Книга: Короли абордажа
Назад: Этот старый рыцарь Юэль
Дальше: Потопи меня — или будь проклят!

Гроза над Па-де-Кале

Весна 1702 года в Версале выдалась на редкость теплой и солнечной. Было лишь начало апреля, но над стрижеными газонами уже вовсю порхали бабочки, а лебеди в прудах радовали глаз своей утонченной грацией. В один из дней король Людовик, отзавтракав, как обычно, удалился в кабинет, где намеревался выслушать министра финансов. Однако едва король уселся в кресло, как перед ним положили засургученный пакет.
— Читайте! — вяло кивнул монарх.
Секретарь ловко вскрыл пакет и, пробежав глазами бумагу, вздохнул:
— Сведения грустные, сир. В Дюнкерке умер Жан Барт!
— Как это умер? — даже привстал с кресла потрясенный известием Людовик.
— От простуды!
— Эго потеря не моя, это потеря государственная! — немного помолчав, произнес король. — На сегодня более никаких дел! Я скорблю!
Летописец писал: «Король Людовик XIV, узнав о смерти Жана Барта, поражен был горестью. Скоро известие распространилось по всей Европе, произведя всеобщую печаль во Франции. Сами неприятели воздали его достоинствам дань, заслуженной им похвалы. Все жители Дюнкерка орошали слезами гроб его… Преждевременная смерть похитила его у славы, им же ожидавшей, но слава за него отомстила, наградив его бессмертием».
Так на шестьдесят втором году ушел из жизни Жан Барт, шеф эскадры королевского флота, кавалер ордена Святого Людовика, великий корсар и флотоводец.
Наверное, во все времена не было во Франции лучших моряков, чем жители Па-де-Кале. В этих местах вместо сказок детям всегда рассказывали истории о морских разбоях, а лазить по вантам начинали раньше, чем ходить. Едва начиналась какая-нибудь война, как вчерашние рыбаки все, как один, становились корсарами, а наступал мир, и они с тем же воодушевлением доставали из сараев свои свернутые сети. Поэтому неудивительно, что морским разбоем занимались и все предки героя нашего рассказа. Дедушка Барта Хромой Пьер долгое время держал в страхе весь Пролив, пока не был зарублен во время одного из неудачных абордажей. Отец, Корнелий Барт, также долгое время бороздил Пролив, пока опять же не пал в одном из набегов, оставив вдову с двумя малолетними сыновьями-близнецами Жаном и Николаем. Награбленного дедом и отцом, впрочем, вполне хватало семье на сколько-нибудь сносное существование. Похожие как две капли воды внешне, братья были совершенно различны по характеру. И если в Жане уже с малых лет вовсю бурлила пиратская кровь его буйных предков, а запах смолы и моря будоражил воображение и мечты, то Николай, наоборот, был тих и задумчив.
Когда ж пришла пора в двенадцать лет выбирать свою стезю, у Жана сомнений не было.
— Я буду великим корсаром! — заявил он без обиняков.
— Что ж, это похвально, — закивали головами многочисленные дядья, шкиперы да разбойники. — Но для начала ты отправишься юнгой на голландский флот. Там уму-разуму учат быстро!
— Ну а кем собираешься стать ты? — поворотились затем дядюшки к смирному Николаю.
— Хочу служить Господу, — подумав, ответил мальчик. — Хочу всю жизнь замаливать ваши прежние и будущие грехи!
Дядья почесали задубленные затылки, набили табаком трубки, хмуро помолчали.
— Попов в нашем роду еще не бывало! — сказали одни огорченно.
— Зато теперь будет кому замолвить за нас словечко перед всевышним! — возразили им иные.
Затем все вместе, посовещавшись, объявили:
— Становись кем хочешь, но уж о наших душах не вздумай забыть!
— Что вы, дядюшки, — заплакал мальчик. — Буду молиться денно и нощно!
На том и порешили.
Вскоре юного Жана Барта уже вовсю качало на штормовых бискайских волнах. Наверное, в жизни каждого человека бывает очень важно сразу же вытащить счастливую карту. Юнга из Дюнкерка вытащил козырного туза! Ведь капитаном судна, на которое он попал, был не кто иной, как Михаил де Рюйтер, будущий национальный герой Голландии и один из величайших флотоводцев в истории человечества. Надо ли говорить, какую школу прошел юный француз под его началом! Впрочем, Рюйтеру мальчишка тоже пришелся по душе. Смышленый Жан поспевал всюду, а моряцкие премудрости схватывал, как говорится, на лету. Трудолюбие, недюжая сила, помноженная на отчаянную храбрость, сделали его любимцем не только капитана, но и всей команды. Вскоре Жан был уже допущен к штурвалу, а в свободное время Рюйтер самолично учил его навигацкой науке.
Кто знает, как сложилась бы судьба дюнкеркского юнги дальше, если бы не превратности большой политики. В апреле 1671 года французский король Людовик XIV объявил войну голландским штатам. К Версалю примкнул и Лондон. Противники спешно готовили свои флоты к предстоящей битве за моря. Жан Барт оказался сразу же перед нелегкой дилеммой: оставаться на голландской службе или возвращаться домой? Де Рюйтер, уже к этому времени адмирал, звал Барта под свои знамена.
— Будешь сначала при мне лейтенантом, ну а как отличишься, дам под начало хороший корабль! — уговаривал он своего воспитанника.
— А как же Отечество? — переминался с ноги на ногу Барт. — Неужели мне придется поднимать руку на своих сородичей?
— Выбор и вправду труден, — согласился Рюйтер. — Но делать его все же надо! Решай!
— Тогда я возвращаюсь домой! Будет что будет! — решительно мотнул головой Жан. — Не осуждайте меня строго!
— Что ты, мой мальчик, — обнял его расчувствовавшийся голландец. — Ты поступил так, как подсказало тебе твое сердце. Не дай бог нам лишь встретиться в бою друг против друга! Прощай!
Так провидение разлучило двух великих мореходов, учителя и ученика, ставших отныне врагами. Больше они уже никогда не встретятся, однако смилостивившаяся над ними судьба ни разу не даст им случая скрестить меж собой оружие…
О последующем этапе жизни Барта один из его многочисленных биографов напишет так: «Гениальные люди сами себе умеют помогать. Он определился на корабль, шедший в крейсерство, и храбростью обратил на себя внимание. Этот корабль не возвращался никогда в Дюнкерк без значительных грузов. Офицеры и матросы сознавались, что они были обязаны за то, некоторым образом, Жану Барту, который всех их возбуждал примером». Была, впрочем, и еще одна причина «везения» Барта. Прекрасно зная маршруты переходов голландских судов, организацию тамошней службы, молодой моряк безошибочно выводил на них свой корабль.
Так в плаваниях и боях прошло без малого два года. Наконец, немножко разбогатев, Жан покупает патент на личное каперство и вооружает на собственные деньги небольшое суденышко с двумя пушками. На большее денег уже не хватило. Зато отныне он сам был себе и капитаном и хозяином! Опытные мореходы, глядя в гавани на его приготовления, недоумевали: выходить с таким вооружением на серьезное дело было чистым безумием В те годы последнее купеческое судно имело куда больше пушек, чем капер Барта. Но молодой и честолюбивый капитан был настроен решительно. Заодно с ним была и команда — тридцать шесть старых приятелей еще по мальчишеским играм, таких же сорвиголов, как и их предводитель.
Первый выход в море сразу же принес Барту ошеломляющий успех. Невдалеке от острова Тексель он встретил 18-пушечный голландский фрегат и без долгих раздумий свалился с нам в абордаж. Не ожидавшие столь большой наглости от маленького суденышка голландцы немного растерялись, но этого было уже вполне достаточно, чтобы фрегат оказался захваченным. В родную гавань Барт входил, паля из всех пушек. За фрегатом последовало еще несколько удачных захватов, и вскоре двадцатитрехлетний Жан был торжественно принят в дюнкеркское сообщество арматоров, этот своеобразный элитный корсарский клуб. Теперь уже само сообщество вооружило для него 10-пушечный фрегат, и Жан сразу же поспешил на нем в море. В тот раз Барт преследовал и атаковал 12-пушечное голландское судно «Эсперансе». Бой длился несколько часов пока наконец голландцы спустили флаг.
В перерыве между походами Жан женится на Николь Гончиер, дочери соседа-рыбака. Вскоре рождается первенец, нареченный Франциском.
В родном Дюнкерке Жан Барт особо не застаивался. Теперь он держал курс в Балтийские пределы, там, по слухам, бродило полным-полно голландских торговцев. Ожидания предприимчивого корсара подтвердились. Едва Барт миновал Бельт, как столкнулся нос к носу с большим караваном. В охранении его шло два конвойных фрегата, но Барта это нисколько не смутило. Атака была, как всегда, стремительна и отчаянна. Один из фрегатов был тотчас захвачен, второй обращен в бегство. После чего началось безжалостное пленение торговых судов. Теперь об удачливом капитане заговорило все побережье. Еще бы, когда Барт привел за собой целую флотилию захваченных призов. Отныне служить под началом Барта желали многие, ведь сделавшие по два-три похода с ним, они сразу же сколачивали себе неплохой капитал.
А Счастливчик Жан (именно так звали теперь Барта земляки) уже готовил к выходу целую эскадру в пять фрегатов. Все верили в удачу, и Барт не обманул самых смелых надежд. Вначале он пленил подвернувшийся ему на пути голландский 10-пушечник, в кассе которого нашли сразу 50 тысяч талеров — целое состояние. Затем Барт подстерег голландский караван. Действуя, как обычно, он вначале атаковал, пленил и разогнал конвойные фрегаты, а затем уже начал избиение самого каравана. В тот день от французов не ушел никто. Все восемь доверху груженных всевозможными припасами судов были захвачены и приведены в Дюнкерк. Город ликовал, в портовых кабаках шли нескончаемые попойки — это бартовские матросы спускали заработанное. Сам же Жан был мрачен. В павшем капитане одного из голландских фрегатов он признал своего старого друга по совместной службе у Рюйтера. Не пожалев денег, Барт велел забальзамировать тело бывшего друга и переправил его на родину.
Теперь семейство Бартов стало одним из самых зажиточных на всем побережье. Жан купил новый большой дом с садиком и флюгером над крышей.
Начинался 1677 год, в котором нашего героя ждали новые удивительные победы. Вначале Барт громит еще один голландский конвой. Своих людей на абордаж капитан вел лично. Добычей корсаров в тот день стали десять торговых судов. Пополнили запасы воды — и снова в море. Легкая 20-пушечная «Пальма» уверенно бороздила воды пролива. Барт искал новую добычу, и удача вновь не оставила его. Едва минуло пара дней — новый караван. На этот раз против Барта сражался один из лучших голландских кораблей — 36-пушечный «Нептун» с вышколенной командой. Но и это не смутило дюнкеркского сорвиголову. Все было, как всегда: атака, абордаж и захват фрегата, а затем разгром всего каравана. Биограф знаменитого корсара пишет: «Его торжественное вступление возбудило опять удивление жителей Дюнкерка. Людовик XIV, известясь о блестящих подвигах этого грозного мореходца, послал ему медаль на золотой цепи».
Барт же тем временем был не на шутку озабочен состоянием своей верной «Пальмы». Многочисленные повреждения окончательно расшатали корпус, и видавшее виды судно годилось теперь только на дрова. Теперь свой флаг Барт поднял над новым 16-пушечным бригом, названным не без намека в адрес короля «Дофин». Первый же выход в море «Дофина» продолжил победную традицию его предшественницы «Пальмы». Барт выследил и напал на большой 32-пушечный голландский корабль «Сегеден», охранявший берега Текселя. Полагаясь на свою мощь, голландцы с радостью приняли бой, надеясь без особого труда захватить дерзкое судно. Обменявшись залпами, суда сошлись борт в борт. Абордажная схватка была скоротечна, но кровава. Сам Жан получил несколько колотых ран, но враг все же был повержен. Последующие подвиги Барта поражают обилием захваченных им судов. Его победами буквально пестрят все французские морские списки тех лет. Лишь мир, заключенный между Францией и ее противниками, пресек учиненный Бартом погром. Но Людовик не забыл «Счастливчика Жана».
— Выдать этому рыбаку лейтенантский патент и определить в мой флот! — распорядился король. — Этот Барт еще сделает немало чести моей короне!
Однако производство корсара (пусть даже и самого заслуженного) в лейтенанты вызвало у королевских офицеров неприязнь.
— Как можно с ним даже рядом стоять, когда этот мужлан насквозь пропах треской! — шептались они раздраженно. — Дайте ему какое-нибудь серьезное дело, и тогда посмотрим, чего он стоит!
Вскоре Барт был послан в Средиземное море — устрашать тамошних алжирских разбойников. Теперь на стеньге его фрегата вместо былых корсарских тряпиц развевался белый королевский флаг с золотыми лилиями. Воинское счастье не изменило Барту и в новых водах. Спустя несколько недель он уже разогнал местных пиратов. В тулонской гавани, звеня кандалами, понуро сходили с трапов его многочисленные пленники.
Пока Барт гонялся за алжирцами, французский король снова успел рассориться с королем испанским, и обе державы обнажили оружие. Вскоре «Счастливчик Жан» захватывает и приводит в Брест большой испанский галион с целым батальоном солдат на борту. Этот подвиг новоиспеченного лейтенанта королевской службы был отмечен королем щедро: за каждого солдата Барт получил по золотому.
— Если так дела пойдут и дольше, то я скоро буду первым богачом Франции, — хохотал на дружеской попойке бравый капитан. — Солдат у испанцев хватает, а я уж своего не упущу!
Вскоре впервые Барту пришлось принять участие в генеральном морском сражении. Под командой графа д'Амблимонта он в числе других капитанов атаковал испанский флот у Кадикса. Сражение было ожесточенным Барт, как всегда, являл собой пример хладнокровия и отваги. И хотя получил пулю в ногу, все же пленил два испанских корабля. За Кадикскую победу Барт был награжден 24-пушечным фрегатом «Серпант» («Змея»). Теперь, выходя в море, Барт начал брать с собой и старшего из сыновей — десятилетнего Франциска. Плачущей жене он заявлял непреклонно:
— Чем раньше наш птенец вступит на палубу, тем раньше он станет настоящим мужиком и моряком!
В те дни в Дюнкерке Барт познакомился и с графом Форбеном. Отныне морские и жизненные дороги этих незаурядных и очень непохожих людей надолго перехлестнутся.
Личность графа Клода де Форбена столь знаменательна во французской истории, что на ней надо остановиться несколько подробнее. Потомок древней провансальской фамилии Форбен родился в замке Гарданн в семье морского офицера. Клод был пятым сыном в семье, старшие братья уже служили на флоте. С детства Клод отличался непоседливостью, храбростью и неуживчивостью. Кроме этого, мальчик был раздражителен, болезненно честолюбив и до бешенства вспыльчив. В четырнадцать лет он удрал из дома на одном из кораблей эскадры маршала де Вивона и участвовал в штурме Агосты и знаменитом Стромболийском сражении. Затем служил мушкетером, участвовал не в одном десятке дуэлей, за что был приговорен к смертной казни, и только королевское помилование в самый последний момент спасло графа от смерти. С флотом вице-адмирала Жана д'Эстре он совершает плавание в Вест-Индию, затем под началом знаменитого Авраама Дюкена сражается с барбарийскими пиратами на Средиземном море. Затем судьба закидывает неуживчивого Форбена в неблизкий Бангкок. Король Сиама присваивает ему титул великого адмирала, дарит дворец, рабов и… двух ученых слонов. Но праздная роскошь была не по душе авантюристу, и спустя три года Форбен без особого сожаления покидает своего благодетеля ради новых приключений. Летом 1688 года граф прибывает во Францию и поспевает как раз к началу войны против Аугсбургской лиги… Тогда-то и состоялось его знакомство с Жаном Бартом. Несмотря на все обилие приключений, особо громких личных побед за плечами молодого графа все еще не было, а потому в сравнении с многоопытным Бартом он все равно еще был, пусть удачливым, но мальчишкой.
— Будем друзьями! — сказал при знакомстве с Форбеном Барт и крепко пожал ему руку.
— Будем друзьями! — ответил Форбен и пожал руку Барту.
В жизни бывает и так, что самый, казалось бы, верный и испытанный товарищ с годами становится злейшим завистником и врагом. Именно это впоследствии произошло между Бартом и Форбеном, но все это еще будет не скоро, а пока оба они вышли в штормовое море, чтобы сопроводить торговый караван до Бреста. Едва за кормой скрылся берег, как на конвой набросилась целая стая голландских корсаров. Впервые Барту пришлось не захватывать чужие, а защищать свои беззащитные торговые суда.
— Черт возьми! — выругался корсар. — А ведь это не так-то просто, да и к тому же не столь и приятно, как грабить чужое добро!
При первых залпах капитан посмотрел на своего сына Франсуа-Корниля, стоявшего тут же подле него. На лице мальчишки был неподдельный страх.
— Боцман, — гаркнул что было силы Барт, — хватай этого жалкого труса и привяжи к фок-мачте! Пусть постоит под ядрами, пока не привыкнет!
Минута, и плачущий мальчишка был накрепко привязан к мачте, так и простояв подле нее до самого конца сражения. Пройдут годы, и сын Барта сам станет вице-адмиралом и победителем во многих сражениях, но первый страшный урок отца он запомнит до конца своих дней.
А схватка тем временем разгоралась далеко не шуточная! Атакованные Бартом и Форбеном, голландцы дрались храбро и спустили флаги только тогда, когда большая часть их команд была уже повыбита.
— Теперь ты настоящий моряк! — обнял Барт бледного от пережитых под ядрами минут Франсуа.
В честь первого боя он тут же подарил сыну тяжеленный абордажный тесак.
— Верю, что он тебе скоро пригодится! — сказал отец сыну. — Так что учись им работать!
В следующее свое плавание Барт все же почему-то решил сына не брать. Впоследствии он всегда благодарил судьбу за это решение.
Итак, оставив в двадцатых числах мая 1689 года за кормой тесную дюнкеркскую гавань, Барт и Форбен взяли курс на Гавр. Там их ждал конвой в два десятка тяжелогруженых транспортов. Свой флаг Барт держал на 28-пушечном «Ле Же», а де Форбен на 16-пушечном «Ла Райезе». Но, видно, бог в тот день отвернулся от храброго корсара. Где-то на середине перехода конвой внезапно был атакован двумя английскими 50-пушечниками. Подойдя вплотную к бартовскому «Серпанту», Форбен прокричал в жестяной рупор:
— Жан! Давай пустимся в море, а там попробуем оторваться!
— Нет, Клод, — отозвался Барт. — Бежать от врага — позор! Давай-ка лучше драться!
План Барта легкой победы не сулил, но был, однако, вполне осуществим. Три наиболее вооруженных транспорта Барт намеревался нацелить против одного из английских кораблей. Их задача была продержаться хотя бы немного и тем самым дать возможность обоим фрегатам расправиться со вторым англичанином. Затем Барт намеревался навалиться всеми силами на оставшегося противника и быстро покончить с ним. Казалось, что все было рассчитано точно и французских моряков ждет впереди еще одна блестящая победа. Увы, внезапно резко упал ветер. Паруса обоих французских фрегатов сразу же обвисли никчемными тряпками. В довершение ко всему «Ле Же» запутался своим бушпритом в вантах английского корабля. Положение, правда, несколько спас Форбен, сумевший все же пробиться к Барту и оттащить его фрегат от неприятельского линкора. При этом оба французских судна вели столь ожесточенный огонь, что вскоре сбили у англичанина все пушки со шканцев и юта.
— Приготовиться к абордажу! — уже кричал возбужденный боем Барт.
Ему, опытному вояке, было совершенно ясно, что противник не сможет выдержать их последнего решающего удара. Однако судьба в тот день вторично и теперь уже окончательно отвернулась от французского капитана. Когда матросы Барта с пистолями и тесаками были готовы перескочить на английский корабль, из клубов порохового дыма рядом внезапно возник второй английский линкор. То был 48-пушечный «Нансач», который, не теряя ни минуты, разрядил весь свой борт по французам. Как оказалось, все три купеческих транспорта, вместо того чтобы сковывать действия англичанина, сразу же бросились врассыпную, предпочтя бегство бою. Оставленные ж без внимания англичане атаковали Барта с дистанции пистолетного выстрела. Чаша весов удачи сразу качнулась в сторону сынов Туманного Альбиона. Теперь уже Барт и Форбен сами отчаянно, как могли, отбивались от наседавшего врага. Барт, не теряя присутствия духа, кричал своим матросам:
— Пожаримся под ядрами еще хотя бы полчасика! Выручим наших торгашей!
— А что нам с того будет? — кричали ему в ответ чумазые от пороховой гари матросы.
— Накроют столы в дюнкеркских кабаках, чтобы пили от пуза!
— Вот это дело! — хохотали полуголые корсары. — Значит, продержимся!
Верный чести, Барт сознательно жертвовал собой, чтобы дать возможность спастись купцам, тем, кто только что так предательски бросил его в беде на произвол судьбы! Вместо заветного получаса Барт продержался несколько часов, то есть до тех пор, пока у него оставалась хоть жменя пороха.
Но вот, наконец, настал момент, когда большая часть команд уже была перебита, а оба французских фрегата зияли дырами, как решето. Барт был ранен. Форбен же имел вообще семь ран, из которых ручьями хлестала кровь.
Правда, победа дорого стоила и англичанам. Их потери были тоже ужасающими. Когда раненых Форбена и Барта затащили на борт английского корабля, их встречал единственный оставшийся в живых боцман. Оба британских капитана были к этому времени мертвы.
— Меня зовут Боб Смолт! — отрекомендовался боцман. — И я теперь командую «Нансачом»! Отдайте шпаги, вы мои пленники!
Захваченных французов англичане встретили сурово. Они были буквально взбешены своими огромными потерями, а еще больше ускользнувшим из их рук богатым торговым караваном Избив для начала обоих французских капитанов, английские матросы сорвали затем с них еще и одежду. Отчаянно ругаясь, Барт то и дело бросался в драку, но каждый раз бывал опрокинут на палубу ударами тяжелых кулаков. Издевательства прекратились лишь тогда, когда корабли вошли в Плимутскую гавань и на их борт поднялся местный губернатор. Велев вернуть пленникам обрывки их камзолов, он приказал их накормить. Затем оба были препровождены в местную тюрьму. Караул инструктировал сам губернатор.
— Смотрите в оба! — грозил он солдатам. — От этих диких лягушатников можно ожидать чего угодно!
Интересно, что боцман Боб Смолт за одержанную победу был произведен в мичманы, а впоследствии дослужился и до капитана второго ранга. Для британского флота превращение боцмана в офицеры, несмотря на все заслуги последнего, было случаем редчайшим, а возможно, и вообще единственным! Уже много лет спустя судьба все же поставила окончательную точку в истории этого боя, оставив последнее слово все же за французами. В 1695 году знаменитый корсар и ученик Барта Рене Дюге-Труен в ожесточенной схватке пленил британский корабль «Нансач». Войдя в капитанскую каюту, Труен увидел висящие в серебряных рамках на переборке два каперских свидетельства Одно из них принадлежало Жану Барту, другое — Клоду де Форбену. Сорвав со стены свидетельства, Труен привез их во Францию и вернул бумаги прежним владельцам.
— Я отомстил за вас, папаша Жан! — сказал он Барту. — Франция может теперь вздохнуть спокойно, честь ее лучшего моряка восстановлена!
Барт был искренне растроган.
— Это самая дорогая из всех моих наград! — сказал он, обнимая лучшего из своих учеников.
Но все это будет еще не скоро, а пока Барт и Форбен прозябают в плимутской портовой тюрьме. И бесконечной чередой тянутся унылые и однообразные дни заточения, когда единственной отрадой является маленький клочок серого неба сквозь зарешеченное окно. Теряя терпение от безделья и тоски, друзья мечтали о свободе.
— Мне бы хоть какой-нибудь шанс, и я его непременно бы использовал! — сокрушался взбалмошный Форбен.
— Шанс непременно должен быть, а потому станем молиться и верить! — отвечал более рассудительный и обстоятельный Барт.
Когда Людовику XIV доложили о пленении знаменитого капера, он перекрестился:
— Я очень и очень рад этому известию!
Глядя на недоуменные лица придворных, король заметил:
— Я радуюсь тому, что Барт не убит, как сообщили вернувшиеся с моря купцы. Ну а то, что он в плену — это не беда! Золото открывает самые крепкие запоры! Будем вытаскивать нашего героя из темницы!
Тотчас король дал указание предложить англичанам для обмена на Барта с Форбеном несколько высокопоставленных чиновников британской таможенной службы, захваченных во время одного из рейдов, и голландского капитана. Но Барт с Форбеном рассчитывали лишь на собственные силы, а не на посланцев короля, а бог, как говорится, любит храбрых. В конце концов, подвернулся случай и Форбену с Бартом. Случилось так, что в один из штормов у Плимута разбилась рыбачья лодка из Остенде, небольшого села под Дюнкерком. Шкипером этой лодки оказался двоюродный брат Барта. Узнав, что в местной тюрьме сидит его знаменитый родственник, рыбак выпросил разрешение на свидание. Едва Барт остался наедине с братом, он тут же шепотом сообщил ему, что желает бежать, а за помощь отсчитает по прибытии домой 1200 ливров (целый капитал!). Уговаривать дважды шкипера не пришлось. Во время следующего свидания в корзине с рыбой он передал заключенным ножовку. За хорошие деньги вызвались помочь французам и два подростка-прислужника. Вместе с Бартом и Форбеном вызвался бежать и сидевший вместе с ними пленный французский лекарь.
Минуло почти две недели. Наконец, мальчишки сообщили, что в ближайшую ночь можно бежать. Караул был ими уже изрядно подпоен, наготове была и лодка. Брат Барта приготовил хлеб и пиво, карту и компас. Решетка была уже давно подпилена.
И вот условный сигнал — камень в окно! Ударом ботфорта Барт вышибает решетку. Быстро привязав к ее остаткам связанные простыни, друзья спустились вниз. Пытавшийся было последовать их примеру толстый лекарь так и не смог пролезть сквозь узкое окно и в конце концов прекратил свои попытки, оставшись в тюрьме. Добежав до лодки, Барт с Форбеном спустили ее на воду. Граф Форбен сел на руль, Барт взялся за большое весло, мальчишки-прислужники за малое. Теперь только вперед! На рейде лодку окликнули с дозорного судна.
— Кто такие? Куда плывете?
— Рыбаки! Идем на промысел! — на чистом английском выкрикнул Барт.
— Хорошего улова!
— Спасибо!
Выйдя в пролив, беглецы тотчас попали в полосу густого тумана. Двое с лишним суток, меняясь на веслах, упорно пробивались они к цели. Барт греб как одержимый, прерываясь лишь для того, чтобы наскоро пожевать хлеба Капитана снедала жгучая ненависть к англичанам. Отныне именно они станут главными врагами Барта до конца его дней. Отныне даже шторма он будет именовать не иначе, как «проклятыми англичанами». В море открылись раны у Форбена, но кавалер продолжал помогать грести Барту, лишь иногда глухо постанывая.
Но вот, наконец, и берег. Лодка устало ткнулась в камни. Едва беглецы выбрались на сушу, их тут же окружили солдаты береговой стражи с пиками наперевес.
— Кто такие? Откуда? — последовали привычные вопросы.
— Я граф Форбен — офицер его величества! — выступил вперед бородатый оборванец.
Солдаты недоверчиво покосились на наглецов. Затем один из них повернулся к товарищам:
— Я видел графа Форбена на ярмарке в Рашеле! Но тот был вполне приличным кавалером, а не такой прощелыга!
— И все же я граф Форбен! — продолжал настаивать оборванец.
Тогда солдат, немного подумав, задал вопрос Форбену:
— Во что вы были одеты тогда в Рошеле?
— Кажется, на мне в тот день был расшитый серебром камзол цвета спелых оливок! — наморщив лоб, с трудом вспомнил граф.
— Все верно! — обрадовался солдат. — Теперь я вижу, что вы и вправду граф Форбен!
— Как приятно бывает порой узнать, что ты и на самом деле ты и есть! — усмехнулся Форбен. — Впрочем, где мы сейчас находимся?
— В шести милях от Сент-Мало, ваша светлость! — ответил старший стражник.
В Сент-Мало беглецов тоже встретили с недоверием. По всему французскому побережью уже давно прошел слух, что Барт с Форбеном погибли в бою. Снова было опознание. Затем местные купцы, не скупясь, снабдили друзей деньгами. Знали, что Барт свой долг вернет сторицей! Друзья гуляли в кабаках лихо.
— За наше освобождение и смерть англичанам! — поднимал свою кружку граф Форбен.
— За наше воскрешение и смерть англичанам! — отвечал ему Барт, опрокидывая в себя содержимое своей посуды.
— Едем прямо ко двору, — уговаривал товарища Форбен. — Пока мы герои, надо торопиться получить королевские милости!
— Нет, — подумав, замотал головой Барт. — Кто знает, быть может, королю уже нашептали, что мы худо дрались. Слышал я про эти дворцовые штучки. Ты как хочешь, а я поеду домой. Пора снаряжать новый капер и всыпать этим проклятым англичанам!
На том друзья и расстались. Вскоре Форбен был уже в Париже, где его принял морской министр маркиз Сейньели.
— Граф, вы герой! — такими словами встретил министр вошедшего к нему Форбена. — О ваших подвигах и спасении торгового каравана мы все наслышаны! Я лично представлю вас его величеству!
Затем был Версаль и прием к Людовика XIX. Король-солнце был благосклонен. Он позволил поцеловать свою руку, расспросил о подробностях боя и пожаловал Форбену четыре сотни талеров.
— Вы, к счастью, поступили совсем не по обычаю моего двора! — сказал на прощание король со значением.
И тут же пожаловал Форбена в корабельные капитаны. В то же звание, но несколько позднее был произведен и Барт.
В жизни труднее всего делится слава. Может быть, именно поэтому, вкусив ее первые прелести, Форбен уже больше видел в Барте не друга и соратника, но соперника и даже врага…
В 1690 году Людовик велел вооружать в Бресте большой флот во главе с прославленным лейтенантом-генералом Де Турвилем.
— Пора показать этим саксам нашу доблесть! — наставлял Турвиля король.
А по возвращении домой Барта ждало печальное известие — умерла его жена Николь… Помянув и погоревав об умершей, Барт вскоре женится на Марии Жакелин Тугг — дочери одного из дюнкеркских купцов. Брак Жана с Марией будет долгим и счастливым. Жена подарит ему шесть детей: четырех девочек и двух мальчиков.
Жан Барт был назначен капитанам 40-пушечным «Альционом». В июне флот вступил под паруса и вошел в канал, направляясь к берегам Англии. Турвиль искал отважного, кто мог бы обозреть неприятеля, и, конечно же, нашел его в Барте. В рыбацкой лодке с неводами Барт ночью подошел вплотную к стоявшим под берегом английским и голландским кораблям.
— Кто плывет? — окликнули его как обычно.
— Рыбак! — как обычно, отозвался он.
Внимательно осмотрев весь вражеский флот, Барт невредимым вернулся обратно. Теперь Турвиль знал, что против него собрано восемьдесят семь вымпелов, из них дюжина 100-пушечников. У Турвиля же было девяносто три.
В авангарде союзников стояли голландцы. Дистанция между противниками к моменту начала боя не превышала полукабельтова. С восходом солнца Турвиль атаковал. Впереди прочих отчаянно сражался «Альцион» Жана Барта. Как гласит хроника, в этой решающей битве голландцы показали куда больше храбрости, чем их союзники англичане. Впрочем, разгром и тех и других был полным. Над волнами стлался чадящий дым, то догорали корабли союзников. Англичане бежали в Темзу. Французы вернулись с победой. Пока Турвиль исправлял свой флот, Барт уже вывел свой «Альцион» на свободную охоту.
— Не люблю драться в куче, да еще под чьим-нибудь началом! — говорил он на прощальном застолье в портовой таверне. — То ли дело, когда сам себе хозяин!
— Твоя правда, Жан! — кивали ему подвыпившие дружки. — Делить с кем-нибудь добычу — последнее дело!
Этот поход Барта ознаменовался невиданным дотоле истреблением голландского рыболовного флота. Крейсируя от банки к банке, он топил рыбачьи лодки сотнями. Команды их при этом Барт весьма вежливо высаживал на берег. Прознав про творимые безобразия, голландцы выслали на перехват нарушителя спокойствия 36-пушечный фрегат, но этим лишь усугубили свои беды. Не в добрый час попался голландский фрегат на глаза французскому корсару… и тут же стал его добычей. Прибрежные голландские воды меж тем опустели. Никто не хотел рисковать своей шкурой. Цены на рыбу поднялись неимоверно. Через третьи лица Людовику сообщили, что Голландские Штаты сильно жалуются на рыбачьи побоища Барта.
— Пошлите ему мою благодарность! — отвечал король. — Этот Барт умеет носить штаны!
А сам Барт в это время уже напал на два английских корабля, везущих в Англию четыре сотни датских солдат. Через несколько часов оба англичанина уже воздели белые флаги…
Торжественная встреча в Бресте вылилась в повальное пьянство всей бартовской команды.
— Вот так мы лупим голландцев! — кричали разгулявшиеся матросы, опрокидывая лавки и столы.
— А вот так мы врезали англичанам! — швыряли они в окна порожние бутылки.
Стуча кулаками по столу, матросы горланили:
Однажды попался мне портсмутский «шип».
На мачтах мокрицы и плесенный гриб.
Обшивка гнилая, в ракушках корма,
Клопов полон кубрик, а камбуз — дерьма!

На шалости бартовских сорвиголов местное начальство смотрело сквозь пальцы. Плачущим трактирщикам объясняли:
— На сантим побьют, зато на тысячи ливров в казну награбят!
— А мне-то что делать?
— А ты терпи!
Граф Турвиль тем временем наставлял опухшего от возлияний Барта:
— Тебе, Жан, задача особая. С экспедицией маркиза д'Амфревиля пойдешь с десантом в Ирландию. Будем помогать приверженцам короля Иакова.
— Но ведь командовать-то будет маркиз? — расстроился корсар.
— Маркиз он и есть маркиз, а ты моряк! Потому и весь спрос с тебя будет!
И в этой непростой экспедиции Барт показал себя, как всегда, на высоте. А затем были новые походы и новые победы. Когда же англичане наглухо блокировали французов в Бресте, Барт заявил во всеуслышание, что берется обмануть англичан и прорвать блокаду.
— Дайте мне пару быстроходных бригантин, и я устрою этим зазнайкам настоящую бойню! — обещал он.
Новый морской министр маркиз Понтшартрен долго не раздумывал:
— Барту я верю!
Но слава «Счастливчика Жана» уже начала раздражать особ именитых.
— Этот выскочка вконец обнаглел! Если так и дальше пойдет, то король ему еще и графство даст!
Интрига была закручена. Министр колебался. Барт бесился от бессилия. Но, в конце концов, все решилось. Помощником к Барту пошел его старый соплаватель граф Форбен. На бригантинах Барт велел поднять черные паруса. И «дюнкеркский выскочка» вновь совершил невозможное и утер нос своим хулителям. Ночью во главе отряда мелких судов он незаметно сблизился с английскими дозорными судами, разрядил по ним в упор пушки и был таков. Этот рейд доставил Барту славу национального героя. Вначале знаменитый корсар настиг и захватил богатый английский конвой, а затем уничтожил вышедший было в море голландский сельдяной флот, затем высадил десант в Шотландии, сжег там много деревень, да еще разбил крупный сухопутный отряд. На отдых Барт завернул свою бригантину в нейтральный Берген. Именно там, в Бергене, произошел окончательный разрыв между бывшими соратниками Бартом и Форбеном В своих воспоминаниях граф не скупился на черные краски в отношении своего бывшего друга: «Будучи разлучен с эскадрою, пришел в Берген через несколько суток после Жана Барта… Нашел его там пьянствующего в кабаке, из которого он не выходил, не занимаясь вовсе своими делами… Губернатор принимал его за простого корсара и так мало имел к нему уважения, что отнял у него взятые в начале кампании грузы…» Всю заслугу за улаживание конфликта Форбен, естественно, приписал себе. Датчане все же вернули все захваченные Бартом суда в королевскую казну. Французские историки еще до сегодняшнего дня спорят, кто был прав, а кто виноват в бергенском инциденте. Впрочем, сегодня совершенно очевидно, что Барт был нагло оболган. Увы, таков удел многих великих людей. Однако даже в этой непростой ситуации Барт сумел остаться на высоте. Пребывание его в Бергене завершилось эффектным аккордом.
В один из дней в бергенский порт зашел английский корабль. Его капитан собрал у себя на ужин всех капитанов со стоящих в порту судов. Барт, несмотря на войну, был также приглашен. Не будем удивляться, ведь шел еще XVII век, и на войну смотрели несколько иначе, чем ныне. Во время этого капитанского застолья Барт держался достаточно вызывающе.
— Кто ты таков? — спросил, наконец, его английский капитан.
— Тот, кто тебя ищет! — ответил Барт.
— Ну, храбрец, я предлагаю тебе померяться силами!
— Отлично! — хлопнул о стол пивной кружкой Барт. — Я принимаю вызов, но прошу подождать еще пару дней, пока я не загружу припасы ядер и пороха!
— Что ж, я подожду! — кивнул англичанин. — Это будет честный бой двух истинных джентльменов!
Однако вернувшегося на бригантину Барта ждало неприятное известие: судно, шедшее к нему со снарядами, было перехвачено. Чтобы сдержать слово и выйти в море на поединок, Барту пришлось за бесценок продать один из своих призов. Тем временем получил нагоняй и бременский губернатор. Мгновенно сменив гнев на милость, он теперь униженно просил Барта с Форбеном заступиться за него перед своим королем.
Спустя два дня Барт оповестил англичанина, что готов к поединку.
— Передайте своему капитану, что драться нам надо в открытом море, а пока мы в дружеском порту, то нам должно обходиться приятельски, и потому я нынче приглашаю его отзавтракать у меня!
— Ишь, какой учтивый, — хмыкнул корсар, когда ему передали приглашение англичанина. — Гостить мне у него нечего, я и так скоро буду хозяином этого судна. Чувствую, что отзавтракаем мы с ним на пушках и саблях!
Ответ английскому капитану передали, но он вновь передал Барту свое приглашение.
— Ну что ж, я еду! — решил знаменитый корсар. — Не пристало еще мне, Барту, кого-то бояться! Но на всякий случай усильте наблюдение и… посматривайте за моим завтраком!
Капитан встретил гостя у самого трапа.
— Какая честь! Какая честь! — твердил он не переставая.
Спустились в каюту. Подали завтрак. Выпив стопку водки, Барт раскурил трубку.
— Пора б уж нам и выходить в море! — обратился он к хозяину. — Кто знает, сколько продлится наша драка!
— Драка уже закончена! — рассмеялся англичанин корсару в лицо. — С этой минуты вы мой пленник, и я сегодня же доставлю вас в Плимут. Поверьте, что такой пленник дороже любого приза!
— Мерзавец! — рявкнул Барт, вскакивая из-за стола. — Как я только мог поверить англичанину!
Ударом своего огромного кулака он опрокинул обманщика и ринулся вверх по трапу на выход. Нескольких было кинувшихся ему наперерез матросов он расшвырял как щенят. Выбежав на палубу, Барт выхватил у первого попавшегося ему на глаза канонира горящий фитиль и подбежал к бочке с порохом.
— Один шаг, и я вас всех разнесу к чертовой матери!
Матросы отпрянули. Никто не решался ни нападать, ни стрелять в сумасшедшего француза. Тем временем крик своего капитана услышали на французской бригантине. Кинувшись в шлюпки, корсары тут же взяли английский корабль на абордаж. Напрасно очухавшийся от бартовского кулака капитан взывал к международному праву. Барт плевать хотел на его стенания. Корабль был захвачен и спустя несколько дней уведен призовой командой в Дюнкерк.
Когда Барт с Форбеном возвратились в Дюнкерк, то оказалось, что во время своего беспримерного рейда они захватили призов более чем на полмиллиона ливров. Узнав об этом, Барт веселился:
— Теперь мы попали в скрижали истории!
В это время было получено приказание короля немедленно прибыть к нему в Версаль. Никто не знал, что за этим стоит: милость или наказание. Ехать, однако, все равно было надо. Решили так, что вперед поедет Форбен, как хорошо знающий двор и высший свет, а Барт отправится чуть погодя, вслед за ним. Форбен не подвел, приехав в Версаль и разузнав обо всех существующих против него и Барта интригах, он сумел оправдать все свои действия перед новым морским министром Понтшартреном и получил аудиенцию у Людовика. Король принял Форбена достаточно милостиво и поинтересовался, когда же прибудет к нему удивительный Жан Барт.
— Он уже в пути, сир! — кланялся в ответ Форбен, сотрясая пудру со своего длинного парика.
Вскоре приехал и Барт. Явившись во дворец очень рано, когда король еще спал, он, скучая, долго бродил по залам, громко сморкаясь на вощеный паркет. Подустав от безделья, бравый корсар в конце концов завалился в своих грязных ботфортах на какую-то софу и, набив табаком трубку, принялся курить. Караульные хотели было выгнать наглеца, но Барт на них лишь рыкнул:
— Кто может запретить мне курить! Я своих привычек не меняю! Пошли прочь!
Меж тем шло время, и съезжавшаяся придворная челядь постепенно начинала собираться у бартовской софы, глядя, как зевающий корсар пускает в потолок кольца вонючего дыма. Кто-то пытался было его усовестить, но Барт и ухом не повел.
— Брысь, — сказал не глядя, — а не то хребет перешибу!
Не привыкшие к такому обращению придворные попятились.
Наконец, проснулся король. Людовику тотчас доложили о неком наглеце, который вымазал грязью дорогую софу, да еще и беспардонно дымит вонючей трубкой, матерно обзывая придворных. Король был в хорошем расположении духа.
— Должно быть, этот нахал некто иной, как наш достопочтимый Барт, — сказал он, смеясь. — Что ж, если ему нравится курить, то пусть он курит! И впустите его ко мне!
Беседа корсара с королем продолжалась больше часа. Людовик остался ей очень доволен. На прощание он сказал:
— Тебе, Жан, я одному разрешаю курить в своем дворце!
Выйдя от монарха, Барт тут же оказался в центре внимания толпы царедворцев. Прослышав о милости короля, теперь все стремились поглядеть и услышать что-нибудь из уст знаменитого корсара.
— Как же вы покинули Дюнкерк, когда он был окружен вражеским флотом? — донимали они его глупыми вопросами.
— Сейчас покажу! — отвечал им Барт, когда назойливые придворные ему надоели.
Поставив несколько из вельмож в ряд, он внезапно яростно накинулся на них и, раздавая удары направо и налево, быстро всех разогнал.
— Вот так я и покинул Дюнкерк! — крикнул он, пиная ногой в зад последнего из замешкавшихся.
Версаль был в шоке. Наиболее разобиженные тут же побежали к королю, показывая ему свои синяки и шишки.
— Хорошо, — пообещал Людовик. — Я разберусь с ним!
Тут же корсар был вновь вызван на королевский ковер.
— Так как ты покинул Дюнкерк? — мрачно вопросил его Людовик.
Немного потоптавшись и почесавши затылок, Барт доходчиво поведал королю историю своего прорыва. Войдя в раж, он сочно разбавлял свой рассказ крепким матросским словом.
— Ах! — сказала присутствующая при разговоре жеманная фаворитка. — У меня от этой ругани мигрень! Я больше не могу слушать этого мужлана!
— Конечно, конечно! — махнул ей в нетерпении Людовик. — Пойди, подыши свежим воздухом! Так как же, Жан, ты все же проскочил мимо английского флагмана?
Сев за стол, Людовик начертал бумагу о выдаче корсару из королевского казначейства тысячи талеров в награду. Затем король собрал обиженных придворных.
— Кто из вас, господа, способен повторить содеянное Бартом, тому я разрешу драться даже в своей приемной! — заявил король во всеуслышание. — Пусть у меня будет как можно больше таких грубиянов и забияк, как Барт, чем вас, вежливых, но никчемных!
Отныне имя Барта было у всех на устах. В Версале говорили:
— Пойдем посмотрим, как граф Форбен водит дюнкеркского медведя!
Сам Барт тем временем явно заскучал и отправился в Париж получать обещанные королем деньги. Добравшись до улицы Гранер-Шанплер, где располагалось казначейство, он нашел главного казначея в обществе многочисленных друзей.
— Кто из вас будет Петр Гроин? — поинтересовался он без лишних вступлений.
— Я! — отвечал хозяин. — А ты кто таков?
— Я тот, кого знают все! — объявил корсар и сунул казначею под нос написанную королем бумагу.
Пробежав ее глазами, Гроин усмехнулся:
— Увы, денег нет. Зайдите через неделю!
Переданную Бартом бумагу он демонстративно бросил перед корсаром на пол. Барт разъярился не на шутку.
— Подними немедля и выдай, что положено! — рявкнул он.
— Я же сказал — через неделю! — повысил голос и казначей.
— А я сказал — немедля! — Барт уже подступал к нему.
Внезапным движением он вдруг резко опрокинул на пол стол со всеми бутылками. Гости, боясь пошевелиться, жались по углам, в страхе ожидая дальнейших развитий событий.
— В Бастилию! В Бастилию! — завопил казначей. — Нападение на должностное лицо!
— Ах ты, тина подкильная! — окончательно рассвирепел корсар. — Я Жан Барт и дважды своих требований не повторяю!
Выхватив свой знаменитый огромный тесак, он с силой швырнул его в вопящего банкира. Тесак глубоко вонзился в стену у самой головы хозяина дома. Только теперь, поняв, с кем он имеет дело, казначей медленно сполз по стене на пол.
— Не убивайте меня! Я все исполню, как будет угодно вашей милости!
Откуда-то из тайников хранилищ вынесли несколько здоровенных мешков.
— Вот ваше серебро! — заискивающе сказал казначей.
Барт небрежно пнул мешки ногой.
— Я не лошак, чтобы таскать серебро! Тащи золото!
Приказание было немедленно исполнено, и, получив золото, Барт важно отъехал.
— Что мне здесь еще делать? — ежедневно спрашивал Форбена корсар. — Скучно в вашем Версале!
— Надо тебе, Жан, одевшись побогаче, прибыть к королю и отблагодарить его за оказанную милость! — посоветовал тот.
— Это можно, — почесал затылок Барт. — Наряжусь что надо!
Биограф знаменитого корсара пишет. «…Он велел себе сделать всю одежду из золотой парчи, велел подбить ее серебряною парчою, даже и нижнее платье. Эта подкладка его сильно беспокоила, это заставило короля и весь двор смеяться, когда узнали о такой его простоте. Граф Форбен, видя, что король и министры оказывали более милости Жану Барту, нежели ему, что тот совершенно затмил его, просил перевести его в Брестский департамент, чтобы не служить с Жан Бартом».
Немудрено, что при первой представившейся возможности попросился домой в Дюнкерк и сам Барт.
— Я не шут, а моряк, и мы еще поглядим, кто будет над кем смеяться! — ругался он, уезжая.
А дома корсара ждали новости неутешительные. Пока Барт пребывал в Версале, французский флот потерпел тяжелое поражение при Гогте, и Дюнкерк оказался снова наглухо блокирован англичанами. Но и здесь Барт все равно нашел выход! С тремя новыми фрегатами: «Комет», «Тигр» и «Геркулес» он опять-таки умудрился прорваться ночью в открытое море. И снова погром на торговых путях Англии! В самом начале Барту удалось захватить торговое судно, шедшее с грузом в Россию. Затем он полностью сжег огромный купеческий караван в 86 судов, сделал высадку в Англии близ Ньюкастла и с огромной добычей пробился домой. Лондон негодовал. Палата лордов требовала сместить первого лорда адмиралтейства, палата пэров начать суд над британскими флагманами. По Каналу метались в поисках Барта мощные эскадры, но, увы, неуловимый корсар был уже давно в безопасности.
Переждав английскую истерику, Барт снова вывел свои фрегаты в море. Снова разогнав английских купцов, он подкарауливает и нападает на возвращавшийся с Балтики голландский торговый флот. Караван защищал 54-пушечный линкор и два фрегата, но это Барта нисколько не смутило. Распустив все паруса, французский капитан атаковал. Сам Барт нацелился на флагманский линкор, а «Тигр» и «Геркулес» — на фрегаты. Все произошло столь быстро, что англичане не смогли оказать сколько-нибудь организованного сопротивления. В четверть часа все было кончено. Над плененными фрегатами развевались французские флаги. Но неприятельский флагман оказался достаточно крепким орешком и сдаваться не собирался. Трижды направлял к нему свою «Комету» Барт и трижды вынужден был отступать под напором огня. Англичанин так и удалился, оставшись неуязвимым для французов. Но весь караван все же оказался во власти Барта. Вскоре длинная вереница пленных транспортов уже втягивалась в дюнкеркскую гавань. Сам Барт, однако, результатами похода остался недоволен.
— Проклятый англичанин! Отныне я не успокоюсь, пока не разыщу его и не продырявлю его худое днище!
Но скоро Барта ждал еще больший конфуз. Во время своего очередного выхода в море он обнаружил на горизонте отряд английских кораблей. Решив не рисковать, корсар отказался от их преследования и, только вернувшись, узнал, что на одном из видимых им кораблей находился тогдашний властитель Голландии принц Оранский. Впрочем, стало известно и иное. Сам принц, едва увидев вдали фрегаты вездесущего Барта, изрядно испугался и велел спустить все свои флаги.
— Жизнь дороже глупого честолюбия! — оправдывался он перед своей свитой.
Узнавши об упущенной добыче, Барт впал в самый настоящий запой. А затем в знаменитого корсара словно вселился бес. Так, впрочем, говорили не только его друзья, но и враги. Снова Барт учиняет погром на морских путях. На этот раз добычей его становится еще один голландский торговый флот. После этого Барт исполнил весьма важное и вместе с тем деликатное поручение короля, доставив на своей «Комете» двух послов. Одного — графа де Бонрепо в Копенгаген и второго — графа д'Аво в Стокгольм. Несмотря на обилие в море английских и голландских кораблей, и с этим поручением Барт справился блестяще. Прощаясь с Бартом, оба посланника, позеленевшие от качки и пьянства, клялись ему в вечной признательности и любви. А на обратном пути Барт, чтоб не терять время попусту, пленил еще тринадцать английских транспортов и привел их с собой в Дюнкерк.
— Что-то тесновато у нас стало! — оглядывал он гавань. — Откуда понагнали столько вояк?
— Их величество решил отомстить англичанам за прошлогоднюю неудачу у Гогте и нынче готовит к сражению большой флот!
В Рошфорте, в Дюнкерке и Бресте визжали пилы и стучали топоры. По рейдам сновали шлюпки и баркасы. Корабли одевались парусами. Маршал Турвиль был настроен решительно. Всех сколько-нибудь стоящих капитанов он собирал под свою длань. Жану Барту была дана 64-пушечная «Глория». На новый корабль он прибыл с сыном, потрепанным рундуком и несколькими ящиками рома.
Вскоре французский флот вышел в море. Покрейсировав некоторое время, но не найдя достойного противника, зашел в порт Логос неподалеку от Лиссабона. Чтоб матросы не буянили, их партиями отпускали на берег. В один из таких сходов матрос Жана Барта, напившись с каким-то португальцем, затем убил его в драке. Матроса бросили в тюрьму. Барт, знавший матроса как отчаянного храбреца, решил его спасти. Зная, что силой здесь ничего не взять, он решил действовать хитростью. По его совету матрос заявил, что убил своего собутыльника потому, что тот занимался богохульством Лагосский суд, славившийся своей религиозностью, немедленно оправдал подсудимого. Отныне каждое утро команда приветствовала своего капитана громкими криками. Понять этих сорвиголов было можно. В своей жизни они видели всякое, и храбрые капитаны были им не в диковинку, но капитан, не отдавший на расправу своего матроса, был для них в диковинку. Отныне и навсегда Жан Барт стал их кумиром. Биограф нашего героя пишет: «Жан-Барт дал почувствовать неприятелям, что он находится во флоте… Будучи разлучен с флотом, он встретил близ Феро шесть голландских кораблей… Напав на них, загнал на мель и сжег их. Капитаны разных взятых кораблей уверяли, что потеря простиралась до двенадцати миллионов. Многие из бросившихся в разные порты также были сожжены». Крест Святого Людовика — высшая награда тогдашней Франции — была прислана ему за это королем.
Затем были новые походы, новые бои и новые победы. 27 июня 1694 года во главе отряда в шесть кораблей он настиг сто тридцать голландских торговцев с хлебом, прикрываемых эскадрой в восемь боевых кораблей под началом опытного фризского контр-адмирала Гидеса де Вриеса.
— Это проклятый Барт, — обрадовался де Вриес, опустив зрительную трубу. — Наконец-то я с ним разделаюсь!
— Отлично! — обрадовался, в свою очередь, Барт, увидевши противника — Курс на противника! Этого требует честь и польза Франции!
Сойдясь с голландцами на пистолетный выстрел, Барт крикнул своим матросам:
— Ребята! Не троньте пушек и ружей! Будем сражаться на пистолетах и шпагах! Я поведу вас и проткну своим вертелом главного голландца! Кто достанет мне вражеский флаг, тому десять пистолей!
— Веди нас, Жан! — кричали матросы. — Покажем этим селедочникам!
Приняв залп голландца, «Глория» точно в судороге дернулась. Еще мгновение, и в треске ломающегося фальшборта она навалилась на неприятельский линкор. Адмирал де Вриес был из храбрецов. Перепрыгивающих на борт своего корабля французов он встретил первым. Точными ударами шпаги пронзил двоих или троих. Следующим на него кинулся сам Барт. Узнав друг друга, противники рубились отчаянно. С адмиральским адъютантом дрался сын Барта. Де Вриес был ловок и силен, но победа все же осталась за Бартом. Изловчившись, он поразил противника своим тяжелым тесаком. Ободренные успехом предводителя, французы усилили натиск, и скоро неприятельский флагман был ими полностью захвачен. Затем спустили флаги еще два охранных корабля, и весь хлебный флот сдался на милость победителя. После боя к Барту приковылял раненый матрос, тот самый, недавно спасенный капитаном от казни в Логосе, и положил к его ботфортам сразу два голландских флага: кормовой и адмиральский. Во время абордажа он был дважды ранен, но, перетянув перебитую руку галстуком, а пронзенную ногу платком, все же добрался до адмиральского флага. Перепоясавшись им, матрос пробился в корму и в жестоком поединке с охранявшим кормовой флаг квартирмейстером захватил и второе морское знамя.
— Ну ты и сволочь! — хватил Барт матроса кулаком по плечу, отчего тот зашатался. — Ну ты и молодец! Держи, по заслугам и награда!
Отвязав от своего пояса увесистый кошель, он протянул его матросу.
— Владей по праву!
Донесение об одержанной победе Барт отправил в Версаль с сыном. Франциск Барт передал пакет с письмом отца министру Понтшартрену. Министр был сама любезность.
— Его величество сейчас в Сент-Жермене, и ты поедешь туда со мной! — сказал он.
— Но я плохо одет! — замялся было сын героя.
— Одет ты как нельзя лучше! — посмеялся Понтшартрен. — Рубище — это одежда героев! Его величество будет очень доволен!
Так и оказалось. Прочитав донесение Барта о победе, Людовик снизошел и до беседы с его сыном.
— Был ли ты при абордаже, дитя мое? — спросил он его.
— Конечно, сир. Я всегда рядом со своим отцом!
— Но ты еще так молод, — удивился король, покачав париком. — Впрочем, ты сын Барта, и этим все сказано!
Слава новой фантастической победы отца задела своими лучами и сына. Поцеловав руку монарху, что само по себе считалось огромной наградой, молодой Барт хотел было выйти, но, не умея ходить по лощеным паркетам, тут же поскользнулся и упал. И тогда Людовик, подойдя, протянул мальчишке простолюдину свою холеную, унизанную перстнями руку. Король был доволен:
— Очень заметно, что господа Барты лучшие моряки, чем пехотинцы, ступай с богом!
Вслед за королем Франциск Барт был обласкан и его близкими. Принцесса Конти преподнесла ему цветок.
— Передайте его вашему храброму отцу, — сказала она. — Я хочу, чтобы эта роза была вплетена им в его лавровый венок!
Самая красивая девушка Франции была столь очаровательна, что юный Барт едва не лишился чувств.
Победа Барта принесла ему поистине всефранцузскую любовь и славу. Дело в том, что запасы захваченной им пшеницы были столь велики, что хлеб, стоивший до той поры по тридцать ливров, сразу понизился до трех. Теперь имя Барта было на устах последних нищих. Доблестного капитана славили в каждом доме и каждой лачуге. Изнуренная тяготами войны, вся страна сразу вздохнула свободно, ведь если есть хлеб, значит, будет и все остальное! Доподлинно известно, что Людовик XIV считал захват хлебного голландского флота одной из самых больших удач за все свое долгое правление. В память этого достославного события была даже отлита и специальная медаль. На лицевой стороне ее был изображен нос корабля и богиня Церера, держащая в руке хлебный колос. На обороте надпись: «Франция снабжена хлебом, попечением короля, победою одержанной над голландцами в 1694 году». Самому Барту наградой была королевская грамота на потомственное дворянство. В учрежденный же ему фамильный герб была дадена золотая королевская лилия (тоже особая честь!) и лев с обнаженной саблей в лазоревом поле.
Повсюду распевали невесть откуда появившиеся куплеты:
Старина Жан Барт, старина Жан Барт,
Когда нас прихватишь с собой?
Туда и обратно, возьмем все бесплатно.
Возьмем без покупки из золота кубки,
Английские пинты, голландские кринты,
Испанские вина. Гуляй, морячина!

Пока Версаль праздновал великую хлебную победу, сам виновник торжества успел уничтожить еще один вражеский торговый конвой. Теперь Барт стал полновластным хозяином прибрежных нормандских вод. Имя его стало настолько страшным для неприятеля, что те избегали встречи с Бартом, даже имея очевидное преимущество в силах. Ободренный успехами родственника, отправился в море и его двоюродный брат, тот самый простой рыбак и пьяница, что когда-то помог бежать Барту из плена. Удача сопутствовала и ему. Этот Барт также захватил несколько богатых призов.
Тем временем Англия и Голландия решили раз и навсегда положить конец действиям французских корсаров, и прежде всего Барта. Главный удар решено было нанести по главному разбойничьему гнезду — Дюнкерку. Впрочем, шпионы Людовика известили короля-солнце о затеваемом нападении. Теперь по приказу Людовика Барт готовился защищать свой родной город.
4 августа 1695 года сильный английский флот под командой адмирала Барклая бросил якоря в канале старого Мадрика, что в какой-то миле от городских кварталов. Дюнкерк деятельно готовился к отпору. Жители варили смолу и деготь. На возвышенностях ставили батареи. Несколько дней прошло в томительном ожидании десанта, а затем бомбардирские галиоты англичан принялись метать в город бомбы. Сам Жан Барт вместе с сыном расположился в форте Бон-Эсперанс, который более иных выдавался в море. Оттуда неприятель был лучше всего обозреваем Когда же англичане предприняли попытку подойти вплотную к берегу, Барт, открыв по ним яростный огонь, заставил с позором удалиться. Провалилась и попытка взорвать Бон-Эсперанс брандерами. Все три начиненных порохом судна были расстреляны прежде, чем нанесли крепостным стенам хоть какой-то вред. Один из современников этого события современно заметил, что «Жан Барт уничтожил все усилия врага, превратив их надежду на успех в досаду на неудачу…» Так и не сумев предпринять что-нибудь серьезного, адмирал Барклай увел свой флот обратно.
В конце 1695 года англичане, правда, атаковали еще прибрежный городок Сан-Мало, жители которого, так же как и дюнкерцы, доставляли англичанам немало хлопот. Однако и это нападение было удачно отбито. За отражение приступа на Дюнкерк Жану Барту было пожаловано две тысячи талеров пожизненной пенсии, а сыну даден чин корабельного лейтенанта.
Меж тем короля Людовика снова волновал вопрос овладения британским престолом. Ныне возвести на лондонский престол он намеревался своего единомышленника Иакова II. Но на пути исполнения его далеко идущих замыслов стоял английский флот. Взвесив все за и против, король долго думать над кандидатурой начальника затеваемой секретной морской экспедиции не стал.
— Назначаю нашего славного увальня Барта! — решил его величество. — Только ему под силу проложить огнем и мечом дорогу к британским берегам!
— Лучшей кандидатуры найти трудно, сир! — склонили головы вельможи. — Ведь Барт — это сущий дьявол морей!
Спустя несколько дней в Дюнкерке и Кале начались спешные приготовления к затеваемому действу. Но английские шпионы тоже свой хлеб не даром ели, и вскоре Лондон был уже весьма полно извещен о затеваемой диверсии. В Ла-Манше был срочно сосредоточен огромный флот в шесть десятков вымпелов под флагом опытнейшего адмирала Рюсселя. Вдоль всего побережья встали боевые полки. Когда же обо всем этом стало известно новоявленному претенденту, то Иаков II, никогда не отличавшийся особой храбростью, наотрез отказался пытать свое счастье.
— Да полноте сомневаться! Больше врагов — больше чести победившему! Я обещаю успех. Поплыли! — по-свойски убеждал Барт своего именитого пассажира. Но все было бесполезно. Иаков уже сбежал в Сен-Жармен. А Барт отправился в свое очередное крейсерство. С эскадрой Барта вышел в море и главный комиссар (т. е. интендант) французского флота Вержиер, который почему-то именно в море решил проверить, как расходуются припасы на эскадре Барта. Вскоре комиссар обнаружил и первый недостаток: неправдоподобно большой расход сала на обмазывание лотов. В те времена лот — приспособление для измерения глубины — всегда обмазывали салом. К салу приклеивались частички грунта, и по ним моряки определяли, какой именно грунт находится под ними и как будет держать якорь. Сделав открытие о воровстве сала, Вержиер поспешил известить обо всем Барта. Последний, однако, отнесся к новости скептически:
— К чему нам сало? Мои матросы не воры. Впрочем, если вам будет угодно, то при каждом бросании лота я буду давать вам знать!
Слов на ветер Барт не бросал никогда, а потому едва настала ночь и комиссар отправился спать, он тотчас распорядился опускать лот в воду через каждую четверть часа. Каждый раз о бросании лота оповещался и Вержиер. Прошел всего лишь какой-то час, и главный комиссар не выдержал:
— Дайте мне спать и делайте что хотите!
Маленькое развлечение доставило Барту массу удовольствия. Следующим утром, глядя на уныло ковыряющего в тарелке вилкой Вержиера, он наставительно произнес:
— Не должно думать о людях, подвергающихся ежечасно опасности, как о ворах — это бесчестно!
Комиссар молча смотрел в свою тарелку, да и что он мог теперь ответить?
Закончить завтрак все же не удалось.
— На горизонте виден огромный флот! — свесившись в световой люк, прокричал Барту вахтенный начальник.
— Сейчас станцуем на паркете! — радостно гаркнул на ухо в конец потухшему Вержиеру капитан. — Хватайте шпагу, драка обещает быть знатной!
Посланные на разведку к неприятельской армаде дозорные арматоры вскоре донесли, что торговый голландский флот насчитывает более ста шестидесяти вымпелов. Сопровождает же его пять боевых кораблей. Но и голландцы обнаружили эскадру Барта. Когда же на голландских кораблях разглядели в зрительные трубы флаг знаменитого корсара, там началось замешательство.
А Барт уже начал действовать. Перво-наперво его разведчики-арматоры лихо отрезали торговый флот от конвоиров. Тем временем фрегаты Барта напали на конвойные корабли и всех без исключения взяли на абордаж. Затем, как обычно, настала очередь торговцев. Разбегавшиеся во все стороны суда ловили все, но их было так много, что перехватить все было просто невозможно. Добычей Барта стали сорок пять голландских транспортов. Несмотря на то что некоторое время спустя часть из них Барту пришлось все же сжечь (в погоню за ним устремился почти весь голландский боевой флот), но полтора десятка транспортов он все же торжественно привел в Дюнкерк.
А в Амстердаме в это самое время, взбешенные бесконечными потерям, своих судов, вышли на улицы купцы. За купцами последовали моряки и ремесленники. Разбушевавшиеся толпы громили дома адмиралтейских офицеров. Те, прячась в верхних этажах домов, кричали обидчикам:
— Попробуйте сами поймать этого Барта! Ведь это сущий демон!
Страх перед Бартом достиг такой степени, что теперь достаточно было одного панического крика: «Барт в море» — и все разбегались по ближайшим портам. Дело дошло до того, что вместо шестисот судов теперь на лов сельди в Голландии выходило не более трех-четырех десятков. А одно лишь появление эскадры Барта в западной части Балтийского моря сразу же сорвало отправку огромного торгового каравана в Россию. На обратном же пути неуловимый Барт вновь искусно проскочил мимо двух линейных голландских эскадр, высланных на его поиски.
В апреле 1697 года король Людовик пожаловал своего бравого капитана чином шефа эскадры и приказал готовиться к новому походу. Европа замерла в ожидании возможной новой большой войны. Только что умер польский король Ян Собеский, и теперь на польский трон посягало почти полтора десятка претендентов. Победил, однако, ставленник Версаля принц Конти. Доставить новоявленного польского короля в пределы его королевства было поручено, разумеется, Барту. Маленькая эскадра адмирала из Дюнкерка смело пробилась мимо нескольких неприятельских отрядов. Порядком перетрусивший Конти спрашивал на шканцах Барта:
— Но ведь, напав на нас, враги могли пленить нас?
— Нисколько! — скривился адмирал, не вынимая изо рта глиняной трубки. — Я всегда успею приказать взорвать фрегат! Мой сын уже давно стоял с зажженным фитилем у пороховой каморы!
— О Господи, — перекрестился король-принц. — Лекарство злее самой болезни! Адмирал, я запрещаю вам думать о взрывах до тех пор, пока не спустите меня на берег!
Вояж Конти оказался неудачным. Пока принц добирался до Данцинга, крикливая шляхта уже крикнула на престол саксонского курфюрста Августа. Принц плакал весь обратный путь.
— Эка невидаль, царство отняли! — ободрял вечерами в каюте несостоявшегося монарха Барт. — Зато в дюнкеркских кабаках отведем свои души!
А в родном Дюнкерке новое известие: утомленные долгой и безрезультатной войной, Франция, Англия и Голландия подписали мирный договор.
Только теперь впервые за много лет Барт смог наконец насладиться семейным отдыхом. Вот как об этом пишет биограф адмирала: «Жан Барт воспользовался миром для отдохновения среди своего семейства от столь продолжительных трудов. Он уехал с женою и детьми на целые недели к Николаю Барту, приходскому священнику в Дринкам в Бергском кастелянстве святого Винока и своему ближнему родственнику и говорил ему: „Брат, я приехал к тебе на несколько дней, но с условием, что я не буду тебе в тягость. Ты не держи стола, пока я у тебя пробуду. Издержки будут мои!“»
Но долго отдыхать адмиралу не пришлось. Людовик XIV не мог долго жить в мире. Начиналась новая большая война. На этот раз за испанское наследство. В Дюнкерке закипела работа — то Барт начал вооружать свою новую эскадру. Увы, вывести ее в море адмиралу было уже не суждено. Годы на продуваемых ветрами палубах подорвали здоровье Барта. В считанные недели горячка буквально иссушила тело отважного здоровяка. Родные и друзья убеждали больного в том, что он непременно и скоро поправится, но сам Жан был иного мнения.
— Каждому его срок предопределен свыше! Мой, увы, уже истек!
Исполняя последнюю волю больного, его кровать перенесли к окну. Несмотря на решительные протесты врачей, Барт велел настежь открыть ставни. В комнатную духоту ворвался свежий морской ветер. Сыновья подложили под голову подушки. Вдалеке в пене надвигающегося шторма отчаянно кренило утлое суденышко, но его капитан упрямо не рифил паруса, а шел полным ветром.
— Здорово идешь, дружище! Здорово идешь, дружище! — в глазах Барта стояли слезы.
27 апреля 1702 года самый знаменитый корсар Франции умер от простуды. Говорят, что, уже впав в беспамятство, последними словами прославленного моряка были: «Вперед на абордаж! Смелее, ребята, пусть смерть нас боится!» Погребли Жана Барта в городской церкви на центральной площади Дюнкерка. На могильной плите начертали пространную эпитафию.
Многим больше Барта прожил его бывший друг, а затем и недруг Клод де Форбен. Отважный авантюрист удачно сражался с пиратами на Средиземном море и у берегов Норвегии, его флаг видели около побережья Голландии, Португалии и Англии. После неожиданной смерти Барта именно Форбен был назначен командующим в Дюнкерк для руководства морской войной на торговых коммуникациях англичан и голландцев. Успехи Форбена были столь впечатляющими, что при дворе стали поговаривать о пожаловании ему чина генерал-лейтенанта королевского флота. Но как раз в это время графу крупно не повезло. В 1708 году он провалил десантную операцию в Шотландию, в ходе которой предполагалось доставить и высадить на шотландский берег профранцузского претендента на английский престол Якова III Стюарта. Хорошо сработала британская разведка, и французская эскадра оказалась в ловушке. Корабли и людей удалось спасти лишь благодаря внезапному шторму и мастерству Форбена, обманувшего ложным маневром британского адмирала Бинга. И хотя реально вина Форбена была не столь уж большой, завистники не преминули воспользоваться этой неудачей. Оскорбленный наговорами, де Форбен немедленно вышел в отставку и удалился в свои родовые владения. Там он занимался охотой и писанием мемуаров вплоть до 1733 года, когда и отошел в мир иной.
Чем Жан Барт памятен для нас, россиян? Вспомним, что о подвигах прославленного корсара много расспрашивал будучи во Франции Петр Первый, а посланный им туда на учебу и разведку «первый российский навигатор» Конон Зотов специально изучал тактику Барта, чтобы затем успешно применить ее в действиях российскою Балтийского флота. Помнит наша страна и дредноут «Жан Барт». Именно на нем в апреле 1919 года, во время стоянки в Севастополе, французские матросы подняли красный флаг. Именно матросы «Жана Барта» отказались участвовать в интервенции против Советской России и были за это беспощадно расстреляны пулеметами.
В каждой стране бережно хранится память о своих национальных героях. А потому Франция всегда помнила и помнит своего знаменитого дюнкеркского корсара.
Назад: Этот старый рыцарь Юэль
Дальше: Потопи меня — или будь проклят!