6
ШИФР
Кому: Graff % pilgrirnage @ colmin. gov
От: Konstan % Briseis @ helstrat. gov
Тема: Утечка
Ваше Превосходительство, я пишу Вам лично, поскольку я наиболее активно сопротивлялся Вашему плану изъять юного Юлиана Дельфийски из-под нашей защиты. Я ошибался, как показал сегодняшний ракетный обстрел квартиры, ранее занимаемой семьей Дельфийски, в результате которого погибли двое военнослужащих. Мы решили последовать Вашему совету и объявить публично, что Юлиан погиб в результате покушения. В ту ночь целью была выбрана его комната, и должен был погибнуть он, а не два солдата, которые в ней находились. Очевидно, противник глубоко проник в нашу систему безопасности. Мы не можем никому доверять. Вы успели как раз вовремя, и я выражаю сожаление по поводу того, что чинил Вам препоны. Я был ослеплен гордостью за Эллинские Вооруженные Силы. Как видите, я все же говорю на общем языке и не собираюсь более темнить перед истинным другом Греции — ведь это благодаря Вам, а не мне, Греция сохранила свое величайшее достояние.
Раз Бобу приходилось скрываться, то могли найтись места и похуже Араракуары. Город, названный по одной разновидности попугаев, сохранился как музейный экспонат — с булыжными мостовыми и старыми зданиями. Здесь не было каких-то особо красивых домов или живописных сооружений — даже собор выглядел довольно будничным и не очень древним, построенным в двадцатом столетии. И все же здесь чувствовался дух какой-то более спокойной жизни, общий некогда для всей Бразилии. Промышленный рост, превративший близкий город Риберао-Прето в раздутый мегаполис, Араракуару как-то миновал. Люди здесь были достаточно современными — общий слышался на улицах наравне с португальским, — но здесь Боб чувствовал себя дома, как не бывало нигде в Греции, где жизнь общества деформировалась двумя противоречивыми стимулами — стать полностью европейцами и так же полностью остаться греками.
— Чувствовать себя дома — это не нужно, — говорила сестра Карлотта. — Мы нигде не можем задерживаться надолго.
— Ахилл — дьявол, — возразил Боб. — А не Бог. Повсюду ему не дотянуться. Он не найдет нас, не имея следов.
— А ему повсюду и не надо. Только туда, где мы.
— Ненависть его слепит, — сказал Боб.
— А страх придает сверхъестественное чутье.
Боб усмехнулся — эта игра велась между ними давно.
— А может, это не Ахилл стоит за похищением детей.
— Может, не тяготение держит нас на земле, — в тон ему ответила сестра Карлотта, — а другая сила с теми же свойствами.
И тоже усмехнулась.
Сестра Карлотта была отличным спутником. У нее было чувство юмора. Она понимала шутки Боба и шутила сама. Но более всего она любила молча сидеть часами, делая свою работу, пока Боб занимался своей. В разговорах они выработали некоторый таинственный язык — там, где они оба знали все важное, и об этом достаточно было лишь упомянуть, чтобы тебя поняли. Это не то чтобы у них было родство душ или созвучие их. Просто их жизнь была очень похожа в ключевых пунктах: оба они скрывались, были отрезаны от друзей, и один и тот же враг хотел смерти их обоих. Им не о ком было сплетничать, потому что они никого не знали. Они не вели пустой болтовни, потому что у них не было других интересов, кроме главной работы — выяснить, где прячут остальных детей, определить, какому государству служит Ахилл (не приходилось сомневаться, что скоро это государство будет служить ему), и пытаться понять, как меняется мир, чтобы вмешаться в этот процесс и, даст Бог, повернуть историю в лучшем направлении.
По крайней мере такова была цель сестры Карлотты, и Боб вполне готов был принять в этом участие, поскольку работа на первые две цели совпадала с работой ради последней. Но он не был так уверен, что его интересует будущий ход истории.
Однажды он сказал об этом сестре Карлотте, но она только улыбнулась.
— Тебя не волнует мир вокруг тебя, — спросила она, — или будущее в целом, в том числе твое собственное?
— Не понимаю, почему я должен так четко определять, что именно меня не волнует.
— Потому что если тебе безразлично твое будущее, тебе будет и все равно, доживешь ли ты до него, и не надо будет пускаться на все эти ухищрения, чтобы остаться в живых.
— Я — млекопитающее, — сказал Боб. — И бессознательно стараюсь жить вечно, хочется мне того или нет.
— Ты — дитя Божие, и потому тебе небезразлично, что станется с детьми Его, хочешь ты это признать перед собой или нет.
Не отработанный ответ сестры Карлотты взволновал Боба, потому что такого ответа он и ожидал; он даже провоцировал этот ответ, потому что (как говорил он себе) ему было приятно слышать, что если Бог есть, то ему небезразличен Боб. Его обеспокоила темная тень, промелькнувшая по лицу сестры Карлотты. Мимолетная, еле заметная, которую он бы и не заметил, если бы не изучил это лицо так хорошо и не знал, что оно редко мрачнеет.
Что-то в моих словах ее огорчило. И при этом она попыталась скрыть огорчение от меня… А что я сказал? Что я млекопитающее? Она привыкла к моим подколкам насчет религии. Что я могу не хотеть жить вечно и она волнуется, что я в депрессии? Или что я попытаюсь жить вечно, вопреки своим желаниям? Может быть, она боится, что я умру молодым. Ну, для этого мы и оказались в Араракуаре — чтобы помешать моей безвременной смерти. Для нее это тоже важно.
Но Боб не сомневался, что если бы на него наставили пистолет, сестра Карлотта закрыла бы его своим телом. Этого он не понимал. Он бы не сделал этого для нее или для кого бы то ни было другого. Он бы крикнул ей, отдернул бы в сторону, помешал стрелку — сделал бы все, чтобы дать им обоим разумный шанс выжить. Но не пошел бы на верную смерть, чтобы спасти ее.
Может быть, это просто женский поступок? Или поступок взрослого ради ребенка — отдать свою жизнь, чтобы спасти чужую? Решить, что твоя жизнь стоит меньше, чем жизнь другого. Боб не понимал, как у человека может быть такое чувство. Он никогда не пытался подавить собственный инстинкт самосохранения, но сомневался, что это могло бы получиться. Да, но старшие, быть может, охотнее расстаются с жизнью, уже растратив почти весь начальный капитал. Конечно, для родителей имеет смысл жертвовать жизнью ради детей, особенно если они уже слишком стары, чтобы завести новых. Но у сестры Карлотты детей никогда не было. И готова она была умереть не ради одного только Боба. Она бы приняла на себя пулю, предназначенную незнакомцу. То есть она ценила свою жизнь меньше любой другой. И это было Бобу абсолютно непонятно.
Выживание не наиболее приспособленных, а меня лично — это же цель, заложенная в самое ядро моего существа. Это первопричина, лежащая в основе всех моих действий. Бывали моменты, когда я испытывал сочувствие — да, и не только к джишу Эндера. Я заведомо посылал людей на верную смерть, и я глубоко скорбел о них, но я их посылал, и они шли. А я на их месте поступил бы так же? Подчинился бы приказу? Пошел бы погибать, чтобы спасти неизвестные будущие поколения, которые даже имени моего знать не будут?
Боб в этом сильно сомневался.
Он был рад служить человечеству, если это значило служить заодно и себе. Биться с муравьеподобными плечом к плечу с Эндером и другими ребятами — в этом был смысл, потому что, спасая человечество, он спасал Боба. И если, умудряясь оставаться в живых, он при этом был колючкой б шкуре Ахилла, заставляя его быть менее осторожным, менее мудрым и потому более уязвимым — что ж, это был приятный побочный эффект; преследуя цель собственного выживания, Боб заодно давал человечеству лишний шанс избавиться от этого чудовища. А поскольку лучшим способом выживания было найти Ахилла и убить его раньше, чем он убьет Боба, он мог оказаться величайшим благодетелем человечества в истории. Хотя, думая об этом сейчас, Боб не мог вспомнить ни одного убийцу, которого человечество произвело бы в герои. Разве что Брут, но и то в его репутации были свои плюсы и минусы. А вообще-то убийц история презирала. Может быть, потому, что жертвы успешных убийств не рассматривались как угроза человечеству. К тому времени, как общественное мнение приходило к выводу, что тот или иной монстр заслуживает смерти, этот монстр уже набирал такую власть и становился настолько подозрителен, что даже возможности его ликвидации не оставалось.
Попытка обсудить это с сестрой Карлоттой не дала ничего.
— Я не могу с тобой спорить и потому не понимаю, зачем ты затеял этот разговор. Я знаю только одно: я не буду помогать тебе в его убийстве.
Ты не считаешь, что это самооборона? — спросил Боб. — Это влияние идиотских фильмов, где герой никогда не убьет злодея, если тот не наставил на него пистолет?
— Это моя вера в Христа, — ответила сестра Карлотта. — Любите врагов своих и добро делайте тем, кто ненавидит вас.
— Так, и каков же вывод? Лучшее, что мы можем сделать для Ахилла, — поместить в сети наш адрес и ждать подосланных им убийц.
— Не говори глупостей. Христос велел делать своим врагам добро. Для Ахилла не будет добром, если он нас найдет, потому что он убьет нас и увеличит число убийств, за которые должен ответить перед Богом. Лучшее, что мы можем сделать для Ахилла, — не дать ему убить нас. И если мы любим его, мы не дадим ему править миром, потому что такая власть лишь увеличит его возможности впадать в грех.
— А почему мы не любим те сотни и тысячи миллионов, которые погибнут в войнах, начатых Ахиллом?
— Мы любим их, — сказала Карлотта. — Но ты делаешь ту же ошибку, что и многие другие, которые не понимают Господа. Ты считаешь, что смерть — самое страшное, что может случиться с человеком, а для Бога смерть значит лишь то, что ты попадаешь домой на несколько мгновений раньше срока. Для Господа страшный исход человеческой жизни состоит в том, что человек отдается греху и отвергает радость, которую предлагает Бог. Из всех миллионов погибших в войне истинные трагедии — это жизни, оборвавшиеся в грехе.
— Так зачем же ты столько мучаешься, чтобы сохранить жизнь мне? — спросил Боб, но он думал, что уже знает ответ.
— Ты хочешь, чтобы я сказала что-нибудь, ослабляющее мои доводы. Например, что я всего лишь человек и хочу не дать тебе погибнуть, потому что я люблю тебя. И это будет правдой, потому что у меня нет детей и ты мне заменил собственного ребенка, насколько это возможно, и я была бы поражена до самой глубины души, если бы ты пал от рук этого испорченного мальчика. Но истина, Юлиан Дельфийски, в другом: я так хочу не дать тебе погибнуть потому, что, если ты умрешь сегодня, ты можешь попасть в ад.
Боб, к собственному удивлению, почувствовал себя уязвленным. Он достаточно хорошо понимал веру Карлотты, чтобы предсказать такое отношение, но все равно услышать это из ее уст было больно.
— Я не собираюсь каяться и принимать крещение, так что мне все равно идти в ад, а потому без разницы, когда я умру.
— Чушь. Наше понимание догматов несовершенно, и что бы там ни говорили папы, я ни на миг не верю, что Бог обречет вечному проклятию миллиарды детей, которым Он попускает родиться и умереть без крещения. Нет, я думаю, что ты попадешь в ад вот почему: несмотря на всю свою талантливость, ты полностью аморален. И я молюсь от всей души, чтобы перед смертью ты успел понять, что есть высшие законы, превосходящие простое выживание, есть высшие цели, достойные служения. Если ты отдашь себя такому великому делу, дорогой мой мальчик, тогда я не буду бояться твоей смерти, потому что буду знать: справедливый Господь простит тебя за то, что ты не заметил или не понял истины христианства при жизни.
— Да ты еретичка! — сказал Боб. — Ни одно из этих утверждений ни один священник не признает соответствующим догматам.
— Даже я не признаю, — согласилась сестра Карлотта. — Но я ни одного человека не знаю, у которого не было бы двух наборов догматов: первого — в которые человек верит, что верит, и второго — по которому он пытается жить. Я просто из тех немногих, которые знают разницу. А ты, мой мальчик, нет.
— Потому что я ни в какие догматы не верю.
— А это, — сказала Карлотта с подчеркнутым удовольствием, — доказательство моего утверждения. Ты так убежден, что веришь лишь в то, во что ты веришь, что веришь, что совершенно не видишь, во что ты веришь на самом деле, не веря, что веришь.
— Ты не в том столетии родилась, — сказал Боб с сожалением. — Ты могла бы заставить Фому Аквинского волосы на голове рвать. Ницше и Деррида обвинили бы тебя в помутнении сознания. И только Инквизиция знала бы, что с тобой делать — поджарить с корочкой до хруста.
— Только не говори мне, что ты читал Ницше или Деррида. Или Фому Аквинского.
— Чтобы понять, что яйцо тухлое, не обязательно съесть его целиком.
— Ты нахальный и невозможный мальчишка.
— Да я ведь не настоящий мальчишка.
— Ты не деревянная кукла. Уж во всяком случае, не из моего кукольного театра. А теперь пойди и поиграй, я занята.
Эта отсылка не была наказанием, и сестра Карлотта это знала. С момента подключения к сетям они почти все дни проводили в доме, собирая информацию. Карлотта, сетевая личность которой была защищена сетевыми брандмауэрами Ватикана, могла поддерживать прежние связи и получать доступ к лучшим своим источникам, скрывая только, где она находится и даже в каком часовом поясе. А вот Бобу приходилось создавать новую личность с нуля, прячась за двойными каскадами почтовых серверов, специализирующихся на анонимности, и даже при этом не пользуясь одной и той же личностью больше недели. Он не устанавливал связей, а потому не имел доступа к источникам. Если ему нужна была конкретная информация, он просил найти ее сестру Карлотту, и она уже решала, может ли она об этом спросить, или таким образом выдаст, что Боб находится с ней. Чаще всего она решала, что спрашивать нельзя, и потому Боб был сильно в своих поисках ограничен. И все же они делились собранной информацией, и при всех минусах положения Боба у него был один плюс: ум, анализирующий данные, принадлежал ему. Тот ум, который по тестам Боевой школы далеко превосходил все прочие.
К сожалению, Истине эти титулы были безразличны. Она отказывалась открываться только по той причине, что все равно рано или поздно будет раскрыта.
Боб стоически переживал эти многочасовые неудачи, и все же в конце концов должен был вставать и выходить на улицу. Но это не было просто бегством от работы.
— Такой климат мне по нраву, — сказал он сестре Карлотте на второй день, когда, весь в испарине, полез в душ в третий раз за день. — Я рожден для жизни в жаре и влажности.
Сначала сестра Карлотта настаивала, что будет ходить с ним повсюду. Но после первых нескольких дней он смог ее кое в чем убедить. Во-первых, что он уже выглядит достаточно взрослым, чтобы его не сопровождала бабушка — «Аво Карлотта», как он ее называл согласно легенде. Во-вторых, она не будет для него защитой, так как у нее нет ни оружия, ни навыков самообороны. В-третьих, из них двоих именно он умеет жить на улицах, и хотя Араракуара не была и близко так опасна, как Роттердам его юных дней, он уже нарисовал в уме сотни различных маршрутов бегства и укрытий — просто рефлекторно. Когда Карлотта поняла, что скорее ей будет нужна его защита, чем Бобу — ее, она сдалась и стала отпускать его одного, при условии, что он всеми силами постарается не привлекать подозрений.
— Я же не могу сделать, чтобы люди не замечали иностранного мальчика.
— У тебя не такой уж иностранный вид, — возразила она. — Средиземноморский тип встречается здесь сплошь и рядом. Старайся только поменьше разговаривать. Всегда имей такой вид, будто идешь по делу, но никогда не спеши. И вообще это ты меня учил, как оставаться незаметным.
И вот сегодня, месяца через полтора после приезда в Бразилию, Боб бродил по улицам Араракуары и думал, какое великое дело могло бы придать его жизни цену в глазах Карлотты. Потому что, несмотря на всю ее веру, ее одобрение, а не ее Бога, казалось чем-то таким, ради чего, быть может, стоит бороться — пока это не мешает главной цели: выживанию. Достаточно ли быть колючкой под шкурой Ахилла? Достаточно ли искать способов борьбы с ним? Или нужно делать что-то еще?
На вершине одного из многих холмов Араракуары стояла лавочка, где торговала сорветом японо-бразильская семья. Она занималась этим уже не первый век, как гласила вывеска, и Боба это и забавляло, и трогало одновременно — в свете слов Карлотты. Для этой семьи изготовление сладкого десерта в рожках или чашечках было тем великим делом, которое она пронесла сквозь века. Что может быть более обыденным? И все же Боб приходил сюда снова и снова, потому что лакомство здесь было восхитительным, честно говоря, и когда он думал, сколько людей за последние двести — триста лет останавливались у этой двери и наслаждались неповторимым вкусом мягкого мороженого во рту, относиться к такому делу свысока уже не получалось. Эти люди давали другим нечто действительно хорошее, и от этого жизнь других людей становилась лучше. Это не было великим деянием, которое воспоет история, но и никчемной ерундой это тоже не было. Человек может поступать много хуже, чем посвящать приличную долю своей жизни делу вроде этого.
Боб даже не понимал толком, что значит найти себе дело жизни. Значит ли это передать кому-то другому право за тебя решать? Дурацкая идея. Вряд ли на Земле найдется человек более умный, чем он, и хотя это не значит, что он не способен ошибиться, это наверняка значит, что он будет дураком, если передоверит право решать другому, у которого шансов ошибиться больше.
Зачем он вообще тратит время на сентиментальную философию Карлотты, Боб тоже не понимал. Наверняка это и есть одна из его ошибок — эмоциональная человеческая сторона его менталитета одолела нечеловеческий талант рассудка, который, к его досаде, не всегда управлял мыслями Боба.
Стаканчик сорвета был пуст. Очевидно, он съел порцию, не заметив. Оставалось надеяться, что рот все же насладился вкусом, поскольку ел он рефлекторно, поглощенный своими мыслями.
Боб выбросил стаканчик и пошел дальше. Мимо проехал велосипедист, все его тело тряслось и вздрагивало на булыжной мостовой. Вот это и есть жизнь человека, подумал Боб. Так трясет всю дорогу, что глаза не могут ничего толком рассмотреть.
На ужин была фасоль с рисом и жилистая говядина в столовой пансиона. Боб ел с Карлоттой почти в молчании, слушая разговоры обедающих и позвякивание посуды. В любом настоящем разговоре между Бобом и Карлоттой наверняка прозвучало бы что-то необычное, что могло бы запомниться, привлечь внимание, вызвать вопросы. Например, откуда внук у женщины, говорящей как монахиня? Почему этот ребенок, с виду шестилетний, разговаривает как профессор философии? И потому они говорили мало и только о погоде.
После ужина они оба вошли в сеть проверить почту. Приходившие Карлотте письма были интересными и настоящими. Все корреспонденты Боба, по крайней мере на этой неделе, считали его женщиной по имени Летти, которая работает над диссертацией и собирает сведения, но для личной жизни у нее нет времени, и потому она резко отвергает все попытки дружеских и личных разговоров. Пока что Боб не видел способа обнаружить почерк Ахилла за поведением какой-либо страны. Большинство стран просто не обладало возможностями так быстро похитить весь джиш Эндера, но из тех, у кого такие возможности были, Боб мог исключить некоторые, не обладавшие должной агрессивностью, или самодовольством, или презрением к закону. Да даже сама Бразилия могла бы это сделать — и бывшие товарищи по войне с муравьеподобными могли сейчас томиться в плену здесь же, в Араракуаре. И по утрам они слышат грохот того же мусоровоза, что подобрал брошенный Бобом сегодня стаканчик из-под сорвета.
— Не знаю, зачем люди распространяют такие штуки, — сказала Карлотта.
— Какие? — спросил Боб, обрадовавшись поводу отвлечься от утомительной для глаз работы.
— Да эти глупые суеверные драконы на счастье. Их уже небось десятки.
— О, йе! — согласился Боб. — Они повсюду. Я их уже вообще перестал замечать. И почему именно драконы?
— Этот, кажется, появился раньше других. Во всяком случае, я его увидела первым, и с ним вот этот стишок. Если бы Данте писал сегодня, он бы нашел в аду местечко для тех, кто эту лавину запустил.
— А что за стишок?
— Полюбуйся зверем сам и отправь его друзьям. Это чудо из легенд всем приносит happy end, — процитировала Карлотта.
— Ну да, драконы всегда приносят счастливый конец. Но что именно это значит? Что ты умрешь счастливым или будешь счастливым до конца?
Карлотта засмеялась.
Боб, которому надоело разбирать почту, продолжал разрабатывать тему:
— Драконы не всегда приносят счастье. В Боевой школе армию Драконов даже расформировали, так ей не везло. Ее возобновили потом для Эндера, и, несомненно, дали ему лишь потому, что считалось, будто она приносит несчастье, а начальство пыталось создать Эндеру максимум трудностей…
Тут Боба поразила мысль, и хоть она мелькнула лишь на миг, он встрепенулся.
— Переправь-ка мне эту картинку.
— Да у тебя же она у самого есть в десятках писем.
— Искать не хочу. Перешли мне ее, пожалуйста.
— Ты еще под именем Летти? Это ведь ты его уже две недели не менял?
— Пять дней.
Через несколько минут картинка попала к Бобу, и он сразу же стал пристально в нее вглядываться,
— Чего ради уделять внимание этой ерунде?
Боб поднял глаза и увидел, что Карлотта на него смотрит.
— Не знаю. А чего ради уделять внимание тому, что я уделяю внимание этой ерунде? — ухмыльнулся Боб.
— Потому что ты считаешь ее важной. Ты умнее меня почти во всем, но там, где дело касается тебя, я разбираюсь гораздо лучше. И знаю, когда тебя что-то по-настоящему интересует.
— Да вот — соседство дракона и слова " end ". Конец обычно не считается счастливым. Почему не написали «ждет счастье» или «счастливая судьба»? Зачем именно «счастливый конец»?
— А что?
— Конец. End. Эндер. И армия Эндера называлась «Драконы».
— Ну, это за уши притянуто.
— Погляди на картинку. Вот тут, в середине, где такой сложный растровый узор, — одна линия размыта. Точки разбросаны практически случайным образом.
— Мне это и кажется случайным шумом.
— Если тебя держат в плену, но дают доступ к компьютеру, зато каждый бит почты смотрят под микроскопом, как ты передашь весть на волю?
— Но ведь ты не думаешь, что это…
— Пока не знаю. Но раз уж я об этом подумал, то имеет смысл покопаться?
Боб уже передал дракончика в графическую программу и изучал линию сдвинутых точек.
— Да, вся эта линия — случайный набор. Он здесь не к месту, и это не просто шум, потому что остальные части картинки абсолютно неповреждены — вот только эта линия чуть изломана. А шумы распределились бы по картинке случайно.
— Так посмотри, что это, — сказала Карлотта. — Гений у нас ты, а я всего лишь монахиня.
Вскоре Боб выделил линию в отдельный файл и стал изучать информацию в виде двоичного кода. При попытках рассмотреть этот код как текст в однобайтовой или двухбайтовой кодировке смысла не получалось, но его и не могло быть — иначе письмо никогда бы не попало в сеть. Значит, если это действительно письмо, оно должно быть как-то зашифровано.
Несколько часов Боб писал и пробовал различные программы расшифровки. Он пробовал математические структуры и графические интерпретации, но понимал, что на самом деле здесь не может быть подобных сложностей, потому что автор письма не мог пользоваться компьютером. Это должно быть что-то относительно простое, что будет видно при поверхностном исследовании.
И потому Боб вернулся к попытке интерпретировать двоичный код как текст. Скоро он нашел схему, которая выглядела перспективной. Двухбайтный текстовый код, но сдвинутый на одну позицию вправо, кроме случаев, когда сдвиг вправо давал осмысленные символы — в этом случае сдвиг был двойной. При этом настоящий символ не мог появиться ни в одной программе просмотра файла.
Одна строка, обработанная подобным методом, состояла только из текстовых символов, которые вряд ли могли бы появиться случайно. Но вторая строка содержала мусор, с виду совершенно бессмысленный.
Тогда Боб сдвинул ее влево, и она тоже оказалась заполненной текстовыми символами.
— Врубился, — объявил Боб. — И это в самом деле письмо.
— И что в нем сказано?
— Понятия не имею.
Карлотта заглянула ему через плечо:
— Это даже не язык. Символы не разбиты на слова.
— Это нарочно, — объяснил Боб. — Если разделить на слова, это бы выглядело как осмысленное сообщение и вызывало бы желание расшифровать. Самый простой способ для любителя расшифровать язык — проверить длину слов и частоту появления определенных групп символов. В общем языке надо было бы искать буквы "а", слова " the " и " and " — такого рода вещи.
— А ты даже не знаешь, на каком это языке написано.
— Нет, но скорее всего на общем — его посылают человеку, у которого заведомо нет ключа. Значит, сообщение должно поддаваться расшифровке, а это подразумевает общий язык.
— Тогда шифр должен быть и трудным и легким одновременно?
— Да. Легким для меня, трудным для других.
— Ладно, перестань. С чего ты взял, что оно адресовано тебе?
— Эндер. Дракон. Я был в армии Дракона, как почти все они. Они знают, что там собраны все они, кроме меня. А я — единственный человек, с которым, как им ясно, они могут связаться, не зацепив никого лишнего.
— У вас что, был какой-то свой шифр?
— На самом деле нет, но у нас есть общий опыт — сленг Боевой школы, какие-то рассказы — в общем, скоро будет ясно. Я его должен расколоть, потому что узнаю слово, которое никто другой не мог бы узнать.
— Это если письмо от них.
— От них, — отмахнулся Боб. — Они понимают, что я сделал бы. Нашел бы это слово. Подпись разошлась повсюду, и код сейчас в миллионах компьютеров, но никто не знает, что это код, потому что люди видят смысл и не ищут более глубокого. Это не письмо, а фишка — для всех, кроме меня.
— Ты убедил меня — почти.
— Я его расколю раньше, чем спать лягу.
— Ты еще слишком мал, чтобы пить столько кофе. Аневризму себе заработаешь.
И сестра Карлотта вернулась к своей почте.
Поскольку буквы не делились на слова, Бобу пришлось искать какую-то другую систему, чтобы выделить смысл. Не было сочетаний двух или трех букв, которые не вели бы в явный тупик, но это Боба не удивило. Если бы он составлял такое сообщение, он бы опустил все артикли, союзы, предлоги и местоимения, которые только мог бы. И не только в этом дело, но и почти все слова наверняка были нарочно написаны с ошибками, чтобы не было повторений. Но некоторые слова будут написаны верно, и это те, которые незнакомы людям, чьи корни не лежат в субкультуре Боевой школы.
Было всего два места, где повторялся один и тот же символ — по одному в каждой строке. Вполне возможно, что здесь следующее слово начиналось с той буквы, на которой заканчивалось предыдущее, но Боб в этом сомневался. В таком сообщении ничего не было бы случайным. И Боб написал программку, которая подставила различные буквы в повторяющиеся сочетания, начиная с «аа», и стал выбирать из них те, что казались ему осмысленными. Начал он с пары одинаковых букв во второй строке, потому что они тоже были окружены одинаковыми буквами — по системе 1221.
Легко было отбросить полную бессмыслицу, вроде " xddx ", или " pffp ", но пришлось покопаться в вариантах " abba ", " adda ", " deed " и " effe " и посмотреть, что происходит с письмом при такой подстановке. Некоторые варианты казались осмысленными, и Боб оставил их для дальнейшего изучения.
— А почему оно теперь по-гречески? — спросила Карлотта. Она снова заглядывала ему через плечо. Боб не слышал, как она подошла.
— Я все исходное сообщение перевел в греческие буквы, чтобы не отвлекаться на поиски смысла в еще не раскодированных буквах. А те, с которыми я работаю, — латинские.
Программа показала сочетание " iggi ".
— Piggies, — предположила Карлотта.
— Может быть, но для меня это ничего не значит. — Боб полазил по словарю в поисках этого сочетания букв, но все было так же бессмысленно, как и " piggies ".
— А это должно быть слово? — спросила Карлотта.
— Ну, если это число, то здесь тупик, — ответил Боб.
— Нет, в том смысле, может ли это быть имя? Боб сообразил тут же:
— Какой же я дурак!
Он вставил буквы w и n в начале перед и после iggi и сделал эту подстановку во всем тексте, велев программе показать дефисы вместо нераскодированных букв. Строки стали такими:
— n—g-n-n-n-i-n-g
— n-n-wiggin-
— Не похоже это на общий, — сказала Карлотта. — Букв i должно быть больше.
— Я полагаю, что было опущено как можно больше букв, особенно гласных, чтобы трудно было узнать общий язык.
— А как ты узнаешь, что ты его расшифровал?
— Когда в нем появится смысл.
— Спать пора. Но я знаю, что ты не ляжешь, пока не расшифруешь.
Он едва заметил, как она отошла. Теперь Боб взялся за другую сдвоенную букву. На этот раз работа оказалась сложнее, потому что буквы перед и после пары были разные, значит, надо было пробовать больше комбинаций, а возможность исключить буквы g, i, n и w не сильно ускорила процесс.
И опять Боб стал пробовать различные подстановки, но ничего не вызывало ассоциаций, пока не попалось слово " jees ". Так товарищи Эндера по последней битве называли свою группу — jeesh. А что? Это слово вполне могло быть паролем.
h-n-jeesh-g-en-s-ns-n-si-n-s-g
— n-n-wiggin-
Если эти двадцать семь букв угаданы правильно, остается всего тридцать. Боб протер глаза, вздохнул и стал работать.
Запах апельсинов разбудил его в полдень. Сестра Карлотта чистила апельсин «мексемерика».
— Люди их едят на улице и сплевывают мякоть на тротуар — ее не разжевать так, чтобы можно было проглотить. Но сок лучше, чем из любого другого апельсина.
Боб вылез из кровати и взял предложенную дольку. Карлотта была права. Она протянула ему миску — сплевывать мякоть.
— Отличный завтрак, — сказал Боб.
— Ленч, — поправила сестра Карлотта. Она держала в руке бумагу. — Я так понимаю, это и есть решение?
Там была распечатка, которую Боб сделал перед тем, как идти спать.
hlpndrjeeshtgdrenrusbnstun 6 rmysiz 40 ntrysbtg
bnfndwigginptr
— А! — сказал Боб. — Я не показал, где тут разбивка на слова.
Сунув в рот дольку мексемерики, Боб прошлепал босиком к компьютеру, вызвал нужный файл и распечатал. Потом отнес его Карлотте, сплюнул мякоть, взял еще один фрукт из ее сумки и стал чистить.
— Боб, — сказала она, — я простой смертный, а не гений. Я только вижу вот здесь — " help ", а здесь — " Ender ".
Боб взял у нее листок.
hlp ndr jeesh tgdr en rus bns tun 6 rmy siz 40
n try sbtg
bn fnd wiggin ptr
— Гласные опущены по максимуму, и есть ошибки в написании. Но в первой строке сказано: « Help. Ender's jeesh is together en Russia…»
— « T — g — d -г» — это значит " together " — вместе? А предлог " in " написан по-французски?
— Именно. Мне это понятно, а язык с виду не похож на общий. — Он продолжал переводить. — Дальше я долго не мог понять, пока не допер, что 6 и 40 — это числа. Уже почти все буквы разобрал, когда догадался. Дело в том, что числа эти важны, но без контекста их вывести невозможно. Так что следующие слова как раз дают контекст для чисел. Там говорится « Bean ' s toon 6» — «взвод Боба б», потому что Эндер разделил армию драконов на пять взводов вместо обычных четырех, но мне дал что-то вроде резервного взвода, и если добавить его, то получается шесть. Кто это может знать, кроме учеников Боевой школы? И лишь кто-то вроде меня мог понять, что это за число. То же самое и со следующим — « Army size 40». Каждый ученик Боевой школы знал, что в армии сорок солдат. Если не считать командира, тогда получается сорок один, но это не важно, потому что последняя цифра не имеет значения.
— Почему ты так решил?
— Потому что следующая буква n — " north ". В письме указано их местонахождение. Они знают, что они в России. И потому что они видят солнце или хотя бы тени на стене и знают дату, они могут примерно вычислить широту. Шесть-четыре-ноль север. Шестьдесят четыре градуса северной широты.
— Если это не значит чего-нибудь другого.
— Нет, сообщение должно было быть очевидным.
— Для тебя.
— Да, для меня. Конец строки означает " try sabotage " — «пытаемся саботировать». Думаю, это значит, что они стараются делать ошибки в работе, которую русские им поручают. То есть делают вид, что подчиняются, но на самом деле саботируют. Очень разумно это зафиксировать. То, что Граффа после войны с жукерами отдали под военный трибунал, наводит на мысль, что лучше иметь документальные свидетельства, подтверждающие, что сотрудничества с врагом не было — на случай победы противной стороны.
— Но Россия ни с кем сейчас не воюет.
— Полемарх был русским, а войска Варшавского пакта были ядром его сил в войне Лиги. Не стоит забывать, Россия была самой сильной страной, когда началась война с муравьеподобными, вынудившая человечество объединиться под властью Гегемона и создать Международный Космический Флот. Русские всегда чувствовали, будто их обманом лишили великой судьбы, и теперь, когда нет больше жукеров, имеет смысл вернуться на прежний курс. Они не считают себя плохими парнями — они считают себя единственным народом, который обладает волей и мощью объединить мир по-настоящему и навсегда. Они считают, что творят добро.
— Люди всегда так считают.
— Не всегда. Но, в общем, чтобы вести войну, нужно уговорить свой народ, что он либо защищает себя, либо сражается потому, что достоин лучшего, либо ради спасения других людей. Русский народ отзывается на альтруистические стимулы не хуже любого другого.
— А вторая строка?
— «Bean find Wiggin Peter» — " Боб, найди Виггина Питера ". Они предлагают мне разыскать старшего брата Эндера. Он не улетел в колонии вместе с Эндером и Валентиной. И он действовал в сети под именем Локи. И думаю, он теперь и Демосфена тоже использует, когда Валентины нет.
— Ты об этом знаешь?
— Я много чего знаю. Но главное здесь то, что они правы. Ахилл охотится за мной, и за тобой, и у него в руках весь джиш Эндера, но он даже не знает, что у Эндера есть брат, а знал бы, так ему было бы все равно. А мы с тобой оба знаем, что Питер Виггин оказался бы в Боевой школе, если бы не некоторые недостатки в характере. И по всему, что мы знаем, эти недостатки могут быть как раз такие, которые нужны, чтобы у Ахилла был достойный противник.
— Или такие, что победа Питера будет ничуть не лучше победы Ахилла — в смысле количества страдания в мире.
— Этого нам ведь не узнать, пока мы его не найдем?
— Чтобы его найти, Боб, тебе придется открыть, кто ты.
— Ага, — подтвердил Боб. — Правда, захватывающая перспектива? — Он сделал преувеличенный жест восторга, как ребенок, которого обещали повести в зоопарк.
— Это твоя жизнь будет ставкой в игре.
— Это ты хотела, чтобы я нашел себе цель для служения,
— Питер Виггин — не цель, он опасность. Ты просто не знаешь, что может сказать о нем Графф,
— Еще как знаю, — возразил Боб. — Как ты думаешь, откуда я вообще знаю о нем?
— Но он может оказаться ничуть не лучше Ахилла!
— Во многих смыслах он уже лучше Ахилла. Во-первых, он не пытается нас убить. Во-вторых, у него большая сеть связей по всему миру, и кто-то знает, что он так молод, но остальные понятия не имеют, а их большинство. В-третьих, он честолюбив не меньше Ахилла, но Ахилл уже собрал почти всех детей, признанных военными гениями, а у Питера Виггина будет только один — это я. Ты думаешь, он такой глупый, что не станет меня задействовать?
— Задействовать. Слово из оперативного жаргона. Оно означает «использовать».
— А разве тебя не используют в твоем великом деле?
— Использует Бог, а не Питер Виггин.
— Ну, я спорить готов, что Питер Виггин всегда будет выражаться яснее Бога. И если мне не понравится, что он делает, я всегда могу выйти из игры.
— С таким, как Питер, не всегда можно выйти.
— Он не сможет меня заставить думать о том, о чем я думать не хочу. Если он не самый большой дурак среди гениев, он это знает.
— Интересно, знает ли это Ахилл, который хочет от тех детей добиться гениальных решений.
— Вот именно. Если выбирать между Питером Виггином и Ахиллом, сколько шансов, что Питер окажется хуже?
— Такое трудно себе представить.
— Тогда давай начнем думать, как связаться с Локи, не выдав, кто мы и где мы.
— Надо будет купить еще мексерики до того, как уедем из Бразилии, — сказала сестра Карлотта.
Только тут они заметили, что корзина пуста.
— Вот с этим я согласен.
Выходя, Карлотта остановилась у дверей.
— Ты отлично разгадал загадку с драконом, Юлиан Дельфийски.
— Спасибо, бабуля Карлотта. Она вышла улыбаясь.
А Боб снова прочитал письмо. Единственное, что он не до конца перевел Карлотте, это было последнее слово. На самом деле Боб не думал, что " ptr " означает «Питер». Это слово было бы лишним — Виггин уже было бы достаточно. Нет, это была подпись, письмо написала Петра. Она могла бы попытаться написать прямо Питеру, но написала Бобу и зашифровала так, что Питер ни за что бы не понял.
«Она надеется на меня».
Боб знал, что прочие члены джиша Эндера его недолюбливали — не сильно, но чуть-чуть. Когда весь джиш собрался в Командной школе на Эросе до прибытия Эндера, начальство ставило Боба командиром во всех испытательных боях, хотя он был самым младшим из всех, моложе даже Эндера. Он знал, что справился и заработал уважение от товарищей, но получать от него приказы им все равно не нравилось, и все были очень довольны, когда Эндер приехал и Боб снова стал рядовым. Никто никогда не говорил «Классно, Боб» или «Нормально, Боб». Никто, кроме Петры.
На Эросе она сделала для него то же, что сделал в Боевой школе Николай, — время от времени говорила доброе слово. Боб наверняка знал, что ни Петра, ни Николай даже не догадывались, насколько важна была для него эта их случайная щедрость. Но он помнил, что, когда ему был нужен друг, эти двое были рядом. Николай волей не всегда слепой судьбы оказался его братом. Значит, Петра — его сестра?
Именно Петра сейчас связалась с ним. Она верила в его способность узнать письмо, прочесть и действовать.
В файловой системе Боевой школы хранились записи о том, что Боб — не человек, и Боб знал, что Графф хотя бы иногда и сам так говорит, потому что подслушал эти его слова. Он знал, что Карлотта любит его, но больше любит Иисуса, и вообще она слишком взрослая и считает его младенцем. Он на нее может положиться, но она не полагается на него.
Единственным другом Боба на Земле, еще до Боевой школы, была девочка по кличке Недотепа, и Ахилл убил ее очень давно. Убил через несколько секунд после того, как Боб с ней расстался, и за несколько секунд до того, как Боб, поняв свою ошибку, бросился ее предупредить, но нашел уже только ее тело, плавающее в Рейне. Она погибла, пытаясь спасти Боба, и погибла, потому что на Боба тогда нельзя было положиться, что он хотя бы попробует ее спасти.
Письмо от Петры могло значить, что есть еще один друг, которому Боб сейчас нужен. И на этот раз он не повернется спиной. На этот раз он спасет своего друга или погибнет сам. Как тебе такое дело, сестра Карлотта?