Придумать такое я бы не решился. А вернее всего — не смог бы. Я гулял по парку в нашем районе Свиблово с симпатичным мужчиной моего возраста. Совершенно мне незнакомым. Наши собачки рядом гуляют — и мы тоже рядом. Обычное дело. Тихое, благостное утро, и разговор наш тихий, благостный. Хотя говорили о политике, о прошлом, о будущем.

— А если на этой волне общего недовольства к власти снова придут коммунисты? — спрашивал он. — И что тогда будет?

— Как бы сажать не начали…

— А что, разве сажали? — спросил он.

— Как это так? — не понял я. ,

— Да никого они не сажали, это все разговоры непонятно откуда! — уверенно сказал он.

— А вы деда своего помните? — вдруг спросил я.

— Нет, мама говорила, что последнее письмо от него получила из Нагаевской бухты в 42 году…

(Нагаева бухта в страшной памяти миллионов и миллионов. Сюда шли с Большой земли пароходы с заключенными, здесь начиналась для них Колыма.)

— А бабушку? — спросил я.

— Тоже нет. Она умерла в ссылке, в Акмолинске. (Под Акмолинском, ныне город Астана, столица Казахстана, был АЛЖИР — Акмолинский Лагерь Жен Изменников Родины.)

Разговор наш проходил без всякого политического, мировоззренческого накала. Тихий, спокойный, можно сказать — благостный.

— Ну вот, а вы говорите, что не сажали, — как бы пожурил его я, мягко, но с некоторым удивлением в голосе.

— А я как-то не думал… — тоже удивился мой собеседник

Вот и скажите: можно ли такое придумать. Это, конечно, страшно: знать — и не думать. Но он хотя бы знал, на страшном опыте своей семьи. Когда-нибудь, глядишь, и подумал бы. А сколько таких, которые вообще и почти ничего не знают?