Глава 4
Когда я закрыл подготовленный Витьком обзор, то заметил, что О'Мэлли с интересом смотрит в экран моего лэптопа. Затем он спросил:
— Кого-то уже узнали?
— Да, кого-то узнал. — Я повернулся, посмотрев ему в глаза: — А вы?
Священник улыбнулся, затем сказал:
— По прошлым их деяниям — всех. По нынешним — никого. Пока.
— А вы знаете про нынешние?
— Вы знаете, а я пока нет. Но я понимаю, о чем идет речь. Я довольно много знаю о подобном.
— А кого вы представляете? — решил я не ходить кругами.
— Я иезуит, помощник провинциала Нового Орлеана. Вы знаете, что такое провинции у иезуитов?
— Нет. Вроде миссионерских территорий?
— Верно, вроде. — Опять улыбнулся О'Мэлли. — В провинцию «Нью-Орлеан» входят штаты Луизиана, Алабама, Флорида, Теннесси, Арканзас, Техас и Нью-Мексико. Возглавляет ее провинциал. А я ему помогаю.
При упоминании Техаса мне вспомнился «тванг» Акосты. Поэтому созрел следующий вопрос:
— А как вышло, что официальное лицо, представляющее правительство США, вдруг допустило к делу орден Иисуса? Для меня, признаться, это выглядит немного странным.
— Ничего странного, я все объясню.
Это обнадеживает. Действительно, очень хочется объяснений.
— Начну с того, что Майкл Акоста получил образование в иезуитском колледже Сент-Чарльз в Нью-Орлеане, в котором я когда-то преподавал. — Он усмехнулся и добавил: — Это немного ускорило наш контакт с вами, но несущественно. Существенно же то, что наше Общество Иисуса уполномочено Святым Престолом наблюдать за подобным. И бороться с этим, насколько позволяют возможности.
— С чем — этим? — решил я уточнить.
— С человеческими жертвоприношениями для того, чтобы получить доступ в тень нашего мира, например. — О'Мэлли закрыл свою книгу и убрал ее в сумку, явно приготовившись к длительному разговору. — С тем, что кто-то ищет тех, кто способен спускаться в эту изнанку, и подталкивает их к новым преступлениям.
— А федеральное правительство?
— Кое-что об этом вы уже знаете. Скажите, каковы шансы правительства с этим бороться теми методами, которые прописаны в существующих законах?
Мне осталось только сказать правду:
— Незначительные.
— Верно. — Священник чуть повернулся ко мне в кресле. — Но главное даже не в этом. Те люди, которые вовлечены во всё это — они опасны для других. Представьте на минуту, что знания о том, что малолетние убийцы способны пробивать дыры в ткани нашего мира и спускаться туда, где их никто не достанет, да еще и долго хранить молодость, уходят в общую тюремную популяцию. Что тогда?
— Хм… — Вообще-то я уже об этом думал. И ни до чего хорошего не додумался. — Мне кажется, что много очень плохих людей начнет очень плохие эксперименты.
— Вот и мы так думаем. И всегда думали. И правительства с нами обычно согласны.
— «Всегда» — это как долго?
— Я попробую просветить вас по истории этой проблемы. — О'Мэлли открыл маленький холодильник рядом с креслом и выудил из него пластиковую бутылку минеральной воды. — Что-нибудь хотите? — спросил он меня.
— Нет, спасибо, здесь нормального туалета нет, так что я предпочту пить поменьше.
— Понимаю, — усмехнулся он. — Первые как-то задокументированные сведения о том, что подобное возможно, были добыты в Испании. Святой Инквизицией, разумеется. — Он снова усмехнулся и с треском свернул пробку на бутылке. — Добыты они были от испанских иудеев, которых обвинили в жертвоприношениях христианских младенцев, кровь которых требовалась для тайных каббалистических обрядов, после чего виновных сожгли на костре.
— Это… точные сведения? — на всякий случай уточнил я. — Нет, я понимаю, что инквизиция врать не будет, а если кого-то подвесить на дыбу, то он только правду и ничего, кроме правды…
— Это ложь, — ответил священник, отпив воды. — Протоколы допросов были переписаны так, как требовалось, а оригиналы были отосланы в Ватикан, где хранились в тайном архиве и хранятся до сих пор.
— Тогда… о чем мы вообще? — уже озадачился я.
— Ложью было не все. Отношение к иудеям в Испании на тот момент было очень сложным, даже враждебным. Во время войн с мусульманами они часто проявляли себя как союзники и шпионы последних, в те времена такой вражды между ними не существовало, палестинский конфликт еще не назрел. После победы христиан и изгнания мавров с европейского континента многие иудеи, для сохранения своих дел и торговли, демонстративно приняли святое крещение, продолжая втайне соблюдать свои законы. Что, кстати, вызвало к ним враждебное отношение не только со стороны христиан, но и со стороны верных своей вере иудеев, двуличие в таком великом в те времена вопросе не приветствовалось никем.
— Насколько я понимаю, протоколы были переписаны так, чтобы обратить гонения на марранов? — предположил я.
— Разумеется, — кивнул О'Мэлли. — Это было тогда политической проблемой, и мы о ней говорить не будем, потому что к нашей проблеме тогдашняя политика никакого отношения не имела.
— А что было на самом деле?
— Это черное знание, с проявлениями которого вы столкнулись, пришло в Испанию с иудеями, верно. По нашим предположениям — еще из Египта, как-то сохранившись в их среде. Но к иудаизму как религии и исповедующим ее оно не имело никакого отношения. Если сказать точнее, то это знание ни к какой религии не имеет отношения, просто в те времена подобный вывод не был возможен вообще, даже для проводников этого знания. Знание было тайным, но время от времени вырывалось наружу. Достаточно вспомнить средневековые процессы над иудеями, случавшиеся в разных частях Европы, все по одному и тому же обвинению — в жертвоприношениях христианских детей. Не знаю, какая часть из этих процессов имеет отношение к нашей проблеме, а какая была следствием гонений на евреев, но думаю, что часть имела точно.
— Половина? Треть? — решил я уточнить.
— Не знаю. Есть признаки, по которым некоторые процессы можно признать имеющими реальную причину, но недостатки следствия тех времен делают невозможными точные выводы. Тогда не только пытались добиваться истины на допросах, но и подводить ее под определенные выводы. Даже если пытали настоящего убийцу, то его наверняка заставляли признаться и в традиционных грехах, вроде добавления крови в мацу. И они, понятное дело, сознавались. Признания подводились к шаблону. Тогда это ценилось, для приговора требовались все признаки конкретного преступления, а в результате мы имеем однотипные спонтанные случаи тут и там — и ничего точно. Архивы почти не сохранились, а если в них что-то и есть, то обычно уже «документ о документе». Летописец сообщает, что вот там судили за это и приговорили к сожжению.
О'Мэлли снова отпил воды, кивнул каким-то своим мыслям, затем продолжил:
— Фактически всего один раз испанская инквизиция, видимо, что-то заподозрив, а может быть, получив конкретный донос, добивалась именно истины в том виде, какова она есть.
— И добилась.
— И добилась, похоже. Но истина была признана опасной, по той же самой причине, по которой американское правительство не расследует подобные дела официальным образом. Поэтому было решено протоколы допросов переписать.
— Тут подоспела политика и… — завершил я его мысль.
— Совершенно верно, — сказал он. — Одним камнем убили двух птиц. Но, как бы то ни было, примерно после этого в Испании произошли странные вещи, два похожих случая. В пещерах, а это каждый раз были пещеры, стал появляться посланник дьявола или даже демон высшего порядка. Он приходил из ниоткуда и уходил в никуда, во тьму, он служил черные мессы, он собирал рабски покорную паству, и что важно — описания его были на удивление похожи: высок, строен, бледен, красив, с длинными волосами и небольшой бородкой и даже, о чем только шептались, похож на канонические изображения Христа.
— Кто-то получил доступ к оригиналам протоколов? — предположил я.
— Верно. Одновременно с этим исчез один из монахов, помогавших трибуналу, как раз подходивший под описание.
— Хм… уже интересней.
— Что важно: монах был из богатой дворянской семьи и принял постриг в качестве покаяния за совершенное в детстве убийство. Подробности неизвестны, но с позиции нашего нынешнего знания можем предположить, что убил он с намерением. Связи ли его семьи сыграли свою роль, милосердие ли судей, но его принудили принять постриг в возрасте двенадцати лет.
Вот как, все интересней и интересней.
— То есть в протоколах про то, что вниз могут спускаться лишь те, кто убивал в детстве…
— Да, до возраста конфирмации, который мы полагаем примерно в четырнадцать лет.
— Так вы все же связываете веру и… это? — Я показал пальцем куда-то вниз, словно указывая направление на Преисподнюю.
— Мы не знаем, — сказал О'Мэлли. — Раньше это связывали непосредственно, сейчас… просто не знаем. Но есть некий пороговый возраст, после которого получить подобные способности невозможно. Как бы то ни было, — он бросил опустевшую бутылочку в маленькую выдвижную урну, — монах подходил под требования, и он исчез. После чего, как я уже сказал, в роли демона смущал умы, что было не так страшно, и приносил человеческие жертвы, что страшнее. Кстати, вы знаете, что места проходов требуют поддержания?
— Нет.
— Если не убивать людей в этом месте, то проход постепенно слабеет и закрывается. — О'Мэлли схлопнул свои худые ладони с длинными пальцами.
— Как часто?
— Сведения разнятся, сказать точно я не могу. Раз в год, не знаю, раз в два года, — он пожал плечами.
— Но надо.
— Надо.
— И что было дальше?
— Появления дьявола в Испании прекратились примерно в течение века. Святая инквизиция уже знала, как бороться с подобными прорывами, и эти места уничтожала, делая их доступными свету. Потом и дьявол пропал, куда — никто не знает.
— А процессы с евреями после этого?
— Из того, что нам удалось изучить, привлекло внимание немногое. Один случай в той же Испании можно было бы предположительно отнести к подобному, но подозреваемый скончался во время допроса. Позднейшие случаи были уже спекуляцией и политикой.
— То есть все прекратилось?
— Нет, ничего не прекратилось. Большинство подобных преступлений оставалось в стороне от общественного внимания, кроме, пожалуй, самого громкого — Джека Потрошителя.
— Того самого? — удивился я. — Я был в «Лондон Данджеон», там целая экскурсия по его преступлениям, но я не помню явных признаков, подвала, например, или…
— Он экспериментировал. Сначала предполагал, как мы понимаем, некую ритуальность в процессе, а потом нашел правильное сочетание. После чего исчез. А вот убийства в подвалах, например, случались. Но тогда в Лондоне было много убийств, и никто ими так уж сильно не интересовался. Единственное, что можно сказать точно: с момента процесса в Испании подобные случаи уже не были связаны с иудеями. Похоже, что эта ветвь распространения древнего знания прервалась, а в дальнейшем оно распространялось через «учеников дьявола». — О'Мэлли пальцами изобразил кавычки. — То есть оно утекло через оригиналы протоколов допроса и беглого монаха.
— А позже были понятные и доказанные случаи?
— Были, разумеется. Их локализовали и с ними справились. Но дело в том, что подобное знание стало намного опасней, чем раньше, а заодно возможности искать подходящих людей с помощью Интернета невероятно расширились. Кто готовил вам вот этот доклад, который вы читали?
— Один парнишка, работает программистом.
— И долго он над ним работал?
— Нет. Не знаю. Вечер, — предположил я, пытаясь прикинуть, сколько времени Витёк над этим провозился.
— А раньше для подобного требовались бы месяцы и перелеты, верно?
— Верно, — согласился я. — А почему знание опасней?
— Потому что в нем появился смысл. Что раньше получал тот, кто открывал проход? — О'Мэлли явно задал риторический вопрос и ответил на него сам: — Убежище. Долгую жизнь. Возможность спрятаться. Но не более. Потому что выйти за пределы круга света вокруг прохода было почти невозможно, там твари… верно?
— Верно, — кивнул я.
— Вы их видели?
— Видел. Даже убивал, — немного выпендрился я. — Ничего сверхужасного.
— А теперь попробуйте представить, что вы один… ну, или даже вдвоем или втроем. У вас кираса, шпага и пара кремневых пистолетов. Или даже хорошее ружье, пусть автомат, но идете вы пешком. Рискнули бы пройти через город?
— Нет, — ответил я без малейших раздумий. — Не думаю, что получилось бы.
Даже с пулеметом не прошел бы, думаю, потому что твари наверняка бы сбегались на выстрелы. Ну, мне так кажется. И их много, очень много их было в городе, можно представить, как они нападали бы со всех сторон. Нет, не отбился бы, машина нужна, машина рулит.
— До появления автомобилей не было возможности устраивать внизу пути, — сказал священник. — До появления Интернета не было возможности создавать большие банды, способные туда спускаться. И не было в этих краях ничего такого, что приносило бы прибыли, сравнимые с наркотиками.
— С наркотиками тоже было? — удивился я.
— Было. В Мексике. Причем очень всерьез.
— Расскажете?
— Это у вас кофе? — улыбнувшись, О'Мэлли показал на термос в моей сумке.
— Хотите? — с готовностью предложил я.
— Не откажусь.
— Я даже две чашки взял, знал, что пригодятся.
— Стаканчики здесь есть. — Он вытащил из бара стопку пластиковых стаканчиков.
— Это глумление над кофе, — отказался я. — Есть чашки.
Чашки на самом деле тоже были пластиковые, но хоть именно на чашки похожи. О'Мэлли щелкнул ногтем по своей, усмехнулся, но ничего не сказал и подставил ее под термос. В салоне запахло кофе, причем так сильно, что один из пилотов, блондин, обернулся.
— Хороший кофе, — сказал священник, осторожно отпив. — Только горячий очень. Да, вот такой вопрос: вы смотрели фильм «Пердита Дюранго»?
Я задумался. Название знакомое вроде, но как-то на место не встает, ничего на ум не приходит. Почему-то увязывается с Тарантино, но почему — черт его знает.
— Там снимался Хавьер Бардем. Возможно, первая его роль за пределами Испании, — подсказал он.
— Ну да, помню, видел когда-то очень давно, — вспомнил я. — Он играет вуду-психа со смешной прической, и они там лихо и весело маньячат и убивают с какой-то девицей, так? Мексиканская версия «Прирожденных убийц», только намного хуже и глупее.
— Верно, — кивнул он. — На самом деле у Ромео Долореса, как и у Пердиты, есть прототипы. История, естественно, искажена до неузнаваемости, но все же в основе она о реальных людях — об Адольфо Констанцо и Саре Марии Альдрете Вильяреаль. Он кубинец из Майами, очутившийся в Мексике, она мексиканка, уехавшая в Соединенные Штаты и вернувшаяся обратно.
— Никогда не слышал, — попытался я припомнить.
— История о них не вышла за пределы Мексики и разве что Техаса, откуда была одна из жертв Констанцо. Но история кровавая и поучительная, она заставляет нас всех задуматься. В Матаморосе, что находится по другую сторону Рио-Гранде от Браунсвилла, штат Техас, исчез молодой американец Марк Килрой. Сын довольно большого начальника из американской таможенной службы, которая, понятное дело, имеет хорошие связи с мексиканскими таможенниками и полицейскими. И те, предполагая, разумеется, плохое, взялись активно искать мальчишку.
— Активно?
— Очень. Просто забирая всех возможных подозреваемых с улиц и пытаясь выбить из них признание. Трясли весь город, причем так, что сами уголовники начали искать пропавшего, чтобы успокоить власти. Добавлю: это было в восемьдесят девятом году, и наркобанды тогда еще не настолько обнаглели, как сейчас.
— И?
— Сын местного наркобарона, Серафин Эрнандес Ривера, попытался проскочить на своей машине через полицейский блок. Была погоня, которая привела полицию на некое ранчо Санта-Елена. Сам Серафин ускользнул, но вскоре был арестован вместе со своим приятелем, которого звали Давид Серна Вальдес. А на ранчо обнаружили большой запас марихуаны и следы каких-то ритуалов.
Да, в кино с Бардемом точно были какие-то вуду-ритуалы, это я помню. И больше всего меня удивило то, что действие происходило в Мексике. Откуда там вообще вуду?
— Был арестован человек, приглядывавший за ранчо. Били его немилосердно, так что заговорил он сразу же.
— О чем?
— О том, что на ранчо проходили ритуалы с жертвоприношениями. Сторож показал могилы жертв. Там начали копать и на свет извлекли останки двенадцати человек, исключительно мужчин. Одним из них оказался Марк Килрой. У него был вскрыт череп, мозг после нашли в какой-то банке с пауками, а в общем, все тела несли на себе следы пыток и кровавых ритуалов, а заодно и гомосексуального насилия.
— А что насчет подвалов и темных мест?
— Чуть позже. — Священник отпил чуть остывшего кофе и кивнул благодарно. — Нашли также много остатков животных, «палос» — магические кости, в общем, все то, что имеет отношение к вуду. Что мексиканских полицейских очень удивило.
— Меня тоже, очень. Даже в кино.
— Действительно, странное место для вуду, — согласился со мной О'Мэлли. — Как бы то ни было, но арестованные наркоторговцы вели себя на удивление нагло. Они назвали того, кто приносил жертвы на ранчо, подтвердили, что сами участвовали в ритуалах, но при этом насмехались над копами, говорили, что тем не достать «Эль Падрино» — человека, который все это устроил, и что сами они под защитой темных сил легко уйдут от любой ответственности.
— Ушли?
— В тюрьму, на тридцать пять лет каждый, — усмехнулся О'Мэлли. — Здесь они немного ошиблись. А полиция взялась за поиски «Эль Падрино», которым оказался Адольфо Констанцо.
— Кто он?
— Как я сказал, Адольфо приехал в Матаморос из Майами. Он был сыном пятнадцатилетней кубинской иммигрантки, которая исповедовала вуду и слыла среди соседей и знакомых «брухой», то есть ведьмой. Ее боялись, а она поддерживала репутацию ведьмы, как могла, вплоть до того, что на дверях домов тех людей, что имели с ней конфликты, рисовала кровью какие-то символы, распинала у них на дверях мертвых животных, ну и все прочие атрибуты присутствовали.
— Не побили? — поинтересовался я.
— Район был такой, что бить боялись, — засмеялся священник. — Мальчик рос под маминым влиянием, раскапывал с ней могилы и проводил ритуалы, а позже мама подкинула его в любовники жрецу вуду, который продолжал его учить, после чего «лишил души» и посвятил как покровителю Кадьемпембе — по их вере, воплощению Сатаны.
— А в кино он был охоч до женского полу, насколько мне помнится, — опять вернулся я к фильму.
— Кино есть кино, — развел руками О'Мэлли. — Говорят, что Адольфо показал способности к предсказанию будущего, но подтвердить это всерьез никто не может. Известно, что почти все время он проводил в гей-барах Майами. Судя по фотографиям, он был высок, вполне красив и в результате получил приглашение, как говорят, заняться работой модели в Мехико. Какого рода модели — не знаю, ничего не могу сказать, потому что моделью Адольфо не был ни единого дня. Приехав в мексиканскую столицу, он занялся гаданием на Таро в районе Сона Роса, где в основном проститутки обоего полу на улицах.
— Впечатляет.
— Ну, вот так. — Он снова отпил маленький глоток кофе. — Там он обзавелся сразу тремя любовниками, которые в будущем и составили его «ближний круг». И через них он нашел выходы на местных наркобаронов, которым предложил услуги по магической защите.
— Это какие? — уже совсем заинтересовался я.
— Он обещал прикрывать их грузы с наркотиками с помощью темных сил, сделать их неуязвимыми для пуль, невидимыми для полиции и сулил много других преференций от сотрудничества.
— Верили?
— Наркоторговцы в Мексике в основном выходцы из бедных крестьян, к тому же, если вы знаете, именно в Мексике особенно распространен культ Санта-Муэрте, «Святой Смерти», так что вуду пришло не совсем на бесплодную почву. В общем, клиентура у него появилась, причем не из последних людей. И эти люди много платили, а вот взамен получали недостаточно шоу. Поэтому Адольфо начал смещать свои ритуалы от пассов руками к жертвоприношениям.
— Человеческим?
— Начал с животных. Интересней другое: в кругу его почитателей появились высокопоставленные полицейские, в том числе и из отдела по борьбе с наркотиками, так что магия по прикрытию поставок начала действовать. С ними даже не надо было делиться, эти люди делали все бесплатно для своего «Эль Падрино». И они же помогали ему проворачивать операции по конфискации наркотиков у других группировок, которые он потом перепродавал.
— Пока выглядит обычным жуликом и шарлатаном, — высказал я мнение.
— Он таким и был, в сущности. Особенно поначалу.
— А что потом?
— Потом один из полицейских, Вентура, свел его с Гильермо Кальзада Санчесом, одним из самых крупных и влиятельных на тот момент наркоторговцев в Мексике. И «Эль Падрино» взялся обслуживать нового босса на постоянной основе. Платил тот много, Адольфо богател, но тратил еще больше, ему все время не хватало денег. В конце концов он потребовал от Гильермо половину его доходов, заявив, что тот вообще еще жив лишь благодаря его магической защите.
— И Гильермо это проглотил?
— Почти. Он просто отказался, даже не убив при этом никого. — О'Мэлли допил кофе и просто крутил чашку в руках. — А вот Адольфо был не таким милосердным. К тому времени многие члены картеля Гильермо были преданы ему, так что вскоре сам Гильермо и шестеро его домочадцев исчезли. Затем их останки выловили из реки Сумпанго, причем со следами совершенно изуверских пыток. Были отрезаны пальцы, носы, уши, гениталии, выколоты глаза, у двух трупов был извлечен мозг.
— Как и у Килроя.
— Да, как у Килроя. В общем, Адольфо воспользовался убийством для поднятия еще и своего «магического», — опять жест кавычек, — авторитета, а вокруг него сформировалась уже вполне законченная то ли секта, то ли банда. С которой он откочевал в Матаморос. К этому времени в Мексику вернулась Сара Мария Альдрете, которая вступила в отношения с неким Гильберто Соса, наркоторговцем, естественно. Она довольно интересный персонаж — окончившая в Америке с отличием колледж, молодая, красивая, тренер по аэробике, к слову, необычно высокая для мексиканки, выше шести футов, с прекрасными перспективами в Техасе, с предложениями от модельного бизнеса, она не нашла в жизни никаких путей лучше, чем вернуться обратно и связаться с гангстером. А затем ее отбил у Сосы Адольфо. Отбил и фактически ментально подчинил, потому что секса у них не было: Адольфо так и остался гомосексуалистом, ничего не изменилось.
— А смысл?
— Трудно сказать. Возможно, ему для пышности ритуалов не хватало «Ла Мадрины», которой Альдрете и стала. А она через Сосу каким-то образом сумела подвести Адольфо к клану Эрнандес, очередной семье «наркос». И там ему повезло: Эрнандеса с двухлетним сыном похитили конкуренты. И Адольфо со своей сектой принес в жертву, запытав до смерти, двух человек — чем-то провинившегося «нарко» и совершенно случайно попавшегося фермера. Два дня они молились у жертв, а потом Эрнандеса и сына отпустили, не знаю почему. Но звезда Адольфо в его глазах взошла окончательно.
— Я думаю, — усмехнулся я. — Но по-прежнему вижу жулика и шарлатана.
— А он и оставался им до самой своей смерти. Эрнандес отдал ему в полное распоряжение ранчо Санта-Елена, и там он устроил штаб-квартиру культа. Жертвы приносились часто, Адольфо пророчествовал, все были в восхищении.
— Удачно пророчествовал?
— Дар предвидения у него не сработал, когда похищал Килроя. Которого, кстати, похитили потому, что предшествующая жертва, один из гангстеров, оказалась сильной и упертой. Он не кричал. И Адольфо потребовал привести кого-то, кто будет кричать. Килрой кричал, но затем над «Эль Падрино» разразилась гроза. Полиция взялась за арестованных всерьез, и шутки для тех закончились, имена и адреса посыпались как из рога изобилия. Адольфо с двумя своими любовниками, главным «исполнителем» Эль Дуби и Альдрете, пустился в бега. Их вычислили в некоем доме в Мехико, полторы сотни полицейских его окружило.
— В кино они крошили полицейских пачками.
— Кино есть кино, — повторил О'Мэлли, усмехнувшись. — На самом деле «Эль Падрино» открыл по ним огонь из окна, в результате чего был ранен в руку один из копов. Ответный огонь был таким мощным, что все мысли о сопротивлении закончились сразу. Адольфо обнял двух своих любовников и потребовал от Эль Дуби застрелить их всех троих. Что тот и сделал. Остальные сдались.
Ну да, впечатляюще. Но как-то я никакого смысла из рассказа не выловил.
— И все же?
— Альдрете и Эль Дуби попали в полицию и сразу заговорили, — продолжил О'Мэлли. — Мексика — католическая страна, и влияние Святой Церкви в ней велико. Поэтому полицейское начальство привлекло к расследованию кардинала, а тот обратился в Общество Иисуса. К тому времени, как мы присоединились к делу, Альдрете получила шесть лет тюрьмы, ее сочли чуть ли не жертвой. К счастью, удалось добиться пересмотра ее дела, повторный приговор был в десять с половиной раз больше. Официально она находится в одной из тюрем Мексики, время от времени в прессу даже попадают ее фотографии.
— А фактически?
— Фактически она в Тефе, штат Амазонас в Бразилии. Там находится иезуитская редукция, в которой ее и содержат. Эль Дуби тоже там. Его приговорили к шестидесяти семи годам. Наверное, это одно из самых удаленных мест на земле.
— То есть она у вас? — все же уточнил я.
— У нас. По той же самой причине, по которой испанская инквизиция скрыла настоящие протоколы допросов, мы не хотим, чтобы то, что ей известно, стало чьим-то еще знанием. Это слишком опасно.
— И что она рассказала?
— Она рассказала, что «Эль Падрино» примерно за год до своей смерти ездил в Майами, где встречался с каким-то человеком… «встречался» в гомосексуальном понимании, но тот как-то нашел его сам. Вернулся он совершенно ошеломленный, после чего начал активно разыскивать детей, осужденных за убийства. Его зелоты из числа полицейских помогли отыскать ему нескольких.
Так, вот это уже серьезней и ближе к теме.
— Он заставил этих мальчишек участвовать в человеческих жертвоприношениях. Трупы увозил Эль Дуби и сбрасывал в реку, Адольфо было лень закапывать их самостоятельно, поэтому в число тех двенадцати, что были найдены полицией, они не попали. Из четверых мальчишек он отобрал двоих, заставив их убить двух других, оказавшихся бесполезными.
— Он собирался отпускать вниз одних мальчишек? — удивился я.
— Думаю, что совершенно точной схемы, как правильно действовать, у него не было, неизвестный наставник дал ему или неполные, или искаженные сведения. Но в принципе правильные. Со слов Альдрете, в то время он был очень возбужден и говорил о том, что скоро подчинит себе всю торговлю наркотиками из Мексики и никогда не будет пойман. Он собрал на ранчо огромное количество марихуаны, собираясь перебросить ее в Америку с помощью своих новых знаний, но потом что-то не получилось. Думаю, что он узнал, что мальчишки могут спускаться на нижний уровень только без него, а это в планы не входило.
— Почему вы так думаете?
— Эль Дуби рассказал, что Адольфо вдруг начал у него спрашивать, в каком возрасте он убил свою первую жертву. Узнав, что это было в пятнадцать, он потерял к Эль Дуби интерес и начал опрашивать всех знакомых «наркос», какие попадались под руку. Думаю, что он бы нашел нужных людей, но тут начались поиски Килроя и полиция разогнала культ. Адольфо Констанцо погиб.
— М-да… это история, — осталось мне только заключить. — И вы считаете, что информация о том… как спуститься вниз, продолжает расходиться?
— Вы забываете неизвестного в Майами. Его так никто и не обнаружил, он где-то там. Вы изучали личность той дамы, к которой мы едем с визитом?
— Грасиэлы? — переспросил я. — Разумеется.
— Вам известно, во сколько лет она убила в первый раз?
Я как в стенку головой влетел. Неужели я и это мог сразу не заметить?
— В одиннадцать?
— Правильно, в одиннадцать. А потом она перебралась в Майами и занималась поставками кокаина. И она встречалась с Адольфо.
— И проложила путь снизу?
— Нет. Как это ни странно, несмотря на то что Грасиэла безусловное зло, она при этом еще и верующая. Своего рода. Она отказалась вступать в союз с Нечистым, чем сочла подобное предложение. Она даже хотела принести в жертву самого Адольфо кому угодно, но тот все же принял меры предосторожности и сумел сбежать. Однако она многое от него успела узнать, и когда погиб ее внучатый племянник и она узнала, что он был убит фактически детьми для удовольствия, она заподозрила… что это вернулся Адольфо, которого она для себя определила как посланца Сатаны. Впрочем, он так и представлялся. Он был хитер, обаятелен, самонадеян, но глуповат. И самое глупое, что мог сделать, — представить себя таким образом Грасиэле.
— И она решила найти Луис Гонсалес, так?
— Верно. Нанял Брю ее брат, но инициатива исходила от нее. Расследование Брю пошло немного не так, как она ожидала, он улетел в Панаму — и погиб.
Понятно. Но самый важный вопрос я приберег напоследок разговора:
— Скажите, почему я могу спускаться вниз?
— Кого вы убили в детстве? — О'Мэлли не стал ходить вокруг да около, а задал вопрос в лоб.
— Я застрелил уголовника, вломившегося в дом. Вооруженного и собиравшегося убить. По закону и всем человеческим понятиям я был прав и никаких злодейств не совершил. Что не так?
— Знаете, иногда Тьма, как мы называем то, что вы именуете «низом» или «нижним уровнем», дает сбои. Мы знаем двух человек, которые могли спускаться в нее, и при этом один, как и вы, просто застрелил грабителя в доме, а второй не убивал вообще никого. Он просто мог — и все. Без объяснений. Вы — третий. И именно из-за этого вы для нас так ценны.
— Как-то своей ценности я не ощутил, если честно.
— Ну почему же, — усмехнулся священник. — По закону вы совершаете преступление за преступлением, а Майкл вас прикрывает. И не только Майкл. Вам полиция досаждает?
— Нет, не досаждает, — вынужден был признать я.
— А могла бы, потому что вы давно у нее в поле зрения. Но за вас поручился архиепископ Панамский. По просьбе иезуитского общества. Разве это не помощь? И да, вы же хотите вернуться в Америку?
— Да, хочу, — не стал я скрывать.
— Когда вы здесь закончите, — он мягко улыбнулся, — я имею в виду Панаму, то мы вам поможем. Приложим все силы.
Ну да, я третий, кто может спускаться вниз. А правительство США оставило все дела с нижним уровнем иезуитам. Угадай с трех раз, что им нужно?
— Вы хотите, чтобы я поселился в Техасе, напротив Матамороса? — уже сам я задал вопрос максимально прямо.
— Так точно мы сказать не можем. Но недалеко от границы. Вы нам нужны.
— Я догадываюсь, — вздохнул я. — Но не могу сказать, что чувствую в себе призвание в этом возрасте гоняться за «наркос», склонными устраивать жертвоприношения.
— Если бы вы были верующим, то я бы апеллировал к другим чувствам. Но вы атеист, насколько мне известно, так? — спросил О'Мэлли.
— Да.
— Мне только остается напомнить вам о том, с каким страшным злом вы сейчас столкнулись. А также о том, что Господь, или если вам больше нравится судьба, то судьба наделила вас даром. Даром видеть и чувствовать зло. Никто этого больше не может, а вот вы способны. Зачем, как вы думаете? Не надо отвечать на этот вопрос сейчас, просто обдумайте, хорошо? Мы еще вернемся к этому разговору.
