Пожар в отсеке
Минули сутки, и очередной вахтенный офицер, заступивший на вахту в ноль часов, записал в вахтенном журнале: «8 апреля 1970 года Атлантический океан». Стрелки корабельных хронометров отмеряли уже последние часы до того мгновения, когда судьбы членов экипажа будут брошены волей рока на чашу весов жизни и смерти.
Чем запомнился оставшимся в живых офицерам и матросам тот трагический день? Тем, что после обеда в 9-м отсеке замполит провел партийное собрание, на повестке которого стоял один вопрос «О задачах коммунистов на период маневров «Океан».
День 8 апреля мало чем отличался от однообразной череды множества таких же дней. Все было как всегда вахта, отдых, вахта В 20.00 заступила очередная смена вахтенным офицером—помощник командира капитан 3-го ранга Олег Фалеев, вахтенным механиком—командир второго дивизиона капитан 3-го ранга Владимир Рубеко. Заступающих инструктировал старпом капитан 2-го ранга Виктор Ткачев.
— Особых указаний на вахту нет,—объявил он. — Все как обычно. Главное — сеанс связи
Курс лодки был 314°, скорость 10 узлов, глубина погружения 120 метров, дифферент 0,9° на нос, крен 0°. Пронзая толщу Атлантики, атомоход мчался на норд-вест в район предстоящих учений.
На 23.00, согласно распоряжению, был назначен очередной сеанс связи с Москвой. За полчаса до назначенного времени Фалеев скомандовал:
— Боцман, всплывай на перископную глубину! Дифферент два градуса на корму!
Стоящий рядом Рубеко оповестил экипаж:
— Всплываем на десять! Осмотреться в отсеках!
Лодка чуть заметно качнулась, и стрелка глубиномера плавно пошла влево.
— Акустик, горизонт? — обернулся Фалеев к рубке гидроакустиков.
— Горизонт чист! — раздалось в ответ и тут же срывающийся голос. — Дым в рубке! Аварийная тревога!
Мгновенно обернувшийся Фалеев увидел, как выскакивает из рубки гидроакустиков старшина 1-й статьи Брайченко, несший там вахту, а следом за ним в открытую дверь валит густой дым, стелясь над самой палубой.
— Толя! Пожар! — крикнул он уже подбежавшим к нему матросам. — Разворачивайте ВПЛ! Живее!
Вахтенный механик дернул у тумблера аварийной тревоги. Короткий, короткий, короткий... Сигнал аварийной тревоги буквально вышвырнул из коек подвахту. Набрасывая на ходу одежду, люди стремглав разбегались по постам.
В центральный пост одновременно влетели командир электромеханической боевой части В.Н. Пашин и зам. командира дивизии В.А. Каширский. Каширский схватил микрофон «Каштана».
Глубиномер показывал еще около ста метров. Из рубки гидроакустиков дым уже валил вовсю. Буро-зеленое облако быстро заполняло тесный отсек. На пульте вахтенного механика отчаянно мигала лампочка седьмого отсека.
— Пожар в седьмом! Горит регенерация! — кричал из репродуктора капитан-лейтенант Кузнеченко.
— А черт, — ругнулся замкомдив. — Этого нам только недоставало!
Матросы торопливо раскатывали по палубе шланги ВПА. В центральный вбежал командир корабля. Бессонова сигнал тревоги застал отдыхающим в своей каюте. Мгновенно оценил обстановку. Махнул рукой.
— Всплываем в надводное! Средний вперед! Продуть балласт!
Пашин тем временем уже командовал на пульт главной энергетической установки:
— Обе турбины 240 оборотов!
— Есть обе турбины 240 оборотов! — ответил пульт.
Еще несколько секунд, и из седьмого, заходясь кашлем, прокричали:
— Большая задымленность! Нечем дышать!
Пашин взглянул на командира.
— Пусть выходят! — распорядился тот.
— Включайтесь в ИПы и переходите в восьмой! — приказал командир БЧ-5.
Из смежных с аварийными отсеков докладывали о готовности по аварийной тревоге. На глубиномере было уже 16 метров.
— Поднять перископ! — распорядился Бессонов. Внезапно лодка стала стремительно заваливаться на нос, людей буквально сбило с ног.
— Ермакович, куда загнал дифферент! — уже кричал ему Бессонов. — Рули на всплытие!
Но боцман был ни при чем. Просто резко упало давление в системе гидравлики, а насосы уже не работали.
— Седьмой! Седьмой! — кричал в «Каштан» командир БЧ-5.
Репродуктор молчал.
— Все, командир, — обратился к Бессонову Пашин. — Из седьмого вышли! Осталась лишь вахта на пульте!
Снова толчок. Это выскочила на поверхность лодка.
— Канадку и шапку! — крикнул Бессонов. Командир кошкой взлетел по трапу и отдраил верхний рубочный люк. В лицо ударил свежий морской воздух. Атомоход легко качался на пологой волне. Над головой холодно сияли звезды.
Следом за командиром на мостик в клубах дыма выскочил замкомдив. Схватив бинокль, он быстро оглядел горизонт.
— Чисто! Повезло хоть в этом! — откашлявшись, сказал Бессонову.
Они верили в свою победу над опієм и поэтому сейчас больше волновались — не обнаружит ли их вероятный противник, не нарушат ли они свою скрытность?
Внизу в центральном внезапно истошно взвыли ревуны — это сработала аварийная защита реактора, а значит, лодка обесточилась и лишилась хода. Использование ВПЛ в центральном посту успеха не принесло. Пенообразователь быстро иссяк, и пожар тушить теперь было нечем.
— Командир! — кричал снизу на мостик Пашин. — В отсеке находиться больше нельзя! Люди падают!
— Покинуть отсек немедленно! — распорядился Бессонов.
Один за другим подводники буквально вываливались на мостик.
Изолирующие противогазы в суматохе пожара успели надеть не все, и, спасаясь от удушливою дыма, матросы и офицеры закрывали лица рукавами роб. Последним наверх выбрался помощник Фалеев.
— Кто-нибудь еще остался? — тревожно поинтересовался командир.
— Не знаю! — перевел дыхание помощник. — Сплошной дьш!
Наскоро провели перекличку. Выяснилось, что не хватает мичмана Станислава Посохина. Его звали, свешиваясь вниз в дымную пелену, но безрезультатно.
— Надо искать, и побыстрее! — подытожил Каширский.
— Кто пойдет? — обвел взглядом еще не отдышавшихся подводников Бессонов.
— Я! — махнул рукой Фалеев. — Дайте ИДА!
Включившись в дыхательный аппарат, помощник спустился в отсек. В кромешном дыму ощупью он обшарил каждый метр, каждый закоулок, но, так никого не найдя, поднялся наверх.
Между тем пожар в центральном разгорался все больше. Дым клубами поднимался вверх. Наверное, если бы кто мог в эти минуты видеть лодку, он сравнил бы ее с вулканом, внезапно возникшим среди океана Из жерла — боевой рубки — клубился дым, а внутри еще дремала чудовищная неразбуженная сила двух ядерных реакторов...
— Надо прекратить доступ воздуха в отсек! — подсказал командиру Пашин.
Бороться с пожаром герметизацией отсека — дело опасное, но иного выхода у командира К-8 не было.
Надышавшись выходящим из центрального поста угарным газом, едва не потерял сознание Бессонов. Командира под руки оттащили в сторону от люка, где он, отдышавшись, постепенно пришел в себя.
Задраили рубочный люк. Командир электромеханической боевой части с другой группой матросов спустился на верхнюю палубу и поспешил в нос лодки к первому отсеку. Люк в него отдраили быстро. Спустились. Пашин быстро пробежал во второй и, присев у телефона, принялся устанавливать связь с другими отсеками. Первыми доложились четвертый и девятый. Здесь все было в норме. Из шестого доклад был тревожен:
— Очень жарко! Через сальники линии валов из седьмого валит дым!
— Как переборка? — запросил командир БЧ-5.
— Раскалена, нельзя дотронуться! — ответили из шестого.
— Держитесь! —вздохнул Пашин. — И будьте на связи!
Восьмой отсек и пульт главной энергетической установки (ГЭУ), несмотря на все попытки до них дозваться, молчали...
Прибежал рассыльный от Бессонова
— Командир приказал выводить людей из шестого в пятый!
— Ясно! — Пашин вытер рукавом струящийся по лицу пот. — Шестой, ответьте!
— Слушаю, шестой! — отозвалось в телефонной трубке.
— Как обстановка?
— Дым быстро прибывает. Дышать уже почти нечем, но держимся!
— Командир приказал переходить в пятый! Внимание на герметичность! По переходу доклад!
— Есть! — коротко выдохнул шестой. — Выполняем!
