В конце 90-х годов XIX века резко обострилась обстановка на дальневосточных рубежах России. Шёл делёж между европейскими державами растерзанного и беззащитного Китая, набирала силу и всё агрессивней становилась Япония. Правительство Российской империи укрепляло морские силы Тихого океана. Нужен был деятельный и смелый флотоводец, способный принимать самостоятельные решения. Из всех возможных кандидатур выбор остановился на контр-адмирале Дубасове.

Короткая аудиенция у Николая II — и долгий путь на Дальний Восток. В первых числах августа 1897 года Фёдор Васильевич Дубасов уже принимал во Владивостоке дела командующего эскадрой Тихого океана вице-адмирала Алексеева. Посвятив своего преемника в общих чертах в особенности обстановки, Алексеев вздохнул:

— Много сделано, в этом убедитесь сами. Эскадра в боевой готовности. Не хватает, однако, самого главного — незамерзающего порта. Посему желаю вам, Фёдор Васильевич, счастливо разрешить этот вопрос.

31 августа 1897 года контр-адмирал Дубасов вступил в командование эскадрой. Прежний начальник, успевший стать вице-адмиралом, но сумевший уклониться от решения непростой задачи выбора незамерзающей базы, убывал в Чёрное море на должность старшего флагмана. 29 октября новый начальник эскадры «вывел её в первое плавание, „Всадник“ и „Гайдамак“, занятые дефектными работами, в походе не участвовали».

Свою деятельность на посту командующего эскадрой Дубасов начал с… открытия матросской чайной. Дело в том, что оторванность от дома и необжитость края приводили к тому, что матросы, попадая на берег, тут же старались напиться.

— А что ещё нам делать? — оправдывались они, проспавшись. — С одной стороны окиян, а с другой тайга да тигры! Куды же нам податься?

Пьяниц наказывали, но помогало это мало.

— Служба морская удел трезвенников. С пьянством будем кончать! — решил Дубасов со свойственной ему твёрдостью.

Из сообщения газет: «21 октября 1897 года во Владивостоке состоялось освящение чайной для матросов при Сибирском флотском экипаже. Чайная разместилась в здании бывшей типографии Сибирского флотского экипажа и состояла из двух больших комнат. В одной комнате находились буфет, два самовара и большое количество столов. Во второй были зал, освещаемый десятью лампами, и сцена. Все посетители отмечали приятное впечатление от убранства. В день освящения чайной посетителей собралось много: были матросы эскадры, офицеры, духовенство, морское начальство и несколько дам. После молебствия и освящения, совершённых священником Сибирского флотского экипажа отцом Сусловым, команды матросов были переведены в столовую. Там командующий эскадрой Тихого океана контр-адмирал Дубасов сказал: „Сегодня открыта для вас чайная, с целью доставить вам место, где вы можете проводить время приятно и трезво. От вас зависит, чтобы это было так. Садитесь и пейте чай“».

Занялся Дубасов и обучением матросов. Клипер «Крейсер» он назначил учебным судном для подготовки курсантов — будущих строевых квартирмейстеров. «Крейсер» должен был совершать учебные плавания в Славянском заливе и у берегов Гензана, одновременно исполняя роль стационера.

Как и всякий командующий, принявший ответственный пост да ещё в столь отдалённом районе, Дубасов занимался каждодневными рутинными, но весьма, на самом деле, важными делами. Сохранились его донесения о крайнем недостатке в портовых плавучих средствах: «Для наливки котлов пресной водой имелся в порту только один водяной бот. Наполнение котлов водой на крейсерах „Рюрик“, „Адмирал Нахимов“, „Адмирал Корнилов“ и „Дмитрий Донской“ заняло время с 8 по 19 июля, т.е. 11 дней. Погрузка угля производилась ещё медленнее. Так, например, „Рюрик“ принял 600 тонн в 7 суток… а чтобы принять на 4 упомянутых крейсера 1770 тонн, потребовалось времени 17 ¹/₂ суток».

Свой флаг новый командующий поднял на крейсере «Память Азова». В октябре он вывел эскадру в большой поход.

— Будем искать новую базу для флота. Курс на Корею! — объявил он командирам кораблей.

Вытянувшись на несколько миль, эскадра густо пачкала небо чёрными султанами дымов. Со встречных судов японские рыбаки с тревогой взирали на этот парад морской мощи: «Рюрик» и «Нахимов», «Дмитрий Донской» и «Корнилов», «Память Азова» и канонерские лодки, транспорты и миноносцы…

Не торопясь, порт за портом обходил Дубасов корейское побережье. За портом Шестакова осмотрели Гензан (порт Лазарева), затем Пусан. Наконец эскадра достигла Цусимского пролива. Когда-то адмирал Лихачёв пытался убедить правительство приобрести Цусимскую скалу и создать здесь военно-морскую базу, которая контролировала бы весь Корейский пролив. Но адмирала не послушали…

Корабли эскадры бросили якорь в глубине архипелага Каргодо, что прилепился к южной оконечности Корейского полуострова, на рейде порта Мозампо (ныне Масан). Осмотрев окрестности, Дубасов пришёл в восторг:

— Чёрт возьми, но Мозампо — это второй Гибралтар! Практически неприступный с суши, он может контролировать все здешние воды.

Вдали за отвесными холмами бурлила мутно-жёлтым потоком многоводная река Нактонг. Там же, на рейде Мозампо, Дубасов отписал в Петербург: «…Как порт, который соединял бы в себе качества, коими необходимо должен обладать конечный пункт Великого Сибирского пути и главный выход из всех внутренних частей нашего обширного отечества на берегах Тихого океана, Мозампо… без всякого сомнения, не имеет местности себе равной».

Младшему флагману эскадры контр-адмиралу Реунову он сказал:

— Будем надеяться, что петербургские стратеги наконец-то обретут решимость. Нам же остаётся только ждать.

Однако сидеть сложа руки было не в правилах Дубасова. Он берёт в руки перо и принимается за сочинение политических очерков, которые, по его мнению, могли бы оказать воздействие на общественное мнение в кругах российских политиков. Он активно участвует в политических интригах вокруг престола корейского императора с одной лишь целью — склонить его к союзу с Россией и обеспечить российское влияние на Корейском полуострове.

События меж тем развивались совсем не так, как о том мечтал командующий эскадрой Тихого океана. Всё началось вроде бы с совершенного пустяка. Российский вице-консул в Чифе, некто коллежский асессор Островерхов отправился в частную поездку в разгромленный несколько лет назад японцами китайский город Порт-Артур, что располагался на южной оконечности Ляодунского полуострова. Результатом этого посещения стала записка асессора на имя министра иностранных дел, где Островерхов доказывал «стратегическое» значение порта и крепости. Записке дали ход. МИД счёл умозаключения своего работника весьма компетентными. Министр граф Муравьёв составил на её основе обширный доклад, который вскоре лёг на стол Николая II. Император колебался: уж больно далеко находился от метрополии этот Порт-Артур.

14 ноября 1897 года в Царском Селе собралось особое совещание под руководством императора. Обсуждался вопрос: занимать ли Ляодунский полуостров и Порт-Артур?

Против занятия порта высказался министр финансов Витте:

— Мы заключили с Китаем договор, чтобы защищать друг друга. Как же мы можем после этого захватывать его территории? Порты следует искать на корейском побережье.

Глава российской внешней политики граф Муравьёв был, наоборот, за немедленное занятие порта. Военный министр Ванновский воздержался. Управляющий Морским министерством адмирал Тыртов, уже ознакомленный с бумагами Дубасова, занимать Порт-Артур не желал.

— Этот порт станет камнем на шее флота. У нас на Востоке ещё слишком мало сил, чтобы жить «на два дома»: Владивосток и Порт-Артур, удалённые друг от друга больше чем на тысячу миль. Мы бесцельно будем сжигать запасы топлива, изнашивать механизмы. Но самое главное — в случае войны связь между обеими базами будет легко перерезана.

— А каково мнение на этот счёт командующего Дальневосточной эскадрой? — поинтересовался Николай II.

— Мы в оценке ситуации единодушны, — ответил старый адмирал. — Нам нужен порт в Корее, и лучший из них — Мозампо.

Со своего места буквально подскочил граф Муравьёв:

— Моряки беспрестанно вмешиваются во внешнюю политику и путают нам все карты! В Корее мы ведём тонкую игру, а занятие порта непременно озлобит как Японию, так и Англию. Дело флота плавать, а наше — обеспечивать им условия для этого.

— Не понимаю, — буркнул в седую бороду Тыртов. — Кто для кого: флот для МИДа или МИД для нас? Во всяком случае, расхлёбывать эту кашу придётся именно нам!

Император в спор особо не вмешивался. Сидел молча. В конце совещания коротко заявил:

— Ляодунский полуостров занимать не будем.

Узнав о результате особого совещания, Дубасов воспрянул духом: борьба за Мозампо продолжается! А события на Востоке развивались стремительно. Немцы оккупировали китайский порт Киао-Чау, японцы не менее энергично «осваивали» Корею. Заволновался и Лондон: англичане не привыкли плестись в хвосте событий. В восточных водах появилась мощная британская эскадра, державшая курс на порт Чифу. Агенты докладывали, что англичане заинтересовались Порт-Артуром и вот-вот его захватят. Всполошились Берлин и Токио, нервничали в Петербурге. Все эти обстоятельства и побудили управляющего Морским министерством захватить архипелаг Каргода с портом Мозампо. Дипломатический и военный представитель России инициативу адмирала поддержали. Для гарантии захвата решили сразу же минировать все второстепенные фарватеры Мозампо.

Об этих предстоящих мерах, включая доставку из Владивостокского порта 450 мин в придачу к имевшимся на эскадре 250 минам и на транспорте «Алеут» 200 минам, Дубасов сообщал командиру Владивостокского порта контр-адмиралу Чухнину.

Но петербургская бюрократия успела к этому времени склониться к совсем другой, не предвидимой Дубасовым комбинации. Всё решил обстоятельный доклад министра иностранных дел графа Муравьёва, представленный императору 11 ноября 1897 года. В нём, не запрашивая мнение начальника эскадры и Морского министерства, обосновывалась необходимость для базирования флота занять бухты Талиенвана близ Порт-Артура. Это, как приходится думать, была давняя интрига императорской камарильи, которой сыграло на руку легкомысленное поведение адмирала Алексеева. Он вместо решения трудной задачи выбора незамерзающей базы потерял время на ничего не дававшие флоту экскурсии в Гонконг и Шанхай.

В итоге совершившихся государственных дипломатических кульбитов адмиралу Дубасову 29 ноября 1897 года в 2 часа 30 минут ночи была послана телеграфная директива: «Согласно Высочайшей воли немедленно по получении послать в Порт-Артур с контр-адмиралом Реуновым отряд из крейсеров и лодок, всего в числе трёх судов». Телеграммой от 30 ноября уточнялось: «вопрос о занятии Мозампо не возбуждался».

29 ноября Дубасов поднял пары на своих крейсерах, готовый ринуться в Мозампо. Обстановка накалилась до крайности.

В адмиральском салоне «Рюрика», коротая ночь, командующий нехотя мешал ложкой чай. Напротив сидели командиры крейсеров «Рюрика» Гаупт и «России» Доможиров. Часы показывали 2 часа 30 минут.

— Необходимо серьёзно усилить эскадры, — заметил каперанг Доможиров. — У нас до сих пор нет ни одного броненосца. Случись что, и серьёзного боя нам не выдержать.

— Броненосцы, думаю, скоро нагонят, — вздохнул Дубасов. — Дело в ином. Во Владивостоке мы ремонтируемся кое-как. Если что серьёзное — то гоним корабли в Нагасаки или через три океана в Россию. Так воевать нельзя. А министерство всё режет судоремонтные кредиты. О чём они там думают, не представляю!

В дверь постучал начальник корабельной радиостанции:

— Телеграмма из министерства. Очень срочно!

— Никак, решили всё-таки дело с Мозампо! — обрадовался контр-адмирал, беря в руки бумагу.

Но по мере того как он читал, лицо его бледнело.

— Ну вот и всё, — мрачно покачал головой Дубасов. — Мы вступаем на путь, с которого уже не свернуть до самого трагического конца. Приказано срочно занимать Порт-Артур.

— Не может быть!

— Оказывается, может! Читайте!

Дубасов протянул офицерам телеграфный бланк. Те впились глазами в прыгающие буквицы: «Согласно Высочайшей юли немедленно по получении послать в Порт-Артур с контр-адмиралом Реуновым отряд из крейсеров и лодок, всего в числе трёх судов».

Цепляясь за соломинку, Дубасов сразу же отбил ответную телеграмму: «Как решается вопрос с занятием Мозампо»? Телеграммой от 30 ноября ему уточнили: «Вопрос о занятии Мозампо не возбуждался».

В тот же день младший флагман эскадры контр-адмирал Реунов, подняв свой флаг на «Адмирале Нахимове», повёл часть эскадры к берегам Жёлтого моря.

— На Артур! — говорили беззаботные мичмана, радуясь перемене мест и новым впечатлениям.

— На Артур! — раздражённо досадовали лейтенанты, оставившие во Владивостоке семьи.

— На Артур! — безнадёжно махали руками командиры кораблей, разделяя тревогу командующего по происходящему.

Отныне название Порт-Артур навсегда входило в историю российского флота…

Каждодневно менявшиеся обстоятельства начавшейся порт-артурской эпопеи сопровождались постоянными заданиями и резолюциями императора. Как азартный игрок, он с лихорадочным вниманием следил за деталями разворачивавшейся по его замыслам аннексии. Главными её героями были неустанно действовавший граф Михаил Николаевич Муравьёв и непосредственный исполнитель императорского замысла младший флагман Тихоокеанской эскадры контр-адмирал Реунов, которому ставилась невыполнимая задача — тремя кораблями загородить иностранным кораблям входы на захваченные рейды. С тайным заданием покинувшие Нагасаки 1 декабря 1897 года эти корабли — крейсер «Адмирал Нахимов», «Адмирал Корнилов» и канонерская лодка «Отважный» — пришли в Порт-Артур 5 декабря, там застали лишь два китайских корабля и никаких иностранных.

По счастью, китайские власти, имея предписания своего правительства, помогли русским, расставив в гавани свои корабли. С ними мнимую оборону от иностранцев держала канонерская лодка «Отважный». Два других корабля — «Адмирал Нахимов» и «Адмирал Корнилов» — сторожили внешний рейд. Роль графа Муравьёва настолько была всеохватна, что адмиралу Тыртову оставалось лишь смиренно запрашивать: не обмолвилось ли случаем его императорское величество о намерении послать в Тихий океан (как это давно ожидали в министерстве) из Средиземного моря броненосцы «Наварин» и «Сисой Великий». Оказалось, что никаких указаний об этих кораблях министру преподано не было. В таких условиях, далеко не отвечающих престижу великой державы, совершился в качестве временной меры захват Порт-Артура.

После захвата Порт-Артура связь с эскадрой осложнилась, а посыльные суда, имевшиеся в эскадре, были слабы вооружением и ненадёжны своими машинами. Поэтому в телеграмме от 27 декабря Дубасов настаивал на присылке хотя бы клипера «Всадник» и шести миноносцев. Эскадру, ввиду появления у японцев броненосцев «Фуджи» и «Яшима», следовало без промедления усилить двумя броненосцами, находившимися в тот момент в Средиземном море. «После прибытия лодки „Бобр“, „Всадника“ и шести миноносцев эскадра могла бы смело занять наступательное положение», — писал Дубасов.

Чувствуя, что начальство не слышит его доводов, он в письме от 23 января 1898 года посланнику в Японии барону Р.Р. Розену пытался через дипломатическое ведомство довести мысль о вредоносности «тяжёлых обстоятельств смирения и осторожности» относительно влияния в Корее. Японцев все эти уступки всё равно не умиротворят и к дружбе с Россией не расположат. «Можно подумать, что правительство наше не допускает мысли о войне с Японией, между тем эта страна деятельно и настойчиво готовится к ней». Нужно не отступать в Корее, чтобы «не быть застигнутыми в беспомощном состоянии».

Но власти продолжали держать адмирала в неведении об уже почти окончательном решении превратить Порт-Артур в главную базу флота. Только 14 января поверенный из Пекина сообщил об этом намерении правительства, и адмирал получил приказание со всей эскадрой идти в Порт-Артур. 23 января он вышел из Нагасаки и 26 января прибыл в Порт-Артур. В гавань корабли войти не могли и встали па внешнем рейде. Телеграммой от 2 марта адмирал подробно, как это предписывалось, сообщал об осмотре новоприобретённых портов и с полной откровенностью раскрыл все их стратегические неудобства.

Напоминая об уроках японо-китайской войны, он предостерегал от риска их повторения, так как обширный и удобный Талиенванский залив может стать базой для обеспечения штурма Порт-Артура. Эта опасность заставляет Талиенван укрепить столь же основательно, как и Порт-Артур, т.е. нести на эти цели двойные расходы. В заключении адмирал писал: «Как база для наших морских сил Порт-Артур совершенно не отвечает требованиям, находясь в 560 милях от середины Корейского пролива, узлового пункта сообщения между Сибирью, Китаем, Кореей и Японией, не даёт возможности наблюдать за ними, а тем более командовать над этими сообщениями». Не обеспечивал Порт-Артур (от 600 до 1000 миль расстояния) и защиты отечественной оборонительной линии, идущей вдоль берега Японского моря. Опасно было и 1080-мильное расстояние от Порт-Артура до Владивостока, мало было надежд на ожидавшуюся связь с Россией по железной дороге.

Но император не нашёл нужным задуматься над полностью оправдавшимися в 1904 году предостережениями адмирала. Не взволновала эта телеграмма и смотревшим в рот императору сановникам из Морского министерства. Не шелохнулся и генерал-адмирал великий князь Алексей Александрович. Никакого совещания для обсуждения телеграммы созвано не было. Николай II, упиваясь успехом своей дипломатии, по-ребячески был доволен тем, как ему удалось перехитрить и англичан, и японцев. На полях доклада генерал-адмирала, извещавшего о приходе в Порт-Артур 4/16 декабря отряда контр-адмирала Реунова, он от полноты чувств начертал: «Слава Богу. Я нахожу желательным, чтобы два наших крейсера были посланы в Талиенван, покуда англичане его не заняли. Прошу сообщить об этом Дубасову. По занятию этих двух портов я буду спокойно относиться к дальнейшим событиям на Востоке».

Дипломатия тем временем продолжала лгать. Посланник в Японии барон Розен 13 декабря 1897 года телеграфировал из Токио контр-адмиралу Дубасову: «Японскому правительству сообщено было, что государь император признал необходимость повелеть, чтобы отряд нашей эскадры отправился для временной стоянки в Порт-Артур, на что последовало согласие китайского правительства. Заявление это принято к сведению в том же дружеском духе, в котором оно было сделано».

Сам же Дубасов упрямо оставался во Владивостоке, непрерывно бомбардируя Петербург телеграммами, доказывая ошибочность принятого решения. Наконец строптивцу недвусмысленно сообщили, что «при существующем политическом положении дел на Крайнем Востоке всякое действие наше в Корее, могущее вызвать основательное подозрение японцев, должно быть признано безусловно нежелательным…»

23 января 1898 года над «Рюриком» взвились флаги: «Следовать за мной». Обменявшись салютацией с владивостокской крепостью, главные силы Тихоокеанской эскадры взяли курс на Порт-Артур. Впереди, круша коваными форштевнями волну, шли броненосные крейсера, следом качались в разводьях пены бронепалубные. Вокруг, то забегая вперёд, то уносясь куда-то в стороны, шныряли канонерки и миноносцы.

Дубасов был мрачен, и по этой причине с «Рюрика» в этот раз «фитиляли» командиров кораблей больше обычного.

— Штормит наш адмирал! — обменивались мнением в ходовых рубках. — Не хочет командовать желтоморской эскадрой!

Крепость и порт в Артуре Дубасов нашёл в разорении чрезвычайном. Фёдор Васильевич был удручён. Предстояло соорудить огромный волнолом, чтобы прикрыть рейд, провести серьёзные земляные работы, чтобы хоть немного углубить мелководную гавань. Ведь выйти и войти в Артур можно было лишь дважды в сутки — при полной воде.

— Ни дать ни взять мышеловка! — в сердцах сплюнул контр-адмирал.

В Петербург он отписал: «Как база для наших морских сил Порт-Артур совершенно не отвечает требованиям…»

Столица промолчала. Там вопрос о занятии крепости был решён окончательно и бесповоротно. Дубасов подписал акт на китайский манер: «Адмирал Ду». Так отныне его станут называть китайцы, таким отныне станет его прозвище среди моряков-тихоокеанцев.

Тем временем 10 декабря начальнику эскадры из ГМШ было послано предписание — кораблям в Порт-Артуре остаться на зимовку, для чего следовало подготовить запасы угля, одежды, продовольствия. Всё ещё боясь, как бы иностранные державы не вытолкали русских из вероломно захваченного Порт-Артура, начальник ГМШ 14 декабря запрашивал адмирала Реунова: «Министр приказал сообщить истинные пеленги места „Нахимова“, положение и расстояние других судов от него». Пеленги были сообщены. Надоедливые англичане тем временем не переставали воздействовать на психику русских: за шедшим из Нагасаки в Порт-Артур «Корейцем» в пути из Чифу увязались крейсеры «Иммортейлит» и «Ифигения». Они входили в состав державшейся между Чифу и Чемульпо британской эскадры адмирала Буллера (броненосец «Центурион», крейсера «Эндаунтуд», «Нарциссус», «Феникс» и «Алжерин»). В одно время эти два крейсера-преследователи отдали якоря на внешнем рейде, но входить в гавань не стали. Китайцы держали сигнал: «вход в порт запрещается». И император не выдержал. На всеподданнейшей записке графа Муравьёва от 20 декабря о необходимости усилить оборонительные средства России в Тихом океане он начертал: «Вполне согласен с Вашим мнением, нам необходимо возможно сильнее подкрепить эскадру Тихого океана».

22 декабря начальнику эскадры Средиземного моря контр-адмиралу Андрееву было предписано послать в Тихий океан броненосцы «Наварин» и «Сисой Великий». Идти им следовало соединённо, не задерживаясь в портах. В Порт-Артуре тем временем лихорадочно собирали запасы для зимовки.

9 марта 1898 года пришёл на рейд Порт-Артура, где стояла наша эскадра, под начальством контр-адмирала Дубасова пароход Добровольного флота «Саратов», на котором прибыли из Владивостока: батальон 4-го Восточно-Сибирского стрелкового полка, четыре пушки и взвод Забайкальского казачьего войска.

14 марта, после переговоров с командующим всеми китайскими войсками в Порт-Артуре генералом Сун Чином, выяснилось, что китайское правительство уступает Порт-Артур России и что китайские войска будут выведены оттуда. 15 марта 1898 года была подписана конвенция между Китаем и Россией об уступке России части Ляодунского полуострова. Дубасов и китайский генерал Сун подписали бумагу о передаче порта и крепости.

Не теряя времени, Дубасов поручает снабженцу российского флота на Дальнем Востоке Гинсбургу устройство в Порт-Артуре различных складов. Вскоре начал прибывать гарнизон крепости, который также пользовался услугами складов Гинсбурга.

В этот же день контр-адмирал Дубасов получил известие, что китайские войска уходят из Порт-Артура, почему в 6 часов вечера он приказал «Саратову» войти в порт и высадить войска на берег. Три роты немедленно были двинуты в город для занятия помещений, оставленных китайскими войсками.

16 марта в 8 часов утра великий князь Кирилл Владимирович поднял русский флаг на флагштоке Золотой горы, после чего батарея и эскадра отсалютовали флагу. В этот день весь отряд был высажен на берег. Некоторые жители бежали, но большинство их вскоре вернулось.

23 марта на пароходе Добровольного флота «Хабаровск» прибыл ещё один стрелковый батальон, а 25 марта прибыл генерал-майор Волков, вступивший в командование всем сухопутным отрядом. В этот же день десантом с трёх судов, стоявших в Талиенване, был занят и этот пункт, откуда ушли китайские войска, бывшие под начальством генерала Ма Юйкуна. В углу гавани одиноко дымил трубами китайский крейсер «Хай-Юн» — гость в своём доме.

Так произошло занятие Квантуна. Так состоялся выход России к незамерзающим берегам восточных морей. Минет всего лишь пять лет — и трагические события Русско-японской войны покажут правоту адмирала Дубасова. К сожалению, слишком поздно…