В понедельник Джошуа через Золотые ворота ввел нас в Иерусалим. На сей раз — ни пальмовых листьев, ни осанны. (Нет, один парень вообще-то пел, но он всегда пел осанну у Золотых ворот. Если дать монетку, он ненадолго затыкался.)

— Не помешало бы купить чего-нибудь на завтрак, — сказал Иуда. — Если б Магдалина не истратила вчера все наши деньги.

— Зато Джошуа приятно пахнет, — отозвался Нафа-наил. — Правда ведь Джошуа пахнет очень приятно?

Порой бываешь благодарен за самые невероятные вещи. В тот момент, наблюдая, как Иуда заскрипел зубами и на лбу у него взбухла вена, я вознес быструю благодарственную молитву за наивность Нафаиаила.

— Он и впрямь пахнет приятно, — согласился Варфоломей. — Так и хочется переосмыслить собственные ценности касательно материальных благ.

— Спасибо, Варф, — сказал Джошуа.

— Да, ничто не сравнится с приятно пахнущим мужчиной, — мечтательно произнес Иоанн.

Тут нам всем вдруг сделалось очень неловко, мы принялись откашливаться, прочищать горло и вообще как-то рассеялись. (А я вам про Иоанна ничего не рассказывал, да?) Иоанн же спешно переключился на проходящих женщин. Жалкое представление.

— Ух ты, какая телка пошла — вот уж точно способна принести мужчине крепких сыновей, — громыхал Иоанн нарочито мужественным голосом. — Мужчине точно есть куда тут семя бросить. Совершенно точно.

— Заткнись, пожалуйста, — попросил брата Иаков.

— Быть может, — встрял Филипп, — твоя мамочка согласится эту женщину тебе склеить?

Все захихикали, даже Джошуа. Ну то есть все, кроме Иакова.

— Вот видишь? — сказал он брату. — Видишь, что из-за тебя тут началось? Чертов педик.

— А вон половозрелая дева, — неубедительно восхитился Иоанн.

Он показал на какую-то женщину — группа фарисеев как раз волокла ее через ворота, а одежда висела на ней лохмотьями (сквозь них проглядывало тело, на вид действительно вполне половозрелое, так что Иоанн, действуя вне своей стихии, не осрамился).

— Перекройте дорогу, — скомандовал Джошуа. Фарисеи достигли нашего человеческого шлагбаума и остановились.

— Пропусти нас, ребе, — сказал самый старый. — Эту женщину сегодня застали за актом прелюбодеяния, и теперь мы ведем ее за город, чтобы там побить камнями.

Женщина была молода. Грязноватые кудри свисали на искаженное ужасом лицо, глаза закачены. Еще час назад она, вероятно, была хорошенькой.

Джошуа присел на корточки и начал что-то писать в пыли.

— Тебя как зовут? — спросил он.

— Иамал, — ответил фарисейский вожак. Я видел, как Джошуа написал его имя, а рядом — список грехов.

— Ух ты, Иамал! — воскликнул я, заглядывая Джошу через плечо. — С гусем? Я вообще не знал, что такое возможно.

Иамал отпустил руку прелюбодейки и попятился. Джошуа посмотрел на второго фарисея: — А тебя?

— Э-э… Стив, — ответил тот.

— Врет он, не Стив его зовут, — раздался голос из толпы. — А Иаков.

Джошуа написал в пыли «Иаков».

— Нет, — выдохнул человек и толкнул женщину к нам.

Джошуа поднялся и взял камень из руки ближайшего фарисея. Тот отдал безропотно, не сводя глаз со списка грехов, начертанного в пыли.

— А теперь давайте побьем камнями эту блудницу, — предложил Джошуа. — Тот из вас, кто без греха, пусть бросит первый камень.

И он протянул им орудие. Толпа подалась назад. Через минуту вокруг уже никого не осталось — все сгинули туда, откуда явились, а прелюбодейка пала к ногам Джоша и прильнула к его лодыжкам.

— Спасибо, ребе. Огромное тебе спасибо.

— Да ладно. — Джош поднял ее на ноги. — Теперь ступай и больше не греши.

— А от тебя очень приятно пахнет, знаешь? — сказала она.

— Ага, спасибо. Ступай с Богом. Она двинулась прочь.

— Я должен убедиться, что она без проблем доберется до дома, — сказал я и шагнул было следом, но Джош поймал меня за тунику и подтащил обратно:

— Ты не уловил ту часть инструкции, где про «больше не греши», да?

— Слушай, я ведь уже совершил с нею прелюбодеяние в сердце своем, так чего добру пропадать?

— Нет.

— Ты же у нас нормы устанавливаешь. И по твоим правилам выходит, что даже Иоанн в сердце своем совершил с нею прелюбодеяние, а ему женщины даже не нравятся.

— А вот и нравятся, — буркнул Иоанн.

— К Храму, — скомандовал Джошуа и зашагал дальше.

— Напрасная трата качественной прелюбодейки, если хочешь знать мое мнение.

Во внешнем дворе Храма, куда пускали женщин и гоев, Джошуа собрал нас всех поближе, чтобы проповедовать Царство. Но всякий раз, стоило ему начать, к нам подваливал какой-нибудь торговец и принимался орать во всю глотку:

— Голубок, кому голубок? Покупайте жертвенных голубок! Чисты, как свежевыпавший снег! Без голубок никуда!..

Джошуа пытался начать заново, но появлялся следующий торговец:

— Пресный хлеб! Берите пресный хлеб! Всего по шекелю штука! Маца с пылу с жару, совсем как та, что Моисей кушал по пути из Египта, только свежее…

К Джошу поднесли хромую маленькую девочку, и только он взялся ее исцелять, спросив предварительно о вере, как вдруг…

— Меняю ваши динары на мои шекели — прямо на глазах! Любые суммы, большие и маленькие! Драхмы на таланты, таланты на шекели — меняю любую валюту не сходя с места!

— Ты веруешь ли, что Господь тебя любит? — спросил Джошуа у девочки.

— Горькие травы! Покупайте горькие травы! — над самым ухом у него заорал торгаш.

— Черт бы вас всех побрал! — в ярости завопил Джошуа. — Ты исцелилась, дитя мое, теперь пошла прочь отсюда. — И он отправил девочку восвояси, а она впервые в жизни встала и пошла своим ходом. Джош заехал торговцу в ухо, содрал крышку с клетки и выпустил в небо тучу голубей. — Это дом молитвы! А не вертеп разбойников!

— Только не меновщиков, — прошептал мне Петр.

Джошуа схватился за длинный стол, где люди меняли десятки валют на шекели (единственную монету, по закону имевшую хождение в торговле на территории Храма), и опрокинул его.

— Ну все, нам бздец, — сказал Филипп.

И правда — он. Жрецы имели с менял большой процент. Если раньше Джош еще мог проскочить незаметно, то теперь подрывал сам их доход.

— Вон, гадюки! Вон!

У одного торгаша Джош выхватил моток веревки и теперь размахивал ею, как бичом, гоня торговцев и менял в храмовые ворота. Гневную тираду подхватили Нафанаил и Фома — причем активно: они пинали разбегающихся коммерсантов, наставляя их на путь истинный, но все остальные стояли и смотрели или же беседовали с теми, кто пришел послушать Джошуа.

— Надо завязывать, — сказал я Петру.

— Думаешь, получится? — И Петр кивнул в угол двора, где кучковались как минимум два десятка священников, выглянувших из Внутреннего храма посмотреть, что за шум.

— Он на всех гнев жрецов навлечет, — сказал Иуда, не сводя взгляда с храмовой стражи.

Солдаты перестали мерить стены шагами и наблюдали за происходящим во дворе. К Иудиной чести, им с Симоном и еще несколькими парнями удалось угомонить небольшую толпу верных поклонников, что собрались получить благословение и исцелиться, но тут у Джоша случилась истерика.

За стенами Храма, с бастионов старого дворца Ирода Великого за нами наблюдали римские солдаты. Наместник приказал нескольким легионам на время праздника подтянуться в город. Римляне в Храм не входили, если не чувствовали назревающего бунта, но уж если они сюда войдут, прольется еврейская кровь. Целыми реками.

— Они не войдут. — В голосе Петра прозвенела крохотная нотка сомнения. — Они же видят — евреи между собой разбираются. А им наплевать, пусть мы друг друга хоть поубиваем.

— Ты за Иудой и Симоном следи, — посоветовал я. — Если опять затянут это свое «нет господина, кроме Господа», римляне здесь окажутся быстрее палаческого топора.

Наконец Джошуа выдохся, весь вспотел и уже едва мог пошевельнуть мотком веревки. Но торгующей братии в Храме не осталось. За Джошем уже следовала довольно внушительная толпа — и все орали на изгоняемых из Храма торговцев. Одна толпа — человек восемьсот, а то и тысяча, — не давала жрецам вызвать гвардию и накинуться на Джошуа тут же. Джош отбросил веревку и повел людей туда, где мы стояли в ужасе.

— Жулье, — запыхавшись, бросил он на ходу. Потом подошел к девочке с усохшей рукой — малышка ждала его подле Иуды. — Что, испугалась? — спросил у нее Джош.

Девочка кивнула. Джошуа положил ладонь на ее парализованную ручку.

— А эти дяди в высоких шапках сюда идут? Девочка опять кивнула.

— Ну вот, все. Можешь пальчиком сделать вот так? — И он согнул и разогнул средний палец. — Нет, не на этой ручке, на другой.

Джош отнял ладонь от сухой руки, и девочка пошевелила пальцами. Связки и мышцы расправились, налились жизнью, и рука стала в точности похожа на другую.

— Вот, — сказал Джошуа. — Теперь разогни пальчик. Очень хорошо. Теперь покажи его тем дядям в высоких шапках. Вот и умница.

— Какою властью производишь ты все эти исцеления? — спросил один жрец, очевидно старший по званию в группе.

— Нет господи… — заорал было Симон, но его подрезал удар Петра в солнечное сплетение.

Рыбак толкнул зилота наземь и сам шлепнулся сверху, яростно шепча Симону на ухо. Андрей придвинулся сзади вплотную к Иуде и, судя по выражению лица, читал ему такую же лекцию, не прибегая к полному контакту.

Джош взял маленького мальчика из рук матери и прижал к груди. Ноги мальчонки трепыхались в воздухе, будто в них не было ни единой косточки. Не отрывая от малыша взгляда, Джошуа спросил:

— А какой властью крестил Иоанн?

Жрецы переглянулись. Толпа придвинулась поближе. Мы в Иудее, на родной территории Иоанна. Жрецы соображали: перед такой толпой лучше не ставить под сомнение власть Иоанна, дарованную ему Богом, но играть Джошу на руку им было не с руки.

— Этого пока мы сказать не можем, — ответил старший.

— Ну вот и я не могу, — сказал Джош.

Он поставил малыша на землю и придержал его, пока ножки не налились силой и не приняли полный вес тела — тоже, вероятно, впервые в жизни. Мальчонка пошатнулся, как новорожденный жеребенок, Джош подхватил его и засмеялся. Потом взял за плечи, подвел к матери и лишь затем повернулся и впервые взглянул на жрецов.

— Будете испытывать меня? Валяйте. Спрашивайте, что захотите, ехидны, но я буду исцелять этих людей, и Слово Господа дойдет до них наперекор всем вам.

Пока он это говорил, Филипп подступил ко мне сзади и прошептал:

— Ты его можешь вырубить каким-нибудь восточным приемчиком? Надо утащить его отсюда, пока он больше ничего не наговорил.

— Мне кажется, уже поздно, Филипп, — ответил я. — Сейчас главное — не дать толпе разойтись. Ступай в город, приведи побольше народу. Толпа сейчас — его единственная защита. И найди Иосифа Аримафейского. Он может пригодиться, если тут все выйдет из-под контроля.

— А что, еще не вышло?

— Ты меня понял.

Инквизиция продолжалась два часа: жрецы применяли все риторические ловушки, которые только могли придумать, и Джошуа иногда выпутывался, а иногда лез напролом. Я тем временем изобретал способ вывести его из Храма, избежав ареста, но замечал, что все больше храмовых стражников покидает стены и скапливается у ворот.

А старший жрец тем временем бубнил:

— Человек умирает, не оставив после себя сыновей, но его вдова выходит замуж за его брата, у которого три сына от первого брака…[и так далее] Эти трое выходят из Иерихона и направляются на юг со скоростью три целых и три десятых фарлонга в час, но с собой ведут двух ослов, которые несут на себе по два…[и так далее] И вот Шабат заканчивается, и они могут продолжать путь сверх той тысячи шагов, что им положена по закону… а ветер дует в юго-западном направлении со скоростью два фарлонга в час…[и так далее] Сколько воды потребуется им на все путешествие? Ответ давай в бочонках.

— Пять, — сказал Джошуа, едва жрец умолк. И все поразились этому чуду.

Толпа взревела. Какая-то женщина завопила:

— Да он точно Мессия!

— Сын Божий пришел к нам, — крикнула вторая.

— От вас помощи, как от козла молока, — сказал им я.

— А ты решение не расписал, не расписал! — заголосил самый младший жрец.

Пока жрец бубнил, Иуда с Матфеем записывали задачу на каменных плитах, но очень быстро потеряли нить. Они переглянулись и покачали головами.

— Пять, — повторил Джошуа. Жрецы растерянно переглянулись.

— Ответ верен, но это не дает тебе власти исцелять во Храме.

— Через три дня не будет тут больше Храма, ибо я разрушу его, а с ним — и ваше гадючье гнездо. А еще через три дня воздвигнется здесь новый Храм, в честь отца моего.

Тут я не выдержал, схватил его поперек груди и потащил к воротам. Остальные апостолы по плану выстроились вокруг нас свиньей. На них снаружи напирала толпа. За нами шли уже сотни.

— Постой, я еще не закончил! — вопил Джошуа.

— Закончил-закончил.

— Воистину подлинный царь Израильский пришел и принес с собой Царство, — закричала какая-то женщина.

Петр дал ей подзатыльник:

— А ты не подсказывай.

Одной лишь массой толпы нам удалось эвакуировать Джоша из Храма и протащить по улицам к самому дому Иосифа Аримафейского. Тот впустил нас и провел в верхнюю комнату с высоким сводчатым каменным потолком, роскошными коврами на полу, целыми горами подушек и длинным низким обеденным столом.

— Вы здесь в безопасности, вот только не знаю, надолго ли. Уже созван Синедрион.

— Но мы только что из Храма, — сказал я. — Когда успели?

— Зря вы им не позволили меня забрать, — сказал Джошуа.

— Сейчас накроют стол для ессейского Песаха, — сказал Иосиф. — Оставайтесь к ужину.

— Праздновать Песах так рано? Почему? — спросил Иоанн. — Зачем нам праздновать Песах с ессеями?

Иосиф не смотрел на Джошуа.

— Потому что ессеи на Песах не убивают агнца.