Глава 7

Он замер и прислушался. Лес казался абсолютно спокойным, беззаботные птахи трещали так задорно, что невольно хотелось улыбаться. Он вообще любил этих белобоких чернокрылых птиц за их любопытство и неунывающий нрав, однако сейчас за их стрекотом таилось что-то настораживающее, он сам пока не понимал, что, но чувствовал прекрасно, как в районе копчика вдруг начало противно ныть, и это был верный знак остановиться. Если бы в своей жизни он не прислушивался к таким малозначительным на первый взгляд сигналам, то, пожалуй, сегодня уже не ходил бы по земле.

— Ты по-прежнему хорош, — насмешливо донеслось из-за ощетинившихся иглами кустов.

— Тем и живу, — ответил человек, на всякий случай отступая в тень. После разгрома отряда Ильшаха от хозяина можно было ожидать короткого и однозначного, как свист клинка, приговора. Оставалось лишь гадать, какой смерти пожелает его предать наместник Пророка.

— Не бойся, — верно оценивая это движение, эмиссар вышел из-за дерева, небрежно держа автомат стволом вниз, этакое расслабленное спокойствие, точно вышел полюбоваться красотой леса, а оружие прихватил просто так, чтоб было.

Но лазутчик знал, что впечатление обманчиво. При желании эмиссар выстрелит прежде, чем иной успеет открыть рот.

— Не бойся, — повторил посланец Эргеза с нежностью оголодавшего удава. — Если бы я желал убить тебя, ты бы уже был мертв.

— Не сомневаюсь, — хмыкнул лазутчик.

— И правильно. А теперь положи оружие на землю и иди сюда.

— У меня только нож, — досадливо напомнил он.

— Ты либо дурак, либо очень смелый человек. Впрочем, одно другому не мешает. Отбрось нож и ступай ко мне.

Тот повиновался, хотя и с неохотой.

— Птица доставила приказ, — тихо, почти на ухо, произнес эмиссар. — Ты должен стать тенью Лешаги. Если понадобится — его хранителем, если понадобится — палачом.

— Я не смогу убить его.

— Сможешь, если прикажут. Тебя хорошо учили. Не забывай, прежде я имел честь наблюдать твою подготовку. Так что убьешь или умрешь сам. Но пока это пустой разговор. Храни Светлого Рыцаря как зеницу ока. Скоро в Трактир пожалует человек от хозяина, он скажет тебе, что делать. Примешь его и сделаешь так, чтобы он оказался в ближнем кругу Лешаги.

— Кто это?

— Не важно, ты поймешь.

Агент невольно усмехнулся.

— Это вряд ли. Мы сегодня уходим.

— Уже сегодня? — напрягся посланник халифа. — Куда так спешить?

— Нам дали время до заката. — В голосе лазутчика слышалось облегчение Эмиссар презрительно хмыкнул:

— Только неверные шакалы способны изгонять героев! Или это какая-то хитрая уловка?

— Никаких хитростей. Лешага со своими людьми и Стаей уходит в никуда. Они и сами до сих пор спорят, к кому податься.

— Этот мир сошел с ума, умер, затем опять сошел с ума, — покачал головой человек с автоматом. — Но если то, что ты говоришь — правда, то будешь оставлять знаки, чтобы посланец наместника смог отыскать вас.

— Это будет непросто. Меня легко могут раскрыть! Вокруг множество отменно зорких глаз.

— Это уж твоя забота. Учти, если вдруг попытаешься сбежать, ты знаешь…

— Да, я знаю, — скороговоркой перебил двурушник.

— Тогда прощай.

— Прощай, — с чувством отозвался он, втайне мечтая никогда больше не видеться ни с кем из людей халифа.

Человек с автоматом скрылся так же тихо, как появился, ни один лист, ни одна колючка на кустах не шелохнулись.

Человек постоял, глядя вслед вестнику чужой воли, пока тот не скрылся из вида. Затем поднял с земли нож, с силой вогнал его в ближайшее дерево, выдернул с проворотом, крепко выругался и зашагал прочь.

Надпись «Do it!» исчезла с монитора внешнего обзора.

— Джуниор, как ты думаешь, сколько веков этому призыву?

— Без понятия, — ответил Сикорский, — но уверен, следует изобрести что-нибудь поновее, а то такое ощущение, что все мы чем-то заняты, с чем-то возимся, а довести до конца никак не можем.

Ноллан представил толпу на космодроме, тысячи глоток, ревущие этот традиционный клич астродесанта. Вот и сбылась мечта юности, вернее, почти сбылась, но это уже дело техники. Он чувствовал, как ликование народа, оставшегося на Луне, передается ему. Глянул на Тэда. Тот что-то насвистывал себе под нос и колдовал над клавиатурой путепрокладчика. Сама по себе дорога обещала быть несложной, что-что, а маршрут от Земли в Эндимион-сити и обратно знали как свои пять пальцев даже подростки: его учили в школе на уроках географии. Конечно, не так детально, как это описывалось в лоции, ну, да и они уже были не школьники.

По сути, большую часть путешествия можно было считать прогулкой, лишь на подлете к некогда голубому шару следовало опасаться безжизненных, как воспетые древними поэтами Летучие Голландцы, обломков давно мертвых космических станций и разнообразных спутников. Всех этих тонн космического мусора, болтающихся по околоземным орбитам.

Время от времени их развороченные остатки притаскивали на Лунную Базу для разборки. Им с Джуниором, еще стажерами, довелось выловить одну из таких махин. Как объяснял дед, в прежние времена это было чудо совершеннейшей техники, способное одновременно наблюдать за территорией, превышающей видимую поверхность Луны, и передавать информацию в бог весть какой штаб. Теперь этот шедевр передовой технологии напоминал увесистую болванку в рытвинах, похожую на источенную кратерами планету.

— Что с ним случилось? — спросил тогда Эдвард Ноллан IV.

— Противоспутник, — дед поморщился, осматривая рваную обшивку — системы «ведро с болтами».

— Это как?

— До противного элементарно. Как только одна страна выводила на орбиту такого наблюдателя, ее основной противник выкидывал туда же контейнер, груженный всяким увесистым железным мусором. На нем располагался несложный приемник и одноразовый реверс-двигатель. Спутники летали едва ли не друг за дружкой. А если с Земли поступала команда, «ведро с болтами» заступало дорогу неприятелю, вышибной заряд срабатывал, и широкий веер всякого железного лома попросту сносил все антенны и всю оптику наблюдателя. — Дед с грустью постучал указательным пальцем по глубокой выбоине на борту мертвого космического тела. — Если бы у нас сохранилась хоть парочка таких всевидящих глаз, насколько бы это облегчило нашу участь!

— Но ведь можно было захватить несколько штук с собой?

— Конечно. Так и предполагалось. Мы просто не успели. Ситуация чересчур быстро вышла из-под контроля. А для новых у нас не хватило редкоземельных металлов. К сожалению, надежда, что мы найдем их здесь, не оправдалась.

На экране зажглась очередная надпись:

«Можно покинуть кресла противоперегрузки».

Эдвард нажал кнопку на поручне, и удерживающие тело стопоры с тихим щелчком разошлись.

— Итак, друг мой, пикник объявляю начавшимся. Что там у нас по сусекам? — Он нажал очередную кнопку, металлические створки пилотской кабины разъехались, впуская роскошную красавицу с подносом.

— Мои приветствия, я ваш киборг-стюардесса Наташа. Инструкция по моему использованию находится в бортовом компьютере в папке «времяпрепровождение». Быть может, желаете чаю, кофе или, — она сделала многозначительную паузу, — еще чего-нибудь? Рекомендую освежающий напиток со вкусом лимона.

— Кофе синтезированный? — не отвлекаясь от изучения сводки метеоритных потоков, ворчливо буркнул Сикорский.

— Только для вас на борт загружена банка гранулированного, из старых запасов.

— Твой папаша расщедрился, — кидая взгляд на любезную блондинку, хмыкнул Джуниор. — Давай кофе, гулять так гулять.

— Всегда к вашим услугам, джентльмены, — красотка принесла высокие стаканы с ароматным напитком и удалилась, завлекательно покачивая бедрами.

— Кстати, — провожая ее взглядом, задумчиво проговорил Джуниор, — командир, ты комплектацию смотрел? У этой Барби есть подруга?

— Тэд, о чем ты думаешь?!

— О жизни, Четвертый, о жизни, — рассмеялся штурман. — Она продолжается, несмотря ни на что. Уверен, там, внизу, мы встретим толпы красавиц дикарок, которые примут нас за богов. Но до этого прекрасного мига нужно еще долететь. А наше корыто, сам знаешь, не из быстроходных.

— Зато оно самое надежное, — недовольно отозвался уязвленный Эдвард Ноллан IV, — а гиперскорость в этом деле ни к чему. У нас же программа — обязательные разведмероприятия: облеты, сканирование поверхности…

— Командир, не учи ученого. Лучше глянь, что там в инструкции насчет подружки!

До поселян оставалось всего несколько шагов, медлить дальше не было смысла. Старый Бирюк выпрямился, отбрасывая все охотничьи уловки. Преследователь не замедлил по достоинству оценить этот шаг. Он появился рядом с толпой, шедшей на выручку, вырос, будто из-под земли, вырвал из рук оторопевшего мужика двустволку — единственную огнестрельную единицу на всю компанию. Переломил ее, выдернул картечные патроны, зашвырнул их подальше и, криво усмехаясь, сунул ружье обратно в руки «ловцу». Пока тот, остолбенев от шока, нащупывал в патронташе другие заряды, покуда вставлял их дрожащими руками, чужака и след простыл.

А вся остальная толпа и вовсе отпрянула назад и теперь, озираясь, пятилась к воротам селения, не в силах взять в толк, что это было.

В отличие от них Бирюк без труда понял смысл маневра противника. Завяжись тот сражаться с толпой таких неумех, результат был более чем предсказуем. Иной бы вполне успокоился, обратив их в бегство, но только не этот. Этот непременно должен уничтожить всех. Задача не из сложных, но для ее выполнения нужно время, немного, однако вполне достаточно, чтобы Старый Бирюк оказался рядом и нанес удар. Ну а теперь перепуганные селяне — не помеха.

Теперь противники сходились, не торопясь, осторожно, прекрасно зная, чего можно ожидать друг от друга.

Наставник Боя понимал, что незваный гость жаждет прямого столкновения. В искусстве подавления ему нет равных. Всякий, кто осмелится встать на его пути, почти заведомо обречен на гибель. И потому враг старательно вытягивает Бирюка на позицию прямой атаки. Ведет без спешки, как опытный рыбак упирающуюся большую рыбу.

Учитель Лешаги загривком ощущал холодную готовность убивать, исходящую от соперника. Для обычных людей одной этой ауры смерти бывало вполне достаточно, чтобы не покушаться на столь непростую и более чем сомнительную добычу. Бирюк тоже не хотел предстоящего боя, мучительно искал возможности его избежать.

— Что с тобой случилось? — шептал он, изо всех сил пытаясь достучаться до сознания приближающегося врага. — Ведь что-то же случилось?!

Попытка войти в контакт оказалась тщетной. Опытный боец отчетливо ловил напористое желание противника атаковать, смять, разорвать в клочья, но больше ничего. Так, будто перед ним стоял не человек, а взбесившийся зверь.

— Ну конечно! — Бирюк перекатом ушел в ближайший кустарник. — Конечно, что бы мне сразу-то не понять?! Все же просто: зверь, один лишь зверь. А где же человек? Спит, или мертв? Кому же под силу оказалось такое?!

Враг, точно ожидавший условного сигнала, ринулся в атаку. На размышления не оставалось времени. Но бой ради утоления кровавой жажды — истинно звериный удел. Тому, кто ни о чем не помышляет, полное раздолье. Убей, и тебе станет хорошо — вот и вся премудрость!

«Если человек мертв, — Старый Бирюк шустрее белки взлетел на дерево, — иного выхода нет. Тут не спрятаться, не убежать. А если спит…»

Преследователь был уже совсем рядом. Автомат его висел за спиной — верный признак свирепого желания прямой схватки, глаза в глаза.

Бирюк прыгнул, надеясь всей массой рухнуть на плечи противника и сбить его с ног. С тем же успехом он мог пытаться удержать солнечный зайчик. Лишь мелькнувшая тень и блеск ножа у самых глаз были ему ответом. Он с трудом удержался, чтобы заученно, как всегда, в подобных случаях, не полоснуть «зверя» в районе запястья.

«Спит или мертв? Спит или мертв?» — пульсировало в голове. Наставник Боя кубарем перекатился за дерево, выгадывая доли секунды для оценки происходящего. Но преследователь не отставал: прижать к земле, не дать подняться. Старый Бирюк обозначил движение в одну сторону, рванул в другую и тут же, разворачиваясь, ушел под атакующую руку, стараясь очутиться за спиной того, с кем так давно не виделся. Скользнул, и тут же оказался с ним нос к носу, едва успел отвести холодную сталь от выемки над ключицей. То, что происходило, давало крошечный шанс. Зверь наверняка бы повелся на двойную уловку, разгадать ее мог только человек, причем не просто человек, а прекрасно знавший его трюки.

«Если так, то человек, хоть и не бодрствует, но продолжает воспринимать и обрабатывать внешние сигналы».

Бирюк отпрянул, упираясь спиной в толстенный ствол, скользнул за него в надежде, что соперник, раздосадованный ловкостью жертвы, с силой вонзит в дерево нож — тщетно. Но главное учитель Лешаги понял. Или ему казалось, что понял. На мгновение выпав из поля зрения преследователя, он припустил со всех ног, зайцем петляя между кустами. Спокойное, ровное дыхание того, кто мчался за его спиной, не давало шанса на передышку. Старый Бирюк лучше всякого знал, что таким ходом старый друг может бежать несколько часов кряду, с грузом, от которого у обычного селянина подкосились бы колени. Седой Ворон не зря гонял их в свое время.

«Ну, давай же, давай!» — колотилось в голове.

Зверь реагирует очень быстро, но лишь на то, что видит и ощущает. Все остальное для него — пустота. Наставник Боя мчал в самую чащу леса, перескакивая поваленные стволы деревьев, вброд пересекая глубокие промоины, заполненные зеленоватой жижей.

«Ну, давай же, еще совсем чуть-чуть!»

Здесь, в сердце непроходимой пущи, которую боязливые селяне почитали местом злым и опасным, находился его схрон. Он никогда, где бы ни селился, не забывал обустроить запасное убежище. И, конечно, обезопасить подходы.

«Вот сейчас!»

Стража у ворот провожала отряд Лешаги молча. Впрочем, это никого не удивляло. Всякий раз, когда кого-нибудь за какую бы то ни было провинность изгоняли из Трактира, дежурный караул на КПП в гнетущей тишине открывал ворота и немедленно захлопывал их за спиной изгнанника. В зависимости от приговора, тот отныне был либо объектом прибыльной охоты, либо неприкасаемым, с которым даже беседовать позволялось только в силу особой необходимости, и то, после этого разрешалось входить в Трактир, лишь предварительно омывшись.

Сегодня неприкасаемым стал не кто иной, как Лешага. Этот нелепый поворот не укладывался в сознании стражников, а потому в их молчании угадывалось не осуждение, как бывало обычно, а недоумение и, возможно, сочувствие. Даже команда: «Закрыть ворота» — прозвучала лишь тогда, когда отряд изгнанников почти скрылся за горизонтом. Ожидал ли втайне командир привратной стражи гонца от Трактирщика с небывалым доселе приказом о помиловании? Гонец не прибыл.

Отряд двигался неспешно. Лошади были лишь у шестерых, не считая запряженных в повозки с водой и провиантом. Остальные двигались пешим ходом, не торопясь, переговариваясь, вслух размышляя о будущем.

Сидевший на облучке одной из повозок Тиль, желая поднять настроение идущим, распевал новую, сочиненную по случаю балладу об изгнании Светлого Рыцаря Лешаги:

— Что это ты о капканах распелся?! — возмутился Марат, чуть скособоченно трусивший на той самой флегматичной лошадке, на которой еще недавно въезжал в спасенный Трактир. — Наше дело — побеждать! Они еще пожалеют, что изгнали меня с Лешагой!

— Это метафора! — прервался сказитель. — Для выразительности. Она показывает, что, если герой долго будет пребывать в покое, он перестанет быть героем, в нем умрет нечто очень важное, хотя сам он еще будет жив! И это будет его мучить, а вырваться из западни и снова стать героем невероятно трудно. Что тут непонятного?

— Непонятно, зачем ты это поешь?! — не унимался драконид.

— Потому что мое дело — петь. Как гласит древняя пословица: «Страна должна знать своих героев».

— Вовсе не обязательно. Уж во всяком случае, пока мы не докажем этим умникам, какую позорную ошибку они совершили!

— Тихо, — повернулся Лешага, ехавший во главе колонны. — Не шумите, чего разгалделись?!

Он украдкой глянул на Лилию. Та старательно отвернула лицо, чтобы Леха не видел ее заплаканных глаз. Ученик Старого Бирюка тяжело вздохнул. Он чувствовал обиду девушки, но не знал, чем тут помочь. А ведь он все делал правильно: так, чтобы всем было лучше, безопаснее.

— Вот увидишь, — наконец вымолвил Леха, — Декан окажет тебе самый уважительный прием. Он умный, — бывший страж замялся, — драконид. И книг у него много.

Девушка чуть приотстала, придержав коня. Ей не хотелось отвечать.

— Вах, не печалься, красавица, — ускакавший на разведку Заурбек вернулся с охапкой мелких белых цветочков. — Посмотри, какой цветок. А ты лучше его много раз. Зачем делать такой печальный лицо?

— Это ты моей кобылке поесть набрал? — между Лилией и Заурбеком втиснулся Марат. — Спасибо, приятель!

Глаза Заура метнули почти осязаемую молнию.

— Прикуси жало, — чуть слышно процедил он.

Однако недостаточно тихо.

— Заурбек, возьми Анальгина и еще пару бойцов, — вмешался Леха, — ночуем на Сарычевой горке. Осмотрите стойбище. Если кого нелегкая принесла, пусть подвинутся. Им с нами теперь будет неуютно.

— Исполню, командир, — с неохотой, однако без вызова, ответил Заурбек, делая знак бывшему раздольничьему ватажнику.

— Только никого не убивайте! — вслед им крикнул Светлый Рыцарь.

— Это как получится.

Ученик Старого Бирюка досадливо провел ладонью по короткому ежику свежеостриженных волос. По сути, ему вовсе не было нужды высылать дозор, верхнее зрение позволяло разглядеть примитивную стоянку во всех подробностях. Ограда, сложенная из тяжелых камней, деревянные навесы, поляна для кострищ и, конечно, главное — выбивающийся из каменной толщи родник.

Сейчас там отдыхал небольшой караван. Но солнце едва-едва взошло, а стало быть, вскоре стойбище опустеет. Ходу до него еще полдня, может, за это время кто и прибредет. В любом случае, Заурбека он отослал совсем не поэтому. Им с Маратом вдвоем как-то неуютно. Должно быть, драконид сильно огорчился, что не ему, а Зауру надлежит возглавить отряд, идущий в селение Декана.

Еще бы! Приведи он этакое войско, Зарина бы точно пришла в восторг. Но, по правде говоря, горец куда опытней. Пожалуй, надо сказать ему, чтобы у самого поселка он тихо передал командование. Должен понять, пусть мальчишка порадуется. Леха поймал себя на мысли, что все это время думал о Марате и Зарине, как о самых обычных юноше и девушке. Это не столько удивило его, сколько развеселило. Бывший страж убрал верхнее зрение и открыл глаза.

— Ну что, очнулся?! — недовольно спросил едущий рядом драконид.

— Да, задумался, — буркнул в ответ Лешага.

— Задумался — это хорошо, это полезно. А вот скажи, учитель, ты — дурак или притворяешься?