3
Мамочки и папочки
ключ шифрования ***********
ключ дешифровки ******
Тема: Неофициальная просьба
Я благодарен за предупреждение, но заверяю Вас, что никак не склонен недооценивать опасность пребывания А в РП. На самом деле в этом вопросе мне бы очень была полезна Ваша помощь, если Вы склонны мне ее оказать. Учитывая, что ЮД и ПА скрываются, а С скомпрометирован спасением А, близкие к ним люди находятся в опасности либо непосредственной, либо им грозит участь заложников А. Мы должны вывести их из пределов досягаемости А, и только Вы можете это сделать. Родители ЮД привыкли скрываться и несколько раз чуть не погибли; родители ПА, уже перенеся одно похищение, тоже склонны будут сотрудничать.
Проблемы будут с моими родителями. Они ни за что не примут защиты, если ее предложу я. Если же предложение будет от Вас, они могут его принять. Я не хотел бы, чтобы они находились здесь, подвергаясь опасности, где могли бы быть использованы как рычаг воздействия на меня или способ меня отвлечь.
Не могли бы Вы лично прибыть в РП, чтобы забрать их до того, как я прилечу сюда с А? У Вас было бы на это примерно 30 часов. Я прошу прощения за беспокойство, но я снова буду Вам благодарен и буду продолжать Вас поддерживать, и надеюсь, что моя благодарность и поддержка станут через какое-то время намного ценнее, чем в данных обстоятельствах.
ПВ
Тереза Виггин знала, что Графф летит к ним, потому что Елена Дельфийски ей позвонила сразу же, когда Графф от нее уехал. Но она ни на йоту не изменила своих планов. Не потому, что надеялась обмануть его, но потому, что папайи на заднем дворе поспевали и надо было их собрать. Тереза не собиралась позволять, чтобы визит Граффа помешал чему-то действительно важному.
Так что когда Графф вежливо похлопывал в ладони у входа, она стояла на лестнице, срывая папайи и укладывая их в сумку, висящую на боку. Горничной Апаресиде были даны инструкции, и скоро послышались шаги Граффа по плиткам террасы.
– Добрый день, миссис Виггин.
– Вы уже забрали двоих моих детей, – сказала она, не оборачиваясь. – Теперь, очевидно, вам нужен мой первенец.
– Нет, – ответил Графф. – На этот раз я приехал за вами и вашим мужем.
– Чтобы отвезти нас к Эндеру и Валентине?
Хотя Тереза намеренно заглушила в себе эти чувства, все же мысль о детях привлекла на миг. Но Эндер и Валентина отряхнули прах дома от ног своих.
– Боюсь, что у нас в ближайшие годы не найдется свободного корабля, чтобы посетить их колонию, – сказал Графф.
– Тогда боюсь, что вам нечего нам предложить.
– И это совершенно верно. Но я здесь потому, что это нужно Питеру. Свобода рук.
– Мы в его работу не вмешиваемся.
– Он хочет привезти сюда опасного человека, – сказал Графф. – Но я думаю, вы об этом знаете.
– Ходят слухи, потому что родителям гениев только и остается, что пережевывать разговоры о деяниях своих отпрысков. Дети Арканянов и Дельфийски считайте, что поженились. А у нас вот такие потрясающие гости из космоса – вы, например.
– Что-то мы сегодня очень ворчливы.
– Семьи Петры и Боба решили уехать из Риберао-Прето – так их дети не будут волноваться, что Ахилл возьмет родителей в заложники. И когда-нибудь Николай Дельфийски и Стефан Арканян забудут, что были лишь пешками в игре своих брата и сестры. Но у нас с Джоном Полом совсем другая ситуация. Это наш сын – тот идиот, что решил притащить сюда Ахилла.
– Да, вам, наверное, горько иметь ребенка, уступающего по интеллекту остальным.
Тереза посмотрела внимательно, увидела в его глазах смешинку и рассмеялась против воли.
– Ладно, он не дурак, он просто самоуверен настолько, что не может представить себе провала своих планов. Но результат тот же. И я совершенно не собираюсь узнавать о его смерти из письмишка по электронной почте, или – хуже того – услышать в новостях, что «брат великого Эндера Виггина потерпел неудачу в попытке вернуть прежнее значение должности Гегемона», а потом смотреть, как даже в некрологе Питера основное место будет уделено Эндеру и его победе над муравьеподобными.
– Кажется, вы очень ясно представляете себе варианты развития событий.
– Нет, только невыносимые. Я хочу сказать, господин министр колонизации, чтобы вы поискали наиболее непригодных пожилых рекрутов в другом месте.
– На самом деле вас нельзя назвать непригодными. Вы еще в детородном возрасте.
– Мне столько радости было от детей, – сказала Тереза, – что просто чудесно думать насчет завести еще.
– Я отлично знаю, как вы принесли своих детей в жертву и как вы их любите. И я знал, когда летел сюда, что вы не захотите уезжать.
– Так что, вы привезли с собой солдат, чтобы взять меня силой? А мой муж уже в тюрьме?
– Нет-нет, – возразил Графф. – Я считаю, что у вас есть право не ехать.
– Даже так?
– Но Питер просил меня защитить вас, так что я должен был предложить. Нет, я считаю, что вам стоило бы остаться.
– Почему вдруг?
– У Питера много союзников. Но нет друзей.
– А вы?
– Боюсь, что я слишком хорошо изучил его в детстве, чтобы хоть как-то купиться на его теперешнюю харизму.
– Да, она у него есть. Или хотя бы обаяние.
– Не меньше, чем у Эндера, когда он пускает ее в ход.
При словах Граффа об Эндере или о том, каким стал Эндер теперь, у Терезы привычно, но все так же горько кольнуло в сердце. Графф знал Эндера в возрасте семи, десяти и двенадцати лет, когда единственной связью Терезы с ее младшим и самым ранимым ребенком остались несколько фотографий и блекнущие воспоминания, и тоска в пустых руках, которыми она обнимала его когда-то, и последнее ощущение его детских рук, обвившихся вокруг ее шеи.
– Даже когда вы вернули его на Землю, вы не дали нам с ним увидеться. Вэл вы к нему отвезли, но ни его отца, ни меня не пустили.
– Простите, – ответил Графф. – Я не знал тогда, что он не вернется домой после войны. Если бы он вас увидел, у него могло бы возникнуть чувство, что в мире есть люди, которые защищают его и о нем заботятся.
– И это было бы плохо?
– Жесткость, которая нам нужна была в Эндере, не свойственна той личности, которой он хотел стать. Мы должны были ее защитить. Даже свидание с Валентиной – и то был достаточный риск.
– И вы так уверены, что были правы?
– Совсем не уверен. Но Эндер одержал победу, и нам уже не вернуться назад и не попробовать, что было бы в ином случае.
– И мне не вернуться назад и не найти какой-то обходной путь, чтобы не было этого презрения и отвращения, стоит мне только подумать о вас.
Графф молчал.
– Если вы ждете от меня извинений…
– Нет, – перебил ее Графф. – Я сам пытался придумать извинение, которое не было бы до смехотворности недостаточно. Я никогда не стрелял на войне, но из-за меня люди гибли, и если это может вас хоть сколько-то утешить, я не могу без сожаления думать о вас и о вашем муже.
– Этого мало.
– Я понимаю. Но боюсь, что самые мои глубокие сожаления – в адрес родителей Бонзо Мадрида, которые отдали сына в мои руки и получили в цинковом ящике.
Тереза с трудом сдержалась, чтобы не врезать папайей ему по морде.
– Напоминаете мне, что я мать убийцы?
– Убийцей был Бонзо, мэм, – ответил Графф. – Эндер защищался. Вы меня совсем не так поняли. Это я сознательно допустил, чтобы Бонзо схватился с Эндером один на один. Я, а не Эндер, виноват в его смерти. Вот почему у меня больше сожаления к семье Мадрид, чем к вашей. Я много наделал ошибок. И никогда не буду знать, какие были необходимы или безвредны или даже полезны.
– А почему вы думаете, что сейчас не делаете ошибок, позволяя нам с Джоном Полом остаться?
– Я уже сказал, что Питеру нужны друзья.
– А нужен ли миру Питер?
– У нас не всегда тот лидер, которого мы хотим, – сказал Графф. – Иногда приходится выбирать среди тех, что есть.
– И как выбирать? – спросила Тереза. – На поле битвы или возле урны для голосования?
– Бывает, – ответил Графф, – что с помощью отравленного яблока или испорченных тормозов в машине.
Тереза сразу поняла.
– Можете не сомневаться, что за едой и транспортом Питера мы проследим.
– То есть как? Вы будете лично подавать ему еду, покупать ее каждый день у различных поставщиков, а ваш муж будет жить в его машине и глаз не сомкнет?
– Мы вышли на пенсию молодыми. Надо же чем-то заполнить пустые часы.
Графф засмеялся.
– Тогда желаю удачи. Уверен, что вы все необходимое сделаете. Спасибо, что согласились говорить со мной.
– Давайте повторим это лет через десять или двадцать.
– Отмечу в календаре.
И, отдав честь – что получилось куда более серьезно, чем ожидала Тереза, – он вернулся в дом, а оттуда, наверное, через палисадник на улицу.
Тереза еще некоторое время покипела гневом за то, что Международный Флот, муравьеподобные, Графф, судьба и Бог сделали с ней и с ее семьей. Подумав об Эндере и Валентине, она пролила слезу на папайи. А потом подумала о себе, о муже, как они будут ждать и наблюдать, пытаясь охранять Питера. Графф был прав – им не сделать этого как следует.
Придется спать. Что-то обязательно они пропустят. У Ахилла будет возможность – и не одна, и когда они успокоятся, он нанесет удар, и Питер погибнет, а мир окажется во власти Ахилла, потому что кто сможет сравниться с ним по уму и беспощадности? Боб? Петра? Сурьявонг? Николай? Кто-то еще из учеников Боевой школы, рассеянных по Земле? Если бы у кого-то хватило честолюбия остановить Ахилла, этот человек уже бы проявился.
Она занесла в дом тяжелую корзину папай, протиснувшись через дверь, пытаясь не повредить плоды, и тут до нее дошло, зачем на самом деле приезжал Графф.
Он сказал, что Питеру нужен друг. Вопрос между Питером и Ахиллом может быть решен ядом или диверсией, сказал он. Но Тереза и Джон Пол не смогут круглые сутки охранять Питера и защитить его от убийства, сказал он. Значит, что еще могут сделать они с Джоном Полом как друзья Питера?
Соревнование Ахилла с Питером может быть решено и смертью Ахилла.
В памяти промелькнули истории величайших отравителей мира, известных по слухам, если не по доказательствам. Лукреция Борджиа. Клеопатра. Эта, как ее, которая отравила всех близких императора Клавдия и до него, наверное, тоже добралась.
В былые дни не было анализов, которые уверенно определяли, какой яд использовался. Отравители сами собирали травы, не оставляли следов в аптеках, не имели сообщников, которые могли бы сознаться или уличить. Если с Ахиллом что-нибудь случится раньше, чем Питер решит избавиться от мальчишки-монстра, Питер начнет следствие… а когда след неизбежно приведет к его родителям, что он сделает? Покажет другим пример, отдав их под суд? Или защитит их, попытается скрыть результаты и оставит пост Гегемона, уязвленный слухами о безвременной смерти Ахилла? Наверняка его противники поднимут Ахилла на щит как мученика, невинно оклеветанного мальчика, сулившего светлые надежды человечеству и подло убитого в юные годы коварным Питером Виггином или его ведьмой-матерью или змеем-отцом.
Убить Ахилла недостаточно. Это надо сделать так, как надо, так, чтобы не повредить Питеру.
Хотя лучше было бы для Питера выдержать слухи и легенды о смерти Ахилла, чем быть убитым самому. Долго ждать нельзя будет.
Значит, Графф дал мне задание совершить убийство ради защиты моего сына.
И самое страшное в том, что я думаю не о том, выполнять или нет, а как выполнять. И когда.
