тепла и продовольствия. Началась блокада Берлина. Это была первая битва холодной войны, первое прямое столкновение Востока и Запада.
Сталин был уверен, что Западный Берлин не выдержит блокады и его можно будет присоединить к Восточной Германии. Что касается Соединенных Штатов и Англии, то они не решатся на какие-то действия, а ограничатся дипломатическими нотами. По словам Громыко, Сталин решил для себя, что отступит только в том случае, если американцы решатся на настоящую войну.
Англия и Соединенные Штаты действительно были растерянны. Они не испытывали желания сражаться из-за Западного Берлина. Но понимали, каковы ставки. «Если Берлин будет оставлен, — писал тогда один американский журналист, — завтра половина населения Европы вступит в коммунистическую партию».
Власти города заявили: «Западный Берлин никогда не станет коммунистическим!» Обер-бургомистр Западного Берлина социал-демократ Эрнст Рейтер говорил на митинге:
— Всеми средствами мы будем сопротивляться притязанию на власть тех, кто хочет сделать нас рабами одной партии. В таком рабстве мы жили в рейхе Адольфа Гитлера. С нас хватит. Мы не желаем его возрождения… Сегодня весь мир знает, что именно здесь бьется сердце новой германской демократии… Свобода — смысл всей нашей жизни.
В Вашингтоне в эти дни было жарко и влажно. Президент Трумэн нервничал, чувствовал себя усталым. Ему не нравилось выражение «холодная война». Он предпочитал иное выражение — «война нервов». Газеты были полны слухами о грядущей войне. На совещании в Белом доме прозвучала идея нанести ответный удар — закрыть для советских судов Панамский канал. Трумэн отверг эту идею. Но подчеркнул:
— Мы остаемся в Берлине.
Генерал Люциус Клей предложил танками проложить дорогу в Западный Берлин. Клей был человеком с бешеным темпераментом. Как выразился его приятель, «он отличный парень, когда расслабится, проблема в том, что он никогда не расслабляется».
Трумэн опять сказал «нет»: это уже почти настоящая война.
Генералы-летчики Хэп Арнолд и Куртис Лемэй вспомнили, как во время Второй мировой они доставляли грузы в Китай через Гималаи по воздуху. Воздушный мост показался Трумэну идеальным решением. Полеты Сталин запретить не сможет. Сбивать самолеты рискнет только в том случае, если хочет войны.
— Русские хотят войны? — спросил Трумэн.
— Не думаю, — ответил генерал Клей.
Через два дня после начала блокады в Западном Берлине приземлились первые самолеты с продовольствием.
Трумэн разрешил доставлять в Берлин ежедневно около четырех тысяч тонн продуктов, горючего и промышленного сырья. К зиме это количество возросло до двенадцати тысяч тонн в день. Кормили два миллиона человек и снабжали их углем. Западноберлинцы получали маленькие пайки. Но никто в городе от голода не умер. Электричество давали на несколько часов в день, и хозяйки вставали среди ночи, чтобы на электроплитке сварить что-нибудь на завтра.
Зима была очень холодной. Городские власти взяли на себя — вместе с союзниками — организацию лагеря для молодежи, где прилично кормили. Это был праздник для берлинских подростков.
Американские транспортные самолеты взлетали с аэродрома в Висбадене и садились в Западном Берлине на аэродроме Темпельхоф. Инициативу американцев поддержали английские и французские власти. Для воздушного моста открыли аэродром Тегель во французской зоне Берлина и аэродром Гатов в английской. Летчики успевали совершить три перелета в день. Самолеты садились каждые четыре минуты.
Думали, что воздушный мост понадобится на неделю-другую. А он действовал триста двадцать два дня, одиннадцать месяцев. Воздушный мост обошелся очень дорого, но явился одной из наиболее смелых и оригинальных акций в холодной войне. Хотя на него израсходовали не меньше средств, чем на какую-либо локальную войну с применением обычного оружия, однако обошлось без кровопролития. Погибли только несколько летчиков в результате авиакатастроф. Берлинцы были поражены тем, что союзники, для которых немцы еще недавно были врагами, рисковали ради них жизнью.
Во время берлинского кризиса Москва получала от высокопоставленной агентуры советской разведки огромное количество информации о том, что происходило в коридорах власти в Лондоне и Вашингтоне. Американцы сами сомневались в успехе, не сразу поняли, насколько успешным оказался воздушный мост, и эта неуверенность вдохновляла Сталина. Он решил, что Запад не выдержит, но недооценил берлинцев и американцев. Напрасно он считал их слюнтяями, которым не хватит мужества, решительности и готовности терпеть лишения. У самого Сталина не выдержали нервы, и он отказался от идеи блокады.
12 мая 1949 года первый грузовик из западной части Германии смог проехать по территории восточной зоны и въехать в Западный Берлин. Блокада закончилась. В Государственном департаменте Соединенных Штатов Дин Ачесон и Чарлз Болен раскупорили бутылку шампанского. Многое за эти месяцы переменилось в Западной Европе и Северной Америке. Раньше понятие «мы» включало и русских. Теперь вместо русских в понятие «мы» вошли немцы.
«Если бы советская дипломатия в 1945 году, — писал один из лидеров английской Либеральной партии Алан Кэмпбелл-Джонсон, — придерживалась стратегии мирного сосуществования, то вполне возможно, что в атмосфере демобилизационных настроений и неуверенности, царивших на Западе, вся Европа могла бы конституционным путем перейти к коммунизму.
Но сталинский «мозговой трест» оказался недостаточно гибким и зрелым для того, чтобы использовать представлявшуюся возможность. Вместо этого он избрал единственный курс, который мог мобилизовать ослабевшую волю демократий и объединить их разобщенные до этого усилия…
Не первый раз в истории Европы политика, основанная на использовании страха и силы, привела к результатам, прямо противоположным тем, на которые рассчитывали ее вдохновители. Реакция на советский шантаж в Берлине продемонстрировала волю и способность Запада к сопротивлению».
Сталин, видимо, не понял — и никто не решился ему сказать, — каким был главный вывод, сделанный европейцами из этой истории. А получилось так, что Советский Союз морил берлинцев голодом, американцы спасали и кормили. Немцы надолго это запомнили. Это была одна из главных битв холодной войны, которую Сталин безнадежно проиграл.
История, считает Мартин Уокер, в прошлом корреспондент британской газеты «Гардиан» в Москве и автор книги об истории холодной войны, показывает, что демократические правительства действовали более реалистично, чем авторитарные: точнее соотносили свои действия со своими интересами. Авторитарные режимы в большей степени склонны питать иллюзии.
Сталин не верил, что капиталистические страны сплотятся в желании сдерживать Советский Союз, потому что полагал, что капиталисты так жадны, что не в состоянии договориться о сотрудничестве. В результате Советский Союз оказывался в тупике, сталкиваясь с планом Маршалла, созданием НАТО и включением Германии в западный блок.
СССР и другие соцстраны представляли собой абсолютные монархии. В тоталитарной системе никто не решится сказать вождю, что он ошибается. Среди демократических лидеров тоже попадались не слишком умные. Но демократическая система не позволяет им преследовать иллюзорные цели и избавляется от таких лидеров.
