Джон, пенсионер-американец, перебравшийся когда-то в Панаму за дешевой жизнью, сам встретил нас в марине уже у спущенной на воду лодки — точно решил, что теперь-то я ее куплю наверняка. Ладно, я и вправду подумаю, честно. Сильнее, чем обычно, подумаю.

Еще только рассвело, Росита зевала, да и я сильно выспавшимся себя не ощущал. Ну да ладно, по пути очнусь или отосплюсь на пляже. Хотя на пляже спать — последнее дело, потом ощущение такое, что спал где-то в бетономешалке, причем запускали ее в самом нещадящем режиме. Не знаю, у кого как, но вот со мной так получается.

— Пабло вытащит ее обратно, — сказал Джон, подразумевая под «ней» лодку, а под Пабло — местного работника, как раз и занимающегося вытаскиванием из воды тех лодок, что стоят на прицепах.

— Понял, спасибо, Джон. — Я передал ему конверт с деньгами, который он быстро убрал в карман просторных «грузовых» шорт.

Он хлопнул меня по плечу, улыбнулся Росите и отправился к машине — немолодому серебристому «Чероки», такому самому, на каком я в свое время по Москве катался, квадратному и остроугольному, похожему на сундук. Очень тогда модная была машина, хоть и послабже уровнем, чем «джип гранд-широкий».

Как обычно, Джон положил в лодку спиннинги, почему-то упорно продолжая считать меня рыбаком, хотя я рыбу в последний раз ловил еще в России, с друзьями под Красноярском. Впрочем, в Панаме рыбалка вроде как за одну из главных местных достопримечательностей считается, так что я пример крайне нетипичный, вот Джон в глубине души в такое не может поверить.

Сумки полетели в лодку, я уселся в белое виниловое кресло рулевого, подстраивая его под себя. Подвесной мотор завелся сразу, рыкнул, фыркнул, забурлил водой, и я повел лодку на выход из маленького порта, в Панамский залив, по тоненькой ниточке курса, проложенного навигатором к островам Ла-Перла.

Сразу же после выхода из порта лодку качнуло на волне, и я прибавил газу, поднимая ее на редан. Так и скорость выше, и трясет меньше. Волна шла с носа, и лодка резала ее как ножом, время от времени выбивая облака брызг форштевнем, которые бросало на нас, отчего Росита взвизгивала — жарко пока не было. Солнце поднималось слева, все выше и выше, расцвечивая волны искрами. Справа пронеслись острова Наос, Перико и Фламенко — любимые места отдыха местных и туристов, два острова, соединенные с материком длинной дамбой, затем мы миновали стоящие на рейде у входа в Канал суда.

Мотор гудел ровно и мощно, за нами в стороны разбегались длинные «усы» белой пены. Когда мы вышли за пределы внешнего рейда, за лодкой увязалось несколько дельфинов, которым мы, правда, быстро надоели, и они свернули в сторону.

В сторону островов с утра пораньше двинули не мы одни. Оглядевшись, можно было заметить еще несколько лодок, идущих с нами одним курсом, а вскоре и пара маленьких самолетов пролетела — на острове Контадора, единственном всерьез заселенном на архипелаге, была еще и взлетно-посадочная полоса, принимавшая туристов, заплативших за скорость доставки. Как пляжное место Контадора весьма популярен. Да и не как пляжное тоже, там и частных вилл хватает, причем самые дорогие виллы в Панаме тоже на Контадоре находятся. Там жил, например, иранский шах Реза Пехлеви после того, как его стараниями бесноватого аятоллы от трона отпихнули.

Потом над нами пару раз пролетел самолет панамской пограничной охраны — за малыми судами в этих местах сверху присматривают. Панамский залив изгибает свой берег крутой дугой, и восточное ее окончание упирается в берег уже колумбийский, и не просто в колумбийский, но еще и в самую кокаинопроизводящую часть Колумбии. И раньше с того направления много порошка везли, до тех пор, пока усиленное наблюдение не сделало этот маршрут невыгодным, проще стало посылать его с коммерческими грузами на проходах. А наблюдают все больше вот так, с воздуха.

Впрочем, наркотрафиканты все время ищут новые пути, и даже американцы, вроде бы ушедшие из Панамы своей военной силой, купили на этом берегу землю под морскую базу, надеясь тем самым уменьшить поток кокаина, поступающего в Мексику и идущего дальше в Америку «тихуанским коридором». Тихуанский наркокартель как раз по этой стороне Панамского перешейка в основном снабжается.

Вообще вся жизнь в Панаме в той или иной форме зависит от наркопотоков, идущих через эту страну. Преступность, международная и, в частности, американская помощь, политика, организация сил безопасности — все построено вокруг транзита белого порошка. И ко всему еще общая граница с Колумбией, с районами, заросшими джунглями, через которую, казалось бы, можно протащить что угодно, все равно не проконтролируешь.

Но это только кажется. Граница для перевозки порошка как раз никуда не годится. Дело в том, что в этой части страны очень мало дорог, поэтому их легко контролировать. А более или менее серьезный поток машин идет только по Панамериканскому шоссе, которое так и не дотянулось до колумбийской границы. И, кроме того, по границе очень активно действуют марксистские повстанцы из FARC, которые тоже противодействуют поставкам наркотиков и даже их производству в тех районах. Почему? Нет, не из революционной бдительности, просто им трудно контролировать всех производителей коки в этих местах, которые все время норовят уйти «под защиту» крайне правых «группос», поэтому коммунисты с ними борются. А свой кокаин выращивают южнее и транспортируют по Амазонке в Бразилию, откуда он дальше идет с судами из множества бразильских торговых портов. Революция тоже нуждается в деньгах.

Мы проскочили мимо небольшого рыболовного катера, у которого на корме двое мужиков устанавливали спиннинги. Росита, глядя на них, неожиданно спросила:

— Помнишь, по телевизору показали, как марлин такую лодку утопил?

И точно, мне та же самая мысль в голову пришла, едва я на мужиков глянул. В руках тут удочки никто не держит, не та рыбка, устанавливают все в штативы. А дальше уже соображать надо, как рыбу вываживать, если поймал. И кто-то мало того, что не сообразил, так еще и не сообразил вблизи другой лодки, на которой не поленились снять все происходящее на телефон. На крючок попался большой марлин, который сумел потянуть лесу вбок так сильно, что накренил лодку, и та начерпала воды, перевернувшись и почти затонув. А горе-рыбаки благодаря «ютубу» еще и звездами мирового масштаба стали.

Когда впереди показались первые зеленые шапки островов, лежащие на голубой поверхности залива, мобильный телефон в кармане слегка завибрировал — мы снова вошли в зону действия сотовой связи, на островах были вышки. И сразу завибрировал еще раз, приняв какое-то сообщение, которое дожидалось, пока я снова не окажусь в зоне приема.

Выудив двумя пальцами телефон, я долго и старательно поворачивал его под разными углами, пытаясь укрыть экран от уже отчаянно яркого экваториального солнца. И в конце концов иссилился прочитать сообщение от Стива:

«У Джоанн Гонсалес была привычка вести ежедневник, и у нее был аккаунт в Гугле».

Вот как? Стив был прав, всего не заметишь. Откуда он это узнал? Все компьютеры и мобильные находятся в полиции, они забрали их как вещдоки, так что вариант один — покойная Джоанн Гонсалес где-то записала пароль и логин, и Стив это нашел. И что это значит? А то, что он может прочитать все ее записи с любого другого компьютера, достаточно авторизоваться и синхронизировать.

А про «привычку вести ежедневник» Стив узнал от самого Гонсалеса или уже добрался до самого ежедневника?

Позвонить? Черт, сейчас не получится, слишком шумно в лодке, все равно ни черта не услышу. Доберемся до места, и оттуда наберу, когда потише будет, все равно я от города далеко и ничего путевого сделать не смогу, так что и суетиться нечего.

— Папи, что-то важное? — прокричала Росита.

По моему виду заключила, она меня уже как открытую книгу читает. И испугалась, наверное, что я сейчас обратно поверну.

— Нет, guappa, все нормально! — крикнул я в ответ.

Никто тебе выходной портить не будет, не бойся.

Острова приближались и приближались, вскоре мы уже увидели скопление рыбацких лодок у Пачеки — первого большого острова с этой стороны. И возле него, говорят, как раз самая рыбалка, как-то там течения на это дело влияют, рыбу, что ли, наносят? Я в этом совсем не разбираюсь, если честно. Мы забрали от Пачеки восточней, обходя остров по дуге. Нам надо еще и населенную Контадору обойти, а дальше пойдут места почти необитаемые. Лодок там, правда, шляется много, но островов тоже прорва, так что найти свободный пляж совсем несложно. Тем более если знать, где искать.

Кстати, каждый раз ошибаюсь с планированием времени, когда сюда катаемся. Прикидываю время «до островов», забывая при этом, что на то, чтобы обойти «лишние», тоже чуть не час уходит. Опять же, надо подойти к пляжу аккуратно, так, чтобы днище лодки не пропороть, поставить ее на якорь, опять же так, чтобы ее отлив на песке не оставил или прилив на берег не вынес, ну и все такое прочее, включая перенос вещей с борта лодки на белый песок пляжа, уже горячий, но еще терпимый. К полудню он как сковорода станет.

Я не помню названия островка, на который мы выбрались, он расположился за большим Мого-Мого, и что еще о нем помню — рыба возле него не ловилась, так что и рыбаки не появлялись. Наверное, тут течения неправильные. А так все то же скопление отчаянно-зеленой листвы, такой густой, что через нее и на пару метров ничего не видно, окруженное полосой плотного белого песка, омываемого светло-изумрудной, невероятно прозрачной водой. Картинка как с рекламы, даже не верится, что так ярко и красиво все может быть на самом деле. Когда видишь такие фото, то начинаешь верить в могущество «фотошопа», а вот попадешь в такое место — и вдруг с изумлением понимаешь, что корректировка цветов и прочее совершенно ни при чем, это сама природа эти места так отредактировала.

В общем, к тому времени, как вещи были разложены, тент надо мной установлен, а Росита полностью обнажилась, оттенив белизну песка смуглостью кожи, прошло немало времени. И тогда я уже вспомнил про сообщение Стива. Убедился, что сигнал здесь есть, аж целых две черточки, и набрал его номер. И выслушал в ответ, что абонент находится вне зоны действия сети, и механический женский голос на испанском предложил оставить сообщение.

В подвал спустился? Наверняка. Там, наверное, повторный подробный обыск сейчас производит. Что, ничего интересного в гугл-аккаунте убитой не нашлось? Ладно, дождусь от него новостей.

Пляж располагает к лени. Даже без меры энергичная Росита на нем становится вальяжной и тихой, а я так и вовсе впадаю в некий ступор.

— Хорошо здесь, да?

Голос был тихий и какой-то мурчащий, как у пригревшейся кошки. Росита лежала на животе, прямо на песке, игнорируя полотенца, положив голову на скрещенные ладони и подставив солнцу прогнутую спину и округлые ягодицы без всяких следов купальника. Ей нельзя носить следы купальника, так что она чуть не через день ходит в солярий, добиваясь телесной однотонности.

— Да, хорошо.

Я, в отличие от нее, лежал на спине, прикрыв глаза темными очками и еще укрывшись под тентом. Загораю я редко, так что сгорю к чертовой матери, если буду, как она, под прямым солнцем валяться. Я и так сгорю, это как пить дать, но все не так сильно. Пляж для меня — это как Росита. Вроде и замечательно все, солнце, море и песок, вроде и радоваться надо, а все равно в результате головная боль, стянувшаяся сгоревшая кожа и неприятные ощущения, когда одежда по этой самой коже елозит. А начни жаловаться, так еще и не поймет никто, скажут, что дурак и ничего ни в чем не понимаешь.

Еще Росита наслаждалась жарой. По-настоящему наслаждалась, чувствовала себя в ней даже не как рыба в воде, больно уж метафора получается неподходящая, а как пирог в духовке, наверное. Я всегда удивлялся тому, что, валяясь долгими часами на пляже, она даже не залезала в воду. Настолько прогревалась, что даже самая теплая вода покрывала ее гусиной кожей и сразу вгоняла в озноб. А я, наоборот, больше десяти минут не мог проваляться на солнце и вынужден был все время устраивать заплывы, чтобы остыть, иначе, мне кажется, мог просто расплавиться. Соответственно, когда пришло время то ли позднего завтрака, то ли раннего ланча, я и притащил с лодки сумку с едой и переносной холодильник.

Интересно, что для выездов на пляж Росита ничего «здорового» не готовила, хотя в любое другое время за весом следила и калории считала. Но сейчас у нас были огромные сэндвичи на длинном багете, с вяленой ветчиной, сухим овечьим сыром и оливковым маслом с травками. Вот уж точно, никакой диеты.

Росита быстро разложила импровизированный стол на полотенце, протянула мне сэндвич и бутылку минеральной, холодной, прямо со льда.

— Как тебе здесь? — спросила она и вгрызлась белыми зубами в свой багет.

— Хорошо, — сказал я даже вполне искренне, не очень кривя душой.

Вот общие пляжи я вовсе терпеть не могу, верно. Но этот, дикий и пустынный, все же совсем другое дело, можно смириться с некоторыми неудобствами.

— Правда?

— Да, правда, а что?

— А мне все кажется, что ты хотел бы отсюда уехать как можно быстрее, но не хочешь портить мне день.

— Нет, это не так, мне здесь хорошо.

Уехал бы, если бы один был, точно уехал. Как здесь ни хорошо, но сам я пляжный выходной себе точно не устрою. Жаль на это время переводить. Но я рад, что Росите нравится.

— А тебе со мной вообще хорошо? — совершенно неожиданно спросила она, уставившись мне в глаза.

Ее глаз при этом я не видел, они были укрыты за большими солнечными очками. А потом сообразил, что и моих она тоже не видит, по той же самой причине. Так и смотрим не друг другу в глаза, а на свои искаженные отражения.

— Конечно.

Соврал? А я и не знаю. Может, и соврал. Мне с ней тяжело. А вот насчет «хорошо» или «плохо»… Она хорошая. Вот хороший человек, и все тут, чистая душа, несмотря на род занятий. Почему с ней должно быть плохо? Вот сейчас мне плохо? Нет, мне сейчас хорошо. Просто трудно мне с ней, и вообще… не хочу.

— Мы можем расстаться в любой момент, я не умру, и ничего со мной не случится, — опять надавила Росита. — У меня и раньше все было нормально, до того, как мы встретились, и дальше все будет хорошо.

Ну да, «нормально». Как и у всех колумбиек в местных стриптизах — временная виза, ограниченные права, работа ночь за ночью, и деньги родне «Вестерн Юнионом». И да, не умрет, если расстанемся. Просто свалится туда же, откуда я вроде как помог выбраться. Надо будет переехать куда-то в дешевую дыру, надо будет ездить «красными дьяволами» на работу, надо будет… да все надо будет.

И, казалось бы, мне какая с этого забота? А уже все, не могу я ее туда, обратно, толкнуть, потому что сам вроде как дал надежду… Да что тут объяснять, когда и так все понятно.

— Guappa, мне с тобой хорошо, о чем ты вообще?

А какая возможность… Скажи сейчас «да» — и все это закончится, весь этот странный, нелепый, совершенно дурацкий роман. Из-за которого я, наверное, даже не могу найти себе другую женщину, такую, которая бы мне хотя бы по возрасту больше подходила. И по интересам.

Ну скажи же «Да!», идиот, скажи «давай расстанемся, я тебе помогу устроиться» или что-то еще в том же духе, ну не тяни ты кота за хвост, тебе сколько лет нормальной жизни-то осталось? Сделай что-то, не увиливай, все равно ничем хорошим эта история не закончится, дальше ты сделаешь ей только больнее… Не знаю, решай сейчас.

Не сказал. Не решил. Съехал с темы. Заболтал. И даже не уверен, что убедил Роситу в том, что люблю. Хотя люблю, наверное, ну что ее не любить? Не хочу с ней просто жить, а любить — люблю.

Она снова завалилась на песок, я пошел плавать. Затем валялся с книгой под тентом, а потом Росита вдруг придвинулась ближе. Ну да, пустынный пляж, никто не подглядывает. Это уже как традиция, не могу сказать что плохая. Обнял ее, удивившись тому, насколько же она горячая, словно из печки. Нет, точно, или у нее что-то с теплообменом, или у меня. Или так и надо, я все же из России, а она из Колумбии, с чего нам быть одинаковыми?

Она начала целовать меня, когда зазвонил телефон. Я бы не ответил, если бы, скосив глаза, не увидел имя «Джефф» на экране.

Почему Джефф? У него же другие дела, Стив должен звонить…

Появилось какое-то странное ощущение пустоты внутри, словно понимаешь, что вот-вот произойдет плохое… нет, оно уже произошло, просто ты о нем теперь узнаешь.

— Да? — Я нажал на «прием».

— Кто-то убил Стива, — сказал Джефф без всяких вступлений. — В доме Гонсалеса.