Глава 4
Дышать было трудно. Меня что-то сжимало со всех сторон, как будто я был придавлен тяжёлой стеной. Темно и жутко. Меня начала охватывать паника, но я заставил себя успокоиться – надо определиться, что со мной. Во– первых – кто я и где. Итак – я Сидоров Иван Петрович. И я попал в милицию. И они меня били, и решили, что убили. Скорее всего – закопали. Я в могиле. Что делать?
Прежде всего – никакой паники. Когда лежал возле могилы, слышал, что они копали её неглубоко, а значит, есть шанс. Значит нужно сосредоточиться и попробовать откопаться. На голове мешок, но руки свободны, зажаты подо мной. Тихонько стараюсь передвинуть их вперёд назад – получается! Осыпаю, утрамбовываю грунт – а он песчаный, где-то под соснами закопали, в лесу.
Добрался руками до лица, осыпал с него песок, вдохнул воздух. Он где-то проходил, где-то есть нора, иначе я бы давно задохнулся. Впрочем – задохнулся ли? При моей регенерации можно ожидать и гораздо более странных событий…
Упёрся руками в пол могилы, напрягся изо всей силы, стараясь поднять лежащую на мне толщу лесной супеси. Слава богу, они меня не утопили, и не расчленили – тогда бы шансов никаких. А так – у меня полопались сосуды на лице, затрещали сухожилия, но я, как огромный червь, приподнял землю и вырвался наверх, жадно хватая ртом прохладных лесной воздух, напоённый запахом хвои и лесных трав. Остро пахло раздавленной клубникой – видимо, когда убийцы топтались на поляне, они подавили ягоды.
Последним усилием вытолкал себя наверх, и застрял в яме – ноги присыпаны землёй, а верхняя половина туловища на краю ямы. Сил не хватило выбраться полностью…упал. Спасибо этим уродам – поленились закопать меня как следует. Впрочем – поленились ли? Они были уверены, что наверняка убили. Найти меня всё равно найдут, вернее мой труп – так свалят на кого-нибудь, может на того же отчима погибшей девочки. Я же ему морду разбил. Вот мол, он и отомстил, и за себя, и за девочку. А может ещё найдут подходящий объект, на который можно навесить дело. Лихо они тут работают, очень лихо. Таких тварей нужно не то что сажать – просто расстреливать! Такие 'правоохранители' хуже бандитов.
Полежал на краю ямы, освежился, в голове прояснилось. И тут же почувствовал, что мне трудно дышать. Как будто что-то мешало, стискивало сердце, не давало расправиться груди.
Напрягся, окончательно выдернул себя из ямы и встал на колени, ощупывая тело. На груди руки наткнулись на что-то холодное и острое – наклонил голову, сфокусировал глаза, продираясь взглядом через опухшие, разбитые брови и в предутреннем сумраке увидел торчащий из груди металлический стержень. Конец стержня был цилиндрическим, со следами ударов молотка. Пощупал спину – с трудом изогнувшись и закашлявшись – стержень елозил по рёбрам при каждом вздохе и причинял боль. Сзади стержень был расплющен в форме лопаточки. Определил – фомка, или маленький ломик.
Встал на ноги, и пошатываясь подошёл к ближайшей сосне. Потом снова опустился на колени, на подушку из сосновых иголок, примерился, взяв ломик ближе к груди, и рванул изо всей силы, выдёргивая его из тела. С первого раза не получилось – упал на бок, меня затошнило от боли, но я сдержался. В груди сразу захлюпало, заклокотало, видать кровь хлынула в порванные лёгкие. Стал кашлять и на губах появилась кровь.
Утёрся, собрался с силами, и ещё раз рванул железку. Она с противным скрежетом по кости выскользнула из меня, и упала на землю – как и я, мёртвым железом. Я потерял сознание.
Сколько был без сознания – неизвестно. Только скорее всего недолго – солнце ещё не встало, вероятно было около четырёх утра. Предутренний сумрак, запах свежей земли и крови.
Постепенно дыхание пришло в норму, в груди уже не клокотало, грудь свободно поднималась и опускалась – хорошо быть колдуном. Тебя убивают, втыкают в грудь железки – а ты как огурчик!
'Огурчик' ухмыльнулся распухшими губами и ощупал пеньки на месте передних зубов. Несколько задних тоже были сколоты и при прикосновении языком причиняли невероятную боль, просто до воя – видимо, были обнажены нервы.
Поднялся на ноги и побрёл куда глаза глядят. А глядели они у меня на огни города, находившиеся где-то далеко впереди. Остро захотелось увидеть Марию, и я представил её лицо – таким, каким запомнил его в последнюю нашу с ней ночь – припухшие от поцелуев губы, влажный розовый язычок, неумело ласкавший меня тогда, когда я уставал, зелёные глаза, смотрящие в мои, как будто хотели рассмотреть там то, что не видно никому, даже мне.
Внезапно как будто что-то щёлкнуло, зазвенело, как струна, и я увидел в пространстве багровую нить. Откуда-то я знал, что она вела меня к Марии. Просто был уверен в этом.
Нить была довольно толстой, и исчезала где-то в огнях там, куда я и собирался идти – только чуть левее. Присмотревшись, я увидел вдалеке массив леса, и создав в голове картинку, понял – вдоль этого массива течёт небольшая речка, почти ручей, и подходит с тыльной стороны к участку, где стоит дом Марии. То есть – чтобы добраться до её дома и при этом максимально избежать попадания на глаза кому-нибудь из аборигенов, нужно добраться до речки, спуститься в овражек и зайти с тыла. Всё просто, всё легко! На словах.
А на деле – идти было трудно. Сломанные ноги видимо плохо срослись, криво, я ковылял, будто какой-то инвалид, в сущности – я таким и являлся. Левая рука искривлена, в челюсти справа вмятина – сюда бил участковый этим самым ломиком. А удар, пробивший мне грудь, был, так сказать, контрольным выстрелом. Ни один человек с ломиком в груди никогда бы не выжил. Или я не человек?
Дорога к лесу заняла около часа – я наращивал скорость и в конце уже довольно шустро передвигался – как полураздавленный автомобилем краб, волочащий сломанные ноги к морскому прибою.
Ноги тряслись от слабости, суставы, перебитые негодяями и каким-то чудом восстановившиеся, скрипели, трещали и грозили лопнуть – видимо времени, чтобы восстановиться было всё-таки недостаточно. Но мне нужно двигаться, и сжав обломки зубов, я упорно, как человек из рассказа Джека Лондона 'Любовь к жизни', тащился, и тащился вперёд, теряя сознание и снова пробуждаясь. Тело работало практически без моего участия, и я даже удивился, когда в конце концов оказался у забора позади дома Марии. Дошёл.
В заборе маленькая калитка. Я скинул со столбика верёвочное кольцо и медленно, хромая, двинулся к дому. Окны были темны, дверь закрыта, вокруг ни души. Только следы ног – вчерашние блюстители порядка натоптали на грядке с цветами, раздавив кустик ночной фиалки. Она одуряющее пахла и напоминала мне что-то из моей прежней жизни…дедушка. Дедушка! Мелькнуло смеющееся лицо, обрамлённое седыми волосами – борода. Мой дед. Потом картинка ушла…
Я постучал в окно – осторожно, костяшками пальцев. Потом ещё, ещё… Долго никто не отвечал, потом испуганный голос из-за занавески спросил:
– Кто там?! Кто это?!
– Маша, это я, Иван.
– Ты?! – за дверью закопошились, она распахнулась и в прихожей вспыхнул свет тусклой лампочки, показавшейся мне целым прожектором.
– Аааах! – вскрикнула Мария – Ваня, ты?! Откуда? Что с тобой?
Я покачнулся, и упал бы – если бы женщина не подхватила меня под руку. Она практически втащила моё изломанное тело в коридор, и опустила на пол. Затем захлопнула входную дверь и снова посмотрела на меня, ахнув, и зажав рот рукой:
– Что они с тобой сделали?! Боже мой, боже мой, боже мой! Надо скорую! Ты же весь изуродован!
– Не надо скорую – с трудом выговорил я, шепелявя и откашливаясь – мне нужно помыться, промыть раны, переодеться и отдохнуть. Отлежаться. Я потом тебе всё расскажу. Вкратце – они меня пытали, требовали, чтобы я сознался в преступлении, которое я не совершал. А потом решили убить. Но я выжил. Мне надо отсидеться несколько дней, никуда не показываясь. Тогда всё затихнет. Они сейчас распустят слухи, что в преступлении виноват не я, что я ушёл от них своими ногами, типа меня отпустили. А кто меня прибил – они не в курсе. Могут и к тебе прийти. Так что держись. Ты как после сегодняшнего вчера? Не тронули тебя?
– Камнями кидали. Окно высадили – я подушками закрыла, а то комары летят. Ерунда, вставлю. Самое интересное, что я ведь всех их знаю, многим помогала – и от армии их детей спасала, и справки делала – и даже денег не брала, если была такая возможность. И тут вдруг я превратилась в 'сучку маньяка'. Неблагодарные твари! Больше палец о палец для них не ударю!
– А чего отчим девчонки так на тебя выступал? С чего вдруг он на меня показал? Ты же знаешь, я и девчонки-то никакой не знаю и никогда не видел.
– Он подкатывал ко мне. Ещё при муже. Я пожаловалась, что этот тип мне проходу не даёт, так муж его встретил и морду набил. С тех пор он нас ненавидит. Как он был рад, что у нас случилась беда. Вот и сейчас – не удержался, чтобы не нагадить. И ведь знает, что невинного осудят, и что преступник останется на свободе! И поди ж ты…
У меня в голове вертелись кое-какие мысли по этому поводу, но пока что обдумывать их я не мог. Тело зудело, болело, раны и ссадины чесались – надо было скорее вымыться, всё остальное потом.
Мария поставила на газовую плиту вёдра с водой, притащила здоровенное цинковое корыто. Налила туда холодной воды, и дожидаясь, когда нагреется вода в вёдрах, стала меня раздевать.
– Что это за дырка в рубахе у тебя спереди? И шрам на груди? Раньше его не было…
– Они мне ломик воткнули в грудь, когда добивали. Насквозь пробили.
– Ничего себе…и ты выжил с таким ранением? Да этому шраму, кажется, месяца два!
– Все часа два. Ты же знаешь, у меня всё быстро заживает.
– Ляг на спину, я штаны с тебя стяну…ой, чёрт! У тебя тут всё синее они тебе всё тут отбили! Может всё-таки скорую?
– Не надо скорой. Я знаю, что всё заживёт. А синее – я участковому врезал по яйцам, вот он и оторвался за свою поруганную честь. Ничего, всё заработает, ещё покувыркаемся с тобой.
– Кувыркальщик – жалостливо вздохнула Мария – тебя сейчас только в могилу кувыркать, тьфу-тьфу-тьфу, какой из тебя…
– В могилу? Был я там. Ничего хорошего там нет. Выбрался. И ещё выберусь. Хрен возьмут!
Женщина сняла с огня вёдра, налила из них в корыто и помогла мне перебраться в ёмкость.
Горячая вода покрыла моё больное тело и я расслабился, тут же провалившись в забытье. Сквозь сон я ощущал, как Маша меня мыла губкой, тёрла, намыливала и снова обмывала. Потом она властно потянула меня вверх, и я подчинился, встав на ноги, шатаясь, как пьяный. Накрыла полотенцем, вытерла, и повела на мой диван, где уложила и укрыла одеялом. Я уснул.
Кто-то тихонько трогал мой лоб, потом коснулся губ – я ощутил тёплое дыхание и почувствовал запах мяты – подумалось – наверное, недавно зубы почистила. Я улыбнулся и спросонок, не открывая глаза, протянул руки и прижал к себе горячее, упругое тело.
– Тише, тише ты! – пискнула Мария и я ослабив хватку, открыл глаза. Женщина лежала рядом со мной и с тревогой смотрела в моё лицо:
– Ты как себя чувствуешь? С тобой всё в порядке? Не лихорадит? Не болит? Что ощущаешь?
– Ощущаю, что сейчас я лопну…пусти, скорее, мне надо в заведение на огороде!
– Может тебе…ведро поставить? Ты можешь сам-то идти?
– Могу. Только вот штаны надену, а то твои соседи воспримут всё не так, как надо.
– Не выходил бы ты. Сам говорил – надо на время скрыться. Вдруг кто увидит?
– А сколько я спал?
– Больше суток. Если быть точной – около сорока часов.
– То-то меня так распёрло! Штаны, давай скорее штаны! И опорки какие-нибудь, сходить в ваш сортир – целое приключение!
Я быстренько сбегал во двор, потом вернулся, тихий и благостный. Ничего не болело, ничего не ломило – здоров, как бык. И так же голоден. Меня аж затрясло при мысли о еде.
Мария заранее наварила щей, и мы долго сидели, ели – вернее, ела она, а я заглатывал так, как будто не ел целый год. Подруга даже с какой-то тревогой смотрела за мной, но видя, что со мной ничего не случается, успокоилась и спокойно дохлебала свою чашку. Потом разлила по бокалам чай, и я рассказал ей, что со мной происходило после того, как меня забрали в милицию. Мария слушала, ахала, ужасалась, её чай остывал, и когда рассказ закончился, уселась, подперев голову рукой и глядя на меня тоскующими глазами, спросила:
– Слушай, может я проклята?
– С чего вдруг? – не понял я.
– Раньше не верила, смеялась, а теперь, когда встретила тебя – начинаю верить. Ну как же – какой мужик со мной не свяжет жизнь – получает неприятности. Жил бы ты, да жил в клинике. Сытый, здоровый…а я притащила тебя сюда, и вот чем кончилось. Разве не проклятие?
– Чушь. В конце концов всё кончилось хорошо. Так что ты зря нагнетаешь на себя тоску.
– А ты себя видел в зеркало? Нет? Иди, посмотри. Посмотри, посмотри – тогда и скажешь, проклятие, или нет.
Пожав плечами встал и пошёл в спальню к Марии, где стояло трюмо с большим зеркалом. Взглянул в него, и замер – я привык, что из зеркала на меня смотрит высокий русоволосый парень, с немного грубоватым, но красивым лицом, правильными чертами и голубыми глазами. Теперь же передо мной был мужчина лет тридцати пяти, под сорок, с наполовину седой головой, асимметричным лицом, с приплюснутым, как у борцов или боксёров носом и сломанными ушами. Передних зубов не было (они только начали расти, и немного показались из дёсен, отчего те зудели и слегка кровили), а всё лицо покрыто шрамами, как будто я попал под сенокосилку. Снял рубаху – тело тоже в шрамах, а посреди груди красовался звёздчатый шрам, такой же, думаю, был и на спине.
Меня посетила одна нехорошая мысль, и я быстренько сдёрнул штаны вместе с трусами – ффууххх…всё на месте. Остался таки-я мужчиной. Впрочем – это ещё нужно будет проверить…
– Любуешься? – позади меня усмехнулась Мария – тебя словно в мясорубке провернули. И такое впечатление, что произошло это лет двадцать назад. Поразительно! Тебя надо бы в академию наук, для экспериментов.
– Ага – наколоть на булавочку и рассматривать под микроскопом. Нет уж, не дамся. А то, что меня изувечили…ну что же…жизнь долгая. А есть такая китайская пословица: 'Если достаточно долго сидеть не берегу реки, то в конце концов, ты увидишь, как по ней проплывает труп твоего врага'. Будет ещё и на нашей улице праздник. Ты вот что…как-то бы нужно узнать обстановку – чего эти уроды говорят про меня. Сняли обвинение, или нет. Соседи тебе точно скажут.
– Не буду общаться с соседями. Пошли они к чёрту, твари. Кстати – а откуда ты знаешь китайскую пословицу? Может что-то ещё вспомнил из своей прошлой жизни?
– Нет. Откуда-то выплыла эта фраза. Кстати, насчёт соседей: 'Сосед – это вредное животное, которое живёт рядом с человеком'
Мария тихо захихикала, отсмеялась и сообщила:
– А что-то в этом есть. Если вспомнить того гада, что указал на тебя. Всеволода. Ну так что будем делать?
– Пока что – узнать, что с поимкой настоящего преступника. А уж затем… Я тебе расскажу и покажу много способов провести время мужчине и женщине.
– Ох уж, и много! И вообще – не рано ли? Поберечься тебе надо.
– Мне нужны положительные эмоции, ты врач, или не врач? Ты должна заботиться о пациенте! Иначе нарушишь клятву Гиппократа.
– А где там сказано, что я должна спать с пациентами? – снова хихикнула Мария
– Нууу…это подразумевается. Не со всеми, но с некоторыми – точно.
– Как раз обратное там сказано, если не знаешь – врачу не вступать в связь с женщинами, мужчинами и рабами.
– Да плевал я на эту клятву! Дурацкая она. Сходи, разведай, а? А я пока поваляюсь. И приходи скорее. Кстати – что там с твоим отпуском? Когда выйдешь на работу?
– В среду. А сегодня пятница. Но я ещё продлю, не могу же я тебя оставить без помощи…надо же нарушить клятву Гиппократа. Всласть. Один раз живём – Мария подмигнула, и встала, собираясь идти переодеваться.
– Маш, скажи, а известно, где убили девочку? – спросил я, напряжённо обдумывая пришедшую в голову мысль.
– Да. Её у леса нашли. Возле старого колодца. Ты хочешь вызвать её духа? – понятливо кивнула подруга, и побледнела – жуть какая. Страшно это.
– Ты можешь сходить к матери девочки и поговорить с ней? Но только после того, как узнаешь, что негодяи, пытавшие меня точно объявили о моей невиновности.
– Ой, как не хочется…а что ей сказать? Ты хочешь сознаться, что вызываешь духов? Да меня вместе с тобой отправят в психушку, туда, где я и работаю! Только меня к бабам, а тебя к мужикам.
– Ну ты же умная женщина – придумай как говорить. Ты же вообще-то врач-психиатр, знаток душ. Попробуй что-то придумать!
– Попробую. Есть одна мысль – Мария задумчиво почесала нос, и усмехнулась – мне кажется – получится. Всё, иду одеваться. Отдыхай.
Я улёгся на диван и снова впал в состояние нирваны…мне было хорошо, ничего не болело, мысли плавали где-то далеко-далеко. Думать не хотелось и я пребывал в неком пространстве между небом и землёй.
Не знаю почему, но меня не очень волновало то, как меня изувечили эти негодяи. Ну да, я теперь не был красавцем, но с другой стороны – всё-таки выжил, всё-таки не умер. И как выяснилось – убить меня очень непросто. И ещё – почему-то была уверенность, что все те нехорошие превращения, что не по своей воле получило моё тело, поправимы. Главное – цел мозг. А пока цел мозг, я думаю, существую, надеюсь.
Мой лёгкий транс возможно был ещё и защитой мозга от перегрузок – мне казалось, я чувствую, как в организме идёт работа. Какая? Не мог понять. Может организм неким образом переходил к следующей фазе залечивания ран? Ну, к примеру –удар по телу – и некий центр в мозгу решает – организм надо спасать! Срочно закрыть порванные сосуды! Срочно залечить тяжёлые повреждения! И мгновенно побежали миллионы клеток-лекарей, закрывая тяжёлые раны, угрожающие жизни хозяина. Сломанные кости срослись, порванные сосуды закрылись – в том положении, в которое их привели внешние воздействия. Если нога была сломана и кости соединились криво, под неким углом – так и срослись, под углом. А вот когда все раны залечены, наступает черёд 'косметической хирургии'. Образовавшиеся костяные наросты рассасываются, кости начинают выправляться, вытягиваться.
По крайней мере так мне думалось. Так мне надеялось. Ну не ходить же всю жизнь горбуном с перебитыми ногами? Моей физиономией сейчас можно детей пугать.
Часа два я лежал в 'трансе', потом сквозь полусон услышал, как хлопнула дверь, пропуская горячий уличный воздух. В доме было прохладно – ставни закрыты, а толстые бревенчатые стены хорошо держали температуру и укрывали от летнего зноя.
Мария села рядом и я ощутил, как от неё пышет жаром. Протянув руку, положил руку ей на бедро – печка, настоящая печка!
– Ой, не трогай – я мокрая вся. Надо в душ сходить. Там такое пекло – марево стоит. Асфальт плавится. Еле дошла по жаре. Ффуххх – Мария стала обмахиваться газеткой, переводя дыхание – пойду в душ.
– Погоди. Успеешь. Что узнала? Где была? Расскажи скорее.
– Ну что – пошла в первую очередь в пикет – к участковому. Их там три участковых – Федорчук старший участковый, их начальник. Он чуть не описался, увидев меня – ты бы видел его рожу! – женщина хихикнула и замолчала, потом продолжила – спрашиваю – вы забрали моего сожителя, где он? Куда я могу пойти, чтобы узнать его судьбу? Говорит – никуда не надо ходить. Он уже не наша проблема – отпустили его вчера. Не виновен он, так что его допросили и отпустили. Разве он ещё не пришёл домой? Спрашиваю – а во сколько вы его отпустили? Когда вы его видели в последний раз? Вы же последний, кто его видел?
– Не надо было – я укоризненно покачал головой – похоже на намёк, как бы не просёк это дело…
– Ничего он не просёк. Тупой пенёк! И кто его старшим участковым этого болвана поставил! В общем – он покраснел, побледнел, глазками забегал и сказал, что не его дело, где шляются граждане с вверенного ему участка. И что может быть ты нашёл себе женщину помоложе, и где-нибудь зависаешь с ней. Так что я должна отстать от него и идти по своим делам, не отвлекать милицию от работы! Ну я и ушла, чтобы не отвлекать. Кстати, ты как себя чувствуешь? Мне кажется, тебе стало получше – за те два с половиной часа, что я ходила, у тебя полностью сошли опухоли на лице, брови зажили, уши выправились, и как будто рассосались шрамы на лице. Слушай – это феноменально! Давай, я напишу диссертацию по твоей теме? Давно уже собираю материалы по таинственным явлениям в человеческой психике, и вот – феномен налицо! Вернее сказать – на лице… Грех не воспользоваться случаем, а?
– Ближе к делу, а? Ещё где-то была?
– Оххх…была. От пикета пошла к соседям. К Ольге. Это мать убитой Светы. В общем – слушай: Ольге тридцать четыре года, Светку она родила от парня по любви, беременная была, когда они с ним поженились. А потом он погиб на стройке – крановщиком был, и вдруг авария. Его и прибило во время аварии. Кран упал. Скандал был большой, прораба посадили – не уследил, но мужика-то не вернёшь. Вот что толку, что за моих дали пьяному уроду семь лет – это что, оживит их? Отсидит половину срока, и выйдет, как новенький. Сволочь! Убила бы его… Ну да не о том речь. В общем – помыкалась она, помыкалась – и вышла замуж за Всеволода – от того раньше жена сбежала. Вроде как сбежала – исчезла, и записку оставила, что полюбила другого. Весь посёлок об этом судачил. Ольга баба интересная, в соку, Всеволод непьющий, работает, положительный – они и сошлись. У Всеволода от жены два сына – одному шестнадцать лет, другому семнадцать. Светка девка была не сказать чтобы оторва, но…любила парней подразнить – юбчонки такие носила, что трусы видать, майки без лифчика, но так-то не было такой славы, что она шлюха. Может рано ещё – четырнадцать лет всего, потом бы своё взяла – но – что есть, то есть. С мужиками она кокетничать любила. Теперь о парнях, о её сводных братьях – так-то вполне приличные, хотя…ну вот проскакивали у них черты отца, и всё тут – подленькие какие-то. Не любят их тут, хотя они и учатся прилично, и всё такое прочее. Как бы это сказать…то камнем в собаку запустят, то кошку мучают. Впрочем – дети сами по себе жестоки, не понимают, что делают. Хотя, я всегда считала, что это зависит от родителей. Теперь о смерти Светы. Она вечером пошла с подружками в кинотеатр – у нас тут есть один, 'Маяк' называется. 'Золото Макенны' смотреть. Народ просто давится на этот фильм. Я сходила как-то раз – ну ничего, поглядеть можно. Баба там голая плавает, сиськами сверкает – народу нравится. Вот и ломятся. Вечером, в девять часов, они расстались и Светка пошла домой через пустырь, это возле пруда, на краю города. С тех пор её и не видели живой. Нашли уже утром – на электричку шли люди, и обнаружили. Платье на ней было разорвано, её изнасиловали, но самое странное, и страшное – на шее следы зубов. Будто кто-то рвал её, перекусил артерию и пил кровь. Тут все говорят о вурдалаках, вампирах всяких. После того, как изнасиловали, выпили кровь, её долго мучили – ломали, рвали, кусали – всё дело в покусах, я даже говорить не могу, что с ней сделали… – у Марии перехватило дыхание, и она замолчала – происходило всё на том месте, где её нашли. Трава там стоптана, пятна крови. Чтобы не кричала, ей в рот засунули её же трусы… Твари, я не могу, Вань! Не могу рассказывать. Дай я успокоюсь…честно – таких тварей надо казнить, сразу, просто на месте!
– Угу. Как меня, да? Показали пальцем – это он сделал! И все кинулись убивать. Не надо больше про убийство – ты скажи, к матери её заходила?
– Заходила. Она знает, что тебя отпустили, что это не ты – сказали, что группа крови твоей не совпадает с той, что была найдена – определили группу по сперме из тела девочки. А ещё – она царапалась, и под ногтями обнаружилась кровь и кожа убийцы. Так что если найдут, кто это был – он не отвертится. Мне кажется, она так до конца и не поверила, что убийца не ты. Смотрела на меня так подозрительно, будто мы как-то договорились с милиционерами и тебя отпустили за взятку.
– Ты сказала ей, что я колдун и могу найти убийцу, поговорить с ей дочерью? – перебил я поток информации.
– Сказала… – Мария помолчала, вздохнула – она так глянула на меня, будто я заявила, что являюсь богоматерью. Хорошо, что у виска не покрутила. После того, как я сделала это заявление, она как-то быстро от меня отделалась, типа – мне сейчас уходить, ля-ля-ля…и я ушла. Вот и весь результат.
– Наплевать. Немного отлежусь – ты мне покажешь это место. Я поговорю с девочкой. Вернее – с её духом. Её уже похоронили?
– Насколько знаю – нет. В морге. Экспертизу делают. А когда ты хотел пойти к пруду?
– Далеко отсюда?
– Метров пятьсот, к лесу.
– Хоть сейчас могу сходить. Покажешь место?
– Уууу…только хотела душ принять…
– А что за пруд? Там купаются?
– Ну…да, купаются. Ты хочешь искупаться?
– Вместе искупаемся. Возьми купальник, там переоденешься, освежишься.
– Хммм…а что…искупаюсь. Сейчас я. Ты пока одевайся. Только плавок нет. Ну вам, мужикам, и в обычных трусах можно. А вот мы, женщины… – Мария побежала в свою комнату, стала выдвигать ящики, что-то бормотать под нос, потом зашуршала тканью:
– Я тут переоденусь в купальник! Где я там-то буду?
Немного подождав, я пошёл к ней, прихрамывая на левую ногу – правда уже не так сильно, как раньше. Мария стояла перед зеркалом, не замечая меня и прикладывала к груди лифчик от цветастого купальника. Она была совсем обнажена, и я с усмешкой заметил, что растительности на её теле сильно поубавилась – видимо мои пожелания нашли отклик.
Заметив меня, она ойкнула, и сделала попытку прикрыться:
– Ой! Врываешься, напугал! Иди к себе, сейчас я! Ну чего ты меня рассматриваешь, как порнографическую картинку?!
– А тебе идёт с этакой причёской…а ещё – тебе бы загореть, а то бледная вся. И лучше на нудистском пляже.
– Это что за нудистский? Это где все голые, что ли? Не представляю себе, чтобы я лежала на таком пляже, и все меня разглядывали!
– А чего такого-то? Что, у тебя что-то такое, чего нет у других? Или у других что-то, чего нет у тебя? Это всё условности.
Я шагнул вперёд и обхватил женщину сзади, скрестив ладони на её лобке. Она попыталась вырваться – впрочем, не особенно стараясь, потом запищала что-то вроде: Я Потная! Отстань!' – но меня уже понёс поток похоти и я ничего не мог с собой поделать.
Подняв Марию на руки, я отнёс её на постель, сорвал с себя одежду и навалился всем весом, целуя глаза, грудь,полные губы,…она тихо постанывала, а потом облегчённо вскрикнула, принимая меня в своё лоно…
На пруд мы отправились только через час, когда устали от любовных ласк и вымочили в поту всю простыню. Уходя, Мария сорвала и бросила в угол это свидетельство наших постельных безумств и заявила, что так, как со мной, она не отрывалась с самой юности. С мужем, конечно. И то – он не был таким яростным и неутомимым, как я. Конечно, ей было с ним хорошо, но…он был нежным, неуклюжим и…банальным. В отличие от меня, каждый раз поражавшего её своей необузданной силой, а ещё – изощрённым умением. Видимо, с таинственной Василисой я многому научился.
Идти было и вправду недалеко – кривым переулком, мимо старого дома, видавшего ещё проходящие мимо белогвардейские полки, вдоль речушки, булькотившей по дну овражка. Эта речка вниз по течению была запружена, и запруда разлилась на несколько сот метров. Вокруг пруда, там, где было удобно подойти, виднелись натоптанные места – тут сидели рыбаки с удочками, а ближе к самой плотине с мостков ныряли ребятишки. Кое-где стояли машины – люди выехали на отдых, на природу – скакали в воде, плавали на надувных матрасах и кругах – в основном надутых камерах автомобилей.
– Где-то тут всё случилось. Вон там – старый колодец, он давно осыпался. Здесь вроде как была когда-то церквушка, её снесли, а фундамент растащили местные жители. У колодца её и нашли. Тут будешь колдовать? – слово 'колдовать' Мария произнесла с запинкой, как будто выговаривать его было очень трудно. Да оно и понятно – если ты всю жизнь прожил в материалистическом восприятии реальности, то принять существование магии было очень непросто. Тем более, когда маг – твой любовник, молодой парень, только что, полчаса назад, наполнявший твоё лоно горячими любовными соками. Маг – кто должен быть – старичок, в синем халате, расписанном лунами и солнцами, с бородой и волшебной палочкой. Он говорит – 'Крибле, крабле, бумс!' – и что-то случается. Но маг, покрытый шрамами, ростом под метр девяносто – это нонсенс.
Я осмотрелся, и поковылял к старому колодцу.
Вытоптанная земля, сруб колодца, с обрушившимися сверху брёвнами – осталась только воронка в которую граждане, как обычно, накидали бутылок, банок, каких-то гнилых тряпок. Видны тёмные пятна – кровь? Наверное – кровь.
Выбрал место где присесть – стоять хромоногому всё-таки неудобно. Пара больших камней, возле них костровище – видать отдыхающие жгли костёр.
– Тебе помочь? – услышал я сзади голос Марии. Голос дрожал, и моя подруга, несмотря на жаркий день, слегка тряслась.
– Ты чего трясёшься?
– Не знаю…от волнения, наверное.
– А чем ты мне поможешь?
– Ну…поддержу хоть, а то свалишься – вон как хромаешь.
– Нет уж. Сам. Что я, не мужчина, что ли?
– Мужчина. И ты сегодня доказал это мне…два раза. Но свалишься в эти консервные банки, порежешься, я расстроюсь. Давай я тебе помогу, поддержу, пока ты руками машешь и стишки читаешь.
– Стишки? Уморила! – рассмеялся я – нет. Стой, если хочешь, рядом, и смотри, только ни во что не вмешивайся. Я начинаю. Тихо!
И я начал читать заклинание.
Оно было довольно длинным, сложным и многотональным, и я всё время опасался, что после ударов по голове, у меня что-то нарушится в системе магии, и перестанут действовать заклинания. Но нет – через несколько минут передо мной проявился силуэт девочки в лёгком сарафане.
Я запомнил лицо Светы, и весь её облик – когда меня пытали в отделении, опера тыкали в нос фотографией с криками – 'Ты видишь, видишь, кого ты убил, тварь!' Волей-неволей запомнишь лицо. И я запомнил. Вполне приятная девчонка, со вздёрнутым носом, короткой стрижкой и длинными ногами. Ещё не девушка, не женщина, но вполне симпатичный зародыш красотки, которая обещала в будущем сводить мужиков с ума. Впрочем – судя по рассказу Маши, Света и в этом возрасте уже умела делать то же самое.
Я смотрел в серое лицо девочки, она смотрела на меня и молчала. Я всё никак не мог привыкнуть, что духи не обращаются ко мне первые – почти не обращаются. Правда опыта в вызове духов у меня не было – только муж Марии и её сын. Но вот уже второй случай вызова, и поведение духов то же самое.
– Кто тебя убил? – главный вопрос.
– Федька и Семён. Мои братья. Сводные.
– Почему они тебя убили? Почему именно тебя, а не кого-то другого?
– Они принесли меня в жертву Сатане. Вначале по очереди насиловали и пили кровь, а потом убили. Я просила их меня не убивать, но они были как будто пьяные – не слушали и смеялись. Сказали, что моя смерть угодна их Господину. Что он потребовал великой жертвы, а не только кошек и собак. И после моей смерти они обретут могущество.
– Почему они решились убить тебя? Они объяснили?
– Они меня ненавидели. Мы с ними всё время ругались, а мама меня защищала. Они обещали и её принести в жертву.
– Отец знал, что это они убили?
– Знал. Он сам убийца, он убил свою жену, мать Федьки и Семёна.
– Отчим участвовал у убийстве? – неожиданно для себя спросил я, видимо надеясь, что этот противный мужик окажется такой тварью, как я и думал.
– Нет. Не участвовал.
– Ты…спала с ним?
– Да. Время от времени. Когда матери не было.
– А с его братьями?
– Да. Когда отчима и матери не было дома. Они заставляли меня и били.
– Почему не пожаловалась? Почему не обратилась в милицию, не рассказала соседям?
– А кто поверит? Отчим – друг участкового Федорчука, они вместе на рыбалку ездят и выпивают. А кроме того – все станут говорить, что я шлюха, и сама соблазнила хороших парней. Потом мне тут не жить. Лучше потерпеть немного, и всё. Никто же не узнает.
– Откуда ты знаешь, что отчим убил прежнюю жену?
– Он сам мне говорил. И сказал, если я не буду с ним спать, он убьёт меня и мою маму, и закопает нас рядом с своей первой женой. Он даже место мне показывал – там бочка с водой стоит, на этом месте. Вот под той бочкой она и лежит. Если вызовешь её дух – она покажет тебе место, где он её похоронил.
– А за что он её убил?
– Строптивая была. Не хотела делать того, что он требовал в постели. Называла его извращенцем. А мне приходилось всё делать.
– Ну матери бы рассказала, почему ей-то не рассказала?
– Отчим сказал, что убьёт обоих. Да и не поверила бы она, наверно. Она держалась за него – деньги в дом носит, не запойный. А то что мне не нравится – так это ерунда.
– Братья занимались сатанизмом? С чего вдруг они начали им заниматься?
– Они где-то взяли книжку по сатанизму, читали, потом приносили в жертву мышей, птичек, перешли на кошек и собак. А теперь им понадобилась большая жертва. Они обещали мою маму принести в жертву, как придёт время. Когда будет полная луна. Это сегодняшней ночью. Отчим сегодня как раз на смене на заводе – он там кладовщиком работает. Так что они собрались её убить и закопать рядом со своей матерью.
– А что, они знали про мать? И молчали? Что, так любят отца?
– Они никого не любят. Кроме самих себя. Избалованные негодяи. Но мою мать они ненавидят. Они всех ненавидят. И хотят могущества, хотят стать великими чёрными магами – они мне так говорили.
– Как произошло убийство? Вы случайно встретились, или они тебя ждали?
– Мы вместе шли из кино. Они позвали меня в кусты – я решила, что сейчас будут меня трахать, но они хотели убить. И убили.
– О чёрт…гадость какая…вот тебе и тихий посёлок на краю города – я оглянулся на Марию, с ужасом прислушивающуюся к разговору, и спросил – ты всё поняла?
– Всё! – часто закивала она – и не верю! Этого не может быть!
– Может. Может… Всё, Света, свободна! – я кинул несколько слов, и дух, заколебавшись в воздухе исчез.
– Теперь надо решить, что делать с этой информацией…пойдём-ка, искупаемся, и в голове как раз всё утрясётся.
Я взял Марию за руку и повёл туда, где на травке лежали, загорали отдыхающие. Здесь берег полого спускался к воде, обнажая песчаное основание. Очень захотелось окунуться в воду – охладиться, а ещё – смыть с себя эту грязь, которую сейчас услышал от покойной. Впрочем – такое не отмыть даже проточной водой.
Прохладная вода приняла моё разгорячённое тело, и я окунулся с головой, задержав дыхание и пронырнув до самого дна. Вода была довольно прозрачной, и холодной – похоже, что на дне били родники. Не удержался и открыл глаза – шевелились водоросли, у берега прыскали рыбёшки, а наверху, над головой, взбивали пену ноги подростков, проплывающих к берегу. Я отнырнул довольно далеко – туда, где глубина понижалась метров до пяти-шести и уцепившись за камень на дне, стал дожидаться, когда у меня кончится воздух.
Ждать пришлось довольно долго – не знаю сколько, но по моим ощущениям минут двадцать, не меньше. Всё это время я практически не чувствовал кислородного голодания, чему был очень удивлён. Не знаю как, но похоже моё тело впитывало кислород из воды прямо через кожу – иного объяснения своим способностям я дать не мог. Организм как-то перестраивался в угоду моим потребностям, и я бы не удивился, если б через часок сидения в воде у меня на боках открылись жаберные щели. Но я до этого не довёл – честно говоря, беспокоила мысль о том, как там Мария – как бы её удар не хватил от переживаний за меня – нырнул, и не выныривает! Ужас!
Так оно и оказалось – женщина бегала у кромки воды, заламывая руки, бледная, несчастная, и уже, похоже, собиралась кричать, звать на помощь, когда моя голова показалась из-под воды.
Я вышел на берег как дядька Черномор, и подруга подбежала ко мне и бросилась на шею. У неё текли слёзы, Мария рыдала, не обращая внимания на окружающих и я едва её успокоил, уведя в сторонку, под дерево, где полчаса назад мы разложили покрывала для загорания и оставили свои вещи.
Улёгшись на покрывала, обнялись и долго лежали, впитывая телами солнечные лучи, падающие на нас из послеполуденного солнца. Было жарко, но после двадцатиминутного сидения на дне пруда в родниковой ледяной воде, я наслаждался теплом, а ещё тем, что на плече у меня лежит красивая женщина с упругим, горячим телом, для которой совсем не безразлично – есть я на этом свете, или нет. Кроме неё у меня в этом мире никого нет – это я знал точно. А может и не знал – чувствовал, что оно так и есть. Я мало чего знал о мире в котором живу. Обрывки сведений, всплывающие в голове мало чего мне давали.
Я уже нажал задрёмывать, когда Мария внезапно спросила:
– И что ты думаешь делать?
– Насчёт чего? – спросонок не понял я.
– Насчёт убийц и извращенцев, кого же ещё?
– Ты имеешь в виду американскую военщину? Проклятых империалистов?
– Вань, ну не придуривайся…Всеволода, конечно, и его отпрысков. И что будем делать с ментами, которые фактически тебя убили? Тебе не кажется, что они даже опаснее этих извратов, или, по крайней мере, не менее опасны? Ведь если человек, который поставлен соблюдать закон, ведёт себя как маньяк – это страшно. Куда бежать за помощью, когда те, кто должен помочь, преступники?
– Ну…во-первых, не мы будем делать, а я буду делать. Ты тут не причём. Я не хочу, чтобы это как-то коснулось тебя. Маш, ты же знаешь, и я знаю – в конце концов, мне придётся уйти. А тебе оставаться и жить. Жить в этом мире, с этими людьми. И я не хочу, чтобы мои проблемы как-то ударили в тебя.
– А они уже ударили. И если мы не разоблачим маньяков – погибнет ещё один человек, забыл? И если мы не уберём из милиции преступников – тоже пострадают люди. Так что я тебя спрашиваю – что будем делать?
– А ты как видишь ситуацию, интересно. Мы можем наказать их двумя способами, как ты догадываешься – сдать власти, или наказать самим – уничтожив негодяев. Что ты выберешь?
– Как – убить? Что, сами, мы – убить? – растерялась подруга.
– Нет – мы наймём сторожа дядю Петю и он забьёт их ручкой от метлы.
– Нет…я не могу. Только сдавать их в правоохранительные органы. Только так. Пусть их судят. Доказательства у нас есть, так что…
– А каким правоохранительным органам ты собралась их сдать?
– Ну как каким…в милицию – неуверенно ответила Мария, поглаживая меня крепкой гладкой ладонью по плечу.
– Мы пока оставим в стороне 'оборотней в погонах'…
– Кого? Оборотней? Почему ты так сказал? Странное название. Откуда ты его взял?
– Не знаю. Всплыло в голове, и всё. Так, вот, не перебивай – подумаем насчёт семейки маньяков. Итак – я прихожу в милицию и сообщаю о том, что родственники убитой девочки её и убили, а ещё – растлевали её на протяжении долго времени. И что будет?
– И что будет? – эхом повторила Мария.
– Они скажут, что я спятил, а когда узнают, что до этого я лежал в психушке – туда же меня и отправят.
– А если я пойду? Я же не психбольная – уважаемый врач, психиатр. Меня воспримут серьёзно.
– Ага. Только к кому ты пойдёшь? К этой толпе уродов, которая меня убивала? К этим оборотням? Ну, хорошо. Пришла. Они тебя выслушали, а потом спрашивают – а откуда ты узнала про закопанную жену Всеволода, друга Федорчука? Откуда ты знаешь о том, кто убил девочку? Духи рассказали? Или, может быть – твой сожитель, маньяк-убийца, который каким-то образом выжил и снова ходит по миру, как ни в чём не бывало? Никогда не поздно взять за задницу его ещё раз и хорошенько потрясти. Что-то слишком много сходится на этом парне. И на его сожительнице. Может и её потрясти? А что – вариантов много – может она с своим сожителем вместе куролесила, убивала и мучила. Ты можешь себе представить такой исход твоего посещения отделения милиции?
– Теперь – могу – тихо ответила Маша после длительного молчания.
– То-то же…
– И что, ничего сделать нельзя? Ну, есть же КГБ, есть же прокуратура! Пойти туда!
– Им тоже на всё плевать. Они спустят дело в то же отделение милиции, тем, кто и допустил это безобразие. Как ты думаешь, какое они примут решение? Я тебе уже об этом говорил…
– Так что – только убивать?! – Мария снизила голос до шепота – я боюсь!
– Ну – тебя никто и не просит этим заниматься, я же сказал. Теперь подойдём к самому интересному – к милиционерам. Что делать с ними?
– Ну…в прокуратуру…а ещё лучше – в КГБ. Мне рассказывали – у них постоянно с КГБ трения. Гэбэшники за ними следят, ловят и наказывают.
– Замечательно. Я прихожу в КГБ и говорю: 'Меня в отделе убивали, но не убили Закопали в землю, но я выкопался'. 'А где следы побоев?' – спрашивают меня. А я отвечаю – 'Раны все заросли, зажили – буквально за сутки. Такой я мутант. И только что из психушки'. Что будет дальше?
– Ничего хорошего – удручённо сказала Мария и перевернулась на живот, демонстрируя миру тугие ягодицы, достойные пятнадцатилетней девушки – так что, нет никакой альтернативы убийству?
– Если видишь её – укажи.
– Не вижу. Не вижу…
Мы полежали на берегу ещё с полчаса, потом снова окунулись, и замёрзнув в воде, оделись. Потом побрели домой, чувствуя, как горячий ветерок высушивает нашу одежду и тела.
За всё время мы не встретили на пруду никого из знакомых, из тех, кто вчера провожал меня 'в последний путь'. И это порадовало. Не хотелось лишних вопросов, шепотков и разговоров за спиной.
Я шёл и думал – как всё обстряпать максимально умело, так, чтобы раздать всем сестрам по серьгам, и при этом остаться в стороне. Чтобы никто не заподозрил, что казнь негодяев моих рук дело. Что ни говори, не все менты такие глупые, как Федорчук. Те же опера, при их беспредельности глупыми не были. Особенно начальник отделения уголовного розыска. Вон он как всё обстряпал с моим 'трупом'. И не подкопаешься. Кто может подумать на заслуженного офицера милиции, в чине не менее майора, кто может обвинить его в сокрытии преступления, совершённого его сотрудниками, да ещё и в соучастии в этом преступлении. Всех повязал кровью – заставил бить меня, добивать, и теперь каждый боится раскрыть рот – ведь и он может попасть лет на двадцать на зону.
Перво-наперво нужно было начать с 'братьев-разбойников'. И брать их следовало на 'горяченьком'…
Мы дошли до дома, переоделись, сняв влажные трусы и купальник. Я порывался ещё разок приобнять Марию, завалить на постель (уж больно соблазнительно она выглядела на берегу, да и сейчас, расхаживая по дому нагишом вызывала у меня стойкое желание), но она отбилась, сказав, чтобы я сохранил себя для ночи. Видимо после нашего разговора у неё резко испортилось настроение – да и немудрено, трудно превращаться из законопослушной тихой врачихи в убийцу, или пособницу убийцы. Людей, воспитанных в почитании закона, никогда его не нарушавших, должно просто трясти от мысли о том, что я задумал.
Мы поужинали, потом Мария ушла в свою спальню и там затихла. А я лёг на свой диван и стал обстоятельно обдумывать то, что мне предстояло сделать.
Через полчаса я крепко спал – сон вообще стал наваливаться на меня неожиданно и в самый неподходящий момент. Скорее всего, организм сам выбирал, когда ему восстанавливаться, и быстрее всего делал это во сне. Ну – это я подвёл базу под желание просто подрыхнуть. Мне предстояла бессонная ночь…
Проснувшись на закате, я несколько секунд не мог понять, где нахожусь. В доме было тихо, не слышно ни звука, и я никак не мог сориентироваться. Мне приснилось, будто я летаю в вышине, и у меня серебристые крылья, как у огромного орла…а на спине у меня сидит обнажённая девушка с огненными волосами и заливается счастливым смехом.
Всё было так реально, так чётко, как не было никогда раньше – я ощущал её гладкую, влажную кожу, чувствовал жар тела, упругость бёдер… а под нами проплывала земля – где-то внизу, далеко-далеко. И я был счастлив в этой выси.
Меня охватил приступ тоски. Ясно было, что это картинки из моей прежней жизни. Я знал это, всем своим естеством знал, и мне мучительно хотелось туда, в вышину, в синее небо. А здесь – негодяи, которых следовало наказать, а вокруг серость, и впереди неизвестное будущее.
Одна радость – моя подруга, с которой мне было комфортно и легко. Всё-таки в наших русских женщинах есть что-то такое, чего нет у женщин во всём мире. Они любят без оглядки, без мыслей о том, что будет с ними – просто любят, и всё тут. Что бы сделала американская женщина, узнав, что я хочу пойти против закона, убить негодяев? Скорее всего, тут же побежала бы меня сдавать. И самое интересное, была бы уверена, что этим меня спасает.
Задумался – а откуда я это знал? Про американскую женщину, про их почтение к закону? Знал, и всё тут. Знания время от времени всплывали у меня, как будто из воды поднимался пузырь болотного газа – бурление, шум…и снова я остаюсь тем, кто есть – человеком без роду, без племени.
Снова задумался – над тем, что я сегодня наговорил Марии. Да, в общем-то всё что я сказал, было логично и правильно, только с одной поправкой – не все менты подонки, не все гэбэшники и прокурорские равнодушные големы. Если долго искать, можно найти там приличных людей, которые будут работать так, как положено. Но – где их найти? И сколько времени уйдёт на то, чтобы их найти? А времени у меня не было. Если верить покойной девчонке, сегодня ночью должно совершиться очередное жертвоприношение – будет принесена в жертву её мать, Ольга. И я должен её спасти.
Глубоко вздохнув, я сел на постели, собираясь с духом и додумывая последние нюансы плана, потом ощупал и осмотрел своё тело – оно восстановилось, но ещё не до конца. Неправильно сросшаяся нога выправилась, но была короче, чем другая и я всё равно буду хромать. Ничего – надеюсь, что бегать мне не придётся. Очень надеюсь.
Послышался шорох, и в дверях появилась Маша. Она была одета – в тренировочные брюки и тонкий тёмный свитер.
– Я с тобой.
– Ты что? Нет уж – сиди дома. Ты мне только помешаешь.
– Я с тобой. Я побуду на улице, если что дам сигнал. На стрёме постою, в общем. Вань, возьми меня с собой, а? Я тут с ума сойду, тебя ожидая!
– Маш, пожалуйста, не усложняй мою задачу. Сиди дома и жди. Всё будет нормально, поверь мне. Всё, всё, мне некогда. Нужно успеть до полуночи. Жертвоприношение будет в полночь.
– Откуда знаешь?
– Опять исследуешь? Не знаю – откуда знаю. Уверен. Сатанистские обряды проводятся в полночь. Мне нужно успеть до ноля часов.
Я встал с постели и оделся, выбрав тёмную одежду – рубаху, брюки, тёмные ботинки. Потом подошёл к подруге и крепко поцеловал её в губы, разгладив большими пальцами рук её мокрые глаза.
– Не плачь. Я вернусь. В этот раз я вернусь.
Распахнув дверь в темноту, я шагнул через порог и через секунду растворился в ночной мгле. Фонари давно побили местные детишки из своих рогаток, так что ничего не помешает мне подойти к нужному дому незаметно…
