Итак, «Сторожевой» полным ходом пересекает Рижский залив. Над кораблем по-прежнему развевается советский военно-морской флаг, но власть на нем уже в руках мятежника Саблина, бывшего советского офицера, а ныне самопровозглашенного вождя новой мировой коммунистической революции. Между тем в радиорубку корабля уже начали сыпаться запросы от командования, которое не понимает, что происходит на корабле, куца и зачем он направляется.

Журнал дежурного по связи БПК «Сторожевой» (вахтенный журнал радиомеханика СБД связи):

3.25 Получен сигнал от «Анкера».

3.00 По приказанию заместителя командира корабля по политчасти на запросы не отвечать.

4.00 Получено приказание зама передать РДО в Москву.

Из показаний Саблина 12 января 1976 года: «Мне несколько раз сообщали, что меня вызывают на связь. Я понял, что молчать больше нельзя, вызвал в ходовой пост Ефремова и в шифроблокнот переписал из имевшегося у меня листа бумаги текст радиограммы Главнокомандующему ВМФ. Ефремов пошел шифровать.

По связи предупредил радистов, что как только Ефремов принесет шифровку, немедленно адресовать ее Главнокомандующему. Примерно в 4 часа — 4 часа 20 минут принял доклад, что шифровка передана. После этого мне неоднократно передавали с поста связи, что меня вызывает на связь командующий Балтийским флотом. Я приказал не отвечать на вызовы».

Итак, в 4 часа утра Саблин приступает к следующему этапу своего плана и вызывает на ходовой мостик шифровальщика Ефремова, которому пишет в шифроблокнот текст радиограммы на имя Главнокомандующего ВМФ и приказывает немедленно радиограмму передать.

Из протокола допроса Саблина В.М. 10 ноября 1975 года: «Находясь на мостике, я дал команду выставить посты наблюдения за арсеналом, погребами и помещениями, где были закрыты офицеры и мичманы. У Сайтова я лично забрал ключи от арсенала и оружие никому не выдавал.

Приблизительно в 4 часа 9 ноября я в адрес Главнокомандующего дал шифрограмму. Я просил доложить ЦК КПСС требования “Сторожевого”: выступать ежедневно по 30 минут по телевидению до 1 мая 1976 года, неприкосновенность территории “Сторожевого”, разрешить вставать на якорь в любом порту СССР, не трогать семей, доставлять почту на корабль. В телеграмме также говорилось, что мы не предатели и не изменники Родины. Если в течение 6 часов, писал я, на нашу телеграмму не будет ответа, то за последствия будет нести ответственность. Далее я назвал фамилию одного из членов Политбюро ЦК КПСС. Текст телеграммы обсуждался с офицерами и мичманами, рядовым составом. Кто-то спросил, что за последствия в этой связи могут быть. Я ответил, что в любом случае за границу не пойдем, портить технику не будем, а обратился по радио ко всем советским людям, чтобы они поддержали наши требования».

Исходящая шифрограмма № 0400 с грифом «секретно»

ГК ВМФ от БПК «Сторожевой»

04 ч 22 мин

Прошу срочно доложить в Политбюро и лично Л.И. Брежневу

Наши требования:

1. Объявляем территорию корабля свободной и независимой территорией от государственных и партийных органов до 1 мая 1976 г.

2. Предоставить возможность одному из членов экипажа по нашему решению выступить по центральному радио и телевидению в течение 30 минут в период с 21.30 до 22 часов по московского времени ежедневно, начиная с указанного времени.

3. Обеспечивать корабль всеми видами довольствия, согласно норм, в любой базе.

4. Разрешить «Сторожевому» постановку на якоре и швартовку в любой базе и точке территории вод СССР.

5. Обеспечить доставку и отправку почты «Сторожевого».

6. Разрешить передачи радиостанции «Сторожевого» в радиосети «Маяк» в вечернее время.

7. При сходе на берег членов экипажа «Сторожевого» считать их неприкосновенными личностями.

8. Не применять никаких мер насилия и гонения по отношению к членам семей, к родственникам и близким членов экипажа.

Наше выступление носит чисто политический характер и не имеет ничего общего с предательством Родины, и мы готовы в случае военных действий быть в первых рядах защитников Родины. Родину предали те, кто будет против нас.

В течение 6 часов члены ревкома, начиная с 04 ч 00 мин, будут ждать политического ответа на требования.

В случае молчания или отказа выполнить вышеперечисленные требования или попытки применить силу против нас, всея ответственность за последствия ляжет на Политбюро ЦК КПСС и лично Л.И. Брежнева.

Члены ревкома корабля, капитан 3-го ранга Саблин.

Что сказать, ультиматум у Саблина не слабый! Почему бы уж сразу не приказать именовать себя владыкой морским? Впрочем, блефовать так блефовать! Однако надо же иметь хоть какую-то совесть! Если ты объявляешь свой корабль независимой территорией, то какие могут быть после этого требования к снабжению тебя топливом и продуктами, обеспечением телевидением? Если уж ты желаешь быть независимым, значит, будь независимым во всем! Уже в этом виден весь бред саблинского ультиматума. Ну а теперь законный вопрос: а кто такие эти таинственные члены таинственного «ревкома корабля»? О неведомом революционном комитете мы еще будем в свое время говорить. Пока же на корабельных часах 4 часа 30 минут, и «Сторожевой», оставляя за кормой латвийский берег, мчится по просторам Рижского залива.

Стараясь максимально сохранить у экипажа иллюзию, что все на корабле идет по плану, Саблин старается давать узаконенные корабельным уставом команды. На выходе из Даугавы Саблин командует: «Якорь на место. Стопора наложить. Расписанным при плавании в узкости от мест отойти».

Старшины и матросы привычны к этим командам, а потому слыша их, не будут нервничать.

Из рассказа главного корабельного старшины А. Миронова: «Зазвучал горн, и раздалась команда: “Все по местам”. Я пошел проверять радиометрические установки. Мне было тревожно. Я пытался осмыслить происходящее. .. .Большинство ребят не понимало, что происходит. Было усвоено только одно: “По прибытии в Кронштадт нас отправят домой”.

Затем Саблин дает команду в ПЭЖ: “Самый полный ход”. Поворачивается к рулевому: “Держать курс на Ирбенский пролив”. Корабль быстро увеличивает скорость до 22 узлов, и за кормой вскипает белопенный бурун.

Но пассивное сопротивление мятежу продолжается, и в этот момент кто-то выключает автопрокладчик. Понимая, что в низах обстановка накаляется, Саблин решает взять инициативу в свои руки».

Из показаний капитана 3-го ранга В.М. Саблина 14 ноября 1975 года: «По трансляции я дал команду представителям боевых частей прибыть на ходовой мостик. Прибыли по два матроса от каждой БЧ, кроме БЧ-2. В течение 5 минут объяснил, что мы в Рижском заливе, дали радиограмму Главнокомандующему ВМФ и идем в Ирбенский пролив. Попросил обеспечить порядок на корабле и наблюдать за запертыми офицерами. Спросил: “Как дела?” Сообщили: “Все спокойно. Личный состав отдыхает”».

На допросе 8 января 1976 года Саблин дополняет эти показания: «Я сообщил представителям боевых частей, что корабль вышел в Рижский залив и полным ходом идет к Ирбенскому проливу, что в адрес Главнокомандующего дана радиограмма с нашим требованием и ожидается ответ на эту радиограмму. Я попросил довести это до сведения всего личного состава, поддерживать порядок на корабле, вести охрану и наблюдение за погребами и постами, где изолированы командир, офицеры и мичманы. Тут же мне доложили, что обстановка на корабле спокойная и личный состав отдыхает».

Побег ночью пока вполне оправдывался, так как после снятия с бочек большая часть команды (преимущественно молодые матросы) улеглась спать. Именно поэтому пока все внизу было относительно спокойно. Однако ракетно-артиллерийская боевая часть отказалась прислать к Саблину своих представителей, а это означало, что там после жарких споров старшины и матросы приняли решение не поддерживать мятеж. Информация, прямо скажем, была для Саблина тревожной, ведь на борту имеется лишь боезапас к орудиям, и если артиллеристы будут упорствовать в своем неприятии саблинских идей, он не сможет дать отпор в случае обстрела. Если бы заартачилась минно-торпедная БЧ-3, то и шут с ней, так как торпед и глубинных бомб нет, а тут БЧ-2!

Уж не знаю, вспомнил ли в этот момент Саблин знаменитую команду своего кумира «красного лейтенанта» Шмидта, который в начале обстрела мятежного крейсера «Очакова» кораблями Черноморской эскадры, картинно выкрикнув: «Комендоры, к орудиям!», благополучно сбежал с корабля, бросив и команду, и тех комендоров, которых он так красиво призвал драться... Но БЧ-2 не поддерживала Саблина, а значит, он был лишен возможности даже повторить знаменитую команду Шмидта. Что и говорить, не тот пошел нынче матрос, нет в нем революционной сознательности «потемкинских» и «очаковских» времен!

Тем временем из радиорубки постоянно сообщали, что командующий флотом непрерывно вызывает замполита на голосовую связь. Но о чем говорить с вице-адмиралом Косовым капитану 3-го ранга Саблину? Единственное, что будет делать командующий — это уговаривать остановиться и вернуться в Ригу. Замполит прекрасно знает, что Косов не поймет его идей, так стоит ли тратить время и нервы на бесполезные разговоры с человеком, который в данный момент ничего не решает? А потому Саблин приказывает на вызовы штаба Балтийского флота не отвечать. Сейчас его интересует лишь радиограмма из Москвы. А вдруг Москва примет его условия? В этом замполит «Сторожевого» почему-то был уверен, а потому радиограмму от Главкома ВМФ ждал с большим нетерпением.

И вот, наконец, в начале 6 часа утра на ходовой мостик вбежал шифровальщик Ефимов, сжимая в руке бланк расшифрованной радиограммы от командующего Балтийским флотом. Первую радиограмму от командующего БФ Саблин не стал даже читать. Сейчас же после отправления своей радиограммы в адрес Главнокомандующего ВМФ ему было важно узнать реакцию на нее. Я не знаю, что думал Саблин, беря в руки серый бланк шифровки, но полагаю, что волнение его переполняло. Прочитаем эту радиограмму вместе с Саблиным и мы:

«Исходящая внеочередная шифрограмма № 65000 05 часов 10 минут БПК “Сторожевой”, командиру, заместителю по политчасти, экипажу. По докладу ст. лейтенанта Фирсова нам известно, что корабль самостоятельно вышел в море и не исполняет приказания командования. Командующий флотом и член Военного совета флота. Приказываем немедленно стать на якорь. Исполнение доложить срочно. В случае невыполнения приказа силы флота, высланные для слежения за вами, применят оружие. Командующий БФ Косов, член Военного Совета Шабликов».

Прочитав радиограмму, Саблин меняется в лице. Вопреки его надеждам Москва не только отвергла все требования, в самой жесткой форме потребовав выполнить ее указания. То, что шифрограмма подписана Косовым и Шабликовым, дела не меняло, так как угрожать применением оружия Калининград мог лишь с разрешения Москвы. Итак, все, на что надеялся, о чем мечтал и во что столь яростно верил Саблин, окончилось полным провалом. По большому счету пора было поворачивать обратно в Ригу и нести свою покаянную голову на суд народный. Едва начавшись, его коммунистическая революция подошла к своему бесславному финалу. Никакого похода ни в Кронштадт, ни в Ленинград не будет — это было уже совершенно ясно. Во-первых, никто «Сторожевой» туда не пустит, да и делать там после отказа властей от выполнения его ультиматума уже просто нечего.

Но ведь Саблин тоже непрост! Не зря же он приписал в конце своей радиограммы на имя Главкома об ответственности Москвы за последствия в случае невыполнения его требований. Теперь, когда эти требования отвергнуты, он со спокойной совестью перекладывает эту ответственность на плечи Москвы, оставляя за собой право на ответный ход. На какой именно? Об этом наш разговор еще впереди.

А теперь посмотрим весьма любопытное заявление Саблина, сделанное им на допросе 12 января 1976 года: «Около 6 часов утра пришла радиограмма от командующего Балтийским флотом со ссылкой на Фирсова и требованием встать на якорь. Я не ответил, приказ не выполнил. Около 6 часов утра сообщили, что “Сторожевой” вызывает Балтийск. Я вначале приказал не отвечать, а затем дал команду передать на базу открытым текстом радиограмму-обращение “Всем! Всем! Всем!” Листки с текстом вручил Ефремову. Передали ли текст, мне неизвестно».

Как мы видим, в своих показаниях Саблин почему-то изменил время получения первой радиограммы на целый час. Вряд ли сделал он это из-за забывчивости. Мы уже знаем, с каким волнением ждал Саблин первую радиограмму, которая сразу отвечала на вопрос: быть или не быть замполиту «Сторожевого» вождем коммунистической революции. Поэтому время получения этой радиограммы — это время, когда рухнули все его призрачные планы, — Саблин не мог не запомнить. Но почему же Саблин врет, меняя время получения радиограммы? Зачем ему этот час? Очень даже зачем! В дальнейшем мы еще увидим, что Саблин также будет врать, занижая скорость «Сторожевого» и, наоборот, завышая время, когда корабль шел малым ходом. Все это он будет делать с одной лишь целью — снять с себя подозрения того, что он намеревался увести корабль в Швецию, и заставить всех поверить, что он, наоборот, терпеливо и долго ждал радиограмм из Москвы и Калининграда, маневрируя самыми малыми ходами по Рижскому заливу.

Примечательно, что на втором допросе 14 ноября 1975 года Саблин вообще обходит вопрос времени получения этой радиограммы командующего БФ стороной: «Радисты сообщили, что меня вызывает по радио Балтийск. Я приказал не отвечать. А если Балтийск еще раз вызовет, передать открытым текстом мое “Обращение к советскому народу”, начинавшееся словами “Всем! Всем! Всем!” Лист с текстом обращения я вручил Ефремову для передачи».

Вот полный текст знаменитого обращения Саблина к советскому народу и ко всем народам мира, которое должно было прозвучать в открытом эфире и, по мнению Саблина, явиться началом новой революции в России: «Всем! Всем! Всем! Говорит большой противолодочный корабль “Сторожевой”. Мы обратились через командующего флотом к ЦК КПСС и Советскому правительству с требованием дать возможность одному из членов нашего экипажа выступить по центральному радио и телевидению такого-то числа (так в тексте. — В.Ш.) с разъяснением советскому народу целей и задач нашего политического выступления.

Мы не предатели Родины и не авантюристы, ищущие известности любыми средствами. Назрела крайняя необходимость открыто поставить ряд вопросов о политическом, социальном и экономическом развитии нашей страны, о будущем нашего народа, требующих коллективного, именно всенародного обсуждения без давления со стороны государственных и партийных органов. Мы решились на данное выступление с ясным пониманием ответственности за судьбу Родины, с чувством горячего желания добиться настоящих, открытых отношений в нашем обществе. Но мы также осознаем опасность быть уничтоженными физически или в моральном смысле соответствующими органами государства или наемными лицами. Поэтому мы обращаемся за поддержкой нашего выступления ко всем честным людям нашей страны и за рубежом. И если в указанное нами время, день в 21.30 по московскому времени на экранах ваших телевизоров не появится один из представителей нашего корабля, просьба не выходить на следующий день на работу и продолжать эту телевизионную забастовку до тех пор, пока правительство не откажется от грубого попрания свободы слова и пока не состоится наша с вами встреча. Поддержите нас, товарищи! До свидания».

Любопытно, что на допросе сам Саблин подтвердил, что никаких требований в адрес руководства страны через командующего Балтийским флотом (как он написал в своем обращении) он не передавал, а на самом деле передавал через Главнокомандующего ВМФ. Это, разумеется, всего лишь деталь, но деталь весьма характерная для правдивости Саблина.

Забегая вперед, скажем, что у радистов хватило ума сочинение Саблина в эфир открытым текстом не передавать. Приказ есть приказ, но корабельные радисты обязаны были соблюдать правила связи в эфире, и то, что они положили обращение мятежного замполита «под сукно», делает им честь.

Между тем начала волноваться и дотоле относительно спокойная БЧ-5. Из ПЭЖа собравшиеся там «годки» потребовали к себе Саблина с разъяснениями происходящего. Игнорировать ПЭЖ Саблин не мог, а потому, оставив ходовой мостик на рулевых матросов, поспешил туда.

Из показаний капитана 3-го ранга В.М. Саблина 14 ноября 1975 года: «В 5 часов 30 минут из ПЭЖа по “каштану” (внутри-корабельная система трансляции. — В.Ш.) попросили зайти и рассказать о наших действиях. Спустившись в ПЭЖ, увидел почти всех подвахтенных БЧ-5, 20 старослужащих. Рассказал, что к 9 утра выйдем в Балтийское море, уменьшим ход и будем ждать ответа Главнокомандующего. Вернулся наверх».

На допросе 8 января 1976 года Саблин рассказал: «...Спустя 30 минут из ПЭЖа попросили зайти и рассказать об обстановке и наших делах. Предупредив рулевого Рогова, что в случае появления по курсу каких-либо судов он должен немедленно вызвать меня из ПЭЖа, я спустился туда.

В ПЭЖе собрались вахтенная и подвахтенная смены БЧ-5, около 20 человек срочнослужащих. Я очень кратко сообщил, что мы идем Рижским заливом к Ирбенскому проливу, что дана радиограмма Главнокомандующему ВМФ с напиши требованиями, ответ на которую должен быть дан в течение шести часов, т.е. в 10 часов. В ПЭЖе я находился не более пяти минут.

Выйдя из ПЭЖа, я увидел, что в столовой команды по левому борту также находится группа матросов около 20 человек. Они обратились ко мне с просьбой рассказать об обстановке на корабле. Я повторил коротко все то, что рассказал перед этим в ПЭЖе, сказав, что все мы делаем правильно, все идет хорошо, чтобы они не унывали и не теряли бодрости и уверенности».

Ну и как вам после этого Саблин? Радиограмму командования с непринятием его требований и приказом о немедленном возвращении в Ригу Саблин уже получил полчаса назад. Но это нисколько не мешает ему нагло обманывать старшин и маггросов БЧ-5, говоря им, что он эту телеграмму все еще ожидает. Впрочем, настоящему революционеру, как известно, совсем незачем быть порядочным. Мораль — удел сопливых интеллигентов. Собираясь переустраивать мир, можно не обращать внимания на подобные мелочи, ибо, как мы уже знаем, цель оправдывает средства. Так или почти так рассуждал Саблин, обманывая доверившихся ему матросов. Однако сразу напрашивается вопрос: обличая власть и всех вокруг в обмане и непорядочности, сам Саблин творит то же самое уже в самом начале своей попытки пробиться во власть. Сразу же возникает вопрос: желал ли он вообще что-то реально менять или только рвался к политической кормушке? Пусть каждый ответит в данном случае на этот вопрос сам.

Между тем Калининград почти непрерывно бомбардирует мятежный корабль все новыми и новыми шифрограммами.

Входящая шифрограмма № 174 от штаба БФ.

Принята 09.11.75 г. 05 часов 45 минут. Исполнил Ефремов.

«Командиру БПК “Сторожевой”, заместителю командира по политчасти, экипажу корабля. По докладу (на бланке написанного рукой шифровальщика характерная первоначальная запись «по доносу», потом зачеркнутая. — В.Ш.) ст. лейтенанта Фирсова нам известно, что корабль самостоятельно вышел в море и не исполняет приказания командования. Командующий флотом и член Военного совета флота. Приказываем немедленно стать на якорь. Исполнение доложить срочно. В случае невыполнения приказа силы флота, высланные для слежения за вами, применят оружие. Косов, Шабликов».

На бланке роспись Саблина и время приема — 09.11.75 г. 6 ч. 10 мин.

Входящая шифрограмма № 174 «секретно» 06 часов 10 минут.

«Командиру БПК “Сторожевой”, заместителю по политчасти. Немедленно стать на якорь. В случае неисполнения будет применено оружие сил флота» (без подписи).

Затем в ходовом посту появился лейтенант Дудник. Подумав как следует, он все же решил отказаться от поддержки Саблина. Сняв с себя портупею с кобурой и повязку «рцы», вернул их замполиту. По словам Саблина, он лишь сказал Дуднику:

— Да и иди ты отсюда!

И лейтенант ушел.

По словам самого Дудника, поняв, что Саблин делает что-то совсем из ряда вон выходящее, он поднялся к нему на ходовой пост и заявил:

— Вы угробите корабль и людей! Надо все это прекратить!

В ответ на это Саблин немедленно вызвал в ходовую рубку верного Шейна и тот под пистолетом отконвоировал «мятежного лейтенанта» под арест.

Из показаний Саблина на допросе 10 ноября 1975 года: «Офицеры Вавилкин и Дудкин вначале поддерживали меня, когда корабль шел по Даугаве, отошли от меня. Дудкин, назначенный дежурным, постоял некоторое время на ходовом мостике, снял портупею дежурного и сказал, что он тоже пойдет к себе. Я ему ответил: “Ну и иди!” Мичманы Величко и Бородай тоже проголосовали за одобрение моих действий, ушли в свои каюты и не выходили с момента снятия корабля с бочек. Мичман Гоменчук тоже находился в своей каюте и на мостик не поднимался».

Из архивной справки: «Дудник Василий Константинович, 1953 г.р., уроженец села Первая Богачка Полтавской области, командир стартовой батареи БЧ-2 БПК “Сторожевой”, лейтенант. Присутствовал при выступлении Саблина, дал согласие участвовать в угоне корабля и не воспрепятствовал осуществлению преступных намерений Саблина. Был назначен дежурным офицером по кораблю и по распоряжению Саблина организовал сбор и построение матросов и старшинского состава, перед которыми Саблин также выступил с антисоветскими заявлениями. По указанию Саблина выдавал военнослужащим ключи от помещений боевых частей и выполнял другие его поручения. Участвовал в предотвращении попытки группы офицеров и мичманов — арестовать Саблина. Во время отхода “Сторожевого” с рейда добровольно отказался от дальнейшего совершения преступных действий и был изолирован в своей каюте».

Из архивной справки: «Вавилкин Владимир Иванович, 1954 г.р., уроженец города Никольск Пензенской области, с августа 1975 г. помощник командира по снабжению БПК “Сторожевой”. Присутствовал при выступлении Саблина, дал согласие участвовать в угоне корабля и не воспрепятствовал осуществлению преступных намерений Саблина. По распоряжению последнего подготовил недельную раскладку продуктов питания личного состава “Сторожевого”. Однако, узнав об уходе с корабля ст. лейтенанта Фирсова и понимая, что о нарушении воинского порядка на “Сторожевом” станет известно вышестоящему командованию, отказался от дальнейшей поддержки действий Саблина. Без какого-либо сопротивления был изолирован вместе с другими офицерами и мичманами в одном из помещений корабля».

После сложения с себя полномочий дежурного по кораблю лейтенантом Дудником Саблин поручил эту миссию старшему электромеханику торпедному старшине 2-й статьи Стаднику. Именно он дал Саблину две обоймы патронов. По другим показаниям, дежурным по кораблю Саблин назначил старшину 2-й статьи Скиданова.

Из архивной справки: «Скиданов Александр Владимирович, 1954 г.р., уроженец села Мостовое Николаевской области, старший электромеханик БЧ-3 БПК “Сторожевой”, старшина 2-й статьи. Присутствовал при выступлении Саблина, дал согласие участвовать в угоне корабля и не воспрепятствовал осуществлению преступных намерений Саблина. В течение полутора часов охранял командира корабля Потульного и других офицеров и мичманов, незаконно арестованных Саблиным. Участвовал в изоляции ст. лейтенанта Сайтова, мичмана Калиничева и др. офицеров, которые предприняли попытку арестовать Саблина. Перед отшвартовкой “Сторожевого” по распоряжению Саблина руководил действиями личного состава боевой части № 3, а также проверял несение охраны арсенала и изолированных офицеров и мичманов. В 5 часов 9 ноября 1975 г. по приказанию Саблина был назначен дежурным по кораблю — выполнял поступавшие от Саблина команды по внутреннему распорядку на корабле и передавал их по боевым частям».

Затем по приказанию Саблина был произведен отбой и подъем личного состава корабля, он же командовал накрытием столов для завтрака и проведением приборки.

Как признает и сам Саблин, к этому времени несколько протрезвевшие мичмана, принявшие вначале сторону Саблина, начали осознавать, что вскоре им придется отвечать за свои преступления по полной программе, а осознав произошедшее, отчаянно перетрусили и стали разбегаться по своим норам-каютам. Первым скрылся от остальных самый «смелый» мичман Бородай, за ним закрылись в каютах и затаились мичмана Гоменчук и Калиничев. Последним решил самоарестоваться и мичман Величко.

Из архивной справки: «Гоменчук Александр Александрович, 1952 г.р., уроженец поселка Ильич Гомельской области, с августа 1975 г. старший баталер БПК “Сторожевой”, мичман. Присутствовал при выступлении Саблина, дал согласие участвовать в угоне корабля и не воспрепятствовал осуществлению преступных намерений Саблина. Участвовал в предотвращении попытки освобождения командира корабля Потульного, содержавшегося под арестом в помещении радиотехнического поста “Сторожевого”. После этого оказывал помощь Шейну в охране Потульного. Позднее добровольно отказался от дальнейшего совершения преступных действий».

Из архивной справки: «Калиничев Владимир Анатольевич, 1952 г.р., уроженец города Калининграда (областного), с февраля 1974 г. техник ЭТГ БЧ-5 БПК “Сторожевой”, мичман. Присутствовал при выступлении Саблина, дал согласие участвовать в угоне корабля и не воспрепятствовал осуществлению преступных намерений Саблина. Участвовал в предотвращении попытки освобождения командира корабля Потульного, содержавшегося под арестом в помещении радиотехнического поста “Сторожевого”. Позднее добровольно отказался от дальнейшего совершения преступных действий и вместе с группой офицеров и мичманов пытался обезоружить и арестовать Саблина, в связи с чем был изолирован».

Что касается участия мичмана Калиничева в последовавшем через несколько часов освобождении командира, то я в искренность его действий не верю. Хитрый мичман просто стремился набрать положительных очков в преддверии неизбежного расследования всех обстоятельств мятежа.

Из архивной справки: «Величко Валерий Григорьевич, 1953 г.р., уроженец города Рубежное Ворошиловградской области, с декабря 1974 г. техник счетно-решающих приборов РТС БПК “Сторожевой”, мичман. Присутствовал при выступлении Саблина, дал согласие участвовать в угоне корабля и не воспрепятствовал осуществлению преступных намерений Саблина. Участвовал в предотвращении попытки освобождения командира корабля Потульного, содержавшегося под арестом в помещении радиотехнического поста “Сторожевого”. Позднее добровольно отказался от дальнейшего совершения преступных действий, в связи с чем был изолирован матросом Шейным в своей каюте».

Тем временем летчики 668-го бомбардировочного авиационного полка уже готовились к нанесению удара по мятежному кораблю. Из воспоминаний генерал-майора авиации А .Г. Цымбалова: «Командир полка, как и требует боевой устав, начал принимать решение на удар по кораблю, заместители и начальники служб — готовить предложения по решению, штаб — выполнять необходимые расчеты, оформлять это решение и организовывать его выполнение. В общем, все происходило так, как учили в Военно-воздушной академии им. Ю. А. Гагарина, которую незадолго до этих событий закончил практически весь руководящий состав полка. Естественно, был поднят вопрос о том, что для действий по кораблю — высокопрочной цели — необходимы толстостенные фугасные авиационные бомбы, желательно калибра 500 кг. А под самолеты по тревоге были подвешены авиабомбы первого боекомплекта — ОФАБ-250Ш (осколочно-фугасные авиационные штурмовые, калибра 250 кг). Фугасные авиабомбы в полку были, но находились на складе в третьем боекомплекте. А так как удар по кораблю собирались выполнять условно, то и в решении на удар их подвесили на самолеты условно».