Часть II. Ворованная власть

Что может быть хуже ситуации, когда народу сверху указывают на преемника? Ответ: когда страна вообще остается без преемника. Демократию, разумеется, выношу за скобки. Хотя бы потому, что мы до нее пока не дошли.

Еще в 1722 году Петр опубликовал Устав о наследии престола, отменявший старый обычай, согласно которому после смерти отца трон автоматически переходил к старшему сыну. Отныне назначение наследника зависело лишь от воли «правительствующего государя». Петр придавал документу огромное значение и недаром заставил подписаться под ним духовных лиц и сенаторов. Устав этот порожден не только трагическими разногласиями с царевичем Алексеем. Петр, превыше всего ставя государственные интересы, считал, что наследовать российский престол должен лучший. Все было бы неплохо, но «лучшего» приходилось выбирать из «худших».

Достойного преемника около императора не оказалось, к тому же смерть, как это часто случается, застала врасплох. Даже с женой накануне кончины произошел разлад: Петр уличил её в супружеской измене. История в присущей ей манере над государем зло подшутила: любовником Екатерины оказался известный в Петербурге дамский угодник Виллим Монс — брат той самой Анны Монс, с которой когда-то сам молодой царь бурно развлекался в Немецкой слободе. Монса немедленно арестовали по обвинению в казнокрадстве и быстро обезглавили. Как утверждает историк Виктор Буганов, через три недели после семейного скандала Петр заставил Екатерину проехать мимо места казни: «На колесе, на самом верху высокого столба лежал труп ее фаворита, а с заостренного кола на нее взирали глаза его отрубленной головы».

Учитывая характер Петра, описанная сцена не кажется неправдоподобной.

Император скончался 28 января 1725 года на 53-м году жизни. Хорошо известен рассказ о том, как, на короткое время придя в себя, император выразил желание что-то написать, но его ослабевшая рука начертила буквы, которые прочитать не смог никто. Разобрали только два первых слова: «Отдайте все…»

Кого же хотел Петр в последние минуты жизни назначить своим преемником? Жена запятнала себя изменой. Двоих наследников император пережил. Помимо сына блудного, царевича Алексея, был и маленький царевич Петр, рожденный от Екатерины, но умерший в четырехлетием возрасте. Дочерей Анну и Елизавету отец искренне любил, но никак не видел их в роли продолжателей своего дела. К внуку Петру — сыну Алексея — император относился настороженно. Он просто не верил, что от Алексея может родиться на свет что-то путное.

Получается, что у Петра осталось только одно, но самое любимое его дитя — Петербург. Можно сказать, что именно этот город, устремленный на Запад, император и оставил России в качестве своего преемника.

В русской столице наступала беспокойная, но блистательная эра дворцовых интриг, парадов, балов и фейерверков. Эпоха мелких императоров и капризных императриц, фавориток и фаворитов, влиятельных вельмож и решительных гвардейцев.

Время от Петра I до Екатерины II многие серьезные исследователи пробегают впопыхах" даже не без оттенка брезгливости, не желая обращать внимание на исторических карликов после такого титана, как первый российский император. В этом периоде нет величия. Зато много дворцовой суеты, заговоров и альковных приключений, неразборчивых в своих предпочтениях императриц, усевшихся на трон не по закону, а благодаря поддержке гвардейских штыков. Эпоха, привлекающая внимание не столько аналитиков, сколько писателей типа Александра Дюма.

В одном из своих дневников Василий Ключевский записал слова, не предназначенные, по понятным соображениям, для публичных лекций. Он назвал всех императриц восемнадцатого столетия "воровками власти, боявшимися повестки из суда". В другом месте та же мысль: "Эпоха воровских правительств, которые сами стыдятся своей власти, но держатся за нее без всякого стыда".

Наиболее подходящим претендентом на престол в обстановке правового вакуума для петровских соратников и иностранцев, которые играли в Петербурге в то время уже немалую роль, оказалась вдова — императрица Екатерина Алексеевна, согласно наиболее распространенной версии, Марта, дочь литовского крестьянина Самуила Скавронского. Новое имя бывшая лютеранка получила при переходе в православие от "крестного отца" — своего пасынка царевича Алексея.

Таким образом, власть в только что народившейся новой европейской державе взяли бывшая служанка-содержанка (сама Екатерина — женщина далеко не глупая, да и с чувством юмора, нередко с иронией называла себя "портомоей", то есть прачкой, что "портки" стирает) и Алексашка Меншиков — по разным версиям, то ли бывший конюх, то ли уличный торговец пирожками в московском "вшивом ряду". К этому моменту Алексашка стал, правда, уже князем, самым влиятельным человеком империи и даже, несмотря на безграмотность, членом Британского королевского общества. (Известил Меншикова об избрании в академию сам Исаак Ньютон!) Именно этот невиданный в мировой истории властный дуэт ("портомои" и безграмотного академика) поддержали петровские полки. В ходе обсуждения вопроса о преемнике гвардия барабанным боем периодически напоминала совещавшимся сановникам, на чьей стороне военная сила.

Самыми влиятельными на тот момент фигурами оказались люди, служившие не столько отечеству, сколько бывшему государю, ему лично обязанные своим фантастическим возвышением. Люди, далеко не глупые от природы, но необразованные, не имеющие представления ни о народном благе, ни о национальных интересах России. Екатерина много больше знала о венгерском вине и французском шампанском, чем о том, какова обстановка в Венгрии и в чем суть русско-французских противоречий.

Что же касается Меншикова, то при всей его личной храбрости, практической сметке и организаторских талантах человек этот больше был известен современникам как казнокрад. Знал это и Петр, за что многократно бил Алексашку палкой. Однако всякий раз прощал за личную преданность. Впрочем, не стоит судить государя слишком строго — разве что-то в России с тех пор изменилось? К слову, именно Меншиков первым в нашей стране придумал самый надежный способ сокрытия наворованного — в заграничном банке, а именно в Лондоне.

С энтузиазмом поддержал Екатерину I Запад. Поляк по крови и француз по духу, историк Казимир Валишевский пишет в своей книге "Преемники Петра" о решающем моменте борьбы за петровское наследство:

Выбирая между вчерашней прачкой и петровским внуком, в чьих жилах текли царская кровь и кровь принцессы Софьи Шарлотты Бланкенбургской, Запад предпочел столь чтимой тогда генеалогии целесообразность. Тандем Екатерины и Меншикова обещал сразу две выгоды: и к Московии русский медведь не попятится, и вперед не продвинется. Топтание державы на месте — идеальный вариант. Откат русских вспять европейским государствам был не нужен — новый рынок, открытый западному дельцу, сулил немалые выгоды. Но и второй подряд реформатор в Петербурге — это для Запада было излишне. Натерпелись уже от Петра, который переполошил все европейские столицы.

В своих прогнозах иностранцы не ошиблись. Екатерина и Меншиков страну вперед не продвинули, но и отступили от петровских реформ немного. Петр очень дорожил Сенатом, а Меншиков в силу личных интересов подчинил его более узкой группе лиц — Верховному тайному совету. В 1727 году новая власть ликвидировала еще одно петровское нововведение, уничтожив зачатки городского самоуправления. Здесь бразды власти вновь взяли в руки губернаторы.

Сама Екатерина в дела вмешивалась редко, де-факто наступила эпоха Меншикова. Главной же своей задачей (помимо наполнения собственного кармана) князь считал не продолжение реформ, а решение вопроса о престолонаследии. Сын царевича Алексея, подросток Петр, оставался в глазах большинства русских главным претендентом на трон, так что воцарение Екатерины лишь временно решало проблему.

Петра не признавали, правда, староверы, поскольку он был рожден от брака с иностранкой, зато подчеркнуто привечала официальная Православная церковь. При живой императрице Екатерине архиепископ Исаия в Нижегородской области и Архангельском монастыре демонстративно поминал во время церковного богослужения сына царевича Алексея "благоверным государем", а не "благоверным великим князем", заявляя при этом, что готов казнь принять, но иначе поминать не станет.

Пытаясь привязать сына царевича Алексея к постпетровской элите, новая власть упорно искала хоть какой-то выход из трудного положения. Идеи при этом возникали самые неожиданные. Член Тайного совета и вице-канцлер немец Генрих Иоганн Остерман, назначенный наставником к подростку, предложил, например, женить мальчика на его тетке, царевне Елизавете Петровне. Остермана, прославившегося двумя редко сочетающимися в природе качествами — крайней осторожностью и страстной любовью к интриге, не смутили ни разница в возрасте, ни проблема кровосмешения, ни церковные уставы.

Любопытна аргументация, приведенная Остерманом, поскольку она многое говорит о природе власти во все времена:

Меншиков к идее Остермана подошел творчески, решив, что еще лучше для "многих миллионов людей" будет, если Петр женится на его дочери. По другой версии, плодотворную идею Остермана творчески развил датский дипломат Вестфален, желавший укрепить свои связи с Меншиковым.

Активное участие сначала немца Остермана, а затем австрийцев в решении сугубо внутреннего российского дела, конечно, обращает на себя внимание. Вице-канцлеру это, впрочем, полагалось по службе, а вот австрийский двор откровенно интриговал, разыгрывая свою партию.

Поначалу все шло довольно гладко: дочь Меншикова понравилась наследнику, а будущий тесть на время еще больше укрепил свои позиции. Что и вызвало недовольство у многих.

В заговоре против Меншикова участвовало несколько старых русских боярских родов и обе дочери Екатерины I, Анна и Елизавета, имевшие собственные виды на отцовское наследство. Однако и за ними стояли иностранцы — голштинцы. К этому моменту Анна уже стала голштинской герцогиней, а за Елизавету тогда сватался другой тамошний герцог Карл.

Голштинцы не скрывали своего желания в случае успеха возглавить управление военной коллегией и русской армией. Или, иначе говоря, получить главный приз, за который и боролись все иностранные державы, — контроль над русским солдатом.

Внезапная смерть Екатерины в мае 1727 года планы заговорщиков скорректировала, но не отменила. На престол взошел 11-летний император Петр II, но до 16-летнего возраста он должен был находиться под опекой Верховного тайного совета, то есть фактически Меншикова. Петра II даже обязали под присягой не мстить никому из тех, кто когда-то подписал смертный приговор его отцу — царевичу Алексею. И эта идея возникла не случайно: первой на документе стояла закорючка как раз безграмотного Меншикова.

Иначе говоря, князь страховался многократно, но от опалы не спасло ничто: ни клятва юного царя; ни то, что 25 мая состоялась официальная помолвка дочери Меншикова княжны Марии с молодым государем; ни то, что сам Меншиков приказал освободить бабку императора, первую жену Петра I, содержавшуюся до того времени по воле бывшего мужа в Шлиссельбурге.

Немалую роль в срыве планов князя сыграл все тот же Остерман, предложивший молодому государю вместо официальной невесты несколько новых очаровательных претенденток на звание будущей императрицы. К тому же Петербург внезапно, но явно не без вмешательства немца наполнился самыми невероятными слухами о заговоре против Петра И. Утверждалось, например, что князь Меншиков связался с прусским двором и просил дать ему 10 миллионов (неясно, правда, в какой валюте) взаймы, обещая вернуть вдвое, когда сам сядет на престол.

Падение Александра Меншикова было катастрофическим. У русского вельможи, еще вчера самого могущественного и богатого, отняли все, вплоть до одежды. В этой ситуации не могли помочь даже деньги, спрятанные в Англии. Многочисленное семейство опального князя двигалось в далекую сибирскую ссылку на разбитых телегах, а немолодому уже Алексашке, как в отрочестве, пришлось снова надеть простой крестьянский тулуп.

В селе Березове князь своими руками вырубил дом — выучка петровских времен, умение владеть топором и молотком вновь пригодились ссыльному на старости лет. Рядом с домом своими же руками опальный князь построил церковь, где его позже и похоронили. Александр Данилович прожил богатую жизнь, полную удивительных приключений, выдающихся подвигов и больших грехов. Бывший простолюдин, а затем князь и генералиссимус Александр Меншиков сумел встретить беду с достоинством и мужеством.

Радость его политических противников оказалась недолгой: в 1730 году 14-летний Петр II умер от оспы. В дневниковых записях Ключевского молодому императору досталась всего лишь одна короткая, но обидная фраза: "Дрянной мальчишка, преждевременно развращенный".

В оправдание Петра II следует все-таки заметить: царедворцы развращали его с малых лет целенаправленно, цинично используя в своих интересах. Всю свою короткую жизнь Петр находился то под одним, то под другим влиянием, так что во многом сам стал жертвой обстоятельств.

Внук реформатора оказался пешкой в большой политической игре. Пешка была, конечно, королевской и даже проходной, но на самом финише своевольная история просто сбросила эту фигуру с доски.

За ненадобностью.