Отравленные сигары и ракеты на Кубе
3 января 1961 года в половине десятого утра президент Соединенных Штатов Дуайт Эйзенхауэр вместе со своими советниками обсуждал ситуацию на Кубе. Эйзенхауэру оставалось пробыть всего восемнадцать дней на посту президента, но ему предстояло принять решение, которое будет иметь далекоидущие последствия.
Ситуация на Кубе давно внушала Вашингтону беспокойство. Партизанское движение с конца пятидесятых угрожало власти диктатора Фульхенсио Батисты, который вполне устраивал американцев. Руководитель резидентуры ЦРУ на Кубе уговорил своего директора Даллеса прилететь и помочь убедить Батисту создать контрразведку, которая бы сражалась с коммунистическими подрывными элементами, а не с его политическими конкурентами.
Аллен Даллес прилетел, но выяснилось, что Батиста вышел на яхте в море, отдыхает и никто не знает, когда он вернется. Даллес погулял по Гаване и вернулся во Флориду. У него было свободное время, и Даллес согласился навестить старого знакомого — бывшего посла в Лондоне Джозефа Кеннеди.
Дверь открыла очаровательная женщина, выяснилось, что это жена одного из его сыновей — Жаклин. В кабинете на софе на спине лежал молодой человек, в котором Даллес узнал младшего сенатора от Массачусетса. У Джона Кеннеди болела спина, но он встал, чтобы поговорить с директором ЦРУ. Но тут выяснилось, что Батиста ждет Даллеса. Вместо беседы с сенатором Кеннеди директор ЦРУ опять полетел на Кубу.
Фульхенсио Батиста, в белом костюме, угостил его сигарами и согласился с помощью ЦРУ создать на Кубе Бюро по борьбе с коммунистической активностью. Это ему не помогло, и он лишился власти. Теперь Кубой руководил Фидель Кастро, в Вашингтоне не знали, как к нему относиться. Поговорить с Кастро взялся государственный секретарь Кристиан Гертер, который занял этот пост после смерти Джона Фостера Даллеса.
Гертер был дипломатом, издателем, дважды избирался губернатором Массачусетса. Гертеру было шестьдесят два года, но проблема состояла в том, что он страдал остеоартритом и передвигался на костылях. Он отказывался от назначения, ссылаясь на недомогание. Эйзенхауэр настаивал. Он попросил Гертера пройти полный медосмотр, чтобы врачи сказали, позволяет ли его состояние исполнять обязанности государственного секретаря, которому постоянно приходится путешествовать по миру. Врачи пришли к выводу, что Гертер может стать государственным секретарем, копию заключения прислали президенту страны.
Фидель Кастро приехал. Кристиан Гертер позавтракал с ним, а вице-президент Ричард Никсон провел с кубинским лидером три часа, пытаясь убедить его двинуться в сторону демократического пути. Гертер сообщил Эйзенхауэру: «Кастро — загадка. Трудно представить, чтобы он отказался от своего радикального курса». Президент пометил: «Оставить в архиве. Через год проверим».
В Москве Фиделя Кастро тоже не знали.
В декабре 1958 года Прага обратилась в Москву за советом: никому не известные кубинские партизаны во главе с Фиделем Кастро просят продать им оружие через подставную коста-риканскую фирму. Разрешение было дано: правда, продавали только остатки трофейного, немецкого оружия и то, что чехи делали сами. Чехословакия традиционно продавала оружие тем, кому нельзя было — по соображениям высокой политики — напрямую передавать советские образцы.
Через год, в сентябре 1959 года, Варшава сообщила в Москву, что новые кубинские власти через польского посла в Швейцарии просят продать им оружие. Для этого они готовы использовать контролируемую ими австрийскую фирму.
Министерство иностранных дел и международный отдел ЦК КПСС были против: зачем злить американцев? Но Хрущев распорядился оружие отправить. Он словно чувствовал, что победа партизан на Кубе открывает перед ним новые возможности. Фидель Кастро стал первым союзником Москвы в Латинской Америке.
Теперь уже директор ЦРУ уверял, что вождь кубинских партизан Фидель Кастро «похож на кубинского Гитлера». Подчиненные рекомендовали Даллесу убрать Кастро. Даллесу не нравилась идея покушения. Он предпочитал давить на кубинский режим с помощью экономических санкций. Но заместитель директора ЦРУ по оперативной работе Ричард Биссел считал, что иначе от Кастро не избавиться.
Наняли мафию убить Фиделя — организованная преступность готова была помочь, потому что в результате революции потеряла на Кубе деньги, вложенные в индустрию азартных игр. ЦРУ снабдило мафию отравленными шоколадом и сигарами, предназначенными для Кастро. Но, разумеется, ничего из этих планов не вышло. Кастро от души веселился, читая в газетах, что его хотят убить.
Британский премьер-министр Гаролд Макмиллан посочувствовал президенту Эйзенхауэру:
— Кастро — это ваш Насер. Поскольку Куба у вас под боком, стратегические последствия его прихода к власти важнее экономических. Я чувствую, что от Кастро следует избавиться. Но это опасная операция, и я только надеюсь, что вам это удастся.
Дуайт Эйзенхауэр был обеспокоен тем, что на Кубе все еще находятся две-три тысячи граждан Соединенных Штатов. А что, если их начнут расстреливать? Президент приказал ЦРУ свергнуть революционный режим.
Во время предвыборных дебатов кандидат в президенты Джон Кеннеди призывал провести военную операцию, чтобы сбросить Фиделя Кастро. Его соперник Ричард Никсон, как действующий вице-президент, знал, что операция уже готовится и на тренировочной базе в Гватемале началось обучение эмигрантов-кубинцев. Но Никсон не мог об этом сказать, и получилось, что Кеннеди занимает более твердую позицию.
«Я завтракала в Белом доме с человеком, которого знала с детства, — с Джоном Кеннеди, — вспоминала журналистка Клэр Бут Люс. — Речь зашла о Кастро.
— Господин президент, — сказала я, — каким бы великим ни был любой человек, история отведет ему не более одной фразы. Джордж Вашингтон основал нашу страну. Авраам Линкольн освободил рабов и сохранил единство страны. Уинстон Черчилль спас честь Европы.
— Как вы думаете, Клэр, — спросил Джон Кеннеди, — что история скажет обо мне?
— Господин президент, история оценит вас как человека, который либо сумеет остановить коммунистов, либо не сумеет».
17 апреля 1961 года у берегов Кубы появились суда, на которых находились антикастровские повстанцы. Обученные ЦРУ эмигранты высадились в заливе Свиней. Для Джона Кеннеди, который сменил Эйзенхауэра на посту президента, это была чужая операция. Одно дело призывать к свержению Кастро во время предвыборных дебатов, другое — отдать приказ вооруженным силам сделать это.
Он чувствовал себя неуверенно, потому что победил кандидата от Республиканской партии Ричарда Никсона с минимальным перевесом. Он не имел внушительного мандата американского народа. И ему не хватало административного опыта. В сенате он не написал ни одного заметного законопроекта и не возглавлял ни одного важного комитета. Джон Кеннеди не раз говорил:
— Это отличная мысль. Нужно подумать, как нам получить согласие аппарата на ее принятие.
В первый день президентства Джон Кеннеди пришел в Овальный кабинет без десяти девять утра. Стол пустой, ящики пустые — кроме инструкции о том, что делать в случае ядерной атаки. Он вызвал помощника и улыбнулся:
— И что же, черт побери, я должен делать?
На совещании, где окончательно решался вопрос, высаживаться ли на Кубе, он ничего не обсуждал, а только спрашивал, за или против все присутствующие. Большинство поддержали высадку, несогласные на совещании не присутствовали. Ему следовало бы просить не простого ответа, а сложного. Тогда он бы понял всю опасность намеченного.
И все же его обуревали сомнения. Кеннеди приказал своему флоту не участвовать в этих делах. Он запретил высаживаться в районе города Тринидад, велел сделать это ночью в пустынном местечке залив Свиней. В последний момент отказался отправить самолеты прикрытия с американского авианосца. Это обрекло высадку на неудачу.
Американская разведка недооценила военные возможности Кастро. Англия еще в 1958 году продала Батисте семнадцать истребителей с ракетами класса «воздух — земля». Эти самолеты Кастро бросил в бой.
18 апреля 1961 года полторы тысячи кубинских эмигрантов из бригады № 2056 под командованием коммандера Хосе Переса Пепе Сан-Романа попали под удар кубинских войск. У него кончались боеприпасы, и он обращался по радио за помощью:
— Пожалуйста, не бросайте нас. Вы понимаете, что ситуация безнадежная? Утром нас раздавят танки. Нам нечем сражаться. Как вы могли нас бросить?
Армия и милиция Кастро действовали быстро и умело. За три дня с повстанцами было покончено. Сто четырнадцать человек были убиты, тысячу сто взяли в плен.
Кеннеди обвиняли в том, что он бросил людей умирать.
— Если бы я отправил на Кубу хотя бы одного морского пехотинца, — отвечал президент, — мы бы мигом увязли. Я не хотел втягивать Соединенные Штаты в войну, которую бы мы проиграли. Это бы превратилось в кровопролитие. Понятно, джентльмены?
По всему миру прошли демонстрации протеста.
— В нашу страну вторглись наемники из Гватемалы и Флориды, — говорил на заседании Совета Безопасности ООН министр иностранных дел Кубы.
Американский представитель Эдлай Стивенсон все отрицал:
— Эти обвинения абсолютно безосновательны. Соединенные Штаты не совершали агрессивных действий в отношении Кубы. Ни с территории Флориды, ни из каких-либо иных районов США.
Неудачная акция сильно повредила репутации Джона Кеннеди, который пытался завоевать симпатии третьего мира.
— Все загадки, связанные с заливом Свиней, уже решены, — возмущался Кеннеди. — Кроме одной. Как могли те, кто планировал эту операцию, рассчитывать на успех? Я этого не понимаю и не знаю, кто понимает.
По соображениям безопасности бумаг не составляли, все держал в голове заместитель директора ЦРУ Ричард Биссел. Ему пришлось уйти первому. Чтобы сбить накал критики, президент пожертвовал и директором ЦРУ Алленом Даллесом, заменив его бывшим руководителем комиссии по атомной энергии Джоном Маккоуном.
Уволенный Даллес оправдывался перед журналистами:
— Мы знали, что кубинских пилотов готовили в Чехословакии. Мы знали, что скоро их будет очень много. Я уверен, что это надо было сделать именно тогда.
Советник президента по национальной безопасности Макджордж Банди 16 мая 1961 года отправил Кеннеди записку: «Надеюсь, вы сейчас в хорошем настроении. У нас проблема с системой управления. Главный вопрос в том, как вы используете время. Трумэн и Эйзенхауэр начинали утро с международных дел. Пару недель назад вы попросили меня начать работать по этой схеме. Мне удалось трижды поймать вас — в общей сложности на восемь минут, и я понял, что вы не хотите так начинать рабочий день. Сейчас вас невозможно поймать. Половину бумаг, которые вы хотели увидеть, вы никогда не видите, потому что, когда вас удается выловить, бумаги уже не актуальны».
— Мы получили пинок в зад, — признал Кеннеди, — и мы его заслужили. Но может быть, мы чему-то научились.
После высадки в заливе Свиней президент обсуждал вопросы национальной безопасности более серьезно, скептически относился к рекомендациям экспертов и задавал достаточно вопросов, чтобы хорошенько уяснить себе существо дела.
Публичное унижение, испытанное ЦРУ после провала операции в заливе Свиней в 1961-м, свидетельствовало о наступлении новой эры в истории спецслужб — эры громких разоблачений. Интерес широкой публики к спецслужбам стал очень заметным. Прежняя готовность журналистов воздерживаться от разоблачительных публикаций в сфере национальной безопасности уступила место стремлению удовлетворить общественный интерес.
Во время холодной войны разведка конечно же помогала политикам делать более точный выбор. Но спецслужбы становились проблемой сами по себе. Тайные операции таили в себе значительный риск. Разведки Запада и Востока не только предупреждали свои правительства о новых угрозах, но и усугубляли напряженность тех лет. Непросто судить, какие спецоперации были оправданны, а какие нет. Но теперь ясно, какими опасными и рискованными они были.
Никита Сергеевич Хрущев не страдал шпиономанией, но и ему иногда казалось, что где-то в госаппарате засели иностранные разведчики. Читая сводки зарубежной прессы, Хрущев с удивлением видел, что американцам точно известен и состав нашей армии, и ее вооружение. Он возмущенно спросил министра обороны маршала Малиновского:
— Что же это такое? Может, их агенты имеются в нашем Генеральном штабе? Как противник столь быстро узнает все наши новости?
Флегматичный Родион Яковлевич пожал плечами:
— Видимо, тут заслуга воздушной разведки и других технических средств.
Расположившись в Овальном кабинете, Кеннеди узнал, что советского ядерного превосходства, о котором он говорил во время предвыборной кампании, не существует.
Данные самолетов-разведчиков У-2 о небогатом пока ядерном арсенале СССР подтвердил полковник ГРУ Олег Пеньковский, завербованный английской и американской разведками. В сентябре 1961 года Объединенный комитет начальников штабов доложил президенту Кеннеди, что в распоряжении Советского Союза всего от десяти до двадцати пяти межконтинентальных ракет. Среди них нет ни одной на твердом топливе, следовательно, все требуют большого времени для подготовки к запуску.
Кеннеди решил, что Хрущев не только делает капитал на своем блефе, заявляя о советском стратегическом превосходстве, но и, возможно, сам верит в свои иллюзии. В Вашингтоне пришли к выводу, что Соединенные Штаты должны сделать заявление, что они способны выдержать первый советский удар и потом уничтожить врага. Один из сотрудников Пентагона предложил послать Хрущеву точные координаты всех его межконтинентальных ракет или даже копии снимков, сделанных самолетами-разведчиками, пролетевшими над советскими военными объектами…
Ограничились тем, что во время работы в Москве XXII партийного съезда министр обороны Роберт Макнамара заявил, что Соединенные Штаты располагают столь мощным потенциалом ответного удара, что Советскому Союзу нелепо было бы думать о нанесении первого удара.
Отношения Москвы и Вашингтона ухудшились настолько, что в марте 1962 года Джон Кеннеди заявил, что Соединенные Штаты должны быть готовы первыми нанести удар по Советскому Союзу. Президент сказал журналистам с расчетом, что его услышат в Москве:
— Хрущеву не стоит думать, что США никогда не ударят первыми. Если возникнет угроза нашим жизненным интересам, мы можем взять на себя инициативу.
Советские граждане, читая в газетах о милитаристских приготовлениях на Западе, наверное, догадывались, что это означает лично для них: пушки вместо масла. 1 июня 1962 года газеты сообщили, что цены на масло и мясо повышены примерно на тридцать процентов. Это вызвало возмущение в различных городах. Рабочие сталелитейного цеха крупнейшего в Новочеркасске Электровозостроительного завода имени С.М. Буденного прекратили работу. Забастовка переросла в мятеж и закончилась трагически — расстрелом, погибли двадцать три человека.
Попытка американцев свергнуть Фиделя Кастро возмутила советское руководство. Кастро был надежным союзником Москвы в Латинской Америке, и им дорожили.
Идея отправить ядерные ракеты на Кубу принадлежит Хрущеву. Он хотел защитить союзника и придать себе больший вес как ключевому игроку в мировой политике. К тому же Советский Союз со всех сторон окружали американские военные базы. В 1963 году по всему миру было разбросано двести три американских военных базы. Пусть теперь Соединенные Штаты, решил Хрущев, лишатся привычного чувства безопасности и почувствуют, каково находиться под прицелом чужих ракет.
Хрущев жил европейскими понятиями. В Европе привыкли, что враг стоит на границах твоего государства. А у Соединенных Штатов Америки не было врагов рядом с их территорией. Когда американцы увидели на Кубе советские ракеты, они готовы были умереть, но уничтожить их.
Никита Сергеевич был уверен, что ему удастся втайне провернуть эту операцию, а уж потом, когда американцы будут поставлены перед фактом, они увидят, что деваться им некуда. Он собирался в ноябре 1962 года сам приехать на Кубу, подписать с Фиделем Кастро договор о военном сотрудничестве и тогда с полным основанием заявить, что отныне кубинцы могут не бояться американцев.
Никто в руководстве не возразил Хрущеву. Промолчал и министр иностранных дел Громыко. Он должен был объяснить Никите Сергеевичу, как поведут себя американцы, да не посмел. Хрущев — в отличие от Брежнева — ко всем обращался только на «вы», но Андрей Андреевич перед ним робел.
Сооружение стартовых позиций и сборка ракет на Кубе шли полным ходом, американская разведка ни о чем не подозревала. В конце августа отправленная на Кубу группа специалистов из службы астрономо-геодезического обеспечения ракетных войск стратегического назначения уже рассчитала координаты точек установки ракет Р-12 и спешно определяла азимуты для прицеливания ракет, предназначенных для удара по Соединенным Штатам.
19 сентября 1962 года ЦРУ предсказывало, что Советский Союз, скорее всего, разместит на Кубе базу подводных лодок. Впоследствии было изучено три с половиной тысячи донесений американской разведки; выяснилось, что восемь из них содержали в себе намеки на размещение на острове ракет. Только новый директор ЦРУ Джон Маккоун что-то заподозрил. Это был результат простого умозаключения. Если советские военные разместили на Кубе так много зенитных ракет, то какие именно объекты они собираются прикрывать? Но в сентябре 1962 года Джон Маккоун женился и отправился на юг Франции наслаждаться медовым месяцем.
Агентурой на Кубе располагала французская разведка. Ее интересовали отношения Кастро с алжирскими повстанцами, которых обучали кубинские инструкторы. Французский резидент в Вашингтоне считал, что он первый представил американцам агентурную информацию о ракетах в Сан-Кристобале, после чего обследовать этот район отправили разведывательный самолет У-2.
Советские ракеты на острове были обнаружены во время полета У-2 утром в воскресенье 14 октября. Аналитики легко опознали на фотографиях знакомые очертания. Доложили своему начальству, а в понедельник информировали советника президента по национальной безопасности Макджорджа Банди. Последующие тринадцать дней были самым опасным периодом в истории холодной войны.
16 октября о советских ракетах на Кубе доложили президенту Кеннеди.
Когда утром Банди приехал к Кеннеди, президент был в халате и тапочках.
— Господин президент, мы получили фотографии, надежно свидетельствующие о том, что русские разместили наступательные ракеты на Кубе.
Первое заседание Совета национальной безопасности началось без десяти двенадцать. Кеннеди, познакомившись с фотографиями, потребовал решения. Предложение военных — нанести по советским ракетам упреждающий удар, затем высадиться на Кубе, чтобы полностью устранить угрозу.
Министр обороны Роберт Макнамара пояснил:
— Удар с воздуха надо нанести до того, как ракеты будут готовы к запуску.
— Если вы разбомбите Кубу, их аэродромы, самолеты, ракеты, — мрачно произнес Роберт Кеннеди, — вы убьете множество людей…
— Сколько времени нужно для подготовки вторжения на Кубу? — поинтересовался Джон Кеннеди. — Месяц? Два месяца?
Макнамара:
— Нет, понадобится семь дней после воздушной бомбардировки, если она будет проведена через неделю…
— Я не думаю, что у нас есть много времени, — заметил Джон Кеннеди. — Возможно, мы не можем ждать две недели, пока мы будем готовы действовать.
В половине седьмого вечера собрались вновь.
Джон Кеннеди хотел знать, кто виноват в кризисе:
— Это Хрущев создал опасность, верно? Это ведь он играет с богом, не мы…
— Я не думаю, что они пустят в ход ядерное оружие, — заметил государственный секретарь Дин Раск, — если они не готовы развязать ядерную войну. Я не думаю. Я не вижу такой возможности.
Военные говорили, что дело не только в ядерном оружии. Советский военный кулак на острове в любом случае крайне опасен.
— Я должен выделить важный пункт, господин президент, — сказал председатель Объединенного комитета начальников штабов генерал Максуэлл Тэйлор. — Мы очень уязвимы для обычной атаки с воздуха в районе Флориды. Наша противовоздушная оборона ориентирована на другие направления. Мы не готовились к отражению воздушной атаки на низких высотах с этой стороны. МиГи могут прорваться и причинить нам ущерб.
В Москве не подозревали, что Кеннеди уже все известно. 18 октября министр Громыко, приглашенный в Белый дом, убежденно говорил Кеннеди, что на Кубе размещено только оборонительное оружие. Эта ложь исключила возможность договориться втихую, не ставя в известность общественность, решить проблему дипломатическими средствами.
Министр обороны Макнамара и брат президента призывали к осторожности.
— Бомбардировка пусковых установок советских ракет на Кубе, — объяснял Макнамара, — приведет к гибели находящихся там советских специалистов. Это, несомненно, вызовет ответные меры Москвы. Эскалация конфликта приведет к настоящей войне. К тому же бомбардировка с воздуха не гарантирует уничтожения всех ракет. Оставшиеся ракеты могут быть запущены, и они взорвутся над американскими городами…
Но военные призывали Кеннеди к «хирургическому удару» по ракетным позициям на Кубе. Генерал Максуэлл Тэйлор сказал, что надо дать кубинцам сутки на эвакуацию населения, а потом уничтожить ракеты.
19 октября на совещании в Белом доме в 9.45 командующий стратегической авиацией генерал Куртис Лемэй произнес:
— Я согласен со всем, что говорит генерал Тэйлор. Я бы даже сказал сильнее — у нас нет иного выбора, помимо прямой военной акции… Я не вижу иного решения. Блокада и политические акции все равно ведут к войне. Повторяю — не вижу иного решения. Это ведет нас прямиком к войне. Это почти так же плохо, как умиротворение в Мюнхене.
Воцарилась мертвая тишина.
В Москву министр Громыко, который не понял, что происходит в Белом доме, благодушно доложил, что напряжение в Вашингтоне спадает и военная акция американцев против Кубы исключена. И тут грянул гром. Пресс-секретарь Кеннеди предупредил, что президент сделает важное заявление:
— Президент Кеннеди сегодня выступит по радио и телевидению с речью, в которой расскажет о той опасности, которая угрожает нашей стране. Это произойдет в семь часов вечера.
22 октября в семь вечера Кеннеди сообщил, что на Кубе обнаружены советские ракеты, и потребовал их убрать. Речь Кеннеди — один из важнейших документов холодной войны, малоизвестный в нашей стране, поэтому я хотел бы ее процитировать.
— Добрый вечер, мои сограждане.
Наше правительство, как и обещано, пристально наблюдало за советским военным присутствием на острове Куба. На прошлой неделе было неопровержимо доказано, что ряд наступательных ракетных комплексов находится на этом превращенном в тюрьму острове. Целью их развертывания является не что иное, как ядерный шантаж Западного полушария. Мы обязаны сообщить вам об этом новом кризисе. Размещенные на Кубе баллистические ядерные ракеты средней дальности способны достичь Вашингтона, Панамского канала, мыса Канаверал, Мехико, любого города в юго-восточной части Соединенных Штатов, в Центральной Америке или в Карибском бассейне. Еще не собранные баллистические ракеты дальнего радиуса действия способны нанести удар по большинству городов в Западном полушарии от Гудзонова залива в Канаде до Лимы в Перу. Кроме того, реактивные бомбардировщики, способные нести ядерные боеголовки, в это время перебазируются на Кубу, авиабазы для них уже готовы.
Это стремительное превращение Кубы в советскую стратегическую военную базу путем размещения там наступательного оружия дальнего действия и массового поражения представляет собой явную угрозу миру и безопасности обеих Америк. Это действие также противоречит заверениям советских представителей, высказанных как публично, так и конфиденциально, что размещение оружия на Кубе носит оборонительный характер и что Советский Союз не имеет никакой потребности и желания размещать стратегические ракеты на территории любой другой страны.
11 сентября советское правительство заявило, что, я цитирую, «оружие и военное снаряжение, находящееся на Кубе, предназначено исключительно для обороны, Советский Союз имеет настолько мощные ядерные ракеты, что нет никакой необходимости искать базы для них за пределами Советского Союза». Это была ложь. В прошлый четверг, когда у меня на руках были все доказательства присутствия советских наступательных вооружений на Кубе, министр иностранных дел СССР Громыко сказал мне, что советская помощь Кубе, я цитирую, «ставит перед собой целью внести вклад в обороноспособность Кубы, оружие, поставляемое на Кубу, никоим образом не является наступательным». Господин Громыко сказал, что «советское правительство никогда бы не пошло на развертывание на Кубе оружия массового поражения». Это тоже было ложью.
Ядерное оружие является настолько разрушительным, а баллистические ракеты настолько быстры, что любая возможность их использования или любое изменение их развертывания вполне могут быть расценены как угроза миру. Много лет и Советский Союз, и Соединенные Штаты, признавая этот факт, никогда не нарушали сомнительное статус-кво, которое гарантировало, что это оружие не будет использоваться без жизненно важных причин. Наши собственные стратегические ракеты никогда не передавались на территорию другой страны под покровом тайны и обмана.
Это тайное размещение советских ракет вне советской территории, на Кубе в нарушении советских гарантий является преднамеренно провокационным и необоснованным изменением статус-кво, которое не может быть принято нашей страной.
Тридцатые годы преподали нам урок: агрессивное поведение, если ему не воспрепятствовать, в конечном итоге приводит к войне. В целях защиты нашей собственной безопасности и всего Западного полушария, властью, полученной мною в соответствии с конституцией, я распорядился:
первое: осуществлять строгий карантин — все суда, направляющиеся на Кубу из любой страны или порта, перевозящие оружие массового поражения, будут возвращены в порт отправки. Это не относится к грузам, носящим жизненно важный характер;
второе: вести наблюдения за Кубой и ее военными приготовлениями. Если эти наступательные военные приготовления продолжатся, усиливая угрозу Западному полушарию, любые наши дальнейшие действия будут оправданны;
третье: запуск ядерной ракеты с Кубы против любой страны в Западном полушарии мы будем расценивать как нападение Советским Союзом на Соединенные Штаты и нанесем полномасштабный ответный удар по Советскому Союзу;
четвертое: я укрепил нашу базу в Гуантанамо и эвакуировал сегодня оттуда обслуживающий персонал;
пятое: сегодня вечером на заседании Организации Американских Государств мы вынесем в повестку дня вопрос об этой угрозе, чтобы получить поддержку любых наших действий, направленных на ее нейтрализацию;
шестое: сегодня вечером мы потребуем незамедлительного созыва Совета Безопасности ООН, чтобы принять меры против этой советской угрозы миру. Мы потребуем немедленного демонтажа и изъятия всего наступательного оружия на Кубе под контролем наблюдателей ООН;
седьмое, и последнее: я призываю председателя советского правительства Хрущева остановиться и устранить эту угрозу миру и устойчивым отношениям между нашими двумя странами. Он может, чтобы спасти мир от катастрофы, вспомнить свои собственные слова, что нет никакой надобности размещать ракеты вне территории Советского Союза, и забрать их с Кубы. Мы готовы обсудить все предложения, направленные на устранение напряженности, включая развитие действительно независимой Кубы, самостоятельно определяющей свою судьбу. Мы не хотим войны с Советским Союзом, мы желаем жить в мире со всеми народами. Но трудно решать или даже обсуждать эти проблемы в атмосфере страха и запугивания. Любая враждебная акция в любой точке мира, направленная против безопасности и свободы народов, наших союзников, в первую очередь это касается мужественных жителей Западного Берлина, вызовет необходимые ответные меры.
Наконец, я хочу сказать несколько слов порабощенным жителям Кубы, которых непосредственно касается мое обращение. Я говорю с вами как друг, как тот, кто знает о вашей глубокой любви к вашей родине, как тот, кто разделяет ваши стремления к свободе и равноправию для всех. Американцы с горечью наблюдали, как ваша революция была предана и как ваша родина попала под иностранное влияние. Теперь ваши лидеры — марионетки и агенты международного заговора, направившего Кубу против ее друзей и соседей в Америке и превратившего ее в первую латиноамериканскую страну, на чьей территории размещено ядерное оружие.
Ядерное оружие, размещенное на Кубе, не приносит вам мир и благосостояние, напротив, оно может только их разрушить. Мы знаем, что народ и земля Кубы используются в качестве заложников теми, кто отрицает свободу и преследует инакомыслие. В прошлом жители Кубы не раз восставали, чтобы сбросить тиранов. И я не сомневаюсь, что большинство кубинцев сегодня с нетерпением ждут того времени, когда они будут свободны от иностранного влияния, свободны в выборе своих лидеров, свободны в выборе своего пути развития, смогут свободно говорить и писать, не опасаясь за собственную безопасность.
Мои сограждане, никто не может с точностью предугадать, какие шаги придется сделать и на какие затраты или жертвы придется пойти, чтобы ликвидировать этот кризис. Но самая большая опасность сейчас состояла бы в том, чтобы не делать ничего. Дорога, которую мы выбрали, полна опасностей, цена свободы всегда высока, но американцы всегда были готовы платить за это. Наша цель — не мир за счет свободы, а и мир, и свобода. И видит бог, эта цель будет достигнута. Спасибо и доброй ночи…
Британский посол посоветовал американцам представить фотографии, сделанные самолетом-разведчиком, в Организацию Объединенных Наций. Эта перебранка на заседании Совета Безопасности вошла в историю.
— Разрешите мне задать вам простой вопрос, посол Зорин, — обратился представитель США в ООН Эдлай Стивенсон к советскому коллеге, — вы отрицаете, что СССР установил и устанавливает ракеты средней дальности на Кубе? Да или нет? Не ждите перевода! Ответьте: да или нет?
— Я не в американском суде, — возмутился Валериан Зорин. — И не собираюсь отвечать на вопрос, который задан мне так, как его задал бы прокурор.
— Вы можете ответить: да или нет? — продолжал наседать Стивенсон. — Или вы станете отрицать, что установили на Кубе ракеты? Я хочу быть уверен, что понял вас правильно!
— Продолжайте вашу речь, господин Стивенсон, — все, что мог ответить Зорин, не имевший инструкций из Москвы. — Вы получите ответ на свой вопрос! Не волнуйтесь!
— Я готов ждать вашего ответа до тех пор, пока ад не замерзнет!
Советское руководство не предполагало, что история с ракетами всплывет так быстро, и не знало, что говорить. Первая реакция Хрущева и Президиума ЦК была агрессивно-возмущенной. На Кубу ушло распоряжение ускорить постановку ракет на боевое дежурство.
23 октября появилось заявление советского правительства:
«В связи с провокационными действиями правительства США Советское правительство заслушало министра обороны СССР Маршала Советского Союза товарища Малиновского о проведенных мероприятиях по повышению боевой готовности в Вооруженных Силах и дало министру обороны необходимые указания:
1. Задержать увольнение в запас из Советской Армии военнослужащих старших возрастов в Ракетных войсках стратегического назначения, в войсках противовоздушной обороны и на подводном флоте.
2. Прекратить отпуска всему личному составу.
3. Повысить боеготовность и бдительность во всех войсках».
23 октября госсекретарь Дин Раск, проснувшись, увидел солнечные лучи.
«Ага, значит, я еще в этом мире, — подумал он. — Не все так плохо».
23 октября Кеннеди установил вокруг Кубы карантинную зону и предупредил, что американский флот получил приказ останавливать и досматривать все суда, идущие с грузом на Кубу, дабы не допустить поставки на остров наступательного оружия.
Утром 24 октября советские суда подошли к карантинной зоне. Приказ из Москвы советским капитанам гласил: прорываться. «Я почувствовал, — вспоминал Роберт Кеннеди, — что мы стоим на краю пропасти и обратного пути нет…»
В последний момент Хрущев приказал судам развернуться. Если бы суда попытались прорваться к Кубе, американские боевые корабли открыли бы огонь. И как бы тогда повели себя Хрущев и Кеннеди?
25 октября в Соединенных Штатах провели учебную атомную тревогу. Обычно в воздухе находилось десять — пятнадцать американских стратегических бомбардировщиков Б-52 с ядерным оружием на борту. В дни Кубинского кризиса в небе постоянно кружились одновременно около ста самолетов. Им нужно было всего несколько часов, чтобы через Арктику долететь до Москвы.
В случае, если президент не в состоянии отдать приказ, право пустить в ход ядерное оружие переходило к командующему стратегической авиацией генералу Томасу Пауэрсу, который считал Джона Кеннеди трусом. Кто примет более точное решение, говорил генерал: те, кто готовился к войне всю жизнь, или гражданский человек, который всего несколько месяцев назад переехал в Белый дом?
У Томаса Пауэрса в арсенале было три тысячи ядерных зарядов, и даже товарищи по службе сомневались, можно ли ему их доверять. Даже его собственный начальник Лемэй считал генерала садистом. Генерал принадлежал к той кровожадной породе ковбоев, которых надо силой удерживать от стрельбы всякий раз, когда какой-нибудь подозрительный недруг нахально взглянет на них или на кого-либо из их друзей.
Кеннеди, опасаясь, что у кого-то из военных не выдержат нервы, приказал снять взрыватели с ядерных боезарядов. Приказ применить ядерное оружие будет исходить только из Белого дома, предупредил своих военных президент.
Кризис подтвердил готовность Джона Кеннеди управлять страной. В момент сложнейшего кризиса он придерживался рациональной линии, не позволяя эмоциям взять верх. Он создал условия для своих помощников, которые могли говорить открыто без страха быть наказанными.
Самую миролюбивую позицию занял министр обороны Макнамара. Он говорил на совещаниях, что русские уже обладают межконтинентальными баллистическими ракетами, которые способны долететь до территории Соединенных Штатов. Поэтому установка советских ракет на Кубе принципиально ничего не меняет, просто Хрущев получает возможность нанести удар на несколько минут быстрее. Макнамара советовал президенту вообще ничего не предпринимать. Кастро и Хрущев не совершили ничего противозаконного, Кастро имел право попросить другую страну установить ему ракеты.
Но для правительства Кеннеди появление ракет на Кубе было смертельным вызовом. В ноябре предстояли выборы в конгресс. Политические противники не простили бы Кеннеди, если бы он не сумел заставить Хрущева убрать ракеты. Боялись, что ядерное оружие рано или поздно перейдет в руки Фиделя Кастро, который не остановится перед тем, чтобы ударить по ненавистной Америке.
Кеннеди предложил формулу выхода из кризисной ситуации: Советский Союз убирает ракеты, Соединенные Штаты обязуются не нападать на Кубу.
27 октября, в субботу, развернутая на Кубе ракетная дивизия уже была готова нанести удар по территории США двадцатью четырьмя ракетами. Вашингтон они точно могли уничтожить. Теперь любой пустяк мог привести к войне.
Во Флориде раскупали охотничьи ружья и пистолеты. В Лос-Анджелесе руководители местной гражданской обороны предупредили, что в случае начала войны магазины будут закрыты. В одном из магазинов вспыхнула драка из-за мясных консервов.
Вооруженные силы США по всему миру были приведены в состояние боевой готовности. Причем помощник президента по национальной безопасности Макджордж Банди не знал, что генерал Пауэр передает приказ о боевой готовности прямым текстом, не шифруя. Так что Москве все было известно.
Мощный десантный кулак формировался во Флориде — армия вторжения на Кубу. На аэродромы Флориды перебросили тысячу истребителей. Американские войска ждали приказа высадиться на острове. Если бы приказ был отдан, битва была бы жестокой. На Кубе находились сорок две тысячи советских солдат (вдвое больше, чем считали в ЦРУ) и тактическое ядерное оружие, которое местные командиры могли пустить в ход, не запрашивая Москву.
Фидель Кастро жаждал схватки. Он хотел поставить американцев на место и приказал сбивать американские самолеты. Кубинские зенитчики стреляли, но не попадали. Зато дивизион зенитно-ракетных комплексов С-75 «Десна» сбил американский самолет-разведчик. По иронии судьбы его пилотировал Рудольф Андерсон, который первым увидел ракеты над Кубой.
Наверное, в этот момент Хрущев понял, что ситуация стала настолько опасной, что мир семимильными шагами движется к войне. Что делать, если Соединенные Штаты нанесут удар по Кубе? Ответить ядерным ударом по Америке? То есть начать глобальную ядерную войну? Но во имя чего? Отправив ракеты на Кубу, Хрущев не просчитал возможные варианты развития событий. А теперь получалось, что есть один выход — отступить, вернуть ракеты назад. И чтобы это не выглядело полной капитуляцией, надо получить у американцев хоть что-нибудь взамен.
Хрущев приказал без его личного разрешения по американским самолетам больше не стрелять. Американцы, разумеется, не знали о его приказе. Они исходили из обратного: сбив американский самолет, русские уже пустили в ход оружие.
Федеральное бюро расследований сообщило, что советские дипломаты и сотрудники разведывательной резидентуры в посольстве в Вашингтоне жгут полученные из Москвы телеграммы и уничтожают шифры — процедура, за которой обыкновенно следует объявление войны.
Кеннеди распорядился подготовить ответные меры для уничтожения советских зенитных установок на Кубе. И тут ему доложили, что еще один У-2 направляется в глубь советской территории.
Военно-воздушное командование продолжало облеты советской территории. Это были рутинные миссии — на большой высоте брались пробы воздуха, чтобы следить за ходом советских ядерных испытаний. Поскольку самолеты держались более чем в ста километрах от советского воздушного пространства, полеты не приостановили. Но в тот день у машины, взлетевшей с Аляски, вышла из строя навигационная система. Пилот сорок минут находился над Чукоткой, не подозревая об этом. Когда пилот понял, что произошло, он радировал в панике:
— Я потерялся. Видимо, я над Сибирью. Ради бога, скажите, как мне вернуться!
С авиабазы в западной части Аляски ему на выручку взлетел перехватчик F-102A. Таким образом над советской территорией оказались уже два нарушителя. Им на перехват вылетели МиГи.
Когда об этом узнал министр обороны Роберт Макнамара, у него не выдержали нервы. Он воскликнул:
— Это же война с Советским Союзом!
Президент Кеннеди хмыкнул и произнес свою знаменитую фразу:
— Всегда найдется сукин сын, способный испортить все дело.
Поскольку авиация на Аляске находилась в высокой степени боевой готовности, американские самолеты несли на борту ракеты «Фалькон» с ядерными боеголовками. Решение о применении ядерного оружия имел право принять сам пилот.
У заблудившегося самолета У-2 кончалось топливо, он стал снижаться, но, к счастью для всех, над Беринговым проливом его увидел перехватчик и увел за собой потерявшего ориентацию пилота. Они покинули советское воздушное пространство раньше, чем подоспели МиГи. Министр обороны Макнамара запретил полеты. Но приказ не успел вовремя достичь Аляски, и следующий У-2 был уже в воздухе. Его вовремя вернули. Опасность состояла в том, что в Москве могли расценить разведывательные полеты как прелюдию к американской ядерной атаке.
Ситуация уже явно выходила из-под контроля Хрущева и Кеннеди.
В самый разгар кризиса оператор радиолокатора в Нью-Джерси доложил, что с Кубы запущена ракета, она летит в сторону Тампы во Флориде. Командование вооруженных сил было предупреждено, что ядерная атака, похоже, началась. Чуть позже стало ясно, что это ложный сигнал — следствие сбоя программного обеспечения.
В Вашингтоне этот день запомнился как «черная суббота». Министерство обороны представило президенту план удара по позициям советских ракет на Кубе.
«Мы ожидали, — вспоминал Роберт Кеннеди, — что вот-вот начнется война». Министр Макнамара вышел вечером из кабинета на свежий воздух (был чудный вечер) и подумал, что это последняя суббота в его жизни.
Президент Кеннеди попросил своего брата поговорить с советским послом Анатолием Добрыниным. Роберт сказал простым языком: «Если вы не ликвидируете свои базы на Кубе, то мы сделаем это за вас».
«Сегодня поздно вечером меня, — телеграфировал в Москву советский посол, — пригласил к себе Роберт Кеннеди. Разговор шел наедине.
Кубинский кризис, начал Р. Кеннеди, продолжает быстро усугубляться. Только что получено сообщение о том, что сбит американский невооруженный самолет, осуществлявший наблюдательный полет над Кубой. Военные требуют от президента вооружить такие самолеты и отвечать огнем на огонь. Правительству США придется это сделать…
Нынешняя серьезная ситуация, к сожалению, складывается таким образом, что времени для решения всего вопроса остается весьма мало. К несчастью, события развиваются слишком быстро…
Нужно сказать, что в течение нашей встречи Р. Кеннеди был весьма взволнован, во всяком случае, я его видел в таком состоянии впервые. Он, правда, раза два пытался вернуться к теме «об обмане» (о чем он так настойчиво говорил во время нашей предыдущей встречи), но делал он это вскользь и без какого-либо задира. Он даже не пытался вступать, как ему обычно свойственно, в спор по тому или иному вопросу, а лишь настойчиво возвращался к одной теме: время не терпит, нельзя его упускать.
После встречи со мной он сразу же поехал к президенту, с которым, как сказал Р. Кеннеди, он сейчас, по существу, проводит вместе почти все время».
В тот же день в Гавану, командующему советской группировкой генералу армии Плиеву, пошла шифртелеграмма от Хрущева: «Категорически подтверждается, что применять ядерное оружие без санкции из Москвы запрещается».
На следующий день, 28 октября, на Кубу ушла другая телеграмма: «Мы считаем, что вы поторопились сбить разведывательный самолет США У-2, в то время как наметилось уже соглашение мирным путем отвратить нападение на Кубу. Мы приняли решение демонтировать ракеты Р-12 и их эвакуировать — приступайте к исполнению этого мероприятия».
Вслед еще одна шифровка: «В дополнение к приказанию не применять зенитно-ракетный комплекс С-75 — не поднимать истребительную авиацию во избежание столкновения с разведывательными самолетами США».
Историки полагают, что полезную роль сыграла информация, полученная американцами от своего агента — полковника советской военной разведки Олега Пеньковского. В Вашингтоне реалистично представляли себе советский военный потенциал и настроения в Москве. Начальник британской разведки Дик Уайт считал, что во время Карибского кризиса США не нанесли ядерного удара именно потому, что Пеньковский их правильно информировал.
В реальности точные данные о состоянии советского ракетного потенциала давали У-2, а потом спутники-шпионы. Главная ценность сведений, полученных от Пеньковского, состояла в том, что они помогали понять настроения советской элиты, механизмы принятия решений.
Холодные головы в этой истории взяли верх.
Никита Сергеевич Хрущев представляется человеком неуравновешенным, неспособным справиться с эмоциями, но это поверхностное впечатление. Его ближайшие помощники знали, что Хрущев почти всегда держал себя в руках, а если выходил из себя, то это было актерство. Он обещал вывести ракеты с Кубы, но просил в ответ убрать американские ракеты из Турции.
Кеннеди легко согласился.
Американские ракеты были размещены в Турции при Эйзенхауэре. Это были устаревшие ракеты на жидком топливе — ненадежные, неточные и уязвимые. Они потеряли свое значение после того, как США обзавелись ракетами на твердом топливе. Когда Кеннеди стал президентом, он сам сказал, что ракеты из Турции надо убрать. Но Государственный департамент уговорил его отложить этот вопрос, чтобы не раздражать турок, которые считали американские ракеты гарантией безопасности.
28 октября Хрущев сообщил американцам, что приказал демонтировать ракеты и вернуть их домой. Все кончилось. Кризис миновал. В нашей стране многие вообще даже и не узнали о том, что произошло.
Кеннеди обещал не нападать на Кубу и убрать из Турции ракеты «Юпитер». Это была победа Хрущева, но об этом знали только посвященные. В обмен Хрущев обещал забрать с Кубы ракеты. И весь мир увидел, как советские корабли разворачиваются и уходят. Это было зримое свидетельство поражения. Карибский кризис подточил власть Никиты Сергеевича. Товарищи по партийному руководству видели, как он признал свою ошибку и пошел на попятный. Советские военные были крайне недовольны тем, что им пришлось отступить, считали это унижением и полагали, что Хрущев просто струсил.
Никита Сергеевич не мог этого не ощутить и стал искать повода продемонстрировать жесткость и непримиримость. Через три недели Хрущев сорвался на выставке работ столичных живописцев в Манеже, кричал:
— Такое искусство народу не нужно! У меня внук лучше рисует.
17 декабря в доме приемов на Ленинских горах устроили встречу руководителей страны с деятелями литературы и искусства. Разгромный доклад прочитал секретарь ЦК по идеологии Леонид Федорович Ильичев.
Хрущева несло, туалетная тематика захватила его воображение. Скульптору Эрнсту Неизвестному (который со временем поставит памятник на могиле Никиты Сергеевича) первый секретарь ЦК говорил:
— Ваше искусство похоже вот на что: вот если бы человек забрался в уборную, залез бы внутрь стульчака и оттуда, из стульчака, взирал бы на то, что над ним, ежели на стульчак кто-то сядет… Вот что такое ваше искусство. И вот ваша позиция, товарищ Неизвестный, вы в стульчаке сидите.
Так же по-хамски Хрущев говорил о других талантливых писателях и художниках, словно доказывая после Карибского кризиса свою идеологическую непримиримость. С нескрываемым раздражением он откликнулся на вполне невинную инициативу нескольких писателей.
На сессии Верховного Совета СССР три видных писателя (и депутата) — Алексей Александрович Сурков, Николай Семенович Тихонов и Илья Григорьевич Эренбург — решили обратиться к коллегам по Союзу писателей с предложением прекратить внутренние конфликты и обвинения. Сурков сказал Эренбургу, что письмо подпишут также вполне правоверные писатели Леонид Сергеевич Соболев и Максим Фадеевич Рыльский, с которыми он разговаривал, и попросил составить черновик.
«Мы считаем, — говорилось в письме, — что пришла пора покончить с холодной войной в писательской среде и установить в ней мирное сосуществование».
Слова о прекращении холодной войны и мирном сосуществовании вызвали приступ озлобления в партийном аппарате: такие мысли даже в голову не должны приходить советскому человеку!
Сначала письмо осудил секретарь ЦК Ильичев. Этого показалось мало. В первых числах марта в Кремле устроили встречу с писателями. Вновь вспомнили злополучное письмо. В первый день Ильичев критиковал Эренбурга, на следующий день Хрущев:
— Прошлый раз товарищ Эренбург говорил, что идея сосуществования высказана в письме в виде шутки. Допустим, что так. Тогда это злая шутка… Товарищ Эренбург совершает грубую идеологическую ошибку, и наша обязанность помочь ему это понять.
Слова первого секретаря ЦК относительно «грубой идеологической ошибки» были равносильны обвинительному приговору, за которым должно было последовать серьезное наказание.
27 апреля 1963 года Илья Эренбург отправил Хрущеву письмо с просьбой его принять. Уже немолодой писатель принужден был каяться за преступление, которого не совершал, и хотел оправдаться:
«Одно недоразумение я должен выяснить — вопрос о письме, в котором были слова «мирное сосуществование».
Говоря о «мирном сосуществовании», мы думали о товарищеских отношениях между советскими писателями, о ликвидации «групповщины», подписи показывали, что на этом положении сошлись очень разные люди. Жалею, что мы составили это письмо…
Должен прямо сказать — я никогда не придерживался идеи мирного сосуществования идеологий и не раз писал, что всеобщее разоружение не будет ни в коем случае означать идеологического разоружения, напротив, конец «холодной войны» поможет нам доказать превосходство нашей системы, наших идей над капиталистическим Западом. Да если бы я стоял за отказ от борьбы против идеологии капитализма, я был бы попросту изменником. Таким я себя не считаю. Я верю, что и Вы, Никита Сергеевич, относитесь ко мне как к товарищу и поможете мне выйти из создавшегося положения».
В Москве не подозревали, что американские военные тоже винили своего президента в слабости. Командующий стратегической авиацией генерал Куртис Лемэй говорил Кеннеди:
— Это самое крупное поражение в нашей истории, господин президент. Мы должны ударить по Кубе.
Этой ракетной историей Хрущев причинил Соединенным Штатам массу неудобств, но не добился никаких выгод для собственной страны. Он умел начинать кризисы, но не знал, как их разрешить. Результатом подобной внешней политики была растрата ресурсов.
«Что ж Хрущев? — писал знаменитый режиссер Михаил Ромм. — Что-то было в нем очень человечное и даже приятное. Но вот в качестве хозяина страны он был, пожалуй, чересчур широк. Эдак, пожалуй, ведь и разорить целую Россию можно. В какой-то момент отказали у него все тормоза, все решительно. Такая у него свобода наступила, такое отсутствие каких бы то ни было стеснений, что, очевидно, это состояние стало опасным — опасным для всего человечества…»
Советские военные получили компенсацию за отступление с Кубы: началось ускоренное развитие ядерного потенциала с задачей — догнать и перегнать Америку.
В ноябре 1962 года министр иностранных дел Громыко говорил своим дипломатам:
— Необходим был шок, чтобы Соединенные Штаты почувствовали запах ядерной войны.
Его заместитель Василий Васильевич Кузнецов сказал своему партнеру на переговорах американцу Джону Макклою:
— Вы, американцы, никогда больше не сможете поступить с нами подобным образом.
Тем не менее из Карибского кризиса были извлечены уроки. Выступая в Американском университете, Джон Кеннеди заговорил о необходимости сотрудничать с коммунистическими странами, призвал к созданию системы контроля над гонкой вооружений и объявил односторонний мораторий на надземные ядерные испытания.
Мировая общественность давно требовала их прекратить. В 1958 году в Советском Союзе провели серию взрывов и объявили о моратории на ядерные испытания. Когда Хрущев на сессии Верховного Совета СССР предложил мораторий, президент Эйзенхауэр ответил:
— Если Советский Союз готов к переговорам, Соединенные Штаты могут остановить испытания атомной и водородной бомбы на один год.
Начались переговоры о полном запрещении ядерных взрывов. Но не договорились из-за разногласий относительно системы контроля. Ни Советский Союз, ни Соединенные Штаты всерьез не хотели отказываться от испытаний. Ядерщики в обеих странах разрабатывали новые взрывные устройства для разделяющихся головных частей индивидуального наведения, их надо было проверить. Поэтому от моратория отказались.
Американский представитель в ООН Эдлай Стивенсон обрушился на Советский Союз:
— Товарищ Хрущев создал свою гигантскую бомбу, цинично пренебрегая интересами Объединенных Наций. Тем самым Советский Союз еще и нарушил мораторий на ядерные испытания, отравляя окружающую среду. В Москве начали новую гонку смертоносных вооружений, попирая интересы Объединенных Наций и всего свободного мира. Угроза человечеству, которую представляют радиоактивные осадки, их совершенно не волнует. Это печальная новость для человечества. Сегодня мир сделал шаг к хаосу и катастрофе.
В Советском Союзе и в Соединенных Штатах постепенно переходили на подземные взрывы, потому что атмосферные пробы после каждого испытания в воздухе позволяли довольно точно устанавливать характеристики новых взрывных устройств. Так что от взрывов в воздухе вполне можно было отказаться. Когда Кеннеди 10 июня 1963 года предложил запретить испытания в трех сферах — в атмосфере, в космосе и под водой, это всех устроило. Через полтора месяца министры иностранных дел заинтересованных государств — от Советского Союза — Андрей Громыко, от Великобритании — лорд Хьюм и государственный секретарь США Дин Раск подписали первое соглашение о запрете ядерных испытаний.
— Впервые, — сказал президент Джон Кеннеди, — мы согласились установить международный контроль над ядерными вооружениями. Этот договор радикально сократит количество ядерных испытаний с обеих сторон. Он дает миру знак надежды и открывает возможность для будущих соглашений, которые остановят производство ядерного оружия.
Выступая в Американском университете в Вашингтоне, Кеннеди призвал американцев пересмотреть отношение к холодной войне. Он хотел смягчить тональность взаимных обвинений.
Вскоре последовало еще одно важное событие — Советский Союз впервые закупил в Соединенных Штатах зерно и согласился, что его доставят американские суда. С одной стороны, это говорило о плохом урожае — в шестьдесят третьем году с прилавков исчезли мясо, гречка, белый хлеб, кондитерские изделия, с другой — свидетельствовало об определенном уровне доверия между США и СССР.
Возможно, Хрущев и Кеннеди были готовы продолжить сближение, но 22 ноября 1963 года в 14.32 телетайпы информационных агентств сообщили, что президент Соединенных Штатов Америки Джон Фицджеральд Кеннеди скончался в больнице в городе Далласе. В него стреляли, ранение оказалось смертельным.
Прямо в самолете после убийства Кеннеди вице-президент Линдон Джонсон был приведен к присяге и стал новым хозяином Белого дома.
Произнося свою первую речь в роли президента, Джонсон сказал:
— Это горькое время для всех. Мы понесли невосполнимую утрату. Для меня это еще и глубокая личная трагедия. Я уверен, что мир разделяет горе миссис Кеннеди и ее семьи. Я сделаю все, что смогу. И прошу помощи у вас и у Бога.
На президентских выборах в ноябре 1964 года Линдону Джонсону противостоял сенатор-республиканец Барри Голдуотер. Сенатор, пользовавшийся репутацией ястреба, легко отпускал фразы, недопустимые для политика:
— Я б хотел зашвырнуть одну из наших бомб в мужской туалет в Кремле и убедиться в том, что я попал.
«Наша страна, друзья мои, всегда должна сохранять свое превосходство и способность отвечать ударом на удар, — говорил Барри Голдуотер. — Мы должны убедить их в том, что они совершат самоубийство, если нажмут на кнопку».
В разгар избирательной кампании предвыборный штаб Линдона Джонсона запустил ролик об опасности ядерного оружия.
«Таковы ставки, — звучал голос за кадром. — Вы создаете мир, где все дети Божьи могут жить. Или отправиться в темноту. Мы должны либо любить друг друга, либо умереть. Голосуйте за президента Джонсона 3 ноября. Ставка слишком высока для того, чтобы вы остались дома».
Барри Голдуотер проиграл выборы, и президентом остался Линдон Джонсон. 15 октября 1964 года в Лондоне власть перешла к лейбористам, премьером стал Гаролд Вильсон. И в этот же день мир узнал о свержении Никиты Хрущева.
В Кремле, Белом доме и на Даунинг-стрит почти одновременно обосновались руководители, которые больше занимались внутренними делами и не были склонны к опасным акциям на мировой арене. Соединенными Штатами, Англией и Советским Союзом управляли люди одного типа: прагматики, которые ценили стабильность. Линдон Джонсон, Гаролд Вильсон и Леонид Брежнев, может быть, не слишком любили друг друга, но вполне понимали партнеров.
Проигравшим в Карибском кризисе считал себя только Фидель Кастро, которому хотелось, чтобы мир крутился вокруг него. Кубинский вождь был чудовищно разочарован, когда узнал, что ракеты с острова уберут. Хотя если бы их не убрали и разразился военный конфликт, больше всего пострадали бы кубинцы…
На этом дружба Фиделя с Советским Союзом закончилась. Впоследствии он рассматривал Москву как корову, которую надо доить во имя продолжения кубинской революции. Многие развивающиеся государства извлекали пользу из противостояния Запада и Востока.
Европа, где вспыхнула холодная война, жила в мире. Реальные битвы, в которых лилась кровь, разыгрывались в Азии, на Ближнем Востоке, в Африке и Латинской Америке. Люди с черной, коричневой и желтой кожей расплачивались своей жизнью за конфликт белых политиков.
Холодная война перенеслась в третий мир. Здесь она носила менее идеологический и более прагматично-циничный характер.
