3 сентября 36 года до н. э., в условленный день, флоты сошлись для битвы. Это сражение, известное как битва при Навлохе, отличалось невиданным ранее по массовости применением различного рода средств дистанционного поражения, флоты сходились, выстроившись правильными фронтальными линиями. Еще в фазе сближения с их палуб и башен противники открыли друг по другу просто ураганную стрельбу, бросая как машинами, так и собственными руками зажигательные снаряды, копья, стрелы и камни. Через короткое время строи кораблей столкнулись. Таранные удары наносились с огромной силой — некоторые приходились в борт, другие — в эпотиды, третьи были лобовыми. Эти последние не разрушали, как правило, корпуса судна, однако от сильнейшего толчка воины, как правило, просто слетали с башен, как и многие гребцы и моряки, сбрасываемые со своих мест. В результате многие суда становились временно небоеспособными — десятки и сотни людей беспорядочно карабкались по всем корабельным конструкциям, стараясь занять должное место для боя или управления судном. Очень ярко проявилась роль малых вспомогательных кораблей и либурн. Они сновали между сражающимися судами и стали главным спасательным средством: множество оказавшихся в воде людей были подобраны именно ими. Многие корабли сознательно или случайно промахивались при лобовой атаке и, проплывая друг мимо друга, буквально осыпали противника копьями и метательными снарядами. В некоторых случаях доходило до абордажного боя.

Свой флот Секст Помпей двинул навстречу римлянам с востока вдоль сицилийского берега. Агриппа, узнав о движении неприятеля, двинулся к нему навстречу с запада. Понимая, что столкновение неизбежно, оба противника шли, заранее выстроившись в боевые порядки, развернутым фронтом в две линии. Ранним октябрьским утром обнаружив друг друга, противники начали решительное сближение, а затем с оглушительными криками под рев боевых рогов бросились в атаку.

Первыми вступили в дело катапульты, затем, по мере сокращения дистанции, лучники, пращники, метатели копий и горящих дротиков. После этого началась всеобщая свалка, где каждый пытался таранить другого, обломать ему весла, после чего взять на абордаж.

Историк сражения пишет: «Корабли Помпея шли так тесно, что не могли воспользоваться своей быстроходностью и поворотливостью, между тем как новые абордажные снаряды оказались очень удобными в тех случаях, когда обыкновенные абордажные крюки не могли достать до неприятеля, тем более что у помпеянцев не было пик с кривыми ножами на конце, при помощи которых можно было перерезать канаты. Старинный римский способ сражаться на море — абордажный рукопашный бой в связи с навесной стрельбой зажигательными снарядами и на этот раз решил участь сражения, и конечно, в пользу более высоких и имевших более сильные экипажи кораблей Агриппы».

Сам римский предводитель в ходе сражения также продемонстрировал незаурядный военный талант и умение просчитывать ситуацию на несколько ходов вперед, то есть именно то, что отличает выдающегося флотоводца от флотоводца посредственного.

Уже в самом начале боя он, оглядев неприятельские боевые порядки и увидев, что их фронт сильно стеснен и значительно короче его собственного построения, приказывает своему левому крылу немедленно атаковать противника во фланг с тем, чтобы охватить его. Решение на редкость своевременное и правильное! Затем, видя, что охват неприятельского фланга продвигается медленнее, чем того бы хотелось, он своевременно подкрепляет атакующих за счет кораблей второй (резервной) линии.

Историк А. А. Хлевов в своей работе «Морские войны Рима» пишет: «В рамках сражения применялись все способы ведения боя. Однако, как говорили участники сражения, наиболее эффективным средством поражения оказался именно гарпакс. Изобретение Агриппы было исключительно удачным. Средств борьбы с ним не существовало — слишком непривычным и новым было это оружие. Перерубить бревно при всем желании было просто невозможно из-за железной оковки. Также не удавалось и перерубить канаты, на которых он крепился, — они начинались более чем в полутора метрах от борта, и ни одно оружие не способно было достать до них. Потом, впрочем, будут придуманы и введены на боевых кораблях специальные „антигарпаксные“ средства в виде серпообразных лезвий, насаженных на длинные рукоятки. Однако в битве при Навлохе они, конечно, на кораблях еще отсутствовали.

Впрочем, чисто эмпирическим путем был найден определенный паллиатив: помпеянцы поняли, что если дать задний ход, то можно препятствовать притягиванию кораблей друг к другу. Однако и цезарианцы гребли изо всех сил, а так как корабли, как правило, имели вполне сопоставимую мощность, выражаемую в „человеческих силах“, это уравнивало шансы. Силы гасили друг друга, а машины притягивали гарпаксом вражеское судно, после чего следовал абордаж.

Первое столкновение завершилось. Вскоре, перестроившись и приведя себя в порядок, флоты сошлись вновь. Определенная сложность была вот в чем — война-то шла гражданская, поэтому противники были прежде всего соплеменниками. Аппиан так пишет об этом: „Сблизившиеся корабли сражались всеми способами, экипажи их перескакивали на неприятельские суда, причем с обеих сторон одинаково нелегко уже было отличать неприятелей, так как и оружие было у всех одно и то же, и говорили почти все на италийском языке (корабли можно было отличить только по цвету боевых башен. — В.Ш.). Условленный пароль в этой обоюдной свалке делался известен всем — обстоятельство, послужившее для множества разнообразных обманов — с обеих сторон; друг друга не узнавали как в бою, так и в море, наполнившемся телами убитых, оружием, обломками кораблей“.

Первая схватка научила противников осторожнее пользоваться зажигательными снарядами — при тесном соприкосновении судов пожар был равно опасен и для той, и для другой стороны. Обе армии со смешанными интересом и страхом смотрели с берега за этой битвой. Они понимали, что решается исход войны, однако долгое время ничего не было ясно: „жалобные вопли попеременно раздавались то с той, то с другой стороны“.

Вновь в битве наступил краткий перерыв. Перед началом третьей схватки Агриппа, подсчитав по цветным башням в общем столпотворении количество выведенных из строя и тонущих кораблей, понял, что судов противника гибнет заметно больше, чем его собственных. Он указал на это своим командирам и морякам флагмана, а затем передал сообщение об этом на другие суда. Вряд ли оно дошло до всех кораблей, но следующий натиск окрыленных цезарианцев был особенно силен. Они стали теснить противника непрерывно, все усиливая давление. Часть судов Помпея, которым приходилось особенно туго, прибегла к крайним мерам: сбрасывая башни, чтобы избавиться от лишнего веса, они бросились наутек в сторону Мессанского пролива. Однако спастись таким образом удалось только семнадцати кораблям, остальные Агриппа отрезал обходным маневром и начал прижимать к берегу. Некоторые разбились — как, впрочем, и часть не в меру рьяно преследовавших их цезарианских судов, другие, пытаясь укрыться под каменистым берегом, становились на якорь, где их либо брали на абордаж, либо жгли. Теперь сдались на милость победителя и немногие суда Помпея, продолжавшие еще сражаться.

Исход битвы также был весьма показателен. Агриппа потерял всего три (!!!) корабля, в то время как у Помпея оказались затопленными 28 кораблей, потерял он и большинство других: кроме семнадцати, прорвавшихся из окружения, все остальные были сожжены, разбиты о скалы или захвачены цезарианцами».

В результате энергичной атаки фланга помпейский флот вскоре был почти окружен и прижат к берегу. Поразительно, но многоопытные флотоводцы Помпея в данной ситуации даже не пытались предпринять какой-либо контрманевр или хотя бы попытаться перехватить инициативу. С этого момента флот Помпея был уже обречен. Сражение быстро перешло в избиение, и к концу дня все было кончено. Только семнадцати помпейским кораблям удалось прорвать окружение и уйти в открытое море. В рядах помпейцев царила столь большая паника, что Аполлофан сдался в плен с целым отрядом вполне боеспособных кораблей, имевшими все шансы прорвать кольцо окружения. 28 помпейских кораблей были пущены ко дну таранами, остальные выбросились на берег или были сожжены своими командами. Что касается старого соперника Агриппы Демохара, то он предпочел смерть плену и заколол себя кинжалом, увидев неизбежность поражения.

Относительно флота Агриппы исторические хроники утверждают, что его потери составили всего лишь три корабля. Правда это или нет, сказать сложно, да, впрочем, не так уж и важно. Главное известно — победа в генеральной битве за Средиземное море осталось за Агриппой.

Сам Секст Помпей наблюдал за сражением своего флота с берега. Что ему оставалось, видя, как гибнет его флот, а вместе с ним и все надежды на победный исход войны? Только плакать и рвать волосы! Теперь для Помпея все было кончено. Армия Октавиана была намного сильнее его легионов, к тому же в поддержку Октавиана высказался и третий член бывшего триумвирата — Лепид.

Октавиан и Агриппа надеялись, что победа уже одержана. Мир был поделен: Октавиану отошли Испания, Галлия, Адриатика и Италия с Римом, Антонию — самые богатые провинции Восточного Средиземноморья и Греция, Лепиду — Северная Африка. Но внезапно для всех в ситуацию вмешался выжидавший до того Лепид. Неожиданно для всех он вдруг решительно присоединил к своей армии оставшиеся «бесхозными» легионы Помпея и выдвинул свои претензии на большую долю помпеевского наследства, в том числе и на Сицилию. 22 готовых к бою легиона подтверждали серьезность его намерений. Только что, казалось бы, воссоединенной империи вновь грозил раскол. Обстоятельства принимали такой оборот, что Октавиану с Агриппой надо было начинать новую войну. Однако все решилось по-иному. Октавиану удалось за астрономическую сумму перекупить расположение лепидовских легионеров, и в одну из ночей Лепид попросту остался без армии, вся она перешла в лагерь Октавиана. Теперь, когда у последнего стало 45 легионов, а у Лепида ни одного, ни о каких претензиях на Сицилию уже не могло быть и речи. Понимая это, Лепид попросил пощады, которая и была ему дарована. (Последующие двадцать три года неудачный претендент на мировое господство довольствовался ролью богатого рантье на одной из вилл в пригороде Рима.) Только теперь можно было сказать, что война победно завершена.

Итак, несмотря на большую роль сухопутных армий, решающее поражение Помпею было нанесено на море Агриппой. В первом из двух сражениях он нанес решительное поражение неприятелю, а затем во втором и вовсе его уничтожил.

За морские победы над Помпеем Агриппа получил корону, в которой его изображают на монетах. В честь своих морских побед в 35 году благодарный флотоводец выстроил в Риме портик Нептуна. Его украшали живописные сцены похода аргонавтов.

Вот как оценивают историки военно-морского искусства действия римских флотоводцев в данной войне: «Надо заметить, что тактика Демохара совершенно не давала возможности вполне использовать быстроту и поворотливость его судов; и при Миле, и при Навлохе он выступил против неприятеля в развернутом строю; при этом условии бой мог принять только форму общей тесной свалки, в которой его корабли не могли воспользоваться всеми преимуществами, неприятельские же суда находились в самых выгодных условиях для навесной борьбы и абордажа. Помпеянцы и не прибегали ни к каким маневрам: шел бой одного корабля против другого, происходивший в общей тесноте, причем, сторонники Октавиана, которых таранить было очень трудно, могли со своей стороны использовать свои преимущества.

Во втором сражении (у Навлоха) большую услугу оказал вновь изобретенный Агриппой абордажный снаряд, так как, благодаря ему, не только атаки тараном, но и попытки обламывать противнику весла, были сопряжены для самих помпеянцев со значительным риском; изобретение это служит доказательством гениальных дарований Агриппы в области морской тактики.

Поворотливость кораблей давала Демохару полную возможность атаковать октавианцев с фронта и одновременно обойти их и атаковать во фланг или в тыл; весьма возможно, что при этом их сомкнутый строй был бы расстроен, что дало бы помпеянцам случай напасть на тяжелые корабли с боков или с кормы, а может быть даже атаковать один корабль сразу несколькими своими. Но у Домохара, по-видимому, не хватило находчивости; представление о морской тактики у него отсутствовало.

Единственным тактическим маневром в обоих этих сражениях является предпринятый Агриппой у Навлоха охват неприятельской линии, благодаря которому неприятель был прижат к берегу и почти полностью уничтожен; охват этот, правда, напрашивался сам собой, так как большая численность кораблей Октавиана сама по себе удлинила протяжение его боевой линии на левом фланге, в сторону открытого моря».