Глава седьмая

В город они попали только через три недели. Карантин сократили – всех, кто мог болеть и заболел, вылечили или убрали из лагеря новобранцев, остальные продолжали подвергаться жесточайшей муштре с утра до вечера.

Ходили слухи, что быстрое освобождение из карантина было результатом активности армии Исфира, строящего козни вокруг островов, и что королевству срочно понадобилось новое «мясо» для войны, но, как всегда, – слухи оказались верными лишь наполовину. Теперь речь шла не об островах, а о полосе в восемьдесят ли длиной и двадцать ли шириной вдоль границы с Исфиром. Армия этой страны захватила этот участок земли Замара и срочно окапывалась на предмет ответных действий. Потому изматывающая, старая, как дряхлые штаны нищего, война продолжалась и продолжалась, унося в топку сражений новые и новые души людей.

Поколение за поколением люди рождались и умирали в состоянии вялотекущей войны, и никто уже не помнил, что может быть иначе. Каждый король, восходя на престол после своего предшественника, торжественно обещал, что он покончит с войной, что его народ заживет счастливо и богато. И каждый король, умирая, передавал своему преемнику страну, находящуюся в состоянии войны с тремя соседними, родственными государствами.

Надо отдать должное нынешнему королю Замара: несмотря на то что в его правление никаких подвижек в сторону замирения сделано не было, он сумел устранить одну из самых больших неприятностей, которая досаждала всем трем государствам, – приструнил ардов, северный народ пиратов, грабителей… и путешественников. Сделать это было сложно, но, как ни странно, Иунакор это смог, создав мощный корпус морской пехоты, в которую вливал огромные деньги. И этот корпус дал отдачу – после рейда по островам ардов был подписан мирный договор, который арды неукоснительно соблюдали.

Впрочем, соблюдали не потому, что испытывали священный ужас перед подписанной и украшенной королевскими печатями бумагой, совсем нет. Пятитысячный корпус головорезов, полубандитов, готовых на все по приказу короля, сдерживал мятежных мореходов лучше всяких бумаг и увещеваний.

Морская пехота Замара. У каждого из пехотинцев на его парадной фуражке гордо светился начищенный знак морской пехоты – три начальные буквы их подразделения. Они гордились этим знаком. И знали, что доживут до демобилизации не все. Хорошо если каждый второй. А раз жизнь впереди не светит – почему бы и не пожить на те деньги, что щедро отсыпал король?

И когда новобранцев, получивших свои «смертные» золотые, выпускали в город – он трещал по швам. Вино текло рекой, продажные девки жадно гребли монеты, обирая пьяных посетителей, трактирщики не успевали готовить, опустошая свои кладовые за один день солдатского увольнения.

Когда-то, когда здесь стоял один маленький гарнизон в сто человек, город был тихим, патриархальным, хотя и довольно большим – десять тысяч населения это не шутка. После строительства базы морской пехоты население города увеличилось в три раза, практически перейдя на обслуживание нужд корпуса. Кто-то поставлял продукты, кто-то воду, кто-то шил и тачал сапоги для армии – все делалось рядом, в городке. Везти сюда обмундирование и сапоги из столицы было просто глупо.

И весь этот бурный поток поставок шел через полковника Хеверада, командира базы, щедрой рукой оплачивающего все закупки из армейской казны. Часть денег тут же возвращалась к нему в виде взяток и затем осаждалась в имперском банке. Впрочем – не все. Львиная доля этих денег шла и наверх, главнокомандующему армией Замара. Но хватало всем. Армия, как частенько и бывает, была коррумпированной до последней степени. Вернее, не вся армия, конечно, – высшее руководство. Низшие чины, начиная с лейтенантов, довольствовались жалованьем и мечтали влезть повыше, чтобы хоть немного отщипнуть от этого сладкого пирога.

Интересно то, что все местные жители недолюбливали солдат и относились к ним довольно презрительно, что не мешало обдирать клиентов как липку. В лицо они им улыбались, а за спиной называли тупыми солдафонами и «фуражками», не упуская случая воткнуть нож в спину. Поэтому, когда командование выпускало солдат в увольнительную, строго-настрого приказывало: ходить только группами, не отбиваться от коллектива, а еще – слушаться капралов, надзирающих за процессом накачивания вином.

И вот это было самое противное. Для всех. Для солдат – потому что какой-то придурок будет висеть над плечом и ныть, мешая наслаждаться свободой, а для капралов – кому охота отлавливать десяток расползающихся, как вши по макушке нищего, солдат? Да еще и находящихся в состоянии «пьянее вина»? Не уследишь, сбежит какой-нибудь свободолюбивый или просто дурной пехотинец – получишь денежный вычет в виде недельного жалованья (за каждого потерянного) плюс можешь огрести до пяти палок горячих, если отток военного мяса будет слишком велик. Потому в капралы брали самых авторитетных, самых сильных бойцов, и притом тех, которые сами не смотрели на сторону, собираясь в бега.

Обычно сержант-тренер назначал капралов после недели-двух пребывания новобранцев в карантине, когда парни обтесывались, сплачивались и становилось видно, кто есть кто.

Впрочем, на самотек дело не пускалось. В части была специальная служба безопасности, внимательно наблюдающая за моральным и психологическим состоянием подразделений. Во главе стоял майор Шентель, в каждом полку был свой майор-безопасник, и вот к ним стекалась вся информация о солдатах. Как? Обычным способом – доносами.

Практически каждого солдата вытаскивали к безопаснику и требовали, чтобы он доносил на своих товарищей. Интересовало все – настроение в подразделении, отношение к королю и всей стране, не склонен ли кто-то к побегу и не собирается ли заниматься всевозможными преступными деяниями. Многие отказывались доносить, но многие соглашались – за отказ сулили различные туманные и не очень неприятности, за согласие – намекали о послаблениях в службе и о будущем карьерном росте, который обязательно будет предоставлен лояльным пехотинцам.

Неда тоже вызвали к безопаснику, и он отказался давать сведения о товарищах. Не потому, что был героем и считал это невозможным для себя. Он просто не хотел этого делать, как не хотел быть и капралом. Карьерный рост его не интересовал, благожелательное отношение начальства было ему ни к чему – о чем он сразу же и заявил. Его все устраивало, и никаких жалоб или просьб у него не было. Что, впрочем, соответствовало действительности.

Его товарищи Ойдар и Арнот сделали то же самое, и на словах, и на самом деле – он прощупал их мысли, и те полностью совпадали со сказанным.

Ойдар – тот возмутился предложению стать стукачом, а Арнот просто прикинулся деревенским идиотом, едва понимающим то, что ему говорят.

Как объяснил хитрый парень, можно было бы для виду согласиться, время от времени давать уклончивые и лживые доклады ни о чем, но… если о доносительстве прознают сослуживцы, половина из которых имели уголовное прошлое, то можно, вообще-то, попасть на нож или же получить арбалетный болт в затылок. И никто не будет выяснять, расследовать, как это получилось. Не офицер же. Доказывай потом, что ты врал командованию, что это тебя оговорили, назвав стукачом, а на самом деле ты отличный парень – поздно, когда нож торчит в спине.

Впрочем, Нед подозревал, что большинство из тех, кто так бурно отзывался о стукачах, сами и стучали. Вернее, не подозревал, а знал точно, вот только сказать своим товарищам напрямую это не мог. Только так: «Я подозреваю…» или «Мне сдается…»

Тот, кто сидел в нем, как ему казалось, запрещал ему давать хоть кому-то лишнюю информацию, которая может повредить Неду. Говори о чем угодно, только не о своих способностях, своем умении, и жди удобного случая. Какого? Этого Нед пока не знал. Удобного случая… под этим можно было понимать все, что угодно. И ждать бесконечно долго.

С того дня, когда он убил парня на поединке, в его жизни мало что изменилось. Вопреки ожиданию, Неда совсем даже не возвысили, ну кроме чина капрала, конечно. Да и кому он был нужен – неграмотная деревенщина, умеющая лишь убивать. Таким место на войне, куда он скоро и отправится.

Полковник несколько раз пытался организовать бой Неда с кем-нибудь из солдат, но те категорически отказывались участвовать в самоубийстве, презрев все угрозы и посулы щедрого вознаграждения.

Как ни странно, страшная смерть противника Неда послужила хорошим щитом, оградившим его от попыток сделать из парня призового бойца. Увидев безуспешность своих усилий, Хеверад оставил затею и забыл о Неде – что Неда немало порадовало. Ни к чему пристальное внимание к его персоне. Пока нужно было затихнуть и залечь на дно, как камбале, спасающейся от хищной рыбы. Пройдет опасность, и можно будет выплыть на чистую воду.

Вот только сколько ни думал Нед, не мог понять – какая опасность? Ну что ему угрожает? Он в армии, даже если сейчас его найдут и предъявят обвинение в убийстве десяти человек – он чист, согласно закону.

Маги. Вот кто его волновал. Как только он думал о том, что окажется рядом с ними, его пробирала дрожь и хотелось скрыться куда подальше. Благо что на базе морской пехоты не было магов, даже лекарей-магов. Они жили в городе, как и почти все офицеры корпуса. Тут же, в городе, маги учились, тренировались, и когда корпус отправлялся за море воевать, появлялись на корабле, да и то – жили в отдельных помещениях и никогда не общались с «мясом». Никогда.

Это была высшая армейская каста, презрительно относящаяся даже к офицерам, чего уж говорить о простых солдатах. Шанс того, что Нед столкнется с магами, был. Но очень невелик. И вряд ли они стали бы высматривать среди серой солдатской массы затесавшегося в ряды копейщиков мага, черного мага, демонолога.

Кстати сказать – вот этот пункт и был самым страшным. Как поступят, если узнают, что Нед не просто черный маг, а еще и демонолог, а еще… Нед боялся признаться в этом даже себе – ОДЕРЖИМЫЙ черный маг?! На их месте он просто отрубил бы такому типу башку… если бы сумел. Поэтому Нед разработал план действий на ближайшие годы:

1. Научиться всему, что может дать армия, и убраться от деревни, где его знают, как можно дальше. Почему? Чтобы не навели на него магов.

2. Разобраться со своими способностями и сделать так, чтобы он мог их максимально контролировать. (Это будет способствовать выживанию.)

3. Самое главное – выжить, выжить при любых обстоятельствах. А для этого – учиться, учиться, и учиться. (Что не противоречит первому пункту.)

Задачи точные, по-армейски четкие – и Нед следовал им, руководствуясь чутьем человека, привыкшего выживать всю свою жизнь, а еще… внимая странным мыслям, всплывающим из глубины его сознания. Пока те не противоречили трем пунктам его программы…

– Пей! – Ойдар плюхнул полную кружку вина перед Недом, и тот с недоверием уставился на темную пахучую жидкость. – Что ты смотришь, пей! Вино! Что, никогда не пробовал? Хорошее, красное, дорогое только, зараза! И вообще – все у них дорого! Эй, трактирщик, почему у тебя все так дорого?!

– А что, и правда дорого? – шепотом осведомился Нед, наклонившись к уху Арнота.

– Ты знаешь… – поморщился тот, – раза в полтора дороже, чем мы бы отдали за то же самое в Шусарде. Ойдар, ну хватит орать – трактирщик еще и стражу вызовет, и Неду нагорит за нас. Лучше поглядывай за вон теми двумя придурками – похоже, они норовят свалить куда-нибудь. Ясно, что все дороже – город живет за счет корпуса морской пехоты и вытягивает у нас деньги. Нед, ты правда никогда не пробовал вина?

– Нет… не приходилось. – Нед еще раз наклонился над кружкой и с опаской сделал маленький глоток. Поморщился и с отвращением констатировал: – Гадость какая! И как им напиваются? Оно же горькое, противное! Да еще отдает смолой!

– Смолой? Ах он сучонок! Точно – смолой! – отхлебнул Ойдар. – Сейчас я пойду к этому козлу, что подсунул нам вместо хорошего вина эти помои, и скажу все, что о нем думаю!

– Ойд, ты наклюкался, – помотал головой Арнот. – Я тебе точно говорю – это закончится плохо!

– Да мы эту стражу… да мы ее… эй, придурки! – встрепенулся он. – Вы куда собрались?! Капрал сидит здесь, а вы куда?

– Тебе чо, больше всех надо? – угрожающе спросил парень лет около тридцати с хищным, узким лицом. – Сиди и не рыпайся! Вернемся мы, не клади в штаны со страху! И вам отстегнем долю!

– Парни, вы не пойдете на грабеж, – спокойно сказал Нед и сцепил обе руки в замок. – Если сейчас выйдете из трактира, я догоню вас и переломаю вам кости. Верите?

– Ты чего… капрал?! – резко спросил парень, а второй, похожий на него волчьим выражением глаз, нахмурил брови, впиваясь глазами в лицо Неда. – Много о себе возомнил?! Думаешь, если ты победитель, так можешь теперь указывать нам, как жить? Что делать и что не делать? Запомни – ты не всегда будешь на ногах. Когда-то тебе придется и уснуть. И когда ты уснешь – можешь и не проснуться. И не помогут тебе боевые искусства! Лучше выпусти нас – спокойно, без шума и драки, а мы отстегнем тебе долю, и ты будешь жить тихо и мирно, как и раньше. Хорошо?

– Нет. Нехорошо, – тихо сказал Нед, едва заглушая залихватскую музыку, под которую отплясывали две подвыпившие парочки. – Ребята, я уже вам сказал – вы не будете разбойничать, пока я у вас капрал. И не выйдете из трактира без моего разрешения. Дитас, ты понял?

– Понял. Как меняются люди – видели, парни? Был нормальный парнишка, а теперь? В сущности – кто ты такой? Деревенщина! Ублюдок! Как и все мы! И стоило тебе нацепить нашивку – сразу стал выше всех?! Ну ничего, ничего… пока ты капрал, говоришь? – Дитас многообещающе усмехнулся, и в его мозгу всплыла картинка: темная казарма с рядами кроватей в три этажа и Нед, спящий на нижней кровати под своими товарищами. Рука с ножом, вонзающаяся ему в сердце… Дитас на самом деле собирался его убить, в этом сомнений не было.

Нед встал, медленно, как будто его тащили силком, подошел к мужчине, с лица которого нехотя сползла улыбка, сменившись гримасой испуга, а затем без замаха хлопнул ладонью правой руки, сложенной в лодочку, по груди Дитаса.

Разбойник вдруг захрипел, упал на колени, глаза закатились, будто по его голове ударили здоровенным поленом, а затем затих, потеряв сознание. Его подельник попятился назад, глядя в страшные, черные, как омут, глаза Неда, упал, запнувшись о табуретку, и тоненько завизжал:

– Не надо! Не трогай! Пожалуйста! Мы никуда не пойдем! Не убивай!

Под ним расплылась лужа – парень перепугался так, будто на него напал рыжий горный медведь, способный порвать человека пополам одним движением лапы.

Нед выдохнул, притронулся к резко заболевшей голове, в которой толчками билась кровь, и хрипло сказал:

– Иди в сортир, приведи себя в порядок. Воняет. Этому – дайте вина. Он жив.

Нед наклонился к лежащему парню, продирающему бессмысленные глаза, и тихо сказал:

– Еще раз пойдешь против меня – больше я тебя в живых не оставлю. Понял?

Парень мелко закивал головой и, захлебываясь, стал глотать вино из кружки, которую ему подал кто-то из сослуживцев. Они все это время стояли вокруг и смотрели, как Нед расправлялся с недовольным. И все понимали – Нед едва не убил его. И убил бы – но… не стал этого делать.

– Что это было? – тихо спросил Арнот, глядя на возбужденного, кусающего губы Ойдара. – Что он сделал? Он же только хлопнул его по груди!

– Он остановил ему сердце, – так же тихо ответил мастер уацу, – на время остановил. А если бы захотел – остановил бы навсегда. Одним касанием. «Ладошка бога» называется. Представляешь себе убийцу, который проходит мимо тебя и случайно – совсем случайно! – хлопает тебя по груди. Или по голове. Или по плечу. И ты падаешь и умираешь. И никто не может понять – почему? Как это случилось? О боги… я иногда боюсь нашего Неда…

– Он что, убийца? – шепотом спросил Арнот.

– Не знаю. Он ничего ведь не говорит, проклятый парнюга! Как бы я хотел знать – я бы все отдал за это знание! Может, у них в глухой деревне сохранились последние мастера шанцо? Может, они еще берут учеников и я могу у них познать тайное знание?! Я просто с ума схожу от неведения и желания все узнать!

Нед прошел на свое место и сел, не обращая внимания на замерших рядом друзей. Ойдар испытующе смотрел на друга, Арнот же делал вид, что ничего не произошло, и демонстративно наблюдал за двумя девицами, отплясывающими так, что их юбки задирались до пояса, и тогда было видно, что под ними нет нижнего белья.

– Гляньте, парни, что делает! – восхищенно причмокнул Арнот. – Ойд, ты как насчет женщин?

– Да они… да я… в общем – я спец по соблазнению! Любую уговорю, – хвастливо отозвался парнишка, – только вот денег бы побольше… Почему-то они не любят без денег. Интересно, почем стоит купить женщину? А что, парни, может, займемся? Пойду узнаю, сколько хочет. У нас времени еще полно – на базу нам только через два часа после рассвета, так что можно вообще на всю ночь закатиться!

Ойдар вскочил со стула и пошел к стойке, где скучала одна из девиц определенной профессии. Арнот с завистью посмотрел на него и с сожалением сказал:

– Ты знаешь, я ведь никогда не был с женщиной. Даже не знаю, как с ними договариваться.

– Думаешь, я знаю? – улыбнулся Нед. – И я никогда не был с женщиной. Только видел… и то так… подглядывал.

– И я тоже, – вздохнул Арнот, – подглядывал и… в общем, подглядывал! Нечего смеяться! – Арнот не выдержал, хихикнул и тут же взволнованно зашептал: – Глянь, глянь, он к нам ее ведет! Ой!

– Парни, это Зелена, она согласна быть с каждым по очереди. По два серебреника с человека. Я первый! Нам скидка за опт, так было бы по три серебреника. Я пошел!

Женщина была довольно молодой, даже моложе, чем казалась, – ее старила яркая косметика, пудра и специфическая одежда, подчеркивающая профессию, – тугой лиф с выпадающей грудью и цветастые юбки, слегка выцветшие от постоянной стирки. Она улыбалась, и сквозь улыбку просматривалось отсутствие одного зуба в верхней челюсти. Уходя, девушка послала воздушный поцелуй, и Арнот заерзал на месте, вытряхивая из кошеля свои серебреники:

– Наконец-то я стану настоящим мужчиной! Вот оно!

– Ты считаешь, настоящего мужчину отличает то, был ли он с женщиной или нет? – с интересом осведомился Нед, откусывая кусок пирога, лежащего на широкой тарелке перед ним. Он этим вечером съел здоровенный пирог, и ему хотелось еще – было очень, очень вкусно. Здешний повар добавлял в мясо какие-то пряности, придававшие начинке особый аромат.

– Ну-у… да! – хихикнул Арнот. – Если боги нам дали этот инструмент – грех ведь его не использовать, так ведь?

– Хм-м… наверное, – пожал плечами Нед, наблюдая, как его подчиненные разбрелись по залу, обжимая девок и накачиваясь вином. Дитас уже отошел и грустно сидел у окна вдалеке от Неда, уткнувшись в тарелку и слушая, что ему говорил подельник. Нед попытался послушать их мысли, но до них было довольно далеко, и кроме того – в этом шуме мыслей и голосов разобрать что-то было очень сложно. Через минуту у Неда начала болеть голова, и он отключил сверхчувствительное восприятие.

– Ну что ты какой скучный?! – возмущенно возопил Арнот. – Сейчас пойдешь к женщине, первый раз в жизни – ну что тебя не радует? Я столько слышал об этом и даже видел… кхм-м… но сам не пробовал.

– Что, не нашлось ни одной женщины, которая легла бы с тобой?

– И легла бы, и встала – ни одной. Я молодой, не очень красивый… чего улыбаешься? Тебе-то легче! Ты вон какой! Орясина высоченная, морда смазливая, красавчик! А я?! Толстенький, с пузиком… Правда, сейчас пузо ушло – спасибо Дранкону, – но морду-то никуда не денешь! А значит, чтобы меня полюбили женщины, нужны деньги. А вот с этим у меня всегда была проблема.

– А с чего ты взял, что я красавчик? – удивился Нед.

– Краса-а-авчик, – усмехнулся Арнот. – Я бы за такую фигуру и морду, как у тебя, все бы отдал! Девки должны были вешаться на тебя! Непонятно, как ты все это время и ни разу не был с женщиной! Темнишь, приятель… Ладно, ладно – знаю, что никогда про себя не говоришь! Все, я пошел. Быстро ты что-то отстрелялся, Ойд! – ехидно сказал Арнот и тут же получил подзатыльник.

– Чего несешь! Для тебя старался! Побыстрее хотел! Иди вон, засранец, – второй этаж, третья комната, она тебя ждет. Или ты пойдешь, Нед? А он потом?

– Я пойду, я! – Арнот чуть не упал через стул, помчавшись к лестнице. – Я настроился уже!

– Настроился он! – рассмеялся Ойдар. – Классно было! Баба – огонь! Увидишь! Мертвого подымет! Хочешь, расскажу, как было?

– Что-то нет желания, – сознался Нед и неожиданно спросил: – Скажи, Ойд, вот ты отслужишь, что будешь делать? Куда пойдешь? Чем будешь заниматься?

– Школу открою, – не задумываясь, ответил приятель, – буду учить людей уацу. Я же на самом деле мастер, ты не подумай, что раз я такой раздолбай, то не умею обучать. Я всю систему обучения знаю. Знаешь что – давай мы с тобой вместе, как только срок выйдет, вместе будем работать? Будем обучать людей боевым искусствам? Только скажи – где ты научился шанцо?

– Опять за свое? – нахмурился Нед. – Отстань! Не буду ничего рассказывать. Считай, что у меня на это запрет. Никому. Ничего. Забыли!

– Ладно, забыли, – вздохнул парень. – А ты чем собирался заняться? Что делать после окончания службы? Не вечно же ты думаешь таскать оглоблю с острием?

– Почему нет? Может, я на всю жизнь решил остаться военным, – пожал плечами Нед. – Вон, Дранкон всю жизнь служит, и ничего.

– А ты рожу его видал? А знаешь, что у него ни семьи нет, ни жены, ни детей? Говорят, он раз в месяц нажирается до усрачки и валяется на полу в своей комнате. А потом снова месяц муштрует таких придурков, как мы. И снова нажирается. И так всю жизнь. Этого ты хочешь?

– Я вина не пью, – растерянно буркнул Нед.

– Начнешь… начнешь пить. От безысходности, от скуки, от тоски, от того, что в жизни нет ничего, кроме этого плаца и наших рож. Глянуть на Арнота – точно нажрешься, – хихикнул он, глядя на сияющего, как начищенный щит, приятеля, сходящего с лестницы. – Говорил – я быстро отстрелялся, а сам? Сам-то чего?

– Все отлично! – блаженно кивнул Арнот и плюхнулся на стул, жадно присасываясь к кружке с выдохнувшимся пивом. – Иди, Нед, она ждет! Ойд, да ей лет шестнадцать, не больше! А такая горячая! Ух, зверь-баба! Иди, Нед!

– Нет, парни… я не пойду, – нерешительно отказался Нед.

– Чего ты? – не понял Арнот. – Иди, все в порядке! Ждет ведь!

– Нет. Не хочу! После того, как на ней перебывал весь корпус морской пехоты… нет.

– О-о-о-о! Глянь, Арни, у нас чистюля! Ты только погляди! Он брезгует! Ты должен забыть, что такое брезгливость, Нед! Ты солдат!

– Я солдат. Но если мне хочется пить – не собираюсь это делать из первой попавшейся грязной лужи! – фыркнул Нед. – Если тебя устраивает такая любовь – давай, доброго пути. Я не буду. Все.

– Все равно с тебя два серебреника, – рассердился Ойдар, – я на всех договаривался, со скидкой! Тогда я вместо тебя пойду!

– На! И заткнись! – Нед хлопнул по столу монетами, приятель смахнул их ладонью и, выражая всей своей спиной полнейшее неудовольствие, пошел к лестнице.

– Чего ты взбеленился, – непонимающе спросил Арнот. – Девка правда хорошая. Молодая такая, упругая, сиськи – во! – Он показал на себе. – Попахивает немножко, но это даже придает пикантности.

– Чего придает? – не понял Нед, задумчиво пережевывая очередной кусок пирога. За этот месяц он сильно раздался в плечах – от хорошей, сытной еды наросло много мяса, и теперь фигурой он напоминал того призового бойца, которого убил на площадке, – мускулистый, могучий, только немного посуше, и лицо стало более молодое, чем было. Исчез этакий налет ожесточенности, готовности к неприятностям. Нед даже стал улыбаться, что раньше случалось очень редко.

– Пикантности… деревенщина ты эдакая, – безнадежно махнул рукой Арнот, – вкусности, значит.

– Ты ее жрал, что ли? – покосился Нед, и оба они покатились со смеху, фыркая и роняя крошки пирога изо рта.

Вернулись на базу под утро, всей толпой. Одна половина несла другую. Неду пришлось тащить на себе Ойдана, нажравшегося до умопомрачения и почему-то принимавшего друга за мастера школы уацу. Он все время порывался поклониться и при этом падал, упираясь лбом в мостовую и задирая вверх тощий зад. Пришлось положить его на плечо и, покряхтывая, нести, как мешок с зерном.

Уже перед базой он начал петь какие-то воинственные песни, отбивая ритм кулаком по заду Неда, на что тот пригрозил, что сбросит друга в придорожную лужу, чтобы тот протрезвел. На что получил порцию рыданий – Неду было сообщено, что он отец родной, а Ойдара никто не любит, так как все козлы и твари.

Арнот шел сам, передвигая ноги, будто они были сделаны из деревянных палок – прямо, истово вбивая ступни в каменную мостовую города.

Остальные солдаты отделения тоже были в разной степени опьянения, но в общем-то вся попойка обошлась без приключений – если не считать драки под утро, когда они начали выяснять, кто круче, с солдатами из роты арбалетчиков, на свою беду зашедшими в этот трактир.

Нед в драке не участвовал – его задирать боялись, Ойдар тоже – он просто спал на скамейке и ни в чем не мог участвовать чисто физически. Арнот пару раз махнул кулаками и тут же был загнан под стол, где и просидел до конца действа. В конце битвы солдаты, разнесшие половину трактира, оплатили ущерб по двойной цене и начали брататься, заливая раны дешевым вином по бешеной цене и обнимаясь, как братья после долгого расставания.

Дорога к базе была усеяна телами храпящих совершенно пьяных солдат, часть из которых уже была ограблена – карманы вывернуты, а вместо кошельков на поясах остались одни шнурки. Возвращающиеся перешагивали через эти «трупы», но Нед заметил, как кое-кто, воровато оглянувшись, шарил по карманам у товарищей, надеясь выцепить хоть медяк, оставленный предыдущими мародерами.

База встретила возвращающихся солдат спокойно – пришли и пришли. Тех, что валяются по дороге, потом соберет патруль на специальном фургоне. Тех же, что не вернулись, все равно найдут – выдадут добрые местные жители, и тогда расправа будет неизбежна и страшна. Порка – иногда и до смерти.

Следующий после увольнения день по традиции был выходным – для тех, кто ходил в увольнение. Что толку с солдат, которые валяются, как бревна, блюют и едва могут сделать пробежку до сортира? Безобразие одно. Смотреть на них противно. Пусть лучше в казарме сидят.

Официально день после увольнения назывался «личным днем солдата», когда те обязаны были поправить свое обмундирование, сходить на профилактический осмотр к лекарю – положено хотя бы раз в две недели посещать лекарский домик – ради профилактики заразных заболеваний вроде чесотки или других кожных болезней. Однако, как правило, этот график не соблюдался и солдаты обращались к лекарям тогда, когда приспичило. Например, сегодня…

– Нед! Нед! – Бледный Ойдар, покачиваясь, стоял у кровати Неда, держась за деревянные столбы нар, и теребил парня за плечо. – Да очнись ты!

– Ну чего?! – недовольно открыл глаза Нед, глядя в помятое лицо друга.

– Эй, ребята, у меня беда! – Сбоку подошел Арнот, сел рядом с Недом и закусил губу, вцепившись в лежанку.

– У тебя тоже? – хмуро осведомился Ойдар, присаживаясь в ногах у Неда.

– Что у вас – тоже? – непонимающе спросил Нед, глядя на хмурых друзей.

– Я в сортир пошел, – начал Арнот, – и это… не могу! Больно! Очень больно!

– И я тоже, – кивнул головой Ойдар и обвиняюще спросил: – Ты чего нас вчера не остановил, когда мы полезли на эту девку?! Нед, вот ты зараза!

– Зараза сейчас – ты, как я понял, – ухмыльнулся Нед, – и Арнот. Вообще – чего тут рассиживаетесь на моей постели? Идите к таким же придуркам! Небось половина роты сейчас выстроилась в очередь к лекарю. Говорил ведь вам – у нее вся база перебывала, а вы?

– Мы, мы… умный больно, – хмыкнул Ойдар. – Проводи нас до лекаря! Мне чего-то нехорошо…

– Ага! А знаешь, отчего нехорошо? Вина жрать надо было меньше. Ладно, пошли!

Нед соскочил с кровати, проделал несколько упражнений под завистливым взглядом трясущегося Ойдара, потом дождался, когда не совсем протрезвевшие до сих пор друзья выйдут из казармы, и пошел следом за ними, следя, чтобы подвижная конструкция из двух несчастных похмельных парней не грохнулась наземь.

Нет, дошли нормально и пристроились в очередь из таких же страдальцев, уткнувшуюся в белую дверь лекарской, на которой был грубо нарисован знак лекарей – мужик в белой рясе, простирающий руки над лежачим больным.

– Я не выдержу тут стоять! – простонал Ойдар, держась за Неда. – Это кошмар какой-то! У меня все зудит, а еще – я сейчас упаду!

– А с какого рожна вы до сих пор не протрезвели? – нахмурился Нед.

– Так мы с собой немножко взяли… так плохо было, мы добавили. Стало еще хуже! – пошлепал губами Арнот. – Меня сейчас вырвет…

Он побежал за угол, и тут дверь в лекарню внезапно открылась. Из нее вышел лекарь – здоровенный мужичина, ростом с Неда, только толще раза в четыре и борода длиной в пядь. Он молча осмотрел очередь, тут же притихшую под его пристальным взглядом, и басом громко прорычал:

– Эй, ослиноголовые бараны, по недосмотру носящие эмблему морской пехоты, – те, кто вчера развлекся с девкой в трактире «Красный жеребец», отходите в сторону, сейчас поедем в город, к магу-лекарю. У меня нет на вас нужных порошков, да и порошками такую заразу не выдерешь. Вы славно постарались, гнилушки проклятые! Я бы этот «Жеребец» хренов спалил, как источник заразы! А девку, девку… у-у-у-у… идиоты! Как приедете, будет лекция – как безопасно трахать шлюху! И хоть одна сволочь увильнет – больше ко мне не подойдете! Будете гнить заживо, идиоты! А ты чего ржешь, оглобля? И ты подцепил, победитель хренов?

– Нет, господин лекарь, – успокоился Нед, согнав с лица непрошеную улыбку, – я здоров, как…

– Это хорошо, – перебил лекарь, – вали отсюда тогда, не загораживай горизонт! А вы, ослиные бо́шки, грузитесь в повозку позади лекарни, сейчас дежурный сержант подойдет, выпишет пропуск. Эй, стой! Стой, оглобля! Как там тебя?

– Нед, господин лекарь, – обернулся Нед.

– Поедешь со мной. Надо следить за этими гнидами, а то расползутся по городу, как заразные вши! И не делай такую морду, будто ты обнаружил, что тебе воткнули нож в спину. Нечего было показываться на глаза начальству, не имел бы проблем! Стоять на месте и ждать у лекарни!

Нед вздохнул и поплелся назад. Так-то ему было совсем не трудно сопроводить команду из тридцати парней, но только очень хотелось после бессонной ночи поспать в казарме, и чтобы никто его не поднимал, не гонял, подумать, помечтать – теперь у него было о чем мечтать. А еще его беспокоила одна мысль – едут-то они к лекарям-магам! Не дай ему боги попасться на глаза какому-нибудь из этих магов. Деревенский лекарь с ходу определил его ауру. Впрочем, подумалось ему, а кто знает, что он может управлять демонами? И тут же всплыла мысль: «Идиот! Не вздумай попасться им на глаза! Отправят в агару, начнут копаться – тут же вычислят демонолога, и тогда, тогда… Может кончиться плохо!»

Дежурный сержант появился через полчаса. Он передал лекарю небольшую бумагу с полковой печатью, тот поманил Неда рукой, и через минуту они уже громыхали по плацу к воротам базы на длинном фургоне, напоминающем корабль под парусами. Его тащили две обгаженные старые клячи со свалявшейся шерстью и вытертой от старости холкой. Впрочем, груз фургона мало чем отличался от его тягловой силы – бледные, трясущиеся, похмельные рожи.

Лекарь оглянулся назад, на парней, и, подмигнув Неду, сказал:

– Глянь! Такое ощущение, что эту девку заслал к нам Исфир! Вывести из строя больше тридцати солдат разом – это даже ты, вояка, не сможешь! Вот это сила, вот это оружие! А сам-то чего на нее не полез? Ты же с ними был?

– Противно… – пожал плечами Нед. – С кем она до меня была?

– Как говорится, ты себя не на помойке нашел, да? – хохотнул лекарь. – Правильно, молодец. Умный парнишка. Если уж захочешь женщину – я тебе подскажу адресок. Там мать с дочерью, они не профессионалки, подрабатывают – ну, тут многие подрабатывают чем могут, – так вот, они чистые, за собой следят. Чуть подороже, конечно, но зато безопасно. И еще накормят в придачу. А по трактирам только такие вот идиоты грязь собирают.

– Нам далеко ехать? – спросил Нед, чтобы уйти от щекотливой темы.

– Ты вот что, – продолжал лекарь, не обращая внимания на вопрос, – возле храма Прайона, наискосок от его статуи, стоит домик с зелеными ставнями, небольшой такой, чистенький. Там живут Нельга и Осара, пойдешь, скажешь – от Жересара. Они так-то скрывают, что подрабатывают, но от меня – примут. Хочешь – сразу обе, хочешь – одну. Гарантирую – обе чистые, я регулярно проверяю. Запомни – у храма Прайона, Нельга и Осара! Домик с зелеными ставнями!

– Спасибо, запомнил, – кивнул головой слегка покрасневший Нед. Ему было не по себе, и он опять постарался перевести разговор на другое: – А что, маги сразу вылечат парней?

– Сразу, на то и маги, – кивнул лекарь. – Они на службе, так что обязаны лечить. Мелкие раны и повреждения лечим мы, обычные лекари, а вот средние и тяжелые – везем к ним. На базе, видишь ли, работать они не желают. Белая кость! Не то что мы, чернозадые! – Лекарь сплюнул, басом заревел на ледащих лошаденок и хлопнул вожжами: – Эй, проклятые, прибавьте шагу! Родню ведь везете, ослиноголовых!

Жересар засмеялся и замолчал, глядя вперед. Нед тоже молчал. Он думал о том, что за последнее время на него свалилось столько всего, что его мозг раскалывался от новых знаний. Вчерашний день тоже его многому научил. Особенно тому, что за красивым фасадом может скрываться такая пакость, что и представить себе невозможно. Нужно быть очень, очень осторожным…