Владимир Шигин
ЗАГАДКИ ЗОЛОТЫХ КОНВОЕВ
÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷
«Чёрный принц»: легенды и факты
Водолазы ищут клады.
Только кладов мне не надо.
Я за то, чтоб в синем море
Не тонули корабли.
Из популярной песни
История легендарного «Чёрного принца» вот уже полтора столетия волнует умы людей. О «Чёрном принце» писали в своё время А.И. Куприн и С.Н. Сергеев-Ценский, М.М. Зощенко, Е.В. Тарле и Т.И. Бобрицкий. О «Чёрном принце» снято множество фильмов, к месту его гибели организовывались многие десятки, а то и сотни экспедиций. И сегодня тайна «Чёрного принца» — одна из самых интересных и волнующих загадок нашего прошлого.
Преддверие беды
В самом разгаре была печально известная Крымская война 1853–1856 годов. Англо-французские войска, высадившись в Крыму, попытались было взять Севастополь. Однако, потерпев полную неудачу в первом штурме, союзники вынуждены были приступить к осаде города. Осадная армия нуждалась в постоянном пополнении припасов, а потому к крымским берегам почти из всех стран Европы непрерывным потоком шли груженые транспорты. Главной базой английской армии в Крыму стала Балаклава.
Балаклавская бухта, глубокая и прекрасно защищённая, была почти идеальной стоянкой для флота. При длине около 1 версты и 100 саженей и ширине около 100 или 150 саженей Балаклавская бухта имела глубину от 4 до 18 саженей, и наиболее глубоко сидящие суда того времени свободно могли стоять в ней. Бухта тянулась с севера на юг и у выхода делала крутой поворот к западу; потом ещё более резко поворачивала в другую сторону, к юго-востоку, огибая обрывистую скалу с остатками генуэзской цитадели, и выходила в открытое море. Скала с генуэзским замком защищала бухту с юга от морских волн, но в то же время делала вход в неё трудным, а в бурю — просто невозможным. Обогнуть при сильном ветре и крупной волне скалу (и для этого делать на небольшом пространстве крутые повороты) было для парусных кораблей и больших пароходов почти неосуществимым маневром.
На несколько вёрст в обе стороны от выхода из гавани тянулся скалистый берег высотой от 50 до 200 саженей, отвесной стеной обрывавшийся к югу, в открытое море. Глубина здесь была велика и уже на небольшом расстоянии от берега достигала 30–40 саженей..
Этот внешний рейд Балаклавы был пригоден как якорная стоянка только в тихую погоду или при северном ветре, от которого защищал высокий берег. Но при ветре с открытого моря, то есть юго-восточном, южном или юго-западном, волны катились без всякого препятствия до самых береговых скал, острыми рёбрами поднимавшихся из глубины. Застигнутый южным ветром на внешнем Балаклавском рейде, корабль должен был поспешно уходить в открытое море, а если время было упущено и волны и ветер уже не позволяли удалиться, то вся надежда была на якорь и крепость якорного каната. Однако грунт морского дна перед Балаклавой плохо удерживал корабельные якоря.
Такова была английская база. Здесь англичане высаживали войска и выгружали боевые и всякие другие припасы для армии, устраивали склады и отсюда впоследствии выстроили рельсовый путь к своим позициям под Севастополем В бухте всегда находилось несколько десятков кораблей.
С началом войны английское правительство зафрахтовало для перевозки войск и амуниции в Крым более 200 торговых судов, принадлежавших частным компаниям, которые и осуществляли большую часть перевозок.
В конце сентября 1854 года в Крым был отправлен английский пароход «Принц» (в ряде источников его именуют несколько иначе — «Принц-регент»). «Принц» вёз зимнюю одежду для британской армии, различные припасы и некое количество золота.
Британская газета «Иллюстрейтед Лондон Ньюс» писала 16 декабря 1854 года: «Среди грузов, принятых «Принцем», находились вещи: 36 тысяч 700 пар шерстяных носков, 53 тысячи шерстяных рубах, 2500 постовых тулупов, 16 тысяч простыней, 3750 одеял. Кроме того, ещё можно назвать число спальных мешков — 150 тысяч штук, шерстяных рубашек —100 тысяч, фланелевых кальсон — 90 тысяч пар, около 40 тысяч одеял и 40 тысяч непромокаемых шапок, 40 тысяч меховых пальто и 120 тысяч пар сапог».
От десятков других британских судов, обслуживавших воевавшую в Крыму армию, «Принц» отличался тем, что был на то время совершенно новым трёхмачтовым винтовым пароходом водоизмещением более 3000 тонн (тогда это было очень много). Кроме того, «Принц» имел стальной корпус и довольно мощную паровую машину. Столь совершенный пароход решено было задействовать для перевозок особо ценных грузов. Плавание к берегам Крыма осенью 1854 года было для «Принца» первым серьёзным испытанием. От Англии до Константинополя «Принц» дошёл вполне благополучно. Спокойно пересёк он и слегка штормившее осеннее Чёрное море.
Из официальной хроники:
««Принц» был винтовой пароход в 2700 тонн, только что построенный и принадлежавший частной компании. Английское правительство зафрахтовало и послало его первым рейсом в Балтийское море с десантным отрядом французских войск. Выполнив поручение, «Принц» вернулся в Англию, где принял разнообразные грузы для крымской армии. В это время правительство приобрело его и сменило на нём весь личный состав. Затем «Принц» отплыл из Англии и прибыл в Константинополь. Начальник константинопольских английских госпиталей стал требовать выгрузки адресованных ему медикаментов, но требование осталось без исполнения: никто из нового командного состава не знал точно, в каком месте трюмов находятся медикаменты, а розыски их требовали продолжительного времени — пришлось бы выгружать тяжёлые артиллерийские припасы, лежавшие над ними. Между тем была настоятельная необходимость как можно скорее доставить в Крым шесть рот 46-го полка, которые находились на борту «Принца». Поэтому «Принц» снялся из Константинополя и, прибыв в Крым, высадил их в Камышевой бухте. Эти роты в тот же вечер, несмотря на утомление, полное незнакомство с местностью и обстановкой осады и совершенную неопытность в несении боевой службы, были отведены и поставлены на передовых позициях».
27 октября 1854 года российская армия в Крыму перешла в наступление. Произошло знаменитое Балаклавское сражение, в котором англичане потерпели сокрушительное поражение. Русская кавалерия дошла до деревни Кады-киоя, расположенной верстах в двух от Балаклавы. Англичанам лишь с трудом, при поддержке французов удалось остановить русское наступление.
Английское командование было встревожено нападением, ожидало нового и не исключало вынужденной и поспешной эвакуации Балаклавы. Неуверенность англичан в прочности владения городом была столь велика, что давала иногда место для преждевременных распоряжений об эвакуации. Так, в ночь на 10 ноября английский адмирал послал адъютанта объехать все суда, стоявшие в бухте, с приказом приготовиться к немедленному выходу в море, так как, по полученным сведениям, русские стали наступать и, возможно, займут город.
Находясь в таком тревожном состоянии, английское командование старалось уменьшить количество кораблей, стоявших в Балаклавской бухте. Вновь прибывающие с моря суда могли входить в неё только с разрешения командира порта, а не получая его, становились на якорь в открытом море, у отвесных скал балаклавского побережья.
В первых числах ноября перед входом в бухту собралось более 20 кораблей и пароходов.
Утром 8 ноября «Принц» подошёл к Балаклаве, конечной точке своего плавания. Здесь ему предстояло разгрузиться. Однако в небольшую Балаклавскую бухту, которая к тому времени была уже давно переполнена разгружавшимися судами, «Принца» не пустили. Как и многие другие подходящие суда, он должен был ждать своей очереди под разгрузку на внешнем рейде. Ситуация самая обыкновенная.
Капитан «Принца» решил ждать своей очереди неподалёку от входа и отдал якорь на траверзе бухты.
Однако здесь «Принцу» серьёзно не повезло. При отдаче основного станового якоря — дагликса что-то произошло с якорным канатом, и якорь стремительно ушёл на дно. Немедленно отдали второй якорь, но с ним произошло то же самое. Второй якорь — плехт тоже навсегда ушёл в воду. Ситуация достаточно странная. Объяснить потерю одного якоря нерасторопностью боцмана и баковой команды ещё можно. Но потерю сразу двух якорей объяснить только лишь ошибкой команды уже трудно.
Вероятно, «Принцу» просто-напросто достались старые, плесневелые канаты, которые не выдержали нагрузки. С началом войны из адмиралтейских складов, как обычно, выгребали всё, что было можно. Адмиралтейство отправляло эскадру за эскадрой на Чёрное море, на Балтику, на Дальний Восток, в Белое море. Лучшее, как обычно, забирали на боевые корабли, а вспомогательным судам приходилось довольствоваться тем, что оставалось.
Возможно, на «Принце» вместо якорных канатов была применена якорная цепь (именно в это время начинается их внедрение в британском флоте). Цепь могла иметь не слишком удачную конструкцию стопоров якорной цепи. Спешка, вызванная военной необходимостью, могла не дать возможности провести всесторонние испытания стопорного устройства, за что и пришлось расплачиваться. Можно предположить, что некачественными (имевшими внутренние раковины) были и звенья якорных цепей. В первые десятилетия применения якорных цепей именно это и было самым типичным их недостатком.
Как бы то ни было, но в течение пяти минут пароход потерял оба своих становых якоря на глубине примерно 35 саженей. Любопытно, что в английской книге «Последняя кампания», изданной в 1857 году, говорится о потере «Принцем» сразу двух якорей и подчёркивается, что «это очень обыкновенная вещь на вновь построенных кораблях, поспешно приготовленных для выхода в море». Таким образом, даётся вывод не об ошибках команды, а о некачественном корабельном оборудовании.
Из официальной хроники:
«8 ноября утром «Принц» прибыл к Балаклаве и остановился на внешнем рейде, то есть в открытом море, на глубине не менее 35 саженей. Он бросил один якорь. Якорный канат побежал по клюзу (отверстие в борту), и команда с удивлением и тревогой увидела, что конец его мелькнул в воздухе и исчез под водой. Один якорь вместе с канатом был потерян. Тогда, не удостоверившись, исправлен ли второй якорь и в порядке ли его канат, бросили его; но и этот канат не удержался и вместе с якорем исчез за бортом. «Принц» остался без якорей.
В английской прессе того времени обсуждался вопрос о причине потери «Принцем» обоих якорей. Газетой «Морнин Гералд» было указано, что на «Принце», как это часто бывает на вновь построенных судах, спешно отправляемых в море, якорные канаты были лишь уложены на место, но концы их оставлены незакреплёнными, с тем чтобы прикрепить их в более свободное время, но в суматохе последних приготовлений про канаты забыли и оставили их совсем не закреплёнными. Моряки, дававшие по этому поводу показания следственной комиссии, высказывали различные предположения, сводившиеся, в общем, к тому, что канаты не были закреплены надлежащим образом».
На борту «Принца» оставалось ещё несколько небольших вспомогательных якорей, но полагаться на них было нельзя. Чтобы не оставаться близ балаклавских скал, капитан «Принца» Гудель вполне разумно решил отойти мористее. Не желая дрейфовать (что было вблизи скал весьма опасно), он договорился с капитаном ост-индийского почтового судна «Язон» о том, чтобы ошвартоваться к его корме. Якоря «Язона» хорошо держали грунт, и «Принц» мог дожидаться своей очереди под разгрузку.
Впоследствии (1860) об этом писал английский историк Вудз в своей книге «Последняя кампания».
Из официальной хроники:
«Потеряв оба якоря, «Принц» привязался к корме стоявшего поблизости корабля «Язон» и простоял там ночь, а 9 ноября утром бросил свой запасной якорь. Затем было послано в Балаклаву начальнику порта сообщение, что «Принц», лишившись двух главных якорей, стоит на одном, малом, с ненадёжным канатом и что необходимо впустить его в гавань и прислать для ввода буксирное судно.
Но начальник порта, капитан Декре, отказал под предлогом тесноты в бухте; когда же ему указали, что места было вполне достаточно, он ответил, что нет свободных буксирных судов. После такого ответа «Принц» остался у Балаклавы только потому, что на нём находилось тёплое платье, крайне необходимое для армии, и комиссариат (учреждение, ведавшее снабжением) требовал выгрузить его как можно скорее. Вместе с тем капитан надеялся на паровую машину, которая позволила бы «Принцу» уйти от берега в случае бури.
Начиная с 8 ноября состояние погоды на всём пространстве Мраморного и Чёрного морей и по прилегающим берегам было бурное, переменчивое. То появлялось солнце и светило с силой, не обычной, по мнению англичан, для того времени года, то поднимались с моря тучи и затягивали всё небо, чтобы через несколько часов снова дать место солнцу. Иногда ветер переходил в бурю, срывавшую палатки в лагерях на плоскогорье и опасную для судов, стоявших у Балаклавы и Качи.
10 ноября военные власти обратились с запросом к начальнику порта о том, когда «Принц» будет введён в гавань и груз его, настоятельно нужный для армии, будет снят на берег. Они услышали в ответ, что «Принца» введут в гавань, когда ослабеет ветер, дувший с большой силой прямо в бухту и поднявший значительное волнение.
В этот день было ещё возможно войти в гавань, и два парусных транспорта, пришедшие к Балаклаве с сухарями для армии, вошли в бухту и стали разгружаться, не спрашивая разрешения начальника порта, хотя тот и требовал немедленного их удаления.
11 ноября начальнику порта снова было указано на необходимость ввести «Принца» в бухту, но он ответил, что это станет возможным лишь по уходе из гавани одного из кораблей. Возражение было неосновательно, так как в тот день в бухте стояло не более 30 кораблей, а она могла вместить 200».
Однако очередь судов на вход в Балаклаву была очень велика, а стоять у борта «Язона» «Принц» мог только при спокойной погоде. Волнение моря меж тем постепенно усиливалось. Учитывая это обстоятельство, капитан Гудель в сопровождении лейтенанта Хитченсона отправился шлюпкой к начальнику порта капитану Декре. Сообщил, что «Принц» потерял свои становые якоря, и попросил разрешения на этом основании войти в гавань вне очереди.
Однако капитан порта ему отказал, сославшись на то, что гавань забита судами и для стоянки «Принца» нет места.
Тогда (как сообщает британское издание «Последняя кампания») капитан Гудель якобы указал Декре на место, где он мог бы поставить свой пароход. Однако капитан порта вновь категорически отказался от этого. Он заявил настырному Гуделю, что свыше 30 судов дожидаются своей очереди на вход в бухту, но при этом пообещал непременно дать «Принцу» новый якорь, сказав, что пока пароход должен оставаться в море.
10 ноября к начальнику порта прибыл генерал-квартирмейстер армии и приказал срочно начать разгрузку «Принца»: прибывший груз был крайне необходим.
На это капитан Декре ответил, что разгрузка «Принца» сейчас невозможна из-за сильного волнения, но в ближайшие дни он пустит «Принц» в бухту.
11 ноября капитан «Принца» Гудель снова явился к начальнику порта и снова стал настойчиво просить войти в гавань: рискованно было оставаться в море, имея лишь вспомогательные якоря.
Декре отреагировал на это весьма резко, сказав, что Гуделя ожидает судьба капитана «Резолюта» Левиса, который только вчера был арестован за слишком настойчивое требование вне очереди войти в бухту. Кроме того, Гуделю было объявлено, что «Принц» останется в море до тех пор, пока не выйдет из бухты пароход «Виктория», на место которого к причальной стенке «Принц» затем и станет.
Эти слова капитана Декре оказались поистине пророческими и в скором времени полностью подтвердились самым неожиданным образом. Дело в том, что пароход «Виктория» из Балаклавской бухты так и не вышел. Во время последовавшего вскоре шторма он затонул прямо в бухте, столкнувшись с «Эвоном». Что касается «Принца», то он также остался в море навсегда Однако не будем забегать вперёд.
В полдень 11 ноября погода резко изменилась. Подул свежий зюйд-вест, небо покрылось низкими тучами, и на море поднялось сильное волнение.
Балаклавская катастрофа
К утру 12 ноября ветер и волнение ещё более усилились. Все стоявшие на внешнем рейде суда вынуждены были отдать по два становых якоря и вытравить свыше 100 саженей каната. Так как «Принц» имел лишь ненадёжные вспомогательные якоря, то капитан Гудель поднял пары, вполне разумно решив удерживать своё место машиной.
Из официальной хроники:
«В ночь на 12 ноября ветер достиг силы бури. Команды стоявших на внешнем рейде судов пережили тревожное время и говорили, что им не придётся уже плыть домой. 12 ноября утром многие из капитанов приехали к начальнику порта, требуя разрешения войти в бухту и снимая с себя ответственность за последствия дальнейшего пребывания на внешнем рейде. Начальник порта не дал согласия, заявив, что не имеет права впустить их в гавань.
12 ноября в море у Балаклавы стояли четыре военных корабля и значительное количество транспортов. Они вынуждены были бросить вторые якоря, так как весь день дул южный ветер значительной силы и развёл крупную волну. Лучший и наиболее ценный среди них, «Принц», стоял на единственном сохранившемся якоре, но поднял пары, и машина его была готова к работе.
В этот день адмирал Лайенс, стоявший вне бухты на корабле «Агамемнон», снялся с якоря и ушёл на соединение с флотом у Качи, причём рекомендовал и остальным судам уходить. Но парусники уже не могли двигаться в море против ветра и громадных волн, а пароходы не обладали достаточно сильными машинами, чтобы отбуксировать их.
13 ноября ветер не уменьшался. Показания барометра стремительно падали, а это значило, что следует ожидать серьёзного шторма На находившихся на внешнем рейде судах стали готовиться к неизбежному. Как писала британская «Таймс», над лагерем осаждавших 13 ноября разразилась буря. Она началась около семи часов утра. Ей предшествовали дождь и шквал. Около десяти часов положение было безнадёжное».
Несколько капитанов, предвидя жестокий шторм, ушли в открытое море, чтобы не быть вблизи скал Балаклавской бухты.
Из официальной хроники:
«13 ноября погода несколько успокоилась, но небо было покрыто густыми тучами и шёл непрерывный дождь. Хотя барометр и падал, но ничто не предвещало резкого ухудшения погоды по сравнению с предыдущими днями. Ночью ветер дул с юго-запада, был тёплый для того времени года и постепенно слабел, но около рассвета 14 ноября задул опять с бешенством и усиливался, пока не обратился в ураган невидимой и неслыханной на Чёрном море силы. В лагерях, на высотах, его почувствовали часа на два раньше, чем в Балаклаве. Около шести часов спавшие люди были разбужены порывами ветра, который стал выворачивать из земли деревянные колья палаток, рвать полотнища, ломать шесты. Вскоре не осталось ни одной целой палатки.
Лагерь покрылся полуодетыми людьми, которые под проливным дождём, в грязи гонялись за летящей по ветру одеждой или пытались удержать опрокинутые палатки, наваливая на них камни. Лошади срывались с коновязей и скакали по разным направлениям, ища убежища Ревущий ветер опрокидывал и ломал нагруженные повозки, сбивал с ног и калечил людей. Сложенные на складах бочки рома катились по лагерю, подпрыгивая на камнях. Пятипудовые кипы прессованного сена крутились по земле, катясь по ветру к Севастополю. Большое стадо баранов бросилось в ту же сторону и почти целиком погибло. Наконец не выдержали госпитальные палатки, и несчастные больные и раненые, полуголые, оказались в грязи под проливным дождём и резким ветром Во французском лагере большое деревянное госпитальное здание было разрушено, и доски летали по воздуху, как сухие листья. Ещё тяжелее было положение тех, кто был в окопах, так как последние быстро наполнились водой.
Около 12 часов ветер уклонился к западу и стал холоднее. Дождь сменился изморозью, а потом снежной бурей, которая вскоре придала всему окружающему зимний вид. Полузамёрзшие и голодные солдаты и офицеры не имели даже возможности развести огонь.
Приведённое описание взято из письма корреспондента лондонской газеты «Морнин Геральд», прибывшего в Крым через несколько часов после бури. День 14 ноября был как бы предсказанием надвигающейся жестокой зимы, которую предстояло вынести осаждающим. Но в самой Балаклаве дело обстояло во много раз хуже, чем в лагере. Утром 14 ноября здесь, на внешнем рейде, находились 4 военных парохода, 4 паровых транспорта, в том числе «Принц», 10 парусных транспортов и 4 частных парусника, всего 22 судна. В гавани стояли около 30 разных кораблей».
Наконец на рассвете 14 ноября показания барометра упали с такой невиданной быстротой, что это многих привело в замешательство.
В семь часов утра хлынул сильнейший дождь, ударила молния, и юго-восточный ветер с неслыханной силой пронёсся над Балаклавой.
Этот порыв ветра сорвал крыши со многих домов и опрокинул почти все лагерные палатки.
Когда задул ураганный ветер, командующий союзным флотом адмирал Лайонс приказал всем линейным кораблям выйти в открытое море.
Ветер усиливался, пока наконец не превратился в ураган огромной силы. Пенящиеся валы вздымались до неба. Несколько небольших судов разбило о скалы. Многие имели повреждения, но пока держались.
К девяти часам утра неожиданно наступило затишье. Ветер почти прекратился. Волнение на море тоже вроде бы стало немного ослабевать. Всем казалось, что всё худшее позади. Увы, они жестоко ошибались!
Внезапно в начале десятого слабый зюйдовый ветер перешёл в остовый. И опять, как и в первый раз, стал резко усиливаться, пока не превратился в жесточайший шторм. «Был такой ураган, какого никогда не видели в Англии», — сообщил очевидец катастрофы.
Внезапно вся масса кораблей, загнанная ветром к северу, неудержимо понеслась к скалам. При этом ветер и волны были такой неслыханной силы, что ни о каком сопротивлении не могло быть и речи. Это был самый настоящий форс-мажор, когда ни опыт капитанов, ни доблесть матросов ничего не могли изменить. Оставалось молиться и надеяться на чудо. Но чуда не произошло.
Вскоре около 30 судов разных конструкций — от небольших каботажных парусных бригов до огромных и мощных транспортов — были на краю гибели. Скорость ветра к этому времени достигала более 72 миль в час По свидетельству очевидцев, люди на штормующих судах передвигались по палубе только ползком. Всех, кто пытался встать в рост, сразу же сметало за борт ужасающими порывами ветра. Спасать их даже не пытались…
Из официальной хроники:
«Всё утро 14 ноября на Балаклавском рейде дул сильный южный ветер, принявший в 7.30 часов утра угрожающие размеры. Парусные корабли уже не могли уйти в море. Видя, что погода ухудшается, капитан парохода «Лондон» приказал обрубить якоря и пошёл в открытое море, медленно двигаясь против ветра. Проходя мимо «Принца», он сигналом сообщил, что погода вскоре ещё ухудшится, и советовал уйти в море, но этот совет не был исполнен «Принцем».
В 9 часов буря достигла силы, которой ничто не могло противостоять. Волны, ударяясь об утёсы берега, взмывали на половину их высоты, и водная пыль, перелетая через утесы, густым дождём падала на Балаклаву. Низкие тучи закрывали дневной свет; брызги, дождь и град позволяли видеть лишь на близком расстоянии. Изредка прорывались лучи солнца, и тогда можно было заметить гибнущие на внешнем рейде корабли. Первым сорвался с якорей один из лучших парусников английского флота «Рипван-Уинкль». Через минуту громадный вал поднял его на вершину и боком ударил о скалы. По словам очевидцев, удар напоминал взрыв, и корабль сразу разбился вдребезги. Вся команда погибла. Через 10 минут с якорей сорвались ещё два парусника и погибли таким же образом. Двоим или троим людям из их команды удалось удержаться на камнях. Их вытащили канатами на вершину берега. Все корабли более или менее быстро дрейфовали к скалам. Скоро сорвался с якорей и был разбит о берег четвёртый парусный транспорт. После этого на несколько минут наступило успокоение, туман поредел, и по вершинам скал можно было видеть толпы людей, смотревших на происходившее внизу разрушение.
Появлялась надежда, что буря идёт к концу, но она не оправдалась. Ветер возобновился с такой силой, что у находящихся на берегу людей осталось, по выражению очевидца, одно только чувство — инстинкт самосохранения.
Пятый корабль сорвался с якорей и разбился о берег».
Ситуация осложнялась и тем, что нигде поблизости не было пологого берега, только отвесные скалы окружали внешний рейд. Поэтому даже в самой критической ситуации выброситься было некуда. А это означало одно — смерть. Первым погиб транспорт «Прогресс», за ним — французский «Резолют» с грузом пороха…
Самые отчаянные пытались проскочить в узкое горло бухты, с тем чтобы избегнуть скал. Увы, почти никому из них не удалось этого сделать.
Пароход «Эвон», игнорируя приказание коменданта Балаклавского гарнизона Кристи, снялся с якоря и начал прорываться в бухту. При этом он столкнулся с транспортом «Виктория», сорвав его с якорей («Виктория» затем ударилась о скалу и погибла). Неутомимый «Эвон» врезался в транспорт «Кенилберт», который также впоследствии затонул. «Эвон» всё-таки проник в Балаклавскую бухту, и ему удалось спастись.
Газета «Таймс»: «Сквозь сероватый туман видны были вдали на пушечный выстрел тени четырёх больших винтовых кораблей, извергающих столбы дыма и тяжело качающихся на волнах. Ближе, при входе в бухту, целая эскадра паровых фрегатов с пылающими печками качалась и ныряла в беспорядке посреди множества других малых кораблей. Один парусный фрегат, сорванный с якорей, бросился в середину двух больших пароходов. Машины их были бессильны против ярости урагана. Эти три корабля заградили вход в гавань. Порвись хоть один швартов, все три погрузились бы в воду в бухте с отвесными берегами, и не спасся бы ни один человек».
Более трёх десятков судов один за другим разбивались о скалы. Берег был усеян корабельными останками и изувеченными трупами. Последних было так много, что они лежали в несколько слоев. Это была огромная по своим ужасающим масштабам трагедия во всей истории мореплавания.
Одна из английских газет того времени, сообщая о гибели флота в Балаклаве, уклончиво писала: «Агенты адмиралтейства нуждались в благоразумии и в познаниях». По-видимому, эти слова следует понимать в том смысле, что английское командование допустило непростительную ошибку, приказывая приходящим судам находиться близ балаклавских скал. Впрочем, вероятно, во время войны при необходимости бесперебойного снабжения сражающейся армии иного выхода у британских адмиралов не было.
Менее чем за час погибли 30 груженных припасами судов со своими командами. Среди них и «Принц». Гибель этого новейшего парохода была ужасной.
Сегодня можно уже достаточно точно восстановить картину трагедии «Принца». Несмотря на то что пароход своевременно поднял пары, он начал дрейфовать к берегу одним из первых. Отданные от отчаяния небольшие вспомогательные якоря удержать его при таком сильном напоре ветра и волн, разумеется, не могли. Одним из первых «Принц» стал приближаться к скалам. Чтобы хоть как-то снизить парусность судна, команда принялась рубить мачты.
Видя, что это мало помогает, капитан Гудель решился на последнее — идти на прорыв в бухту. Опытный Гудель не мог не понимать, что шансов на успех почти нет. Но что ему ещё оставалось делать?
К чести Гуделя, он сумел правильно рассчитать свой манёвр. Капитан умудрился развернуть пароход так, что штормовые волны сами понесли его прямо в бухту. Казалось, спасение рядом. Но именно в этот решающий момент на «Принце» упала срубленная бизань-мачта, и её обломки повисли за кормой. Через несколько мгновений остановился запутавшийся в свисающем такелаже винт. Это был конец.
Ураган с неимоверной быстротой швырнул беспомощный пароход на скалы, и после трёх сокрушительных ударов о каменные клыки «Принц» затонул.
Первый удар, по рассказам очевидцев, был сравнительно слабый. «Принц» ударился кормой и был отброшен от скал. Появилась робкая надежда, что судно продержится ещё какое-то время. Но гигантская волна подняла его на вершину и со всего маху бросила на отвесные камни. После этого сильнейшего удара находившиеся на берегу люди с ужасом увидели вместо парохода некое месиво из железа и дерева. Третьей волне осталось лишь добить истерзанный остов. Развалившиеся на части останки «Принца» скрылись в тучах брызг и пены. С пароходом было покончено в течение нескольких минут.
В английской печати в своё время промелькнуло сообщение, что матросы с «Принца» спаслись, привязав себя к спасательным ракетам. Водонепроницаемые и полые ракетные гильзы помогли матросам продержаться на плаву, пока их не выбросило на берег.
Примерно к 10 часам утра всё было кончено — разбитый «Принц» со своим золотом и другим ценным грузом был на дне.
Из описания гибели «Принца» в официальном печатном органе российского флота, журнале «Морской сборник» (№ 2 за 1855 год):
««Принц», великолепный новый винтовой пароход, в первое же своё путешествие разделил участь несчастных своих товарищей. Дрейфуемый на скалы, он подобно «Кенилвоурзу» разбился в куски. В то время как буря с полной яростью разразилась над ним, он стоял на якорях на глубине двадцать пять сажен. Капитан Гудель и агент адмиралтейства капитан Байтон приняли самые энергичные меры для спасения парохода, и, по общему их согласию, все мачты парохода были срублены. К несчастью, при исполнении этой работы такелаж бизань-мачты попал в круг действия винта и в нём запутался. От этого пар переменил своё действие, движение машин сделалось неправильным, и корабль потерял свою паровую силу. Прошло немного времени после этого несчастья, как цепь левого якоря порвалась. А правый якорь, не имея сил удержать корабль на месте, начал тащиться по грунту, и пароход быстро дрейфовал к скалистому берегу. Очевидно, что в это время судьба несчастного корабля была уже решена. Капитан Гудель и капитан Байтон, сняв с себя тяжёлую одежду, объявили собравшемуся экипажу, что с их стороны ничего не было упущено для спасения корабля и что теперь каждый должен заботиться только о своей личной безопасности. В четверть десятого часа утра пароход разбился. В это время море было столь бурно, что через пятнадцать минут после первого удара в скалу никаких следов от парохода не было уже видно. Из 150 человек, бывших на корабле, спаслись только мичман Котгрев и шесть матросов».
После этого ураган свирепствовал над Чёрным морем ещё несколько часов. И хотя в полдень ветер переменился, шторм не затихал. Стало холодно. Пошёл мокрый снег. Началась снежная буря, которая продолжалась до вечера.
Паровой фрегат «Ретрибьюшен», бросив три якоря, полным ходом шёл в море. Буря заставляла его дрейфовать к берегу по полмили в час. Стремясь облегчить корабль, команда выбрасывала за борт ядра, уголь и пушки. Одна из тяжёлых пушек преждевременно была сорвана сильным размахом фрегата с места и каталась по палубе, калеча людей, пока её не удалось остановить.
Капитан парохода «Эвон», сознавая неминуемость гибели, решился на отчаянный шаг. Пользуясь тем, что его судно стояло против входа в бухту, он обрубил якоря и направил его туда Несмотря на полный задний ход, данный 800-сильной машине, буря погнала пароход со скоростью 10 узлов в гавань. «Эвону» удалось благополучно проскользнуть через извилистый вход, но стоявшим в гавани судам он причинил большой вред.
Давая впоследствии парламентской следственной комиссии показания, капитан «Эвона» сказал, что уже почти считал свой пароход погибшим, однако вошёл в гавань в самый разгар урагана. На вопрос, как ему удалось это сделать, он сказал лишь: «Не знаю».
Из-за отсутствия прочных столбов для причаливания корабли срывались с мест стоянки и дрейфовали к концу бухты, где садились на мель. При этом они сталкивались, наваливались один на другой, ломали борта, мачты, бугшприты. Некоторые кренились так, что концы рей касались воды, на других верхушки мачт ломались, как тростник.
Английский историк Нолен сообщает факт, кажущийся невероятным: ветер выбрасывал шлюпки из воды на сушу на расстояние нескольких саженей от берега. В самом городе некоторые дома были почти разрушены, со многих домов сорвало крыши. Сорокалетние деревья у бухты вырывало из земли с корнем.
Флот, находившийся у Качи в Евпатории и в Камышевой бухте, пострадал от бури не меньше.
Направление бури несколько раз менялось. С утра ветер дул с юга; около 10 часов резко переменился на западный, а после 12 часов стал дуть с юго-востока, принося снег и град.
Английские источники сообщают, что в Камышевой бухте были выброшены на берег почти все транспорты, но человеческих жертв было немного благодаря прекрасной организации и порядку. К вечеру 14 ноября буря стала утихать.
Корреспондент газеты «Морнин Гералд», приехавший из Константинополя через несколько часов после прекращения бури, писал, что весь берег от Бельбека до Балаклавы был покрыт обломками кораблей, остатками грузов, порванными снастями, тюками сена, одним словом, остатками и обломками всего, что было необходимо для большой армии и флота в течение продолжительного времени. Часть имущества с погибших кораблей была спасена; остальное было сожжено, чтобы не досталось русским.
Но самый страшный вид был в Балаклаве. На внешнем рейде на крупных волнах носились обломки кораблей и сотни трупов, а самая гавань была завалена обломками ящиков, повозок и кипами прессованного сена.
На внешнем рейде Балаклавы погибли восемь парусных кораблей и один пароход. Из их команд спасены 28 человек. Получили тяжёлые повреждения три парохода и шесть парусных кораблей. Всего во время бури 14 ноября у крымского побережья погибли 20 судов и более 40 получили тяжёлые повреждения. Англичане потеряли в этот день 1000 человек и на 15 миллионов рублей грузов.
Почему произошла трагедия?
Утром следующего дня море было поразительно спокойно. Ветра не было и в помине. Сияло солнце. Ничто уже не напоминало о трагедии, которая произошла здесь накануне.
…На Балаклавском рейде в тот страшный для союзников день погибли: американские транспорты: «Прогресс», «Вэндерер», «Кенилбэрт», английские пароходы «Принц», «Резолют», «Рирван», «Вэлдуэв», «Пэнола», «Виктория», «Вентворз» и «Мальта». Только лишь чудом в этот день удалось спастись транспорту «Вулкан», на котором в то время находились русские военнопленные.
Из сообщений английской печати: «…Другое судно набежало на разбитый остов генуэзского корабля, затонувшего за неделю перед тем с полным грузом военных припасов, и стало носом к ветру… Опасная скала была буквально покрыта размоченными сухарями и мукою, превратившейся в тесто. Третье, четвёртое суда покрывали берег разбитыми своими членами. Пятое, брошенное на глубину бухты, представляло самое печальное зрелище..»
В этот трагический для Англии день в устье реки Качи затонули крупные транспорты «Ганг», «Бодвэл», «Турен», «Лорд Раглан», «Пиренеи», «Родсли», «Вил-де-Пари» и ещё несколько более мелких транспортов союзников. Бедные «Пиренеи» были протаранены пароходом «Сампсон». Пароход потерял все мачты, но сумел отойти подальше в море на машине. «Пиренеям» повезло меньше. «Сампсон» при столкновении сломал транспорту руль, после чего тот был уже обречён. Рядом с останками «Пиренеев» выбросило на берег остов корабля «Лорд Раглан». Поодаль один за другим навсегда исчезли в волнах сразу восемь французских бригов с людьми и лошадьми. Оставшихся в живых подбирали на берегу русские солдаты — обогревали, оказывали первую помощь. При этом обращались не как с пленными, а как с попавшими в кораблекрушение.
Союзники же вели себя по отношению друг к другу совершенно иначе. К примеру, на транспорте «Кюллоден» французская команда бросила пассажиров-турок на произвол судьбы и сбежала на шлюпках. Турки вопили так, что русские услышали их на берегу. Спасать несчастных вызвался войсковой старшина Селиванов, а с ним 30 охотников-донцов. Казаки добрались шлюпкой до тонущего судна, над которым уже подняли белый флаг, и спасли турок.
В Карантинной бухте нашли свой конец большой французский транспорт «Эгипсен» и ещё шесть судов.
В районе Евпатории погибли в штормовых волнах сразу три линейных корабля: 100-пушечный «Генрих IV», 85-пушечные «Герцогиня Глэндэлог» и «Ла Маджестик», а также корвет «Плутон». В течение какого-то часа Франция лишилась целой боевой эскадры!
Что касается «Генриха IV», то, по свидетельству очевидцев, «от него не осталось и двух досок». Огромный линейный корабль вышвырнуло на прибрежную отмель, а затем разбило волнами. Команда спасалась вплавь. Кому-то удалось выбраться на берег, кому-то нет…
К югу от деревни Алрчи погибли английские транспорты «Гэллодэн», «Бенар» и «Моджэр».
На переходе морем погибла уже целая английская эскадра; 80-пушечный линейный корабль «Джорджия», 53-пушечный фрегат «Азия» и 60-пушечный «Хэгбинджер», арендованные суда «Пиренус», «Гэнжес», «Подвел» и «Фуземе», военные транспорты № 3,53,55,61,81. Возле порта Балчик потерпел катастрофу фрегат «Курьер».
Серьёзный урон понёс и турецкий флот. Египетский фрегат «Бахир» и линейный корабль «Мапхтахи-Джехад» затонули у пролива Босфор. На линкоре погиб лучший турецкий адмирал Гассан-паша, а вместе с ним семь сотен моряков.
Союзники лишились в бурю четырёх линейных кораблей, четырёх фрегатов, корвета и множества более мелких судов. Потери, намного превышающие итоги знаменитого Синопского сражения! И это только военный флот, не говоря уже о десятках транспортов! Воистину — гибель Великой армады!
У болгарских берегов, в районе Варны, погибли австрийский бриг «Сильфида», английские суда «Трент Лондон», «Ла Нобель», «Сакра Фамилия», «Сан-Франциско», «Джульетта», «Нинвелл».
Целую неделю берега Крыма полыхали чадными дымами — это союзники жгли свои выброшенные на берег суда, чтобы те не достались казакам.
Всего за один день 14 ноября 1854 года англичане и их союзники потеряли 60 кораблей и транспортов, погибли более 2000 человек (по другим данным, потеря в людях была значительно выше и простиралась до 5000–6000 человек).
Практически повторилась история, произошедшая в IV веке до н. э., когда во время сильнейшего урагана затонуло сразу 400 триер персидского царя Ксеркса. Снова Бог вмешался в дела человеческие. Одновременная гибель сразу целой боевой эскадры и более 30 груженных военными припасами судов стала огромным ударом по союзникам.
Европейские газеты и журналы того времени не скрывали своей скорби. Балаклавскую трагедию приравнивали к тяжелейшему поражению в морском бою как по количеству погибших судов, так и по числу погибших моряков.
Суда гибли не только в открытом море, но даже и в самой, казалось бы, прекрасно защищённой от волн и ветра Балаклавской бухте. Из статьи во французской «Курьер де Лион»: «В гавани опасность была ужасная, смятение всеобщее. Вся масса кораблей, загнанных ветром к северу, вдруг от действия урагана быстро устремилась к востоку, где ей угрожало совершенное разрушение. Корабли, сильно сталкиваясь между собой, сцеплялись реями и снастями, нанося один другому серьёзные повреждения. Некоторые из них потонули или опрокинулись, другие сели на мель, и между прочим и «Эгипсен», один из прекрасных пароходов марсельской компании Базена. Нельзя себе представить всего ужаса, в котором преобладали грозный рёв морских волн и изредка пушечные выстрелы с кораблей, терпящих бедствие».
Последствия гибели «Принца» и потери всего зимнего обмундирования сказались в ближайшее время. На доставку нового зимнего комплекта обмундирования на целую армию из Англии требовалось около месяца За это время от холода и болезней союзная армия потеряла несколько тысяч человек. Экспедиция в Крым, которая первоначально планировалась как быстрая и победная, оборачивалась нескончаемой осадой с тяжелейшими потерями и неизвестным исходом.
Одновременная гибель сразу 30 груженных военными припасами судов стала огромным ударом для союзников. В течение недели в лагере союзников творилось нечто невообразимое. Все палатки посрывало ветром. Разбежавшихся лошадей разыскивали несколько дней. Начались повальные болезни. Солдаты десятками умирали от простуды. Если бы в это время русское командование догадалось ударить по союзникам, войну, возможно, удалось бы закончить в течение нескольких дней.
Небывалая буря вызвала массовые волнения в Константинополе. Под ударами ветра рухнули мечеть в Оршаке и два минарета знаменитой мечети Ахмета. Жители отнесли это к гневу Аллаха и… начали грабить лавки (вероятно, чтобы этим его умилостивить).
Европейские газеты и журналы того времени не скрывали своего огорчения. Балаклавскую трагедию приравнивали к тяжелейшему поражению в морском бою и по количеству погибших судов, и по числу погибших моряков.
В отчёте парламентской следственной комиссии есть данные о том, какие грузы были на судах и погибли вместе с ними 14 ноября 1854 года у входа в Балаклаву.
Вот они: сухарей — 359 тысяч 744 английских фунта (около 9893 пудов); солонины — 74 тысячи 880 фунтов (2059 пудов); скота убойного — 159 голов; баранов — 645 штук; рома — 8000 галлонов (около 4000 ведер); риса 73 тысячи 986 фунтов (2034 пуда); кофе — 11 тысяч 200 фунтов (280 пудов); фуража — 1 миллион 116 тысяч 172 фунта (30 тысяч 694 пуда); сена — 800 тысяч фунтов (22 тысячи пудов).
Буря имела для союзников серьёзные последствия. И дело здесь даже не в количестве погибших судов и потерянных припасов. Испуганные ужасами шторма, союзные адмиралы решили более не испытывать судьбу. Они отправили в Босфор большую часть кораблей и транспортных судов, оставив только минимум транспортов. Пополнение армии и её снабжение сразу ухудшились, что самым непосредственным образом сказалось на активности союзников под Севастополем
Английское общество было потрясено неслыханными размерами катастрофы, и вскоре раздались голоса, обвинявшие военных начальников и приписывавшие значительную долю потерь их нераспорядительности. Администрации ставили в вину то, что она не сумела установить в Балаклаве должный порядок и суда стояли как попало; что порт не был оборудован необходимыми приспособлениями; что командование не впускало в гавань прибывавшие с моря суда под предлогом тесноты, хотя в гавани во время бури стояло всего около 30 кораблей, а могло поместиться и впоследствии помещалось до 200; что пустые корабли находились в гавани неделями, а полные груза вынуждены были стоять в открытом море.
Одновременно указывали и на другие упущения: пороховые склады были сделаны у берега, рядом с кораблями, где бродили пьяные матросы с трубками в зубах, затевая между собой драки, а офицеры и купцы упражнялись в стрельбе, рискуя вызвать пожар (последний повлёк бы гибель кораблей, а вместе с ними и армии).
Большинство обвинений сыпалось на начальника Балаклавского порта капитана Декре, про которого говорили, что он или решил действовать наперекор рассудку и здравому смыслу, или же исполнял со слепым рвением нелепые распоряжения своего начальства.
Английская пресса с негодованием и горечью признавала факт, что никогда ещё не было подобного беспорядка там, где власть была в руках офицера английского флота.
Под влиянием общественного мнения в Лондоне была создана комиссия из парламентских деятелей и послана в Крым с широкими полномочиями для выяснения правильности действий начальников и состояния армии.
Комиссия собрала большой фактический материал, её отчёты, периодически представлявшиеся парламенту, были потом опубликованы в нескольких объёмистых томах.
После бури англичане энергично взялись за исправление упущений и недочётов в организации своего тыла и достигли значимых результатов.
В начале войны эта организация стояла много ниже французской, что давало повод французам поглядывать на англичан несколько свысока. К концу же кампании англичане, использовав тяжёлый опыт, шагнули вперёд в снабжении своих войск и оставили французов далеко позади себя. Умение учиться на собственных ошибках и быстро приспосабливаться к условиям, в которых приходится действовать, не оставило англичан и во время Крымской войны.
Казалось, что история с «Принцем» канет в Лету, как до того истории гибели множества других судов в мировой истории. Мало ли их погибло, мало ли ещё погибнет! Но с «Принцем» всё вышло совершенно иначе. Если жизнь этого британского парохода была весьма короткой, а судьба весьма печальной, то посмертная слава оказалась поистине оглушительной.
Начало золотой лихорадки
Впервые сообщение о том, что в трюмах погибшего «Принца» находилось более 200 тысяч фунтов стерлингов золотом и серебром, промелькнуло в британской печати в конце 1854 года. Разумеется, что это сразу вызвало много разговоров.
Чем более отдалялась дата гибели «Принца», тем зримее становилась история золота, оставшегося в его трюмах. Спустя несколько лет после окончания Крымской войны «Таймс» сообщила, что пароход затонул уже не с 200, а с 500 тысячами фунтов стерлингов; затем количество сокровищ «Принца» увеличилось до пяти миллионов фунтов стерлингов.
Возникает закономерный вопрос для чего было везти на пароходе столь огромную сумму денег? На это сразу же нашлось достаточно правдоподобное объяснение. Со времени высадки в Крыму ни английские, ни французские солдаты ещё не получали жалованья. Поэтому британское правительство решило рассчитаться со своей армией как за предыдущие месяцы, так сразу и за несколько месяцев вперёд, вплоть до весны. Заодно было решено выдать деньги британским морякам, находившимся в это время в Чёрном море.
Чтобы не рисковать золотом и не возить его несколько раз, решено было, что англичане доставят деньги и на французскую армию и флот. Всё это вполне логично и похоже на правду.
В 1856 году без особых лавров для союзников окончилась кровопролитнейшая Крымская война, и европейские журналисты снова вспомнили о «Принце». Лучшие «перья» редакций, забросив все остальные дела, принялись описывать двойную сенсацию — крупнейшее в истории кораблекрушение и самую грандиозную потерю золота
Важными источниками, на которые мы будем опираться в своём расследовании, являются:
«Report from the select committee on the Army before Sebastopol. В четырёх томах. (Лондон, 1855 г.)
«Woods. A sketch of the war in the east (Late special correspondent of the «Morning Herald»»). В двух томах. (Лондон, 1855 г.)
«Brackenbury. Descriptive sketches of the seat of war in the east». (Лондон, 1855 г.)
«Nolan. The illustrated history of the war against Russia». В двух томах. (Лондон, 1857 г.)
На французском языке опубликованы корреспонденции в журнале «Illustration». (Париж, 1854 г.)
На немецком — корреспонденции в «Illustrirte Zeitung» (Лейпциг, 1854 г.).
Материалы расследования печатались и в официальном органе Морского министерства России — журнале «Морской сборник» (1854–1856).
О золоте «Принца» писали почта все издания, какие тогда существовали в Европе. Тема была беспроигрышная, и читатели жадно охотились за малейшей новостью о золоте «Принца», словно от этого зависело их личное благополучие.
Вся мировая печать (в особенности печать конца XIX — начала XX веков) полна сообщениями о погибшем золоте.
Усердствовали и российские издания. Так, «Санкт-Петербургские ведомости» известили своих читателей о потере англичанами 300 тысяч долларов. «Русский инвалид», ссылаясь на публикацию корреспондента лондонской «Аугсбургской газеты», увеличил это количество до 500 тысяч фунтов стерлингов. Рекорд же в России остался за журналом «Природа и люди», утверждавшим, что золота затонуло никак не меньше чем на 10 миллионов рублей.
Однако сколько именно золота погибло, никто в точности указать не мог. Именно поэтому одни считали его в соверенах, другие в фунтах стерлингах или долларах, наши же запросто переводили всё в золотые рубли. Самые умные и дальновидные считали просто… бочонками. Журнал «Наше судоходство» писал в 1897 году. ««Принц-регент», громадный корабль английского флота, вёз из Англии значительное количество серебряной монеты и 200 тысяч фунтов стерлингов золотом для уплаты жалованья английским войскам в Крыму. Деньги, отправленные на этом корабле, были упакованы в бочки, почему и должны сохраниться в неприкосновенности..»
Журнал «Природа и люди» (1911) говорил, что «на этом корабле было до 10 миллионов рублей одной золотой монеты». Большая энциклопедия (издательство «Просвещение») сообщала читателям, что «бочонки с золотом на огромную сумму пошли ко дну вместе с пароходом». А «Путеводитель по Крыму» за 1903 год указывал, что золота было в 20 бочонках на сумму около пяти миллионов.
Во всяком случае, разнобой в цифрах свидетельствовал только о том, что подлинная сумма никому в точности не была известна Это, впрочем, и понятно. Количество золота на борту «Принца» мог знать только тот, кто его отправлял, и тот, кто его поднял с борта затонувшего парохода. Если британские власти молчали и золото всё ещё лежало на дне Чёрного моря, кто же мог назвать, сколько его там было?
Количество погибшего золота постепенно возрастало и дошло наконец до 60 миллионов. Эта цифра, кстати, указана писателем А. Куприным. Он был в Балаклаве в то время, когда итальянская экспедиция разыскивала затонувший корабль. В своих «Листригонах» писатель указывает, что «погибшее золото достигало огромной суммы — шестидесяти миллионов рублей звонким английским золотом».
Но это уже из области беллетристики. Для такого количества золота, по подсчёту специалистов, потребовалось бы около 30 трёхвёдерных бочонков, что вряд ли было возможно для перегруженного «Принца».
Однако большинство специалистов признавали, что самая близкая к реальности цифра указана в английской книге «Крымская война» (1877). Там было сказано, что «Принц» вёз 500 тысяч фунтов стерлингов и тёплую одежду. Именно сумма в пять миллионов рублей золотом (что соответствовало по тогдашнему курсу 500 тысячам фунтам стерлингов) и была официально закреплена за погибшим «Принцем». Хотя, как мы понимаем, и эти данные далеко не бесспорны.
Разумеется, после столь яростной рекламной кампании сокровища «Принца», лежащие у входа в Балаклавскую бухту на глубине 60 метров, стали приманкой для множества кладоискателей. Министра торговли и промышленности России завалили письмами с предложениями поднять золото «Черного принца».
* * *
Зимой 1840 года в Финском заливе, в 135 верстах от Кронштадта, затонул английский корабль с колониальными товарами. По утверждению агентов страхового общества, груз корабля стоил более миллиона рублей. Страховщикам очень не хотелось компенсировать убытки, и они попытались организовать подъём корабля. Сначала они обратились к командиру Кронштадтского порта, но получили отказ, поскольку в обязанности портовых служб подъём коммерческих иностранных судов не входил.
Совершенно неожиданно желание организовать подъём корабля изъявил купец первой гильдии Недоносков, специализировавшийся не на подводных работах, а на бакалейной торговле. Бакалейный торговец рассчитывал, что ему удастся привлечь к этой работе портовых водолазов, однако адмиралтейство признало его проект безграмотным, и купцу пришлось действовать самостоятельно. Стимул рисковать у Недоноскова был, так как, по условиям контракта, Недоноскову в качестве платы за труды полагалось 49% суммы, вырученной от продажи спасённых пряностей. Агрегат, при помощи которого Недоносков решил поднять корабль, был до гениальности прост. Во льду залива сделали прорубь и вбили в дно длинные столбы. На столбы положили поперечины, создав жёсткую конструкцию, через которую пропустили заведённые под днище корабля канаты. А затем 350 крестьян из близлежащих деревень подняли корабль на лёд, подогнали сани, в которые погрузили почти не пострадавшие от воды сандал и индиго, и доставили их в Санкт-Петербург. Поскольку корабль представлял куда меньшую ценность, чем продававшиеся на вес золота пряности, его спасать не стали, а затопили на том же месте.
Забраковавшие проект Недоноскова адмиралтейские чиновники оказались в затруднительном положении. Прапорщик Арцеулов, посланный адмиралтейством в качестве наблюдателя за спасательными работами, был восхищён этой операцией. В своём отчёте он писал: «Успех подъёма судна и затем спасение столь ценного груза принадлежат собственно купцу Недоноскову, изобретшему без всякого постороннего совета всё устройство механизма, весьма простого и с пользою могущего быть употреблённым в подобных случаях». Однако в газеты сведения об этом событии не попали, а подробнейший отчёт о подъёме предпочли сдать в архив. Записку прапорщика Арцеулова отправили в архив, где она и была случайно обнаружена лишь в 1919 году, во время эвакуации из Петербурга в Москву архива Морского комиссариата. Причём нашли её не среди отправляемых в новую столицу документов, а в куче бумажного хлама. В 1930-х годах на основе описания и чертежей попытались рассчитать конструкцию Недоноскова и, в общем-то, согласились с выводами чиновников адмиралтейства.
«Вся конструкция, — писал советский эксперт по подъёму кораблей, — по-видимому, работала на пределе, и хотя совершенно случайно устройство обвязки в месте соединения брёвен, составляющих стрелы, давало значительное улучшение условий работы, но всё же возможно, что именно эти соображения повлияли на отношение Кронштадтского порта к проекту Недоноскова. Победителей не судят, подражать же им нужно с осторожностью». Многим пример Недоноскова говорил, что искать подводные сокровища не только можно, но и нужно.
* * *
В 1896 году поисками золота «Принца» занялся русский изобретатель Пластунов. Для работы на морском дне Пластунов разработал некий аппарат и новое снаряжение для водолазов. Но и ему, как и всем остальным, не повезло. Только во второй половине XIX века в Балаклаве побывали и англичане, и американцы, и немцы, и норвежцы, и французы… В Крым везли новейшее водолазное и подводное оборудование. Здесь испытывались все самые современные подводные системы. Жажда наживы подвигала изобретателей на самые фантастические проекты. Золото «Принца» буквально толкало на освоение глубин. Как говорится, если бы даже никакого золота на нём не было изначально, его стоило бы придумать во имя освоения подводного мира!
В 1875 году в Париже для поисков британского золота было образовано специальное акционерное общество с достаточно солидным основным капиталом. Но результаты не вознаградили огромных денежных затрат. Французские водолазы отыскали свыше десятка затонувших и разбитых кораблей, однако среди них не оказалось «Принца», на которого рассчитывали акционеры.
Несмотря на все усилия, никому так и не удавалось не только отыскать золото «Принца», но обнаружить хотя бы сам затонувший пароход. И неудивительно: 60-метровые глубины Балаклавской бухты были практически недосягаемы для несовершенной водолазной техники того времени.
Такая глубина ещё не была освоена, и, по рассказам, когда водолазов поднимали из воды, у них кровь капала из глаз и ушей и даже просачивалась сквозь кожу груди и рук.
Только в 1901 году итальянские водолазы, как они считали, обнаружили «Принца». Инженер Джузеппе Рестуччи привёз с собой в Балаклаву собственноручно изготовленный глубоководный скафандр — большой толстостенный медный ящик с тремя иллюминаторами и водонепроницаемыми раструбами для рук.
С помощью этого «чуда техники XIX века», спускавшегося на дно на прочном стальном тросе, итальянцам удалось вскоре обнаружить разбитый корпус железного корабля. Затонувшее судно было тщательно исследовано. Многочисленные погружения в скафандре пополнили домашнюю коллекцию синьора Рестуччи: были найдены английский штуцер, подзорная труба, ящик со свинцовыми пулями и прочая мелочь. Никакого золота не было и в помине.
Неутомимые итальянцы наезжали в Крым ещё несколько раз, потратив на безуспешные поиски подводных сокровищ почти 200 тысяч рублей. Только разорившись вконец, Рестуччи навсегда простился с Крымом.
Историей итальянской экспедиции, как и вообще первым периодом поисковых работ «Принца», интересовался писатель Михаил Зощенко, в прошлом офицер, имевший к тому же опыт следователя, а потому предоставим ему слово:
«В 1901 году в Балаклаву прибыла новая иностранная экспедиция под руководством изобретателя подводного аппарата инженера Джузеппе Рестуччи. Это была итальянская экспедиция. Она работала в Балаклаве около года. И мы на этой работе должны немного остановиться, так как это имеет значение для дальнейшего.
Впрочем, несмотря на то что после этих работ прошло всего 35 лет, оказалось, что весьма трудно восстановить сейчас некоторые подробности, связанные с этими работами.
35 лет — это огромный срок в человеческой жизни. За этот срок почти полностью меняется, так сказать, «личный состав людей». И те немногочисленные свидетели, которые были в 1901 году в сознательном возрасте и которые сейчас могли бы рассказать об этих работах, стали забывчивы и склонны к фантазиям
Во всяком случае, показания этих живых свидетелей не совпадают. И даже место работ над «Чёрным принцем» сейчас не удаётся в полной точности установить. Впрочем, большинство указывают, что итальянцы начали тралить в двадцати саженях от Белых Камней. И что «Чёрный принц» был ими найден именно здесь, на глубине 35 сажен.
Писатель Куприн также указывает, что работы итальянцев производились возле Белых Камней.
Но то, что итальянцы отыскали здесь, на дне моря, вот это установить сейчас оказалось чрезвычайно затруднительным.
Даже наиболее яркое происшествие в дни розыска было теперь либо позабыто, либо украшено фантазией. Речь идёт о медных буквах, снятых итальянцами с найденного судна.
По рассказам некоторых свидетелей, итальянские водолазы, найдя разбитый и засосанный песком корабль, сняли с его кормы металлические буквы — остаток названия корабля. И что, найдя эти буквы, итальянцы устроили торжественный обед, так как эти буквы будто бы в точности устанавливали, что найден именно «Чёрный принц».
Однако один из живых свидетелей, севастопольский житель П.И. Григорьев, сообщает (в 1927 году), что никаких букв не было найдено. Он, дескать, присутствовал при этих работах, ежедневно перевозил итальянцев на своём ялике и, несомненно, знал бы об этой важной находке. Он подтверждает, что итальянцы однажды устроили торжественный обед в честь найденного «Чёрного принца», но это было в связи с буквами.
Другой очевидец, К.М. Иванов, бывший в то время командиром пограничного отряда в Балаклаве, утверждает, что буквы были медные, размером до пяти вершков вышины. Он видел эти буквы. Сначала найдена была одна буква, а затем ещё три. Но какие именно буквы, он не помнит. Этим словам можно было бы вполне поверить. Навряд ли человек стал бы до такой степени фантазировать. Однако имеется ещё одно показание, которое подвергает сомнению всю историю с четырьмя буквами.
Речь идёт об очерке Куприна «Листригоны». Писатель сообщает, что были найдены… буквы «…ck Р…», то есть буквы от английского названия: «Black Prince» — «Чёрный принц». Но так как «Чёрный принц» получил своё название только в легенде и корабль назывался на самом деле просто «Принц», без эпитета «чёрный», то вся эта история с буквами ничего не говорит.»
Впрочем, можно допустить, что итальянцы нашли какое-нибудь доказательство, которое подтвердило правильность их поисков. Тем более что все свидетели почему-то ярко запомнили праздничный обед в честь найденного корабля.
«Были на барже, — сообщает один из очевидцев, — устроены лёгкая закуска и выпивка, и вечером вся команда итальянцев расхаживала по берегу навеселе».
Исторический факт этой выпивки мы, конечно, опровергать не будем, но что касается букв, то это нельзя считать установленным. Даже если буквы и были найдены, то ещё неизвестно, принадлежали ли они к названию «Принца».
Из найденных итальянскими водолазами вещей всех особенно взволновал очень тяжёлый запаянный металлический ящик в три аршина. Огромный вес ящика говорил о том, что там могло быть золото. Этот ящик вскрыли с большим трепетом. Но оказалось, что в ящике были свинцовые, сильно сплющенные пули.
Кроме этого ящика, были найдены: подзорная труба, куски железа, разломанная винтовка, деревянные части корабля, якоря и прочие мелкие части разбитого судового набора. Всё это итальянцы грузили в трюм своего парохода.
Особенно интересных и ценных находок не было. Возможно и даже скорей всего, это объясняется необычайно трудными условиями работы. Водолаза поднимали из воды измождённого, покрытого испариной. Он дышал тяжело и был близок к обморочному состоянию. Это была скорей пытка водой, а не сколько-нибудь нормальная работа.
Водолазный аппарат был тяжел и крайне неудобен. Передвигаться по дну было нельзя. По данному сигналу водолаза при помощи тросов передвигали с места на место. Причём всю подводную работу водолаз выполнял, лёжа на животе.
Вот как описывается этот варварский аппарат в «Листригонах»: «Это был страшный футляр, отдалённо напоминающий человеческую фигуру без головы и без рук. Футляр сделан из толстой красной меди и покрыт снаружи голубой эмалью. Этот футляр раскрыли, как гигантский портсигар. Водолаз боком втиснулся в него… Снаружи свободными оставались только руки, всё тело вместе с неподвижными ногами было заключено в сплошной голубой эмалевый гроб громадной тяжести. Голубой шар с тремя стёклами скрывал голову…»
Этот дьявольский снаряд господина Рестуччи опускали на дно, на глубину 40 саженей. Подъём и спуск продолжался по полтора часа.
При таких условиях работать на дне было почти немыслимо. И нет ничего удивительного, что итальянская экспедиция не могла найти золото, даже если бы оно там лежало на видном месте.
Так или иначе, весной 1903 года итальянский пароход, груженный незначительным мусором, отбыл из Балаклавы.
Тайна «Чёрного принца» не была раскрыта, и снова возникла уверенность, что найденный итальянцами корабль не был «Принцем». Это предположение через несколько лет подтвердилось. Тот же господин Рестуччи снова прибыл в Балаклаву в 1905 году, признав, что прежние его поиски неверны.
И он снова нашёл какой-то пароход, о котором писал в донесении: «Я наконец отыскал пароход, по-видимому, «Чёрный принц», так как на его борту я нашёл целый арсенал орудий, пушек и т.д. Приступаю к работе…»
Однако золота на этом пароходе не было, да и был ли это «Чёрный принц», тоже оставалось под вопросом — никаких особых доказательств не удалось обнаружить.
В общем, инженеру Рестуччи и во второй раз не удалось раскрыть тайну «Чёрного принца».
Относительно итальянского следа в истории с золотом «Принца» до сих пор ходят слухи, что разработками Рестуччи воспользовались в годы Второй мировой войны знаменитые боевые пловцы князя Боргезе. После захвата в 1942 года немцами Крыма туда прибыли боевые пловцы, которые расположились именно на берегу Балаклавской бухты. Теоретически они могли владеть всей информацией, которую знал Ресстучи; кроме того, для поиска «Принца» у них были оборудование и время. Однако никаких реальных доказательств того, что итальянцам удалось овладеть золотом «Принца», нет.
После отъезда итальянской экспедиции в Министерство торговли и промышленности буквально посыпались всякого рода заявления с просьбой предоставить право на розыски «Чёрного принца».
Мысль, что несколько миллионов золота лежат где-то под рукой, не давала покоя многим инженерам, изобретателям, авантюристам.
Но заграничные дельцы постарались обскакать русских предпринимателей. Особенно бурно проявил себя некий Герман Молво.
Молво, по его собственным словам, представлял в России «Генуэзское общество для подъёма и работ на больших глубинах воды».
Этот энергичный человек (судя по архивным материалам) сумел перешагнуть все бюрократические препоны и, несмотря на громадные мытарства, ухитрился достать разрешение на подъём «Чёрного принца».
Насколько трудности были велики, можно судить хотя бы по резолюции великого князя Александра Михайловича на прошении главноуправляющего торговым мореплаванием: «Работы по подъёму затонувшего корабля могут стеснить деятельность Черноморской эскадры и плавание судов вообще, ввиду чего отказать просителю».
Иностранец Герман Молво, взволнованный золотой лихорадкой, пробился сквозь все преграды и приступил к работам. В течение трёх лет рыскал по Балаклавской бухте и, не найдя злополучного парохода, умер, так сказать, естественной смертью. Но род его не угас
Достойный его сын и наследник Фридрих Молво не уронил знамени этой экспедиции и продолжал идти по стопам отца. Но его полезная деятельность вскоре пресеклась по неожиданным обстоятельствам.
Министерство торговли и промышленности навело справку об этом представителе, и генуэзский генеральный консул ответил, что «в Генуе вообще не существует «Генуэзского общества для подъёма и работ на больших глубинах воды», а потому никакого агента в России не должно быть».
На этом частная экспедиция Молво прекратила своё существование, к радости российских дельцов, которые стали уже более энергично требовать разрешение на поиск «Чёрного принца». Некоторые предприниматели, обуреваемые жаждой разбогатеть, спекулировали на патриотических чувствах. Горный инженер Рудников писал в своём заявлении: «Я, русский по происхождению и русский подданный, живу и жил всегда в России, а потому в случае извлечения золота эти деньги останутся в России и ими будут пользоваться и другие русские люди, а не я только один».
Предприниматель, «потомственный дворянин Друганов», не зная, как уж ему подольститься ко вкусам министерства, писал в прошении и вовсе в квасном духе: «Я не собираюсь привлекать иностранные фирмы, а равно пользоваться заграничными приспособлениями, а буду работать только отечественными средствами и только с русскими людьми…»
Некто А. Черкасов писал в заявлении: «Имею честь предложить вам изобретённый мною способ поднятия грузов со дна моря. Прошу исходатайствовать мне рублей триста денег на постройку модели и на проезд взад и вперёд от Ташкента до С.-Петербурга». Служащий Рязанско-Уральской железной дороги Ф. Григорович писал в министерство: «В настоящий век каждый сознает, что деньги нужны всем и всюду. И я надеюсь, что и наше правительство не замедлит использовать таковую сумму, если только окажется возможным её достать. Но в этой преграде я чувствую себя способным оказать свои услуги в подъёмке парохода. Я надеюсь поднять пароход в течение одного месяца при затрате не более трёх тысяч рублей. Моя идея для вас кажется сказочной или бредом больного, но я надеюсь оправдать свои слова, когда меня допустят к делу».
Был и ещё целый десяток любопытных заявлений и просьб, но мы ограничимся этим, поскольку картина и без того ясна.
Министерство промышленности не знало, кому отдать предпочтение, и по этой причине складывало все прошения в стол. Золотая лихорадка, которая многих трепала, переносилась, так сказать, в стадии внутреннего заболевания.
Изобретатели, инженеры, дельцы и авантюристы в течение нескольких лет обивали пороги министерства. Но вот наконец министерские чиновники нашли прекрасный выход: решили предложить конкурентам обозначить размер долевого отчисления в пользу казны. Кто укажет больший процент отчисления, тот и получит право на подъём сомнительного клада.
Но так как на все предварительные процедуры ушло много времени, то ничего путного из этой идеи не получилось. Правительство стало вообще категорически отказывать и своим и иностранным золотодобытчикам, ссылаясь на то, что работы близ бухты стесняют деятельность Черноморского флота в районе Севастополя.
В августе 1914 году охота за английским золотом была надолго приостановлена — началась Первая мировая война. Ну а затем в бурных перипетиях двух революций и Гражданской войны стало уже и вовсе не до затонувших кладов.
Вскоре после Первой мировой войны любопытная метаморфоза произошла с названием затонувшего у Балаклавы парохода. Вездесущие журналисты в порядке личной инициативы прибавили к слову «принц» интригующий эпитет «чёрный». Так что теперь в многочисленной научно-популярной литературе знаменитый корабль фигурирует под именем, которого он никогда не носил. Но в чём причина такого посмертного переименования?
Незадолго до войны в состав британского флота вошёл броненосный крейсер «Чёрный принц». Судьба этого корабля и его экипажа была не просто трагической. Даже по меркам военного времени она была настолько жуткой, что и сегодня при описании трагедии броненосного крейсера «Блэк принц» в жилах холодеет кровь…
Во время знаменитого Ютландского сражения 1916 года линейных флотов Англии и Германии броненосный крейсер «Блэк принц» случайно оказался рядом с боевой колонной германских дредноутов. Разумеется, «Блэк принц» был немедленно расстрелян их главным калибром. В несколько минут крейсер обратился в гигантский пылающий костер. Корабли прошли мимо. Было очевидно, что «Блэк принц» погиб, и о нём больше не вспоминали. А спустя некоторое время сражавшиеся увидели страшную картину. Мимо них, полыхая до самого неба, пронёсся остов некоего корабля, в котором с огромным трудом узнали несчастный крейсер «Блэк принц». Раскалённые докрасна борта шипели от морской воды. На броненосном крейсере к этому времени не было уже ни одного живого человека — все сгорели заживо в адском пламени, но горящий корабль с мёртвой командой всё ещё куда-то мчался. Потрясение увидевших этот «Летучий голландец» было столь велико, что они на некоторое время прекратили стрельбу. Промчавшись огненным факелом мимо двух флотов, «Блэк принц» навсегда исчез в ночной тьме. Больше его никто не видел и ничего о нём не слышал.
С тех пор в британском флоте никогда более не было корабля с таким названием. Англичане твёрдо верят, что с приобретением названия старого корабля новый перенимает и его судьбу. А потому то, что журналисты прибавили балаклавскому «Принцу» слово «чёрный», придало всей истории ещё более зловещий оттенок. По воле неизвестного английского журналиста «Принц» стал «Чёрным принцем» в честь своего столь же несчастного собрата. Отзвук одной катастрофы нашёл своё продолжение в истории другой.
* * *
Романтическое наименование погибшего парохода постепенно вошло почти во все официальные бумаги, путеводители и справочники.
Впрочем, своя версия относительно посмертного переименования «Принца» была у Михаила Зощенко. Он писал: «Мы не знаем, как именно возникло это наименование. Возможно, что кто-нибудь из предпринимателей в раздражении от неудач назвал его чёрным кораблём. Тем более что дубовые обломки затонувших кораблей были черны от времени, это был мореный дуб. Но может быть, это имя дали ему в честь исторического героя — принца Уэльского, который жил в XIV веке и назывался Чёрным по цвету своего рыцарского вооружения. Этот принц умер ранее своего отца, и он не царствовал. Он умер от меланхолии и от несчастий, которые преследовали его в последние годы жизни. И в истории он известен под именем Чёрного принца. Так или иначе, погибший корабль получил такое же печальное и трагическое наименование — «Чёрный принц»».
Как бы там ни было, но именно в начале 1920-х годов «Принц» стал «Чёрным принцем». Новое название так прижилось, что теперь даже многие историки (не говоря уже обо всех остальных!) считают его настоящим именем несчастного парохода.
В начале XX века казалось, что всё в истории с «Принцем» уже позади. История о золоте на погибшем пароходе к этому времени всем достаточно приелась, многочисленные подводные экспедиции не принесли их организаторам ничего, кроме разорения. О «Принце» стали понемногу забывать. Над Россией гремели раскаты революций, а затем и Гражданской войны. До легенд ли о подводных кладах в такое время?
В 1922 году ныряльщик-любитель из Балаклавы (история не сохранила нам его имени) достал со дна моря у входа в бухту несколько золотых монет. Тогда-то мир снова заинтересовался «Чёрным принцем». Посыпались предложения, одно фантастичнее другого. Некий изобретатель из Феодосии утверждал, что «Чёрный принц» наверняка лежит на дне в самой бухте. А раз так, надо всего лишь вход в бухту перекрыть плотиной, воду откачать и взять золото с корабля. Такая операция требовала больших затрат, и на это никто не пошёл.
В истории с золотом «Принца», возможно, есть один весьма скрытый аспект. Находившееся на «Принце» золото могло быть… вовсе не английским
Дело в том, что Крымскую (Восточную) войну с Россией вели три страны: Турция, Франция и Англия. Все они преследовали единственную цель: подорвать военно-политический авторитет России в регионе Чёрного моря. Этого же из экономических соображений хотела ещё одна, «шестая великая держава» — так называли в середине XIX века финансовую империю пятерых братьев Ротшильдов. Фактически вся Европа была в их руках, так как во многом зависела от финансов этой семьи. Лишь в Россию доступ их капиталам был закрыт — она не нуждалась в кредитах могущественного семейства. Кроме того, у Ротшильдов был свой счёт к императору Николаю I. Дело в том, что именно Ротшильды финансировали либерала Герцена, который в эмиграции делал всё для унижения и уничтожения своего Отечества. Только в случае поражения в войне Ротшильды реально могли рассчитывать на свои капиталовложения в ослабленную экономику России, естественно, под значительные проценты. Взятие форпоста российского Черноморского флота — Севастополя фактически означало победу сил коалиции, а значит, нужно было помочь в этом англичанам и французам так, как могли помочь финансисты, а именно — материально. Тем более что Наполеон III лично обратился к Ротшильдам с просьбой об оплате части затрат на ведение военных действий. Известно, что именно Ротшильды предложили большую премию для армии, осадившей Севастополь. Поэтому возможно, что совершенно не случайно среди английского офицерского и рядового состава, квартировавшего в Балаклаве осенью 1854 года, больше месяца ходили слухи о том, что золото вот-вот прибудет с одним из кораблей английской эскадры. За взятие Севастополя была обещана небывалая награда, и армия, готовясь к наступлению, ждала золота. Сколько, предположительно? Точного ответа на этот вопрос нет. Вполне возможно, что премия Ротшильдов могла составлять сумму в пределах от 500 тысяч до миллиона фунтов стерлингов. Учитывая весьма солидную наполняемость золотом фунта 1854 года, эта сумма сегодня может достигать 100 миллионов фунтов стерлингов. Согласитесь, фантастические деньги! Однако сразу же возникает вопрос: неужели Ротшильды так легко могли с ними расстаться после катастрофы? Отнюдь! Ротшильды ровным счётом ничего не потеряли даже после пропажи своего золота. Во-первых, думается, будучи весьма прагматичными людьми, братья при переправке денег заранее учли неизбежные военные риски и застраховали своё золото. Но и это не всё. Дело в том, что после поражения России в Крымской войне Ротшильды дали империи крупный кредит, проникнув, таким образом, в Россию. Говорят, что именно для того, чтобы войти в российскую финансовую систему, Ротшильды во многом и спровоцировали саму войну.
Молчание официальных английских властей могло объясняться не отсутствием золота на «Принце», а их нежеланием ввязываться в чужой скандал.
Так как все английские суда и грузы были застрахованы страховой компанией «Ллойд», то буря в Чёрном море могла не только потопить золото Ротшильдов, но и значительно подорвать всю экономику Англии. Именно поэтому финансисты из Сити вполне могли полюбовно договориться с Ротшильдами, чтобы спрятать все концы в воду. Так что у британского правительства могло быть как минимум две причины хранить ледяное молчание: чужая тайна и собственная экономика.
Однако Ротшильды, разумеется, не успокоились. Похоже, они всё-таки «засветили» себя в попытке найти и поднять то, что когда-то принадлежало им. По инициативе Ротшильдов «Ллойд» сделал должные выводы из истории с «Принцем». Поэтому уже в 1856 году «Ллойд» создал «Спасательную ассоциацию для защиты коммерческих интересов в отношении подвергшихся крушению и повреждению имущества». Именно на деньги Ротшильдов во Франции в 1875 году было создано акционерное общество с солидным уставным капиталом по поиску затонувшего «Принца». Легко догадаться, что львиная доля акций общества принадлежала известному семейству. Именно в то время, как известно, был создан и первый водолазный скафандр. Случайно ли это совпадение или Ротшильды финансировали и развитие водолазной техники для решения своей задачи? Последнее вполне реально.
В результате французские водолазы нашли 10 кораблей на дне Балаклавской бухты, опускаясь на запредельную по тем временам глубину 70 метров, но всё было безрезультатно. Ни «Принца», ни золота они не нашли.
Однако все самые главные события в истории с «Принцем» были ещё впереди.