Посреди ночи Энгель поднялся, растолкал Андреаса. Вдвоем, стараясь ступать как можно тише, они отправились будить Ганса. Это было делом сложным и многотрудным: здоровяк спал сном праведника, а при внезапном пробуждении мог выдать непредсказуемую реакцию – заорать или, еще хуже, врезать, не разобравшись. Энгель с Андреасом заняли позиции по обе стороны от заливисто храпевшего Ганса, принялись настойчиво трясти его плечо.

– А… что… корова недоена? – в последний раз всхрапнув, выдал Ганс.

Ладонь Андреаса надежно запечатала ему рот, Энгель крепко ухватил за руки, шепнул:

– Т-с-с. Вставай, идем на охоту, как договаривались. Лук и стрелы из оружейной я спер еще вчера.

Убедившись, что товарищ пришел в себя, он отнял руку. Ганс уселся, потянулся, пробормотал:

– Иду-иду… ох, не к добру это…

Они взяли за дверью заранее заготовленные факелы, прошли длинным коридором, миновали, крадучись, келью брата Готфрида и выбрались через маленькую дверь хода для прислуги, которую Энгель ловко отпер отмычкой.

Ночь была холодной и темной. Ледяной ветер тащил по улицам сухие листья вперемешку с пылью, швырял в лицо, забирался под плащ, пытался затушить факелы. Прятаться нужды не было – Равенсбург с наступлением сумерек опустел, лишь изредка в ночи слышались шаги патруля. В случае чего их тоже приняли бы за караульный отряд.

Они отошли от ратушной площади и зашагали по торговой улице.

Ганс вдруг остановился, зажмурился, вытянул руки вперед, потом развел в стороны, потоптался на месте, выдал:

– Плохо…

До нужного места было еще далеко, но возможно, вервольф сейчас где-то рядом, и Ганс это почувствовал?

– Он идет? – уточнил Андреас.

– Нет. Просто плохо.

– Но вервольфа нет?

– Я его не вижу. Но плохо, что-то будет…

Двинулись дальше, перешли на центральную улицу, где жила местная знать. Здесь не было караульных.

– И тут плохо, – заявил Ганс.

– Да у тебя все плохо, – фыркнул Энгель.

– Он прав, друг мой, – возразил Андреас. – Неужели ты сам не ощущаешь: что-то давит на этот злосчастный город? Вервольф, ведьмы, колдуны, бесноватые… Как будто на Равенсбурге лежит печать проклятия, отверженности. И когда твориться злу, как не сейчас, в канун праздника Всех Святых?

– Да уж. – Энгель поежился. – Нормальных людей нынче из домов не выгонишь.

– Канун Дня Всех Святых завтра, – возразил Дан, выходя из-за кустов. – Идемте, надо еще засаду устроить. – Он указал на большой, обнесенный каменным забором дом с башенками на крыше:

– Здесь.

– Не думал, что придется приходить к родному очагу с такой печальной миссией, – вздохнул Андреас.

Накануне они с Даном изучили улицу и присмотрели места для засады. Сейчас все было готово. Барон отпер своим ключом ворота, провел Энгеля к дому. Вскоре вор с луком занял свое место в одной из башенок на крыше, Дан с Сенкевичем и Гансом устроились в высоких кустах, Андреас спрятался за стволом толстого дуба, росшего возле стены.

Потянулось напряженное ожидание. Часы на ратуше пробили двенадцать… час… два…

– Ты что-нибудь чувствуешь? – уже в который раз спрашивал Дан.

– Нет. Но он придет, – уверенно отвечал Ганс.

– Придет, – поддерживал Сенкевич. – Не может не прийти.

Ошибки быть не могло, сегодня тварь должна принести последнюю жертву. Наконец Ганс толкнул Дана в бок:

– Он рядом. Что-то будет…

Здоровяк оказался прав: из переулка выскользнула быстрая тень, остановилась напротив дома фон Гейкингов. Дан поднял факел, Ганс чиркнул кресалом. Дан громко свистнул, одновременно швырнув факел под ноги визитера. Света хватило, чтобы разглядеть огромного волка, который стоял на задних лапах, в передних держа хрупкую девушку. Оставалось молиться, чтобы Энгель не уснул, выстрелил вовремя. Он не подвел: просвистела в воздухе стрела, раздался болезненный вскрик, затем стон, прозвучавший совсем по-человечески. Факел покатился по земле и потух. Тут же снова прозвучал свист: Энгель стрелял на звук.

Дан выскочил из кустов, с мечом бросился на раненого вервольфа. За ним спешил Ганс с новым факелом, из-за дерева выступил Андреас.

Оборотень выронил девушку, та бесформенным комом осела на мостовую и осталась лежать неподвижно. Тварь с рычанием выдернула стрелы из груди, пошатываясь, сделала несколько шагов навстречу людям, взмахнула когтистой лапой – что-то со звоном упало на камень.

– Когти! Он сбросил когти! – Ганс остановился, помотал головой, будто пытаясь очнуться.

Вервольф стремительно повернулся, прыгнул на него, сбил с ног. Затылок Ганса с глухим стуком ударился о мостовую, голова слегка подпрыгнула. Здоровяк остался лежать, раскинув руки, из-под затылка на камень медленно текла темная струйка.

Оборотень откинул плащ, под которым оказалось обычное человеческое тело, черная рубаха пропиталась кровью. Он выдернул из ножен меч, ловко отразил первый выпад Дана, перешел в атаку. Вервольф был очень силен и умел обращаться с мечом: пригнул голову, пропуская над собой клинок Дана, и попер вперед. Несмотря на тяжелые раны, уверенно теснил противника к стене.

Андреас бросился на помощь, размахивая одновременно факелом и клинком. Бегал вокруг вервольфа, наносил жалящие удары, но тот умудрялся отражать выпады сразу двоих противников. Энгель больше не стрелял: боялся попасть в своих.

Клинки Дана и оборотня скрестились, заскрежетали. Резким поворотом вервольф пригнул мечи к земле, левой лапой врезал Дану в челюсть так, что голова зазвенела, лягнул в живот подобравшегося слишком близко Андреаса. Барон скрючился, упал на мостовую. Оборотень снова бросился на Дана. «Да он нас обоих укокошит!» – мелькнула паническая мысль, когда за спиной оказался камень стены. Вервольф заревел, ловким движением выбил меч из руки Дана, занес клинок для последнего удара… И замер. Неуверенно наклонил голову, рассматривая лезвие меча, пробившее спину и вышедшее с левой стороны груди, попытался схватить его, но бессильно уронил лапу.

– За Розу, – сказал Сенкевич, выдергивая клинок.

Оборотень рухнул к ногам Дана.

– Он какой-то странный, – заметил, разогнувшись, Андреас.

Раздалось натужное кряхтение: Ганс поднялся на четвереньки, потом встал на ноги, ощупал затылок. Покачиваясь, подошел к вервольфу:

– Вроде подыхает, а глаза так и горят, как у живого. А вдруг встанет сейчас?

Дан не слушал, он подбежал к девушке, взглянул в лицо: не Настя… Вроде бы она дышала, и ладно, не до нее сейчас. Он выматерился, склонился над вервольфом:

– Где сестра Агна?

Тот лишь захрипел в ответ. Голова вывернулась под странным углом, по шее на камни стекала кровь. Дан схватил его за рубаху, встряхнул:

– Где Агна? Отвечай!

Оборотень выгнулся, засучил ногами: подступала агония. При этом морда его оставалась странно неподвижной – ни кровавой пены из пасти, ни болезненного оскала.

– Как он ответит? – резонно заметил подошедший Энгель. – Он же волк.

– Не волк, – Дан схватил вервольфа за уши, дернул, стянул искусно сделанную звериную маску, открывая изможденное лицо с крупным горбатым носом.

Перед ним лежал брат Готфрид – наставник ученической казармы и верный воин инквизиции, истовый христианин. Из угла рта стекала струйка крови, белесые глаза стремительно заволакивала мутная пелена. Он тянул к Дану дрожащую руку, силился что-то сказать, но из горла рвался лишь предсмертный хрип. Дан подхватил его за плечи, приподнял:

– Где сестра Агна? Что ты с ней сделал?

– Во имя бога моего… – вытолкнул брат Готфрид вместе со сгустком крови. – Поздно… Ты ничего не узнаешь…

Он дернулся в последний раз и обмяк.

– Значит, Одильхен мертва, – тяжело уронил Андреас.

– Нет, – Дан не хотел верить. – Он этого не сказал. Мы будем искать ее.

Энгель крутил головой:

– А где девка-то? Только что здесь была.

Девушка нашлась возле стены, окружавшей дом фон Гейкингов. Сидела, прислонившись спиной к камню, закрыв лицо ладонями, и плакала навзрыд. Дан подошел к ней, отвел руки: синяков на шее не было, вервольф почему-то изменил почерк.

– Мы доблестные спасители прекрасных юных дев, – гордо констатировал Андреас. – Только вот как с нею теперь поступить?

В свете последних событий отправить девчонку в ратушу было бы равносильно убийству. Хорошо если брат Готфрид изображал вервольфа по собственной инициативе, но Дану в это не очень верилось. Возвращать несостоявшуюся жертву домой тоже не стоило.

– Я знаю выход, дорогие друзья, – радостно провозгласил Андреас.

Он подхватил девушку под локоть, поднял и завел в ворота. Вскоре вернулся, доложил:

– Пристроил служанкой к матушке. Дворецкий спросонья ничего не понял, ну да оно к лучшему.

– Получается, не было никакого вервольфа? – Энгель поднял перчатку, на которой были укреплены стальные лезвия, покрытые пятнами крови. – Всех убил ряженый безумец? А вот и его когти.

– А укусы? – не верил Андреас. – Чем же он кусал девушек? На телах отпечатки зубов зверя, человек на такое неспособен.

Дан обшарил плащ наставника, ничего не нашел. Перевернул тело – на поясе сзади болтался непонятный механизм. Сначала он принял это за капкан, покрутил в руках – штука представляла собой металлическую имитацию огромных звериных челюстей, которые сжимались и разжимались с помощью рукоятей, на манер садовых ножниц.

– Вот этим он и кусал, – Дан поднял устройство, показал товарищам.

– Но зачем такие сложности? – недоумевал Энгель. – Ладно, он приносил жертвы или просто любил убивать. К чему наряжаться вервольфом?

– Дабы запутать стражу, дорогой друг, – пояснил Андреас. – А еще утопить в ужасе Равенсбург. Согласись, обычный душегуб не так страшен, как дьявольская тварь. А маска хороша, – он разглядывал оскаленную волчью пасть. – Сделана из головы настоящего волка, вместо глаз – желтое стекло.

– Ладно, – Энгель пожал плечами. – Благодарение богу, все кончилось. Немного подумав, он взмахнул мечом, в один удар отсек брату Готфриду голову, пояснил смущенно: – На всякий случай…

– Ничего не кончилось, – пробормотал Ганс. – Плохо будет…

Дан был с ним согласен. Если вспомнить, что завтра – ночь накануне Дня Всех Святых… Он не был уверен, что поимкой вервольфа и спасением последней жертвы сумел предотвратить беду. Еще настораживала невозмутимость Сенкевича, лицо его сейчас представляло собой, что называется, «покерфейс» – совершенно отстраненное и без всякого выражения.

– Ну что, сами в ратушу понесем или Волдо с инквизиторами позовем? – спросил Энгель.

– Да уж невредно будет спросить брата Якова и брата Генриха, знали ли они о милых шалостях нашего наставника, – зло проговорил Андреас.

Дан молчал. Его грызла одна мысль: что-то здесь не так. Вервольфа видела куча народу, неужели никто не заметил подделки? Да, понятно: парализующий страх, ночь, плохое освещение или вообще темнота. Но сам он отлично помнил первую встречу с оборотнем, лязг его челюстей, когти на покрытых шерстью лапах… Нет, он готов был прозакладывать собственную голову: та тварь была другой. И Настя сказала, что это был зверь, не человек. Подруге можно верить, она не теряет наблюдательности даже в самых сложных ситуациях. А значит, где-то до сих пор бродит настоящий вервольф.

По улице разнеслись тяжелые шаги и бряцание доспеха: из переулка вышел отряд из пятерых ближних во главе с Волдо.

– Хорошо, самим труп тащить не придется, – обрадовался Энгель.

Волдо подошел, поднял факел, оглядел мертвого брата Генриха. Не поднимая глаз на Дана, жестко произнес:

– Именем господа вы все арестованы и должны быть препровождены в тюрьму для расследования святой инквизиции.

Приплыли, стремительно пронеслась мысль. Сейчас ближние приберут труп «вервольфа», а завтра народу явят «истинных оборотней» или одного оборотня с подельниками. Либо всех тихо удавят в застенках. Зачем? А затем, что заинтересованных в нераскрытии слишком много. Дан выдернул меч из ножен.

– Черта с два! – Андреас, тоже все мгновенно сообразив, обнажил клинок.

Сдаваться было нельзя.

– Ребята, вперед! – гаркнул Дан и шагнул навстречу Волдо.

В свете факела лицо Волдо выглядело особенно изможденным – черным, худым. Безумный блеск в его глазах Дану очень не понравился, сейчас Волдо сам походил на нежить, с которой призван был бороться.

– Клинок… Как хочешь, – хохотнул капитан, выставляя меч.

Дан отразил его быстрый выпад. Волдо взвизгнул от ярости и ударил в бок, Дан уклонился.

– Я все равно тебя достану! – рыкнул Волдо.

В нем ничего не осталось от хладнокровного, расчетливого бойца – капитан превратился в берсерка. Два раза Дан доставал его клинком, ранил в плечо и ногу, но Волдо словно не чувствовал боли. Оскалившись, снова и снова бросался вперед, одержимый ненавистью и желанием убивать.

За спиной раздавались выкрики и звон металла.

– Не по-божески! – гудел Ганс, словно дубиной, отмахиваясь мечом от наседавших на него ближних.

Здоровяк так и не научился правильно двигаться и уклоняться от ударов, зато, добравшись до противника, раскроил его наискось от плеча до грудной клетки.

Двое ближних наседали на Андреаса, тот изящно парировал атаки, двигался стремительно и красиво, словно исполняя сложный танец. Однако через некоторое время барон начал выдыхаться. Встав плечом к плечу, ближние теснили его к воротам. На помощь подоспел Ганс – набросился сзади, схватил солдат за шеи, столкнул головами. Раздался треск – оба ближних упали на землю, черепа их треснули как переспелые арбузы.

– Верность друзьям, смерть врагам! – Андреас отсалютовал мечом. – Пожалуй, пора помочь второму другу.

Энгель поступил проще – носился по улице взад и вперед, уворачиваясь от двух ближних. Когда он в очередной раз пробежал мимо, Андреас с Гансом заступили Христовым воинам дорогу. Схватка была короткой и яростной, ближние, не привыкшие к столь серьезному сопротивлению, вскоре спасовали. Один был ранен в грудь, другой – в бедро.

– Добивать будем? – деловито спросил запыхавшийся Энгель.

– Никогда благородный фон Гейкинг не марал рук расправой над поверженным врагом, – пафосно ответил Андреас. – Сами отойдут, не видишь: раны смертельные.

Безумие Волдо делало его особенно опасным, но и уязвимым одновременно: он не заботился о защите, стремился лишь достать противника. Раненый, истекающий кровью, он оставался все таким же сильным, а его удары – мощными и точными.

– Издохни! – Волдо замахнулся мечом, снова ринулся на Дана.

Поднырнув под клинок, Дан вонзил меч в грудь капитана. Тот захрипел, остановился, во взгляде его безумие сменилось болезненным удивлением, изо рта хлынула кровь. Дан потянул клинок на себя, Волдо упал навзничь, раскинув руки.

– Готов? – подошел Энгель.

– Да примет Господь его душу, – проговорил Ганс. – Он был хорошим человеком.

Дан молчаливо согласился. Тот, с кем он дрался сейчас, уже не был Волдо. Что-то вселилось в капитана, свело с ума, сделало частью обезумевшего города.

– Не примет, – мрачно проговорил Энгель. – Тут мало кого Господь примет, не видишь разве?

– Дорогие друзья, полагаю, ваш безусловно интересный теософский диспут лучше перенести в более подходящее место, – вмешался Андреас.

– Уходить надо, – согласился Ганс. – Плохо скоро будет.

– Только вот куда?.. – задумался Дан.

Он оглянулся, в полной уверенности, что пока шла драка, Сенкевич сбежал. Но тот стоял поодаль, с интересом разглядывая трупы и раненых.

– Бессмысленно, – пояснил Сенкевич удивленному Дану. – Мое укрытие вы знаете, а сменить времени бы не хватило. Да и зачем? Скоро все так или иначе закончится…

– Тогда идем к тебе, – предложил Андреас.

– Ко мне нельзя, слишком далеко, придется пересечь полгорода. А тут скоро стражи будет, как клопов в трактире.

– Пойдемте. Я знаю, – сказал Энгель. И добавил с лукавой усмешкой: – Наконец-то наступило время вора.

Он скользнул в ближайший переулок. Выбора все равно не оставалось, пришлось следовать за ним.

Они не знали, что вскоре после их ухода на улице появился человек в черном плаще. Он тащил за руку юную девушку, босую, в одной белой рубахе. Бедняжка тряслась от холода и ужаса. Будь здесь Дан – без труда бы узнал спасенную накануне Фриду. Девушка упиралась и плакала. Человек остановился точно на том месте, где брат Готфрид собирался убить последнюю жертву, с коротким замахом ударил девушку по лицу. Фрида вскрикнула и упала. Человек поспешно удалился, а из темноты вышло огромное существо с горящими, как раскаленные угли, глазами. Увидев его, Фрида истошно закричала.