Хоть задачи нам и поставили, но еще трое суток мы должны были оставаться в лагере, упрятанном в горной долине. Теперь, в свете нового дня, мне удалось рассмотреть ее внимательней, после чего осталось только признать, что она была подобрана с умом. Окружающие невысокие хребты, сплошь заросшие деревьями и густым орешником, господствовали не только над долиной, но и над пространством по обратную их сторону, предоставив тем самым идеальные позиции для расположения секретов. Ни с какой стороны к нам теперь невозможно было подойти скрытно.

Когда же я выехал за пределы этих хребтов, то поразился еще больше – со стороны даже сама долина никак не угадывалась, казалось, что горы прижались друг к другу вплотную, без всякого разрыва. Тайник природный, не знаешь – мимо проедешь.

К каждому из наших взводов придали по проводнику из местных егерей, служащих владетелю Бри Блеклому – тому самому усатому альбиносу, который был в палатке у Хорга. Он же, кстати, и владел этими самыми землями. С нашим взводом остался Ольм – невысокий кривоногий мужичок с хитрыми глазами и короткой всклокоченной черной бородой, непривычно для конника вооруженный длинной пехотной винтовкой. Из нее он, если его словам верить, мог попасть пулей в игральную карту на двухстах шагах. И когда Бролт, командовавший вторым десятком взвода, в таком таланте егеря усомнился, тот немедленно сомнения развеял, к тому же разбогатев на две серебряные монеты, которых Бролт, в свою очередь, лишился, проспорив. Стрелял Ольм действительно здорово.

Вел он нашу кавалькаду какими-то невероятными, но вполне проходимыми тропами – недаром, с его слов, служил в егерях у местного владетеля уже пятнадцать лет. За весь поход не встретили ни единой живой души, хотя зверья всякого видели много и даже охотились – подстрелили для котла двух небольших оленей, на которых, со слов все того же Ольма, местные леса были богаты. Он же их и подстрелил, собственно говоря, никому больше такое дело не доверив.

До места шли два дня, путь был хоть и не дальний, но очень путаный. Тропа вилась, как веревка, брошенная на пол да размотавшаяся. В горах, пусть даже таких, как эти, не слишком высоких, пологих и заросших лесом, прямых путей не бывает. Каждый шаг или следует ущелью, или огибает холм, и никак иначе. Еще такие места для засад хороши – мало путей, нет места для маневра, умный засадник способен много врагов положить, оставшись невредимым, если позицию с умом выберет.

На исходе второго дня Ольм привел нас в тихое место, небольшое ущелье, где мы встали биваком, выставив на склонах секреты. Отсюда до места встречи «голытьбы» владетельской с богатыми «каплунами» было всего восемь верст по дороге.

На утро я назначил рекогносцировку, взяв с собой кроме Ольма, без которого никуда, лишь валашца Дария и Барата, на всякий случай, за посыльного и коновода. Выехали с рассветом, Ольм вел по-прежнему уверенно и безошибочно. Мягкий топот копыт заглушался пением птиц, словно состязавшихся в том, чтобы старательней и громче пропеть хвалу наступившему новому дню. Пахло хвоей – нас со всех сторон окружали горные сосны с причудливо изогнутыми стволами и ветками, и удивительно длинными пушистыми иголками, которые опадали ковром на тропу.

– Земля здесь уже монастырская, – пояснил Ольм. – Владетель наш, господин Бри, говорил не раз, что если здешний лес вырубить и оливки посадить, так озолотишься, но монастырь землю продавать или в аренду давать отказывается.

– А если война начнется? – равнодушным голосом, но все же с долей любопытства спросил Дарий.

– Чего не знаю, за то не скажу, – помотал головой проводник, а после добавил: – Но планы у владетеля есть какие-то, не может не быть. У семьи их земель раньше было раза в три больше, но как-то растерялись все. Что валашские «клопы» за налоги забрали да и продали с молотка, а что и сами потеряли – дед владетеля большой любитель был серебром посорить, так и спустил половину достояния. Хорошо, что окочурился вовремя, от неумеренности, а то бы мой владетель и вовсе без порток остался.

– А к кому владение-то отошло, то, что с молотка отдали? – уточнил я.

– Так Бальму, двоюродному брату Пера, что у «каплунов» за главного, – усмехнулся Ольм. – Аккурат вот от той горы, где монастырские земли кончаются, и вон туда на все двадцать верст. Там и оливки, и виноград, и цитрусы всякие. Добрые земли.

– Не забыл о них владетель Бри, стало быть? – с легкой подначкой спросил Дарий.

– Да как о них забудешь? – вроде даже удивился вопросу Ольм. – Оно ведь ему и сейчас свое, в мыслях-то, даром что чужие руки держат.

– Это верно, мыслями многое охватить можно, – уже откровенно засмеялся Дарий. – Хоть соседское, а хоть и княжеское. В мыслях оно всегда к тебе ладно прикладывается, как ленты к невесте, когда та у зеркала крутится.

Ольм гоготнул негромко, от чего я решил, что владетеля своего он уважает умеренно, глотку за его честь рвать не кинется. Хотя… за такого бы и я не кинулся, будь я у него на службе, не произвел он доброго впечатления как-то.

Тропа вилась вдоль ручья, хрустального и звонкого, против его течения, и вскоре привела к малой полянке, окружавшей водопад, серебристой колонной срывавшийся с высоты аршин в пятнадцать и бивший в гладкую поверхность крошечного озерца, окруженного серыми валунами. Места здесь были столь чудесны и живописны, что даже не думалось о том, что сюда неумолимо идет война. Сама подобная мысль здесь была неуместна, она словно пачкала ту чистоту, что окружала нас со всех сторон.

– Барат, с лошадьми, – приказал я, обернувшись к молодому вольному. – Будем часа через три. Если к полудню не вернемся – уходи к лагерю, доложи Нигану, он тогда за старшего.

– Так, мастер взводный, – доложился тот и принял от меня поводья Кузнеца.

Проблем я, если честно, сейчас никаких не ждал, но порядок прежде меня придуман, а мне только следовать ему остается.

Ольм повел нас дальше вверх по склону, по такой незаметной тропе, скорее даже просвету в зарослях, который заметить, не зная, и вовсе невозможно. Шел он вроде и неторопливо, но вместе с тем ровно и быстро, легко и сноровисто, как умеют ходить горцы, привыкшие беречь силы в горах. Я вроде и сам легкому шагу обучен, у вольных навык подкрасться тихо чуть не за самое важное боевое умение считается, но вот так, как Ольм, – не умею. А может быть, просто тяжеловат, я его раза в полтора больше.

Ольм шел сторожко, скинув с плеча свою длинную винтовку и загнав патрон в ствол. Это правильно, если ты воюешь, то ходи всегда к стрельбе готовым, ждешь ты противника или нет. Я тоже нес свой карабин в руках, а указательный палец правой руки ласкал машинально скобу у спуска, словно нуждаясь в постоянном напоминании о том, что вот, всего на дюйм в сторону, одно движение – и свинцовая пуля вылетит из ствола, чтобы поразить появившегося врага.

Тропа вела вверх, пересекая склон по диагонали, ноги подгибались в щиколотках, быстро уставая от непривычного положения. Становилось жарко, возле лица вились какие-то мелкие, но назойливые и кусачие мошки, от которых постоянно приходилось отмахиваться.

Затем тропа вывела на вершину хребта, поросшую все теми же соснами, и Ольм сделал нам знак «стоп», сам присев на колено за обросшим со всех сторон сухой травой валуном.

– Вон монастырь, – сказал он, указав на скопление небольших каменных домиков за невысоким забором.

Достав из футляра подзорную трубу, я разложил ее, наведя на строения. С десяток домиков, маленьких, явно выложенных своими руками из местного слоящегося камня, из которого в этих краях все строят. В середине – вроде маленькой площади, в которой под навесом видна каменная же чаша с факелом в середине. Огонь и Вода, символы Брата с Сестрой, Заступника и Искупительницы. Возле бассейна сидел на корточках седой человек в буром дерюжном балахоне, подновлявший кладку. Рядом с ним виднелось маленькое ведро с известкой и грудка камней, из которой он время от времени выбирал подходящий.

– Встреча где будет? – спросил я Ольма.

– Вон там, распадок между горами, туда еще дорога ведет, видишь?

– Так… – заглянул я в карту. – Понял. Охрана «каплунов»… за тем поворотом будет, так?

– Так и есть, – кивнул проводник. – Оттуда пять верст до старой винодельни, где переговоры.

Я снова глянул в карту. Дорога одна, «каплуны» придут с этой стороны, «голытьба» – с противоположной. Тут долина открытая, от этого самого места и еще на несколько верст почти что ровное поле, пересекаемое рекой. Как раз у монастыря каменный мостик через нее перекинут, небось монахами и построенный. Места для засады здесь нет. Дальше на склоны у поворота дороги не заберешься, охрана заметит, да и наверняка эти места осмотрит перед тем, как их владетели проедут. Я бы так и сделал на их месте, а противника считать дурнее себя – верный путь к поражению. Обратно поедут по открытому месту, тут засаду быстро тоже не устроишь, а когда доберутся до высот по ту сторону долины, то можно быть уверенными в том, что окажутся в безопасности. Сколько охраны с собой брать – договор только места переговоров касается, а вот в укромном месте поодаль еще людей разместить – словно боги велели, дурак последний так не сделает.

От подножия горы, с которой мы сейчас местность осматриваем, до монастыря шагов семьсот. Не так уж много, если бегом, то можно быстро добраться. А дальше что? А дальше святотатство совершить придется. Чего уж там, список грехов только открывается, еще много что в него добавить придется. А вот «каплуны», как мне кажется, до такого пока не додумались, мирным мышлением живут. За что и поплатятся.