Роковые узы

Первый шаг к мировой войне был сделан в тот январский день 1933 года, когда президент Германии Пауль фон Гинденбург поручил Адольфу Гитлеру сформировать правительство. Вождь немецких национальных социалистов, конечно, не представлял себе, что именно и как он сделает, чтобы покорить Европу, но обуревавшая его ненависть к внешнему миру не могла не привести к войне.

Но Гитлер получил в свое распоряжение страну, не готовую воевать. Немцы не забыли ужасов Первой мировой и не располагали боеготовной армией.

После поражения в Первой мировой призыв в армию и на флот отменили. Вооруженные силы свели к минимуму — сто тысяч солдат и моряков, служивших по контракту. Запрещалось иметь в составе рейхсвера наступательное оружие — подводные лодки, авиацию, танки и тяжелую артиллерию.

И промышленность страны почти не производила оружия. Ограничения, наложенные на Германию условиями Версальского мира, заставили искать обходные пути для развития военной техники. Немцы платили Москве за право тайно создавать и осваивать на советской территории новые образцы боевой техники: самолеты, танковые моторы, стрелковое оружие, артиллерийские снаряды, боевые отравляющие вещества, на которые в те годы военные возлагали особые надежды.

2 августа 1934 года президент Гинденбург умер в возрасте восьмидесяти семи лет. 19 августа провели референдум, чтобы придать законность переменам в политическом устройстве и закрепить особую роль Гитлера в государстве. Немцев просили ответить на один вопрос: согласны ли вы ликвидировать пост имперского президента, чтобы передать все полномочия Гитлеру?

За проголосовало восемьдесят четыре процента. Нацисты приняли закон, объединивший должности президента и канцлера. Гитлер стал именоваться «фюрером и имперским канцлером». Но шестая часть населения нацистской Германии — больше пяти миллионов человек — все-таки ответила «нет». В некоторых рабочих районах против концентрации власти в руках фюрера высказался каждый третий.

В марте 1936 года служба госбезопасности представила начальству секретный отчет о настроениях в Берлине: немцы недовольны тем, что Гитлер не борется с коррупцией и позволяет высокопоставленным чиновникам вести роскошную жизнь. «Почему фюрер с этим мирится?» — вот вопрос, который часто звучал в те дни. В тревожном отчете говорилось: «Доверие народа к личности фюрера сейчас переживает кризис».

Но буквально через день после составления доклада, 7 марта 1936 года, немецкие войска вошли в демилитаризованную Рейнскую зону, что в первый раз продемонстрировало слабость западных демократий.

По Версальскому мирному договору левый берег Рейна и полоса правого берега шириной в пятьдесят километров объявлялись демилитаризованной зоной. Это была предосторожность со стороны Франции, которая после двух войн хотела, чтобы немецкие войска держались от нее подальше. Германия нарушила мирный договор, и 7 марта 1936 года французская армия имела полное право вышвырнуть рейхсвер из Рейнской области. Немецкие войска получили приказ не сопротивляться в случае столкновения с французами. Но в Париже не хотели конфликта, и этот день стал триумфальным для Гитлера. Проблемы последних месяцев — нехватка продовольствия, рост цен, низкие зарплаты — все это потонуло в эйфории.

Через три недели, 29 марта 1936 года, на референдуме — «поддерживаете ли вы политику фюрера» — Гитлер получил почти девяносто девять процентов. Министр народного просвещения и пропаганды Геббельс пометил в дневнике: «Историческая победа. Фюрер объединил народ. Даже в самых смелых мечтаниях мы не могли этого представить. Фюрер завоевал мандат против всего окружающего мира».

Одновременно проходили и выборы в рейхстаг. Они походили на советские, в каждом округе выставлялся только один кандидат.

«Не слышно недовольства по поводу таких выборов, — констатировал американский посол в Берлине Уильям Додд, — или по поводу состава рейхстага, который собирается раз в год, чтобы прокричать „Хайль Гитлер!“, когда фюрер произносит речь. Я присутствовал на двух так называемых сессиях рейхстага, и в обоих случаях ни один из депутатов не произнес ни слова, кроме „Хайль Гитлер“ во время пауз в его речи».

Выходит, девяносто процентов немцев верили фюреру? Более надежные исследования в те годы не проводились, но можно предположить, что цифра завышена. Не все немцы верили фюреру. Однако же отрицать успехи Адольфа Гитлера в завоевании общественного мнения не приходится. Самая умелая пропагандистская машина того времени неустанно рисовала героический образ фюрера и превозносила его успехи.

В период между смертью президента Пауля фон Гинденбурга в августе 1934 года и до ввода войск в Австрию и Судеты в 1938 году Гитлер действительно завоевал поддержку большинства немецкого народа. Пик его политического успеха приходится на тридцать восьмой год. Такой же всплеск поддержки — но более короткий — произойдет после громкого разгрома Франции летом сорокового.

Адольф Гитлер самодовольно перечислял свои деяния в рейхстаге 28 апреля 1939 года:

— Я преодолел хаос в Германии" восстановил порядок, фантастически поднял производство во всех отраслях национальной экономики. Мне удалось полностью занять полезным трудом семь миллионов безработных, судьба которых так тревожила наши сердца. Я не только политически объединил немецкий народ, но и вооружил его. Я вернул провинции, отнятые у нас в 1919 году. Я привел миллионы глубоко несчастных немцев, оторванных от нас, на родину. Я восстановил тысячелетнее историческое единство германского жизненного пространства. Я достиг всего этого, не пролив кровь и не заставив страдать от войны мой народ или другие народы. Я, который двадцать один год назад был никому не известным рабочим и солдатом моего народа, осуществил все это благодаря своей энергии…

Даже те, кто раньше был против Гитлера, не могли не признать достижения фюрера. Немногие были достаточно прозорливы, чтобы оценить опасность нацистской политической системы.

Министр пропаганды Йозеф Геббельс овладел самой современной на то время маркетинговой стратегией, оказавшейся крайне успешной, и умело рисовал образ всемогущего Адольфа Пилера. Геббельс скромно писал, что создание мифа о фюрере было его главной удачей. Но самые изощренные стратегии не возымели бы успеха, если б не благодатная почва, созревшая еще до 1933 года. Германия, считавшая себя несправедливо обиженной и оскорбленной, ждала спасителя и нашла его в Пилере.

Популярность фюрера признавали и враги. Аппарат социал-демократической партии в изгнании, которая нашла убежище в Праге, в апреле 1938 года пришел к выводу: "Большинство народа поддерживает Пилера, потому что, во-первых, он создал рабочие места, во-вторых, он сделал Германию сильной".

В первые годы нацистского правления многим казалось, что после стольких лет отчаяния и безнадежности в немецкое общество вернулись энергия и динамизм. Наконец-то у власти правительство, которое поставило Германию на ноги.

Гитлер ничего не понимал в экономике. Если кто-то и приложил усилия для восстановления хозяйственной жизни, подъема производства, то это Яльмар Шахт — президент Имперского банка и министр экономики. Вклад Гитлера состоял в том, что он изменил климат и настроения в обществе, придал немцам уверенности в собственных силах. Но пропаганда приписывала именно ему экономическое возрождение. Пока другие страны (и Соединенные Штаты Америки в том числе) страдали от массовой безработицы, Гитлер избавил немцев от этого страха. Это казалось чудом. Рабочие места расположили в пользу режима тех, кто традиционно голосовал за левых…

В докладе социал-демократической партии о положении в рурском экономическом районе летом 1934 года признавалось, что даже "нейтрально настроенная рабочая сила" в массе своей верит в Гитлера: "Произвело впечатление то, что безработные получили работу, пусть даже и плохо оплачиваемую. Массы верят, что когда-нибудь Гитлер, если ему скажут правду, изменит и систему налогообложения в их пользу".

К 1936 году в Германии не осталось безработных. Безработицу и депрессию немцы считали самыми ужасными после Первой мировой, поэтому долго помнили, как получили работу, и ставили это Гитлеру в заслугу. Две ценности — работа и зарплата — были наивысшими для немецкого населения.

Даже после Второй мировой немалое число немцев продолжали считать это достижениями Гитлера. Еще в семидесятых годах рабочие Рура вспоминали, что при нацистах была полная занятость, существовали такие хорошие вещи, как организация "Сила через радость", которая за копейки позволяла трудящимся культурно отдыхать и путешествовать.

Второй успех Гитлера — избавление от Версальского мирного договора 1919 года, считавшегося позорным. Вынужденное сокращение рейхсвера до ста тысяч человек, запрет иметь военную авиацию и некоторые виды наступательного оружия переживались как унижение. Отказ от Версальской системы, восстановление военной силы и престижа Германии воспринимались всеми немцами как достижение, пока за это не пришлось проливать кровь.

Выход из Лиги Наций в 1933 году, возвращение Саарской области (отданной под управление Лиги Наций), введение всеобщей воинской службы и создание вермахта в 1935-м, ввод войск в Рурскую область в 1936-м, присоединение Австрии к Германии в 1938 году — все это казалось национальным триумфом. Немцы вновь и вновь убеждались в слабости западных держав и гении Гитлера как государственного деятеля.

До поры до времени немцы радовались возрождению армии. Гордились оружием, которое они производили, с энтузиазмом работали. Введение всеобщей воинской повинности в марте 1935 года встретили как праздник.

Составитель доклада запрещенной социал-демократической партии писал:

"Огромный энтузиазм 17 марта. Весь Мюнхен вышел на улицы. Можно заставить людей петь, но нельзя заставить петь с энтузиазмом. Я помню 1914 год и могу только сказать, что даже объявление войны тогда не произвело на меня такого впечатления, как прием, оказанный в городе Гитлеру 17 марта…

Вера в политические таланты Гитлера и в его честность растет. Гитлер набирает популярность. Многие его любят".

Впервые немцы встревожились во время Судетского кризиса летом 1938 года, когда возникла реальная угроза войны. Но западные державы в конце сентября подарили Гитлеру в Мюнхене еще один мирный триумф во внешней политике, хотя он и старался его избежать — потому что искренне жаждал войны с Чехословакией.

После мюнхенского сговора Гитлер говорил генералам:

— В значительной степени все зависит от меня, от моего существования, от моих политических способностей. Ведь это факт, что такого доверия всего немецкого народа, каким пользуюсь я, не приобрести никому. В будущем наверняка не найдется никого, кто имел бы больший авторитет, чем я. Итак, мое существование является фактором огромного значения.

Покорность судьбе, а не энтузиазм — вот реакция немцев на войну в сентябре 1939 года. Адольф Гитлер исчерпал возможности роста популярности. Большинство населения хотело мира. Гитлер же искал войны. Выступая в Мюнхене перед редакторами нацистских газет, фюрер признал необходимость обманывать сограждан:

— Обстоятельства заставляли меня десятилетиями говорить только о мире. Только благодаря тому, что я делал упор на стремление Германии к миру, стало возможным вооружить немецкий народ оружием, необходимым для следующего шага.

Для абсолютного большинства немцев восстановление национальной гордости и военной силы, отказ от Версальского мира, возвращение в состав Германии австрийских и судетских немцев было главной целью. Большинство не понимало или не хотело понять, что для Гитлера и нацистов это было только прелюдией к большой войне.

Гитлеру приписывают и установление твердого порядка в стране. В годы Веймарской республики нацистская пропаганда приложила немало усилий для того, чтобы представить жизнь в демократической стране как катастрофическую. Преувеличивалась преступность, декадентство, социальные беспорядки и насилие (большая часть которого была действиями самих нацистов). Придя к власти, Гитлер выставлял себя борцом за справедливость и мораль, поборником закона и порядка. Когда в июне 1934 года Гитлер устранил зарвавшееся и бесконтрольное руководство штурмовых отрядов во главе с начальником штаба СА Эрнстом Рёмом, это было воспринято как же-стокая, но необходимая акция. Многие немцы хотели избавиться от крайне непопулярных вождей штурмовиков, которые публично выражали разочарование неспешностью правительства в проведении популистской политики. А правое крыло общества брезгливо говорило о "плебейской дегенерации" страны.

Выступая в рейхстаге 13 июля 1934 года, Гитлер принял на себя ответственность за убийства недавних товарищей. С презрением говорил о гомосексуализме и роскошной жизни Эрнста Рёма и других вождей штурмовиков, как будто бы не знал об этом раньше. То, что было жестоким маккиавелиевским заговором в борьбе за единоличную власть, рисовалось шагом, необходимым для устранения внутренней угрозы, для устранения коррупции и аморальности.

— Если кто-то спросит меня, почему я не отправил эти дела в суд, — говорил Гитлер, — то я могу объяснить — в этот решающий час я один отвечал за судьбу германского народа и я был единственным судьей! И потому приказал расстрелять главарей предателей!

Мало кто осудил заведомое беззаконие и массовые убийства. Большинство немцев одобрило действия Гитлера, искореняющего зло, опасное для общества. "Благодаря энергичным действиям, — говорилось в одном партийном донесении, — фюрер завоевал широкие массы, особенно тех, кто еще с недоверием относится к движению. Им не просто восхищаются, он становился идолом".

Социал-демократы фиксировали, что немцы благодарны фюреру за то, что он занимается наведением порядка. После войны, когда признают его "ошибки" — мировую войну, смерть миллионов, разрушение собственной страны, — ему все еще будут ставить в заслугу "очищение Германии", наведение порядка, утверждение морали и борьбу с преступностью, когда стало безопасным ходить по улицам вечером…

Геббельсовским пропагандистам он был обязан образом сурового, но понимающего отца нации, который ради страны пожертвовал нормальной жизнью и отказался от возможности иметь семью, который работает день и ночь ради блага Германии. Как бы ни критиковали его акции и поведение партийных чиновников, с которыми люди встречались ежедневно, на Гитлера это не распространялось. Считалось, что он вне мелких материальных интересов, коррупции и жадности партийных секретарей.

Каждый год выпускались сборники фотографий о "личной жизни" Гитлера — "Гитлер, которого никто не знает" (1932), "Молодежь вокруг Гитлера" (1934), "Гитлер в горах" (1935), "Гитлер не на работе" (1937). Немцы должны были увидеть в фюрере человека из народа, простого и доступного. Родители часто называли младенцев Адольфами, хотя местные власти получили указание препятствовать этому, чтобы имя фюрера не произносилось всуе. В основном Гитлером восхищались фанатичные нацисты, но и многие другие немцы признавали какие-то стороны его культа.

Преследование гомосексуалистов, цыган и асоциальных элементов эксплуатировало социальные предрассудки и воспринималось как забота о единстве нации. Его борьба с главными врагами — большевизмом, мировой плутократией и евреями — расценивалась как стремление защитить страну.

Антисемитскую паранойю Гитлера разделяли не все немцы. Но массированная пропаганда широко распространила нелюбовь к еврейскому населению, поэтому яростная антисемитская политика нацистов не вызвала сопротивления. Нацистам удалось доказать всему населению, что "еврейский вопрос" существует и должен быть решен.

Открытое насилие против евреев во время "хрустальной ночи", всегерманского погрома в ноябре 1938 года, не встретило поддержки даже среди нацистов. Не понравились грубые методы, разбитые витрины, грабежи. Во время "хрустальной ночи" убили девяносто одного еврея, множество — до тысячи — забили насмерть надзиратели в концлагерях. Один из видных немецких дипломатов Ульрих фон Хассель описал в дневнике состояние ужаса, испытанное нормальными людьми при виде этой акции. Хассель примкнул к антигитлеровской оппозиции…

Адольф Гитлер дистанцировался от погрома, устроенного по его приказу. Но немцы уже согласились с тем, что евреям нет места в Германии. Евреи воспринимались как угроза для страны. Был и другой мотив. Программа ариезации в 1938 году означала, что имущество евреев просто отбирали в чью-то пользу. В масштабах страны это было незаметно, на состояние экономики не повлияло, но отдельные люди нажились и были благодарны фюреру.

Партия распространила влияние на все секторы общества. Миллионы немцев так или иначе были с ней связаны. Партийные секретари и аппаратчики занимали должности и руководящие кресла, продвигались по карьерной лестнице в системе, которая целиком и полностью зависела от фюрера. Боролись за продвижение по этой лестнице, за внимание начальства в вождистской системе.

Вернер Вилликенс, статс-секретарь в прусском министерстве сельского хозяйства и председатель Имперского земельного союза, в феврале 1934 года говорил:

— Всякий понимает, что фюрер едва ли в состоянии определить все, что он хотел бы сделать. Но всякий, кто занимает должность в сегодняшней Германии, добивается успеха, только если следует пожеланиям фюрера.

Разумеется, помимо фанатиков в стране были скептики. И хотя они не могли высказать это открыто, — инакомыслящие, люди, презиравшие Гитлера и ненавидевшие нацизм по моральным соображениям. Однако очень трудно, почти невозможно было противостоять Гитлеру во время его триумфов. Пропаганда создавала атмосферу тотального восхищения, что тоже нельзя сбрасывать со счетов. Миллионы немцев, которые могли быть против нацистов или как минимум выражать сомнения, вынуждены были публично демонстрировать полнейшую поддержку политике партии и правительства.

Фюрер ловко дистанцировался от непопулярных мер и использовал казавшиеся неисчерпаемыми резервы личной поддержки. Недовольство и раздражение практикой нацистского режима переносились на его подчиненных. Когда положение в стране ухудшалось, громкие внешнеполитические акции, такие как ввод войск в Рейнскую область, воспринимались как личные достижения фюрера и гальванизировали поддержку. Выборы в рейхстаг 29 марта 1936 года должны были продемонстрировать единство народа и Гитлера — как для внешнего, так и для внутреннего потребления. Не в последний раз противники режима почувствовали себя изолированными и ослабленными одиночками. А Гитлер получил карт-бланш для следующих шагов.

"Фюрер, — констатировали социал-демократы, — позволяет народу требовать, чтобы он сделал то, что и является его целью".

Популярность Гитлера создавала ему особое положение внутри нацистской верхушки — в тот момент, когда в 1938–1939 годах некоторые из них, в том числе второй человек в рейхе Герман Геринг, просыпались в холодном поту от страха перед войной с коалицией западных держав.

Популярность делала Гитлера неуязвимым для национально-консервативной элиты, прежде всего для недовольных им генералов вермахта и дипломатов из министерства иностранных дел. А именно в этой среде страх перед войной, которая будет неминуемо проиграна, породил зачатки сопротивления опасному внешнеполитическому курсу. Когда западные державы подарили Гитлеру еще один триумф в конце сентября 1938 года, генералы бессильно согласились с тем, что в такой ситуации немыслимо думать о его свержении. Это надолго парализовало национально-консервативное сопротивление.

Власть над массами означала избавление от всех возможных ограничений. Идеологические утопии фюрера превратились в практическую политику. Ради расширения жизненного пространства немецкого народа он устроил мировую войну, а во имя торжества расовой идеологии приступил к уничтожению евреев.

Адольф Гитлер сам поверил в свое величие и непогрешимость. Эта перемена произошла в нем в 1935–1936 годах, когда он стал с порога отвергать любые сомнения и возражения. Его речи приобрели мессианский характер. Низкопоклонство армии чиновников, сладкая лесть пропаганды только укрепили уверенность фюрера в том, что судьба Германии в его руках и он один способен добиться победы в будущей грандиозной битве. Отныне он считал себя избранным Провидением, чтобы вести страну и мир.

В сентябре 1939 года основная масса немцев уверилась в том, что у Гитлера все получается и что их судьба тесно переплетена с судьбой фюрера; люди готовы были исполнить любые его приказы. Так это и было до мая 1945 года. Когда победы сменились поражениями и приближающийся разгром разрушил харизматический образ Гитлера, роковые узы, связавшие фюрера с народом в "счастливых тридцатых", не позволили немцам вырваться на свободу.

Они не посмели восстать против тирана, погубившего их родину. Немецкий народ, когда-то поддержав триумф Гитлера, обречен был пережить катастрофу, к которой фюрер привел страну и народ.