Во время Сталинградской битвы Верховный главнокомандующий обычно спал, не раздеваясь, на металлической походной кровати. Она стояла под лестницей в Кунцеве, ведущей на второй этаж. Если происходило какое-то очень важное событие, то «лысый филантроп» Поскребышев, спавший в своем кабинете, звонил на дачу и будил Хозяина.

В первый день наступления Иосиф Виссарионович проснулся около одиннадцати. Штеменко позвонил из оперативного отдела с первым донесением о ходе операции «Уран». Политбюро и Генштаб, по крайней мере те сотрудники, которые жили по нормальному распорядку, работали с раннего утра. К тому же членам политбюро нужно было управлять собственными империями. Анастас Микоян, к примеру, трудился с 10 утра до почти 5 утра. Чувствуя, что засыпает, он мог позволить себе немного отдохнуть и пятнадцать – двадцать минут дремал на диване в кабинете.

В полдень Валечка, часто остававшаяся в доме, в Кремле или Кунцеве, до вечера, накормила Сталина легким завтраком. Следующие шестнадцать часов он руководил войной. Сотрудники Ставки докладывали о положении на фронтах дважды в день, в полдень и в девять вечера. Так что Верховный был в курсе всех событий.

Василевский находился в Сталинграде. Он с нетерпением ждал начала наступления. Сталин очень сердился, если его представители запаздывали с докладом. Когда начальник Генштаба как-то по серьезным причинам пропустил доклад, Сталин написал: «Уже 3.30, а вы еще не соизволили доложить. Вы не можете ссылаться на нехватку времени. Жуков, который не реже вас бывает на фронте, все же находит время для одного доклада в день. Разница между вами и Жуковым в том, что он дисциплинирован, а вам дисциплины не хватает. В последний раз вас предупреждаю, что если вы позволите себе и в дальнейшем забывать свои обязанности, то будете сняты с поста начальника Генерального штаба и отправлены на фронт».

Особенной пунктуальностью отличался Георгий Маленков. Он никогда не опаздывал с докладами. Андрей Жданов тоже считался пунктуальным чиновником, но его порой отвлекали сражения под Ленинградом. Сталину это, конечно, не нравилось.

– Очень странно, что товарищ Жданов не испытывает нужды подходить к телефону или попросить у нас совета в это опасное для Ленинграда время, – заявил однажды вождь.

Независимость своих подчиненных Сталин считал опасной и недопустимой.

В четыре часа дня в кабинете Верховного появился генерал Алексей Антонов. Этот молодой красавец после повышения Василевского возглавил оперативный отдел Генштаба. Сталин остановился на кандидатуре Антонова после того, как вынужден был снять нескольких его предшественников за банальную некомпетентность. Вскоре Алексей Иннокентиевич Антонов стал новым фаворитом вождя. Это был очень способный генерал. Антонов – человек большой культуры и большого обаяния, как отзывался о нем Георгий Жуков. Сталин требовал от своих подчиненных четких и точных докладов. Он не переносил, по воспоминаниям Штеменко, даже малейших приукрашиваний. Антонов быстро нашел подход к Верховному главнокомандующему. Он всегда сохранял полное спокойствие и доверялся своей интуиции, которая подводила его крайне редко. В зависимости от важности генерал раскладывал документы в папки разных цветов.

Рано вечером Сталин приезжал в Кремль в сопровождении кортежа несущихся на большой скорости «паккардов», если спал в Кунцеве, или просто спускался из своей квартиры, если проводил ночь в Кремле. В Маленьком уголке имелась уютная приемная с удобными креслами, которые Александр Поскребышев начищал до блеска. Ко времени прибытия Верховного в приемной обычно уже толпился народ. Люди, вызванные на аудиенцию или совещание, попадали в идеально чистую и тихую комнату. В приемной не было ничего лишнего – только самое необходимое. Посетители покорно показывали документы и давали себя обыскать. Никто, даже Георгий Константинович Жуков, не имел права входить в кабинет Сталина с оружием. Все сдавали пистолеты офицерам охраны. Прежде чем добраться до приемной, приглашенным следовало пройти несколько проверок. Когда они наконец оказывались в приемной, то видели сидящего за столом строгого Поскребышева. Он уже не носил полувоенный френч, как до войны, а щеголял в форме генерала НКВД.

Все ждали молча. Напряжение, царившее в приемной, не очень располагало к отвлеченным беседам. Новичков обычно мучили дурные предчувствия. Однако, как заметил один полковник, те, кто приходил в Маленький уголок не первый раз, волновались куда сильнее новеньких.

Около восьми вечера кто-то говорил, что приехал Сталин. По комнате прокатывалась волна шепота. Проходя через приемную, Иосиф Виссарионович молча кивал некоторым знакомым. Полковник, на воспоминания которого мы уже ссылались, заметил, как сосед смахнул украдкой капли пота с лица и вытер руки платком. Перед кабинетом вождя находилась маленькая каморка. В ней сидел еще один, последний охранник.

Сталин входил в свой кабинет, яркую просторную комнату с длинным зеленым столом. В другом конце стоял его личный стол, всегда заваленный горой папок и документов. Тут же выстроились в ряд несколько телефонов разных цветов. Из стакана торчал десяток всегда отточенных карандашей. За столом находилась дверь. Она вела в личную уборную Сталина и комнату связи. В комнате связи стояли несколько кресел и телеграфы «Бодо». Отсюда можно было связаться со всеми фронтами. Здесь же находился знаменитый глобус, на котором Черчилль летом показывал Сталину операцию «Факел».

Тем вечером Сталина уже ждали Молотов, Берия, Маленков, Ворошилов и Каганович. Вождь кивнул и начал очередное заседание ГКО. Как всегда, он не тратил время на пустые разговоры и сразу перешел к делу. Совещание длилось несколько часов. Оно закончилось только после того, как Сталин удалился.

Сначала Иосиф Виссарионович сидел за своим столом. Потом стал ходить по комнате, изредка возвращаясь за своими сигаретами «Герцеговина Флор». Их табаком он всегда наполнял трубку.

На заседаниях царила строгая иерархия. Гражданские лица всегда сидели лицом к стене, где висели появившиеся с началом войны портреты Кутузова и Суворова. Генералы располагались напротив. Перед ними были портреты Маркса и Ленина. Такое размещение неслучайно. Оно являлось признаком никогда не затухавшей войны между гражданскими и военными.

Генералы немедленно разложили карты на столе. Сталин продолжал слегка вразвалку ходить по комнате. Он мог остановиться прямо перед человеком, к которому обращался, и заглянуть в глаза. Его цепкий и пристальный взгляд, казалось, обволакивал собеседника. Многим казалось, что этот взор их пронзал.

По команде Хозяина Александр Поскребышев начал вызывать из приемной участников совещания. «Вскоре, услышав свою фамилию, поднялся и мой сосед, – вспоминал полковник. – Он сильно побледнел, снова вытер дрожащие руки платком, взял папку и неуверенной походкой двинулся к двери». Поскребышев видел его волнение. Перед тем как тот вошел в кабинет Сталина, Поскребышев посоветовал:

– Не волнуйтесь. Главное – не вздумайте с чем-нибудь спорить. Товарищ Сталин все знает.

Приглашенные на заседания ГКО специалисты должны были быстро и четко сделать доклад. Обычно им задавали несколько вопросов, после чего отпускали. Как только человек входил в комнату, мрачная троица Берии, Молотова и Маленкова поворачивалась и холодно смотрела на него.

Сталин излучал силу и энергию. «Все чувствовали мощь Сталина. Она давила, как физический груз, – вспоминал новый нарком путей сообщения, сотни раз приходивший с докладом в Маленький уголок. – Не меньшее впечатление производили его феноменальная память и то, что он так много знает. Рядом с ним каждый как бы уменьшался в росте, превращался в карлика».

Никого не обманывало внешнее спокойствие вождя. Все хорошо знали, что он может взорваться в любую минуту. Обычно Сталин говорил очень кратко. Он никогда не уставал и всегда казался очень холодным. Если Иосиф Виссарионович был недоволен, писал Жуков, то быстро выходил из себя. В такие минуты его покидала объективность. Лишь опытные и наблюдательные посетители могли почувствовать приближение бури.

Больше всего людей со стороны удивляла атмосфера, царившая на этих заседаниях. Совещания проходили в спорах и обсуждениях. Анастас Микоян тепло вспоминал «удивительно дружескую атмосферу», царившую среди большевистских руководителей в первые три года войны. Страной управлял ГКО под руководством Сталина. Обычно в работе ГКО участвовал Микоян. Позже к нему добавились Жданов, Каганович и Вознесенский.

«Часто вспыхивали горячие споры, – вспоминал Георгий Жуков. – Присутствующие высказывали свои взгляды резко и откровенно». Сталин во время дебатов ходил по комнате и внимательно слушал. Больше всего его интересовало мнение военных. «Особенно внимательным он становился, когда они не соглашались, – рассказывал адмирал Кузнецов. – Думаю, ему были по душе люди, которые имели собственное мнение и не боялись его высказывать». И хотя вождь сам способствовал созданию многочисленной свиты подхалимов, готовых лизать ему сапоги, они его раздражали. «С вами бессмысленно о чем-то говорить! – кричал он. – Что бы я ни говорил, вы на все отвечаете: „Да, товарищ Сталин. Конечно, товарищ Сталин. Очень мудрое решение, товарищ Сталин“».

Конечно, от военных не укрывалось, что партийные руководители всегда соглашались с Хозяином. Генералы же могли себе позволить спорить по отдельным вопросам. Но при этом они должны были вести себя крайне осторожно. По-настоящему откровенными с вождем были только Вячеслав Молотов и новичок советской элиты, Николай Вознесенский.

Генерал Жуков тоже был свидетелем горячих споров между Сталиным и упрямым Молотовым, который стоял на своем. Сталин начинал кричать, а Вячеслав Михайлович улыбался, но все равно не соглашался.

Сталин предложил Хрулеву возглавить наркомат путей сообщения. Тот отказался. Он знал, что железные дороги – это непосильная задача. Сталин нахмурился, но стерпел.

– Думаю, своим отказом вы показываете свое неуважение ко мне, – недовольно заметил он.

К счастью, никаких оргвыводов не последовало. Главный армейский снабженец был одним из его любимцев.

Как только Иосиф Виссарионович принимал решение, споры тут же прекращались. Он поручал то или иное дело какому-нибудь человеку. В качестве дополнительного стимула к работе всегда добавлялись угрозы. «Этот суровый человек проверял, как выполняется каждый приказ, – вспоминал нефтяник Байбаков. – Когда он что-то приказывал, то всегда помогал выполнить распоряжение. Поэтому я не боялся Сталина. Мы были откровенны друг с другом. Я выполнял его указания и делал свое дело».

Операция «Уран», казалось, вдохнула в Сталина новые силы. Как подметил Хрущев, он начал вести себя, «как настоящий солдат», считая себя «великим стратегом». Иосиф Виссарионович никогда не был военачальником, не говоря уже о какой-то полководческой гениальности. Но, если верить Жукову, который знал его лучше других, этот «выдающийся организатор начал показывать все большее соответствие должности Верховного главнокомандующего после Сталинграда». Он овладел техникой организации фронтовых операций и умело руководил ими, быстро разбирался в сложных стратегических вопросах. Ему помогали природный ум, профессиональная интуиция и отличная память. Этот многогранный человек, конечно, был очень талантлив, но не знал всех деталей и мелочей. Микоян был, вероятно прав, когда пришел к выводу: Сталин «знал о военных делах ровно столько, сколько должен был знать государственный деятель, но не больше».

В полночь из Сталинграда позвонил радостный Василевский. Румынские союзники Гитлера не выдержали удара и побежали. Выслушав генерала, Сталин связался с Поскребышевым и попросил сделать чай. Когда секретарь приносил чай в стакане с красивым разукрашенным подстаканником, находившийся в кабинете нарком или генерал, обычно это был Алексей Антонов, замолкал. Все завороженно наблюдали за ритуалом. Вождь неторопливо выдавливал сок лимона в чай, затем медленно вставал и шел в комнату отдыха. Через минуту Сталин возвращался с бутылкой армянского коньяка, который стоял во встроенном в стену буфете. Он наливал половину чайной ложки коньяка в чай, ставил бутылку на место, садился за стол и начинал размешивать чай. «Продолжайте!» – наконец говорил он докладчику.

Наступление под Сталинградом принесло быстрый успех. Сталин вместе с друзьями и соратниками покинул Маленький уголок в отличном настроении. Скорее всего, в ту ночь он поехал в Кунцево ужинать и смотреть кино.

Через четыре дня после начала операции «Уран» 6-я армия вермахта численностью 330 тысяч человек была полностью окружена. Сталин назвал этот успех «решающим моментом войны». Русские войска медленно, но неминуемо сжимали кольцо окружения. Контратака фон Манштейна не удалась. Немцы были обречены. Фашистские летчики не смогли снабжать попавших в окружение соотечественников продовольствием и боеприпасами. 6-й армии грозила медленная мучительная смерть от голода, мороза и динамита. Русские обошли армию Манштейна с фланга и ударили ей в тыл. Возникла реальная угроза окружения группы армий «Дон».

Целью операции «Кольцо» было уничтожение 6-й немецкой армии. Сталин решил поручить операцию не командующему Сталинградским фронтом Еременко, а Рокоссовскому.

– А вы что молчите? – обратился Верховный к хмурому Жукову.

– На мой взгляд, оба командующих достойны, – не сразу ответил Георгий Жуков. – Еременко будет, конечно, обижен, если передать войска Сталинградского фронта под командование Рокоссовского.

– Сейчас не время обижаться! – отрезал Сталин. – Мы не школьницы. Мы большевики.

Ночью 10 декабря Рокоссовский атаковал Паулюса. 6-я армия была рассечена на две части. Силы немцев таяли с каждым днем. Совсем скоро главным для них стала не борьба с русскими, а борьба за выживание. Они ели лошадей, кошек, крыс и друг друга. В конце концов все, что можно было съесть, кончилось. 31 января фельдмаршал фон Паулюс сдался в плен. 340 тысяч умирающих от голода и обмороженных солдат, больше похожих на пугала, чем на людей, стали военнопленными. Сталин лично написал «молнию»: «Сегодня наши войска взяли в Сталинграде в плен командующего 6-й армией вместе со всем его штабом…»

Разгром немцев под Сталинградом добавил Сталину уверенности. Из-за железной маски советской серости показалась забрызганная кровью, но гордая новая большевистская Россия с медалями и золотыми галунами, которая начала пробиваться в Европу.

6 января 1943 года Сталин, посоветовавшись со старыми товарищами Калининым и Буденным, решил вернуть золотые эполеты и галуны царских офицеров. Иосиф Виссарионович подшучивал над Хрулевым, говоря, что тот якобы предложил восстановить старый режим. Однако сам указывал военным, что золотые галуны – это «не просто украшение, но также порядок и дисциплина», и требовал объяснить это в войсках.

Через две недели он произвел Жукова в маршалы, а спустя еще месяц, 23 февраля, всеведущий военный дилетант Сталин и сам присоединился к группе маршалов. Военная форма ему нравилась. В два остававшиеся до конца войны года Верховный редко показывался без мундира.

Одновременно с этим Иосиф Сталин слегка подрезал крылья Берии. В апреле Сталин отнял у Лаврентия Павловича военную контрразведку со страшными особыми отделами и перевел ее в наркомат обороны, то есть забрал себе. Военная контрразведка получила новое название – СМЕРШ, то есть «Смерть шпионам». Ловить вражеских шпионов вождь поручил коварному и жестокому Абакумову. Раньше этот тридцатипятилетний тайный полицейский считался человеком Берии. Сейчас он стал человеком самого Сталина.

Генсек одержал победу мирового масштаба, но, как и раньше, радость от нее была омрачена разочарованиями в личной жизни. Вскоре после Сталинграда он получил тревожную информацию. Ему принесли письмо, в котором сообщалось о моральном разложении его сына Василия и «недостойном» поведении любимой дочери, Светланы. А кроме того, немцы предлагали обменять Якова.