После самоубийства Нади Сталин не мог больше жить в Потешном дворце и на даче в Зубалове – слишком горькими были для него воспоминания. Николай Бухарин предложил поменяться квартирами. После недолгих размышлений Сталин согласился. Вскоре он переехал в бухаринскую квартиру, расположенную на первом этаже дворца, приблизительно под его кабинетом.

Поскольку кабинет Сталина находился в том месте здания, где под углом соединяются два крыла здания, его обычно называли Маленьким уголком. Лакированный пол в центре комнаты устилали красный и зеленый ковры. Стены примерно на полтора метра были отделаны дубовыми панелями. Окна закрывали мрачные занавеси. В просторном кабинете было чисто и тихо, как в больнице.

Попасть к вождю можно было только через секретаря Поскребышева, сидевшего в приемной за безукоризненно чистым столом.

Маленький уголок представлял собой продолговатую прямоугольную комнату со старинными русскими печами, украшенными изразцами. К печам всегда можно было прислониться в холодную погоду, чтобы погреть больную спину или ноги.

Дальний правый угол комнаты занимал огромный стол. Второй стол, верх которого был обтянут зеленым байковым сукном, стоял слева под портретами Маркса и Ленина. С обеих сторон вдоль него выстроились стулья с высокими прямыми спинками, закрытые белыми чехлами.

Сейчас Сталин жил в здании Сената. Эта мрачная квартира с высокими сводчатыми потолками стала его главной московской резиденцией до самой смерти. «Она совсем не была похожа на нормальный жилой дом», – писала Светлана. Тут не было ничего удивительного, потому что когда-то в этом месте проходил коридор. Вождь надеялся, что дети будут играть в новой квартире каждый вечер. Он думал, что станет, как всякий нормальный отец, возвращаться вечером с работы, ужинать и заниматься домашними делами.

До войны ему удавалось вести привычную размеренную жизнь. Об этом говорят несколько его записок учителям детей, сохранившиеся в архивах.

Детям по-прежнему очень нравилось жить в Зубалове. Дача была их настоящим домом, поэтому Сталин решил ничего не менять в жизни детей. Себе же он построил новую одноэтажную загородную резиденцию в Кунцеве, всего в девяти километрах от Кремля. Эта самая современная для начала тридцатых годов дача стала на следующие двадцать лет главным домом Сталина. Ее часто перестраивали и достраивали. С годами она превратилась в огромный двухэтажный особняк сурового зеленоватого цвета.

На территории резиденции Сталина в Кунцеве имелось много других построек: домики для охраны и прислуги, коттеджи для гостей, теплицы, русская баня и специальный дом для огромной библиотеки.

Комплекс уютно расположился в сосновом бору. Его окружали два концентрических забора со множеством контрольно-пропускных пунктов и как минимум сотней охранников. В Кунцеве Иосиф Виссарионович наслаждался прирожденной любовью к уединению, являвшемуся внешним выражением его эмоциональной холодности и равнодушия.

Ночью в главном доме он находился один. Охрана и прислуга спали у себя.

Из Кунцева Сталин обычно выезжал после обеда. Дача находилась так близко от Кремля, что соратники и друзья вождя называли ее Ближней в противоположность другой загородной резиденции, в Семеновском, Дальней, в которой Сталин тоже нередко бывал. Тем временем в Зубалове продолжалась идиллическая жизнь. Там сохранился, по словам Светланы, «рай», напоминающий сказочный остров.

После смерти Нади Сталин не отгородился от внешнего мира. Он не стал затворником. Иосиф Виссарионович еще больше времени проводил со своими соратниками. Его жизнь теперь напоминала двор русского царя XVII века, при котором находились одни мужчины, а женщины не приветствовались.

Однако это вовсе не означает, что всесильный вдовец окончательно и бесповоротно вычеркнул женщин из своей жизни. Напротив, пережить горечь утраты ему помогли крепкие объятия и сочувствие вновь создаваемой семьи. После самоубийства жены у него постоянно бывали Павел и Женя Аллилуевы, недавно вернувшиеся из Берлина. Анна со своим мужем Станиславом Реденсом примерно в это же время вернулась из Харькова. Реденса перевели в столицу и назначили начальником московского ГПУ.

Станислав Реденс был привлекательным плотным поляком с длинной челкой. Его никто не видел без чекистской формы. Когда-то он был секретарем Феликса Дзержинского, организатора тайной полиции большевиков.

Роман между Станиславом Реденсом и Анной Аллилуевой начался в 1919 году, в то самое время, когда Сталин и Дзержинский расследовали причины взятия белыми Перми.

В стане суровых старых большевиков Реденс имел репутацию позера и пьяницы. Этим нелестным имиджем он был обязан несчастному, хотя и забавному случаю. До 1931 года Станислав руководил ГПУ в Грузии. Интриги против него плел заместитель, Лаврентий Берия. Если верить членам сталинской семьи, именно он стал автором шутки, которая больше похожа на грубые розыгрыши на мужских вечеринках, нежели на хитроумные интриги тайной полиции. Как бы то ни было, своей цели – убрать Реденса из Тифлиса – Берия добился.

Однажды Лаврентий Павлович напоил шефа в стельку, раздел и отправил домой абсолютно голым. В клане Аллилуевых старались как можно реже вспоминать об этой неприглядной истории.

Из писем Сталина следует, что Реденс и грузинское руководство пыталось избавиться от карьериста Берии и перевести его на Нижнюю Волгу, но кто-то, не исключено, что сам Сталин, вмешался и защитил молодого чекиста.

Берия не простил Реденса. Тогда, в 1931 году, уехать из Тифлиса пришлось не ему, а самому Реденсу.

Сталин хорошо относился к веселому зятю, но сомневался в его компетенции как чекиста. Он считал, что тот не справляется с работой, и поэтому убрал его с Украины.

Анна была ласковой и доброй, но до дерзости смелой женщиной. Даже двое сыновей Реденсов позже соглашались: она слишком много говорила. Неудивительно, что Сталин называл ее Балаболкой.

Третья пара любящих родственников превратила сталинскую семью в секстет. Из-за границы вернулся Алеша Сванидзе, брат первой жены Сталина. Этот красивый голубоглазый блондин с орлиным носом, типичный грузинский денди, свободно говорил на французском и немецком языках.

Он занимал высокие посты в Государственном банке СССР. Сталин очень любил Алешу.

Жена Алеши, Мария, хорошенькая грузинская еврейка с маленьким курносым носиком, персиковым цветом лица и большими голубыми глазами, была певицей. Она обладала замечательным сопрано. Была примадонной не только в опере, но и в собственной жизни.

Светлана хорошо помнила эту яркую пару. Сванидзе отличались дерзким независимым характером и всегда привозили подарки из-за границы.

Мария, страстная мемуаристка, вела дневник. Как и остальные женщины при дворе Сталина, она была немного влюблена в вождя. Между сталинскими дамами всегда шла борьба за его внимание. Они так увлекались соперничеством между собой, были такими заносчивыми и высокомерными по отношению к другим, что часто не замечали, как у них над головами сгущаются тучи сталинского недовольства и гнева.

Якову Джугашвили исполнилось двадцать семь лет. Он получил диплом инженера-электрика. Сталин был недоволен старшим сыном, потому что хотел, чтобы тот стал военным. Яша был очень похож на отца голосом и внешностью и, возможно, поэтому часто раздражал его. Даже редкие знаки внимания со стороны Сталина сильно отличались от любви обычных отцов. «Яша, немедленно прочитай эту книгу. И. Сталин», – грозно написал он старшему сыну на «Завоевании природы» из своей библиотеки.

Светлана быстро росла. Сталин часто говорил, что эта рыжая девочка с веснушками сильно похожа на его мать. В его устах такие слова считались высшей похвалой. Говорил он так, потому что очень любил дочь.

На самом же деле Светлана была больше похожа на отца. Она росла большой умницей, но с раннего детства обладала упрямым и решительным характером. «Я была его любимицей, – рассказывала она в мемуарах. – После смерти матери он старался оказывать мне больше внимания. Он был очень добрым, часто расспрашивал меня о моих делах. Только сейчас я поняла, каким добрым и ласковым отцом он был. Я очень благодарна ему за эту любовь и внимание».

Из дневника Марии Сванидзе мы узнаем, что Светлана платила Сталину такой же сильной любовью. «Она не отходила от него ни на шаг, – писала Мария. – Он все время целовал ее, восхищался ею, кормил из своей тарелки, выбирая самые лучшие куски».

Семилетняя Светлана часто повторяла: «Если папа любит меня, то мне безразлично, если меня будет ненавидеть весь остальной свет! Если папа скажет: „Лети на луну“, я полечу!»

Но даже она временами находила любовь отца чересчур сильной и удушающей, как толстое одеяло, под которым нечем дышать. «От него всегда пахло табаком, его постоянно окружали клубы дыма, – вспоминала Светлана. – Он постоянно обнимал и целовал меня, царапая колючими усами».

После смерти матери ее роль взяли на себя любимая няня Светланы, сильная Александра Бычкова, и решительная, смелая экономка Каролина Тиль.

После самоубийства Нади прошел месяц, а Светлана, по воспоминаниям Артема Сергеева, все еще продолжала спрашивать, когда мама вернется из-за границы. Светлана панически боялась темноты. Тьма в ее сознании ассоциировалась со смертью.

Она признавалась, что не может любить Василия. Брат или задирал ее и портил веселую жизнь, или заставлял краснеть, рассказывая неприличные анекдоты. Позже Светлана пришла к выводу, что благодаря этим анекдотам у нее выработалось неправильное отношение к сексу.

Больше всех от смерти Надежды Аллилуевой пострадал Василий, которому было двенадцать лет. «Для него смерть матери оказалась ужасным потрясением, – была уверена Светлана. – Она сломала ему всю жизнь».

Второй сын Сталина замкнулся в себе. Он постоянно ругался, даже в присутствии женщин. Мальчик быстро уверовал в свое исключительное положение и теперь требовал, чтобы с ним обращались как с наследным принцем.

Он не отличался особым умом и был по-своему несчастен. Василий постоянно хулиганил в Зубалове. Сталину о его возмутительном поведении и выходках старались не рассказывать. И все же Артем Сергеев твердо убежден, что в глубине души Василий был добрым, мягким и хорошим юношей, которого совсем не интересовала материальная, практическая сторона жизни. Да, он часто задирал сверстников, но так же часто становился на защиту младших, когда видел, что их обижают.

Василий панически боялся отца. Для него Сталин был всем, значил примерно то же, что «для христиан Иисус Христос». Сталин был разочарован в младшем сыне. В отсутствие отцовской любви Василий рос в суровом и мрачном окружении охранников, грубых подхалимов из тайной полиции, ласковых и одновременно строгих нянь и воспитателей. За советским «маленьким лордом Фаунтлероем» присматривал Карл Паукер, начальник охраны вождя. Ефимов, комендант Зубалова, рассказывал о его поведении Власику, а тот, в свою очередь, докладывал о сыне Хозяину.

Сталин всецело доверял своему телохранителю, сильному и мускулистому Николаю Власику. В ЧК этот нескладный выходец из крестьян пришел в 1919 году. Сначала он охранял членов политбюро, а с 1927 года переключился исключительно на Сталина. В тридцать семь лет Власик стал всесильным визирем при вожде. Но для Василия он был самым близким человеком и во многом заменял ему отца. Дело доходило до того, что сын Сталина знакомил с ним девушек и спрашивал, стоит ли с ними встречаться.

Когда поведение Василия в школе стало совсем невыносимым, Паукер написал Власику, настоятельно предлагая перевести мальчика в другую школу.

Василию очень не хватало внимания и особенно похвал отца. «Здравствуй, отец, – писал он на типичном жаргоне детей большевиков. – Я учусь в новой школе. Это очень хорошо. Думаю, что я буду хорошим Красным Васькой! Отец, напиши мне, как у тебя дела и как тебе отдыхается. У Светланы все хорошо, она тоже учится в школе. Привет от нашего рабочего коллектива. Красный Васька».

Василий переписывался не только с отцом, но и с чекистами. «Здравствуйте, товарищ Паукер, – читаем в письме начальнику охраны Сталина. – У меня все хорошо. Я не дерусь с Артемом. Часто хожу на рыбалку и ловлю много рыбы. Все замечательно. Если вы не очень заняты, приезжайте к нам… Товарищ Паукер, пожалуйста, вышлите мне пузырек чернил для ручки».

Паукер, как и Власик, пользовался большим доверием вождя. Он выполнил просьбу сына Сталина и прислал ему чернил. Когда чернила привезли на дачу, Василий поблагодарил товарища Паукера.

В том же письме он утверждал, что вовсе не довел до слез другого мальчика. Василий уверял, что Власик обвинил его несправедливо. Жизнь в окружении сотрудников тайной полиции привила этому избалованному мальчику вкус к интригам. Он с детства учился обвинять других. Пройдет не так уж и много времени, и эта детская привычка станет роковой для тех, кто имел несчастье чем-то рассердить или обидеть наследного принца Советского Союза.

Уже в детских письмах Василия ясно чувствуется высокомерный тон: «Товарищ Ефимов проинформировал вас, что я просил прислать дробовик. Я до сих пор его так и не получил. Напоминаю вам о своей просьбе. Пожалуйста, пришлите мне ружье. Вася».

Сталин не мог понять, почему Василий никого не слушается. Вместо того чтобы разобраться в проблемах сына, он требовал от него еще большего послушания.

12 сентября 1933 года Каролина Тиль отправилась в отпуск. Сталин, который в то время отдыхал на юге, написал в Зубалово коменданту Ефимову: «Няня останется в Москве. Позаботьтесь о том, чтобы Вася вел себя хорошо. Не позволяйте ему все время играть. Будьте с ним построже. Если Вася не будет слушать няню и будет плохо себя вести, держите его в ежовых рукавицах». В конце читаем еще одно важное указание: «Заберите Васю у Анны Сергеевны [Реденс]. Она во всем ему потакает и портит его».

Сталин написал сыну и прислал с юга немного персиков. Красный Васька поблагодарил отца за подарок. Мало кто понимал, что с Василием не все в порядке. Пистолет, из которого застрелилась Надя, оставался в доме Сталина. Василий показывал его Артему и подарил ему кожаную кобуру.

Только через много лет до Иосифа Виссарионовича дошло, какой вред нанесли детям его постоянная занятость и забота охранников. Ошибки в воспитании Василия и Светланы он называл «самой большой тайной сердца».

В январе 1933 Сталин выступил на пленуме ЦК с хвастливым докладом, в котором рапортовал об успешном выполнении пятилетнего плана. Партия наладила выпуск тракторов, организовала добычу угля и нефти, выплавку стали и многое другое. Там, где никогда не жили люди, возводились большие города. Днепр перегородила огромная плотина. Было закончено строительство Туркестано-Сибирской железной дороги (Турксиб).

Эти грандиозные стройки первой пятилетки никогда бы не были закончены без Ягоды, являвшегося главным поставщиком рабской рабочей силы, потребности в которой росли с каждым днем. Многочисленные трудности, возникавшие в ходе индустриализации, неизменно списывались на противодействие врагов и оппозиционеров.

1933-й стал не только годом великих свершений в промышленности, но и самым голодным годом в истории России. Миллионы людей умирали голодной смертью, сотни тысяч были депортированы.

В июле 1933 года Киров вместе со Сталиным, Ворошиловым, заместителем председателя ОГПУ Ягодой и начальником ГУЛАГа Берманом отмечали на пароходе «Анохин» завершение еще одного грандиозного проекта социалистического строительства – Беломорско-Балтийского канала, или, как его называли любители сокращений большевики, Беломорканала. Это удивительное гидротехническое сооружение протяженностью в 227 километров возводили 170 тысяч заключенных ГУЛАГа. Строительство началось в декабре 1931 года и было закончено в рекордные сроки ценой жизней около 25 тысяч строителей. Ворошилов хвалил Генриха Ягоду и Сергея Кирова за их огромный вклад в это преступление.

К лету руководители советского государства очень устали от непосильных трудов по триумфальному завершению первой пятилетки, разгрому оппозиции и, что было самым главным для Сталина, победе над крестьянством.

Вожди тоже были людьми. Они не всегда выдерживали нечеловеческое напряжение сил и нервов, нуждались в отдыхе. Серго Орджоникидзе, народный комиссар тяжелой промышленности, нес главную ответственность за выполнение пятилетнего плана. Он жаловался на боли в сердце и проблемы с сосудами. Сталин лично следил за его лечением. Не выдержал страшного напряжения и Киров. У него появилась тахикардия. Он раздражался по малейшим пустякам и очень плохо спал. Доктора прописали ему отдых. Перед приятелем Кирова, Валерианом Куйбышевым, возглавлявшим Госплан, стояла, казалось бы, невыполнимая задача. Он должен был сделать так, чтобы фантастические планы развития промышленности стали осуществимыми. Главный плановик Советской России напропалую пил и волочился за женщинами. Сталин жаловался Молотову, что Валериан становится алкоголиком.

17 августа Сталин и Ворошилов отправились на специальном поезде на юг. Из неопубликованной записки мы знаем, что вождь уже тогда относился к своим передвижениям по стране с повышенным вниманием. Масла в огонь его маниакальной подозрительности подлила невестка Анна Реденс.

«Я вчера не хотел говорить в присутствии моей невестки-балаболки и докторов, больших любителей посплетничать, о дате отъезда, – написал Сталин Ворошилову. – Сейчас же сообщаю тебе, что решил выехать завтра. Лучше держать это в тайне. Мы оба являемся самыми желанными мишенями для врагов, поэтому необходимо проявлять крайнюю осторожность. Если ты не возражаешь, давай выедем завтра в два часа. Я уже приказал Юзису [охраннику-литовцу, который охранял Сталина вместе с Власиком] немедленно позвонить начальнику железнодорожного вокзала и приказать прибавить один вагон, но ни в коем случае никому не говорить, для кого он предназначен…»

Этот отпуск вождя был полон важных событий.

На веранде дачи в Красной Поляне, неподалеку от Сочи, Сталина уже ждали Лакоба, руководитель Абхазии, Поскребышев и президент Калинин. Сталин и Лакоба решили прогуляться по саду. Компанию им составил Лаврентий Берия.

К свите вскоре должен был присоединиться Ян Рудзутак, старый большевик, латыш по национальности. Он возглавлял Комиссию партийного контроля при ЦК и уже начал терять доверие Сталина.

– Почему вы бездельничаете? – неожиданно поинтересовался Иосиф Виссарионович, считавший себя большим садоводом. – Нужно прополоть кусты.

Партийным руководителям и охранникам ничего не оставалось, как взяться за работу. Они собирали ветки и подстригали кусты под жарким солнцем. Сталин в белой рубашке и мешковатых брюках, заправленных в сапоги, руководил ими, попыхивая трубкой. Он взял вилы и даже собрал немного травы. Берия ловко работал граблями, а один из москвичей рубил ветки топором. Желая покрасоваться перед вождем, Лаврентий Павлович выхватил у него топор и принялся ловко рубить ветки.

– Хочу показать хозяину сада, Иосифу Виссарионовичу, что для меня не проблема срубить любое дерево, – двусмысленно пошутил Лаврентий Павлович.

Он явно намекал на то, что для него не существует людей, которых нельзя тронуть. Скоро ему предоставится возможность вволю поработать топором.

Сталин уселся на плетеный стул, Берия расположился у него за спиной, как это делали в Средние века вассалы. Топорик он сунул за пояс.

В сад прибежала Светлана. Она уже называла Берию дядей Ларой. Вождь начал работать с бумагами. Лакоба слушал музыку через наушники, чтобы не мешать. Берия подошел к Светлане и посадил ее на колено. Фотограф щелкнул аппаратом, поймав этот удивительный миг. Лучи солнца поблескивают на стеклах пенсне Берии. Он ласково обнимает девочку, а на заднем плане усердно работает сам вождь.

Ворошилов и Буденный, тоже отдыхавшие в Сочи, предложили Сталину посмотреть на лошадей, которых выводят армейские коноводы. На экскурсию они отправились на открытом «паккарде». После осмотра лошадей решили поехать на охоту. Сталин весело шагал по лесу с ружьем на плече, сдвинув на затылок фуражку. Охранник спешил за ним, стараясь не отстать, и украдкой стирал пот со лба. Вечером, после охоты, они разбили палатки и начали жарить шашлыки.

На следующий день Иосиф Виссарионович отправился на рыбалку. Отдых проходил в веселой непринужденной обстановке. Это продлилось недолго…

Гнев Сталина вызвало сообщение из Москвы. Воспользовавшись отсутствием вождя, Серго Орджоникидзе решил настроить против него политбюро. Поскольку руководители один за другим отправлялись на отдых, за главного остался Лазарь Каганович. Он писал Сталину почти каждый день и неизменно заканчивал одной и той же просьбой: «Пожалуйста, сообщите нам свое решение».

Между партийными руководителями шла непрерывная борьба за деньги и ресурсы. Чем сильнее буксовала коллективизация и ожесточеннее становились репрессии в деревне, чем больше ускорялись темпы индустриализации и увеличивалось количество аварий на заводах, тем сильнее нарастало напряжение в политбюро.

Каждый из вождей старался урвать кусок полакомее для своего комиссариата или ведомства. Премьер Молотов часто ссорился со вспыльчивыми Орджоникидзе, наркомом тяжелой промышленности, и Кагановичем. Каганович боролся на два фронта. Кроме Молотова, он воевал с Кировым, у которого, в свою очередь, были очень напряженные отношения с Ворошиловым. И так далее.

Сталина эти распри вполне устраивали. Он был доволен, что соратники постоянно ссорятся. Поэтому для него, как гром среди ясного неба, прозвучало известие о том, что члены политбюро объединились.

Летом 1933 года на стол Молотова лег рапорт. В нем сообщалось, что на заводе в Запорожье выпускают бракованные детали для комбайнов и это не разгильдяйство, а саботаж. Молотов полностью соглашался со Сталиным в том, что раз политическая система и идеология безупречны, то все промахи должны быть результатом деятельности вредителей.

Молотов приказал генеральному прокурору Акулову арестовать виновных и наказать. Директор запорожского завода пожаловался Орджоникидзе. На рассмотрении дела в Верховном суде правительство представлял заместитель генерального прокурора Андрей Вышинский.

До революции этот юрист работал адвокатом и разделял тогда убеждения меньшевиков. Через несколько лет Вышинский станет одним из главных действующих лиц Большого террора.

Сталина в Москве не было, поэтому Серго отчаянно защищал подчиненных. В конце концов ему удалось убедить политбюро, в том числе и Молотова с Кагановичем, осудить обвинительную речь Вышинского на процессе, который, естественно, требовал сурового наказания для виновных.

29 августа Сталин узнал об интригах Серго Орджоникидзе и тут же отправил в Москву гневную телеграмму. «Считаю позицию, занятую политбюро, неправильной и опасной! – бушевал вождь. – Я нахожу прискорбным, что Молотов и Каганович не смогли побороть бюрократическое давление, которое оказал на них народный комиссариат тяжелой промышленности».

Через два дня Каганович, Андреев, Куйбышев и Микоян официально отменили свое решение. Сталин вновь задумался над тем, что Серго Орджоникидзе обладает опасным авторитетом и может поколебать уверенность даже самых близких и преданных сталинских соратников. О негодовании по поводу поведения наркома вождь сообщил Молотову: «Уверен, что Серго ведет себя как отъявленный хулиган. Как ты мог позволить ему уговорить тебя пойти против линии партии? В чем дело? Каганович сжульничал? И похоже, он не единственный. Я написал Кагановичу и выразил ему изумление и недовольство тем, что в этом деле он оказался в лагере реакционных элементов».

После бунта в Москве прошли две недели, а Сталин все никак не мог успокоиться. 12 сентября он пожаловался Молотову, что Серго проявляет антибольшевистские тенденции и идет против ЦК, защищая «реакционные элементы в партии». Вождь отозвал председателя Совнаркома с отдыха в Крыму. «Ни мне, ни Ворошилову не нравится то, что ты отдыхаешь шесть недель вместо двух», – возмущался Сталин. Потом, правда, он слегка раскаялся и даже решил извиниться в свойственном себе стиле: «Меня немного беспокоит, что я стал причиной твоего раннего возвращения…»

Недовольство другими «изменниками», Кагановичем и Куйбышевым, Сталин выразил следующими словами: «Очевидно, что было опрометчиво оставлять работу в Центре одному Кагановичу. Куйбышев еще более ненадежен, он вообще может уйти в запой». Несчастный Молотов вернулся в Москву.

Сталин легко разбил Серго Орджоникидзе, но ярость нападок на «хулигана» и примкнувших к нему показывает, как серьезно он относился к самому авторитетному и популярному после себя большевику.

То мрачный, то ликующий Серго представлял собой яркий пример властного и энергичного сталинского администратора. Орджоникидзе родился в 1886 году в семье обедневшего грузинского дворянина. В десять лет стал сиротой. Среди партийных руководителей Серго отличался особенно плохим образованием. Он практически не учился в школе, хотя и успел получить профессию фельдшера.

Большевиком Серго стал в семнадцать лет. До 1911 года, когда он познакомился в Париже с Лениным, его арестовывали как минимум четыре раза.

Орджоникидзе был одним из немногих сталинистов, которые пусть и недолго, но побывали в эмиграции.

Он нес личную ответственность за насильственную аннексию и большевизацию в 1921 году Грузии и Азербайджана. Там его называли «сталинским ишаком».

Ленин критиковал Серго за рукоприкладство по отношению к товарищам по партии и пьянки с женщинами легкого поведения, но одновременно защищал его вспыльчивость и манеру громко разговаривать. «Он кричит, потому что глух на одно ухо», – шутил Ильич.

Своей популярностью Серго обязан Гражданской войне, в которой он сражался отважно, как лев. Его стихия – скакать на коне и махать шашкой. Орджоникидзе в свое время обвиняли в том, что он разъезжал на белом коне по захваченному Тифлису.

Он был молодым, сильным и, казалось, родился в вечной длинной шинели и сапогах.

В политбюро Серго Орджоникидзе был самым горячим и вспыльчивым. В начале 1920-х он поссорился с Молотовым из-за книги Зиновьева «Ленинизм» и набросился на него с кулаками. Это происшествие лишний раз показывает, как серьезно большевики относились к идеологии. Тогда спорщиков не без труда разнял Киров. Дочь Серго, Этери, вспоминает, что этот грузин, многим напоминавший вулкан, часто выходил из себя и бил коллег и помощников. Правда, надо отдать ему должное, приступы гнева быстро угасали. «Он был готов отдать жизнь за тех, кого любил, и расстрелять тех, кого ненавидел», – утверждала его жена Зина.

В 1926-м Орджоникидзе возглавил Комиссию партийного контроля, поскольку был самым агрессивным и беспощадным сторонником Сталина в борьбе против оппозиции. Из Комиссии партийного контроля он перешел в комиссариат тяжелой промышленности. Орджоникидзе не разбирался в тонкостях экономики, но был достаточно умен, чтобы привлекать к работе специалистов. Их доверие он завоевывал обаянием и неукротимой энергией. «Вы терроризуете своих товарищей по работе», – жаловался один из его подчиненных на регулярные вспышки гнева. «Серго действительно избил их! – одобрительно писал Сталин Ворошилову в 1928 году. – Оппозиция в панике!»

Серго Орджоникидзе сначала заигрывал с Николаем Бухариным, а потом предал его. Он был активным и убежденным сторонником Великого перелома Сталина. «Всем сердцем и душой он принимал политику партии», – говорил о нем Лазарь Каганович.

Серго любили все, от Кагановича до Бухарина и Кирова. По мнению Марии Сванидзе, он был «безупречным большевиком». Никита Хрущев считал его рыцарем большевизма. «Яркие глаза, светившиеся добротой, седые волосы и большие усы придавали ему сходство со старинным грузинским князем», – писал сын Берии.

За все свои достижения и успехи Орджоникидзе был благодарен Сталину. Тем не менее он оставался последним большим руководителем в политбюро, который скептически относился к безмерному восхвалению вождя. Технические специалисты и многочисленные друзья на Кавказе знали, что он никогда не бросит их в трудную минуту и всегда придет на помощь. Поэтому горячо его поддерживали.

Серго Орджоникидзе не боялся спорить со Сталиным. Он считал его обидчивым старшим братом. Иногда Серго даже отдавал ему полуприказы.

В сентябре 1933 года Серго Орджоникидзе отдыхал в Кисловодске, на своем любимом курорте, и активно переписывался со Сталиным, который все сильнее не доверял этому большевистскому князю с большим сердцем. Серго, утверждал Сталин, тщеславен до глупости.

«В отпуске я не сижу на одном месте, постоянно переезжаю с одной дачи на другую», – писал Иосиф Виссарионович.

Пробыв в Сочи почти месяц, он отправился дальше на юг, в местечко Музери, где ему только что построили очередную дачу. Некрасивый двухэтажный серый дом стоял на вершине холма в тропическом парке. В нем были любимые вождем дубовые стеновые панели, просторные веранды и огромная столовая. Из окон открывался замечательный вид на бухту, где Лакоба возвел специальный причал.

Дачу со всех сторон окружали серпантины дорожек. Они вели к круглому летнему домику, в котором Сталин обычно работал. К морю можно было спуститься по ступенькам. Лакоба и Сталин нередко ходили пешком в соседнюю деревню. Гостеприимные абхазы устраивали в честь дорогих гостей шумные пиры.

23 сентября Лакоба решил устроить прогулку на катерах и охоту. Сталин и Власик покинули причал на катере «Красная звезда» и направились вдоль берега. На коленях у них лежали ружья. Неожиданно с берега застрочил пулемет.