Восьмой отсек жилой. Здесь расположен камбуз и лазарет. Сигнал тревоги застал там девятнадцать человек. Борьбу за живучесть в отсеке возглавили капитан-лейтенант Николай Ясько и лейтенант Шевцов. На оставшихся фотографиях Ясько весел и улыбчив. Таким остался Николай и в памяти своих товарищей. Все у него было как у всех: школа, инженерное училище, лодка, переезды и чемоданная офицерская жизнь, жена и две маленькие дочки. О чем мечтал Николай Ясько, я не знаю, зато знаю другое — свой долг офицера и командира он исполнил до конца, как исполнили его все бывшие рядом с ним матросы и старшины.

Уже через несколько минут после начала пожара в восьмой отсек стали перебегать подводники из аварийного седьмого отсека. Многие, наглотавшись дыма, падали на палубу в нескольких шагах от переборочного люка. Их втаскивали в отсек на руках. Впустив всех, капитан-лейтенант Ясько приказал задраить переборку с седьмым отсеком Однако дым оттуда все равно интенсивно поступал.

В лазарете находился прооперированный несколько дней назад молодой главстаршина Юрий Ильченко. Оперировал его лодочный врач капитан Арсений Соловей, и хотя операция прошла без особых осложнений, Ильченко был еще очень слаб. Едва в отсек начал поступать угарный газ, Арсений Соловей бросился в лазарет, достал из шкафчика свой ИДА и стал надевать его на лежащего мичмана Тот было запротестовал:

—  Не надо, Арсений Мефодьевич, не надо! У меня есть свой аппарат на боевом посту, зачем я буду надевать ваш!

Соловей лишь отмахнулся.

—  Серьезного ничего нет. В седьмом пожар, но его уже тушат. ИДА же надеть надо, чувствуешь, дым просачивается. За меня же не беспокойся, я врач и знаю, что делать!

Успокоив Ильченко, Соловей надел на него свой аппарат. В лазарете тем временем от поступающего дыма почти ничего не было видно. Лишь тускло мерцала в углу лампочка аварийного освещения. Дышать было уже нечем. Некоторое время Арсений Соловей еще пытался дышать через мокрый платок, но это почти не помогало. Тогда он присел на койку в ногах у своего подопечного. Через несколько минут Ильченко почувствовал, как доктор повалился на бок и ткнулся ему ГОЛОВОЙ В НОГИ.

Капитан медицинской службы Арсений Соловей пожертвовал собой, спасая товарища — в этом он остался верен законам морского братства жертвуя своей жизнью, он спас жизнь больного, так мог поступить только врач и человек с большой буквы!

С кем бы я ни говорил об Арсении Мефодьевиче, слова о нем были самые добрые. Ветераны «восьмерки» и не называли его иначе, как «наш доктор». Позднее в честь Арсения Соловья напишут поэму, назовут улицу в гарнизоне, где он когда-то жил. Ходатайствовали и о присвоении ему посмертного звания Героя Советского Союза, но не дали, Золотые звезды нужны были иным, здравствующим.-

А в восьмом отсеке дым все прибывал. Скоро находиться в нем стало уже невозможно. Тем временем по качке стало ясно, что лодка всплыла. Те подводники, у кого были дыхательные аппараты, включились в них и бросились отдраивать люк на верхнюю палубу. Те, у кого ИДА не было — а такие составляли большинство—старались как можно меньше двигаться и меньше дышать отравленным воздухом. Все с надеждой смотрели на товарищей, пытавшихся отдраить люк, за которым была жизнь. Однако люк упорно не поддавался. Наверху думали, что, может, от пожара деформировалась раскаленная сталь, может, в спешке кто-то из задыхавшихся подводников начал вращать рукоятку кремальеры в противоположную сторону. Вывести людей из восьмого не удавалось. Как оказалось впоследствии, кто-то из находящихся в восьмом отсеке подводников, задыхаясь, открыл клапан воздуха высокого давления, чтобы хоть немного подышать. Это была страшная ошибка. Высокое давление сразу осложнило открытие люка Кроме того, вдыхаемый под давлением углекислый газ оказывал на людей отравляющее воздействие гораздо быстрее, чем при обычном давлении. Восьмой отсек быстро наполнялся угарным газом. Быстро израсходовав запасы кислорода в аппаратах, работавшие у люка один за другим падали в бесчувствии на палубу. Когда у люка не осталось никого, к нему пополз выбравшийся из лазарета главстаршина Ильченко. Из последних сил он пытался отдраить кремальеру, от нечеловеческих усилий сломалась даже ручка, но люк не поддавался. Задыхаясь от газа, Ильченко упал в трюм отсека. От сильного удара разошлись на животе послеоперационные швы...

Тем временем на верхней палубе тоже пытались отдраить неподдающийся люк. Вспоминает бывший главстаршина сверхсрочной службы Владимир Юшин: «...Когда я прибежал к люку восьмого отсека, там уже были капитан 3-го ранга Рубеко и лейтенант Петров. Они изо всех сил пытались открыть люк, но это не удавалось. По приказу Рубеко побежал в нос за кувалдой. Когда вернулся, обнаружил, что из-под люка идет горячий воздух. Кто- то из офицеров сказал, что это поступает в отсек воздух высокого давления. Несмотря на то что начали стравливать воздух, люк не поддавался. Сколько прошло времени, я не помню, но люк мы все же открыли».

Самостоятельно смогли выбраться из отсека лишь четверо. Первым перевалился через комингс люка мичман Ермакович. Срывая маску ИДА, прохрипел

— Скорее! Там все вповалку!

За ним с трудом выбрались еще трое: главстаршина Колойда, матрос Теплов и главстаршина Ильченко. Когда Ильченко выбрался на верхнюю палубу, швы на его животе разошлись и он рукой поддерживал вываливающиеся оттуда внутренности... Пятый — матрос Фатеев — не смог выбраться и упал обратно в отсек.

— Быстрее, ребята! — командовал спускающимся в дымящееся нутро отсека Рубеко. —Дорога каждая секунда!

Вниз прыгнули сразу восемь. В отсеке был дым и сплошная тьма. Отовсюду слышались стоны и хрипы. Начали вытаскивать отравленных наверх. Вынесли пятнадцать. Их положили прямо у люка. Прибежали матросы и офицеры из других отсеков — те, что вышли ранее. Вынесенных из восьмого буквально выворачивало наизнанку. Они уже ни на что не реагировали, а лишь хрипели и натужно стонали. Что могли сделать прибежавшие на помощь? Умирающих укутывали одеялами, давали нашатырь, делали, как умели, рот в рот искусственное дыхание. Увы, все было уже бесполезно. Много позднее медицинские эксперты установят, что дышавшие более трех часов угарным газом люди в момент выноса находились рке в состоянии клинической смерти: падала сердечная деятельность, останавливалось дыхание, в центральной нервной системе шли необратимые процессы. Но даже тогда, когда подводники восьмого начали умирать один за другим, товарищи все равно боролись за их жизни. Более двух часов продолжались отчаянные попытки вырвать из лап смерти хотя бы одного. Но вот стих последний сдавленный стон. Умерших снесли в кормовую надстройку.

Чудом оставшийся в живых матрос Николай Теплов так писал в своей объяснительной записке о пережитом «В момент тревоги нес вахту в седьмом. Когда начался пожар, из восьмого начали бросать нам ИДА. Было много дыма Затем скомандовали: «Быстро в восьмой». Стали перебегать. Капитан-лейтенант Ясько кричал: «Всем включиться в ИДА!» Я добежал до переборки девятого отсека В это время потух свет. По качке мы чувствовали, что лодка всплыла, и начали отдраивать верхний люк, но он не поддавался. Кто работал, быстро расходовали кислород и падали вниз. Били кувалдой, не помогло. Начали задыхаться. Кто-то открыл воздух высокого давления, но и это не помогло. Затем воздух перекрыли, а потом включили снова Слышал, что кто-то наверху пытается открыть люк. Было очень жарко. Я добрался до камбуза и начал обливать себя водой, стало чуть легче. На ощупь нашел аккумуляторный фонарик Осветил отсек. Все лежали. Сверху услышал голос: «Потерпите! Стравим воздух и откроем!» Некоторые уже лежали не шевелясь, другие, задыхаясь, кричали. Из девятого тоже слышал голоса Подполз и прокричал, что живых у нас уже мало. Потом хотел снова ползти к камбузу и воде, но в это время услышал крик: «Люк открыт! Выходите!» Первым выбрался кто — не помню, потом Колайда, потом Фатеев и я~»

Из воспоминаний капитана 2-го ранга запаса Станислава Посо- хина «Капитан-лейтенант Лисин А.И., штурман лейтенант Петров П.Н. и рулевой-сигналыцик старшина 1-й статьи Чекмарев Л.В., находясь на верхней палубе в районе восьмого отсека, пытались открыть сверху входной люк отсека Но через клапан стравливания свистел воздух. В восьмом создано противодавление клапаном подачи воздуха в отсек. Привод люка не поддавался. В отсеке задыхались и погибали от окиси углерода и других газов наши товарищи. Они из последних сил стучали по приводу люка чем-то металлическим. Люк не открывался. Через открытый патрубок свистел воздух. К двум часам ночи люк восьмого был отдраен. Первым на надстройку с помощью товарищей вышел в изолирующем аппарате боцман Ермакович П.С, за ним поднялись еще двое — все в масках ИДА-59, третьим поднимался старшина 1-й статьи Ильченко Ю., но не удержался и рухнул вниз. Товарищи подняли наверх живого Ильченко Ю. Спустя несколько минут в входной люк стали передавать потерявших сознание, беспомощных подводников и укладывать их на матрацы. Сменяя друг друга, вышедшие на кормовую надстройку, делали пораженным искусственное дыхание, согревая их своими телами и укрывая их одеялами. Среди 16 человек на палубе лежал врач, капитан медицинской службы Арсений Мефодьевич Соловей. Но никто не знал, что вынесенные наверх подводники уже давно находились в состоянии клинической смерти. К трем часа ночи 9 апреля на кормовую надстройку вышли 19 подводников из 9 отсека Их спас командир отсека капитан-лейтенант Геннадий Симаков. Четыре часа 19 подводников находились в задраенном 9 отсеке. Их существование обеспечивали регенеративные установки и только высокая воинская дисциплина и личный пример офицера спасли жизнь укрывшимся в 9 отсеке. Старший помощник командира капитан 2-го ранга Ткачев В.А. доложил, что из 120 человек погибли 30. В отсеках остались тела 14 офицеров, старшин и матросов. 16 лежали на матрацах в кормовой надстройке, укрытые одеялами. Командир приказал уложить тела погибших в выгородки надстройки. К 7 часам утра на носовой надстройке дремали на матрацах 40 человек. В ограждении на мостике расположилось не более 15 офицеров и старшин, остальные 40 в первом и втором отсеках. В живых осталось 95 человек».