ПОДВОДНИК
Причина досрочного выпуска из академии была более чем веская — началась Русско-японская война. В Порт-Артуре к этому времени была блокирована наша 1-я Тихоокеанская эскадра, а в Морском министерстве «под шпицем» говорили об отправке на Дальний Восток еще одной эскадры.
По выпуску Трубецкой наконец-то получает и свой первый корабль — миноносец № 115. И пусть его миноносец был мал и ходит не дальше Ревеля, но он впервые стал полновластным командиром. Теперь на совещаниях Трубецкой сидел наравне с седыми капитанами 1-го ранга. В другое время служить бы и радоваться, но кому непонятно, что утлый номерной миноносец никто никогда не пошлет на Дальний Восток. А это значит, что он обречен торчать на Балтике, когда его друзья и однокашники уже вовсю сражаются с врагом! Это было не в характере Трубецкого. Связи, слава Богу, у него к тому времени были. А потому князь с удовольствием соглашается на должность вахтенного начальника на новейший крейсер 2-го ранга «Изумруд», который уж точно будет включен в состав уходящей на Дальний Восток 2-й эскадры. Однако, когда, казалось бы, все устроилось, Трубецкого неожиданно вызвали «под шпиц».
— Довольны ли вы своей должностью? — скучно поинтересовался адмирал Бирилев.
— Вполне!
— Зная вашу предыдущую службу и подготовку, я хотел бы предложить вам более интересное дело, чем отбывание номера вахтенным начальником на крейсере!
— Это какую же?
— Командиром миноносца,
— Что же тут для меня интересного? — искренне удивился Трубецкой. — Миноносцем я уже командовал, и к тому же с таким трудом добился своего нынешнего назначения, чтобы воевать, а вы мне снова предлагаете «Маркизову лужу»!
— Ну, миноносец, скажем, я вам предлагаю не совсем обычный, а подводный! Мы готовимся перебросить на Дальний Восток несколько подводных лодок, чтобы начать совершенно новую войну — подводную! Для этого нужны опытные, грамотные и, самое главное, смелые офицеры. Именно поэтому мы остановились на вашей кандидатуре. Так как?
Что мог ответить на такое предложение храбрец Трубецкой?! Конечно же, он сказал «да».
Уже на следующий день (ведь время было дорого!) лейтенант сдал дела на «Изумруде» и отбыл на учебу в 8-й флотский экипаж. Учили наскоро и в общих чертах, так как и сами учителя о деле подводном знали больше понаслышке.
— Рассказываем лишь то, что сами вычитали в учебнике Лабефа. Остальное освоите на практике! — говорили они честно.
Через неделю теоретическая часть была закончена, и Трубецкой был назначен командиром подводной лодки «Сом».
Что и говорить, но для должности командира подводной лодки, отправляющейся на Дальний Восток, Трубецкой был фигурой идеальной. Прекрасно образован — за плечами не только Морской корпус, но штурманские классы и Морская академия, опыт самостоятельного командования миноносцем, а кроме этого, прекрасное знание морского театра, на котором ему предстояло воевать.
К началу войны в составе российского флота была единственная подводная лодка «Дельфин». Ее командир капитан 2-го ранга Беклемишев сразу же обратился с просьбой отправить его в Порт-Артур. Но от планов до их реализации путь порой не близок. Сначала засомневались, что лед на Байкале не выдержит веса подводной лодки при ее транспортировке. Затем, когда началась массовая закупка новых подводных лодок за границей, стал вопрос, где обучать формируемые для них команды. А потом произошла катастрофа, и «Дельфин» затонул во время учебного погружения. Когда лодку подняли и ввели в строй, Порт-Артур был уже блокирован японской армией. Теперь для подводных лодок оставался лишь один путь — во Владивосток. К этому времени заканчивали испытания уже субмарины: «Налим», «Скат», «Фельдмаршал граф Шереметев». Все испытание ограничили всего двумя пробными погружениями.
Свою лодку Трубецкой принимал также в большой спешке. «Сом» (бывший «Фултон») являлся американской лодкой инженера Голланда и на тот момент был вполне современен. Еще месяц ушел на плавания по Финскому заливу с несколькими погружениями и учебными выходами в атаку. Произвели и пару пусков самодвижущихся мин.
Это было явно недостаточно и для командира и для только что набранной команды, но время не ждало.
— Достаточно! — сказали начальники. — Готовиться к отправке на Дальний Восток!
Перевозку лодок по железной дороге на столь огромные расстояния никто никогда еще не осуществлял. Это была целая операция. И Трубецкому пришлось изрядно понервничать и попотеть еще до отправки в путь. Несмотря на специальный транспортер, «Сом» можно было перевозить, только сняв аккумуляторную батарею, надстройку, часть механизмов — фактически надо было произвести разборку корабля. Но разобрать, как известно, полдела, а ведь потом надо было еще и собрать!
15 ноября 1904 года «Сом» был погружен на железнодорожную платформу. К платформе прицепили две теплушки, одну с лодочными механизмами, другую для размещения команды. Командир с офицерами разместились в пассажирском вагоне. И в путь! В дороге Трубецкого настигла телеграмма из Ялты о смерти отца. Разумеется, ни о каком присутствии сына на похоронах не могло быть и речи. Владимир ехал, на войну. Пришлось ограничиться телеграммой к матери, чтобы хоть как-то поддержать ее в случившемся горе. Думаю, что нерадостные известия из Маньчжурии и Порт-Артура, смерть отца сказались на душевном состоянии Трубецкого во время его полуторамесячного переезда до Владивостока. Но всякая дорога когда-то кончается. Перед самым Новым годом Трубецкой уже сгружал свой «Сом» в воду залива Золотой Рог.
Сразу же по прибытии во Владивосток «Сом» был включен в состав Отдельного отряда миноносцев. Вслед за «Сомом» прибывали во Владивосток и другие подводные лодки. Их собирали, испытывали, вели ремонт и наладку. К концу декабря 1904 года у владивостокских причалов уже стояли: «Форель», «Сом», «Дельфин», «Касатка», «Налим», «Скат» и «Шереметев».
1 января 1905 года приказом командира Владивостокского порта из привезенных лодок был сформирован отдельный отряд миноносцев, включенный во Владивостокский отряд крейсеров. Начальником отряда был назначен командир «Касатки» лейтенант Плотто.
29 января на броненосном крейсере «Громобой» состоялось совещание по вопросу использования подводных лодок. Председательствовавший контр-адмирал Иессен начал его такими словами:
— Господа! Признаюсь честно, что ни черта не смыслю в ваших нырятельных делах, а потому хочу выслушать ваши мысли.
Слово взял лейтенант Плотто:
— Сейчас готова к применению только подводная лодка «Сом» князя Трубецкого, вот-вот будет готов и «Дельфин». Остальные войдут в строй к марту. Использовать же подводные миноносцы мы с командирами предлагаем в двух вариантах. По первому две лодки на буксире парохода «Эрика» пойдут в залив Святой Ольги, куда заранее придет транспорт «Шилка». При необходимости во льду можно пробить канал. Пополнив запасы с «Шилки», лодки на буксире миноносцев направятся к Сангарскому проливу. Там миноносцы направятся к порту Отару, а лодки на рассвете атакуют порты Хакодате и Аомори. Согласно второму варианту, все исправные лодки пойдут на буксире миноносцев к корейским берегам, пополняя запасы с приданного им парохода. Базируясь на порт Шестакова, они начнут топить японские суда, доставляющие войска и грузы в Корею.
— Придумано здорово, но как будет на деле! — вздохнул Иессен. — Что же пока не хватает для начала исполнения ваших планов?
— Для исполнения первого варианта у меня еще нет торпед! — встал со своего места князь Трубецкой.
— А для исполнения второго варианта нам необходимо ввести в строй все привезенные во Владивосток лодки! — дополнил его Плотто.
Впоследствии лейтенант Трубецкой вспоминал, что лодками фактически никто не руководил, а инициативу командиров начальники подавляли. Дело в том, что адмиралы не знали, как использовать эти утлые «потаенные суда». А вдруг погрузится и не всплывет? Как потом отвечать? Не лучше ли вообще не выпускать в море, от греха подальше. Все держалось на энтузиазме командиров и мужестве команд. Вечерами, собираясь у кого-нибудь на квартире, командиры лодок Тьедер, Ризнич, Трубецкой и другие, придумывали командные слова для управления своими подводными миноносцами, так как не было даже этого.
Команды жили на транспорте «Шилка» в самых неподходящих условиях. Из отчета о действиях подводных лодок Владивостокского отряда: «Команды лодок были помещены отвратительно скверно… Люди, уставшие на лодке, не имели угла, где бы отдохнуть, постоянно перемещались с одного корабля на другой, часто не получая горячей пищи».
Командиры лодок сами создавали себе и запасы горючего на разных островах до залива Посьет, принимая на борт дополнительные бидоны с бензином
— Живем, как партизаны, все себе добываем сами! — шутили подводники.
Тыловых же начальников волновал в это время куда более важный вопрос сколько платить служащим на необычных миноносцах, как остальным или с надбавкой, за то, что под воду ныряют? Когда чиновники пришли к адмиралу Скрыдлову, тот только хмыкнул:
— Пусть командиры лодок сами определят себе оклады!
— А если слишком много захотят? — засомневались финансисты.
— Это не страшно! Все равно скоро все перетонут! — успокоил их командующий флотом.
Абсолютное непонимание адмиралами, чья юность пришлась на плавание под парусами, специфики подводного дела, приводила порой к анекдотам, которые могли считаться смешными, если бы не были печальными.
Так, Скрыдлов, посетив «Сом» и получив доклад командира, что на ней ведутся ремонтные работы, был непреклонен:
— Предлагаю вам завтра выйти в море!
— Но у меня разобраны механизмы и лодка негерметична! — удивился Трубецкой. — На окончание работ надо минимум трое суток!
— Я никаких объяснений от вас принимать не желаю, велено выходить, выходите, а дырки заткнете паклей! — топнул ногой командующий и удалился.
— Тут не с японцами воевать, а от своих как-нибудь бы отбиться! — почесал затылок Трубецкой.
Разумеется, что лодка в море не вышла. Скрыдов, которому, видимо, все же рассказали о технических возможностях маленьких субмарин, деликатно промолчал.
Еще более далеким от подводного дела оказался сменивший Скрыдлова адмирал Бирилев. Так, посетив только что вернувшийся с моря «Скат», он дотронулся рукой в перчатке до смазанного маслом двигателя рукой и, испачкав ее, был искренне возмущен. Через два часа появился приказ следующего содержания: «Сего числа, посетив отряд миноносцев, нашел его в отвратительном состоянии. Всюду грязь и мерзость. Считая во всем ответственным отрядного механика в злом попустительстве и преступном небрежении, предлагаю ему в трехдневный срок оставить крепость, так как в крепости на осадном положении преступникам не место». Отправили ли механика «Ската» из Владивостока или Плотто все же удалось его отстоять, мне неизвестно. Но авторитета адмиралу этот приказ среди подводников явно не прибавил.
Совсем уж перлом, который вызвал неподдельный восторг всех офицеров тогдашнего владивостокского подплава, явился еще один приказ Бирилева.
На заявке лейтенанта Плотто о выделении 24 французских свечей зажигания к двигателю «экономный» Бирилев написал: «Достаточно двух фунтов казенных стеариновых». Командиры лодок смеялись, но это был смех сквозь слезы.
Когда же 9 февраля 1905 года японский отряд в составе крейсера и десятка миноносцев показался в районе Владивостока, комендант крепости приказал всем лодкам немедленно выйти в море и на полном ходу строем атаковать неприятеля. И это при том, что к этому моменту лодки еще не закончили сборку, не могли погружаться и не имели торпед. Можно только представить, чем бы закончилась такая «лихая» атака. Слава богу, что у кого-то хватило ума урезонить храброго коменданта и лодки остались целы.
Как бы то ни было, но 14 февраля 1905 года «Сом» под началом Трубецкого и «Дельфин» под командой лейтенанта Завойко впервые вышли в море для опробования мотора и пробного погружения. Этот день можно по праву считать рождением подводных сил Тихоокеанского флота. А 21 февраля Трубецкой уж вышел и в первый боевой выход на поиски неприятеля. Боясь за техническое состояние подводных миноносцев, начальники слезно просили командиров без особой нужды не погружаться. Те клятвенно обещали, но как только выходили в море, сразу же ныряли под воду. Да и как иначе можно воевать, если не уметь использовать своего главного козыря — скрытности!
В конце апреля были получены агентурные сведения о готовящемся рейде эскадры Камимуры к бухте Преображения. 29 апреля туда срочно направились лодки «Дельфин», «Касатка» и «Сом». Две первые ушли вперед, «Сом» же немного отстал и шел самостоятельно. В 70 милях от Владивостока у мыса Поворотный сигнальщик с «Сома» заметил сначала один, а затем второй японский миноносец.
— Срочное погружение! — скомандовал Трубецкой, захлопывая за собой рубочный люк.
Но на «срочное погружение» на «Соме» уходило целых пять минут. За это время миноносцы заметили погружающуюся подводную лодку и, открыв пальбу, пошли на нее в атаку.
Когда «Сом» был на глубине 12 метров, над головой подводников прогрохотали винты японских кораблей. Никакого противолодочного оружия в ту пору не существовало, и под водой подводники могли чувствовать себя в относительной безопасности. Когда шумы винтов несколько удалились, Трубецкой начал маневрировать для выхода в атаку, видя в перископ, что миноносцы отходят к югу. Подвсплыв в позиционное положение и приготовив торпеды, «Сом» начал сам выходить в атаку. Внезапно на море опустился туман, а когда он рассеялся, миноносцы были уже далеко, уходя из опасного района. Таким было первое боевое столкновение наших подводников с противником, и пусть оно не увенчалось победой, однако японцы отныне знали, что наши лодки выходят далеко в море и могут в любой момент пустить под киль самодвижущуюся мину.
А Трубецкой по-прежнему рвался в бой. Вскоре «Сом» устанавливает абсолютный рекорд, проведя в морском дозоре 8 суток, из них 16 часов под водой.
За период командования подводной лодкой «Сом» князь Трубецкой был награжден орденом Святой Анны 3-й степени, к которому по странному чиновничьему умозаключению не было обычною для боевой обстановки прибавления «с мечами».
…А потом пришло страшное известие о Цусимском разгроме. Цусимская трагедия потрясла всю Россию, но особенно морских офицеров, тех, кто потерял в том побоище друзей и сослуживцев. Что касается Трубецкого, то он переживал все происшедшее так сильно, что впал в длительную депрессию. В конце октября 1905 года лейтенант был отчислен от командования подводной лодкой в связи с болезнью, убыл на Балтику, где был зачислен в 5-й флотский экипаж.