Часть четвертая
Опасные игры ради наследства. 1945–1949

– Жаль, что не удалось взять его живым, – сказал Сталин Жукову. – Где труп Гитлера?

– По сообщению генерала Кребса, труп Гитлера сожжен на костре.

Сталин запретил вести переговоры о прекращении огня и перемирии. Речь могла идти только о полной и безоговорочной капитуляции.

– Если ничего не будет чрезвычайного, не звоните до утра, – попросил он. – Хочу немного отдохнуть. Сегодня у нас первомайский парад.

В 10.15 артиллерия маршала Жукова начала обстреливать центр Берлина. На рассвете 2 мая его войска захватили город. 4 мая полковник СМЕРШа нашел сморщенные обугленные останки Гитлера и Евы Браун. Чекисты увезли трупы, ничего не сказав командующему. Сталину впоследствии нравилось унижать маршала, спрашивая, не знает ли он, что случилось с трупом Гитлера.

После войны, во время позднего ужина на берегу Черного моря, Иосифа Виссарионовича спросили: кем был Гитлер – сумасшедшим или авантюристом?

– Я согласен с тем, что он был авантюристом, – ответил вождь, – но не могу согласиться, что он был сумасшедшим. Гитлер был одаренным человеком. Только одаренный человек мог объединить немецкий народ. Нравится нам это или нет, но Советская армия пробилась в Германию и захватила Берлин, не получив абсолютно никакой помощи от немецкого рабочего класса. Разве мог бы сумасшедший объединить свой народ?

9 мая 1945 года Москва праздновала День Победы. Сталин сильно устал и хотел, чтобы все побыстрее закончилось. Он пришел в ярость, когда простой американский генерал подписал акт о капитуляции немцев в Реймсе. Меряя шагами кабинет, Сталин приказал Георгию Жукову подписать соответствующий акт о капитуляции в Берлине. Он полагал, что капитуляция должна пройти там, «откуда Германия начала свою агрессию».

Славные дни генералов подошли к концу. В Берлин прилетел Андрей Януарьевич Вышинский. Конечно, в военные вопросы он не лез. Ему было поручено улаживать политические проблемы. Вышинский фактически руководил церемонией подписания акта безоговорочной капитуляции. Он сидел рядом с маршалом Жуковым и шепотом говорил ему, что делать.

Сталин пристально следил за выдающимся маршалом. Он уже давно подозревал, что Георгий Константинович Жуков одержим манией величия. Позже, в том же году, он вызвал Жукова в Кремль и предупредил, что Берия и Абакумов собирают на него компромат.

– Я не верю всей этой ерунде, но лучше какое-то время не приезжайте в Москву, – посоветовал он на прощание.

Сделать это было нетрудно, потому что Георгий Жуков управлял Берлином. Иосиф Виссарионович перекроил Европу по своему усмотрению и разослал наместников править континентом. Анастас Микоян вылетел кормить немцев. Маленков и Вознесенский отправились решать на месте, разрушить ли немецкую промышленность или не трогать, чтобы создать в Германии новое государство-сателлит Советского Союза. Андрей Жданов хозяйничал в Финляндии, Ворошилов – в Венгрии, Булганин – в Польше, Вышинский – в Румынии.

Когда позвонил Хрущев, чтобы поздравить вождя с великой победой, Сталин грубо оборвал его и велел не отнимать у него время.

24 мая, в 8 часов вечера, Сталин устроил в Георгиевском зале Кремля банкет для членов политбюро, маршалов, певцов, актеров и даже польских шахтеров. Около Боровицких ворот выстроилась длинная очередь из лимузинов. Гости торопливо рассаживались по местам и терпеливо ждали. Когда появился Сталин, своды дворца потрясли оглушительные овации и крики «Ура!».

Молотов произносил тосты за маршалов. Военные чокались с членами политбюро. Со временем дошла очередь и до адмирала Исакова. Он потерял ногу в 1942 году. Сталин, не утративший мастерства в обращении с людьми, встал и направился к стоящему в дальнем углу столу, чтобы чокнуться с доблестным моряком. Затем вождь похвалил великий русский народ и даже мимоходом упомянул о своих ошибках:

– Другой бы народ сказал своему правительству: вы не оправдали наших надежд. Уходите, мы выберем себе новое правительство, которое заключит мир с Германией и обеспечит нам спокойную жизнь.

Позже Сталин спросил Жукова и других маршалов:

– Не следует ли нам в ознаменование победы над фашистской Германией провести в Москве парад Победы и пригласить наиболее отличившихся героев: солдат, сержантов, старшин, офицеров и генералов?

Иосиф Виссарионович решил, что принимать парад следует верхом. Он никогда не ездил на лошадях, но жажда славы горела в нем с неослабевающей силой. Сталин начал в большой тайне учиться ездить на белом арабском жеребце. Его для Верховного специально выбрал Семен Буденный. 15 июня, за неделю до парада, вождь надел брюки галифе и сел на коня. При этом событии, скорее всего, присутствовал его сын Василий. Когда Сталин вонзил жеребцу в бока шпоры, тот стал на дыбы. Наездник схватился за гриву и попытался удержаться в седле. Лошадь легко сбросила его с себя. Он упал на землю и сильно ушиб плечо. Поднявшись, Иосиф Виссарионович гневно воскликнул:

– Пусть Жуков принимает парад! Он кавалерист.

В Кунцеве он поинтересовался у Георгия Жукова, не разучился ли тот ездить верхом.

– Нет, не разучился, – ответил слегка удивленный маршал. – Я и сейчас иногда езжу верхом.

– Вот что, вам придется принимать парад Победы. Командовать парадом будет Рокоссовский.

– Спасибо за такую честь, но не лучше ли парад принимать вам? Вы Верховный главнокомандующий, по праву и обязанности следует вам принимать парад.

– Я уже стар принимать парады, – возразил Сталин. – Принимайте вы, вы помоложе.

Маршал Жуков должен был принимать парад на белом арабском жеребце, которого ему выберет Буденный. На следующий день Жуков уже проводил репетиции парада Победы на Центральном аэродроме. Неожиданно к нему подошел Василий Сталин.

– Я открою вам большую тайну, – тихо сказал он. – Отец сам собирался принимать парад, но три дня назад лошадь встала на дыбы и выбросила его из седла.

– А на какой лошади сидел ваш отец?

– На белом арабском жеребце. На том самом, на котором вы будете принимать парад, – объяснил Василий. – Но умоляю, никому об этом не говорите.

В 9.57 утра 24 июня маршал Жуков вскочил в седло у Спасских ворот. Шел дождь. Куранты пробили десять часов.

– Парад, равняйсь! Смирно!..

В это же самое время у Никольских ворот маршал Рокоссовский сидел на черном коне по кличке Полюс. Его тоже выбрал Буденный.

Сталин с бесстрастным лицом, в своей привычной шинели, неуклюже подошел к Мавзолею и с неожиданной легкостью взошел по ступенькам. За ним торопливо поднимались Берия и Маленков. Они тяжело дышали и старались не отстать. Толпа увидела Верховного. Красная площадь огласилась приветственными криками. Дождь струйками стекал по козырьку сталинской фуражки, но он ни разу не вытер лицо.

Когда крики и аплодисменты стихли, промокшие до нитки Жуков и Рокоссовский выехали каждый из своих ворот. Оркестр сыграл «Славься!» Глинки. По брусчатке Красной площади с грохотом проехали танки и «катюши». Затем над площадью воцарилась тишина.

«Неожиданно раздалась дробь сотен барабанщиков! – писал авиаконструктор Яковлев. – К Мавзолею железной поступью двинулись шеренги советских солдат». Каждый из двухсот ветеранов держал в руках фашистское знамя. Поравнявшись с Мавзолеем, они поворачивали направо и бросали украшенные черно-алыми свастиками знамена к ногам Сталина. Знамена немецких полков, дивизий и армий поливал дождь. Это был кульминационный момент жизни вождя.

Сразу после парада Сталин и главные руководители страны собрались в небольшой комнате за Мавзолеем. Там, как всегда, уже был накрыт небольшой стол. Во время этого импровизированного банкета кто-то из маршалов, скорее всего Иван Конев, предложил произвести Сталина в генералиссимусы. Сначала Иосиф Виссарионович отмахнулся от предложения, потом заявил, что ему шестьдесят семь лет и что он устал.

– Я проработаю еще два-три года и уйду на пенсию, – сказал он.

Члены политбюро и военачальники, словно по команде, вскрикнули, что он еще долго будет жить и править страной.

Потом начался веселый праздник. Сталин рассмеялся шутке Поскребышева. Секретарь вытащил кортик из ножен Вышинского, который стоял на Мавзолее в мундире дипломата, и заменил его… огурцом. Под улыбки членов политбюро и смех Сталина бывший Генеральный прокурор весь день проходил, не зная, что у него в ножнах не кортик, а огурец.

Вечером состоялся большой банкет. В Кремль были приглашены 2500 офицеров. Сталин, который уже окончательно решил взяться за укрепление дисциплины и объединение советских республик в более монолитное государство, произнес тост за русский народ. Он высоко оценил «винтики», то есть «простых людей, без которых все маршалы и командующие фронтами и армиями ничего бы не значили».

Все тосты Сталина были, как обычно, тщательно продуманы. Он как бы сообщал своим придворным о том, какую политику поведет после войны. Маршалы ничего не стоили по сравнению с великим русским народом. Представлять же его могла только партия, то есть Сталин. Его слова об уходе на пенсию вызвали всплеск борьбы за право стать наследником этого императора XX века. Соратники и не догадывались, что на самом деле у него и в мыслях не было уходить в отставку. Это была очередная проверка. Через пять лет три главных претендента на трон будут мертвы.

Предложение произвести Сталина в генералиссимусы, чтобы как-то выделить его из остальных маршалов, не было чем-то особенно новым. В русской истории генералиссимусом был Суворов. Сталин возражал против этой идеи. Он уже и так пользовался славой всемирного завоевателя. Однако соратники не собирались уступать. Они были полны решимости наградить его званием Героя Советского Союза, еще одним орденом Победы и присвоить звание генералиссимуса.

– Товарищ Сталин не нуждается в этом, – ответил Иосиф Виссарионович Коневу. – Товарищу Сталину хватает власти и без звания генералиссимуса. Ну и звание же вы придумали! Предлагаете мне оказаться в славной компании с генералиссимусами Чан Кайши и Франко!

Каганович гордился тем, что в свое время придумал термин «сталинизм». Сейчас он решил не останавливаться на идее Конева и предложил переименовать Москву в Сталинодар. Впрочем, здесь ему тоже не удалось стать первопроходцем. Мысль о переименовании столицы еще в 1938 году выдвинул Николай Ежов. Лаврентий Берия поддержал Железного Лазаря. Очередная бредовая идея вывела Сталина из себя.

– Для чего мне все это нужно? – рассердился он.

Хитрый и умный царедворец всегда почувствует, когда повелитель, пусть и в глубине сердца, хочет, чтобы ему не повиновались. Маленков и Берия заставили Калинина подписать указ. Через три дня после парада Победы «Правда» сообщила о новом звании Сталина и его наградах. Он пришел в ярость и вызвал Молотова, Берию, Жданова, Маленкова и Калинина, которого в то время уже терзал рак желудка.

– Я не вел полки в бой, – возмутился вождь. – Я отказываюсь от Звезды. Это незаслуженная награда.

Члены политбюро позволили себе не согласиться. Они утверждали, что он достоин наград и звания. Верховный не уступал.

– Говорите что хотите, но я не приму награды, – стоял он на своем.

Горячие споры и пререкания длились долго. От внимания руководителей, однако, не укрылось то, что против звания генералиссимуса вождь особенно не возражает.

Маршалы сейчас носили роскошные мундиры с золотым шитьем. Они были все увешаны медалями и орденами и здорово смахивали на новогодние елки. Ясно, что мундир генералиссимуса должен отличаться от маршальской формы, быть лучше и красивее. Эту ответственную задачу поручили портному Лернеру, обшивавшему советскую элиту. Лернер создал шедевр портновского искусства и отделал его позолотой. По великолепию наряд был похож на мундиры Геринга. Хрулев одел трех стройных офицеров в мундиры генералиссимуса. В этот момент в приемную вышел Сталин.

– Кто это? – набросился вождь на Александра Поскребышева. – Что здесь делает этот павлин?

– Это три образца формы генералиссимуса.

– Мне это не подходит! – отрезал Сталин. – Мне нужно что-нибудь более простое и скромное… Вы что, хотите сделать из меня швейцара?

В конце концов Иосиф Виссарионович согласился на белый китель с высоким воротником, отделанным золотым шитьем, и черные брюки с красными лампасами. В этом наряде он был сильно похож на капельмейстера. Примерив форму, вождь с сожалением покачал головой.

– И зачем я только согласился? – негромко сказал он Молотову.

Теперь Георгию Маленкову и Лаврентию Берии предстояло уговорить Сталина принять Звезду Героя. Вручение награды напоминало опереточный фарс. Придворные гонялись за сердитым генералиссимусом буквально по всей Москве, стараясь прицепить ему звезду на грудь. Сначала вызвался Вячеслав Молотов. Старая дружба не помогла. Сталин отказался даже разговаривать на эту тему. Следующим был Александр Поскребышев. Но и он был вынужден отступить после энергичных возражений вождя. Тогда Берия и Маленков уговорили попробовать генерала Власика, у того тоже ничего не получилось. Наконец, решили устроить засаду и напасть на Сталина в саду, когда он будет возиться с цветами. Вождь по-прежнему любил ухаживать за розами и лимонными деревьями. Во время садоводческих занятий у него обычно было хорошее настроение, рассчитывали этим воспользоваться. Попытку вручить Иосифу Виссарионовичу Звезду Героя Советского Союза должен был предпринять Орлов, комендант Кунцева. Когда Сталин попросил секатор, чтобы подстричь свои любимые розы, Орлов принес ему секатор и остановился поблизости, держа звезду в руке за спиной. Он не знал, что ему делать. У коменданта был такой растерянный вид, что его замешательство заметил Сталин.

– Что это вы там прячете за спиной? – спросил он. – Ну-ка покажите!

Орлов показал Звезду Героя.

– Верните ее тем, кто придумал этот вздор! – рассердился Сталин.

Вождь согласился принять награду только в 1950 году.

– Вы потакаете старику, – заявил он. – Вот если бы она улучшила мое здоровье!

Звезду Героя Иосиф Виссарионович принял, но никогда ее не носил.

На звание генералиссимуса Сталин согласился, потому что тут к тщеславию добавился и элемент политики. Звание генералиссимуса как бы понижало маршальское. Вождь видел, что полководцы начинали приобретать опасный авторитет. 9 июля 1945-го он предпринял еще одну атаку на своих военных. Сталин произвел в маршалы Лаврентия Павловича Берию, которого как огня боялись военачальники. Тем самым он уравнял чекиста с Жуковым или Василевским.

Победа, казалось, сделала Иосифа Сталина более добродушным, но в его голосе часто появлялись ледяные нотки. Чувство юмора у него осталось прежним, солдатским. Каждый раз, когда Сталин видел наркома судостроительной промышленности Носенко, он в свойственном себе стиле острил:

– Вас еще не арестовали?

При следующей встрече вождь рассмеялся и решил немного разнообразить остроту:

– Носенко, вас еще не расстреляли?

Нарком натянуто улыбался. Ясно, что ему было не до смеха. Наконец на праздничном заседании Совнаркома Сталин заявил:

– Мы верили в победу и никогда не теряли чувства юмора. Разве не так, товарищ Носенко?

Неделей позже Сталин, который, по словам Громыко, сейчас постоянно выглядел усталым, сел в бронированный поезд. Состав из одиннадцати вагонов отправился в Потсдам. Четыре зеленых вагона до революции входили в царский поезд. Их нашли в каком-то музее.

Вождю предстояло преодолеть 1923 километра. За безопасность отвечал Лаврентий Берия. Он предпринял, наверное, самые строгие меры безопасности, которые когда-либо организовывались для отправившегося в поездку правителя. «Для обеспечения требуемой степени безопасности вдоль железной дороги расставлены 1515 оперативных сотрудников НКВД/ГБ и 17 409 сотрудников НКВД в следующем порядке: на территории СССР по 6 человек на километр, на территории Польши – 10 человек на километр, на немецкой территории – 15 человек на километр. Помимо этого путь следования специального поезда будут патрулировать восемь бронированных поездов: 2 в СССР, 2 в Польше и 4 в Германии», – писал Берия Сталину 2 июля.

Кроме этого, безопасность руководителя советской делегации обеспечивали семь полков войск НКВД и 900 охранников. За Сталина также отвечали сотрудники 6-го отдела НКВД. 2041 чекист создали как бы три кольца безопасности вокруг Сталина. Только для охраны линий связи были выделены шестнадцать отрядов войск НКВД. Быструю связь с Москвой обеспечивали одиннадцать самолетов. На случай каких-либо экстренных обстоятельств наготове все время стояли три воздушных суда.

Надлежащий порядок и спокойствие на железнодорожных станциях и в аэропортах гарантировались при помощи арестов всех антисоветских элементов.

Ночью перед прибытием в Потсдам Сталин позвонил Георгию Жукову:

– Не вздумайте для встречи строить всякие там почетные караулы с оркестрами. Приезжайте на вокзал сами и захватите с собой тех, кого считаете нужным.

В 5.30 утра 16 июля, в день приезда Сталина в Потсдам, Соединенные Штаты провели испытание атомной бомбы в Нью-Мексико. Эти испытания окажутся ложкой дегтя в бочке меда. Они испортят Верховному главнокомандующему всю радость победы. Гарри Трумэн, сменивший Рузвельта на посту президента, узнал о них в Потсдаме. Телеграмма была шифрованной. Она гласила: «Роды прошли успешно!»

Сталин и Молотов в сопровождении Поскребышева, Власика и Валечки спустились на непривычно пустой перрон. Их встречали только маршал Жуков и Вышинский. Рядом на столе стояли три телефона для связи с Кремлем и армиями.

Сталин был в хорошем настроении. Он поздоровался со встречающими, дотронувшись до фуражки, и сел в ожидавший его бронированный ЗИС-101. Потом неожиданно открыл дверцу и пригласил Георгия Жукова проехать с ним в район Бабельсберга. В двухэтажном каменном особняке с 15 комнатами и открытой верандой раньше жил Людендорф. Лаврентий Берия сообщил вождю, что на вилле есть все, что необходимо: электричество, тепло и телефонные станции с ВЧ на сто номеров. Сталин не переносил излишеств в обстановке и экстравагантной мебели. Поэтому приказал большую часть ее убрать, как он когда-то сделал в своей кремлевской квартире.

Иосиф Виссарионович опоздал к открытию конференции, но это не имело значения. Почти все главные решения уже были приняты в Ялте. Лидеры Великобритании и Соединенных Штатов приехали накануне и успели осмотреть канцелярию Гитлера. Берия тоже прибыл в Берлин раньше Сталина, чтобы все приготовить. С собой он в очередной раз захватил сына Серго. Чекист очень хотел побывать на развалинах логова фюрера, но покорно ждал приезда шефа. Он желал спросить разрешения. Сталин от поездки в Рейхсканцелярию отказался. Лаврентий Павлович в рубашке без галстука с расстегнутой верхней пуговицей и мешковатом костюме отправился осматривать берлинские достопримечательности вместе с безукоризненно одетым Молотовым.

В полдень 17 июля Сталин в желтовато-коричневом роскошном мундире генералиссимуса приехал на первую встречу с новым американским президентом в «маленький Белый дом». Трумэн ни словом не обмолвился о главной теме Потсдамской конференции. Из воспоминаний Серго Берии известно, что советские разведчики держали его отца в курсе того, как развивается ядерная программа США. На той же неделе главный советский чекист доложил об успешном испытании атомной бомбы Сталину.

– Я об этом не знал, – отреагировал Верховный. – По крайней мере, американцы ничего не сказали.

Однако Лаврентий Берия впервые сообщил о Манхэттенском проекте еще в марте 1942 года.

– Нам нужно тоже начинать, – сказал тогда Сталин и поручил ядерную программу Вячеславу Молотову.

Под руководством Вячеслава Михайловича работа шла крайне медленно. Все кончилось тем, что в сентябре ведущий русский физик-ядерщик, профессор Игорь Курчатов, отправил Сталину письмо, в котором сообщал о медлительности Вячеслава Молотова и умолял поручить Берии руководство программой. В те годы Сталин еще не догадывался, насколько важно для судеб человечества расщепление ядер атомов и какие огромные ресурсы потребуются. Они с Берией по традиции не доверяли ни своим ученым, ни шпионам. Тем не менее они понимали необходимость производства урана.

Дважды во время Потсдамской конференции Сталин и Берия обсуждали, какой должна быть реакция Советского Союза на американские испытания атомной бомбы. Они договорились, что Сталин сделает вид, будто не понимает, о чем речь, когда Трумэн заговорит об атомной бомбе. Но американский президент не торопился выкладывать на стол свой главный козырь. Сначала речь на конференции шла о вступлении России в войну с Японией. Трумэн попросил Сталина остаться на обед, но получил отказ.

– Вы бы могли остаться, если бы захотели, – с легкой обидой заметил президент США.

Сталин передумал и остался. Галантерейщик из Миссури не произвел на него никакого впечатления. Он считал, что Трумэн и в подметки не годится Франклину Рузвельту. «Их нельзя сравнивать, – скажет он позже. – Трумэн необразован и вовсе не умен». Гарри Трумэну советский руководитель, напротив, понравился. Генералиссимус напомнил ему покровителя, Т. Дж. Пендергаста, политика из Канзас-Сити.

На первое заседание Иосиф Виссарионович приехал в белом роскошном мундире, обильно украшенном позолотой. Во дворец Целендорф, построенный в 1917 году для последнего немецкого кронпринца, он явился последним. При виде величественного кайзеровского дворца правитель Советского Союза пренебрежительно усмехнулся.

– Гм-м-м… Ничего особенного, – сказал он Громыко. – Скромненько. Русские цари строили для себя более крепкие дворцы.

На конференции Сталин сидел между Молотовым и переводчиком Павловым. По бокам от них расположились Вышинский и Громыко. Официанты принесли бокалы с шампанским. Был произнесен тост за успешную работу конференции.

Уинстон Черчилль, попыхивая сигарой, подошел к Сталину. Тот тоже курил подаренную британским премьером сигару. Если бы кто-то решил сфотографировать генералиссимуса с сигарой, пошутил Черчилль, то снимок произвел бы сенсацию.

– Все скажут, что Сталин под моим влиянием закурил сигары, – сказал он.

На самом деле влияние Великобритании в новом мире супердержав серьезно ослабло. Участники конференции смогли договориться о запрете нацизма в Германии, но вопрос о репарациях и Польше так и остался нерешенным. После смерти Гитлера различия между союзниками еще больше усилились.

После заседания Сталин решил прогуляться по саду. Один из британских делегатов, еще, похоже, не знакомый с советскими порядками, с изумлением смотрел, как перед дворцом выстроился отряд автоматчиков. Потом к ним присоединились охранники и чекисты. По ступенькам наконец спустился дядя Джо в окружении обычных телохранителей-головорезов. Эту удивительную процессию замыкал еще один отряд автоматчиков. Прогулка проходила, очевидно, под руководством толстого русского офицера, который всегда сидел за дядей Джо. Он выбежал к автоматчикам и приказал, чтобы они рассредоточились по всему саду и заняли все аллеи.

Пройдя несколько сотен метров, Сталин сел в машину и уехал.

В половине девятого вечера 18 июля Черчилль отужинал на вилле Людендорфа. Британец заметил, что Сталин неважно выглядит. Дымя сигарами, они беседовали о власти и смерти. Сталин соглашался, что Британскую империю скрепила монархия. Наверное, в это время он думал над тем, как сплотить свою империю.

Сталин предсказал Черчиллю победу на предстоящих выборах. Потом он заметил: народы на Западе, наверное, интересует, что будет с Советским Союзом, если Сталин умрет.

– Все будет в порядке, – сказал генсек и заверил собеседника, что его место займут хорошие люди, которых он сам выдвинет.

24 июля два важных события лишний раз подтвердили неминуемый конец Большой тройки. Сначала Черчилль осыпал Сталина упреками за то, что русские закрыли Восточную Европу. В качестве доказательства он привел проблемы, с которыми по вине советских военных приходится сталкиваться сотрудникам британского посольства в Бухаресте.

– Вокруг них возведен железный занавес, – возмущенно сказал британский премьер. Так он впервые использовал словосочетание, которому вскоре суждено стать крылатым.

– Сказки! – резко ответил Сталин.

Заседание закончилось в 7.30 вечера. Сталин направился к выходу. Гарри Трумэн быстро пошел за ним. Создавалось впечатление, что он хочет его догнать. За спиной у Сталина, как по мановению волшебной палочки, тут же возник переводчик Павлов. Уинстон Черчилль, с которым американский президент советовался накануне, изумленно наблюдал за тем, как Трумэн как бы случайно подошел к нему и сказал:

– Соединенные Штаты испытали новую бомбу необычайно большой силы.

Павлов пристально наблюдал за Сталиным. На лице вождя не дрогнул ни один мускул. Он пожал плечами и ответил, что рад это слышать.

– Новая бомба! Необычайно большой силы! Наверняка она даст вам решающий перевес над японцами! Вам очень повезло! – Сталин явно следовал плану, который они разработали с Берией.

Главным было не дать американцам порадоваться победе. К тому же Сталин все еще думал, что союзники из-за океана продолжают водить его за нос. Увидев на лице Черчилля улыбку, генсек догадался, что британский премьер знает, о чем они сейчас говорят.

Вернувшись на виллу Людендорфа в сопровождении Жукова и Громыко, Сталин немедленно рассказал Молотову о беседе с Трумэном. Он понимал, что пока у американцев наверняка не больше одной-двух бомб. Время догнать их еще есть.

– Цену себе набивают, – заметил Вячеслав Молотов, отвечавший за ядерную программу Советского Союза.

– Пусть набивают. – Сталин рассмеялся. – Надо будет переговорить с Курчатовым об ускорении нашей работы.

Профессор Курчатов объяснил вождю, что ему не хватает электрической энергии и тракторов. Узнав об этом, Сталин немедленно приказал отключить электричество в нескольких районах и передать Курчатову две танковые дивизии. Танки вполне могли заменить тракторы. Всю важность атомной бомбы Иосиф Виссарионович понял лишь после того, как американцы сбросили ее на Хиросиму. Сейчас до Сталина начало доходить, сколько потребуется средств и ресурсов для создания советской бомбы.

Затем вождь вызвал Молотова и Громыко и объявил им:

– Союзники сказали нам, что США обладают новым оружием. Сразу после встречи с Трумэном я переговорил с нашим физиком Курчатовым. Суть вопроса заключается в том, будут ли страны, обладающие атомной бомбой, соревноваться друг с другом или они попытаются найти решение, которое запретит ее изготовление и применение?

Сталин понимал, что Америка и Великобритания надеются: СССР не скоро сумеет создать свою бомбу – и хотят шантажировать Москву.

– Этому не бывать! – пообещал Иосиф Виссарионович и обругал союзников, используя непечатные выражения.

На следующее утро Уинстон Черчилль и лидер лейбористов Клемент Этли вылетели обратно в Лондон. Там они узнали сенсационную новость. Руководитель Великобритании потерпел сокрушительное поражение на всеобщих выборах. Поражение Черчилля довершило разрушение тегеранского и ялтинского триумвирата. Сталин предпочитал Рузвельта, но Черчилль вызывал у него искреннее восхищение. «Сильный и умный политик, – говорил он о британце в 1950 году. – В военные годы он вел себя как настоящий джентльмен и многого достиг. Это самая сильная личность в капиталистическом мире».

В Потсдаме Иосиф Виссарионович нашел время встретиться с сыном Василием. Сталин-младший сейчас служил в Германии. Василий сказал отцу, что советские самолеты по-прежнему уступают американским и что они опасны в управлении.

25 июля вождь встретился за обедом с правнуком королевы Виктории и кузеном Николая II лордом Луи Маунтбеттеном. Маунтбеттен был главнокомандующим силами союзников в Юго-Восточной Азии. Энергичный адмирал заявил, что проделал далекий путь из Индии в Великобританию, чтобы специально встретиться с генералиссимусом. Он сказал, что «давно является поклонником достижений господина Сталина не только на войне, но и в мирных делах».

Сталин скромно ответил, что «старается».

– Не все сделано мной хорошо. – Он вздохнул. – Это русский народ достиг больших побед, а не я.

Маунтбеттен льстил русскому правителю не только из вежливости. У него было тайное желание – побывать в России, где, как надеялся адмирал, будут должным образом оценены его близкие связи с Романовыми. Он объяснил своему собеседнику, что часто встречался с русским царем, когда был ребенком, и гостил у него по три-четыре недели кряду.

Иосиф Виссарионович покровительственно улыбнулся и сухо заметил, что сейчас положение сильно изменилось. Лорд вновь попросил разрешения приехать в Советский Союз и сослался на родственные связи с Николаем. Он рассчитывал произвести на Сталина впечатление. «Все получилось с точностью наоборот, – заметил Ланги, переводчик Маунтбеттена. – Беседа проходила в неловкой обстановке, потому что на Сталина родство с царем не произвело никакого впечатления. Он так и не пригласил Маунтбеттена в Россию. Адмирал ушел, поджав хвост».

Внешне Потсдам закончился во вполне дружеской атмосфере, но реальных результатов конференция не принесла. У Сталина сейчас была Восточная Европа, у Трумэна – атомная бомба. Перед отъездом в Москву, 2 августа, вождь снял с ядерной программы Молотова и поручил ее Берии.

Серго Берия обратил внимание на то, что отец делает какие-то пометки на листе бумаги. Он уже составлял список будущей Комиссии по ядерной программе. В него попали Георгий Маленков и другие аппаратчики.

– Зачем ты включил этих людей? – удивился Серго.

– Пусть лучше входят в комиссию, – объяснил Лаврентий Павлович. – Если их не включить, они будут только мешать.

Это был кульминационный момент в карьере Берии.