Глава 17

Марат пританцовывал от возбуждения у внушительной кучи реквизированного оружия, поводя стволом автомата из стороны в сторону, хищно скалясь и прикрикивая в спины увязываемых обидчиков:

– Эй ты, косматый, а ну не дергайся! Еще раз пошевелишься – стреляю!

Лилия хлопотала у костра. Лешага молча, с равнодушием отлаженного механизма, в несколько движений упаковывал очередного раздольника, не оставляя никому ни шанса освободиться. Стоило напрячь вывернутые за спину руки, и петля начинала затягиваться на горле.

– Э, да я тебя знаю, – скрипнув зубами от боли в вывернутом суставе, простонал один из пленников. – Ты – Лешага! Вы с побратимом нас у Великих Болот потрепали в том году. Тогда еще Шестипалый верховодил.

Среди бандитов вдруг наметилось оживленное, едва ли не радостное шушуканье. Их можно было понять. Одно дело – два с лишним десятка здоровенных лбов, не спящих, при оружии, уложил носом в землю какой-то неведомый прохвост, и совсем другое – когда один из тех, кем старые, дожившие до первых седин раздольники пугают необстрелянный молодняк.

– Помню, – ухмыльнулся Леха. – Вы там нас в западню пытались заманить, скормить болотному сому.

– Ну, извини, – не стал отрицать старый знакомец. – Другие на эту уловку всякий раз попадали.

Леха припомнил распахнутую, точно дверь глинобитного дома, пасть обитавшего в заиленном омуте чудища. Шестипалый скармливал ему непроданных двуногих мулов, как величали пленников среди раздольной братии. Стоило хоть на минуту застрять на затопленной гати, хищник тут же оказывался рядом, всегда готовый отобедать.

– Вас тогда больше было, – оглядывая свой улов, констатировал бывший охотник за головами. – Что-то около сотни?

– Около того, – подтвердил говорливый пленник. – Треть вы на гати тогда прикончили, и Шестипалый там лег. А без него и вовсе удача не пошла, – он поморщился. – Тут еще с прорвами на днях схлестнулись. Ох, и жуткие твари, я тебе скажу. У нас полон отбили, а уж положили столько – сам видишь.

– Откуда здесь волкоглавые? – удивился воин. – Глухомань нехожая! Что им тут искать-то?

– Да нет, не здесь. Там, у большой реки, близ караванной переправы. Нешто мы б по своей воле в эту тухлую дыру забрались?

– И то верно, – равнодушно согласился бывший страж, рывком затягивая последний узел.

– Куда ты нас теперь? – с тоской в голосе спросил раздольник. – Мы ж, вроде, сейчас-то особо так никому ничего… Или, – он запнулся, оценивая покрикивающего на пленников Марата, – или ты на них теперь работаешь?! – в его голосе слышалось ошеломление, граничащее с суеверным ужасом. Если уж Лешага пошел на службу к чешуйчатым – Тот День продолжается!

– Не заказывали мне вас, да и кому вы здесь нужны, – буркнул ученик Старого Бирюка, пропуская длинную веревку между рук упакованной братии. – Сами в недобрую минуту подвернулись.

– Еще бы не подвернулись! – вмешался в разговор Марат. – Вы как думали, схватили лучшего друга Лешаги и его женщину – и будете жить спокойно?! Ага, сейчас!

– Марат, заткнись! – взвилась девушка. – Я сама по себе.

Леха поглядел на нее исподлобья. Она – сама по себе.

– Да как же, да что же?! – Марат, забыв про оружие, начал оживленно жестикулировать. – Вот опять вы так?!

– Я приказал тебе держать их на мушке! – цыкнул воин.

– Зачем их держать на мушке? Ты их уже увязал так, что они и чихнуть не могут!

– Это приказ, и он не обсуждается.

– А я говорю – обсуждается! – не унимался юнец. – Потому что есть дела поважнее всяких там дурацких мушек!

– Лешага, так что с нами-то теперь будет? – совершенно некстати влез в спор знакомец.

Ученик Старого Бирюка задумчиво оглядел пленников, раздумывая, можно ли кому-нибудь продать эту ораву. Как пить дать, по всем пределам Дикого Поля нашлись бы желающие вздернуть остатки банды Шестипалого для назидания и увеселения народа. Но тащить их куда-то – долго и хлопотно. Одной еды, и то не напасешься.

– Да что уж там, – равнодушно бросил охотник за головами, – здесь и прикончу. Толку от вас нет, выгоды тоже…

– Верно-верно! – с праведным гневом в голосе поддержал воина один из «двуногих мулов». – Вздернуть их – и точка! И развяжите нас сейчас же! Я не кто-нибудь там, я – караванщик Исмаил из Ориенского бунка! Эти сволочи напали и разграбили мой караван! Если дело за платой, страж, то сопроводи меня до Ориена. Я щедро тебя награжу. И давай, развяжи меня, развяжи немедленно! Ну и моих людей, конечно. Вот эти четверо – мои люди.

– Тут же пятеро, – напомнил ошеломленный подобной наглостью Марат.

– А это сказитель, – надменно скривил губы торгаш, – он не мой.

– Не твой, однако, не немой, – отозвался оставшийся неучтенным пленник, державшийся особняком. – Быть может, почтенный Исмаил из Ориена опасается, что я поведаю, как он обещал указать раздольникам безопасную тропу к бунку в обмен на собственную жизнь?

– Да как ты смеешь? Да чтобы я!.. – взвился купец, брызжа слюной.

Лешага глянул на старого знакомца. Тот, не скрывая радости, утвердительно кивнул:

– Было дело.

– Все это ложь! Я только хотел выиграть немного времени! Они пытаются очернить меня! Вы что, не видите, они сговорились! – надсадно взвыл купец, но тут же наткнулся на ледяной взгляд бывшего стража и вдруг сдулся. – Я могу все объяснить…

– Угу, – Леха прошел мимо него, рывком поднял с земли сказителя и перерезал путы на его запястьях.

– Да как ты смеешь?! – вновь завопил Исмаил.

– Марат, освободи его, – нехотя буркнул ученик Старого Бирюка. – А будет дальше орать, заткни чем-нибудь рот.

Юнец жутко ухмыльнулся.

– А можно я его сразу заткну? – срезая узел, уточнил драконид.

Исмаил из Ориенского бунка на минуту затих, испуганно глядя на чешуйчатого, но стоило тому отойти, вновь обрел голос:

– Дайте мне оружие! Я сам казню их!

Темные глаза Лешаги стали совсем черными, лунный отсвет отразился в них холодным блеском.

– Когда вы на торжище уходили, оружие было?

– Было, – надменно буркнул торгаш, удивляясь нелепости вопроса.

– Возьми его и убей их. – Леха отвернулся.

– Но как же, ведь его отняли!..

– Тогда не бери, – равнодушно откликнулся воин, проверяя наличие патронов в трофейном оружии. – Проваливай, ты свободен, – он подозвал Черного. – Он уходит. Проводи.

– Вы можете уйти с ним, – воин повернулся к освобожденным рабам.

– Мы будем верными и покорными тебе. Не гони нас, добрый господин, – низко поклонился один из недавних пленников, судя по всему, старший. – Мы были погонщиками, но только скажи – станем носильщиками или слугами.

– Я не господин, я Лешага. И мне не нужны слуги.

– Но, быть может, прекрасной госпоже… Мы готовы нести ее, чтобы она не марала в дорожной пыли свои нежные ноги.

При этих словах Лилия вспомнила марш-бросок на плечах у Лешаги, и щеки ее зарделись под стать пламени костра.

– Много ног – много ртов. К тому же здесь нет дорог, – покачал головой ученик Старого Бирюка. Он повернулся к сказителю. – А ты что молчишь?

– Жду, чем закончится история. Но как бы она ни завершилась, ее с удовольствием послушают всюду, от Морозного Предела до Каменного Среза, – чуть заметно улыбась, ответил тот.

– Что ж в ней интересного? Потрепанная шайка раздольников, пленники, которые не стоят и сегодняшней еды?

– Не скажи, воин, не скажи. Я знаю много историй и, поверь, умею красиво рассказывать: знаю, когда замедлить речь, дав слушателю лучше вникнуть в повествование, когда ускорить, где вздохнуть устами героя об оставленной любимой, а где…

– Много слов, – обрубил охотник за головами.

– Слова, как лучи солнца, могут согреть, могут испепелить. Если хочешь, Лешага, я тоже уйду. Я увидел достаточно, и слова в моей голове уже выстроились, как воины для боя. Это будет сказ о новом вожде. Если не распрощаюсь с жизнью в недолгом времени, уверен – это будет лишь первая из песен.

– Закрой рот и не трепли попусту мое имя, – устало возразил Леха, вновь чувствуя, как невесть откуда взявшийся тяжелый взгляд упирается ему в затылок. – Я иду своей дорогой, только и всего.

– У тебя нет дороги впереди, Лешага. Есть лишь та, что осталась за спиной. Ты идешь, она следует за тобой. И тогда по ней осмеливаются идти другие, – в голосе недавнего пленника ученику Старого Бирюка слышалась легкая насмешка, однако необидная. Словно этот одетый в латаные обноски незнакомец уже много лет был ему приятелем.

– А ведь он правду сказал, – с жаром поддержал Марат. – Ты – новый вождь!

– Заткнись, умник! – разъярился бывший страж. – Ну, он – понятно, сказитель, что с него взять. Языком болтать – не камни ворочать. Но ты-то?!

В толпе раздольников опять послышалось шушуканье. Лежащие вокруг псы навострили уши и тихо зарычали.

– Лешага, – должно быть, резюмируя общее мнение, проговорил старый знакомец, – они верно говорят, век торжища не видать. Мы того, – он вздохнул, преисполняясь важностью судьбоносной минуты, – в общем, прими нас под свою руку.

– Умом повредились? – ошеломленно спросил Леха, оглядывая связанные остатки банды. – Знаю, подыхать не хочется, но не нами заведено: умели грабить – умейте смерть принять. Тоже, надумали!

– Не о том ты, Лешага, – отозвался раздольник. – Эка невидаль – умереть. Мы со смертью в обнимку от века ходим, поди, свыклись. О другом речь. Краснобай прав. Такие, как ты, сами пути прокладывают. Нам, знаешь ведь, на прежних дорогах доли нет, может, тебе пригодимся.

– Эко ты городишь… – начал было ученик Старого Бирюка, но вдруг почувствовал на себе взгляд Лилии. Он не смог бы сказать доподлинно, что было в нем: восхищение, надежда, невысказанная просьба, но спорить как-то расхотелось. Он махнул рукой и зашагал в лес, хмуро кинув через плечо: – Бородача в сторонку отволоките.

Черный положил голову на колени человека и лежал, не шевелясь, опасаясь лишним движением потревожить хозяина. Он чувствовал, как накатившая вдруг тяжелая, едкая мрачность опустилась на плечи Лешаги, и тот словно согнулся под ее невидимым грузом. Пес видел, что хозяину плохо, но, увы, не мог понять, почему. Охота была удачной, хозяин вновь показал, что лучше его нет. Отчего же теперь он сидит, привалившись ко мшистому стволу, и глядит в ночь пустым, невидящим взором?

От ложбины послышались легкие, едва различимые шаги. Черный насторожился, потянул носом воздух и фыркнул. Ну да, конечно, – чешуйчатый! Вожак поднял губу, обнажая клыки, и, не размыкая зубов, тихо зарычал. Этот зверь ему не нравился. Прежде встречать подобных Черному не доводилось, да и память Стаи не хранила никаких воспоминаний о подобных тварях. Но чутье подсказывало ему – этот странный двуногий, свободно изъясняющийся на языке хозяина, да еще и вооруженный огненной палкой – зверь непростой и опасный.

Лешага вышел из задумчивости и успокаивающе положил ладони на шею верного сторожа.

– Тихо, тихо, слышу. Марат идет. Вон как ветки под ногами хрустят, – он приподнялся и бросил во тьму: – Ну, чего тебе надо?

– Это такими словами ты приветствуешь друга и соратника, едва не погибшего за тебя? – обиделся юнец.

– Марат, что ты здесь делал? Почему тут Лилия? Где пленники из твоего народа? – устало и слегка раздраженно поинтересовался Леха.

– Пленники? Уже далеко. Они найдут дорогу. А мы с Лилией пошли тебя выручать! – заявил юнец, присаживаясь рядом.

– У вас хорошо получилось, – криво усмехнулся ученик Старого Бирюка.

– Вот только не надо язвить! – взвился чешуйчатый. – Да, мы попали в засаду. Но никогда не знаешь, где найдешь, где потеряешь! Зато теперь у тебя есть свой отряд!

– Зачем мне отряд? – удивленно глядя на умостившегося на корточках Марата, спросил Леха. – Они съедят мою жизнь.

– Это как?! – захлопал горящими в темноте глазами драконид, моментально забывая, что он страшно обижен.

– Раньше у нас с Бурым была одна жизнь на двоих. Теперь остался лишь кусок, рваная рана. А тут эти недобитки. Каждый из них ждет, чтобы я отдал ему немного себя. Думают, тогда им будет хорошо. А мне-то каково, ты спросил? Мне это совершенно не нужно.

– А я? – Голос Марата зазвенел обидой. – Я тоже ем твою жизнь? И Лилия? И вот он? – чешуйчатый ткнул пальцем в поднявшего голову пса.

Лешага задумался. На языке вертится утвердительный ответ, но что-то внутри упорно твердит «нет».

– Вы… – протянул воин.

– Что – «вы»?

– Тут не так. Ну, по-другому, что ли, – мучительно пытаясь подобрать слова, выдавил ученик Старого Бирюка, но слова сопротивлялись и, словно в насмешку, разбегались, вовсе не желая облегчить ему жизнь.

– Что «не так»? Что «по-другому»? Так мы едим твою жизнь или нет? – Марат пристально глядел на Леху, требуя немедленного ответа.

– Ты – мой ученик, – после недолгого молчания признал Лешага. – Уж какой ни есть. Они, – он кивнул головой на псов, – так выходит, что они – это я. А Лилия… Слышал же, сама только что сказала – она сама по себе.

– О, Ноллан Занебесный! – всплеснул руками чешуйчатый. – Где носило моего учителя, когда раздавали мозги?!

Черный поднялся и предупреждающе зарычал.

– Тихо, – Лешага потрепал его по взъерошенному загривку. – Марат, ты знаешь, как полдня удерживать вершины двух согнутых деревьев?

– Нет, – фыркнул драконид, не понимая, к чему клонит наставник.

– А хочешь узнать?

– Не хочу, – обиженно буркнул юнец.

– Тогда запомни: моя голова работает отлично, – сказал воин, отсекая любые возражения.

– Ну конечно. Она прекрасно работает, лучше не бывает. Она услышала, что влюбленная девчонка невпопад, от обиды брякнула, и тут же поверила.

– Что ты такое говоришь? – насторожился бывший страж.

– Как, неужели твоя голова не поняла, что я такое говорю? Лилия домой не пошла, со мной потянулась невесть куда, тебя разыскивать. И ведь не просто так разыскивать, от Охотника спасать! – с жаром втолковывал строптивый ученик и вдруг опомнился. – А где он, кстати?

– Мертв.

– Что, так просто? – в голосе Марата послышалось легкое разочарование.

– Просто корове мух гонять, у нее на то хвост приделан, да только ж вся спина искусана. Когда дело сделано, кажется, что просто. Что может быть проще, я – жив, он – мертв. – Леха холодно посмотрел в глаза юнцу. – Вот только, мне кажется, это был не то, чтобы сам Охотник. Скорее, его гончая. Мерзкая тварь.

– Ну-ну, – чешуйчатый покачал головой. – И все равно, Лилия на все пошла, лишь бы тебя увидеть. И это после того, как ты сказал, что не нуждаешься в ней.

– Я такого не говорил. Я сказал, ей будет лучше дома, – бывший страж устало дернул плечом.

– Да кто ты такой, чтобы решать, как ей будет лучше?! – взвился Марат. – Думаешь, сидеть и ждать, не зная, где любимый человек и что с ним – легче, чем сражаться?! Думаешь, легче понимать, что, быть может, никогда больше не услышишь о нем ничего, ни весточки, ни слова. Да погибнуть рядом во сто раз легче, чтоб ты знал!

– Я не хочу, чтобы она погибла, – выдавил Леха. – Совсем не хочу.

– А она вот так же не хочет, чтобы погиб ты! А когда ее мужчина, ради которого она жизнью рисковала, сейчас на нее едва глянул, доброго слова не сказал, конечно, девушка обиделась.

– Я, между прочим, тоже жизнью рисковал, – Лешага почувствовал досаду. – Но это, конечно, не в счет.

– А вот не в счет! Потому что она знает, для тебя врага убить – что воды испить. А ей внимание уделить – разве было так трудно?

– Мне нужно было увязать пленных, это же раздольники, они опасны, – устало попытался объяснить бывший страж.

– А внимание уделить?!

– Что воды испить, – не слушая его, насмешливо протянул Лешага. – Знаешь, что? Пойду-ка я. В следующий раз сам пить будешь.

– Нет, не пойдешь! – упрямо заявил юнец.

Черный недобро гавкнул, и Стая мгновенно отозвалась.

– И нечего на меня лаять! – глаза Марата недобро вспыхнули, клыки обнажились в оскале. – Куда ты пойдешь?! По лесам шарахаться?! Для Стаи коров загонять?! Ты – герой. Может, сам Ноллан неведомо как тебя коснулся при рождении! Именно тебе судьбой предначертано вступить в борьбу с Темным Властелином и одолеть его. Только после этого Ноллан и Дедмороз смогут опять вернуться на землю! Они помогают тебе, что есть сил. Думаешь, просто так и эти псы, и вот раздольники, и я пошли за тобой. Ты – вождь! И не думай отказываться!

Лешага молча глядел на разошедшегося соратника. Никто и никогда еще не рисковал так говорить с ним.

– Ты зря-то не бушуй, захочу, так и коров загонять пойду. Мое это дело, – Черный радостно замолотил хвостом по опавшей листве. – Шел бы ты, свои бредни сказителю напел, – выждав, пока драконид выдохнется, спокойно ответил Лешага. – Ему понравится. И вспомни, что я тебе о деревьях говорил.

– И напою! – тут же насупился юнец. – Чего мне вспоминать, я не забывал, только ж и ты не забывай. Я ведь правду говорю. Не веришь? Давай, нагибай свои деревья.

Лешага смотрел на Марата. Тот ничуть не шутил. Леха вспомнил те давние дни, когда сам проходил такое испытание – две согнутые березы, в бездумном стремлении распрямиться, буквально разрывали его тело. Глаза лезли на лоб от боли, кровь сочилась из прокушенных губ, привлекая десяток обрадованных мух. Старый Бирюк, казалось, в полной безучастности глядел на мучения ученика, на вздувшиеся от напряжения мускулы, на заливающий глаза пот. Лишь когда Леха почувствовал, что теряет сознание, будто стальная молния пронеслась над ним. Деревья выпрямились, а Лешага рухнул в траву с обрезками веревок на запястьях. Старый Бирюк ощупал его, будто выбирая кусок мяса на ужин, развернулся и ушел, оставив ученика лежать на земле, переводить дыхание. Леха тогда даже не сразу узнал, выдержал он испытание или нет. Кажется, Бурый удерживал деревья куда дольше. На то он и Бурый…

Три долгих, почти бесконечных дня они с побратимом терялись в догадках, пока, наконец, учитель не пришел и не повел их к срывающемуся со скалы ледяному потоку забираться вверх по неприметным уступам под струями талой воды, текущей из родника.

– Проваливай, – устало процедил воин. – Не дорос ты еще.

– Я уйду, но правда останется, – обиженный Марат поднялся и пошел к костру, провожаемый ворчанием Черного. – Да, кстати, – чешуйчатый повернулся к воину, – ты приказал оттащить тело атамана. Исмаил со слугами украли его дробовик, патроны и нож. Будь настороже. Не ровен час…

– Я сказал ему взять оружие. Он взял, – Лешага пожал плечами. – Здесь стрелять не начнет. За жизнь свою побоится.

Лешага прикрыл глаза, слушая и оглядывая ночной лес. Где-то далеко поспешно удалялись караванщик со слугами. Они спешили, опасаясь погони, и потому не рискнули, как было принято среди торговцев, устроить привал до рассвета где-нибудь на ближайшей поляне.

«Боятся, – лениво подумал Леха. – Причем меня больше, чем дикого зверя. Конечно, как же иначе, мне ведь убить – что водицы испить». Он вспомнил плот и поединок с живоглотом, бой с прорвами и восторженные глаза Марата. Тогда бы тот вряд ли додумался до подобных слов. Это ж теперь все стало привычным да обыденным. Это Солнце, оно восходит, потому что оно – Солнце. Это Лешага, он убивает, потому что он – Лешага. Ученик Старого Бирюка понимал, что в чем-то Марат прав, и от этого становилось вдвойне обидно. Обидно и непонятно.

С одной стороны, скажем, для Черного, убийство – лишь форма жизни.

А с другой – разве не из-за этого он сам в глазах юнца и вождь, и герой, и должен теперь шутя побеждать какого-то неведомого Темного Властелина. Но разве тот же Бородач, который сейчас валяется посреди леса остывающей мясной тушей, разве он за свою жизнь убил меньше людей? Выходит, он такой же герой и вождь? Если да, зачем мне это?

А если нет, в чем разница? Леха поежился, не находя ответа.

Давящее ощущение упершегося в затылок взгляда не проходило. «Неужто и правда тот самый Темный Властелин, о котором тут кричал Марат, отыскал меня и теперь глядит, выжидая? Глядит, точно удав, стараясь захолодить сердце добычи, заставить сдаться, впасть в панику, замереть на месте, сложив лапки? – Леха мотнул головой, пытаясь освободиться от навязчивого чувства. – Ну уж нет, тому не бывать! А властелин он там, или не властелин, мне дела нет».

Он сжал кулаки, и Черный тут же, словно ощутив приказ, вскочил на ноги, лишь вопрос во взгляде – куда и на кого.

– Все хорошо, – Лешага погладил вожака. – Действительно, все замечательно. Все эти раздольники, бредни о вожде – утром все решится. А если честно, я действительно очень рад видеть Марата и… Лилию.