Глава 1
Ночь. Улица. Фонарь. Мутанты. Хотя, может, и не мутанты, кто их разберет. Но на рукавах толстых курток из темной синтетической кожи имеется светящаяся спираль, вот уже века являющаяся официальным символом измененных. А значит, велика вероятность того, что в их телах и вправду копался кто-то из врачей, специализирующихся на улучшении человеческого организма. Да еще и результаты своей работы закрепил, не дав этим кускам протоплазмы через полгодика принять более соответствующий им вид. Вид лужи слизи, например. Грамотно окружили, сволочи. Спереди пятеро стоят монолитной стеной, сзади трое пути отступления блокируют. Из них двое – леди, точнее, в соответствии с реалиями нашего жестокого мира, самки. Это плохо. По статистике, они куда более жестоки, чем их партнеры, выбор оружия данных особей это только подтверждает. Одна со старым армейским шокером ближнего боя, жуткой штукой, способной остановить сердце человека одним ударом. У второй в покрытых светящимся алым лаком коготках зажато нечто среднее между большой бритвой и маленьким мечом, почти лишенным рукояти. Проклятье, ну почему я такой жадный?! Надо было сразу, выходя на улицу в двенадцатом часу ночи, потратиться на такси, а не устраивать пешую прогулку!
– Ну что, чистюля, – с мерзкой улыбкой шагнул вперед экземпляр хомо не сапиенса, ответственный в банде за переговоры. – Деньги и коммуникатор сам отдашь или помочь?
А ведь с оскорблением и не поспоришь. Действительно, ни на физиономии, ни на теле нет следов непроизвольных мутаций, наследственных болячек или имплантатов. Хороший у меня организм, чистенький. Если бы эти уроды знали насколько, то, наверное, даже разговаривать бы не стали, а сразу шлепнули и оттащили к мясникам. В городе клиник, разбирающих сырье на органы, хватает. Ну, вот где патруль социальной службы, когда он так нужен? В ближайшем баре сидит, в головизор пялится, пиво пьет да стриптизерш щупает?
– Это район Толстяка, – робкая попытка уладить дело миром. Жирный урод, собирающий в универе деньги за «уличное спокойствие», все-таки обладает, помимо избыточного веса, некоторым авторитетом и родственниками-гангстерами. А уж те внимательно следят за сохранением своих кормовых угодий и изгоняют не делящихся доходами конкурентов в лучший мир посредством выстрела в затылок. Правда, последние дней сорок подачки от меня представитель местной преступности не получал, но мутантам данный факт знать необязательно.
– Не волнует, – грабитель приблизился уже почти вплотную, за что и поплатился. Хлопок по браслету-коммуникатору, являющемуся далеко не обычным гибридом кредитной карточки, компьютера и телефона, заставляет открыться потайное отделение. А оттуда выпадает маленький и очень хрупкий цилиндрик, детонирующий быстрее, чем пролетает вниз четверть метра при нормальной силе тяжести. Ослепительно яркое сияние световой гранаты больно режет глаза даже сквозь заранее зажмуренные веки, и вопли ослепших грабителей звучат в ушах сладкой музыкой. Удар плечом в корпус излишне приблизившегося налетчика роняет парня на жесткую и негостеприимную поверхность, которую землей может назвать лишь неисправимый романтик. Бегу вперед, ориентируясь больше на память, чем на зрение, оно еще не полностью восстановилось. Меня пытаются остановить встречным ударом, заставляющим покатиться кубарем, и пробуют вцепиться в ноги. Массирую чью-то физиономию ботинком, перекатываюсь разок, слышу, как на место, где лежал несколько мгновений назад, опускается чье-то оружие, жестко скрежеща о покрытие улицы, вновь принимаю вертикальное положение и снова бегу. Сзади слышится топот погони, но какой-то он жиденький, всего на две персоны. Видно, только у них нашлись защитные линзы на глазах, и не столь уж важно, природные, встроенные добрым дядей киберхирургом или купленные в магазине. Догонят? Вероятно, да, причем скорее рано, чем поздно, чистый организм легче лечится врачами и дороже стоит у них же, но вот в эффективности здорово проигрывает модифицированным тушкам. Опа! Супермаркет! Спасен!
Ныряю в услужливо распахнувшиеся передо мной двери и перехожу на шаг, оборачиваясь в сторону преследователей. Они остановились буквально в нескольких метрах за прозрачным пластиком и, судя по рожам, обещают мне страшную, но не сиюминутную расправу. С системой безопасности крупной торговой точки шутки плохи, можно по шее от охраны получить. Если она живая, то еще ничего, а вот если роботы… Что бы там ни говорили в массмедиа различные эксперты с десятками ученых степеней, железяки, с установленными ограничителями на уровень интеллекта, были, есть и, скорее всего, будут тупыми до невозможности. Лично видел парня, которого подстрелил дройд, неизвестно с чего перепутавший потянувшегося к полке с товаром покупателя с грабителем. К счастью, бедняге тогда повезло, отделался новым желудком и парой месяцев в больнице, а ведь мог бы и помереть на месте. Хотя для меня лучше, если здесь в качестве охраны окажется компьютер с парочкой турелей и минимумом инициативы, а не живой человек. Ведь последний способен выкинуть беглеца на расправу по целой куче причин, начиная от плохого настроения и заканчивая долей в бизнесе грабителей. Впрочем, вероятность подобного исхода невелика. Во-первых, если жертва выживет, будет мстить, а во-вторых, наемнику в отличие от набора деталей и кучи программ платить надо.
Все оказалось именно так, как я и думал. Живой в магазинчике была только девушка-продавец годочков далеко за тридцать, обряженная в обтягивающую, как вторая кожа, униформу белых и красных цветов. На ком-то посимпатичнее этот наряд выглядел бы весьма сексуально, но одутловатое лицо, где без труда читалась всемирная скука и следы злоупотребления в молодости наркотиками и алкоголем, напрочь убивало все впечатление.
– Покупать что-то будешь? – вяло поинтересовалась она у меня, с отсутствующим видом рассматривая через прозрачный пластик уличных преступников, постепенно увеличивающихся в числе. Все же световая граната не лучшее средство самообороны. Если не успеешь смыться или прикончить противника раньше, чем тот отойдет от шока, вызванного ее применением, то сделаешь себе лишь хуже. Зато даже если она взорвется в руке, то максимум пальцы обожжет, а в коммуникаторе и вовсе полностью безопасна. И ее можно свободно проносить через любые детекторы, стоящие в общественных местах.
– Бутылку самой дешевой минералки, а также заказ такси до района четыре через ваш коммуникатор, если можно, – вежливо попросил продавщицу я, краем глаза наблюдая за бандой. Шайка, оглядываясь на каждом шагу, ввинчивалась в ближайший переулок. Или у меня паранойя, или они намерены подстеречь свою сбежавшую жертву.
– С твоего счета снято десять кредитов, жди, – вяло откликнулась продавщица, а у меня внутри зашевелилась бессильная злоба. Десять! Целых десять кредитов! Да за пять можно добраться до пригорода, взяв с собою в дорогу вполне приличного пива! Вот дрянь, положила себе в карман половину суммы, воспользовавшись моим бедственным положением, и радуется. Чтоб эту торговую точку социки восемь раз в неделю проверяли, а все штрафы на ее имя выписывали!
С едва слышимым гудением антигравов к дверям магазина спланировал потрепанный флаер с облупившейся синей краской на боках. Клиновидная форма и болтающаяся под днищем, словно птичьи лапки, турель выдавала модель «Голубь». За такие деньги – и такое старье?! Да их с производства уже двадцать лет как сняли! Интересно, наши отцы города технику, произведенную до Великой Войны, нигде не используют? Ну, мало ли, вдруг имеется еще парочка экземпляров в рабочем состоянии, это ж какая экономия! А что фонят немного – не беда, лечить начальные стадии рака уже давно научились. Правда, бесплатная медицина осталась лишь в исторических хрониках да моих воспоминаниях, но последнее – уже проблема не власти, а общества.
С опаской прошмыгнув в гостеприимно раскрывшееся нутро летательного аппарата, я плюхнулся на потертое сиденье, из которого в одном месте торчала вырвавшаяся на свободу пружина. А затем глубоко, от всей души, облегченно выдохнул. Пронесло, стрелять уличные налетчики не стали. То ли не из чего, то ли решили, что себе дороже. «Голубь», конечно, старье старьем, но штатная турель под брюхом висит. И проверять, исправна она или нет, вряд ли ради какой-то мелочи рискнут на своей шкуре даже те измененные, кто кожу заменил себе танковой броней.
– Пристегните страховочные ремни, – меланхолично посоветовал бортовой компьютер, управляющий машиной. В следующую же секунду флаер, затрясшись всеми своими железными внутренностями, оторвался от земли и начал набирать высоту.
– Вид из окна, – скомандовал я, и непрозрачный до этого пластик пошел радужными переливами, явив через пару секунд вид на Метроном с высоты птичьего полета. Город жил ночной жизнью, высотки небоскребов, которые проплывали так близко, что, казалось, их можно коснуться рукой, светились огнями. Снизу им вторила уличная реклама многоцветьем всей палитры красок, возможно, даже забираясь в невоспринимаемые обычным человеческим зрением диапазоны. Мимо проносились на ошеломительной скорости сверкающие кляксы частных флаеров, спешащих по своим делам. И только центр хранил гордый мрак, пряча свое великолепие в глубинах земли. Все-таки человеческая раса удивительно живуча. Атомный пожар Великой Войны превратил почти всю территорию Земли в крайне малопригодное для жилья место. Но гляди-ка, прошло всего четыре сотни лет, а люди уже снова ее заполнили. Блин, ну вот втемяшились же в мозг сведения о истории, и тот факт, что экзамен уже сдан, настойчиво лезущие изо всех щелей знания просто-напросто игнорируют. Все же не стоило зубрить дополнительные источники, вполне хватило бы официальных материалов….
– Проклятье! – Браслет на руке завибрировал, свидетельствуя о вызове. Судя по тому, в каком ритме он это делал, номер входил в число имеющихся в памяти электронного устройства и принадлежал кому-то знакомому. Знакомому и очень неприятному, иначе бы не поставил на сигнал мощность, достаточную, чтобы тот мог поднять даже посреди ночи, лишив малейшего шанса проигнорировать послание.
– Добрый день, с вами говорит автоматическая служба оповещения корпорации «Знания Метронома». – Передо мной развернулась голограмма с набившим оскомину логотипом. Так, ну и какую же пакость собрался нам подкинуть любимый институт? О внезапных изменениях расписания студенты узнают уже после того, как не пришли на оплаченное занятие. О внеплановых проверках успеваемости, где полученные низкие баллы автоматически поднимают цену обучения, тоже в известность не ставят. – Из-за сбоя в компьютерной сети ваши оценки за экзамен по истории аннулированы. Желаете пересдать его прямо сейчас в режиме реального времени бесплатно, воспользовавшись стандартным протоколом, или оформите заявку на дополнительные услуги нашего учреждения?
Сволочь! Высший балл, вырванный у полуразумных компьютерных и крайне придирчивых экзаменаторов буквально с боем, ушел коту под хвост! И ведь не в первый раз уже! Теперь придется либо прямо так, с ходу, правильно отвечать на хитрющие вопросы, либо же готовить полсотни кредитов. Не такую уж и маленькую сумму потребуют заплатить за амортизацию оборудования в случае, если не удастся убедить электронные мозги в правильной работе моего серого вещества.
– Готов к пересдаче, – слова слетели с губ, свидетельствуя о начале непродолжительного, но крайне выматывающего интеллектуального марафона. Медлить же с ответами нельзя. Вообще нельзя замолкать дольше, чем секунд на пять-семь один раз в минуту. А то система может решить, что я куда-нибудь подглядываю. Стандартный протокол бесплатной пересдачи, мать его! Тот, кто сочинял эту пакость, был настоящим гением по части составления компьютерных программ и создал шедевр, служащий лишь одной цели. Вытянуть из учащихся побольше денег.
– Отвечать быстро, четко, кратко и по существу, малейшее промедление будет использовано против вас. Общая тема экзамена – эпоха Третьей Мировой. Вопрос первый, – тотчас же в темпе скороговорки, смазывая звуки, затараторил динамик моего браслета-коммуникатора. – Охарактеризуйте начало Великой Войны.
– Началом крупнейшего вооруженного конфликта в истории человечества, получившего название Третьей Мировой, или Великой Войны, считается дата вероломного ядерного удара, нанесенного Российской Федерацией по третьему ударному корпусу вооруженных сил Китая в районе озера Байкал. Данный акт неспровоцированной агрессии нарушил ряд соглашений, заключенных между существовавшими в те времена государственными образованиями и послужил поводом для адекватного применения оружия массового поражения, в итоге вылившегося в не имеющий прецедентов конфликт.
– Принято, – оповестил компьютер о соответствии высказанной информации с тем, что пишут в учебниках, и знанием мной истории. Впрочем, уж как раз в этой отрасли гуманитарных знаний я обоснованно считал себя крупным специалистом, перелопатившим такую груду макулатуры, которая не снилась в кошмарах и некоторым профессорам. С другой стороны, правдивые сведения о корпорациях и социальной службе, которые забыли вытравить цензурой из-за давности, того стоили. С чего на самом деле началась Третья Мировая Война, сказать сейчас сложно. Версий, откровенно противоречивших друг другу, слишком много, да и правдивой там наверняка нет, но вот последствия Войны уже показаны более четко. Численность человечества рывком упала до жалких трехсот миллионов, которым повезло не только уцелеть под атомной бомбардировкой, но и оказаться поблизости от более-менее защищенных бункеров или мест, которые можно было быстро превратить в таковые. Поверхность планеты в результате ядерной зимы на пять лет оказалась не очень пригодной для существования. А те, кто остался на Земле, почти поголовно вымерли. Жалкие остатки человечества были загнаны в сеть убежищ, где не хватало всего. Еды. Воды. Медикаментов. От уцелевших поначалу счастливцев в результате довольно быстро, за пару годиков, осталась жалкая треть. – Второй вопрос. Назовите причины, приведшие к образованию корпораций в их нынешней форме.
– Желание обеспечить себе достойные условия существования вынудило большие массы людей установить эффективный товарооборот в первые годы после окончания Великой Войны. Также общество осознало всю пагубность существовавшей на тот момент системы власти, приведшей нашу расу к катаклизму. Результатом этого осознания стало постепенное отмирание старого общественного строя и установление всепланетной сети взаимосвязанных корпораций. В некоторых местах дефицита определенных ресурсов не наблюдалось. Скважины, которые были пробурены в глубь Земли на километры и не пересохли после сотен сейсмических толчков от взрывов, исправно снабжали своих хозяев чистой водой. Кто-то засел на старых складах и имел громадное количество халявного товара, чьи законные владельцы погибли или молчали в тряпочку, чтобы не привлекать к себе внимания, способного оборвать их жизни. Места в убежищах, куда могли впустить, а могли и не впустить, тоже котировались очень и очень высоко. Так началась эпоха корпораций. Городов-полисов. Или, вернее, компаний-стран. Все менялось на все с единственной целью – выжить! Насилие же выходом не являлось, во всяком случае, не любое и не всегда. В сражениях истреблялось слишком много ресурсов, которые проигрывающая сторона, как правило, уничтожала назло победителю. – Считается, что, кроме основной причины, сильное влияние на этот процесс оказали десять второстепенных факторов, таких, как…
– Достаточно. Принято. – Заставил замолкнуть меня компьютер, сбивая с мысли и ломая настрой. Гадская программа! А ведь сейчас вопросы пойдут по нарастающей с увеличением сложности. – Вопрос три. Насколько гладко протекала смена общественных формаций? Когда она началась? Назовите примерное количество погибших.
– Точного ответа на данный вопрос историки дать не могут. Чтобы не погибнуть, каждое убежище старалось обеспечить себе контакт с как можно большим количеством бункеров. Нельзя утверждать, что первые годы после Великой Войны были мирными, можно даже сказать обратное, люди лили кровь сородичей за глоток чистой воды и банку просроченных консервов, но, так или иначе, человечество выжило, более того, осуществилась его давнишняя мечта – объединение. В первые годы после окончания Третьей Мировой выжившие довольно часто уничтожали своих былых противников в данном конфликте или даже союзные их врагам образования, а потому назвать конкретную цифру погибших, именно из-за смены общественных формаций, не представляется возможным. Аналогичные проблемы мешают и найти определенную дату создания первых взаимовыгодных отношений между зарождающимися корпорациями, поскольку многие из них возникли как продолжение существовавших до начала войны союзов.
– Принято, – отозвался компьютер, и я облегченно выдохнул, поняв, что правильно сумел составить ответ, счастливо избегнув ловушки, расставленной на любителей сыпать цифрами, которые чуть ли не у каждого составителя учебников свои собственные. – Вопрос четыре. Назовите решающий фактор, позволивший человечеству в условиях разрухи после Великой Войны сделать шаг вперед в своем развитии.
– Ответ однозначен, это технологии удаленного общения, позволявшие выжившим координировать усилия и кооперироваться, – тотчас же выпалил я. – В первые годы после катастрофы население Земли сидело по бункерам и делало вылазки на поверхность единственно с целью помародерствовать или, в исключительных случаях, поторговать. Все общение между поселениями протекало в основном с помощью тех или иных уцелевших форм связи. А их оказалось неожиданно много. Не все спутники были сбиты, некоторые по-прежнему кружились вокруг планеты и исправно передавали информацию, да и зарытые в землю кабели электронных сетей на холод, голод и повышенный радиационный фон чихать хотели, а точечно и прицельно их никто не бомбил. Устранить же случайные обрывы оказалось не так уж и сложно. Так что информационное поле Земли, хоть и обеднело в связи с гибелью большинства пользователей, но уцелело. При некотором усилии комфортно устроившиеся во льдах Антарктиды полярники, у которых системы жизнеобеспечения были сконструированы на высшем уровне довоенных технологий, могли связаться со своими земляками, родственниками или коллегами где-нибудь в Америке.
– Принято, – меланхолично зафиксировал ответ виртуальный экзаменатор. – Вопрос пятый. Назовите наиболее значительные последствия для живого мира планеты, наставшие после атомного конфликта, и неизбежного в таком случае загрязнения окружающей среды.
– Таковым может считаться создание нового вида хомо сапиенса, человека измененного, – вовремя вспомнил я о том, что люди биологически являются животными. – А зная нынешние нравы, изменения, затрагивающие человеческое общество, безусловно, считаются куда более значительными, чем перечень в сотни тысяч и даже миллионы видов. Пусть пропали какие-нибудь бесполезные насекомые, не имеющие важного значения в сельском хозяйстве растения или редкие, плавающие в одном-единственном озере, рыбы. Что с того хозяевам жизни, неустанно перекраивающим весь мир под себя? Ситуация на Земле постепенно нормализовалась, мать-природа пережила рукотворный катаклизм и затягивала раны. Биосфера уцелела, пусть несколько и оскудев. Причем даже никаких крысотараканов и собакоскорпионов не породила. Нет, конечно, нелетальные мутации у животных имелись и по наследству передавались, но ничего слишком уж экзотического они не несли. Во всяком случае, у неразумных представителей живой природы.
– Принято, – отозвался компьютерный экзаменатор. – Вопрос шесть. Когда появились измененные?
– Точную дату назвать невозможно. Близкие по своему духу проекты, посвященные разнообразному усовершенствованию человека, велись в десятке мест на территории Земли еще до Великой Войны. Практически все они дали плодотворные результаты, использовавшиеся в обстановке секретности, – отозвался я, мысленно вздыхая о времени, предшествующем ядерному конфликту, и жалея о том, что история тогда свернула куда-то не туда. Вместо золотого века тропа развития привела людей в темное и мрачное будущее, откуда хочется сбежать. Вот только, к сожалению, некуда. Примерно в те годы появились первые из тех, кого сейчас официально называют измененными, а неофициально, как было и встарь, мутантами. Правда, этот термин отображает только половину возможных модификаций человеческого организма. Кроме генетических манипуляций, есть еще и киберпротезирование. Хотя они обычно дополняют друг друга. Вообще-то предпосылки для появления этого нового подвида Хомо Сапиенс возникали уже давно. Еще в фашистской Германии времен Третьего рейха ставились опыты на людях. Были они, правда, провальными, но у кого все получалось с первого раза? Да и древнегреческую Спарту с ее отсевом слабых и больных детей, сбрасываемых в пропасть, можно вспомнить. Неизвестно, сколько всего проводилось неудачных экспериментов, но незадолго до Войны, лет за пять, в армии наиболее развитых стран кинули клич на поиск добровольцев, желающих пройти процедуру коренного улучшения себя, любимого. – Можно считать доказанным, что первые успешные образцы киберпротезирования, превосходящие натуральные органы по отдельным параметрам, увидели свет в самом начале двадцать первого века.
– Принято, – согласился компьютер. Интересно, сколько еще осталось? А то ведь, когда такси остановится, потребуется прерваться, чтобы выйти из него. И это может аннулировать все достигнутые результаты, заставив раскошелиться на платную пересдачу. – Вопрос номер семь. Почему количество измененных на самой заре их развития увеличивалось стремительными темпами, а сейчас остается относительно стабильным?
– Ответ кроется в самой природе людей. В экстремальной ситуации плюсы измененных, в частности, большая живучесть и высокая приспособляемость к неблагоприятным условиям внешней среды, превалируют над минусами. – Буду надеяться, такой ответ прокатит, хотя он ближе уже не к истории, а к социологии, но ничего лучшего на ум попросту не идет. Тем более, именно эти причины и останавливали массовые превращения людей в измененных еще в двадцать первом веке. Конечно, спустя некоторое время, скорее всего, косность мышления оказалась бы преодолена, но… случилась Война. Элитные военные части, среди которых и были первые измененные, если не гибли под атомными бомбардировками, то в дальнейшем хаосе, как правило, выживали. Народ там был хваткий, в связи со спецификой работы, да и материальное обеспечение у них имелось на самом высоком уровне. Но действительность постапокалипсиса стала чрезмерным испытанием даже для них. К тому же они спасали не только самих себя, но и, по возможности, семьи и знакомых. Получалось не всегда. В попытках обеспечить выживание близких людей, солдаты шли на такое, чего годом ранее никогда бы не сделали. В том числе и на изменение фено– и генотипа. Так появился новый вид человека. Человек измененный. Самыми значительными из них, для тех, кто модернизирован технически, является необходимость использования специализированной медицины и несколько меньшая естественная продолжительность жизни. Генетические же усовершенствования помимо вышеупомянутых факторов практически гарантируют своим обладателям проблемы с наследственностью и размножением, решением которых занимаются исключительно клиники экстра-класса.
Научиться сбрасывать кожу, чтобы не тащить с собой радиацию внутрь убежища? Почему бы и нет? Нарастить защитный слой жира, согревающий в холодную ядерную зиму? Тоже можно. Установить две искусственные почки, успешнее выводящие соли, яды и прочую дребедень, непременно образовывающуюся, если жрать всякую малопригодную гадость? Без проблем. О таких мелочах, как сервоприводы в руки и ноги или вживленные под кожу бронежилеты, и говорить не приходится. Этично, не этично… Эти понятия люди быстро позабывали, стоило им лишь ощутить голод или увидеть, как медленно гниют под воздействием лучевой болезни их близкие. Впрочем, ученые, имевшие друг с другом неплохие знакомства, особых перегибов дружно решили не допускать.
Во-первых, они вынужденно, из-за особенностей строения мозга, ограничили свою фантазию в рамках более-менее человекоподобного облика. Десятирукий и шестиногий спрут в полтонны весом учиться эффективно управлять своим новым телом должен был годами. А в условиях, когда нахлебников обычно пристреливали, такой период адаптации попросту невозможен.
Во-вторых, умники в белых халатах не закрепляли изменения в наследственности. Последнее условие большинство клиентов горячо одобрило. Дети, если они у них, конечно, появятся, по мнению большинства, должны были оставаться обычными людьми. Вот только подрастающее поколение, тоже, как правило, глядя на родителей, хотело себе похожие примочки, сильно помогающие в сложной, но невероятно увлекательной игре под названием жизнь.
Ученые новым клиентам только радовались. Их запасы ведь были хоть и велики, но не бесконечны, а с исчезновением государственной инфраструктуры кладовые перестали пополняться сами собой. За операцию, вернее, целый комплекс сложных процедур, с клиентов брали более чем не плохие деньги. Хотя какие в те времена были деньги? Бартер правил миром. Но, так или иначе, благодаря проводимой учеными политике, измененных и тогда, и сейчас, относительно немного, примерно процентов девять-десять от общего количества людей. И стать одним из них человек может только после достижения пятнадцати лет.
– Принято, – после очень долгого молчания проскрипел, наконец, компьютер. Я от его действий даже заволновался, как бы и эту пересдачу не отправила система в ненужные данные, предназначенные для стирания. Во всяком случае, если тон грубого подобия искусственного интеллекта меняется ни с того, ни с сего, это значит, что внутри него протекают какие-то непонятные процессы. И вряд ли их результат мне понравится. – Вопрос восемь. Что вы можете рассказать о процессе объединения?
– В экстремальных условиях выжили лишь сильные лидеры, которые задумывались о будущем. – Пожалуй, тут будет уместным проявить немного фальшивого патриотизма. И надеяться, что камера на браслете не передаст кому не надо мое скривившееся в гримасе отвращения лицо. – Ситуация, когда каждое поселение было обособленным от внешнего мира, не могла продолжаться вечно. Рано или поздно поверхность Земли снова стала бы пригодной для существования, и народ неминуемо вылез бы из бункеров, желая забыть темные, тесные и душные подземелья, как страшный сон. А возглавляли людей лучшие! И, естественно, для достижения наибольших результатов было принято решение скоординировать их усилия.
Вследствие нормализации обстановки на планете люди избавились бы из-под тотального контроля новых хозяев жизни, глав корпораций, в те времена еще называвшихся совсем по-другому. А они уже привыкли вкусно есть и сладко спать под усиленной охраной. Власть – страшный наркотик. И привыкание к нему гарантированно излечимо только летальным исходом. Уцелевшие члены прежних правительств, из крупных чиновников враз ставшие мелкими феодалами. Торговые бонзы, внезапно сделавшие состояние на чужих бедах. Генералы, сохранившие в подчинении осколки войск. Полевые командиры, сколотившие себе отряды головорезов, не боящихся ни бога, ни черта и отвоевавших себе место под рукотворными сводами. Все они сумели договориться о разделе сфер влияния на прямых электронных совещаниях. А кто не сумел – погиб. Кое у кого сохранились коды доступа к уцелевшим ракетным шахтам, предназначенным для отсроченных ударов и приберегшим смертоносное содержимое. Да и своими ручками уже никто не стеснялся устранить несогласных с новым миропорядком, лично им сулившим достаточно радужное будущее.
– Подробнее, – проскрипел динамик, когда я запнулся, чтобы перевести дух. – В случае, если подача звуковой информации не будет возобновлена в течение трех секунд, данная попытка сдачи экзамена считается аннулированной.
– Дата конференции, на которой были приняты одни из самых судьбоносных решений в истории человечества, объединивших всю людскую расу, до сих пор считается одновременно и государственным праздником, и началом новой эры. По официальному календарю сейчас идет четыреста двадцать третий год от Соглашения! – поспешно затараторил я, сам глотая звуки не хуже институтской программы. О последовавших за данным мероприятием годах истребления несогласных скромно умолчим. Традиционно, как не раз это делали в глубокой древности со многими неприглядными фактами. – Неофициальную политику ученых по созданию измененных, неспособных самостоятельно передать свои отклонения от общечеловеческого эталона по наследству, там тоже, между прочим, облекли в плоть четких формулировок и законодательно закрепили. И она сохранилась до настоящего времени практически в первоначальном виде! Тогда же создали и приняли основу основ современного общества, систему статусов!
Конечно, в учебниках это называется иначе. Борьба с сепаратизмом, жизненная необходимость объединения человечества, контроль за распространением опасных технологий, уничтожение бандформирований… Вот только почему-то данные процедуры произошли в то время, когда не сумевшие наладить относительно автономное существование уже погибли, а по земной поверхности стали передвигаться без скафандра.
У моей расы не появилось единого лидера. Этого не произошло в те времена, невозможно сейчас и вряд ли станет вероятно в обозримом будущем. Но после Соглашения, залюченного главами корпораций, вновь возникло такое явление, как сословные ранги и аристократия. Все население бункеров, то есть, попросту говоря – человечество, оказалось официально поделено на группы, которым присвоили соответствующие буквы английского алфавита. Почему был выбран именно он, не до конца понятно. Вероятно, данный язык считался межнациональным средством общения. Или, может, потому, что уцелели в основном представители весьма развитых стран, для которых он являлся родным. В соответствии с полученным статусом человек обладал теми или иными правами. А вот обязанностями его нагружали вышестоящие, которые законодательно получили возможность решать судьбы подчиненных. И не только.
Статус также определял цену жизни человека. В прямом смысле слова. Была установлена система наказаний и штрафов за все правонарушения, включая убийства. Единая по всей планете, соблюдавшаяся неукоснительно, жестокая и безобразная. От того, каким положением обладал потерпевший, а каким жертва в ней, зависело очень многое. Следить за исполнением принятых законов призвали созданную общими усилиями структуру – Социальную Службу. Эта организация объединяла в себе все мыслимые и немыслимые функции контролирующих и карательных органов. А управляли ею непосредственно главы корпораций, являющиеся ее верхушкой. Социки, как немедленно окрестили их люди, являлись жестокими и практически всемогущими чудовищами в человеческом обличье. Их боялись и ненавидели. Но боялись все-таки больше. Конечно, они, помимо всего прочего, занимались такой важной и полезной деятельностью, как контроль за оборотом наркотиков или мониторингом за соблюдением экологических и санитарных норм. Правда, я лично не знал ни одного человека, по мнению которого плюсы данной организации перевешивали бы ее минусы. Хотя, вероятно, повинен в этом мой круг общения, среди которого не имелось выходцев из высшего общества.
Одной из самых неоднозначных функций образовавшейся структуры стала служба принудительного решения конфликтов. За любое правонарушение, с исключением в виде политических махинаций и промышленного шпионажа, ею устанавливался штраф, позволяющий полностью искупить свою вину перед обществом. Если попался, то заплати его и свободен, да и вообще как будто не судим. А коли сразу постучишься в офис социков и выложишь его же да плюс двадцать пять процентов надбавки, так контора сама сделает все, за что получены деньги. Изобьет, украдет, убьет. Но – с минимальным количеством риска для окружающих и весьма профессионально. Узаконенный институт насилия, которое после Войны прочно вошло в человеческую жизнь.
Возможно, это и было необходимо в то время, чтобы человечество могло стравливать пар относительно безопасным способом и выжить… Возможно. Но очень маловероятно. Я всегда так считал, имея возможность сравнивать мир прошлый и мир нынешний. Сведения, которые нашлись в старых архивах, во время подготовки к экзаменам, лишь убедили меня в этом. Главы корпораций, при помощи Соглашения, хотели сделать наш мир идеальным для себя… Ну что ж. У них получилось.
Те, кто был на верхушке социальной пирамиды, в зависимости от собственной мощи и влияния, взяли себе символы от A до D. Императоры, короли и правители нового мира. Главы крупных фирм-городов, чье слово было законом для всех, кроме таких же, как сами они, хозяев жизни. Высшие чиновники Социальной Службы. Им можно было все кроме массового геноцида. За отдельные убийства, пусть даже их набиралось много, они выплачивали социальной службе штрафы. Для меня – невероятно огромные. Для них – карманную мелочь.
Литеры от E до H получили их ближайшие помощники, каждый из которых имел в подчинении не одну сотню человек. Впрочем, в исключительных случаях этот статус мог даваться и кому-то другому, не имевшему в своем распоряжении крупных сумм или власти, но достаточно ценному. Видному ученому, сделавшему фундаментальное открытие или личному телохранителю кого-то из высшей аристократии, спасшему жизнь сюзерену, тем самым доказав свою верность и полезность. Эти теоретически уже могли попасть под каток законов, но никогда этому не подвергались, если их не настигала немилость своих вышестоящих покровителей. Последние лично или при помощи своих подчиненных лишали провинившихся свободы и жизни. А сами были прикрыты от законов… Ну, за исключением тех случаев, когда верхам хотелось провести образцово-показательную казнь, кинув кость плебсу и отдав бывшее высокое начальство на расправу жаждущей крови толпе.
Буквы I, G, K, L, M достались мелким начальникам и начальничкам. В какой степени мелким? Десяток подчиненных как минимум. Максимум не лимитирован и зависел от сферы, где те находились. В тюрьмы или в прицел работников Социальной Службы они попадали… иногда. Если обладающие этими рангами умудрялись не опростоволоситься достаточно долго, то начинали располагать средствами, позволяющими откупиться от закона.
Основанная масса населения получила статус, выражающийся символами от N до S. Рабочие. Солдаты. Мелкие клерки. Представители социальной сферы. Им уже были не под силу штрафы, установленные за правонарушения. На один такой они копили десятилетиями. А потому были вынуждены стать весьма законопослушными. Если хотели жить и жить, пусть не так уж хорошо, но терпимо.
Буквы от T до W означали людей с поражением в правах. Проще говоря, узаконенных рабов. Но если так назвать их в зоне досягаемости датчиков Социальной Службы, то ее работники неизбежно навесят на того, кто нарушил постановление от какого-то там числа, солидный штраф. Вот уж чьей участи не позавидуешь, прогресс науки и техники не позволял им иметь даже призрачные шансы на обретение свободы и заставлял быть покорной глиной в руках тех, кто имел в своем распоряжении коды управления. По мне стать подобной марионеткой – это хуже, чем мертвым. Правда, иметь в подчинении таких бедолаг позволялось только со статуса G. Хоть что-то хорошее, относительно простые люди не могли испытать искус владения чужими судьбами. Да и было обладателей этих категорий, по правде говоря, не так чтобы много. Рабский труд в большинстве отраслей высокотехнологичного общества попросту неэффективен. И потому девяносто пять процентов рабочей силы считали себя свободными людьми, хотя по факту отличались от невольников не так уж и сильно, тоже всю жизнь горбатясь на хозяина за еду, одежду да очень-очень редкие дополнительные подачки по праздникам. Призрачная надежда оказаться полезным и получить более высокий статус, позволяющий вздохнуть чуть-чуть свободнее, заставляла их трудиться изо всех сил, действуя даже эффективнее понуканий и принуждений.
Литеры X, Y и Z стали достоянием преступников. Причем обладатели самой высокой категории, из возможных для правонарушителей, еще могли ждать реабилитации, а за их убийство налагался незначительный штраф. За головы обладателей предпоследней буквы, отделенные от туловища, даже назначалась награда. А любой вид контакта, кроме немедленного убийства того, в чьем досье стояла последняя литера английского алфавита, сам по себе являлся тяжким преступлением. Присваивали же ее исключительно революционерам и борцам с режимом, обзываемым террористами. Показательно, не так ли?
Для жителей подземных убежищ это ничего не меняло, поскольку введенный закон лишь закреплял юридически и так де-факто существующее положение дел. А вот для их потомков… Статус передавался по наследству. Изменить его было легко. В сторону уменьшения. А вот подняться по социальной лестнице, как во все времена, было очень и очень сложно. Почти невозможно. У власть имущих росли свои дети, и конкуренты им, понятное дело, даром не нужны. Тот, кто сидел на верхушке социальной пирамиды, не собирался с нее спускаться. Примерно это я рассказал на прошедшем экзамене с той лишь разницей, что придерживался официальной доктрины и не называл вещи своими именами. В итоге – высший балл. Интересно, хватит ли моих достижений на диплом с отличием? Если да, очень хорошо, ведь он автоматически поднимет меня до статуса Р. А это больше, чем у обычных выпускников вуза, чей ранг всего лишь Q, деньги за работу и меньший страх за свою жизнь и здоровье. И… и еще это шаг к мечте. Заветной, но почти недостижимой. К черной равнодушной холодной пустоте. К космосу.
– Принято, – проскрипел динамик, после того как молчал почти минуту. – Дополнительный вопрос, не относящийся к общей теме! Охарактеризуйте возникновение расы псевдометаморфов и их опасность в настоящее время!
Это еще откуда такая пакость на мою голову свалилась? И каким боком сии сведения относятся к истории?! Натуральная же ксенология! А нас ей даже не учили!
– Мм… это искусственная полубиологическая цивилизация, – вспоминались нужные сведения с трудом. Ну не повторял я их, поскольку по изучению инопланетян простым рабочим глубокие и фундаментальные знания не требовались, их давали лишь в сжатом объеме, вовсе не обязательном для запоминания. Но я, понятное дело, данный предмет изучал углубленно и самостоятельно, а потому сейчас, возможно, даже справлюсь с подкинутым компьютером заданием. – Изначально они представляли собой хищных роевых насекомых, проживающих на планете с большим запасом радиоактивных элементов, неблагоприятным, быстро меняющимся климатом и крайне интенсивной эволюцией. Чтобы лучше охотиться на добычу или отбиваться от более крупных хищников, они перенимали черты окружающего их живого мира. Матки данного вида фактически являются органическими заводами, способными встраивать цепочки ДНК из поглощенной пищи в свои личинки, придавая им те или иные нужные свойства. Вырастающие из тех рабочие особи могли даже частично или полностью копировать поглощенных существ. Эти твари привлекли внимание куда более развитой расы, ранее владевшей большей частью нашей Галактики. После того, как их развитие искусственно направлялось в нужную сторону в течение пары тысяч лет, данные существа обрели разум. А также усилили способность конструировать на основе своих личинок любую существующую или хотя бы теоретически возможную форму жизни. Когда ее представители копируют собой наделенного интеллектом инопланетянина, то выявить подобного шпиона без лабораторного анализа практически невозможно. А сам он будет не только совершенней подавляющего большинства представителей вида, под который маскируется, но и сохранит возможность ограниченно управлять клетками тела, скажем, вырабатывая нужные ему гормоны, ускоренно регенерируя или изменяя внешность.
Флаер качнуло. Затем внутренности такси огласил тревожный писк, оно камнем упало вниз. Краем глаза я заметил яркую вспышку немного дальше и выше. Видимо, разрыв ракеты или детонация реактора машины, если ее подбили импульсным оружием. В воздухе происходили непонятные разборки и, чтобы не попасть под шальной выстрел, гражданскому транспорту пришлось спешно менять траекторию своего полета. Надеюсь, дополнительную плату за это с меня не стрясут.
– Однако прогресс биологических технологий не оправдал ожиданий. – Война войной, тем более чужая, а отвечать равнодушному искусственному экзаменатору все равно надо. Он ведь, даже если студента сейчас смертельно ранят, просто прождет положенные секунды, а потом отключится. – Живая плоть, даже самая совершенная, не смогла приспособиться к высоким нагрузкам. А они неизбежны не только в сфере освоения космоса, но в тяжелой промышленности, необходимом элементе развитой цивилизации. Потому псевдометаморфы были вынуждены лишь дополнять своими эксклюзивными возможностями стандартные технические решения. Плюс специализированные особи-станки, не говоря уж о более сложных устройствах, редко могли состоять всего из одного разумного. В данный момент ареал расселения их расы находится далеко за пределами влияния человечества, а потому точек соприкосновения между нашими народами почти нет. Однако в галактике к данным инопланетянам относятся подозрительно. Они имеют заслуженную репутацию лучших шпионов и воров, ограниченных в своей деятельности лишь необходимостью периодически контактировать с маткой. А та имеет громадные габариты в десятки тонн и потому может быть легко обнаружена. От этого эволюционного атавизма, доставшегося им от диких предков, роевые насекомые, чей внешний облик и физиология способны в мельчайших деталях повторять иных живых существ, так и не смогли избавиться.
– Принято! – сказал, как плюнул, динамик. – Экзамен истории закончен, корпорация «Знания Метронома» оценивает ваши усилия на высший балл. Благодарим за сотрудничество.
Фух! Я справился! Снова. Надеюсь, в третий раз мне одну и ту же дисциплину пересдавать не придется?
– Благодарю вас за то, что воспользовались услугами компании «Метроном-авиа», – почти нечленораздельно прохрипел разболтанный за годы эксплуатации динамик под потолком, когда такси стало заходить на посадку. – Прошу покинуть салон или выдать новый пункт назначения. Если вы воспользуетесь услугами нашей компании более трех раз за сутки, вам будет предоставлена скидка на последующие заказы в размере…
– Да открой ты уже дверь, железяка чертова! – зло буркнул я, наблюдая поверхность стоянки. Робот, разумеется, меня не послушал и выпустил клиента только после обязательного блока рекламы. Интересно, какой статус надо иметь, чтобы избавиться от прослушивания этой чуши? Теперь осталось только дошагать до дома. Время, конечно, позднее, но родной район – очень тихое место. А как же иначе? Здесь живут в основном семьи ветеранов частных армий разных мелких корпораций. И у каждого автомат. А то и что-нибудь покруче найдется.
Те, кто пережил хаос ядерной зимы, ценил средства самообороны и нападения выше жизни. Чужой. Хотя, временами, и своей. В первые годы после Соглашения разоружить народ было просто невозможно, за каждой такой попыткой следовал мятеж. А главы корпораций не хотели терять столь медленно восполняющийся ресурс, как люди, оставшиеся в дефиците. К тому же на поверхности оказалось легко найти пусть и радиоактивные, но еще более-менее исправные стволы и боеприпасы, оставшиеся от уничтоженных армий. Чтобы пристрелить врага, а потом отправиться в утиль, они вполне подходили. В итоге, после некоторых раздумий, у населения не стали отбирать опасные игрушки. А пережившие ядерную зиму так красочно расписывали своим потомкам перспективы остаться без последнего довода в жарком споре, что и до наших дней слово «пацифист» является ругательным синонимом слова «самоубийца». Социки не разрешают ходить с оружием наперевес обладателям низкого статуса, но не слишком пристально следят за исполнением этого закона. Жизни расплодившегося быдла не волнуют власть имущих. А уж дома можно вполне законно хранить и вообще почти что угодно, вплоть до наступательных гранат. Такова уж сложившаяся традиция.
Преступники, естественно, такому изобилию рады. Но и их жертвы с пустыми руками не ходят. Хотя, как правило, асоциальные элементы имеют те же самые категории, что и простые люди. Поэтому ассортимент средств, доступных обеим сторонам для силового решения конфликта, был примерно одинаковым. Нельзя иметь на поясе лазер или даже примитивный огнестрел без как минимум статуса P? Что ж, остаются ножи, шокеры, разнообразный метательный и ударный инструмент. В умелых руках эти вещи смертельно опасны. Разнообразные средства ведения войны прочно укоренились в людском быту. Сейчас безоружными ходят либо особо радикальные фанатики каких-нибудь сект, либо армейские киборги. Последние за счет одного лишь внутреннего арсенала могут справиться с любыми противниками, кроме бронетехники и своих коллег.
– Я дома! – Мой крик огласил квартиру. Пройти по знакомому маршруту можно было даже с завязанными глазами.
– Как дела?! – Раздался ответный вопль из комнаты, где ютился мой приемный отец. А затем, после едва слышимого шуршания, с которым свернулась развертка голографической газеты, выкатился собственной персоной и ее обитатель. Полюбоваться на вернувшегося условного отпрыска. Кресло, оборудованное шестью механическими ногами, слегка скрипело. Его давно пора менять. Вот только пассажир этого футуристического протеза никак не хотел это делать, не желая расставаться с привычной вещью.
– Ну… – Врать ветерану, пятнадцать лет проливавшему кровь в войнах корпораций и уволенному только в связи с полученной инвалидностью, лечение которой не покрывала страховка, вообще проблематично. А уж если он вдобавок является членом мафиозной группировки и знает вас от и до, потому как сам перевоспитывал, помогая делать первые шаги в изменившемся мире, то подобное занятие вообще теряет всякий смысл. – Одолжишь десятку на восстановление боеготовности?
– Понятненько, – хмыкнул мой «папаша», правильно расшифровавший следы недавнего боестолкновения на одежде. И сопоставивший их с зияющей дырой на месте осветительной гранаты, вмонтированной в браслет-коммуникатор. – Какой урон понесли сражающиеся?
– С нашей стороны только моральный и перерасход боеприпасов, у бандюков пара ссадин. Жертв и разрушений, к сожалению, нет, – отчитался я.
– Какому недоумку пришло в голову разместить один из корпусов вашего института в трущобах? – раздался из кухни голос сожительницы приемного отца, которую иногда мы с моим проводником в жестоком мире в шутку звали «мамочкой». Но только, когда она была в хорошем настроении. До отставки эта живущая гражданским браком воинственная чета служила вместе. – Голову бы ему открутила!
– Думаю, здесь поработал тот же могучий интеллект, что ставит пары во время, когда некоторые люди уже ложатся спать, – ответил ей ветеран и мафиози.
– И не говори, – поддержал его я. – Знали бы, кто он, этот таинственный недоброжелатель, всем студенческим коллективом скинулись бы на лицензию. И ногами его, ногами… все пять тысяч человек.
– Боюсь, жертва вашего гнева сдохнет на первой сотне желающих провести ему агрессивный массаж внутренностей, – тепло улыбнулся старый вояка. – Сдал-то как?
– Как положено, – откликнулся я, решив не сообщать о переэкзаменовке из-за сбоя в компьютерной сети. Ведь все кончилось хорошо, так зачем же загружать близких неприятными подробностями? – А где мелкая, почему не встречает?
– У Лерки она, – взмах рукой в сторону ближайшей стены прояснил ситуацию.
На одной лестничной клетке с моим жилищем располагались еще две квартиры. В одной жил какой-то бухгалтер, а вторую занял такой же, как мой «отец», отставник по имени Валера. Был он типом не самым добрым, да к тому же из тех самых, измененных, с явным уклоном в сторону боевых модификаций. Короче, мутант, в котором железа и микросхем имеется раза в два больше, чем мяса. Плюс все это не слишком-то и замаскировано, торча наружу гидроусилителями, броневыми пластинами и встроенным мини-реактором. Жениться старый солдат так и не смог, но потомства хотел, почему и воспользовался услугами корпорации Биоген, заказав себе дочку. Эта фирма вот уже пятьдесят лет выращивала клонов для продажи частным лицам и мелким корпорациям. Удовольствие иметь созданного искусственным путем, а потому абсолютно здорового ребенка стоило, конечно, дорого, но и результат, по мнению большинства, себя оправдывал. Последствия ядерной войны нет-нет, да и всплывали среди тех слоев населения, кто не мог пройти безумно дорогую процедуру генетической коррекции и обладал рядом весьма неприятных болячек.
Младенец, выращенный из смеси ДНК ветерана и имеющегося в распоряжении фирмы материала, был криклив, непомерно шустр и пользовался искренней любовью своего страшноватого папаши. Точнее, это тринадцать лет назад он был младенцем, на пару с моей младшей сестренкой Светой, такой же приемной, как я сам, устраивавшим акустические удары по нервам соседей в ночное время. Сейчас два повзрослевших биологических динамика где-то тусовались на пару или сидели у Валеры дома. Девочкам было по четырнадцать лет, они обе щеголяли одинаковыми светлыми волосами, начинавшими терять угловатость фигурами, меняющимися каждый день прическами и, если бы не цвет глаз, которые у моей сестры были серыми, а у Лерки, как положено блондинкам, голубыми, их бы путали родные семьи. Почти все свободное от учебы и мотания по улице время подружки проводили в квартире Валеры. Жилища у наших семей практически идентичные, но у соседей все-таки места больше по вполне понятным причинам.
– Надеешься на диплом с отличием, – понятливо улыбнулся «отец». – Зря.
– Надеюсь, – не стал отрицать я. – Вдруг повезет. Бывают такие случаи, а с годами все чаще и чаще. Корпорациям ведь нужны хорошие спецы во все большем количестве, верно? Так как насчет кредитов?
Кресло взвизгнуло и покатилось в комнату. Чтобы продолжить разговор, пришлось последовать за ним.
– Навряд ли, – покачал головой отец, отвечая сразу на оба вопроса.
Понятно, значит, денег дома, как обычно, нет или почти нет. Что ж, придется пока походить без световой гранаты. Так, а куда я задевал кастеты? Конечно, эффективность у них совсем не та. Да и социки, если прицепятся, могут впаять штраф или еще хуже, запись в личное дело, но безоружным по улице за пределами относительно благополучных районов не походишь.
Тем временем ветеран, которого одолевали какие-то свои мысли, в задумчивости подъехал к дивану и остановился.
– Ты все-таки хочешь в космос? – спросил он у меня прямо.
– Да. – Ответ и так ему прекрасно известен, к чему этот вопрос? – Там, за пределами официально освоенной человечеством территории, свобода.
– Свобода умирать, – хмыкнул «отец», который за годы, проведенные вместе, успел привязаться к своему необычному отпрыску. – К привычному набору опасностей вроде войн корпораций или банальных бандитов добавляется риск катастроф, нападения чужих и встречи с пиратами. Там ценят в первую очередь тех, кто умеет драться, во вторую инженеров, латающих потрепанные в битвах звездолеты. Все остальное – потом. А ты почти не стрелял по живым мишеням и к тому же прискорбно мягковат. Да и руки имеешь, пусть и растущие из нужного места, но отнюдь не золотые. На планете, где не желающих ничему учиться бездельников пруд пруди, еще смотришься выше среднего уровня, но среди звезд таких умельцев на дюжину десяток.
– Сам настоял, чтобы не шел на технические специальности, откуда возможен принудительный набор в армии корпораций Метронома, – отбил атаку я.
– И был прав, – согласился с моими словами он. – Официально тебе двадцать пять биологических лет, и ты еще не подписал ни одного долгового контракта. Ну, кроме как со мной. Практически чистый лист. Никаких обязанностей по нераспространению конфиденциальной информации, которыми можно привязать к территории одной-единственной фирмы. А я в твои годы не мог сорваться с места, не задолжав кучу денег, обязанных уйти на уплату страховки выдуманных рисков той организации, на которую пахал. Лишь перейти в иную ее структуру, сменяв шило на мыло. Несмотря на мое бурчание, у тебя еще есть шансы вырваться из этого порочного круга.
– Да какие они у меня, – тяжело вздохнув, я махнул рукой. И на собеседника, и на свои потенциальные возможности. – Сам знаешь, не с нашей национальностью рваться в верха. Заплюют. Сейчас, конечно, лучше, чем во времена твоей молодости, хоть погромов нет, но в спину все равно косые взгляды бросают.
– Да, – вздохнул отец. – После Войны быть русским опасно. По крайней мере, нас побаиваются задевать в открытую. В основном гадят исподтишка.
– Но масштабно и почти поголовно, – хмыкнул я, и он в ответ кивнул.
Даже в общедоступных документах соглашались с тем, что до Третьей мировой существовали народы, которых подавляющая часть остального населения Земли недолюбливала. Евреи и цыгане. Первым в вину ставили деловую хватку, в более просвещенные времена считающуюся одним из главных достоинств личности. Вторые отличались вороватостью, а оная, как теперь известно, тоже порок, однако исключительно в том случае, если взял мало, да еще и попался. Но после Войны представителей этих этносов почти не осталось, а их место прочно заняли мы. Русские. Агрессоры и убийцы. По официальной версии, именно мой народ был тем, кто нанес первые ядерные удары. Вот только взрывы произошли на нашей же территории. В быстротекущей войне с самой населенной страной мира, Китаем, когда превосходство врагов было более чем десятикратным, вряд ли у наших генералов имелся иной способ остановить продвижение орд агрессоров. Против подобной мощи становилось бессмысленным любое противодействие, кроме атомной бомбардировки захваченного пространства. В ответ на наши города полетели ракеты, причем не только от врагов. Значительную часть боеголовок адресовали России вроде бы абсолютно посторонние страны, поначалу занявшие нейтральные позиции в конфликте. В Китай они, впрочем, тоже отправили не один десяток атомных гостинцев. Наверно, решили поймать двух зайцев сразу, прикончив молодого дракона, пока страшная пасть чудовища пытается пережевать дряхлого, но все еще сопротивляющегося медведя. И командование войсками, нашими и вражескими, мгновенно установив перемирие, запустило почти все, что у них оставалось, в ответ.
Ну а потом начался апокалипсис. Пережили его немногие. Но среди них оказался достаточно высокий процент русских иммигрантов, которых условия существования на исторической родине, по климату мало отличающиеся от последствий ядерной зимы в более теплых широтах, отлично приспособили для выживания. Да и окружающие народы своей агрессией помогли сохранить нацию, не дав разбежаться в стороны ее представителям. В самой России, к сожалению, не выжил почти никто. Бункеров для населения там строили мало, и сосредоточены они оказались в крупных городах, которые бомбили очень старательно, именно в расчете на них. Небольшие поселения, не попавшие под атомную бомбардировку, просто вымерзли или погибли голодной смертью. Громадные расстояния между оазисами жизни сильно препятствовали торговле. А она в те годы была кровью цивилизации.
Мой родной, по документам, город Метроном являлся одним из самых русскоязычных городов Земли. Один русский на пару сотен представителей других наций. Территория, где он находится, раньше называлась Египтом, и был здесь крупный курорт, несмотря ни на что всегда полный отдыхающих. Которым в один ужасный день стало просто некуда возвращаться и пришлось осваиваться на чужой земле. Люди, желавшие выжить, сплотились в жесткие группировки, и почти всегда они оказывались объединены в них по принципу землячества. То есть каждый поддерживал соседа, друга и родственника, в силу частичного пересечения этих трех позиций и надежды при проблемах самому получить помощь. Но моим соотечественникам пришлось хуже всех. В наступившей беде винили в основном их. А когда ценность человеческой жизни падает до нуля, уцелеть при таком раскладе становится делом весьма проблематичным. И кровавым.
До Войны русский народ считался относительно миролюбивым, чтобы разозлить его представителей, надо было приложить немало усилий. Не зря прижилось сравнение с медведями, в сытом состоянии зверями весьма благодушными и ленивыми, хоть и могучими. А после атомной войны злить представителей почти исчезнувшего этноса мало кто решался. Менталитет нашего народа таков, что если уж дела идут предельно плохо, то начинаются не битвы, а бойни. Те, кто пытался связаться с моими соотечественниками на заре новой цивилизации, очень быстро погибали. Чтобы не быть смятыми ордами паниковавших людей, видевших в них врагов, русские стали самыми жестокими существами в подземных городах-убежищах. Нас ненавидели и боялись, но не уничтожали. Иначе своды убежищ рушились взрывами, резервуары с водой травились, а через вентиляцию внезапно и незаметно начинал дуть радиоактивный ветер поверхности, не разделяющий правых и виноватых.
А еще русские, если верить сохранившимся в семье приемного отца хроникам, ведомые генетической памятью, быстро соображали, как можно утеплить стены в мороз. Умели превратить жалкую крысу в бульон, которым можно накормить сразу пять человек. Среди русских оказался велик процент тех, кто имел представление не только о торговле, но и о реальной работе своими руками. Врачи моей исчезнувшей родины как-то умели обходиться без сложных приборов и синтезируемых из отсутствующего сырья лекарств. В общем, с точки зрения правителей бункеров, являлись весьма полезными кадрами: рукастыми, головастыми, неспособными взять власть по причине плохих отношений с остальным населением. И такая картина наблюдалась почти везде, где анклавы, образованные туристами и иммигрантами, уцелели.
Когда ситуация на поверхности более-менее нормализовалась, репутация этноса, к которому я принадлежу, не изменилась. Русских ненавидели, а они не собирались поддаваться и потому, как могли, вооружались, не прощая обид и крепко держась друг за друга. Забавно, но самой России давно нет, а русская мафия осталась, и входит в нее практически каждый четвертый представитель нашего народа. Впрочем, мафия эта имеет скорее не криминальный характер, а является неким подобием круга по работе и интересам. Следовательно, близка к каноническому смыслу этого слова, если не ошибаюсь, обозначавшего изначально «семья». За четыре века у моего народа сложилась своеобразная репутация и специализация. Военное дело, наемники и младшие исполнители Социальной Службы – вот отрасли, в которых русских не только терпели, но и ценили. И всеми правдами и неправдами старались их туда загнать. Корпорации почти любили бойцов, отличающихся высоким моральным духом и имевших не так много мест, где отступники могли бы спрятаться.
– Учись, – прервал свое молчание «отец», занимающий в той части русской мафии, которая базировалась в Метрономе, далеко не самый низший пост. Впрочем, и не высший. Инструктор по стрелковой подготовке и одновременно хранитель культурно-исторического наследия – птица невысокого полета. Того, что ему платят в нашем национальном профсоюзе за работу, едва хватает на содержание сожительницы, меня и мелкой. Даже с пенсией. А вот гражданская женушка отца сейчас вообще ни кредита домой не приносит, все ее сбережения за время молодости хранились в банке, лопнувшем через два года после того, как я обзавелся второй семьей. Ну, по крайней мере, верхушка данной организации не сбежала, разорившиеся вкладчики наскребли мелочи достаточно, чтобы промотавшие их денежки финансовые махинаторы отправились после визита Социальной Службы в мир иной, причем весьма болезненным способом. – Высшее образование очень поможет тебе в жизни, жаль, что у меня его в свое время не было. Когда у вас выпуск?
– Скоро, – пожал плечами я. – Чуть больше месяца осталось. А при чем тут это?
– Узнаешь, – ответил с таинственной улыбкой ветеран и мафиози, хранивший в своей голове наверняка не одну тайну. Как я ни пытался расколоть приемного родителя, больше от него ни в тот день, ни в последующие так ничего и не добился. Все-таки жаль, что он и «мамочка» неспособны к оставлению собственного потомства, какой генофонд пропадает… В молодости сожительница «отца» попала под воздействия нелетального, но очень эффективного биооружия. Ее спасли, но результат – стерильность. А у «папаши» точно такой же диагноз был вызван механическими причинами. Ему нижнюю часть туловища и ноги испарило выстрелом стационарного лазера. Выжил чудом, да и то лишь потому, что оказался в том бою единственным раненым, и у врачей было время возиться со столь тяжелым пациентом. В общем-то, на почве невозможности иметь общих детей они и сошлись когда-то.
На этом размышления о причудливых особенностях моей второй семьи были прерваны зовом пустого желудка, и я отправился на кухню за ужином. Какой бы прогресс или маразм науки и техники ни был за окном, а кушать все равно хочется. Всем. Всегда. Ну, по крайней мере, с интервалами от трех до двенадцати часов. Именно поэтому при поступлении в институт я выбрал специальность инженера по гидропонике, которая после Войны прочно заменила традиционное сельское хозяйство. Без работы такой специалист окажется не раньше, чем исчезнут голодные рты. То есть одновременно с окончательным концом человечества.
Все оставшиеся экзамены, пролетевшие чередой, закончились ожидаемым высшим баллом. Я практически уверился в том, что получу желанный диплом с отличием, и стал потихоньку подготавливаться к празднику, закупаясь в магазинах для праздничного стола. Увы, мечты разлетелись вдребезги, стоило лишь перечитать списки тех, кто удостоился подобной чести. Обидно. Столько старался, и все зря. А может, все-таки удастся что-то сделать? На запрос, посланный центральному компьютеру института, объединявшему в своем электронном нутре большинство сопутствующих образовательному процессу служб, был прислан однозначный ответ: я не прошел по среднеарифметическому баллу. Хотя вроде бы получал низкие отметки весьма редко.
Пересчет оценок, показатели которых с первого курса заботливо копировались в особую папку своего наладонника, показал весьма интересную картину. Если законы математики не изменили вышестоящим решениям, то кто-то тут врет. Ну, видимо, это делаю я, тративший по пять минут в день на подведение его итогов. Главный механический мозг института, настолько мощный, что от искусственного интеллекта его отделяет только набор запрещающих самостоятельную деятельность директив, и чье ежегодное лицензирование стоит больше, чем квартира моих приемных родителей, ошибаться не может по определению. По определению тех, кто создает для него программы, то есть хозяев высшего учебного заведения. А никаких бумажных документов с подписями и печатями, способных сыграть роль доказательства, ныне не существует. Никто не переводит дорогую бумагу на такие мелкие нужды, ведь давно известно о преимуществах электронного хранения информации. А многочисленные сбои в их работе, столь удобные для подтасовки данных, – лишь трагические «случайности». Плановый форс-мажор. Дальнейшее разбирательство бессмысленно, а «отец» все-таки трижды прав, не с моей анкетой идти официальными путями. Не нужны такие, как я, среди высококлассных специалистов. Корпорациям, считай, человечеству, не нужны.
Выпуск прошел как-то серо и буднично. Обидно. Почти так же, как за диплом. После трех лет мытарств ожидал большего. Какой-то торжественной церемонии, может быть, даже пафоса. А получил в итоге пшик, больше всего похожий на процедуру ожидания рейса на хорошем вокзале.
Получасовая толчея в фойе главного корпуса, несколько скрашенная ритуальным столом с бесплатным набором выпивки и редкими вкраплениями закуски. Очень редкими, да так и оставшимися нетронутыми. Видно, даже самых отчаянных любителей халявы отпугнула пыль, осевшая на еду от длительного хранения. А вот алкоголесодержащие жидкости с возрастом, как известно, не портятся, да и вообще протухнуть не успевают. Но, наконец, все необходимые для церемонии вручения аттестатов персоны собрались. Недлинный строй моих сокурсников сжимал в руках традиционные для нашего учебного заведения подарки, в роли которых выступали чеки на предъявителя, где красовалась не менее чем четырехзначная сумма. А еще строй этот, благодаря обильной предварительной заправке высокоградусным топливом, колебался под невидимыми порывами гравитационного ветра, словно стрелки высокоточных приборов. Но официальные взятки все держали твердо, не отдашь денег, не получишь диплом и придется весь процесс образования начинать сначала. Или судиться с дальними родственниками администрации Метронома, всегда готовыми выжать из осмелившихся заявить на них простых смертных компенсацию за моральный ущерб.
Почти каждый из новоиспеченных специалистов по гидропонике мог своим выдохом обеззараживать хирургические инструменты, настолько испускаемые их организмами пары были напитаны химическим соединением на основе углерода, водорода и кислорода, известным под названием «спирт». Ректор не пришел. Мы были уже пятым выпуском на этой неделе, и у него не хватило здоровья отпраздновать новое поступление в свой карман. Его зам, явившийся, чтобы проводить нас в последний по альма-матер путь, мог своим перегаром убивать живых и воскрешать мертвых. Декана, имеющего от полученной суммы определенный процент, было опасно подносить к источникам открытого огня. Два мелких чиновника Социальной Службы, закрепляющие в своих базах данных наш новый статус, старались улыбаться, но получалось у них плохо. В руки каждому из нас дали корочку с нагрудным знаком в виде логотипа института, в планшете, соединенном электронными цепями со всепланетной информационной сетью, сделали отметку. Пискнул браслет-коммуникатор, приняв подтверждающее сообщение. Вуаля, вот я уже могу причислить себя к категории Q.
– Старший рабочий, – промелькнула невеселая мысль в голове. – Немалое достижение. Эх, мог бы я раньше подумать, что окажусь на целых три ступени выше раба двадцать пятого столетия?
События последних лет, выстроившись по порядку, промелькнули перед моими глазами.
