– Здесь ты будешь жить, здесь же принимать гостей. Ну-ка, встань, я посмотрю на тебя.

Настя послушно поднялась с колен. Пожилая женщина обошла ее кругом, довольно похмыкала. Цепкими пальцами взяла за подбородок, оттянула губу, посмотрела зубы. Заглянула в глаза, провела ладонью по волосам.

– Ты красива, Кумико. Это хорошо. Только вот не знаю, что делать с твоей образованностью. Она здесь только помешает.

Кумико? Настя постепенно приходила в себя. Снова не дома… Впрочем, следовало поблагодарить судьбу и Сенкевича, что сумел переправить хоть куда-то, чем сохранил ей жизнь. Она ведь почти умерла там, на Гамме-32. Еще несколько часов, а может быть, даже минут или секунд – и паразит дозрел бы, вырвался из нее, разворотив грудную клетку.

Женщина продолжала пристально смотреть ей в лицо, а руки ее шарили по плечам, бедрам, животу. Настя опустила глаза, изображая покорность – судя по высказываниям тетки, сейчас это было самое разумное поведение. Сама же постаралась включить память объекта. Это удалось без труда.

Итак, сейчас 1616 год. Она в теле пятнадцатилетней Кумико, дочери влиятельного дайме Тоетоми Хидэери, из клана Осака. Всю ее семью вырезали, лишь ей сохранили жизнь – не из милосердия, а для того, чтобы окончательно покрыть позором имя Тоетоми. Утонченная месть по-японски. Несколько месяцев держали в плену – обращались прилично, берегли девственность, а потом задорого продали в публичный дом в городе Эдо. Женщина, которая сейчас осматривает ее, – хозяйка заведения, Тоши.

– Ты мне недешево обошлась, – словно подслушав мысли девушки, заявила сводня. – Но ничего, при твоей красоте это скоро окупится. Только будь послушной, Кумико. Скоро я назначу торг за твою невинность. Надеюсь, богатые господа не поскупятся. Отдыхай пока.

Старуха вышла. Настя уселась на циновку, осмотрелась. Пустая комната, лишь в центре – непривычно низкая постель да рядом с нею столик. Кстати, там лежало маленькое зеркало с длинной ручкой. Надо бы взглянуть на себя.

Осмотр поверг девушку в шок. Она так и не поняла, о какой красоте рассуждала Тоши-сан. Круглое плоское лицо, маленькие глазки, тонкие губы. Настя попыталась улыбнуться и едва не заорала: зубов у нее не было. «Удалили, чтобы удобнее было делать… что?» – в ужасе подумала она. К счастью, на помощь пришла память Кумико, подсказала: японки чернят зубы, это считается изысканным. Настя провела по ним пальцем и слегка успокоилась.

Ощупав себя, расстроилась еще больше: Кумико была на редкость субтильной, абсолютно плоской со всех сторон, без всяких изгибов и выпуклостей. Настя задрала подол кимоно, горестно взвыла: ноги были короткие и огорчительно кривые.

«Очнись! Не из-за того расстраиваешься, дорогая, – сказала она себе. – Тебя скоро продадут какому-нибудь старому извращенцу. Тело чужое, это ясно. Но сидишь-то в нем ты, и проституткой работать придется тебе: выносить прикосновения клиентов, угождать всяким похотливым уродам, выполнять их приказы… Вот это влипла!» Настя содрогнулась. Конечно, она не хотела бы вернуться на Гамму-32, к паразиту, но вот монастырь в Равенсбурге вдруг показался ей вполне симпатичным местом.

«Так что, может, некрасивость мне только на руку?» Память Кумико вновь вмешалась, выдав неутешительную информацию: по здешним стандартам, девица считается очень привлекательной.

И что теперь? Бежать? Куда? В Японии женщина еще более бесправна, чем в средневековой Европе. К тому же она ведь дорогой товар, за нее деньги плачены, будут ловить.

А еще и Данилку где-то искать надо, и Сенкевича. Хотя уже понятно: все они и без того рано или поздно столкнутся. Только бы лучше рано, чем поздно, пока ее здесь не успели измочалить.

«Ну, измочалить-то я себя никому не позволю, – мысленно усмехнулась Настя. – В крайнем случае придется грохнуть клиента и смыться». Пока же она решила немного подождать, изучить обстановку, подумать. Суетиться рано, даже торг за невинность еще не назначен.

Кстати, почему хозяйка сказала, что образование только мешает? Вроде бы гейша как раз за него и ценится. Проинспектировав память Кумико, Настя узнала, что девица много читала, занималась каллиграфией, отлично играет на сямисэне, умеет сочинять хокку и поддерживать изящную беседу, складывает оригами, владеет искусством составления икебаны, а также знает все о чайной церемонии. С точки зрения Настиных современников – умения не особенно полезные, но, кажется, именно они необходимы дорогой гейше.

Только вот ничего об эстетической функции гейш в памяти Кумико не отыскалось. Может быть, девушка из хорошей семьи и не должна иметь такие знания, только вот существование проституток для Кумико тайной не было. Куда же делись гейши в классическом понимании, с их изысканностью и свободой выбора? Выходило, или их не существует в принципе, все это легенды, или, возможно, они появились позже.

«Эй, где ты там?» – Настя решила поговорить с соседкой. Но Кумико не ответила. Зато в сознании всплыли ее воспоминания.

Толстые стены из серого камня нависали над рвом, глубина которого была не меньше, чем два человеческих роста. Тяжелые ворота широко распахнуты, по мосту в замок шагало войско. Над головами самураев развевались шесть больших флагов с крестом.

– Христиане, – тихо сказала из-за плеча бабушка.

– Почему они идут сюда, Едогими-сан?

– Не бойся их, Кумико. Это армия Акаси Тэрудзуми, который выбрал христианство. Сегун истребляет его единоверцев, поэтому Тэрудзуми решил поддержать твоего отца.

Кумико едва слышно вздохнула. Она боялась не самураев, а того, что ждало впереди. Вокруг только и говорили о войне. Даже женская половина полнилась тревожными слухами. То и дело в замок приходили лазутчики, рассказывали страшное: Токугава Иэясу готовится к нападению на Осака. Сегуну мешал могущественный дайме Хидэери, который имел полное право претендовать на власть в Японии. Всем было ясно: противостояния не избежать, стратег и интриган Иэясу не успокоится, пока не уничтожит клан Тоетоми.

Предчувствие войны витало в воздухе. Множество ронинов, потерявших хозяев или работу после битв при Сэкигахаре, собиралось в Осака. Отец принимал всех. Под защитой каменных стен Осака вырос целый военный город. Самурайские нагая были переполнены, и вокруг замка стояли походные шатры.

– Не женское дело размышлять о сражениях, – наставительно заметила бабушка. – Следует вверить себя в руки отца и разделить его судьбу, какой бы она ни была.

Кумико склонила голову. Оставаться невозмутимой, не страшиться будущего, сохранять лицо, не бояться смерти… Но умирать не хотелось. Хотелось любить. И все время помнился полный какого-то безнадежного, отчаянного обожания взгляд молодого самурая по имени Акира.

– Посмотри, сколько сторонников у Тоетоми, – проговорила Едогими-сан. – Все будет хорошо, дитя. Замок Осака неприступен, никому еще не удавалось взять его штурмом. Подвалы полны запасов, а снаружи нас охраняют пять тысяч воинов. Скоро война окончится, и твой отец станет сегуном.

Кумико кивнула, в знак того, что соглашается со словами бабушки.

Только вот ходили упорные слухи, что хитрец Иэясу строит козни, переманивая к себе вассалов Тоетоми. И говорили, он в этом преуспел: все больше последователей клана перебегали к сегуну. Неизвестно, сколько еще таких предадут отца…

– Ступай, займись лучше каллиграфией, – Едогими-сан мягко оттолкнула внучку от окна.

Кумико послушно отправилась на женскую половину, в комнату для рисования. Сегодня ее надежды так и не сбылись: во дворе замка она не увидела Акира.