Гангстеры и джентльмены
Усилия британского посредника лорда Рансимена не увенчались успехом. Президент Чехословакии Эдуард Бенеш вынужденно принимал его требования, чтобы не ссориться с главным союзником — он рассчитывал на поддержку со стороны Англии. Но судетские немцы не соглашались на компромисс и отвергали любые предложения договориться.
— Сдерживающее действие на немцев окажет только заявление о том, что, если Германия нападет на Чехословакию, мы объявим ей войну, — говорил лорд Галифакс коллегам-министрам. — Но это может расколоть британское общество. Опасно угрожать, если не уверен на сто процентов, что сможешь привести угрозу в действие.
В Лондоне понимали, что опаснее декларировать готовность объявить войну, но не сделать это, чем воздержаться от угроз. Галифакс признал, что на кон поставлено нечто большее, чем судьба Чехословакии:
— На наших глазах диктаторский режим пытается достичь своей цели с помощью силы. Но оправданно ли начинать войну сейчас, чтобы избежать вероятной войны позднее?
Он был настроен пессимистично:
— Мы ничего не сможем сделать, чтобы помешать Германии захватить Чехословакию. И вряд ли страну удастся сохранить в нынешних границах.
Он напомнил, что активность национальных меньшинств — польского, венгерского, немецкого — делает Чехословакию нестабильной. Словом, вмешиваться нет смысла. Что касается сигналов от противников Гитлера внутри Германии, то не стоит переоценивать их силы и возможности. Едва ли этот фактор стоит принимать во внимание.
Чемберлен назначил сэра Горация Уилсона главой управления по делам гражданских служб, он стал главным помощником премьер-министра.
30 августа созревший у премьер-министра план Уилсон оформил на бумаге. Через несколько дней план обсудили в узком кругу: Чемберлен, никого не предупреждая, летит в Германию и в последний момент предотвращает европейскую катастрофу.
Только Уинстон Черчилль тщетно убеждал министров, что Гитлер боится британского флота, а не увещаний, что нужно обратиться к президенту Соединенных Штатов Франклину Рузвельту и убедить его действовать против общей угрозы сообща.
3 сентября Гитлер вызвал главкома Вернера фон Браухича и генерала Вильгельма Кейтеля, который руководил личным военным штабом фюрера, в Бергхоф, чтобы они доложили, как идет подготовка плана "Грюн" — плана оккупации Чехословакии.
Браухич сообщил, что войска вторжения будут сконцентрированы к 28 сентября и начнут маневры. В день, когда будет отдан приказ, они перейдут чехословацкую границу и нанесут удар. Гитлер остался недоволен. Во-первых, от района сосредоточения войск до границы два дня пути, во-вторых, ему вообще не нравился план. Браухич, используя неудачное географическое положение Чехословакии, предложил рассечь чехословацкую армию пополам и потом окончательно разгромить. Гитлер сказал, что это слишком очевидно, к такому варианту чехи и готовятся. Вермахту придется проламывать заранее подготовленную оборону. Почему бы не нанести удар там, где чехи не ждут: с территории Баварии в направлении Праги?
Гитлер жаждал войны, которую твердо рассчитывал выиграть и доказать Германии и всему миру, как опасно ему противостоять. Нужды невоенной экономики его больше не интересовали. Армия должна располагать запасами, необходимыми для ведения трехмесячной войны.
В конце мая 1938 года вермахт втрое увеличил заявку на сталь. Геринг распорядился построить не меньше семи тысяч двухмоторных бомбардировщиков "Юнкерс-88". Это требовало половины всех рабочих рук, имевшихся в распоряжении люфтваффе. Руководители заводов Юнкерса возлагали надежду на организацию массового конвейерного производства по американскому образцу, чтобы увеличить выпуск и удешевить машины.
Нехватка стали определила отставание четырехлетнего плана. Не хватало еще и топлива, взрывчатки и пороха. 12 июля 1938 года Геринг утвердил обновленный вариант нового плана военно-экономического производства, чтобы ускорить выпуск всего того, что необходимо вермахту. Война еще не началась, а экономика уже переходила на военные рельсы. Геринг объяснил командованию вермахта, что о деньгах они могут не беспокоиться:
— Вооруженным силам не следует беспокоиться о судьбе экономики. Я беру на себя всю ответственность за происходящее. Мы решим все проблемы. Государство придет на помощь. Главное — выиграть войну. Ради этого мы должны рисковать. Господа, я, не колеблясь ни секунды, конфискую все имущество промышленника, который на все смотрит, сидя на стульчаке своего унитаза, думает только о своем предприятии. Эти люди должны уйти. Я одним росчерком пера лишу их всего имущества…
В Германии в тридцатых годах были самые высокие налоги во всей Европе. Министерство финансов летом 1938 года запретило любое строительство без санкции Берлина. В стране не хватало жилья, но его перестали строить.
Железные дороги не справлялись с потребностями вермахта. В 1938 году имперские железные дороги не получили и половины потребного им количества стали, чтобы поддерживать пути в рабочем состоянии. С лета 1938 года начались серьезные опоздания на германских железных дорогах. В конце сентября дороги едва не захлебнулись, они не справлялись с потоком перевозок. Приоритет получили военные перевозки и товары, отправляемые на экспорт. Подвижной состав не успевали ремонтировать, поезда шли с неисправными тормозами.
Германская экономика страдала от нехватки рабочей силы. И резервов не осталось. Стали ограничивать свободное передвижение рабочей силы. В феврале 1937 года специальным декретом запретили металлургам менять место работы без специального разрешения. 28 июня 1938 года Геринг подписал декрет, который позволял перебрасывать рабочих, не спрашивая их согласия, с одного предприятия на другое в интересах рейха. К концу 1939 года миллион с лишним рабочих фактически отправили на принудительные работы. Рабочие хотели больше зарабатывать, наниматели готовы были платить. Но существовав запрет на повышение зарплат.
Другой декрет запретил крестьянам покидать сельское хозяйство и искать работу в промышленности. Крестьяне, которые желали своим детям лучшего будущего, не пускали их на работу в поле, чтобы они имели возможность перебраться в город.
Деревня теряла работников из-за разницы в зарплатах между городом и деревней. В деревне зарабатывали мало, потому что сельский труд был неэффективным. Нужны были строители, и крестьяне охотно шли в строители. Множество рабочих рук понадобилось для строительства Западной стены, оборонительной линии на западной границе.
В мае 1938 года Гитлер поручил строительство Фрицу Тодту. Он должен был закончить работы как можно быстрее, не считаясь с расходами. Он мог мобилизовать людей, но предпочел хорошо платить. Квалифицированный рабочий получал больше офицера. Летом 1939 года Фриц Тодт доложил, что выполнил задачу. Наиболее уязвимые участники границы были прикрыты тысячами бункеров и артиллерийских позиций.
После Дня крестьянина, проведенного 27 ноября 1938 года, министр сельского хозяйства Вальтер Дарре вынужден был сообщить, что число работающих в аграрном секторе сократилось за пять лет на двадцать процентов. Руководители Третьего рейха были уверены, что стране угрожает продовольственный кризис. Больше всего трудилось в поле женщин. Они слишком много работали, и нацисты-аграрии боялись, что женщины на селе станут меньше рожать. Нехватку рабочей силы пытались компенсировать путем мобилизации через Трудовой фронт, использовали солдат и школьников.
В Третьем рейхе считалось, что проигрыш Германии в Первой мировой объяснялся неспособностью накормить армию и население. На совещании в Генштабе подчеркивалось, что неплохой урожай 1938 года — ключевое условие военной готовности. Понимали, что полная мобилизация — крестьян и лошадей — поставит сельское хозяйство в трудные условия. Вот, в частности, почему Гитлер назначил удар по Чехословакии на октябрь, то есть после сбора урожая.
В августе 1938 года министр финансов граф Лютц Шверин фон Крозиг попросил фюрера о встрече. Ему было отказано. Министр хотел донести до Гитлера сведения о бедственном финансовом положении страны. Чтобы финансировать военные расходы, министру пришлось повышать налоги. Но этого оказалось недостаточно, запасы рейха были исчерпаны. Германские ценные бумаги стремительно обесценивались на мировых финансовых рынках. Среди немцев распространился предвоенный инфляционный психоз. Люди ждали, что война вот-вот начнется.
Финансовая и экономическая слабость Германии такова, заключал Крозиг, что объявление войны — даже без активных военных действий — окажется губительным для Германии. Это чехи, евреи и коммунисты, писал министр, стараются втянуть Германию в войну, которую надо отложить до того момента, когда Германия сможет нанести смертельный удар по Чехословакии, не подвергая себя риску конфронтации одновременно со всеми западными державами. Надо понимать, министр таким иносказательным образом пытался отговорить фюрера от войны. Он-то знал, что войны хотел один только Адольф Гитлер.
К тому времени, как министр финансов граф фон Крозиг закончил свой меморандум, генерал-полковник Людвиг Бек уже оставил пост начальника Генерального штаба. Правда, его наследник генерал Франц Гальдер тоже опасался преждевременной войны.
Можно ли всерьез относиться к разговорам о внутренней оппозиции Гитлеру летом 1938 года? Документов и надежных свидетельств маловато. Но пережившие войну офицеры уверяли, что они были готовы выступить против фюрера.
Начальника абвера адмирала Вильгельма Канариса навестил еще один руководитель Судетской немецкой партии Карл Герман Франк. Его вызвали в Берлин, чтобы дать особые указания, которые нельзя доверить почте. Франк по секрету информировал Канариса, что Гитлер приказал ему провоцировать кровавые инциденты в Чехословакии, которые бы оправдали немецкое вмешательство. Вошедший в раж Гитлер кричал и требовал доставить ему президента Бенеша, чтобы он мог его лично повесить…
Ханс Остер, пользуясь своим положением, тайно отправил в Лондон несколько представителей военной оппозиции. Они вели беседы с британскими дипломатами и разведчиками. Уговаривали англичан держаться твердо, не уступать Гитлеру. Если Англия проявит готовность сражаться, это укрепит позиции антигитлеровских сил внутри страны и повернет армию против фюрера.
Но британские политики не верили в возможность военного путча против Гитлера. Советник немецкого посольства в Лондоне Тео Кордт регулярно встречался с Горацием Уилсоном. Все знали, что он — доверенное лицо премьер-министра Чемберлена. Гораций Уилсон был сторонником политики умиротворения, но контакты с немецким дипломатом считал важными, Тео Кордта принимал в правительственной резиденции на Даунинг-стрит, дом номер 10, но с заднего входа, чтобы его никто не заметил.
— Мы обращаемся с ними как с джентльменами, — пожаловался британский дипломат на нацистов, — а они гангстеры.
Кордт подхватил эту тему:
— А когда в германском правительстве были джентльмены, британское правительство обращалось с ними как с гангстерами.
Тео Кордта принял и министр иностранных дел лорд Галифакс. Кордт сказал, что он представляет политические и военные круги Германии, которые хотят избежать войны.
— Гитлер нападет на Чехословакию в течение ближайшего месяца, — предупредил он англичан. — Мы не хотим такого развития событий.
Кордт напомнил Галифаксу, что Первая мировая война началась еще и потому, что британский министр иностранных дел Эдвард Грей не предупредил Германию, что в случае войны Англия обязательно выступит на стороне Франции…
Галифакс поблагодарил немца за мужество и обещал сообщить о разговоре премьер-министру и коллегам по кабинету. А газета "Таймс" продолжала призывать решить проблему Чехословакии, отделив от нее национальные меньшинства. Передовицы "Таймс" в ту пору воспринимались как линия правительства.
Галифакс предлагал предостеречь Гитлера от военной акции в публичной речи. Он набросал текст, который испугал Невила Чемберлена. Премьер-министр склонялся к личной встрече с Гитлером. Может быть, он сумеет переубедить фюрера?
9 сентября Галифакс все-таки отправил послу Гендерсону текст ноты с предупреждением Гитлеру. Гендерсон находился в Нюрнберге, где проходил партийный съезд. Британский посол отказался идти с этим заявлением к немцам — небывалый случай неподчинения в истории дипломатии! Гендерсон шифртелеграммой информировал Лондон, что Гитлер находится на грани сумасшествия и, если ему сказать нечто подобное, он может вовсе сойти с ума. Чемберлен попросил Галифакса отозвать свое заявление. Мнение посла возобладало.
Тем временем немецкие генералы, опасавшиеся авантюризма Гитлера, вели бесконечные дискуссии. Они считали, что, если западные державы объявят войну Германии, настроения в стране будут такие, что армия получит право взять власть. Но напрямую идти против Гитлера опасно, он по-прежнему популярен в народе. Лучше представить дело так, будто вермахт наводит порядок и спасает народ от рейхсфюрера СС Гиммлера и его преступников в черных мундирах, которые затеяли заговор против фюрера и армии…
Самого Гитлера собирались судить. Хотя имевший опыт работы в гестапо Ханс Бернд Гизевиус (с помощью Остера он стал вице-консулом генерального консульства Германии в Цюрихе) предлагал его просто убить. Объяснил: фюрер даже за решеткой представляет опасность. Возникла идея взорвать поезд Гитлера и заявить, что он стал жертвой авианалета врага. Вслед за этим захватить штаб-квартиру СС и гестапо.
Основной удар предполагалось нанести в Берлине, чтобы захватить крупную рыбу. Заговорщики рассчитывали, что примеру столицы последуют местные командиры вермахта. 1-я легкая дивизия генерала Эриха Хёпнера вступит в дело, если только полк СС "Лейбштандарт Адольфа Гитлера" попытается вмешаться.
Успех заговора зависел от старшего по званию и должности генерала Вицлебена. Он был офицером, воспитанным в прусских традициях. Разведчик Ханс Остер когда-то служил под его началом, и это сделало разговор с генералом более откровенным.
Эрвин фон Вицлебен говорил своим близким:
— Гитлер должен уйти. Его придется убрать. Другого пути нет. Он хочет войны и погубит Германию.
Заговорщики условились, что на несколько дней придется ввести чрезвычайное положение, а потом передать власть гражданским. Они не стали обсуждать вопрос, кто войдет в новое правительство, и были правы. Впоследствии все силы заговорщиков уходили на обсуждение именно этого преждевременного вопроса. В результате они закончили свой жизненный путь не в министерских крестах, а на виселице. 11 сентября Ханс Бернд Гизевиус и генерал граф Вальтер фон Брокдорф-Алефельд объехали центр города и осмотрели важнейшие объекты, которые следовало захватить, — правительственные здания на Вильгельмштрассе, Дворец Геринга, казармы войск СС, радиостанцию. Они поняли, что попытка захватить все сразу потребует слишком большого количества солдат. Понадобится помощь берлинской полиции, иначе придется дробить воинские части на мелкие подразделения.
Гизевиус наконец решился побеседовать с начальником берлинской полиции графом фон Хельдорфом: важно было иметь полицию на своей стороне. Хельдорф поддержал заговорщиков. Его заместитель Фриц фон дер Шуленбург давно поддерживал отношения с Хансом Остером. Это означало, что полиция будет как минимум нейтральна, и 23-я пехотная дивизия генерала Брокдорфа сможет захватить важнейшие объекты в столице.
Они решили выступить между 14 и 16 сентября.
12 сентября Гитлер держал речь на партийном съезде в Нюрнберге. Он говорил и о положении судетских немцев:
— Чешское государство пытается их уничтожить. Я обращаюсь к представителям западных демократий: мы озабочены положением судетских немцев. Если этим людям откажут в справедливости и помощи, они получат и то и другое от нас. Я сторонник мира, но в этой ситуации я не стану колебаться. Я не позволю, чтобы в самом сердце Германии появилась вторая Палестина. Бедные арабы беззащитны. Немцев в Судетах есть кому защитить!
После выступления Гитлера в Судетской области начались волнения. Еще недавно судетские немцы требовали всего лишь предельно широкой автономии в рамках Чехословакии. Теперь — воссоединения с Германией. Правительство Чехословакии ввело военное положение. Для Гитлера это был желанный повод, чтобы вмешаться.
В британском правительстве внимательно прочитали текст речи Гитлера. Он не объявил войну, и это сочли победой умеренных сил. Но в Лондоне сами заговорили об отделении Судетской области. Возникла идея плебисцита, какой проводился в Саарской области в 1935 году, после чего область отошла к Германии.
14 сентября на заседании кабинета Чемберлен сказал:
— Демократической стране трудно затеять войну только для того, чтобы помешать судетским немцам самим решать, какое правительство они желают иметь.
Невил Чемберлен ознакомил коллег по кабинету с идеей поездки к Гитлеру, чтобы они вдвоем решили проблему.
Чемберлен видел себя спасителем мира и не хотел ни с кем делить лавры.
Он, правда, тут же задался очевидным вопросом: как выживет Чехословакия, лишившись ее естественных и защищаемых границ? Без Судетской области она превратится в беспомощную территорию, которую в любую минуту может поглотить Германия. Премьер-министр предложил, чтобы Англия, Франция, Россия и Германия гарантировали территориальную неприкосновенность Чехословакии.
По меньшей мере нелепо, что британский премьер-министр соглашался гарантировать границы беззащитной страны, а не той, которая была готова за себя сражаться. И даже готов был привлечь Советскую Россию, чье участие в решении судьбы Чехословакии прежде отвергал.
Дело в том, что премьер-министра Невила Чемберлена не интересовала судьба Чехословакии. Он хотел обеспечить хорошие отношения Англии и Германии и думал, что может сговориться с фюрером.
Министры одобрили его план.
Вечером Чемберлен отправил Гитлеру телефонограмму:
"Я предлагаю приехать, чтобы вместе с вами найти мирное решение. Я прилечу на самолете и готов вылететь завтра".
Адольф Гитлер не ожидал такого предложения от британского премьер-министра, но согласился.
Уинстон Черчилль считал поездку премьер-министра унижением для страны.
Генерал Вицлебен услышал эту ошеломляющую новость, когда обсуждал время начала военного переворота. Адмирал Канарис ужинал с тремя подчиненными, когда появилось это сообщение, и не сдержался:
— Что? Он приедет к этому человеку?
Канарис бросил нож и вилку и, извинившись, ушел. Он решил, что был слишком неосторожен, поддерживая Ханса Остера и других. Остер и другие заговорщики были потрясены сообщением о визите Чемберлена. Потом они решили, что британский премьер намерен разговаривать с Гитлером жестко. Они ошибались.
15 сентября Невил Чемберлен отправился в Германию. Премьер-министру было шестьдесят девять лет. Он впервые летел на самолете, но пребывал в прекрасном расположении духа. Появление пассажирской авиации внесло свою лепту в мировую дипломатию. Впервые два лидера смогли так быстро встретиться, чтобы обсудить кризисную ситуацию.
Переговоры прошли в альпийской резиденции фюрера. Чемберлен жаждал договоренностей о взаимопонимании между Англией и Германией, Гитлер требовал прежде решить судетский вопрос:
— Три миллиона немцев оказались вне рейха, но им должна быть возвращена родина. Если потребуется, мы готовы пойти на риск мировой войны. Германская военная машина — это страшный инструмент. Когда она придет в движение, остановить ее будет невозможно. Если британское правительство не принимает принципа самоопределения наций, просто не о чем вести переговоры.
Чемберлен ответил, что он должен проконсультироваться с коллегами по кабинету. Но лично он не видит никакой разницы — будут ли судетские немцы в составе Чехословакии или Германии. Гитлер убедился, что Чемберлен отдаст все, лишь бы не начинать войну.
16 сентября премьер-министр вернулся в Лондон. В аэропорту его встречала толпа журналистов. Чемберлен сказал им, что переговоры с Гитлером возобновятся после консультаций с лордом Рансименом и членами правительства. В Англии, где царили упаднические настроения и страх перед войной, с надеждой восприняли поездку Чемберлена.
17 сентября утром премьер подробно отчитался на заседании правительства. Сказал, что единственная возможность избежать войны — плебисцит среди населения Судетской области. Пусть сами решат, в каком государстве они желают жить. Лишь немногие члены британского кабинета считали немыслимым капитулировать перед нацистским режимом, который не остановится на достигнутом и война все равно разразится. Большинство министров тем не менее поддержало премьера.
Но Чехословакия упрямо заявила, что будет сражаться за свою территориальную целостность. Тридцать пять чешских дивизий были готовы к бою.
В Москве нарком иностранных дел Максим Максимович Литвинов считал необходимым сделать какие-то шаги в поддержку Чехословакии. Даже частичная мобилизация Красной армии покажет Гитлеру, что Советский Союз действительно готов помочь чехословакам. Если самостоятельная Чехословакия перестанет существовать, вермахт приблизится к советским границам. Больше всего это должно было встревожить советское руководство. Но Сталин уверил себя, что следующий удар Гитлер нанесет на Западе, и проявил полное равнодушие к судьбе Чехословакии. Во время Мюнхена советские руководители дали понять, что не намерены воевать ради Чехословакии: это Франция обязана ей помочь — "в то время как наша помощь обусловлена французской".
Из документов руководителя исполкома Коминтерна Отто Куусинена следует, что советские руководители в глубине души не возражали против раздела Чехословакии и присоединения Судет к Германии. Ненависть к западным державам, Англии и Франции, перевешивала доводы разума:
"Чехословакия является вассалом Франции и помощником ее в деле охраны Версальской системы в Центральной Европе. Эта роль Чехословакии угрожает народам Чехословакии тем, что они помимо своей воли могут быть втянуты французским империализмом в войну как против СССР, так и против Германии.
Мы требуем разрыва военно-политических соглашений Чехословакии с Францией. Мы требуем права на самоопределение как для народов Чехословакии, так и для всех других народов, права на отделение и объединение с любым другим государством по воле самого народа".
Немецкий посол в Москве граф Фридрих Вернер фон Шуленбург успокоил Берлин: мобилизационных приготовлений в Советском Союзе не наблюдается.
В Берлине заговорщики привлекли некоего Хайнца, человека с темным прошлым. Бывший солдат, он в двадцатых годах участвовал в убийствах, которые совершались ультраправыми организациями. После 1933 года поссорился с нацистами. Ему поручили собрать боевую группу, которая поедет в имперскую канцелярию арестовывать Гитлера. Хайнц собрал шестьдесят человек — участников запрещенного к тому времени "Стального шлема" (националистическая организация бывших фронтовиков).
Группа охраны в имперской канцелярии состояла из тридцати девяти эсэсовцев, которые несли службу в три смены. Так что заговорщикам противостояло бы человек пятнадцать. Один охранник стоял у главного входа в канцелярию на Вильгельмштрассе, дом номер 78, и еще один у резиденции Гитлера, дом номер 77. Ночью охранник ходил по территории с собакой. Сотрудники службы безопасности несли дежурство у комнаты адъютантов, у входа на кухню, в саду и у гаражей. Еще четыре охранника обычно присутствовали в приемной.
Хайнц уверенно сказал Хансу Остеру:
— Гитлера придется убить. Он один сильнее всех дивизий, вместе взятых.
Они договорились, что вне зависимости от того, станут ли сопротивляться сотрудники охраны имперской канцелярии, нужно затеять перестрелку и прикончить Гитлера.
Премьер-министр Чемберлен вместе с французами выработал план передачи Судетской области Германии. Чехи пришли в отчаяние. Но англичане объяснили, что в противном случае никто за них не заступится. Это подействовало на президента Бенеша.
Гитлер тем временем приказал Конраду Генлейну и его вооруженным формированиям захватить власть в нескольких городах Судетской области, что и было сделано. По просьбе англичан, испуганных тем, что в последний момент все сорвется, Бенеш даже не отдал приказа подавить мятеж судетских немцев.
Переговоры о судьбе Чехословакии между Гитлером и Чемберленом продолжились 22 сентября в курортном городке Бад-Годесберг. Польша и Венгрия под предлогом заботы о судьбе своих соотечественников, оказавшихся на территории Чехословакии, предъявили собственные территориальные требования.
Чемберлен предложил Гитлеру свой план, уверенный в успехе. Тот неожиданно для премьер-министра отверг его:
— Сожалею, но ваши идеи для меня неприемлемы.
Фюрер намеревался действовать иначе. 26 сентября немецкие войска вступают в Судетскую область. Плебисцит о судьбе области проводится в ноябре. После чего Германия готова подписать с Чехословакией договор о ненападении.
Чемберлен ответил, что это невозможно. Общественное мнение в Англии воспримет появление вермахта в Судетах как оккупацию. Гитлер удивился:
— Почему?
Он предложил спуститься вниз и продолжить обсуждение с географическими картами в руках. Гитлер устроил настоящее представление. Прямо во время встречи ему приносили сообщения о "новых выходках чехов против беззащитных судетских немцев". Фюрер изображал ангела, который из последних сил сдерживается, чтобы не дать волю праведному гневу.
Когда Чемберлен попросил Гитлера унять судетских немцев, тот разразился тирадой:
— Я не могу их сдерживать, потому что они неорганизованны, их лидер или арестован, или вынужден покинуть страну!
Гитлер согласился отодвинуть дату вступления немецких войск в Судеты до 1 октября. На другие компромиссы не шел.
23 сентября президент Эдуард Бенеш обратился к согражданам:
— Наступил час, когда каждый должен отдать все свои силы родине.
Президент Чехословакии уведомил французского посла в Праге:
— Мы намерены объявить мобилизацию, поскольку немецкие войска сосредотачиваются на наших границах.
24 сентября Чемберлен улетел в Лондон, чтобы сообщить правительству о ходе переговоров. Он полагал, что Гитлер заинтересован в сохранении с Англией дружеских отношений. Премьер-министр процитировал слова Гитлера, что его волнует "расовое единство", а "не доминирование в Европе".
— Мое мнение таково, — заключил Чемберлен, — что Гитлер не кривит душой. Подумайте, есть ли у нас оправдание для того, чтобы начать войну? Я думаю, нет. Этим утром я летел над Темзой над Лондоном и с ужасом представил себе, что в нашем небе может появиться немецкий бомбардировщик. У нас нет выбора. Нам придется позволить Германии оккупировать Судеты, потому что у нас нет сил этому помешать.
Постоянный заместитель министра иностранных дел Александр Кадоган полагал, что Гитлер просто загипнотизировал премьер-министра и тот капитулировал.
Даже лорд Галифакс сказал, что не доверяет Гитлеру:
— Пока существует нацизм, мир под угрозой. Может быть, мы в состоянии ускорить падение этого режима.
А ведь прежде именно Галифакс уговаривал чехов принять очередные требования Гитлера. Он сказал, что больше не станет этого делать:
— Если чехи откажутся, значит, так и будет. Французы их поддержат, а следовательно, и мы.
Удивленный Чемберлен написал Галифаксу записку:
"Вы полностью переменили свою точку зрения со вчерашнего вечера, когда мы разговаривали. Это сильнейший удар для меня. Но, разумеется, Вы вправе смотреть на происходящее своими глазами".
Галифакс ответил:
"Я чувствую себя Брутом, но я не спал всю ночь, размышляя, и не могу занять иной позиции".
Чемберлен презрительно написал:
"Ночные размышления редко ведут в правильном направлении".
Послом Чехословакии в Лондоне был Ян Масарик, сын первого президента страны. Он горько шутил, что его главная задача состоит в том, чтобы объяснять англичанам, что Чехословакия — это страна, а не экзотическая болезнь.
— В палате общин так мало депутатов, которые знают, где находится Чехословакия, — жаловался Ян Масарик. — Во время беседы с влиятельными политиками я показал им на карте мира нашу страну. Один из них задумчиво сказал: "Какая забавная форма у вашего государства. Можно подумать, что перед тобой большая сосиска".
25 сентября посол Масарик долго беседовал с президентом Бенешем. Они приняли план Чемберлена, но не готовы были согласиться на немедленную оккупацию Судет: посол Чехословакии вручил Чемберлену и Галифаксу письмо, в котором его страна отвергала требования Гитлера:
"Мы рассчитываем, что две великие западные демократии, чьей воле мы часто следовали в ущерб собственному мнению, останутся рядом с нами в часы испытаний".
Итак, Чехословакия была готова сражаться.
Поздно вечером 25 сентября британский кабинет собрался вновь. Чемберлен сообщил мнение Парижа. Французский премьер-министр Эдуард Даладье сказал, что его правительство отвергает германский ультиматум:
— Цель Гитлера — уничтожить Чехословакию и доминировать в Европе.
Чемберлен спросил Даладье:
— Как поступят французы, если Германия нанесет удар по Чехословакии?
— Франция выполнит свои обязательства" — мрачно ответил Даладье, помня, что связан с Прагой договором.
Как говорил один политик, французы всегда бывают внезапно застигнуты событиями, которые они предвидели.
"Одутловатое, с остекленевшими, заспиртованными глазами лицо уже давно умершего человека, в которых отражается неумолимое приближение краха, — таким описывал Эдуарда Даладье один из его политических противников. — Он хотя бы его видит. В отличие от Чемберлена".
Чемберлен чувствовал, что его план рушится. Он сделал последний шаг — попросил кабинет разрешения отправить к Гитлеру Горация Уилсона с личным письмом, в котором будет изложено последнее предложение покончить дело миром.
26 сентября Уилсон вместе с послом Гендерсоном и первым секретарем британского посольства в Берлине Айвеном Киркпатриком приехали к Гитлеру. Фюрер находился в отвратительном расположении духа и не пытался это скрыть. Узнав, что его предложение отвергнуто, он вскочил со словами:
— Не вижу возможности продолжать переговоры!
Он двинулся к двери, но по дороге все-таки сообразил, что нелепо ему уходить из собственного кабинета. Он вернулся на свое место, но разговор все равно не получился. Фюрер часто устраивал такие представления. Причем трудно было понять, играет он или в самом деле не в состоянии контролировать свои чувства. На европейцев, даже симпатизировавших Германии, Гитлер производил странное впечатление.
Шведский друг Геринга Биргер Далерус искренне (и, может быть, наивно) пытался стать посредником между Германией и Англией. Герман Геринг привел его к фюреру. Далерус пытался понять Гитлера. Но тот, хотя перед ним был всего один человек, разошелся и кричал:
— Если мы идем к войне, то я буду строить подлодки, подлодки и еще раз подлодки! Я буду строить самолеты, самолеты, самолеты, и я уничтожу моих врагов!
Хладнокровному шведу Адольф Гитлер показался персонажем из какой-то книги, а не реальным человеком. Далерус в некоторой растерянности перевел взгляд на Геринга, но тот и бровью не повел. Впрочем, иногда, видимо, и Геринг не выдерживал. Когда фюрер совсем переставал себя контролировать, второй человек в нацистском руководстве смотрел в сторону.
В какой-то момент Гитлер поинтересовался у шведа, почему люди в Лондоне так несговорчивы. Швед честно ответил, что англичане не верят фюреру. Это вызвало новый взрыв эмоций:
— Идиоты! Разве я когда-нибудь в своей жизни лгал?
Он кричал и бил себя кулаком в грудь.
26 сентября вечером Гитлер выступал во Дворце спорта на Потсдамерштрассе. Его речь транслировалась по радио.
Гитлер вышел из себя. Он кричал:
— Чешское государство зародилось во лжи! Нет чехословацкой нации! Есть чехи, и есть словаки. И словаки не желали иметь ничего общего с чехами. Тогда чехи их просто аннексировали. А три с половиной миллиона немцев лишены права на самоопределение… Нам не нужны чехи. Но нам нужна Судетская область. Если через пять дней, 1 октября, господин Бенеш ее не отдаст, мы возьмем ее сами. Так что теперь решать Бенешу. Он должен сделать выбор: война или мир!
Теперь у Гитлера не было пути для отступления. Он назвал конкретную дату военной акции — 1 октября.
27 сентября Горация Уилсона еще раз позвали к Гитлеру.
Англичанин предложил:
— Если Германия берет на себя обязательство воздержаться от применения силы, Британия гарантирует, что эвакуация чешских войск из Судет пройдет быстро.
Гитлер не хотел ничего слышать:
— У чехов единственный выбор — принять наши требования. Если до двух часов ночи 28 сентября они не примут мои требования, первого октября в Судеты войдет германская армия.
Тогда Уилсон встал и, взвешивая каждое слово, произнес ту формулу, которую в случае неудачи переговоров поручил ему озвучить премьер-министр:
— Если Франция, выполняя свои обязательства, окажется вовлеченной в противостояние Германии, Соединенное Королевство будет обязано поддержать Францию.
Гитлер чуть не взорвался:
— Это означает, что, если Франция предпочтет напасть на Германию, Англия сочтет своим долгом тоже на нас напасть. Что же, если Англия и Франция хотят войны, они могут это сделать. Мне это безразлично. Я готов к любому развитию событий! Ну что же, значит, на следующей неделе будем воевать.
Первый секретарь британского посольства Айвен Киркпатрик в определенном смысле обрадовался: "Я испытал всепоглощающее чувство облегчения. Начнется война, и я его больше не увижу".
Гораций Уилсон тут же вылетел в Лондон.
"Атмосфера войны, — констатировал в дневнике министр иностранных дел Италии Чиано. — Последние надежды связаны с посланием, которое Чемберлен отправил фюреру. Надежды продержались недолго. В 7.15 вечера наш посол в Берлине Бернардо Аттолико позвонил и рассказал, что разговор англичан с Гитлером состоялся. Предложение отвергнуто.
Фюрер перенес окончательный срок ультиматума с 1 октября на два часа дня 28 сентября. Это война. Пусть господь защитит Италию и дуче".
27 сентября Гитлер приказал семи дивизиям секретно занять исходные позиции для атаки против Чехословакии. Он устроил военный парад, по центру Берлина прошли боевые машины 2-й танковой дивизии, но публика реагировала настороженно. Немцы не хотели войны.
Вечером в тот же день Чемберлен провел заседание кабинета, объяснив, что на следующий день по требованию Черчилля созовет парламент. Гораций Уилсон доложил, что в Берлине его постигла неудача. Итак, британскому кабинету предстояло решить: рекомендовать чехам капитулировать или нет?
На сей раз министры не хотели позориться. Невил Чемберлен сидел молча. Он видел, что его политика умиротворения рушится. Ему поручили на завтрашнем заседании парламента сказать, что, если Франция вступит в войну на стороне Чехословакии, Англия не оставит ее в беде. По решению кабинета Чемберлен приказал первому лорду адмиралтейства мобилизовать военный флот. Это был весомый аргумент. В Лондоне раздавали противогазы, рыли окопы для зениток и щели, чтобы укрываться при авианалетах.
— Как ужасно, — сокрушался Чемберлен по радио, — что мы должны рыть окопы из-за столкновения в далекой от нас стране между народами, о которых мы почти ничего не знаем. Как бы мы ни симпатизировали маленькой стране, столкнувшейся с большой и мощной державой, мы ни при каких обстоятельствах не можем позволить вовлечь Британскую империю в войну только по этой причине. Сражаться надо по более важным причинам. Война — это кошмар для меня. Но я убежден, что, если какая-то страна попытается доминировать в мире, опираясь на силу, ее нужно остановить.
28 сентября в Берлине распространилась информация о готовности Англии и Франции воевать. Они произвели частичную мобилизацию. В имперской канцелярии было полным-полно людей, ожидавших решения фюрера. Гитлер не знал, что предпринять. Отдать приказ о начале боевых действий — самоубийство. Если французская и английская армии совместно выступят против вермахта, Германия потерпит поражение.
И все-таки в войне нервов первым не выдержал Невил Чемберлен. Он отправил Гитлеру новое письмо с предложением решить судьбу Судетской области на конференции с участием Англии, Франции, Германии, Италии и Чехословакии. И англичане обратились за посредничеством к Италии.
28 сентября в десять утра британский посол лорд Перт в Риме попросил Чиано о встрече. Министр сразу же его принял. Очень эмоционально посол говорил, что Чемберлен обращается к дуче с просьбой вмешаться — это последняя возможность спасти мир и цивилизацию…
Чиано уточнил, может ли он рассматривать слова посла как официальную просьбу к дуче взять на себя роль посредника.
— Да, — ответил посол.
Министр попросил посла подождать и отправился к дуче. Муссолини согласился, что предложение Чемберлена нельзя отвергнуть. Он позвонил в Берлин своему послу Бернардо Аттолико:
— Посетите фюрера и скажите ему, что в любой ситуации я на его стороне, но я рекомендую отложить начало боевых действий на сутки. Тем временем я займусь выяснением того, что может быть сделано, чтобы решить проблему.
Чиано вернулся к себе и подтвердил британскому послу, что место Италии — рядом с Германией, тем не менее дуче принимает предложение Чемберлена и предложил отложить крайний срок ультиматума на сутки.
Вскоре британский посол вернулся с новым посланием премьер-министра Чемберлена, предложившим провести конференцию четырех держав, чтобы решить судетскую проблему в течение недели. Муссолини и Чиано понимали: это предложение нельзя отвергнуть — иначе Гитлер навлечет на себя ненависть всего мира.
Чиано позвонил Аттолико.
К двенадцати часам дня 28 сентября к фюреру пришел итальянский посол. Бернардо Аттолико передал предложение Бенито Муссолини: отложить проведение военной операции и провести мирную конференцию, но без участия чехов (это был результат долгого разговора Чемберлена с Муссолини).
Для Гитлера это был желанный выход из положения. Он согласился:
— Передайте дуче, что я принимаю его предложение.
В этот день отступил Гитлер, а не западные державы.
Вероятно, на него подействовали аргументы тех генералов, кто боялся немедленной войны и не хотел рисковать, преждевременно втянувшись в конфликт. Он распорядился пригласить в Мюнхен глав трех правительств — Чемберлена, Даладье и Муссолини. И велел остановить выдвижение войск к границе Чехословакии.
Собственно, у него не оставалось иного выбора. Тридцать пять чешских дивизий были готовы к бою. Лондон и Париж исчерпали набор уступок, на которые они могли пойти. Французы взяли себя в руки и обещали поддержать чехов. Если бы французские дивизии на Западном фронте обрушились на вермахт, он долго бы не продержался. И англичане мобилизовали флот, демонстрируя готовность вступить в дело.
В Лондоне заседание палаты общин началось после обеда. Зал был полон. Все хотели услышать, что скажет премьер-министр. Он уже начал свою речь, когда в зале появился заместитель министра иностранных дел Александр Кадоган. Он протиснулся с трудом и, добравшись до сэра Саймона, сидевшего рядом с премьер-министром, передал ему два листа бумаги.
После нескольких неудачных попыток Саймону удалось подсунуть бумаги премьер-министру. Невил Чемберлен замолчал и прочитал то, что ему принесли. Он спросил шепотом Саймона:
— Сказать им сейчас?
Тот кивнул.
Чемберлен сообщил парламенту:
— Я только что получил сообщение, что господин Гитлер приглашает меня встретиться с ним в Мюнхене завтра утром. Он также пригласил сеньора Муссолини и месье Даладье. Сеньор Муссолини уже принял приглашение. Не сомневаюсь, что и месье Даладье поступит так же. Обо мне нечего и говорить. Мы все патриоты. Мы радуемся тому, что кризис откладывается и появляется еще одна возможность уладить дело миром. Господин спикер, я не могу больше говорить. Надеюсь, палата отпустит меня, чтобы я спокойно подумал, что я могу сделать для этой последней попытки. Дебаты откладываются на несколько дней. Надеюсь, мы встретимся при более счастливых обстоятельствах.
Депутаты встали — за исключением нескольких противников политики умиротворения (среди них был Энтони Иден) — и устроили Чемберлену овацию. Уинстон Черчилль сидел погруженный в свои мысли. Его лицо выражало гнев и растерянность. Но когда Чемберлен проходил мимо, Черчилль встал, пожал ему руку и сказал:
— Да поможет вам Бог.
В шесть вечера Муссолини и Чиано сели в поезд, чтобы в половине одиннадцатого утра быть в Мюнхене. Дуче пребывал в отличном настроении. За обедом он издевался над Великобританией:
— Страна, где животных обожествляют до такой степени, что им строят дома, больницы и кладбища, неминуемо приходит в упадок. Это еще и результат демографической ситуации. Возраст двенадцати миллионов англичан уже перевалил за пятьдесят лет, это не возраст агрессивности. Очевидно преобладание пассивного элемента над динамизмом юности. Отсюда стремление к спокойной жизни, компромиссу, миру и неготовность к войне. В Англии женщин на четыре миллиона больше мужчин. Четыре миллиона сексуально неудовлетворенных женщин искусственно создают множество проблем, чтобы найти выход своим эмоциям. Они не в силах завоевать одного мужчину и пытаются завоевать все человечество.
В Мюнхене Гитлер объяснил итальянским друзьям, что намерен ликвидировать Чехословакию, поскольку она сковывает сорок немецких дивизий и связывает ему руки в отношениях с Францией.
— Наступит время. — добавил фюрер, — когда мы вместе схватимся с Англией и Францией. Лучше, если это произойдет, пока мы с дуче стоим во главе наших стран и пока мы еще молоды и полны энергии.
Чемберлен и Даладье тоже прибыли в Мюнхен. Встреча началась 29 сентября в полдень в партийном доме в центре Мюнхена и продолжалась до вечера. Присутствовать на банкете британская и французская делегации отказались. После десяти вечера лидеры четырех государств и их советники встретились вновь. Они закончили работу в половине второго ночи: подписали совместную декларацию.
Фюрер оказался прав. За столом переговоров Гитлер легко получил все, что требовал. Чехословакию лишили Судетской области, где чехи соорудили мощные оборонительные укрепления. Теперь страна была беззащитной… Немецкие войска получили право войти в Судетскую область, которая отныне именовалась Судетенланд. Международная комиссия, которую предполагалось создать, должна была решить чисто технические вопросы. Плебисцит предполагалось провести в районах, которые займет вермахт, так что результат нетрудно было предугадать.
Через месяц Конрад Генлейн был назначен имперским наместником и гаулейтером Судетенланда. В конце войны он попадет в плен к союзникам и покончит с собой в лагере…
"Я был очень зол на тех, кто выступал за сопротивление Гитлеру в связи с Чехословакией, — вспоминал французский философ Раймон Арон, — и выдвигал следующий основной аргумент: "Сопротивляться Гитлеру — это наилучший способ избежать войны". Я говорил: "Может быть, но кто его знает?"
Мюнхенское соглашение не делало нам чести. Воспротивиться в тридцать восьмом году домогательствам Гитлера означало бы риск войны. Но была бы развязка войны в тридцать восьмом предпочтительнее ее развязки в тридцать девятом? Неизвестно… Существовала еще и другая трудность: притязания немцев не являлись полностью необоснованными. Судетские немцы были немцами. Но стоило ли вести мировую войну за то, чтобы эти немцы остались в пределах Чехословакии?"
Невил Чемберлен улетел домой. Возвращение его было триумфальным. Толпы собирались, чтобы приветствовать главу правительства. Он побывал в Букингемском дворце, где отчитался перед королем, потом созвал заседание кабинета министров. В резиденции премьер-министра, на Даунинг-стрит, Невил Чемберлен подошел к окну и торжествующе потряс документом с подписью Гитлера:
— Друзья мои, второй раз в нашей истории мы привозим из Германии почетный мир. Я верю, что это мир на многие годы.
Чемберлена в Мюнхене интересовала вовсе не судьба Чехословакии. Когда основные вопросы были решены, он предложил фюреру подписать короткое двустороннее заявление. В нем говорилось о "желании двух народов никогда не воевать друг с другом". Подпись фюрера Чемберлен и счел гарантией мира.
Принц Филипп Гессенский был доверенным лицом между Гитлером и Муссолини. Принц женился на одной из дочерей итальянского короля (другая дочь была женой болгарского царя Бориса). Принц Гессенский рассказал итальянскому министру Чиано, как после мюнхенской конференции Чемберлен попросил фюрера о встрече один на один. Он вытащил из кармана лист бумаги и сказал фюреру, что это проект документа, который ему совершенно необходим для объяснений в парламенте. Гитлер подписал заявление не думая.
Галеаццо Чиано пересказал эту историю дуче.
— Объяснения излишни, — констатировал Муссолини. — Умирающему от жажды не отказывают в глотке воды.
Дуче лучше понимал фюрера, чем британский премьер.
Был ли Адольф Гитлер доволен Мюнхенским соглашением? Своим адъютантам он сказал о Чемберлене:
— Этот парень испортил мне въезд в Прагу!
Гитлер хотел въехать в оккупированную Прагу во главе наступающих войск. Ему пришлось отложить это удовольствие. С самого начала он знал, что не удовлетворится Судетами. Что касается бумаги, которую он подписал по просьбе британского премьера, то фюрер ее и в грош не ставил.
Генерал-майор Георг Томас, начальник экономического управления вермахта, записал в дневнике: "День мюнхенской конференции. По телефону я получил инструкцию: отныне все усилия на подготовку войны против Англии. Срок — 1942 год!"
С невиданной наглостью фюрер сказал, что условием хороших отношений должно быть сохранение нынешнего британского правительства. Гитлер предупредил, что если к власти в Лондоне придут Энтони Иден, Уинстон Черчилль или Альфред Дафф Купер, то это закончится войной.
В 1947 году один историк спросил Эдуарда Бенеша, почему он все-таки не стал сопротивляться и сдал Гитлеру страну без боя? Президент Чехословакии мог бы ответить, что его армия была слишком слаба для войны с вермахтом. Бенеш подошел к окну, распахнул окна и, указав на красивейший вид Праги, произнес:
— Вот почему мы уступили без боя!
В Лондоне палата общин три дня обсуждала мюнхенские договоренности. Альфред Дафф Купер ушел в отставку с поста первого лорда адмиралтейства. Он получил возможность высказаться первым:
— Я, по-видимому, разрушил свою политическую карьеру. Но это мелочь. Я сохранил нечто более важное. Я могу ходить с высоко поднятой головой.
Еще несколько депутатов назвали соглашение с Гитлером позором. На третий день дебатов высказался Уинстон Черчилль:
— Мы потерпели полное поражение. Франции нанесен еще больший ущерб, чем нам.
Он один в те дни предсказал трагическую судьбу Чехословакии и самой Англии:
— Не думайте, что это конец. Это только начало. Это первый глоток горькой чаши, которую нам предстоит испить, пока к нам не вернутся моральное здоровье и мужество, мы не восстанем за свободу, как в былые времена. Мюнхенское соглашение четырех держав было ратифицировано британским парламентом. Триста шестьдесят шесть голосов за, сто четырнадцать против.
Уинстон Черчилль оказался прав. Проявив слабодушие и нерешительность, британские политики обрекли своих сограждан на смерть и страдания. Осенью 1938 года Франция и Англия могли совместными усилиями разгромить вермахт и покончить с Гитлером. В мае 1940 года они потерпят полное поражение, Франция будет оккупирована. Британия останется один на один с вермахтом. Бомбардировки британских городов, прежде всего Лондона, продолжатся пять лет. Погибнут тридцать тысяч лондонцев, сто тысяч домов будут разрушены до основания.
Капитуляция Чемберлена в Мюнхене в последнюю минуту сорвала попытку нескольких старших офицеров вермахта избавить Германию и весь мир от Гитлера. Генералы не решились выступить. Гитлер сделал то, что казалось невозможным: восстановил армию, включил в состав рейха Саар, Австрию и Судеты. Гитлер осуществил мечту немецких националистов — создал Великую Германию и решил задачу, с которой не справился даже Бисмарк.
Гитлер добился такого успеха — и без единого выстрела! Генералы капитулировали, объяснив свою нерешительность невозможностью выступить против великого фюрера, который брал верх над любыми другими государственными деятелями и получал то, что хотел.
В Берлине уже наступило 15 марта 1939 года, когда новый президент Чехословакии Эмиль Гаха, привезенный в здание имперской канцелярии, подписал документ, составленный немецкими дипломатами:
"Президент чехословацкого государства доводит до сведения германского правительства, что в целях достижения умиротворения он, будучи в полной памяти и здравом уме, вручает судьбу чехословацкого народа и всей страны фюреру и германскому рейху".
Чехословакия превратилась в автономный район Богемия и Моравия, который перешел под протекторат Германии. Престарелому Эмилю Гахе стало плохо. Вызвали врача, который сделал ему укол. Фюрер оставил бывшего судью Гаху президентом марионеточного государства. После крушения фашизма Гаха будет арестован и умрет в пражской тюрьме…
В четыре утра из своего кабинета вышел совершенно счастливый Гитлер. Он сказал своим секретарям Кристе Шрёдер и Герде Дарановски, которые всю ночь дежурили в своей комнате:
— Так, детки, теперь поцелуйте меня. Это самый прекрасный день в моей жизни. Мне удалось то, к чему мы стремились столетиями. Мне удалось объединить Чехию с Германией. Я войду в историю как величайший из немцев.
Началась оккупация всей Чехословакии. Политика умиротворения нацистской Германии скоропостижно скончалась, и уже не оставалось ни времени, ни возможности провести вскрытие и выяснить причины смерти.
В восемь утра, когда президент Гаха спал, Гитлер сел в свой поезд и поехал на юг. В три часа дня фюрер вместе со всей свитой пересел на машины и на любимом "мерседесе" въехал в оккупированную Прагу. Три самолета "Юнкерс-52" из правительственного авиаотряда перегнали туда же на тот случай, если Гитлер пожелает вернуться на самолете. Пражане мрачно смотрели на проезжающего Гитлера, хотя в Чехословакии было некоторое количество немцев, видимо довольных оккупацией.
16 марта Гитлер объявил о создании протектората Богемия и Моравия: "Тысячу лет провинции Богемия и Моравия принадлежали к жизненному пространству германского народа". Имперским протектором он назначил Константина фон Нейрата, недавнего министра иностранных дел. Из Праги Гитлер отправился в Брно, оттуда в Вену…
Накопившаяся в нацистском государстве агрессия не разрядилась в войне из-за Судет, а трансформировалась в злобную антисемитскую кампанию, которая началась летом тридцать восьмого и достигла кульминации в ноябре, во время "хрустальной ночи", всегерманского еврейского погрома, трагедии, не имевшей прецедента в западноевропейской истории.
Ведомство госбезопасности уверяло, что причиной погромов стало непатриотичное, подрывное поведение еврейского населения во время кризиса. Германские власти утверждали, что опасно держать внутри страны пятую колонну. Поэтому в конце октября 1938 года выслали из страны семьдесят тысяч польских евреев, которые давно переселились в Германию; их увели из дома, посадили на поезд и отправили в сторону польской границы. Там эсэсовцы забирали у них деньги, избивали и заставляли переходить границу.
Поляки позволили им пересечь границу, но разместить людей, оставленных без гроша, было негде, да и неохота было ими заниматься. Беженцы ночевали в стогах сена, под деревьями. Семье Гриншпан удалось отправить сыну, Гершелю, открытку с описанием того, что с ними происходит. Гершель Гриншпан два года учился в Париже. Он хотел привлечь внимание всего мира к страданиям несчастных людей. Пришел в германское посольство в Париже и выстрелил в первого попавшегося немецкого дипломата. Это стало поводом для массового погрома, организованного властями по всей стране.
Появление нацистов в Австрии 11 марта 1938 года означало, что для евреев в Австрии разверзлись врата ада. Даже многие немцы были поражены всплеском ненависти к евреям на австрийской земле. Началась массовая ариезация еврейской собственности. Немцы с удовольствием воспользовались возможностью поживиться за чужой счет и задешево приобрести хорошие предприятия. Евреям принадлежала небольшая часть и капиталов, и бизнеса — в основном в мелкой торговле, текстильной промышленности. Ариезация изменила вывески на торговых улицах Берлина и Вены, где появились новые владельцы, но на положении немецкой экономики не сказалась. Представление о том, что евреи господствуют в экономике и банковском деле, оказалось мифом. Ариезация ничем не помогла экономике страны.
Во время "хрустальной ночи" 9 ноября 1938 года убили девяносто человек, десятки покончили с собой. СС посадили в лагеря примерно тридцать тысяч евреев.
Герман Геринг остался недоволен "хрустальной ночью". 12 ноября он выговаривал подчиненным:
— Хватит с меня демонстраций! Они вредят не евреям, а мне, отвечающему за немецкую экономику.
Особенно Геринг был возмущен тем, что толпы крали драгоценности и меха в разгромленных магазинах, разбили бесчисленное количество витрин:
— Да лучше бы вы двести евреев убили, чем упустили такие ценности!
Если бы правительство Германии хотело избавиться от своего еврейского населения, оно могло бы отменить налог на эмиграцию. Но в Берлине не хотели упускать возможность заработать, поэтому беженцев выпускали нищими, отобрав у них все имущество и все накопления. Еврейская эмиграция из страны составляла двадцать тысяч человек в год. Это означало, что Германия останется без евреев только к концу сороковых.
Президент Имперского банка Яльмар Шахт выдвинул новую идею: получить от "международного еврейства" заем в полтора миллиарда марок, под который Германия вышлет всех своих евреев. Представление нацистов о существовании всемирной еврейской финансовой организации было антисемитским мифом, но даже такие образованные люди, как Шахт, убедили себя в том, что таковая существует. А в реальности некому было выкупить евреев из Германии…
Сформировавшаяся антигитлеровская коалиция казалась нацистам явным доказательством существования единой организации всемирного еврейства, которая управляет западными державами. В реальности против Третьего рейха мировое общественное мнение восстановили нацистские преступления.
"Хрустальная ночь" была поворотным моментом. Даже лорд Галифакс пересмотрел свое отношение к Германии и отказался от политики умиротворения. Особенно резко реагировало американское общественное мнение. Немецкий посол в Соединенных Штатах Ханс Генрих Дикхофф сообщал в Берлин, что его работа по защите немецких интересов становится невозможной.
4 января 1939 года президент Франклин Делано Рузвельт обратился к стране с посланием, в котором связал внешнюю политику с моральными ценностями. Он говорил об опасности, которая исходит от стран, "где не существует ни демократии, ни религии".
