Две бутылки с убийственным коньяком
После попытки столяра Георга Эльзера взорвать Гитлера главное управление имперской безопасности подготовило шестидесятистраничную инструкцию о порядке охраны высших чинов рейха, и в первую очередь самого фюрера.
Со временем число охраняемых лиц увеличивалось. В список включили министра иностранных дел Иоахима фон Риббентропа и министра продовольствия и сельского хозяйства, председателя Союза кормильцев рейха обер-группенфюрера СС Вальтера Дарре. По мере продвижения по служебной лестнице в число охраняемых лиц вошли: государственный министр по делам имперского протектората Богемии и Моравии Карл Герман Франк (в Праге), министр без портфеля и имперский комиссар Нидерландов Артур Зейс-Инкварт (в Гааге), имперский комиссар Норвегии обергруппенфюрер СА Йозеф Тербовен (в Осло), командующий военно-морским флотом гросс-адмирал Карл Дёниц (с января 1943 года), имперский комиссар Дании обергруппенфюрер СС Вернер Бест (в Копенгагене), новый начальник главного управления имперской безопасности обергруппенфюрер СС Эрнст Кальтенбруннер, имперский комиссар Украины Эрих Кох и председатель Германского трудового фронта Роберт Лей.
В составе гестапо сформировали отдел координации усилий всех ведомств, охраняющих фюрера, — реферат IV 5А. Такие же отделения образовали в местных управлениях гестапо. От гестаповцев требовали превентивных действий. Любую информацию о возможных актах против охраняемых персон, даже сведения, которые казались совершенно неправдоподобными, следовало направлять в центральный аппарат.
Создавалось единое досье "потенциальных врагов рейха", которые жили в районах, посещаемых охраняемыми персонами. Составлялся перечень умственно неполноценных, профессиональных уголовных преступников и иностранцев. Еще одно досье заводилось на тех, кто работал или жил в радиусе полукилометра от места проведения мероприятий с участием фюрера. Всех, кто переезжал в эти районы, проверяли.
Среди политически неблагонадежных и вообще подозрительных лиц гестаповцы особо выделяли людей опасных профессий — врачей, инженеров, строителей, химиков, специалистов по взрывчатым веществам, часовщиков и ныряльщиков — словом, тех, кто мог сообразить, как отправить фюрера на тот свет. Внушающие сомнение подлежали удалению из охраняемого района. Разрешались превентивные аресты. За три месяца до запланированного приезда Гитлера во всем районе или городе ужесточался контроль за въездом иностранцев, за жильцами гостиниц и общежитий, за местами скопления сомнительных элементов, за вокзалами, аэропортами и морскими портами.
Новую службу подчинили Йоханну Раттенхуберу. В нее отбирали отставных полицейских, вооружали их пистолетами "вальтер ППК" калибра 7,65 мм. Они носили специальную форму. Их задача состояла в том, чтобы перед появлением фюрера осматривать здания, и особенно те объекты, в которых идет строительство или ремонт. Они могли войти в любое помещение в любой момент. Местные полицейские получали для них дубликаты всех ключей от зданий в охраняемой зоне. На владельцев зданий возлагалась ответственность за то, чтобы внутри не оказалось случайных людей, чтобы с балконов ничего не бросали…
В личной охране фюрера состояло около двухсот оперативных работников, к концу войны их число увеличилось вдвое. На девяносто процентов это были баварцы, в основном старые члены партии и СС.
До войны телохранители Гитлера ходили в штатском или в черной эсэсовской форме. С началом войны Гитлер стал проводить большую часть времени в ставке. Его охрану переименовали в группу тайной военной полиции особого назначения и включили в состав вермахта. Формально они подчинялись начальнику Верховного командования вермахта генерал-фельдмаршалу Вильгельму Кейтелю. Телохранители фюрера получили право носить военную форму, беспрепятственно проходить через контрольно-пропускные пункты, останавливать военный транспорт и арестовывать военнослужащих, если возникнут подозрения, что они представляют опасность для фюрера.
1 сентября 1939 года ввели новые пропуска. Чтобы войти в личные покои фюрера, надо было предъявить специальный пропуск с фотографией, золотой печатью и желтой диагональной линией. Подписывал их старший адъютант фюрера обергруппенфюрер СА Вильгельм Брюкнер. Тех, кто пытался проникнуть к фюреру без пропуска, охрана должна была задерживать.
Пропуска в другие части имперской канцелярии, не имевшие диагональной полосы, подписывали начальник канцелярии Ламмерс или тот же Брюкнер. Третий вариант пропуска подписывался Ламмерсом и предназначался для технического персонала канцелярии. Все это были люди, чью благонадежность проверили гестапо или полиция. Те, кто хотел осмотреть имперскую канцелярию, должны были попросить разрешения у Брюкнера или его заместителя штурмбаннфюрера СС Пауля Вернике.
В гараж со стороны Герман-Герингштрассе можно было войти, предъявив пропуск зеленого цвета, подписанный штурмбаннфюрером СС Эрихом Кемпкой, личным водителем фюрера и начальником гаража.
Рабочие, трудившиеся в здании канцелярии, обязаны были сдавать пропуск после окончания работ. Иногда они этого не делали, тогда охрану предупреждали, что документ с таким-то номером недействителен. В июне 1939 года личный слуга Гитлера Хайнц Линге потерял свой пропуск, но никому об этом не сказал. В ноябре начальник охраны Раттенхубер составил рапорт, который разослал всем инстанциям, сообщая, что Линге потерял пропуск при невыясненных обстоятельствах. Верному слуге фюрера это нисколько не повредило.
К концу 1940 года число выданных пропусков приблизилось к тысяче. Охрана испугалась. Опять обменяли пропуска, и через полгода восемь из них опять были потеряны или украдены. Ни один не удалось вернуть. Тогда решили каждый месяц заново штамповать пропуска, причем каждый его обладатель должен был расписаться. Даже Ева Браун вынуждена была подчиняться этому правилу.
Правда, Зепп Дитрих, командир охранного полка "Лейбштандарт Адольфа Гитлера", позволял себе манкировать жесткими правилами. За него как-то расписался руководитель группы адъютантов фюрера обергруппенфюрер корпуса национально-социалистических водителей Альберт Борман (брат Мартина). Братья Борман не выносили друг друга. Работая вместе, они даже не разговаривали. Гитлера это очень веселило.
С началом войны охрану увеличили. Кое-где дежурили с собаками. Самым важным был пост № 3 у входа в личные покои Гитлера. Эсэсовцу, стоящему на посту, было приказано при появлении фюрера не рапортовать ему, чтобы не отвлекать от государственных дел, но, если Гитлер с ним поздоровается, ответить:
— Хайль, мой фюрер!
Между множеством служб и подразделений, занимавшихся охраной Гитлера, царила ревность и конкуренция. Они соперничали между собой, а не сотрудничали. Большую часть рабочего времени охрана томилась без дела и довольно небрежно исполняла свои обязанности.
В январе 1937 года среди бела дня некий человек незамеченным забрался в имперскую канцелярию через открытое окно служебного туалета. На него обратил внимание один из слуг Гитлера. Выяснилось, что это безработный, который хотел попросить фюрера дать ему какую-нибудь работу.
В течение одного года в здании имперской канцелярии трижды звучали выстрелы. Всякий раз это была небрежность сотрудников охраны, которые на посту чистили оружие или от скуки баловались с ним.
11 марта 1942 года двое рабочих, чинивших телефонный кабель перед зданием имперской канцелярии, подошли к охране и стали расспрашивать, не видели ли они их товарища. Те пропустили рабочих в здание без сопровождения. Рабочие долго ходили по имперской канцелярии, прежде чем их остановили. Раттенхубер был вне себя, потрясенный тем, как легко можно попасть в святая святых рейха.
Когда сформировалась личная охрана Гитлера, это были молодые и физически крепкие люди. Им не хватало образования, они не могли найти другую работу, поэтому держались за эту. Со временем они потеряли хватку, и удивительно, что Гитлера не убили. Когда началась война и Гитлер засел в бункере, его охрана совершенно обленилась. К тому же они все получили высокие звания и не желали быть на побегушках.
Шеф партийной канцелярии Мартин Борман был крайне недоволен. Но сделать ничего не мог. Гитлер запрещал переводить в другие места людей, к которым привык:
— Пока я жив, я не позволю никого из них трогать.
Гитлер заботился о своей охране, следил за тем, чтобы они получали большие деньги, чтобы их кормили так же, как его самого, чтобы у каждого была своя комната, а у женатых — квартира. Он дарил им подарки, приглашал с семьями на кофе и одаривал их детей шоколадом.
Личные адъютанты Гитлера тоже считались его телохранителями. Они присутствовали на совещаниях Гитлера с военными. А вот представителю Гиммлера при ставке обергруппенфюреру СС Карлу Вольфу присутствовать на совещаниях не разрешалось, как ни просил об этом Гиммлер. Его преемнику группенфюреру СС Герману Фегеляйну это разрешили, но только в конце войны.
Старшим адъютантом Гитлера был обергруппенфюрер СА Вильгельм Брюкнер. Он оставался на этой роли до октября 1940 года. Брюкнер попал в автомобильную катастрофу — заснул за рулем. Товарищи умело воспользовались его долгим отсутствием, свалив на него вину за какие-то неурядицы. Фюрер расстался с ним со словами:
— Мне надоели постоянные неприятности с адъютантурой!
Старшим стал группенфюрер СС Юлиус Шауб, еще один старый соратник фюрера, настолько преданный Гитлеру, что даже курить бросил, — вождь не выносил запаха табака. Во время войны более значимую роль стал играть старший военный адъютант Рудольф Шмундт. Его прикомандировали к фюреру в 1937 году в звании майора, а в 1944 году он был уже генералом пехоты.
Личные слуги Гитлера состояли в СС. Один из слуг всегда находился рядом с фюрером, держа в руках то, что может ему понадобиться, — пальто, бинокль, таблетки, бутерброд. Они заботились об одежде фюрера, приносили ему в постель газеты и телеграммы, докладывали о последних новостях.
Бывший моряк Карл Краузе был его первым слугой. 16 сентября 1939 года его уволили: Гитлер уличил слугу в обмане — Краузе упрямо доказывал, что принес ту самую минеральную воду, которую всегда пил фюрер, а на самом деле он забыл взять нужную бутылку и налил из другой.
Отто Майер недолго проработал слугой — фюреру доложили, что Майер вошел во вкус своего положения и позволил своим родным занять ложу фюрера в театре.
Вильгельм Шнайдер был отправлен на фронт, когда выяснилось, что его пристрастие к карточной игре идет во вред работе. После Сталинграда был отдан приказ не отправлять на Восточный фронт тех, кто прежде служил в ставке (чтобы в плену они не рассказывали о фюрере), но приказ не всегда соблюдался.
Старшим слугой стал Хайнц Линге, который вступил в СС в 1932 году в девятнадцать лет. Необыкновенно ловкий человек, он изучил характер и привычки фюрера, поэтому оставался с Гитлером до конца.
Когда начались воздушные бомбардировки Берлина, охрана задумалась над тем, что воздушная тревога — самый удобный момент для врага заложить взрывчатку: все спустятся в убежище. Поэтому охране было приказано при налетах авиации противника оставаться на своих местах. Прятаться в бомбоубежище разрешалось только в тот момент, когда открывали огонь зенитки, установленные на крыше здания, то есть когда бомбили непосредственно имперскую канцелярию.
Стали с опаской относиться к посылкам, которые доставляли в канцелярию. Их принимали в отдельном помещении и проверяли. Поставку продуктов на кухню тоже поставили под контроль. Если приезжал новый человек, фирма должна была по телефону предупредить об этом и назвать его имя. Его документы проверялись. Фрукты, овощи и картофель для кухни фюрера выращивались под особым контролем в Баварии. Остальные продукты теперь приобретались только у проверенных поставщиков.
Гитлер был крайне подозрителен. Когда хозяин Румынии маршал Йон Антонеску прислал ему икру и сладости, Гитлер приказал не подавать их к столу, икру передарил своему военному адъютанту Николаусу фон Белову.
Несколько десятков человек имели право свободного доступа в имперскую канцелярию. Они приезжали, никого не предупреждая. Иногда их встречал кто-то из эсэсовских охранников и вел в личные покои фюрера. Иногда они проходили сами. Полная свобода передвижения для узкого круга существовала до 20 июля 1944 года.
Начальник секретариата имперского министра иностранных дел доктор Эрих Кордт принадлежал к тем, кто имел доступ к фюреру. Осенью 1939 года он решил, что Гитлера необходимо убить, потому что он втягивает страну в большую войну. Но после неудачного покушения Георга Эльзера меры безопасности ужесточили, и благоприятный момент был упущен.
Тайные контакты антигитлеровски настроенных политиков и военных с Западом продолжались. Осенью тридцать девятого, после разгрома и оккупации Польши и после того, как Англия и Франция, поддерживая поляков, объявили Германии войну, Ханс Остер пригласил в абвер антинацистски настроенного католика-юриста Йозефа Мюллера. Остер попросил его поехать в Ватикан и от имени отставного генерала Людвига Бека попросить папу римского Пия XII обратиться к Англии с предложением заключить мир.
Адмирал Канарис сам встретился с Йозефом Мюллером и сказал ему, что Гитлер "ведет войну не только преступно, но и непрофессионально".
Заговорщики хотели гарантий, что в случае переворота в Берлине англичане и французы не воспользуются обстоятельствами и не нападут на Германию, чтобы разгромить немецкую армию и захватить ее территорию.
Теперь уже англичане жаждали встреч с немцами, представлявшими антигитлеровскую оппозицию, от которых год назад отмахивались. В Лондоне хотели, чтобы Гитлера свергли и война прекратилась. Лорд Галифакс через посредника вел переговоры с немецким дипломатом Ульрихом фон Хасселем, антинацистски настроенным бывшим послом в Италии. Договорились о том, что правительство, которое свергнет Гитлера, немедленно будет признано Англией и начнутся мирные переговоры. Посланец Галифакса беседовал с Хасселем сорок раз с осени 1939 по весну 1940 года.
Зять знаменитого гросс-адмирала фон Тирпица, карьерный дипломат Ульрих фон Хассель был противником оси Берлин — Рим. Министр Риббентроп распорядился в феврале 1938 года отозвать фон Хасселя из Италии. В окружении Муссолини этому были только рады.
"Проводил фон Хасселя. — записал в дневнике итальянский министр Чиано. — Короткий, холодный, враждебный разговор. Не испытываю ни малейшего сожаления по поводу того, что убрал из страны этого человека, который плохо служил своей стране и делу итало-германской дружбы. Может, он и пытался преодолеть свои враждебные чувства, но ему это не удалось — он принадлежит к миру юнкеров, которые не могут забыть 1914 год и, поскольку они враждебны нацизму, не обладают чувством солидарности наших двух стран. К тому же фон Хассель слишком хорошо знает Данте. Я не доверяю иностранцам, которые знают Данте".
Еще одной ключевой фигурой Сопротивления стал внучатый племянник знаменитого фельдмаршала Хельмут Джеймс фон Мольтке. Он изучал юридические науки в Берлине и Оксфорде и, как специалист по международному праву, работал в военной разведке.
Хельмут фон Мольке и Петер Йорк фон Вартенбург, служивший в экономическом управлении Верховного командования вермахта, независимо друг от друга пришли к одинаковым выводам. Они встретились весной 1940 года и начали искать единомышленников. И нашли — примерно четыре десятка человек.
Гестапо назвало их крайзауским кружком — по названию силезского фамильного поместья Мольтке. Хотя там произошли только две или три встречи. Встречались оппозиционеры в основном в берлинском доме Петера Йорка фон Вартенбурга. В дискуссиях разрабатывались идеи строительства послевоенной Германии.
Они исходили из того, что немецкое общество находится в ужасном кризисе. Худшие варианты — нацизм и коммунизм. Так что недостаточно свергнуть Гитлера и пойти привычным путем, то есть воссоздать государство, которое уже было, как хотела группа Карла Герделера.
Мольтке и Йорк полагали, что только после полного поражения нацистской Германии возможно создание нового общества. Они надеялись, что на руинах нацистского режима возникнет абсолютно новое государство, основанное на христианско-социалистических взглядах. Они желали возвращения к основным европейским ценностям и считали, что немцам надо перестать видеть в соседях угрозу. Хельмут Мольтке вообще выступал за роспуск национальных государств Европы, предлагая вместо них создать единое европейское государство. В этом кружке были против покушения на Гитлера. Мешало христианское сознание.
Хельмута фон Мольтке неплохо знал известный американский дипломат Джордж Кеннан, который в сорок первом году работал в Берлине:
"Наш поверенный в делах доверил мне поддерживать связь с одним из немецких оппозиционеров графом Хельмутом фон Мольтке, который время от времени тайно встречался с американскими дипломатами. Из его слов следовало, что, несмотря на первые победы Германии, война закончится для нее неудачно…
Когда началась военная кампания в России, Мольтке почему-то осмелел и однажды даже явился к нам в посольство. Я вывел гостя на балкон, где шум уличного транспорта нейтрализовал работу подслушивающей аппаратуры. Он сказал, что гестапо никогда не заподозрит человека, который пришел в американское посольство открыто. Мольтке был аристократом, но одновременно человеком глубокой религиозной веры, идеалистом и приверженцем демократических идеалов. Я считаю его самым высоконравственным и просвещенным человеком из тех, кого я встречал по обе стороны фронта во время Второй мировой войны…"
Мольтке не верил, что генералы свергнут Гитлера. Он был уверен, что Германия войну неминуемо проиграет, ее оккупируют и только тогда можно будет начать новую жизнь. Он считал, что его соратники не должны рисковать своими жизнями, они все понадобятся после разгрома нацистского режима.
Антигитлеровское Сопротивление было очень разнородным. Различные фракции с трудом находили общий язык. Но все понимали: только у военных был реальный шанс устранить Гитлера и покончить с войной, которая губила Германию.
После победы на Западе Гитлер поехал принимать капитуляцию французской армии. В конце июля 1940 года предполагалось устроить в Париже парад победителей. Группа заговорщиков собиралась покончить с фюрером — застрелить его, когда он поднимется на трибуну. На сей раз заговором руководили граф Фриц Дитлоф фон дер Шуленбург, заместитель начальника берлинской полиции, и доктор Ойген Герстенмайер из евангелической церкви (после войны он будет избран председателем бундестага ФРГ).
Одновременно англичане обсуждали возможность авиационного налета на Париж: несколько мощных бомб, сброшенных на трибуны, могли бы покончить с Гитлером. Командование вермахта предупредило фюрера, что не удастся прикрыть город от британской авиации. 20 июля парад был отменен. Вместо этого Гитлер с двумя однополчанами совершил длительную поездку по местам боев Первой мировой. В том числе побывал и в Вердене.
После начала войны с Советским Союзом новый заговор против Гитлера созрел внутри немецкой армии. На протяжении трех лет группа высших офицеров вермахта неоднократно — и безуспешно! — пыталась покончить с фюрером.
В центре заговора оказался генерал Хенниг фон Тресков, потомственный офицер, быстро продвигавшийся по службе. Его сформированный прусской государственной идеей консерватизм сопротивлялся необузданному партийному режиму. Без свободы он не представлял ни человеческого достоинства, ни прогресса. Диктатура привела к страху, трусости, несамостоятельности, она ломала характеры, создавала волчье общество, которое унижало и подавляло каждого. Только свобода могла освободить народ от этого прозябания.
Выпускник военной академии, Хенниг фон Тресков служил в Генеральном штабе. После нападения Гитлера на Советский Союз получил назначение в оперативный отдел штаба группы армий "Центр".
Вторжение в Советский Союз началось ранним утром 22 июня 1941 года. На следующий день в поддень Гитлер уехал из Берлина на спецпоезде и 24 июня прибыл в "Волчье логово".
Через месяц, 21 июля, в половине четвертого утра Гитлер вылетел в группу армий "Север". Он выслушал доклад командующего генерал-фельдмаршала Вильгельма фон Лееба и в половине одиннадцатого уже вернулся в "Волчье логово".
4 августа столь же рано, в четыре часа утра, Гитлер прилетел в штаб группы армий "Центр" в Борисов. Там его ждали командующий генерал-фельдмаршал Федор фон Бок и два танкиста, наступавшие на главных направлениях, — генерал-полковники Хайнц Гудериан и Герман Тот. Поговорив с ними, Гитлер тотчас вылетел назад.
6 августа его встречали в группе армий "Юг" у генерал-фельдмаршала Герда фон Рундштедта.
Таким образом, он очень бегло осмотрелся в штабах всех трех командующих, которым поручил войну против Советского Союза. Этим и удовлетворился. По занятой немецкими войсками советской территории Гитлер на поезде ездить не рисковал — боялся партизан.
Разумно мыслящие офицеры расценили нападение на Советский Союз как катастрофу. 22 июня 1941 года генерал-лейтенант Фридрих Ольбрихт, начальник общего управления главкомата сухопутных сил, отвечавший за снабжение войск, мрачно произнес:
— Наша армия будет развеяна в бескрайних русских степях.
Первый благоприятный момент для покушения на фюрера возник в 1942 году, когда Гитлера ждали в штабе группы армий "Б" генерал-полковника барона Максимилиана фон Вайхса в Полтаве. Здесь его собиралась арестовать тайная офицерская организация, во главе которой стояли командующий армией генерал Хуберт Ланц и его начальник штаба генерал Ханс Шпайдель.
Генералу Ланцу было поручено удержать район Харькова после того, как оборонявшаяся там 8-я итальянская армия развалилась. Ланц считал, что Гитлер — военный преступник и с ним надо покончить. Такого же мнения придерживался его подчиненный — полковник граф Гиацинт фон Штрахвиц, который командовал танковым полком "Великая Германия". Он взялся устранить фюрера.
В подчинении генерала Ланца находились отборные части войск СС — дивизия "Лейбштандарт Адольфа Гитлер а" группенфюрера Зеппа Дитриха, дивизия "Райх" группенфюрера Пауля Хауссера и дивизия "Мертвая голова" обергруппенфюрера Теодора Айке. Заговорщики рассчитывали, что Гитлер обязательно заедет в Полтаву посмотреть на своих любимых эсэсовцев. Но он не прилетел. Покушение сорвалось.
В два часа утра 17 февраля 1943 года фюрер вдруг отправился из "Волчьего логова" через Винницу в Запорожье, где находился штаб группы армий "Дон", которой командовал генерал-фельдмаршал Эрих фон Манштейн. После поражения 6-й немецкой армии под Сталинградом прошло три недели. Гитлер решил, что он должен сам поговорить с Манштейном, который безуспешно попытался прорваться на выручку 6-й армии.
Самолет фюрера прилетел в штаб группы армий в шесть утра. Фронт был недалеко. Шеф-пилот Ханс Баур и другие летчики видели, что примерно двадцать советских танков наступают со стороны Днепропетровска по шоссе, которое вело к аэродрому. Немецкое командование бросило в бой авиацию, чтобы их остановить. Но низкая облачность и туман мешали действиям летчиков.
Несколько советских танков подошли совсем близко к аэродрому. Баур попросил разрешения перебросить самолеты на другое поле, но Гитлер сказал, что он уже возвращается. Его привез на машине Кемпка, и три "кондора" спешно поднялись в воздух. Советские танки остановились, потому что у них кончилось горючее. Они нашли бы его на аэродроме, но увидели большое скопление немцев и не стали прорываться. О присутствии Гитлера советские танкисты не подозревали.
Когда один из офицеров сказал Трескову, что можно было убить Гитлера в день приезда фюрера в ставку Ман-штейна, генерал со сверкающими глазами произнес:
— И ты его не убил?!
Хенниг фон Тресков надеялся, что сам сможет подложить бомбу. Он пытался устроить новое посещение Гитлером штаба группы войск, чтобы его застрелить. Сразу несколько офицеров выразили готовность убить фюрера. Но Гитлер избегал фронта.
Тресков исходил из того, что военную оппозицию должны возглавить генерал-фельдмаршалы, люди, к которым прислушаются в войсках. Они или заставят Гитлера уйти с поста главнокомандующего сухопутными войсками, или сместят фюрера.
Тресков попросил своего единомышленника — начальника разведывательного отдела штаба группы армий "Центр" полковника барона Рудольфа Кристофа фон Герсдорфа — поехать с письмом двух лидеров антигитлеровской оппозиции Карла Герделера и Йоханнеса Попица, бывшего министра финансов в прусском правительстве, к генерал-фельдмаршалу Эриху фон Манштейну:
— Мы должны узнать его принципиальный взгляд на государственный переворот. Письма обсудить с глазу на глаз. Если откажется, то разговора не заводить.
Командующий группой армии "Юг" принял Герсдорфа один. Манштейн соглашался, что надо изменить состав руководства. Но не считал, что может сам поговорить с Гитлером. Только Клюге или Рундштедт способны так разговаривать с фюрером. Идею совместных действий всех генерал-фельдмаршалов он отклонил: прусский военачальник не бунтует. Полковник Герсдорф напомнил ему об исторических примерах, свидетельствовавших об обратном.
— Вы хотите его убить? — задал прямой вопрос Ман-штейн.
— Да, — ответил Герсдорф.
— В этом я участвовать не буду! — возбужденно сказал генерал-фельдмаршал. — Молодой офицерский корпус по-прежнему в восторге от Гитлера. На этом армия сломается.
Письмо Манштейну полковник даже не стал читать. Герсдорф только передал пожелание заговорщиков: если переворот удастся, принять пост начальника Генштаба вермахта. Манштейн ответил спокойно и с легким поклоном:
— Я всегда буду лоялен легальному правительству.
Заговорщики поняли, что на Манштейна рассчитывать нельзя: он хотел надежности и выполнял только приказы. Тресков выслушал рассказ Герсдорфа о беседе, покачивая головой и делая саркастические замечания.
Тресков знал, что Эрих фон Манштейн, командующий группой армий "Север" генерал-фельдмаршал Георг Кюхлер и новый командующий группой армий "Центр" генерал-фельдмаршал Гюнтер фон Клюге вовсе не национал-социалисты. Они не могли не понимать, что творит Гитлер. Но терпели безграничное невежество и преступления фюрера. Все существо Трескова бунтовало против этого. Он испытывал глубочайшее презрение к высшему генералитету.
Офицеры попытались еще раз поговорить с Клюге о заговоре. Прогуливаясь с ними перед ставкой, Клюге сам заговорил о тяжелом положении на фронте.
В какой-то момент Тресков произнес: "Этого человека надо убрать!", имея в виду Гитлера. И добавил:
— Господин генерал-фельдмаршал! Ведь мы уже перешли к практической стадии. Человек, который идет справа от вас, сам предпринял такую попытку.
— Как вы могли, Герсдорф? — удивился командующий.
— Это единственный путь спасти немецкий народ от окончательной гибели.
Понтер фон Клюге помолчал. Потом торжественно произнес:
— Дети мои, я ваш!
После этого они обменялись рукопожатиями.
— Теперь вы не можете повернуть назад, — без особой надежды предупредил Тресков своего командующего.
Тресков чувствовал театральность в поведении генерал-фельдмаршала, и, как показало будущее, не без оснований.
Более удачными оказались попытки привлечь на свою сторону молодых офицеров. Тресков избегал втягивать тех, кто сражался на фронте. Они едва ли могли поддержать заговор. И он не желал осложнять им жизнь. Ограничивался теми, кто служил не на передовой. Ему помогали красноречие и обаяние, сила убеждения, перед которой невозможно устоять. Многие становились молчаливыми союзниками: понимали, о чем идет речь, и не были против.
Поражение Германии становилось неизбежным. Не слишком ли поздно? — тревожился Тресков. Остается ли шанс на переговоры с противником? Если да — то с кем? По убеждениям он был англофил. Англия всегда хотела равновесия сил в Европе, следовательно, Лондону не нужно совсем исключить Германию и допускать гегемонию Советского Союза в Европе.
Тресков искал трещины в лагере союзников. Ни в чем этот союз не напоминал Антанту — "сердечное согласие". Уинстон Черчилль, которого он уважал как государственного деятеля, явно боялся русских. Свободная Германия была бы ему важна. Тресков исходил из того, что не надо настаивать ни на одном завоевании Гитлера. Новая Германия откажется и от Австрии, и от Судет. Достаточно границ 1937 года — с узким коридором в Восточную Пруссию. Он мечтал сохранить то, что еще недавно казалось немцам столь малым.
Тресков думал о и компромиссе на Востоке. Он был врагом большевизма, который отвергал как систему. Но считал себя другом русского народа. Он считал, что не так сложно "привлечь на свою сторону этот скромный, трудолюбивый, физически и морально здоровый народ". Тресков поддержал идею создания временного русского правительства и русской освободительной армии, которая бы сражалась против Сталина вместе с вермахтом. Но Гитлер не для того нападал на Советский Союз…
Для Трескова Сталин ничем не отличался от Гитлера. Но Сталин вроде бы не требовал безоговорочной капитуляции Германии, как Черчилль с Рузвельтом. Советский вождь говорил о немецком народе, который останется, когда не будет Гитлера. Можно ли договориться с коммунистами — пока немецкая армия еще представляет силу? Граф Шуленбург, бывший посол в Москве, считал переговоры возможными и был готов ради беседы со Сталиным перейти через линию фронта.
В начале апреля 1943 года Хенниг фон Тресков приехал в Берлин. Его ни о чем не подозревавшая жена была потрясена, узнав о попытках убить Гитлера. Гуляя с ней в парке Сан-Суси, он спросил:
— Хочешь сунуть голову в песок, сделать вид, что ничего не видишь? Тебе лучше знать. Я бы желал, чтобы моя жена была со мной заодно. Я не вижу никакой альтернативы. Гитлер не способен чему-то научиться и сделать выводы. Он погубит Германию. Только его смерть может спасти страну от больших несчастий. Я не понимаю, как люди могут считаться христианами, если они не враги этого режима. Подлинно убежденный христианин может быть только против режима.
1 апреля 1943 года проходила конфирмация обоих сыновей Трескова в Потсдамской гарнизонной церкви.
Праздник соединил всю семью. Ничто не омрачало радости. О том, что волновало Трескова, он молчал.
— Не забывайте, — сказал он сыновьям, — что вы выросли на прусской почве и воспитаны в прусско-германском духе. Вас благословили на самом святом месте старого пруссачества, что накладывает на вас большие обязательства — обязательство служить правде, быть дисциплинированными и исполнять долг до последнего. Но этим дело не ограничивается. Подлинный прусский дух неотделим от понятия свободы. Это синтез долга и свободы, жесткости и сочувствия. Иначе можно опуститься до бессердечного самомнения.
Генерал Тресков считал необходимым устранить диктатора и свергнуть фашистский режим. Тяжесть положения на фронтах требовала действий. Он ощущал свою ответственность перед Германией.
В марте 1943 года Гитлера ждали в оккупированном Смоленске. За несколько дней до него в Смоленск прилетели начальник абвера адмирал Канарис и его доверенные офицеры — генерал-майор Ханс Остер, полковник Эрвин фон Лахузен и Ханс фон Донаньи из юридического отдела. Абверовцы привезли чемодан взрывчатки.
13 марта на смоленском аэродроме Гитлера встречал командующий группой армий "Центр" генерал-фельдмаршал Понтер фон Клюге. Место заседания охраняли войска СС, чтобы Гитлер чувствовал себя в полной безопасности. Но одним из охранных полков командовал подполковник Георг фон Бёзелагер, который согласился расстрелять Гитлера.
Его брат барон Филипп фон Бёзелагер после ранения под Москвой стал ординарцем Клюге. После войны барон рассказывал, что, когда увидел, как расстреливают евреев, понял: исполнять приказы фюрера — значит самому становиться военным преступником. Он сказал, что готов застрелить Гитлера.
Первоначально намеревались сделать это прямо во время обеда. Но генерал-фельдмаршал фон Клюге брезгливо заметил, что нельзя стрелять в человека во время еды. На самом деле фельдмаршал опасался, что не очень меткие стрелки попадут и в него самого. Гитлера могли застрелить и после обеда, когда он шел к машине. Но почему-то не сделали этого. Потом заговорщики оправдывались тем, что фюрер внезапно изменил маршрут.
Возможно, дело в другом. План покушения разрабатывал генерал-майор Хенниг фон Тресков. Он решил, что стрелять в Гитлера опасно: армию обвинят в убийстве фюрера. Он предпочел бы взорвать самолет Гитлера в воздухе. Если рухнет четырехмоторный "кондор" фюрера, обвинять будет некого.
Его единомышленник антифашист Отто Йон, работавший в авиакомпании "Люфтганза", раздобыл полное описание четырехмоторного самолета "кондор", на котором летал Гитлер.
В 1932 году, во время избирательных кампаний, Адольф Гитлер использовал самолеты чаще, чем любой другой немецкий политик. Он арендовал самолет у "Люфтганзы", которой руководил будущий генерал-фельдмаршал Эрхард Мильх; машину фюрера пилотировал капитан Ханс Баур, член партии с 1921 года.
Гитлер тогда говорил, что действующий канцлер Генрих Брюнинг имеет преимущество: в его распоряжении самое массовое на то время средство информации — радио (телевидения еще не было). Противопоставить этому можно только самолет, с помощью которого Гитлер умудрялся выступить за один вечер в разных городах.
Избирательная кампания тогда продолжалась две-три недели, за это время Гитлер успевал выступить в шестидесяти с лишним городах. Летчик Ханс Баур так понравился фюреру, что он, став канцлером, сделал того своим личным пилотом и поручил ему сформировать правительственный авиаотряд. Но однажды Баур в очень плохую погоду потерял ориентировку над Балтийским морем, и окружающие впервые увидели на лице Гитлера страх смерти.
В марте и июле 1932 года Гитлер летал на самолете "Рорбах-VIII Роланд" ("Иммельман-1"). В том же году был принят в эксплуатацию самолет "Юнкерс-52", один из самых надежных аэропланов того времени. В ноябре Гитлер уже его арендовал. Пока он выступал, эсэсовцы охраняли самолет. Личный самолет Гитлера именовался "Иммельман-2" и имел позывной "Д-2600", который не менялся, так что на земле всегда знали: если посадку просит "Д-2600", значит, летит Адольф Гитлер.
Пилот Баур вспоминал, что 30 июня 1934 года Гитлер, готовясь арестовать руководство штурмовых отрядов, воспользовался другим самолетом, потому что начальник штаба СА Эрнст Рём попросил мюнхенский аэропорт заранее известить его, когда прилетит фюрер. Но фюрер проявил предусмотрительность, и Рём не был предупрежден.
В 1937 году правительственный авиационный отряд состоял из шести машин. Гитлеру предназначались три "Юнкерса-52", по одной машине выделили Гессу, Герингу и Гиммлеру.
В 1937 году построили первые четырехмоторные "Фокке-Вульф-200 Кондор" с убирающимся шасси. Третью по счету машину взяли для Гитлера и назвали ее "Иммельман-3". Самолет понравился фюреру: салон просторнее, скорость больше. В 1942 году появилась новая модификация "фокке-вульфа" с более мощными моторами и четырьмя скорострельными пушками. Люфтваффе использовало самолет как разведчик, он мог оставаться в воздухе пятнадцать часов.
В личном самолете фюрера поставили письменный стол, а под сиденьем Гитлера устроили люк. В случае катастрофы он мог открыть его и вывалиться на специальном кресле, снабженном парашютом. Осенью 1944 года систему спасения фюрера модернизировали и установили на самолете "Юнкерс-290 А-6". Это была настоящая летающая крепость, способная пролететь шесть тысяч километров без посадки. Вооружение — десять авиационных пушек большого калибра.
Три машины переделали специально для фюрера. Место, где он сидел — в первом ряду с правой стороны, — обшили броней, иллюминаторы изготовили из пуленепробиваемого стекла. В случае опасности гидравлический механизм открывал спасательный люк, и пассажир номер один вылетал из машины на кресле, потом автоматически открывался парашют. Испытания с куклой прошли успешно. Испытать на Гитлере спасательный механизм не пришлось.
Имперская служба безопасности отвечала за благонадежность служащих аэропорта. Двух сотрудников аэропорта Темпельхоф уволили, потому что в картотеке местного отделения гестапо они значились противниками национального социализма. Обслуживание, ремонт и заправка самолетов фюрера осуществлялись только в присутствии охранников. Все предметы, загружаемые на борт, проверялись.
Перед каждым полетом Гитлера самолет поднимали в воздух и проводили испытательный полет в течение десяти — пятнадцати минут на разной высоте. Проверяли не только двигатель, но и на всякий случай — нет ли взрывчатки. Взрыватель часто соединяют с барометром, чтобы взрыв произошел, когда самолет поднимется в воздух. Правда, эти предосторожности оказались бы бесполезными, если бы покушавшиеся, зная это, поставили таймер. Но время вылета всегда держалось в секрете.
В сентябре 1933 года Гитлер хотел посетить сгоревшую дотла деревню, но имперский наместник Бадена и местный гаулейтер Роберт Вагнер через гестапо узнал о его прилете и вывел на поле сотни штурмовиков, чтобы приветствовать фюрера. Разумеется, собралась толпа любопытствующих.
Гитлер был вне себя: ведь он принял такие меры предосторожности! Перед вылетом начальник аэропорта требовал от пилота назвать место назначения, потому что этого требовало министерство. Гитлер ответил, что, если пилот скажет, куда они летят, он будет уволен. Мало того, когда они взлетели, пилот взял курс на север, чтобы ввести всех в заблуждение. Потом они развернулись и полетели на юг. Каково же было раздражение Гитлера, когда он увидел ожидавшую его толпу…
В другой ситуации, когда от полиции опять просочилась информация о его прилете, он, увидев на взлетном поле людей, приказал не садиться. Его самолет совершил посадку в другом городе, где адъютантам пришлось нанимать машины, чтобы доставить фюрера к месту назначения.
Хансу Бауру не раз приходилось пилотировать пустой самолет, если Гитлер ехал на поезде. Все знали, что фюрер может в любой момент пожелать пересесть на самолет, как это произошло в 1940 году, когда он поехал через всю Францию на испанскую границу, чтобы увидеть каудильо Франциско Франко. Автомобильный конвой двигался по параллельной дороге — вдруг фюрер захотел бы пересесть в машину. Гитлер требовал, чтобы его подручные — адъютанты, слуги, секретари, врач — всегда находились под рукой и были готовы в любую минуту сняться с места.
Генерал Хенниг фон Тресков замаскировал полученную от сотрудников абвера взрывчатку (это были две британские магнитные мины с тридцатиминутным взрывателем) под посылку. За обедом он попросил одного из сопровождавших Гитлера офицеров полковника Хайнца Брандта из Генерального штаба взять с собой в самолет две бутылки коньяка для генерал-майора Хельмута Штифа, служившего в Генеральном штабе сухопутных сил и находившегося в Восточной Пруссии.
Перед взлетом офицер для поручений при генерале Трескове (и его двоюродный брат) лейтенант Фабиан фон Шлабрендорф раздавил капсулу химического взрывателя и передал посылку полковнику Брандту. "Кондор" взмыл в воздух, его прикрывали истребители. Заговорщики рассчитывали, что один из истребителей и радирует на землю о катастрофе самолета фюрера. Самолет должен был взорваться ровно через полчаса где-то над Минском.
Но ничего не произошло. Через два часа самолет Гитлера благополучно приземлился в Восточной Пруссии.
Лейтенант фон Шлабрендорф под благовидным предлогом немедленно вылетел в Пруссию. Он перехватил посылку с взрывчаткой прежде, чем она оказалась в руках адресата. Это обошлось заговорщикам в две бутылки настоящего коньяка, который получил не ожидавший такого внимания генерал-майор Хельмут Штиф.
Заговорщики пришли к выводу, что химический взрыватель не сработал, потому что в самолете Гитлера вышла из строя система отопления в кабине. Низкая температура нарушила ход химической реакции.
Сразу же был введен в действие следующий план.
В военном музее в Берлине была устроена выставка трофейной военной техники. Каждый год 21 марта, в день памяти погибших героев, Гитлер произносил там речь, а затем осматривал новые экспонаты, присланные с фронта.
Генерал Тресков предложил разместить среди экспонатов неразорвавшиеся мины и в нужный момент привести их в действие. Эти мины привез в Берлин все тот же порученец Трескова и передал другому заговорщику — им был начальник разведывательного отдела штаба группы армий "Центр" полковник барон Рудольф Кристоф фон Герсдорф.
Полковник Герсдорф прилетел в Берлин 20 марта вместе с командующим 9-й армией генералом Вальтером фон Моделем, который только что отличился на фронте и был приглашен на церемонию. Ночью лейтенант фон Шлабрендорф передал Герсдорфу взрывное устройство. Однако никто не знал, когда именно будет выступать Гитлер и где он встанет. А кто знал — молчал, это был секрет.
Но генерал Модель намеревался навестить жену в Дрездене и успеть на выставку. Он в сопровождении полковника Герсдорфа зашел к главному военному адъютанту Гитлера Рудольфу Шмундту. В 1942 году Шмундт был произведен в генерал-лейтенанты и стал одновременно начальником управления кадров сухопутных сил. Он колебался, но по секрету назвал точное время выступления, добавив, что этого не знает даже рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер. И взял с боевых товарищей слово, что они под страхом смертной казни не разгласят эту информацию.
Гитлер планировал произнести свою речь в полдень, а не в час дня, как это бывало прежде. Полковник Герсдорф предполагал перед выступлением фюрера заложить взрывчатку под трибуну и уйти. Но когда он 20 марта приехал в музей под предлогом, что ему надо проверить экспонаты, он увидел, что ничего не получится. Во-первых, Гитлер намеревался выступать в большом помещении под стеклянной крышей, следовательно, взрывная волна будет ослаблена. Во-вторых, было полно охраны, и полковник понял, что ему не удастся подобраться близко к фюреру.
Заложить бомбу накануне он не мог. Военные не располагали таким совершенным механизмом, который соорудил столяр Георг Эльзер. Полковник Герсдорф мог взорвать фюрера только вместе с собой.
Идея застрелить Гитлера отпадала. Во-первых, психологически даже профессиональному военному трудно выстрелить в стоящего перед ним человека. Во-вторых, все считали, что Гитлер ходит в пуленепробиваемом жилете. Да и опасались, что его охрана успеет защитить фюрера. Так что Герсдорф решил пожертвовать собой — взорвать себя вместе с диктатором.
Выяснилось, что нет и взрывателя мгновенного действия. На фронте полковник бы его нашел, но в Берлине это оказалось невыполнимой задачей. Он решил, что приведет в действие тот, что есть под рукой, и будет хладнокровно ждать десять минут, пока они все не взорвутся.
Гитлер приехал на своей открытой машине. У входа его встретило все высшее армейское и партийное руководство. Гитлер вошел во внутренний двор и произнес речь. Оркестр сыграл государственный гимн "Германия превыше всего" и партийный гимн "Песня Хорста Бесселя". Потом начался вынос знамен для торжественного парада.
И тут Гитлер вошел внутрь, чтобы осмотреть выставку.
Когда появился фюрер, полковник Герсдорф, как и все военные, вытянул правую руку в нацистском приветствии, а левой в кармане кителя нажал на химический взрыватель. Он рассчитал все правильно — по сценарию через десять минут Гитлер должен был оказаться рядом с ним.
Но случилось непредвиденное.
Гитлер буквально вихрем пронесся по выставке, ни на что не обращая внимания, и исчез. Все, что мог сделать полковник Герсдорф, — это зайти в ближайший туалет и остановить химическую реакцию, которая уже шла в кармане его кителя, то есть просто выбросить взрыватель…
Адъютант фюрера Николаус фон Белов рассказывал после войны, что хорошо помнит высокого и стройного полковника Герсдорфа в элегантной форме. "То, что в кармане у него находилась взрывчатка, — утверждал фон Белов, — считаю неправдоподобным".
Удивляет, что даже в военное время охрана Гитлера была поразительно небрежной, и несколько раз фюрера спасала случайность.
Капитан Аксель фон дем Буше-Штрайтхорст, один из сторонников генерала фон Трескова, видел 5 октября 1942 года в Дубно, как убивали украинских евреев. После этого он сказал, что готов сам убить Гитлера.
Барон фон дем Буше был трижды ранен на фронте и много раз награжден. В ноябре 1943 года герой войны получил отпуск для поправки здоровья. Он предложил Трескову покончить с диктатором во время показа нового обмундирования и образцов вооружения, которые Гитлер пожелал осмотреть в декабре 1943 года.
Штауффенберг потом спрашивал Буше: как он решился, ведь давал присягу фюреру? Барон Буше ответил графу: присяга основана на взаимной верности, Гитлер первым нарушил присягу.
Однажды вечером барон Аксель фон дем Буше отправился поужинать к графине Марион Дёнхоф, чье имя еще возникнет на страницах этой книги. Присутствовал еще один участник антигитлеровской оппозиции майор Иоахим Кун, о нем еще тоже пойдет речь. Они говорили о том, что Германию необходимо избавить от диктатора.
Химические взрыватели были не очень точными: время взрыва зависело от температуры воздуха, концентрации кислоты, толщины проволоки. Словом, точно время взрыва определить было невозможно: он мог произойти в интервале от четырех с половиной до тринадцати минут. Капитан Буше попросил достать ему обычный взрыватель для ручной гранаты, который действовал через четыре с половиной секунды. Он был уверен, что сумеет пронести в кармане взрывчатку. Он вырвет чеку, бросится на Гитлера, и они взорвутся вместе.
Но показ формы и вооружения был отложен. Несколько дней капитан Буше ждал подходящего случая в "Волчьем логове", потом его отправили назад на Восточный фронт. Его миссию вызывался исполнить другой офицер. Но показ вновь был отложен, Гитлер был слишком занят. Показ состоялся только 7 июля 1944 года возле Зальцбурга, но ни один из заговорщиков на мероприятие не попал.
Капитан фон дем Буше на фронте командовал батальоном. Штауффенберг пытался отозвать его с фронта, но безуспешно. 31 января 1944 года в бою капитану оторвало левую ногу. 20 июля, когда Штауффенберг пытался исполнить свой долг, Буше лежал в госпитале. Он испытал несколько неприятных минут, когда сотрудники гестапо пришли, чтобы допросить его о Штауффенберге. Взрывчатку он хранил в чемоданчике, который лежал в госпитальной тумбочке. После допроса попросил товарища выбросить взрывчатку и взрыватель в озеро.
Убить Гитлера вызвался капитан Эберхард фон Брайтенбух, который был принципиальным противником нацизма. Он служил порученцем у генерал-фельдмаршала Эрнста фон Буша, который после того, как Клюге 12 октября 1943 года попал в дорожное происшествие, принял командование группой армий "Центр". 9 марта 1944 года генерал-фельдмаршал Буш был вызван к Гитлеру, который прислал за ним свой самолет "Кондор Фокке-Вульф-200". 11 марта их ждал Гитлер в Бергхофе. Тресков принес Брайтенбуху взрывчатку и взрыватель.
Тресков предложил спрятать взрывчатку под китель и в нужный момент обхватить Гитлера, чтобы погибнуть вместе. Брайтенбух сказал, что пистолет надежнее. Тресков посоветовал целиться в голову, на Гитлере может быть бронежилет.
Утром 11 марта 1944 года генерал-фельдмаршал Буш, начальник оперативного отдела штаба группы армий полковник Петер фон дер Гребен и капитан Брайтенбух, который держал в руках карты, необходимые для доклада, прибыли к фюреру.
Эберхард фон Брайтенбух умудрился пронести с собой браунинг в кармане форменных брюк. Охрана его не проверяла. Но капитана не допустили в зал заседаний: офицеры его ранга в совещании не участвовали.
Генерал Тресков ждал его возвращения в штабе группы армий в Минске. Он встревоженно сказал Брайтенбуху:
— Нас предали.
Тресков полагал, что кто-то прослушивает его телефонные разговоры с другими заговорщиками. Но никого не арестовали, и Тресков понял, что это случайность… Спецслужбы Германии не сумели помешать никому из офицеров, вознамерившихся убить фюрера. Охрана даже не проверяла тех, кто регулярно приходил к Гитлеру по служебным делам.
Но заговорщикам просто не везло.
Местонахождение Гитлера было известно союзникам, но ни его ставка, ни мюнхенская квартира, ни имперская канцелярия — за исключением последних недель войны — не подвергались бомбардировкам. Самолеты союзников тщательно обходили важную цель. Вот загадка для историков: почему ни Сталин, ни Рузвельт с Черчиллем так и не попытались убить Адольфа Гитлера, чтобы поскорее закончить войну?
В 1935 году Гитлер приказал расширить свою альпийскую резиденцию. Строительство продолжалось до конца войны. Соорудили апартаменты для Евы Браун и большую террасу. Появились гараж, бараки для охранных подразделений СС, гостевые домики и отдельные коттеджи для особо важных персон, таких как Геринг, Геббельс, Борман.
Шеф партийной канцелярии стал здесь главным человеком. По его указанию развели большое хозяйство, выращивали овощи и даже грибы. Борман методично скупал землю вокруг резиденции Гитлера. Он использовал весь свой административный ресурс, чтобы заставить людей, чьи предки веками владели этой землей, отказаться от нее. В конце концов он скупил территорию в семь квадратных километров, которую обнесли колючей проволокой.
Это место превратилось в огромную стройку. Гитлер несколько иронически говорил, что придется ему купить маленькое шале в более спокойном месте, подальше от людей, но в распоряжения Мартина Бормана не вмешивался. Борман был равнодушен к красоте, которая его окружала, и придумывал все новые и новые постройки. Его не беспокоил шум строительных работ под его собственным домом. Напротив, когда наступала тишина, он возмущенно интересовался: почему техника простаивает?
После смерти президента Гинденбурга Гитлер стал Верховным главнокомандующим. 9 ноября 1941 года тяжелый сердечный приступ отправил в постель главнокомандующего сухопутными силами генерал-фельдмаршала Вернера фон Браухича. Через несколько дней Браухич вернулся на службу, но от удара так и не оправился. 19 декабря 1941 года, после поражения под Москвой, Гитлер отправил в Браухича в отставку и принял на себя обязанности главнокомандующего сухопутными войсками. Теперь его сопровождала большая военная свита. Все они нуждались в рабочих и жилых помещениях. Борман принялся за строительство целого городка, чтобы разместить в нем Генеральный штаб сухопутных войск.
В марте 1942 года министр Альберт Шпеер уговорил Гитлера прекратить это грандиозное строительство, доказав, что материалы и рабочую силу нужно использовать только для того, что приближает Германию к победе. Но умелый Борман буквально через несколько дней подписал у Гитлера другой документ, позволявший ему продолжить строительство в Оберзальцберге.
В июне 1943 года на строительстве было занято двадцать восемь тысяч рабочих. Шпеер вновь уговорил Гитлера отдать приказ о прекращении работ. Фактически они продолжались до самого конца войны. Слово Бормана было весомее.
Бюрократический аппарат вокруг фюрера разрастался, помещений не хватало.
Шестнадцать стенографисток, которые присутствовали на совещаниях Гитлера с военными, расшифровывали свои записи в Берхтесгадене, в отеле, известном как "Дом Эммы", на первом этаже. Здесь же они и жили. В отеле постоянно находился сотрудник имперской службы безопасности — в штатском, но вооруженный. Его задача состояла в том, чтобы никому не позволять входить в комнаты, где стенографистки передиктовывали свои записи, следить, чтобы двери были закрыты и никто не мог подслушать их слова. Окна также плотно закрывались. Электроники, позволяющей подслушивать на расстоянии, еще не существовало.
Охранник сидел на первом этаже так, чтобы контролировать все четыре комнаты, где шла работа. Смена продолжалась шесть часов. Он мог сидеть, пить чай или кофе, но ему запрещалось говорить с гостями или персоналом гостиницы, а также покидать свой пост. В крайнем случае он должен был попросить старшего стенографиста доктора Курта Пешеля позвонить в местное бюро управления охраны, чтобы ему прислали смену.
Летом 1943 года полным ходом пошло строительство подземных бункеров — для Гитлера, Евы Браун, их обслуги, а также для семьи Бормана. Запланировали и бомбоубежище для Геринга, но он, оказывается, уже позаботился о себе — построил двумя годами ранее бункер из железобетона толщиной в три метра.
Предстояло построить бункеры для охраны, садовников, обслуживающего персонала, самих строителей. Каждый бункер требовал дренажной системы и отопления. Решили строить максимально просто. Но архитекторы требовали мрамора для отделки, а также деревянных панелей и ковров, заявили, что понадобится система кондиционирования воздуха. Понадобилась отдельная комната для собаки Гитлера, несколько кухонь. Когда почти все закончили, служба противовоздушной обороны потребовала бункер для собственных нужд и прокладки всех систем связи под землей. Опять началось строительство тоннелей.
Две трети рабочих были иностранцами — чехи и итальянцы. Немецких рабочих рук не хватало. Использование советских военнопленных в охраняемой зоне запрещалось. Но площадь зоны по требованию гестапо постоянно расширялась, и в нее попали стройки, где основной рабочей силой давно стали советские военнопленные. Местные власти не знали, что делать: заменить пленных некем. Пожаловались в министерство труда: нет возможности отказаться от советских пленных на ремонте железных дорог и на строительстве бараков для военных и автобана Вена — Зальцбург.
Министерство труда обратилось в главное управление имперской безопасности. Никто не решался взять на себя ответственность. В конце концов получили личное согласие фюрера на использование советских военнопленных и рабочей силы, вывезенной с оккупированных территорий, — при условии усиленной охраны; им запрещалось работать только в зоне непосредственного пребывания фюрера.
Когда на фронте начались неудачи, Гитлер утратил интерес к общению с народом. Теперь его охране поручалось следить за тем, чтобы возле его альпийской резиденции не собирались толпы или даже одиночные прохожие. Зевак или случайных прохожих выпроваживали. Охране приказали проверять все приезжающие машины и пассажиров.
В директиве от 21 февраля 1942 года, подписанной руководителем партийной канцелярии Борманом, говорилось:
"Все машины останавливать у ворот и проверять документы всех, кто в них находится. Форма не является документом, будь то форма обергруппенфюрера СС, гаулейтера или имперского министра. Пропускать только тех, у кого есть правильно оформленные документы на себя и на машину".
Профессиональные военные полагают, что разбомбить ставку Гитлера было трудно — немецкие зенитчики стреляли очень метко. Но ведь в других случаях британское и американское авиационное командование не считалось с потерями… Союзники сожгли Гамбург и Дрезден, преодолев мощную систему противовоздушной обороны и потеряв много самолетов.
Британские ученые нашли способ ослеплять радары немецкой противовоздушной обороны — летчики сыпали сверху полоски алюминия. 24 июля 1943 года начались ковровые бомбардировки Гамбурга. Они продолжались неделю, и немецкая ПВО не сумела спасти город. В ночь на 13 февраля 1945 года британская авиация обрушила на Дрезден две тысячи семьсот тонн взрывчатки. Американские бомбардировщики продолжили дело 14 и 15 февраля. При бомбардировках Дрездена погибло, по последним данным, около тридцати пяти тысяч немцев. Нацистская пропаганда называла цифру в двести тысяч.
Немцы считают бомбардировки немецких городов слепой местью, ведь Германия и так уже отступала на всех фронтах и терпела поражение. В последние годы фокус исторических исследований сдвигается в сторону страданий немецкого народа во время бомбежек и изгнания с восточных земель в конце войны. Неонацисты из национально-демократической партии ФРГ называют ковровые бомбардировки массовым убийством и "бомбовым холокостом". Впрочем, в свое время в социалистической ГДР о бомбардировках говорили как об "англо-американском терроре" — Дрезден бомбили, потому что знали, что он войдет в советскую зону оккупации… Неонацисты профитируют на том, что посеяли коммунисты.
Союзники же в сорок пятом считали, что Дрезден был важной целью, — город работал на вермахт. Это был крупный промышленный центр, через который пополнение и боеприпасы шли на Восточный фронт, где наступающая Красная армия несла большие потери.
Систематические бомбардировки ставки Гитлера привели бы к тяжелым потерям среди высшего командования и разрушению систем связи. В бункерах могли укрыться немногие, бомбежки дезорганизовали бы сопротивление немецкой армии. А смерть Гитлера практически сразу бы привела к окончанию войны.
Но у союзников были другие, политические соображения.
Они опасались, что смерть фюрера в бою окружит его фигуру героическим ореолом в глазах немецких солдат и его гибель только укрепит боевой дух вермахта. А если бы бомбардировки не увенчались успехом и Гитлер выжил среди пепла и развалин, немцы сочли бы его неуязвимым.
Союзники, в свою очередь, удивлялись: почему Сталин так и не попытался уничтожить Гитлера? "Волчье логово" находилось в Восточной Пруссии, в 1944 году линия фронта проходила всего в нескольких сотнях километров. Но советская авиация ставку Гитлера не бомбила.
Сталин по-своему тоже берег Гитлера. Чекисты представили Сталину подробный план заброски в немецкий тыл диверсионной группы с заданием убить фюрера. Сталин запретил это делать. Он сказал, что, пока Гитлер у власти, сговор между нацистской Германией и союзниками исключен. А вот если Гитлера сменит менее одиозная фигура, немцы сговорятся с англичанами и американцами и заключат сепаратный мир. И тогда Советский Союз останется один на один с Германией.
А в окружении фюрера боялись парашютного десанта.
17 сентября 1944 года Гитлер сам об этом заговорил:
— Здесь я и все мое высшее командование, вот рейхсмаршал, вот командование сухопутных сил, вот сидит рейхсфюрер СС, вот имперский министр иностранных дел. Я бы, не колеблясь, рискнул двумя парашютными дивизиями, если бы мог одним ударом захватить все русское руководство.
Ставку фюрера прикрывала зенитная авиация, в Оберзальцберге несколько зенитных орудий подняли так высоко в горы, что боеприпасы туда могли доставлять только на мулах. Принимались и меры маскировки. Но когда бомбардировки наконец начались 25 апреля 1945 года, за два дня большая часть зданий в Оберзальцберге была превращена в руины. Союзники опоздали. К тому времени Гитлер укрылся в бункере в Берлине.
