5
– Папа, – сокрушенно обратился Рейч к отцу, – ты неважно выглядишь.
– Да, – кивнул Селдон. – Зверски устал. А ты как?
Рейчу уже исполнилось сорок четыре, и в его волосах мелькала седина, но предмет его всегдашней гордости – усы – оставались густыми и черными. Настоящие далийские усы. Селдон порой подумывал, уж не красит ли Рейч их, однако понимал, что спрашивать об этом сына лучше не надо.
– Ну, ты на время освободился от лекций? – спросил Селдон.
– Да, ненадолго. Как я рад быть дома, видеть Манеллу, Ванду и тебя, па!
– Спасибо, сынок. Но у меня, Рейч, для тебя новости. Придется покончить с лекциями. Ты мне нужен здесь.
Рейч нахмурился:
– Зачем?
Отец дважды поручал ему трудные задания, но это было давно, во времена джоранумитской смуты. Насколько было известно Рейчу, теперь все было спокойно – особенно после свержения хунты и восхождения на престол нового, хотя и довольно невыразительного Императора.
– Речь о Ванде, – ответил Селдон.
– О Ванде? А что такое с ней?
– Ничего страшного, но ее нужно будет подвергнуть полному генетическому обследованию. И не только ее – и тебя, и Манеллу, и малышку.
– Как, и Беллис тоже? Да в чем дело-то?
Селдон растерялся.
– Рейч… ты же знаешь, что мы с мамой всегда находили, что ты человек исключительный – необыкновенно обаятельный, внушающий почти любому доверие и любовь к себе.
– Я знаю, ты так думал, и всегда мне это говорил, когда собирался дать мне какое-нибудь жуткое задание. Но я должен сказать тебе откровенно – сам я ничего подобного никогда не чувствовал.
– Нет-нет, ты покорил меня… и Дорс, – с трудом проговорил Селдон (имя жены до сих пор отзывалось в его душе болью, хотя уже четыре года прошло, как ее не стало). – В Сэтчеме ты покорил Рэчел. Ты и Джоранума покорил. И Манеллу. Чем ты все это объяснишь?
– Умом и красотой, – шутливо усмехнулся Рейч.
– А тебе никогда не казалось, что ты мог соприкасаться… как-то соприкасаться с сознанием людей, их мыслями и чувствами?
– Нет, я о таком и не думал. И честно говоря, мне это кажется глупым… при всем моем к тебе уважении, папа…
– А что ты скажешь, если я открою тебе… Рейч, Ванда прочла мысли Юго в один довольно драматический момент.
– Что я могу сказать? Совпадение или иллюзия.
– Рейч, я когда-то знавал кое-кого, кто умел обращаться с людским сознанием весьма ловко – для него это было все равно, что для нас с тобой разговаривать.
– Кто это был?
– Я не могу о нем говорить. Но поверь мне на слово.
– Ну… – с сомнением в голосе протянул Рейч.
– Я побывал в Галактической Библиотеке и специально изучил этот вопрос. Существует любопытная история – ей около двадцати тысяч лет. Речь в ней идет о девушке – она была ненамного старше Ванды и умела общаться с целой планетой, вращавшейся вокруг звезды под названием «Немезида».
– Сказка, конечно же.
– Безусловно. И вдобавок, целиком не сохранившаяся. Но сходство героини с Вандой просто потрясающее.
– Папа, что ты задумал? – нахмурился Рейч.
– Понимаешь, Рейч, я не до конца уверен… Мне нужно посмотреть на расшифровку генома и отыскать таких же людей, как Ванда. Я знаю, что время от времени на свет рождаются дети, наделенные такими ментальными способностями, но, как правило, ничего хорошего им эти способности не приносят, и потому, дабы не попасть в беду, дети приучаются скрывать их. А потом они вырастают, и их дар, их таланты лежат в их сознании как погребенный под землей клад. Нечто вроде инстинкта самосохранения. Безусловно, в Империи, и даже среди сорокамиллиардного населения Трентора обязательно должны найтись похожие на Ванду дети и взрослые, и, когда я буду знать ее геном, можно будет с помощью генетического обследования выявлять нужных людей.
– И что же ты станешь делать, если разыщешь таких людей?
– У меня такое ощущение, что именно они понадобятся мне для дальнейшего развития психоистории.
– Значит, – прищурился Рейч, – Ванда первая, кого ты нашел, и ты собираешься сделать из нее психоисторика?
– Может быть.
– Как Юго? Папа, нет!
– Почему нет?
– Потому, что я хочу, чтобы она росла как нормальная девочка и выросла нормальной женщиной. Я ни за что не позволю тебе засаживать ее за Главный Радиант и превращать в живой памятник психоисторической математике.
Селдон возразил:
– До этого дело вряд ли дойдет, Юго, но нам нужен ее геном. Ты же знаешь, уже тысячи лет высказываются предложения, чтобы геном каждого человека был внесен в его файл. Тому, чтобы это предложение осуществилось, помешали только денежные трудности, а в том, что это нужно и полезно, никто не сомневается. Я уверен, ты понимаешь, какие выгоды это сулило бы. Если мы даже больше ничего не найдем, мы узнаем, есть ли у Ванды предрасположенность к различным заболеваниям. Уверен, если бы мы были знакомы с геномом Юго, он бы не умирал теперь. Ничего в этом нет ни сложного, ни вредного.
– Может быть ты и прав, папа, но вряд ли у тебя это получится. Готов поклясться, что Манелла будет упираться сильнее, чем я.
– Ладно. Но запомни – никаких больше лекционных поездок. Ты мне нужен дома.
– Посмотрим, – уклончиво ответил Рейч и вышел.
Селдон закрыл глаза. Что же делать? Эдо Демерзель – единственный, кто мог читать человеческие мысли, знал бы, что делать. Знала бы и Дорс, обладавшая предвидением, людям недоступным.
А у него перед глазами в туманной дымке вставал образ новой психоистории – мираж и больше ничего.