ГЛАВА 2
Если уж это не «влип», то что такое «влип»?
Страшное бремя непонимания
Будильник смартфона запел утром вовремя, как и положено.
Проснулся я достаточно легко. Сел на кровати, покачался взад-вперёд, а потом замер, разгоняя густую мозговую тучу. Ведь что-то мутное снилось, нехорошее, ненормальное, если это определение применимо к снам вообще… Что я хочу? Где пульт от телевизора? Белый от кондиционера вижу, а тот, чёрненький, где?
Немного побаливает голова, это не проблема, достаточно залезть под холодный душ — и всё как рукой снимет. Чуть болит желудок. Во рту оставался какой-то ядовитый привкус. «Это от вчерашнего палева, — подумалось лениво, пока я совершал туалетный моцион. — Ох и ядовитый же мусор кто-то жёг, натравить бы на козла местного экоинспектора. Наверное, звери, а не люди, Европа всё же».
Куда я пульт от телевизора забил, в какую щель, а? Нет, сперва надо хоть чуть-чуть в себя прийти.
Так, в туалет марш-марш сделали, теперь — на кофейный моцион.
В комнате, кстати, до сих пор попахивало какой-то вонизмой, даже кондиционер не спас, фильтр старый. Точно диоксин, что ли? Ну да, Тони вчера говорил… А он откуда знает? Я вот не разбираюсь.
Заварив кофе, открыл тяжёлые деревянные ставни из тёмного дерева, с усилием откатил в сторону огромное тяжёлое стекло и вытащил две чашки на веранду. Это обязательная процедура, ритуал. Ведь я курический бросец первой стадии! Посоветовали добрые люди начать так: научиться не выкуривать первую утреннюю, пока чего-нибудь не съел или не выпил горячего. Поэтому первую чашку я выпиваю без дымового сопровождения. Вообще-то в Европе бросать легко, цены на сигареты адские, сами сигареты гадские. Все греки курят исключительно «Мальборо», старые добрые понты. А все «Мальборо» в мире, если вы ещё не знаете, поддельные. Местный контрафакт катают в Албании, редкостная гадость.
Привычно подогнув левую ногу под себя, уселся в жёстком кресле, немного поворочался, устраиваясь поудобней.
А воздух-то какой свежий! Сплошной кислород и озон. Никакого диоксина!
Птички поют, поднимающееся солнышко светит, словно и не было вчерашнего кошмара. Правда, тучки-то наползают… Восемь утра, можно бы и ещё поспать. Как насчёт добрать немного, Гош? Надо решать быстро, пока окончательно не проснулся. Если ехать куда-то, то лучше по прохладце, можно ехать с открытыми окнами, без кондея. А что, если в столовку сходить? Не хочется, а по уму — горяченького в себя вкинуть не помешает. Там пока тихо, спокойно, позже набегут.
Кляня себя за слабоволие, я торопливо выпил первую чашку и сразу потянулся за пачкой, лежащей на столе. Поднял глаза и только сейчас увидел ноги.
Две ноги. Женские. Голые. Белые.
Видно их было примерно по колено — ноги протянулись на мою половину лужайки.
«Это соседка справа, и это её пятки».
Почему-то сразу решил, что недвижимые ноги принадлежат именно ей, а не кому-то пришлому, словно изучал эти пятки загодя. Национальности её не знаю, а имени, убей, не помню! Я вообще плохо запоминаю имена-фамилии. Переметнулись в самом начале при встрече холодными дежурными «хаями», да и хватит знакомиться, видно же было, что личности мы полярно устремлённые… Больше не контактировали. Что сказать: средних лет женщина, ничего примечательного, в загулах не замечена.
Ночью она бегала по мокрой траве, как тут не бегать, когда вокруг сплошная фантастика творится!
Вот пятки и испачкала в сырой землице. И теперь одна торчащая нога была немного грязная, а другая чистая. Почему? Потому что именно эта пятка лежала прямо перед спринклером системы орошения лужаек, они тут напиханы по мураве в шахматном порядке. Вот эту пятку и отмыло начисто струйками под давлением. Ледяной водой, между прочим, то ещё испытание! Даже мертвецки пьяный человек среагирует на распылитель, который включают часа в четыре утра.
Я встал, сделал несколько шагов вперёд и осторожно присел, опасаясь заглядывать за стенку. Наконец решился и дотронулся до холодной левой ноги. Потом поискал пульс… Уже долго лежит, это не обморок, не обольщайся, Санин, тут не накурка и не пьянка, это происшествие из ряда вон.
Соседка мертва, никаких сомнений.
Мертвецов я в жизни видел предостаточно. И в армии, и на поисковых операциях, когда искал пропавших в тундре коллег из цеха, на дальних охотах и рыбалках, утопленников не раз находил, сам попадал в катастрофы и видел со стороны их кровавые последствия, таскал и упаковывал. Но к виду мёртвого человека так и не привык.
Вот это номер!
Зашибись, я влип! Сейчас захлопают двери, забегают люди, завизжат женщины. Сюда нагрянет некогда незаметная греческая полиция, крепко разозлённая ночным происшествием, и вот он, Егор Санин — человек с определённой курортной репутацией, весь такой уютный да удобный. Хватай его с ходу и кидай в местный околоток до выяснения обстоятельств! Самый шикарный подозреваемый, только вышибай показания!
«Русский Иван по пьянке убил беззащитную румынку!»
«Странный способ удушения носками наводит на мысль, что русский проходил спецподготовку!»
Нормальные заголовки?
Вот что теперь делать, сука? Накрылся отпуск, к бабке не ходи.
Постоял я соляным столбом, а потом уже совсем решительно — чего теперь терять, не отвертишься — зашагал на соседский участок… Точно. Лежит, сердечная, прямо на зелёнке возле столика. На столике ничего нет. Лицо спокойное, цвет кожи нормальный. Ни гримас, ни судорожных сжатий в кистях. Сердечко отключилось? Осторожно поискал пульс на руках — хрен там, минус.
— Ты попал Егорка, — сказал я вслух тяжко. — Вот как оно сложилось…
Вернулся к столику и тяжело сел в скрипнувшее кресло. Так и сидел, торопливо покуривая. Размышлял. Надо бы с Тони посоветоваться, вот что я решил спустя минуту-другую. Ирландец — человек разумный, проверено, он умеет думать взвешенно, глядишь — чего толкового и посоветует. И копам не сдаст сразу.
Возле откатной двери бунгало ирландцев меня затрясло уже конкретно.
Дверь у соседей слева была немного приоткрыта — сантиметров пятнадцать тёмной полосы от пола до потолка… Свет вроде нигде не горит. Слабый гул внешнего блока кондиционера. Неподвижность плотных штор за стеклом. И абсолютная тишина внутри.
Вообще кампец, да тут кругом тишина! Гробовая. Что, все разом пульты от телевизоров потеряли?
— Тони, привет! Ты как там, в порядке после вчерашнего? Есть одна проблема! — крикнул я погромче нарочито свежим голосом.
Никто не ответил. Кровать не скрипнула, и тапки не шоркнули. Впрочем, Финнеганы вполне могли пойти на завтрак, они это дело практикуют, дисциплины ради. А чего тогда двери не закрыли уходя? Забыли, что ли?
Знал бы кто, как мне всё это не нравится… Как я ухитрился?
Резко открыв дверь, вошёл внутрь.
Меня хватило ровно на три секунды.
Три трупа — три секунды.
Выскочив наружу, я сел прямо на траву — нет, буквально обвалился на четвереньки, потом резко согнулся в болезненном спазме — кофе почти не вылетело, так, один глоток… А вот ядовитая горечь поднялась аж до языка. Кашель пробил до спазма. Я упал на левый бок, потрясся, а потом отполз подальше, на солнце, по пути зацепившись краем широких трусов за очередной проклятый спринклер.
— Да отпусти же ты, падла! — Ну вот, треснула по шву китайчатина гадская. Надо срочно купальные надеть.
Вспомнив на мгновение маленький трупик несчастной Луизы в короткой ночнушке, скорбно лежащий там, на постели, я согнулся снова. Дети-то при каких делах!
Какое-то время я не мог собраться с силами. Четыре трупа сразу и без видимых предпосылок — это перебор при любом жизненном опыте. Млять, что тут происходит, почему они все умерли?! С Тони общался недолго, чуть больше недели, успев оценить его как человека хорошего, с такими я быстро схожусь… И жена его умница. Дочка… Это жестокая потеря, и она ушибает конкретно. Поверить не могу, ведь мы расстались всего несколько часов назад! Да, Энтони выглядел устало. Ровно как и я, немного пьян и напуган. Но не больше!
Наконец, глухо откашлявшись, я опять добрался до своего кресла.
Не с кем посоветоваться, не у кого спросить.
Мысль о якобы сглаживающем все душевные ухабы крепком алкоголе мелькнула было и тут же, слава богу, пропала. Ясное понимание того, что именно сейчас нужно оставаться кристально трезвым, засела в звенящей от эмоций голове накрепко. Ни грамма.
— Тони, как же так…
Спокойно, Санин, спокойно, дыши глубже, думай быстрей, действуй продуктивней.
Так, ирландцы тоже умерли. Кто-то из них ночью вставал и подходил к двери, чуть приоткрыв ставню. Может быть, именно для того, чтобы сквозняком побыстрей выветрить из комнаты неприятный запах таинственной ядовитой гари. После чего лёг на кровать и…
Тишина вокруг теперь представала совсем в другом свете.
Почему не слышно голосов вокруг столовой? Почему возле бассейна не визжат детские голоса? Да, народа в отеле пока мало, но негласный распорядок шумового поля не меняется — здесь каждому звуку своё время.
«Что расплылся студнем? Дальше обследуй, разбирайся!»
Я подошёл к ограждению террасы. Всё та же пёстрая мозаика моря между ветками, опять яхта на якоре стоит, крошечная, в таких дети должны кататься, если пара взрослых мужиков залезет, то… Секунду! На тиковой палубе яхты лежал молодой человек в красных плавках. Головой вниз, руки безвольно болтаются в воде.
Ещё один труп.
Вздрогнув то ли от адреналина, то ли просто от страха, я метнулся налево, к самому краю зелёной площадки, откуда сверху отлично видно бассейн, нижний бар и само здание отеля. За полминуты я успел мельком оглядеть столики под серповидным козырьком бара, пустые лежаки — на некоторых ещё ночью хитрецами были разложены полотенца. Обычно, отлавливая с этого места хороший вай-фай, я успеваю всматриваться в людей, пытаясь угадать их национальность, это как игра, привычка… В бассейне стоит гомон, вокруг него тишина, а ты изредка поглядываешь, прикидываешь…
Никого. Какое-то мистическое одиночество.
На плечи как-то сразу навалилась неведомо откуда взявшаяся усталость — а ведь только проснулся!
Стою один наверху, внизу ни души, за спиной трупы.
В голове вдруг тоскливо завыло, неведомая сила приказывала, звала куда-то… Мол, уходи, беги к чёртовой матери, Егорка, смени место!
Такое со мной бывает в самом конце долгой северной зимы, когда улицы и дворы окрашиваются в цвет серой грязи, вязкая холодная слякоть уже просто изводит, переворачивая привычный мир, да и тебя вместе с ним, мордой в самую гадость. До настоящей весны всего-то ничего, скоро природа сделает решительный шаг к радостным переменам, но вытерпеть трудно, отчаянно хочется на эти дни куда-нибудь свалить.
Вот я и свалил. На Корфу.
Получи теперь расслабуху.
Огромное здание отеля «Холидей Палас» признаков жизни не подавало.
— Словно вымерло, — прошептал я и вздрогнул.
На балконах не было ни одного человека. Обычно — есть, я тут не один такой, любитель выпить чего-нибудь с утра на свежем воздухе. Никто не снимает с верёвочек подсохшие к утру полотенца, дети не высовываются за край балкона, чтобы глянуть на заманчивое зеркало бассейна. Пуста и крытая веранда столовой. Все места свободны, прямо лафа. Не толпятся посетители перед многочисленными кормушками опостылевшей шведки, не суетится персонал в униформе.
Мысль о какой-то по-настоящему фантастической причине происходящего, наподобие тех, что обильно встречаются на страницах книг в ярких обложках, в голову, признаюсь, пришла. Но не смогла зацепиться — невозможно, оказывается, в такое поверить. Лёжа ленивым тюленем на диване — легко допускаешь. В реальной ситуации — невозможно! Инопланетные, а скорее всего, просто засекреченные тарелки, нарушающие работу аэропорта и сжигающие полицейские машины… Полный бардак в небе. Ядовитый запах гари. И смерть вокруг. Теперь я уже не сомневался, что трупов будет много. Очень много.
Казалось бы — лепи любые допуски! А я не мог. Лишь одна мысль засела накрепко, её я и озвучил:
— Сука, это террористы. Химическое оружие применили.
Надо чаще проговаривать соображения вслух. Хоть что-то выжимать из головы, спорить самому с собой, так легче.
— А почему меня не торкнуло?
«Потому что ты квасил всю ночь, как сволочь, вот яд и нейтрализовало».
— А почему тогда Тони свалило? Он пил точно так же и то же самое. А семья его?
«Значит, что-то съел!»
— Иди ты в задницу.
На нижнюю площадку перед бассейном, скатившись по ступеням белым студнем, выскочила полная женщина. Узнаю, эта та самая боевитая украинка, что гоняет развратников ссаными тряпками. Женщина остановилась, тяжело дыша, подтянула прямо через платье труселя, огляделась, вдруг что-то увидела рядом с собой и заревела, как сирена, во весь голос, противно и страшно.
— Понятно…
Картина везде одинакова.
Смартфон надо взять! Метнувшись в номер, я снова подскочил к месту наблюдения. Вот зараза, нет вай-фая! А на местной симке Интернет не подключен.
Украинка уже исчезла, оставив на земле пластиковый пакет, возле бассейна появился другой человек. Он очень спешил. Полноватый краснокожий дяхон в белой майке и мятых шортах тащил за собой большой трэвел-чемодан на колесиках. Не разбирая дороги. Ещё немного, и колёса отвалятся — с такой скоростью он огибал бассейн. Почти добравшись до ниши лифта, он остановился, обернулся, вытер тыльной стороной ладони вспотевшее лицо и зычно заорал по-немецки, поторапливая родных. Так и не успел загореть на курорте.
Тут же показалась заполошная мамаша, тоже с чемоданом, и двое детей, оба с цветастыми рюкзачками за спиной.
Немчура драпает! Откуда-то из бунгального комплекса.
— Умные люди уже что-то поняли и рвут когти, — сказал я вслух.
«А ты тут стоишь, идиот, ждёшь чего-то».
Жду я. Понять хочу хоть что-нибудь.
Не знаешь, что делать? Напуган? Стой на месте, хоть секунду постой, успевая сообразить — на что же тебе Создателем столь мощный мозг даден? Сообразишь — действуй! Именно так человек разумный и выжил как вид, я так думаю… Травоядные рефлекторно бросались наутёк и попадали в засаду или падали со скалы. Хищники мгновенно отскакивали в сторону и переходили в атаку. Человек замирал и оставался на краю обрыва, рядом с родненькими пещерами.
Люди в живой природе ничего не могут делать лучше зверей, у каждого из которых есть своя генетическая специализация. Одни лучше бегают, другие прыгают, третьи плавают, а четвёртые — летают по веткам, в том числе и с помощью хвоста. Везде звери выше, дальше, сильней.
За исключением одного: мы умеем лазить по скалам. Даже отвесным.
Никакой зверь не поднимется по вертикальной стене, не заберётся с такой скоростью на камень, даже снежный баран скачет исключительно по хорошо знакомым ему полкам, не таким уж и узким, между прочим. Только мы, потому что для этого нужно прямохождение, человеческие кисти и стопы. Именно в горах люди выжили и сформировались, умея укрыться от любого, самого страшного зверя, а потом там же его и завалить качественно для зажарки, используя силу гравитации. А обезьяны всё скакали по веткам. Лучше нас, между прочим. Так и скачут по сей день.
Вот такой я Дарвин, ёлки, сказал как умею, без претензий на научное признание… Взгляд, конечно, очень варварский, но вполне себе верный.
Так что мы ещё немного посмотрим, да. Подожду, пока сама Судьба не пригрозит зажатым в кулаке кастетом очередного страшного события…
Да и ребят я просто так бросить не могу, не по-людски это!
Где-то на этаже здания хлопнула дверь. Тоненький вскрик, и внизу опять раздался тревожный цокот убегающего чемодана.
Оставшиеся в живых бегут неизвестно куда. А куда?
— Кстати, пульт-то надо найти!
Но сначала необходимо сообщить в полицию, теперь уж они точно на меня не свалят. Узнать, что-то понять, получить инструкции. Втупую я бегать не буду.
Схватив в номере старинную телефонную трубку цвета слоновой кости, я быстро понял, что ничего из этой затеи не выйдет. Выход в город только через коммутатор. На ресепшен никто не отвечал — небывалое дело! Там вообще круглосуточно два человека дежурят, а днём и по трое за стойкой маячат! Ресторан тоже молчит.
Остаётся сотовый.
Какой номер у туристической полиции? Ведь говорили же, и не раз! Не помню. Сто? Сто один? Вспомнив, я выдвинул из прикроватной тумбочки ящик и вытащил пачку проспектов отеля, в том числе памятки по юзанию комплекса. Нормальный русский человек начинает читать инструкции только тогда, когда погружается в дерьмо по горло. Ага! Млять, зачем мне портовая полиция?! Туристическая где?! Или обычная, которая за НЛО гоняется. Пожарники… Бредятина какая-то!
Наконец, натыкавшись в экран до одури, я соединился.
— Минуточку, ваш звонок очень важен для нас! Ожидайте, — произнёс сексуальный девичий голос.
И бодрая музычка в ухо. Издеваются они, что ли? Я включил громкую связь, сел на кровать и положил смарт на колени.
— Это полиция. Слушаю вас! — по-английски говорит баба, ура! И тут же она залопотала на эллинском.
— Нет, нет, пожалуйста, плиз инглиш! — заорал я, торопливо включая режим «в ухо». — Я не говорю по-гречески!
Баба опять раздражённо затараторила, потом выдала пару слов на дойче, на этом её лингвистические познания и закончились. Ну, зараза, кала-паракала…
— Ты по-русски можешь говорить, курица драная?! — не выдержал я.
— Не могу, — неожиданно объявила она. — Не знать русский. Охи! Охи!
— Ну так позови кого-нибудь, кто знает хоть какой-то человеческий язык! Го-го! — больше я на туманно-альбионское не переходил, нет смысла.
— Маркос! Маркос!!! — заверещала та что есть мочи после короткой паузы, а потом в ухе что-то щёлкнуло, и я услышал знакомое а-ля колл-центр:
— Минуточку, ваш звонок очень важен для нас! Ожидайте…
И опять бодрая музычка. Кошка ты драная! Нет, ребята-демократы, так мы и своей каши не сварим, и имеющуюся не разгребём. Я плюнул прямо на кафельный пол и замер в ожидании. А что ещё было делать?
Прыгнуть бы сейчас в «Панду» да рвануть к потрясающим рыжим слоистым утёсам Перуладеса, уходящим высоко-высоко в небо… Подкатить в Сидари к знаменитому Каналу Любви, побродить по лабиринтам шхер из песчаника, изрезанного ветром, пропотеть на узких серпантинах после Кассиопии, где чудесные фрагменты берега сменяются настолько стремительно, что и разглядеть не успеваешь. Задержаться в Калами, где жил знаменитый Джеральд Даррелл, а потом оторваться на автобане южной части острова, спеша к любимому Гарденосу.
Если бы это всё оказалось всего лишь страшным сном, клянусь — так бы и сделал.
Наконец на линии появился другой человек, мужчина, представившийся лейтенантом Маркосом. Совершенно непригодную к произношению фамилию я забыл сразу же.
— У меня тут кучи трупов, лейтенант!
— Не волнуйтесь так. Правительство в Афинах делает всё возможное. Вы звоните из «Корфу Холидей Палас», Канони?
— Да. Что мне делать?
— Готовиться к эвакуации, мистер! Поверьте, вам уже ничего не угрожает, это оружие было направлено прежде всего против греческого народа. Русские и прочие национальности практически не пострадали.
Он в своём уме? Дело было ночью, греческого персонала в гостинице было минимум, все спали по домам. И полный отель мёртвых европейцев! Или Финнеганы были урождёнными греками? Кстати, а какое такое оружие, химическое, биологическое?
— Вы телевизор не смотрели? — спросил он вместо ответа. — Правительство в Афинах делает всё возможное…
— Лейтенант, это что, война? — прервал я.
— Мы пока не знаем, — устало признал офицер. — Достоверной информации очень мало. Как и людей, на участке почти никого не осталось, ставим на посты кого можем. Так что… Не волнуйтесь, правительство…
— В Афинах, — подсказал я тихо. — Ты что, лейтенант, за дурака меня считаешь? Какое оружие, объясни?
— Генетическое, — непонятно ответил Маркос, и я заткнулся. — Э-э, мистер…
— Гош Санин.
— Спасибо. Вам нужно включить телевизор, Гош, и внимательно послушать новостные программы, многое станет понятным.
Бляха, чёртов пульт! Что-то я совсем растерялся.
А он продолжал:
— Мистер Санин, назовите своего туроператора. Мистер Санин, вы меня слышите?
Очнувшись, я раздельно и отчётливо произнёс название фирмы.
— Без паники! Просто ожидайте на месте, вскоре можете подходить на ресепшен. Представитель туроператора соберёт всех подопечных, за вами приедет автобус и отвезёт на аэродром, где сейчас формируются специальные эвакуационные рейсы.
Ага, так я тебе и поверил. И в мирное время до моего ленивого турпредставителя было не дозвониться, а сейчас разбежался он геройствовать, как же. Уже пятки смазал небось! Или вообще того…
Но спорить я не стал, спросив:
— А куда девать с трупы? Кто-то приедет для составления протоколов? Да и убрать бы надо, воздух прогревается, скоро будет очень жарко.
— Никто не приедет.
С ним не сладить.
— Маркос, мне нужен телефон вашего начальника.
— Не будь дураком, Санин! — строго прикрикнул на меня неожиданно разозлившийся грек. — Некому к тебе приезжать, ты понял? Если сможешь кого-то прибрать сам, то сделаешь богоугодное дело!
— А ваше МЧС?
— Что такое «Эмчеэс», мистер?
— Министерство спасопераций. Где они сидят, опять в Афинах?
— А… Ничего не слышал о таком министерстве. У нас есть армия, флот, полиция, есть пожарная охрана: государственная и частная, а также добровольная, по департаментам. Но у этих ребят очень большие потери.
Добровольная? Да, это вам не наше знаменитое суперведомство со своей авиацией и мобильными госпиталями. Знаменитая беззаботность греков и их лёгкое отношение к жизни теперь аукнулись на весь лес. Гром грянул, а креститься мужику нечем.
— То есть всё сам?
— Точно. Вот и отлично, ты, наверное, хороший парень, Санин… Про Афины больше не говорю, — горько усмехнулся Маркос. — И запиши номер моего стационарного телефона, на всякий случай. Обязательно посмотри телевизор, пока всё работает! Всё будет хорошо, специальный человек сейчас занимается поиском туроператоров.
— Я понял. Лейтенант, каков процент выживших?
— Процент? Сейчас сказать невозможно. Ясно одно: очень маленький.
Отбой, уф-ф…
Свой пульт я так и не нашёл и потому, наконец-то смекнув, просто забрал аналогичный из бунгало ирландцев.
Три белых кокона лежали в ряд, с узлами на голове. Именно так опытные санитарочки, с годами привыкшие ко всему, закутывали в простыни моих соседей по палате, когда кто-нибудь из них умирал ночью. Потом девчата просили ходячих больных отвезти трупы в маленький больничный морг в подвале… За стоху медицинского спирта. Я тоже таскал. Страшное место. Страшное занятие.
Теперь надо подумать, где и как сделать могилы.
А заодно воспользоваться зомбоящиком, теперь это единственное средство массовой информации. Интернет, похоже, рубанулся конкретно.
Я вдавил нужную кнопку. Облом! Единственный русский канал не работал вообще, на экране светился синий квадрат, предлагающий ввести какой-то пароль.
Англоязычный канал CNN немного помог, жаль, продержался он недолго. Изображение дёргалось, застывало, звук постоянно запаздывал и часто пропадал. Основная идиотия картинки заключалась в том, что бегущая строка была бессодержательна относительно происходящего. Или девочки набивать не успевают… Там по-прежнему плыли курсы валют и акций со стрелками вниз, всякие там насдаги и шанхай-композиты…
Какой-то башковитый мужик медленно, размеренно, смакуя Свой Звёздный Час и социальную значимость Настоящего Учёного, рассказывал взбешённой ведущей, пытающейся нервно сдуть свисающий на лицо локон на место, примерно следующее:
— Есть некие научные работы, недоступные широкой публике… Например, в одном международном журнале года полтора назад была опубликована интереснейшая статья об экспериментах британских учёных над мушками-дрозофилами. Их кормили определённым трансгенным кормом, вместе с которым в организм попадал некий ингредиент, до времени спавший.
— Извините, мистер Сойер, у нас очень мало времени! Пф-ф! Не могли бы вы…
— Однако после включения кодового сигнала, а в данном эксперименте нами был использован лазерный импульс, ингредиент просыпался и начинал вырабатывать токсин… — Яйцеголовый мистер Сойер её не слушал и явно не собирался ускоряться.
У него, видите ли, профессиональный интерес! Дать бы тебе в глаз, дурачку. Ёлки, какой я злой, оказывается! Что-то слишком много агрессии. Может, всё-таки виски?
— …а тот, в свою очередь, вызывал у мушек тревожное поведение — они трясли крыльями, метались, вели себя тревожно…
Ценная информация, спасибо тебе, добрый человек. На хрен мне твои дрозофилы? Ты пальцем ткни!
Через пару минут началась трансляция репортажей с мест в реальном времени.
Вот Лондон, его трудно не узнать. Беспорядки на какой-то центральной улице. Бегущие в панике люди, белых почти нет. Полиция стреляет в воздух из боевого. Жиденькая цепочка у копов, скажу я вам. И вообще народу мало.
А вот настоящая жесть — большой чёрный джип на верёвках тащит по узкой улице двух мёртвых полицейских, из открытой форточки высунулся арабского вида парень с большим мясницким топором… Что-то орёт про Аллаха. Пригрели змею на груди, доигрались бритты, пошла расплата.
Потом была Румыния, показывали какие-то сёла, плачущих бабушек… Ничего не понял.
О! Америка! В кадре мелькнул совершенно пустой Бруклинский мост, но изображение почти сразу слетело на несколько секунд, а после восстановления картинки говорящая женская голова на фоне карты США начала отчаянно кричать, что генетическое оружие применяется по всему миру и никто не может понять, кто начал первым.
Это полный шифер!
Я опять попробовал включить родную «Планету», что и в добрые-то дни шла без звука. За время моих блужданий по каналам кое-что изменилось, изображение появилось, но не двигалось. Перекошенный рот известной телеведущей неприятно застыл на полуслове, бегущая строка повисла внизу неподвижно. Можно было прочитать: «В том числе и курортные побережья Краснодарского края. Наше правительство в…»
— В Афинах, дура! — опять подсказал я со злостью. — Ну, давай, девочка, оживи! Что, мне поцеловать тебя надо? — прошептал и зачем-то шарахнул пультом по кровати, хорошо, что там мягко. Нет, надо налить, без химического костыля не обойдусь, нервы сдают.
Сказано — сделано, запас в холодильнике всегда стоит. Немного полегчало.
Вскоре стало понятно, что в сетке телевещания постепенно остаются только греческие каналы, наступает самая задница. Ведь это то же самое, что слушать разговоры инопланетян. Лучше бы уж китайский транслировали, они хоть ликом другие… Албанский новостной канал, кстати, тоже вылетел.
Я обречённо сидел перед экраном, идиот идиотом, и честно пытался понять хоть что-нибудь.
— Калимера-калиспера, вашу Машу… Эгей, переводчика давайте!
В простенькой студии несколько мужиков и одна баба — все в очках — за изогнутым столом вовсю тёрли за происходящее. Научники, скорее всего. Я опять уловил что-то про гадских мушек-дрозофил — любимая тема, похоже, — затем они вроде что-то сказали про лабораторные исследования в США и других странах, потом часто начала упоминаться Турция. Присутствующие в студии люди разом возбудились, начав говорить одновременно. Ага, наука заканчивается, начинается политика.
— Ой-ё-о…
Не, я тут просто время теряю.
Это мировая война. Война на уничтожение. Понятно, что кто-то применил и продолжает применять таинственное генетическое оружие, к чему мир оказался не готов. И процесс уже необратим, никто никому не верит. Уяснил и то, что по всей планете начались приграничные столкновения, сведение старых счётов с применением вооружения обычного, превентивно и в ответку.
В общем, все против всех.
Однако самое важное вот что: это генетическое, или бог его знает по правде какое оружие несовершенно настолько, что вышибает далеко не сто процентов. Некоторые представители национальностей и народностей выживают даже после целевого применения. Почему? Потому что средство до ума не довели, торопились. Аврал у авторов был, уж я-то хорошо знаю, что это такое… На многое пойдёшь, лишь бы успеть к сроку.
Интересно, кто Главный Провокатор?
Значит, и в России такая же хня творится. Правда, там есть МЧС.
Когти рвать надо, Егор.
И эвакуационный рейс «Аир Берлин» — не лучший выход. Что мне делать в Берлине, охваченном таким же хаосом, который я только что наблюдал на экране? Ещё посадят на каком-нибудь военном Рамштайне и после жёсткого допроса закинут в лагерь-отстойник, у немцев на этот счёт немалый опыт имеется.
Лететь в Афины? Ну да, там же правительство… Задница с другого профиля.
На родину надо пробираться.
И чем быстрей, тем лучше. «Трансаэро» за нами прилетит?
А лучше бы «Центроспас».
* * *
Сотовая связь обваливается на глазах, наверное, ретрансляторы слетают. Персонал умер.
Пара чёрточек в углу дисплея светится, а не цепляет. Пятый раз звоню в Норильск друзьям и ещё ни разу не соединился. Полчаса тыкаюсь, хватит уже. Буду пробовать позже. А пока работать пора!
Так, ребята. «Панду» к сектору бунгало не подогнать. Даже крошечный «Матис» не протиснется. Надо что-то придумывать. Искать какую-нибудь тележку? Типа больничной. Откуда ей тут взяться…
Дело в том, что поблизости могилы не выкопать, земля насыпная, слишком тонкий слой лежит на бетоне. Если выйти из сектора в противоположную от основного здания отеля сторону, то можно попасть на хитрую потаённую тропинку, идущую вниз по склону, траверзом. Партизанскую, грунтовую. Очень неофициальную, про неё из гостей отеля мало кто знает. Именно по ней, не желая лишний раз шлёпать в жару мимо бассейнов к подъёмнику-тельферику, я частенько ходил на пляж, петляя на тропе между старых сосен. Там даже парочка уютных скамеек стоит для особо влюблённых. Романтическое место, всё для того имеется.
Вот только свободной земли нет. Склон и склон, сплошные переплетения корней.
Подходящее местечко есть ближе к выезду. На территорию отеля можно пройти либо через основное здание, либо обогнув его сбоку, выходя к сектору бунгало и суши-бару на берегу. Вот туда и надо доставить тела.
А что, если внаглую прорубиться на какой-нибудь машинёшке? И чёрт с ней, помну да и брошу после дела. Сходил я, примерился тщательно — нет, невозможно в принципе. Где взять подходящую каталку? И тут я вспомнил про двухъярусный агрегат, с которым местная гризетка закатывает в комнаты для уборки. Шестидесятых годов постройки, вещь неубиваемая, даже шарики бронзовые на трубках имеются. Резина литая, колеса мощные. Ну так она и грузит на неё — ого-го. Баночки, бутылочки со всякой моющей и чистящей химией, стопки полотенец. Телега что надо! Стоит она наверняка где-то поблизости, гризетка не будет каждый раз переть телегу от корпуса. Далеко.
— Здесь должен быть чулан, — решил я.
Нашёл достаточно быстро. Дверь не цифровая, замок жиденький. И правильно, кто сюда полезет… Чем вскрыть? У меня из инструмента — многопредметный «Викторинокс» и крошечный нек-найф на шнурке от «Колд Стил», я его на шее вместо амулета таскаю. Да это и есть амулет. Помогает вскрыть упаковку, нитку обрезать. Никто из прохожих не воспринимает его как ножик.
Подумав, выдрал из бордюра ближайшей к чулану тропинки большой продолговатый камень, песчаник или сланец, и начал долбашить им по замку. Страшно неудобно! Хорошо, что замок сопротивлялся такому натиску недолго.
Дверь распахнулась, я шагнул в сумрак и сразу выскочил наружу.
Уборщица-гречанка лежала внутри.
Может быть, она не успела на последний автобус. А может, жить ей было негде, тут втихушку порой и оставалась. Бляха, это перебор! Я вернулся в номер, налил вторую порцию, сразу после глотка вспомнив, что ещё ничего не ел. Так ведь свалюсь… Вытащив из холодильника палку сыровяленой колбасы, сразу откусил приличный кусок, а остальное положил в большой карман купальных трусов. Хорошо бы одеться пограмотней, кстати.
Через пять минут я освободил телегу, оценив как вполне пригодную, и сразу выкатил её на крытую галерею. Тут хорошо, всегда сквознячок, всегда прохладно… Никакого доброго инструмента, способного помочь в предстоящей операции, в кладовке не нашлось. Хитрые швабры, мётла-веники и много тряпья. Посмотрел на покойную. Чёрт…
— Прости, женщина. Честное слово, тебя я уже не потяну, не хватит меня на всех. Мне бы своих, родных пристроить.
Тела к месту предполагаемого захоронения я перебросил достаточно быстро, даже сам не ожидал. Гадство, уже и сноровка появляется. А вот чем копать? Где в четырёхзвёздочном греческом санатории взять лопаты, а в придачу к ним — лом и добрый топор? Не подскажете?
Лопаты нашлись в подвальном помещении правого угла корпуса — туда вела бетонная лестница, замаскированная высокими кустами каких-то крупных красных цветов. Дальше всё происходило очень быстро: на моё счастье, я почти сразу обнаружил яму. По всей видимости, именно отсюда местные садовники вынимали грунт для озеленения территории. Ям было несколько, ирландцам досталась самая маленькая, чуть в отдалении от остальных. И земля хорошая, по-человечески получится. Не хочу рассказывать.
Луизу я положил в центре. Меж двух родных сердец.
Посмотрел — и затрясся.
Подышал глубоко, собрался с силами — и закопал ребят, воткнув сверху простейший самодельный крест.
Сел рядом и заревел в голос. Как семиклассник от несчастной любви. Падлы, что ж вы натворили! Накопленный стресс выплёскивался вместе с вязкими солёными слезами.
Ну что, посидел я, успокоился и встал.
Внутри — спокойная, литая такая чугунная злость. Сам пока не знаю, на кого.
Но кто-то огребёт. Точно.
До бунгало я так и не дошёл, услышав вдали знакомый звук прогревающихся двигателей Pratt&Whitney. Аэропорт ещё живёт! Лейтенант меня не обманул, внеплановый эвакуационный рейс готовится к взлёту, маневрирует по перрону или уже выруливает на рулёжную дорожку.
— Это надо посмотреть, — решился я и отправился проверенным путём мимо Насоса на смотровую площадку.
В суши-баре никого не было, тишина. Трупов не видно, как и в пафосной кофейне чуть пониже. Обыскивать помещения я и не собирался, боясь наткнуться на зловреда (Насоса в любом состоянии), брать отсюда съестное — тем более.
Чудеса, да и только! Первый раз такое вижу: на стоянке практически не было машин! Нет, пяток малолитражек наберётся, это автомобили персонала заведений, которые не успели или не захотели сваливать вчера ночью. Раз не уехали до сих пор, то финиш владельцев очевиден.
Разрушения, причинённые владельцам-рестораторам свирепым ночным ураганом, оказались более серьёзными, чем показалось вчера: сорванные вместе со стойками тенты, вырванные ванты растяжек, перевёрнутые столики, разбитые стёкла витрин и прилавков… Ничего себе ударило! Остановился возле большой старинной пушки тех далёких времён, когда на остров десантировались ребята адмирала Ушакова. От русских пушек и их канониров возникло название полуострова Канони. Орудие поменьше стоит и на территории отеля.
Здесь я внимательно осмотрелся ещё раз — не видно ли последствий стрельбы НЛО, ничего не сгорело странным образом? Вроде бы нет. Хоть это хорошо, можно допустить, что тарелки палят исключительно в агрессивных полицейских. Не раздумывая больше, направился в «Ройал», как в самое удобное место, оттуда хорошо видно все рулёжки, ведущие к ВПП.
Откинув ногой два сломанных стула, прибитых ветром, уселся на диван возле самого края выступа, нависающего над обрывом, предварительно потрогав бархатистую поверхность. Сухая, солнце палит вовсю. Жарко… А тента нет!
Где там самолёт?
Позади торопливо зацокали каблучки.
Я быстро развернулся, с изумлением глядя на подходящую Лилит. Вот уж не ожидал!
— Господи, Лилит, что ты тут делаешь?!
— Привет, Гош. Коктейль будешь? Холодильники пока работают.
Это сюрреализм какой-то. Коктейль… Никак не подходит это релаксирующее слово к окружающему бардаку. Глаза у девки красные, губы опухли, наревелась досыта.
— Ты серьёзно про коктейль? А чего не ушла? Спряталась?
— В самое тёмное место! Как в детстве пряталась в спальне от великана. — Лилит быстро кивнула два раза и нервно хихикнула. — Мне некуда идти. Так принести? Для мохито всё готово. И фраппе можно сделать.
— Давай мохито! Покрепче. И фраппе тоже.
— Два?
— А давай всего по два.
Девушка ушла, а я, покачав вслед качающимся бёдрам головой — какие-то дикие ситуации начинаются! — вновь обратил свой взор на поле.
Боинг «Аир Берлин» буксируют от терминала.
Что-то там неспокойно как-то… Жаль, бинокля нет. Нездоровая обстановка на поле. Полицейская машина мигает сигналами, толпа стоит, волнуется. Ну да, догадаться несложно: всех немцев, желающих улететь с умирающего курорта на родину, борт взять просто не может. Поэтому народ ломится волной — какие там билеты, у кого локти острей, тот и влезет! Хорошо, что я в эту драку не полез.
А вот и второй самолёт, это уже «Эгейские авиалинии»! И тоже вокруг бурлит. Во там сейчас беспредел творится! Вторая полицейская машина подъехала, усмирять будут. Из подошедших друг за другом больших синих автобусов прямо на поле перед «эгейцем» вывалилась новая толпа потенциальных пассажиров, броуновское движение чёрных точек вокруг греческого самолёта усилилось.
— Гош, коктейли и фраппе.
— Спасибо, родная! Сколько с меня?
— Брось… Кого сейчас интересует деньги? Вон их сколько валяется кругом, — Лилит неопределённо махнула рукой.
Девочка права. Какие деньги, зачем они нужны?
— И всё-таки, чего не убежала?
Лилит присела рядом, подтянув один мохито к себе.
— Смотри, люди улетают с острова… Те, кто выжил. Как думаешь, Гош, много выживших?
— Думаю, что совсем немного. Очень немного, — ответил я честно. — Иначе бы мы их уже увидели и услышали. Да и по косвенным признакам. Службы не работают, машины не ездят.
Девчонка согласно качнула накладными ресницами.
— Не уехала, потому что я албанка, а не гречанка. Зачем мне оставаться в Канони или в Керкире? Домой хочу, к родным.
— Туда? — понимающе спросил я, кивнув на синеющие вдали силуэты дальних гор, что хребтом тянулись вдоль берега на противоположной стороне пролива. — Так ведь и в Албании немногим лучше.
— Там родня, знакомые, там родина. Нет, ты немного не в ту сторону показываешь, — заулыбалась Лилит. — Это ещё греческий берег, Албания левей, вон в той стороне, её видно с побережья северной части Корфу.
— Да я знаю, видел ваш берег, — молвил я, вспомнив водафонские эсэмэски: «Добро пожаловать в Албанию!» — А здесь чего ждёшь?
— Друг должен подъехать на скутере. Его зовут Лука, и у нас есть план.
Учись, салага! У сопливой албанской девчонки уже есть план, а у тебя — одни рефлексии и сплошные непонятки впереди.
— Не секрет?
— Никаких проблем, Гош! Посмотри вниз.
Перегнулся через широкие плоские перила.
— Видишь, сколько их там стоит? Как только приедет Лука, выберем себе какой-нибудь катерок покрасивее и поедем домой.
Я вытаращил глаза на ряд белоснежных судёнышек и по-дурацки почесал затылок.
— Вы что, умеете управлять таким катером?
— Разве это трудно? — искренне удивилась девушка. — Двигатели все одинаковы, на машине он стоит или на катере. Есть руль, есть направление, есть ориентиры. Держи выбранный курс и плыви себе, что тут сложного? Заправки имеются на каждом втором причале, а причалов по берегам почти столько же, сколько кафе. Заблудиться невозможно, везде таблички, надписи, иди себе вдоль берега… Это же не Атлантику переплывать.
Этот спич до глубины души потряс меня своей святой простотой!
Точно! А что тут сложного? Да в этих краях хрен где кусок по-настоящему дикого берега найдёшь, и так по всему Эгейскому морю! Берегом-берегом… А там и родное Чёрное море. Я присмотрелся ещё раз к бесхозным катерам. Не… Слишком маленькие, пожалуй, мне бы чего побольше найти. И опять никаких проблем, их тут прорва! Замки-двери сломать? Заправиться без электричества? Да ё-мое, придумаю уж, как заправиться, и не такие технические проблемы в цехе решали.
Так, так… А навигация? Ага, ясно, нужны нормальные бумажные карты, а ещё что-то вроде специализированного GPS-планшета, пусть и без спутников, лишь бы старые треки остались в памяти. На пригодных судах они несомненно имеются.
Это не Атлантика, Егор, это огромная тёплая лужа, усыпанная островами, курортами, городками, посёлками, отелями и портами. По трекам опытных людей как-нибудь доберёмся!
Спасибо тебе, девочка, подтолкнула! Разбудила, можно сказать. Вроде бы всё очевидно, а вот без толчка не торкнуло.
Я приподнялся и смачно чмокнул Лилит в щеку.
— Надеюсь, твой Лука меня за это не зарежет кривым албанским ножом?
— Что ты! Он музыкант, очень хороший гитарист, играл в баре в Керкире. Творческий человек, его все любят. Знаешь, он немного помешан на своей музыке, порой мне даже кажется, что Лука свой «Фендер» любит больше, чем меня… Кстати, Гош, у тебя прямо между ног зверь растёт! — рассмеялась она.
— Что? Какой зверь? А! Да не, это колбаса! — засмущался я, краснея, как рак. Торопливо вытащил из кармана и небрежно бросил на стол кусок сыровяленой палки, надкусанной с обоих концов. Ну, ты баран… Стыдобища.
Девка хохотала вовсю. Желая срезать тему, я залепетал:
— Насчёт Луки. Ерунда, это тебе только кажется. Разве может какой-то «Фендер» конкурировать с такой красотой.
Лилит вздохнула, вспыхнув лёгким румянцем, и поднялась.
— Ещё фраппе принесу. Холоднющего! Ой, Гош, смотри, самолёт!
Я быстро глянул на поле.
Первый «Боинг» уже стоял на ВПП, разгоняя двигатели до максимальных оборотов. Ага, начал разбег… Уверенно пошёл. Самолёт «Эгейских авиалиний», наконец-то отбитый полицейскими от тех паксов, что не успели пробраться в салон, двигался по рулёжке. Друг за другом будут взлетать, в нашу сторону. Еще три пассажирских авиалайнера стояли в стороне, но там пока никакого движения нет.
— Не туда, Гош! Приземляется!
Я повернул голову и обмер.
Посадочные фары заходившего на посадку с глубокого виража «Аэробуса» горели уже совсем близко, рёв двигателей резко усиливался. Откуда он вообще взялся?!
Почти вытащив из кармана смартфон, я разжал кисть: хитрая программа больше не поможет, не подскажет, нет сети, накрылась. У них там что, рации не работают? И РЛС на горе вышибло?
Лайнер «Эйр Франс» и близко не придерживался установленной глиссады. Вынырнув на малой высоте из-за горы со стороны столицы, он появился совершенно неожиданно.
— Ты что делаешь, придурок, уходи! — заорал я, вскакивая. Холодный фраппе пролился на купальные трусы.
Лилит громко вскрикнула, но её голоса почти не было слышно, слишком много работающих двигателей рядом.
«Какая-то нештатная ситуация на борту, — подумал я. — Например, пилоты умерли в полёте от воздействия генетического оружия, а среди пассажиров нашёлся какой-то храбрец. Набил руку на авиасимуляторе и теперь решил попробовать сесть куда и как получится. Любым способом, терять нечего».
Представить невозможно, что почувствовал капитан взлетающего «берлинца», внезапно увидев перед собой самолёт, идущий буквально на таран!
«Боинг» уже оторвался от полосы, начав резкий набор высоты, и мне стало понятно, что столкновение неизбежно. Пилот французского «арбуза» каким-то чудом умудрился не промахнуться и вовремя развернуть машину, целя почти точно на ВПП.
Две огромные белые птицы неслись навстречу друг другу.
Не знаю, как это произошло: двигатель ли у «Боинга» отказал либо командир воздушного судна специально прибрал мощность двигателя, замедляя набор высоты и слегка снижая скорость, — взлетающий лайнер провалился чуть ниже, и борта разошлись буквально в метре по высоте, так показалось! Огромный киль «берлинца» едва не чиркнул по брюху садящегося самолёта. Теперь «Аир Берлин» шёл прямо на Мышиный остров!
«В церквушку и врежется, — пронеслось в голове. — Символ».
Если когда-нибудь эта каша рассосётся…
Если когда-нибудь над нашей многострадальной планетой опять начнут летать тяжёлые пассажирские авиалайнеры, то я буду пользоваться исключительно услугами немецких авиакомпаний.
Страшный рёв разорвал пространство, казалось, двигатели джета сейчас взорвутся, а крылья отвалятся от перегрузки. Первый пилот, наверное, ужом крутился, стараясь не свалить самолёт и успеть набрать хоть капельку высоты.
Миг — и «Аир Берлин» пронесся, едва не задев крест маленькой часовни!
— Инфаркт, — констатировал я.
Когда-нибудь очередной монах поставит там ещё более высокий крест. Ибо пронесло.
Немецкий борт полого шёл над морем.
Я буквально видел, как второй пилот, взяв управление на себя, остекленевшими от ужаса глазами смотрит на линию морского горизонта и дрожащими руками осторожно заставляет обалдевший от нагрузки самолёт постепенно набирать высоту. Именно постепенно, словно боясь обидеть железную птицу, спугнуть удачу.
Тем временем француз обречённо заходил на посадку.
Плохо он заходил.
На ВПП не менее обречённо стоял лайнер «Эгейских авиалиний» — как мишень.
Вот нос греческой машины дрогнул и начал уходить в сторону — пилот катился вперёд, пытаясь успеть добраться до рулёжной дорожки и убрать лайнер с опасной траектории.
Это ему не удалось.
Надо отдать должное греческим пожарным — одна машина сразу вновь замигала сигналами, включила сирену, которую было невозможно расслышать в этом суммарном грохоте, и рванулась вперёд. За ней было дёрнулась и полицейская машина, но остановилась.
«Эйр Франс», пропустив под собой самые дальние чёрные полосы былых торможений, сел поздно и криво, снося хрустальные фонари огней, установленных вдоль ВПП… Ближе к концу полосы машину вдруг начало разворачивать и пару секунд несло боком прямо на готовящийся к взлёту самолёт. Левое крыло отвалилось, расплёскивая по бетону авиатопливо, «Эйр Франс» начал переворачиваться.
Удар! «Эгейца» резко откинуло в сторону, и тут раздался взрыв чудовищной силы, горючего в готовом к долгому полёту авиалайнере было предостаточно…
Прогремел мощный взрыв, огромный огненный шар поднялся над аэродромом, поглотив оба самолёта, а заодно и машину храбрых пожарных.
Всё, полёты в аэропорту Каподистриас закончены. Может быть, навсегда.
Посмотрел на часы: всего лишь два пополудни.
На сколько лет я сегодня постарею?
— Выбирайте катер, Лилит, — сказал я, обнимая бьющуюся в истерике девушку за плечи. — И как можно быстрей.
