Глава 15
Джошуа и Валтасар въехали в Кабул в такое время суток, когда по улицам бродят лишь головорезы и шлюхи (причем шлюхи после полуночи предлагают «головорезные скидки» для поддержания бизнеса). Старый чародей задремал, убаюканный верблюжьей размашистой иноходью. Поведение его сильно озадачило Джоша — примерно как и вся катавасия с демоном. Сам он в седле мог думать лишь об одном: как бы не сблевнуть. Это называют морской болезнью пустыни. Джошуа стегнул Валтасара по ноге болтавшимся концом поводьев, и старик, фыркнув, проснулся.
— Что такое? Уже приехали?
— Ты можешь контролировать демона, старик? Мы достаточно близко, чтобы ты его подчинил?
Валтасар закрыл глаза, и Джошуа решил, что он засыпает снова, — вот только руки чародея задрожали в каком-то невидимом напряжении. Через несколько секунд Валтасар открыл глаза.
— Не могу сказать.
— Но ты же мог сказать, что он вырвался.
— Тогда волна боли прокатилась по всей душе. У меня не получается близкий контакт с демоном постоянно. Вероятно, мы еще слишком далеко.
— Лошади, — сказал Джошуа. — Они быстрее. Давай разбудим хозяина конюшни.
И Джошуа повел его по улицам города к той конюшне, где мы оставляли верблюдов, когда приезжали исцелить ослепленного охранника. Лампы внутри не горели, но в дверном проеме соблазнительно позировала полуголая шлюха.
— Особое предложение для головорезов, — на латыни сказала она. — Двое на одну, но если старик не потянет — никакой компенсации.
Джош так давно не слышал римской речи, что сообразил только через секунду.
— Спасибо, мы не головорезы.
Они обогнули ее и забарабанили в дверь. Шлюха провела заточенным ногтем Джошу вдоль позвоночника.
— А кто же вы? Может, у меня найдется другое особое предложение.
Джош даже не оглянулся.
— Он — колдун двухсот шестидесяти лет от роду, а я либо Мессия, либо безнадежный жулик.
— Э-э, ну да — для жуликов скидка имеется, а вот колдуну придется оплачивать полный тариф.
Джошуа слышал, как в доме кто-то зашевелился, и чей-то голос велел ему придержать коней: хозяева конюшен всегда так говорят, если заставляют себя ждать. Джош повернулся к шлюхе и бережно коснулся ее лба.
— Ступай и больше не греши, — сказал он по-латыни.
— Ага — и как я тогда на жизнь буду зарабатывать? Навоз огребать?
И тут хозяин распахнул дверь. Он был коренаст и кривоног, с длинными усами, и вообще напоминал иссохшего сомика.
— Что у вас тут за важность такая, что моя жена не могла с ней разобраться?
— Твоя жена?
Проходя в дом, шлюха провела ногтем Джошу по затылку.
— Свой шанс упустил, — сказала она.
— Женщина, а что ты вообще тут делаешь? — спросил хозяин.
Радость выскочила стремглав на площадку и выхватила из складок халата короткий черный кинжал с широким клинком. Конец веревочной лестницы мотался перед ней как полоумный — монстр спускался к нам.
— Нет, Радость. — И я втянул ее обратно в пещеру. — Его невозможно прикончить.
— Не будь таким самоуверенным.
Она повернула голову и ухмыльнулась мне, а затем разок чиркнула по толстой веревке, не тронув лишь несколько волокон. Потом привстала на цыпочки и парой перекладин выше проделала то же самое со второй веревкой. Невероятно, как легко ей это удалось.
Радость отступила в проход и подняла кинжал так, чтобы на нем заиграл свет звезд.
— Стекло, — сказала она. — Вулканическое. В тысячу раз острее любого лезвия из стали.
Она спрятала кинжал и потянула меня за собой вглубь, но не очень далеко — чтобы можно было видеть вход в пещеру и площадку перед ним.
Я слышал, как чудовище сопит, спускаясь к нам все ближе, — и вот уже огромная когтистая нога возникла в устье пещеры, за ней — другая. Мы затаили дыхание, когда тварь добралась до подрезанной части лестницы. Массивная чешуйчатая ляжка виднелась уже почти полностью. Одна лапа потянулась к новой перекладине — и тут лестница лопнула. Монстр повис как-то боком, телепаясь на оставшейся веревке прямо перед входом. Он смотрел на нас в упор, и в желтых его глазах ярость на миг сменилась недоумением. Кожистые уши летучей мыши встопорщились от любопытства, и он вымолвил:
— Эй?
Вторая веревка лопнула, и чудовище пропало с наших глаз долой.
Мы выскочили на площадку и глянули за край. До дна — по крайней мере тысяча футов. Но в темноте мы могли разглядеть что-то лишь на несколько сотен, и эти футы были подозрительно лишены всяческих монстров.
— Мило, — сказал я.
— Надо бежать. Сейчас же.
— Ты не считаешь, что ему конец?
— Ты слышал, как что-нибудь ударилось о землю?
— Нет, — ответил я.
— Вот и я не слышала. Лучше нам двигать отсюда.
Свои курдюки с водой мы оставили на плато, и Радость теперь хотела захватить какие-то припасы на кухне, но я сгреб ее и потащил к главному выходу.
— Нужно убираться — как можно дальше и как можно быстрее. Смерть от жажды меня не так беспокоит.
В основных покоях крепости было светлее, и мы пробирались по коридорам без лампы — и хорошо, потому что я бы все равно не позволил Радости остановиться и ее зажечь. Свернув за круглый угол лестницы на третий уровень, Радость вдруг дернула меня назад, чуть не сшибив наземь, и я рассвирепел, как кошак на крыше.
— Ну что еще? Давай быстрее выбираться! — заорал я.
— Погоди. Это последний уровень с окнами. А я не собираюсь выходить в парадную дверь, не зная, поджидает меня там эта тварь или нет.
— Не говори глупостей, у всадника на быстрой лошади уйдет полчаса, чтобы добраться оттуда сюда.
— А если он не долетел до дна? Если он залез обратно?
— А на это нужно несколько часов. Пошли, Радость. Пока он доберется до двери, мы будем уже за несколько миль отсюда.
— Нет!
Она сшибла меня с ног, и я брякнулся спиной о каменный пол. Когда же я снова обрел под ногами почву, девушка уже добежала до окна и свесилась из него. Я подошел, и Радость поднесла палец к губам.
— Он внизу. Нас поджидает.
Я отодвинул ее и выглянул сам. Точно: тварь затаилась в темноте, лапы наизготовку, чтобы когтями выдрать дверь, едва мы откинем изнутри засовы.
— А вдруг он просто не может войти? — прошептал я. — Он же не смог открыть другую железную дверь.
— Ты не понял, какие в той комнате знаки были, да? Я покачал головой.
— Символы обуздания. И обуздывать они должны были джинна или демона. Тут их нет. Передняя дверь для него не преграда.
— Так почему ж он не войдет?
— Чего ради гоняться за нами, если мы сами к нему явимся?
В этот момент монстр поднял голову, и я отпрянул от окна.
— Кажется, не заметил, — прошептал я, обрызгав Радость слюнями.
И тут чудовище принялось насвистывать. Счастливую такую песенку, беззаботную — именно ее предпочтешь насвистывать, полируя выбеленный череп своей последней жертвы.
— Я никого и ничего не вынюхиваю, — сказал монстр — гораздо громче, нежели требуется, если хочешь поговорить сам с собой. — Не-а. Я? Да ни за что в жизни. Остановился тут на секундочку — только и всего. Ой, а дома-то, наверное, никого и нету. Ну что ж, пойду своей дорогой. — И он опять засвистал.
До нас донеслись шаги, они становились все тише и тише. Нет, они не удалялись — просто становились тише. Мы с Радостью выглянули из окна: огромная тварь изо всех сил исполняла пантомиму ходьбы, фальшиво сипя сквозь передние клыки.
— И чего? — заорал я. — Ты что, надеялся, мы не заметим?
Монстр пожал плечами:
— Все равно попробовать стоило. Я понял, что передо мной не гений, когда ты еще ту дверь открыл.
— Что он сказал? Что он сказал? — затараторила Радость у меня за спиной.
— Ему кажется, ты не очень умная.
— Скажи ему, что я зато не просидела столько лет в каталажке, занимаясь самоудовлетворением.
Я отступил от окна и посмотрел на Радость:
— Как думаешь, он в это окно пролезет? Она оценивающе оглядела амбразуру.
— Думаю, да.
— Тогда я ему этого говорить не буду. Он может обидеться.
Радость оттолкнула меня, шагнула на подоконник, повернулась, задрала полы халата и пустила наружу струю. Поразительное чувство равновесия. Судя по ворчанию внизу, с меткостью у нее тоже все в порядке. Радость закончила и соскочила на пол. Я выглянул: монстр стряхивал мочу с ушей, точно мокрая собака.
— Извини, — сказал я. — Языковая проблема. Я не знал, как это перевести.
Тварь зарычала, и мышцы под чешуей на шее заходили, а затем монстр шарахнул кулаком в окованную железом дверь так, что пробил ее насквозь.
— Ходу, — сказала Радость.
— Куда?
— На утес.
— Но ты же лестницу срезала.
— Там разберемся. — И она потащила меня за собой, петляя во тьме, как и раньше. — Пригнись! — вдруг крикнула она — всего через секунду после того, как сенсоры у меня во лбу, настроенные на каменные потолки, сообщили, что мы действительно оказались в низком проходе.
Мы уже достигли середины коридора, когда я услышал, как монстр его тоже почувствовал и вознес хулу.
Затем повисла пауза, а за ней — такой жуткий скрежет, что от звуковой волны нам пришлось зажать уши. А потом донеслась вонь паленого мяса.
Когда взошла заря, Джошуа и Валтасар уже въехали в каньон, ведущий к крепости.
— Ну как? — спросил Джош. — Демона чуешь? Валтасар сокрушенно покачал головой:
— Мы опоздали, — и показал на бывшую круглую дверь. Теперь она превратилась в клубок искореженных и разодранных кусков, болтавшийся на остатках огромных петель.
— Что же ты, во имя Сатаны, натворил? — крикнул Джошуа.
Он соскочил с лошади и вбежал в крепость, оставив старика спешиваться и ковылять, как сумеет.
Шум в узком коридоре стоял такой, что пришлось кинжалом Радости отрезать полоски ткани с рубахи и заткнуть ими уши. Потом я зажег огненную палочку — глянуть, что делает монстр. И мы не поверили себе: этот урод бурил скальную породу. Когти его двигались с такой скоростью, что превратились в сплошной мазок, и только дым, пыль и осколки летели из-под них. Чешуя горела от трения и, догорев, моментально отрастала снова. К нам демон продвинулся не сильно — футов на пять, но было ясно, что в конечном итоге проход он расширит настолько, что вытащит нас отсюда, как барсук термитов. Теперь я понимал, как построили крепость и почему нигде нет следов инструментов. Эта тварь двигалась так быстро, что буквально стирала стены когтями и чешуей, оставляя за собой камень не только резаный, но и полированный.
Мы уже дважды пробовали подняться по остаткам лестницы на плато, но всякий раз монстр выскакивал, заходил с той стороны и сгонял нас вниз, однако к дороге мы тоже спуститься не успевали. А во второй раз он и подавно втащил лестницу наверх, после чего вернулся в крепость и возобновил свое адское глубинное бурение.
— Я лучше прыгну вниз, чем позволю этой дряни меня слопать, — сообщил я Радости.
Она посмотрела с обрыва в бескрайнюю тьму.
— Давай. Потом расскажешь.
— Хорошо, только я сначала помолюсь.
И я помолился. Молился я так истово, что капли пота выступили на лбу и скатились по зажмуренным векам. Я молился так крепко, что заглушил даже непрерывный скрежет и визг чешуи по камню. На какой-то миг я даже вроде бы осознал, что не осталось никого — только я и Бог. Ну и как обычно у него со мной бывает, Бог вел себя очень тихо. До меня вдруг дошло, какая досада берет Джоша, когда он выпрашивает у Бога хоть какую-нибудь тропу, хоть самый захудалый план действий, а в ответ ему — одно молчание.
Когда я снова открыл глаза, над скалами занимался рассвет и в проход сочились первые лучи солнца. При свете дня демон выглядел еще жутче — весь в крови и объедках убиенных девиц. Несмотря на скоростное бурение, над ним вились мухи, но стоило какой-нибудь на него присесть, она немедленно подыхала, шипела и угольком отваливалась на пол. Вонь гниющей плоти и горелой чешуи была невыносима, и от нее одной я чуть не сделал оверкиль с края утеса. До нас твари оставалось лишь три-четыре локтя. Каждые несколько минут монстр останавливался, чуть отпрядывал и тянулся к нам когтями.
Мы с Радостью прижались друг к другу на самом краю площадки. Мы шарили глазами по стенам, пытаясь отыскать хоть малейший выступ, за который можно зацепиться, поставить ногу, сбежать куда-нибудь от чудовища — вверх, вниз или вбок. Страх высоты вдруг показался детским лепетом.
Мое лицо уже овевали выхлопы чудовища и ветерок от его когтей — он совсем изготовился кинуться, — и тут из-за его спины раздался глубокий бас Валтасара. Монстр закрывал своей тушей весь проход, и я ничего не разглядел, но чудище вдруг повернулось, и его шипастый хвост хлестнул, едва нас не освежевав. Радость выхватила из халата свой кинжал и вонзила его в придаток, пробив чешую, но, очевидно, недостаточно глубоко, чтобы демон побеспокоился обернуться.
— Валтасар тебя окоротит, потомок ящерицы-говноеда! — завопила она.
И тут что-то вылетело из прохода, мы пригнулись, и какой-то ком вспорхнул в пространство и рухнул вниз, на самое дно каньона, вереща, как пикирующий ястреб.
— Что это было? — Радость сощурилась, пытаясь разглядеть в скалистой бесконечности то, что выкинул монстр.
— Это был Валтасар, — ответил я.
— Ой, — только и вымолвила Радость.
Но Джошуа уже схватил демона за шипастый хвост, и тварь, злобно зарычав, обернулась к моему другу. Держал Джош крепко, хотя перед самым его носом когти со свистом рассекали воздух.
— Как тебя зовут, демон? — спросил Джошуа.
— Ты не доживешь до конца моего имени, — проревел тот и занес лапу.
Джош еще раз дернул за хвост, и демон замер.
— Ответ неверен. Как тебя зовут?
— Мое имя Цап, — ответил монстр, и лапа его бессильно упала вдоль туши. Он сдавался. — А я тебя знаю. Ты — тот самый парнишка, да? Это про тебя в древности рассказывали.
— Тебе пора домой, — сказал Джош.
— А можно я сначала слопаю вон ту парочку на карнизе?
— Нет. Тебя Сатана заждался.
— Они мне на нервы действуют. А вон та меня обсикала.
— Нет.
— Тем самым я окажу тебе услугу.
— Тебе ведь уже не хочется делать им больно, правда? Уши демона прижались, и он склонил свою огромную башку.
— Нет. Больно делать я им не хочу.
— И ты больше не сердишься, — продолжал Джошуа. Монстр потряс головой. В узком проходе он и так уже скрючился чуть ли не вдвое, а теперь и вовсе распростерся перед Джошем ниц и прикрыл глаза когтями.
— Зато я еще сержусь! — раздался вопль.
Джош повернулся и увидел старого волхва. Валтасар был весь в крови и грязи от своего стремительного падения, все одежды его были изодраны сломанными костями, но уже через несколько минут после приземления он исцелился, хотя выглядеть лучше не стал.
— Так ты выжил?
— Я же тебе говорил: пока демон ходит по земле, я бессмертен. Но такое у нас с ним впервые — раньше он мне вреда не причинял.
— И больше не будет.
— Ты имеешь над ним власть? Потому что я — нет. Джошуа повернулся и возложил руку демону на лоб.
— Эта злобная тварь некогда узрела лик Господа. Этот монстр служил на Небесах, стремился к красоте, купался в милости, ходил осиянный. А теперь стал орудием страданья. Он ликом отвратен, а природа его погана.
— Эй, за языком-то следи, — обиделся демон.
— Я вот что имею в виду: его нельзя винить за то, каким он стал. У него отроду не было того, что всегда имелось у тебя и прочих людей. Он не наслаждался свободой воли.
— Как это грустно, — сказал демон.
— Еще секундочку, Цап, и я позволю тебе вкусить то, чего ты никогда не знал. Лишь на один миг я подарю тебе свободу воли.
Демон всхлипнул. Джошуа снял руку с его башки, отпустил хвост и вышел из узкого прохода в крепостной коридор.
Валтасар стоял рядом, дожидаясь, когда демон вынырнет из прохода.
— Ты действительно так можешь? Дать ему свободу воли?
— Поживем — увидим.
Цап выполз в коридор и выпрямился, хотя вобрать голову в плечи ему все же пришлось. По чешуйчатым щекам, по челюстям катились огромные вязкие слезы, падали на каменные плиты и шипели там лужицами кислоты.
— Спасибо, — прорычал он.
— Свобода воли, — произнес Валтасар. — Ну и какова она тебе?
Демон схватил старика, будто тряпичную куклу, и сунул себе подмышку.
— А такова, что хочется метнуть тебя с этого ебаного утеса еще разок.
— Нет. — Джошуа подскочил и коснулся демоновой груди.
В тот же миг в воздухе хлопнуло — на месте демона сомкнулась пустота. Валтасар рухнул на пол.
— М-да… Свобода воли — не очень хорошая идея, — простонал он.
— Извини. Сострадание одолело.
— Мне что-то неможется, — слабо произнес волхв. Он приподнялся и вздохнул тягостно и сухо.
Мы с Радостью вышли из прохода и увидели, что Джошуа склонился над Валтасаром: тот ветшал на глазах.
— Ему же двести шестьдесят лет, — сказал Джош. — Цапа больше нет, и годы берут свое.
Кожа волхва посерела, как пепел, а белки глаз пожелтели. Радость присела рядом и нежно прижала голову старика к груди.
— Где чудовище? — спросил я.
— В аду, — ответил Джошуа. — Помоги мне донести Валтасара до постели. Потом объясню.
Мы внесли волхва в его опочивальню, где Радость попыталась напоить его бульоном, но старик уснул, не донеся чашку до рта.
— Можно ему помочь? — спросил я, ни к кому в особенности не обращаясь.
Радость покачала головой:
— Он не болен. Он просто стар.
— Ибо записано: «Всему свое время», — вымолвил Джошуа. — А я над временем не властен. Время Валтасара наконец пришло. — Он посмотрел на Радость и приподнял бровь: — Ты обсикала демона?
— Ему грех жаловаться. Перед тем как я сюда приехала, у меня был знакомый в Хунане — так он за это хорошие деньги платил.
Валтасар продержался еще десять дней и к концу больше напоминал обернутый лохмотьями кожи скелет. Он умолял Джошуа простить его за тщеславие и то и дело призывал нас к своему одру и талдычил одно и то же, поскольку забывал, что говорил несколько часов назад.
— Гаспара вы найдете в Храме Небесного Будды, в горах к востоку отсюда. В библиотеке есть карта. Гас-пар вас научит. Он — поистине человек мудрый, а не шарлатан, как я. Тебе, Джошуа, он поможет стать человеком, которым ты должен стать, чтобы совершить то, что должен. А ты, Шмяк… ну, из тебя тоже что-нибудь не слишком ужасное может получиться. Там, куда вы пойдете, очень холодно. По дороге купите себе меха, а верблюдов сменяйте на шерстяных таких, с двумя горбами.
— Он бредит, — сказал я.
— Нет, — ответила Радость. — Шерстяные верблюды с двумя горбами правда существуют.
— Ох, ну извини.
— Джошуа, — позвал Валтасар. — Но главное — помни о трех алмазах. — После чего старик закрыл глаза и перестал дышать.
— Он умер? — спросил я.
Джош приложил ухо к груди волхва.
— Умер.
— А что это было — про три алмаза?
— Три алмаза Дао: сострадание, умеренность и смирение. Валтасар говорил, что сострадание приводит к мужеству, умеренность — к щедрости, а смирение — к превосходству.
— Звучит хиленько, — сказал я.
— Сострадание, — шепнул Джошуа и показал глазами на Радость, беззвучно рыдавшую над Валтасаром.
Я обнял ее за плечи, она повернулась и захлюпала носом мне в грудь.
— Что ж я теперь буду делать? Валтасар умер. Все подруги погибли. А вы уезжаете.
— Поехали с нами, — сказал Джошуа.
— Э-э, ну да — поехали с нами.
Но Радость с нами не поехала. Мы задержались в крепости Валтасара еще на полгода — ждали весны, чтобы перевалить через горы к востоку. Я смыл кровь и прибрался в покоях девчонок, а Радость помогла Джошу перевести кое-какие древние тексты волхва. Ели мы вместе, а время от времени мы с Радостью кувыркались в подушках, как в старые добрые времена, но ощущение было такое, что жизнь это место покинула навсегда. Когда настала пора уезжать, Радость объявила нам свое решение:
— Я не могу ехать с вами искать Гаспара. В монастырь женщин не допускают, а обретаться в захолустной деревушке по соседству у меня нет никакого желания. Валтасар оставил мне много золота и всю библиотеку, но в горах от этого проку мало. Я не желаю сидеть в этой гробнице, где единственное общество — призраки моих подруг. Скоро здесь будет Ахмад, он приезжает каждую весну, и я попрошу его помочь перевезти все сокровища и свитки в Кабул, а там куплю большой дом, найму слуг и заставлю их отыскивать мне молоденьких мальчонок, которых можно совратить.
— Вот бы у меня был план, — вздохнул я.
— И у меня, — вздохнул Джошуа.
Мы втроем отпраздновали восемнадцатилетие Джоша традиционной китайской едой, а на следующее утро навьючили верблюдов и приготовились выступить на восток.
— Ты уверена, что с тобой до приезда Ахмада ничего не случится? — спросил Джошуа.
— Ты обо мне не беспокойся — ступай и учись на Мессию. — Радость поцеловала его в губы. Очень крепко. Джош поежился и попробовал вырваться, а когда садился на верблюда, краска с его физиономии еще не сошла.
— А ты, — сказала она мне, — навести меня в Кабуле на обратном пути в Иудею, или я нашлю на тебя такое проклятье, от которого ты никогда не избавишься. — И Радость сняла с шеи свой флакончик инь-яна — яда и противоядия — и надела на меня. Кому-нибудь такой подарок показался бы странным, но я же был учеником колдуньи, и для меня он был в самый раз. В мою котомку она сунула кинжал из черного стекла. — Сколько бы времени ваше странствие ни заняло, обязательно возвращайся меня навестить. Я больше не буду красить тебя в синий. Честное слово.
Я пообещал, что вернусь, мы поцеловались, я залез на верблюда, и мы с Джошем отчалили. Я снова старался не оглядываться на женщину, укравшую мое сердце.
Ехали мы в полуфарлонге друг от друга и оба раздумывали о прошлом и будущем нашей жизни, о том, кем были мы и кем нам суждено стать, и только два часа спустя я нагнал Джоша и нарушил молчание.
Я вспомнил, как Радость учила меня читать и говорить по-китайски, смешивать снадобья и отравы, жульничать в игре, показывать фокусы, правильно трогать женщину — и где, и как. Все это — ничего не ожидая от меня взамен.
— Неужели все женщины сильнее и лучше меня?
— Да, — ответил Джош.
В следующий раз мы заговорили только через день.