ПОРТ-АРТУРСКАЯ СТРАДА
Новый командир 12-дюймовой башни «Полтава» прибыл на броненосец непосредственно в момент первой атаки японцами Порт-Артура. В первых же боевых столкновениях с японцами Рощаковский проявил себя с самой лучшей стороны. Его башня и огонь всегда вовремя открывала, и теми стрельбы держала хороший, и точность стрельбы была неплохая. Во время перестрелок с японцами Рощаковский действовал уверенно и грамотно, не хуже чем другие. Но таких, как он, на эскадре были десятки. К сожалению, командир орудийной башни, будь он хоть распрекрасно подготовлен, не имеет самостоятельного командования, а Рощаковскии мечтал именно о самостоятельности.
Офицерская молодежь мечтала о победном генеральном сражении с японцами. Однако урон, понесенный при первой внезапной атаке японцев на Порт-Артур, откладывал решающее столкновение на неопределенное будущее. Броненосцы большую часть времени отстаивались на внутреннем рейде под защитой береговых батарей.
— Ну не люблю я эти броненосцы! — опять говорил в сердцах Рощаковскии. — А служить попадаю всегда именно на них. Хоть куда бы рванул, хоть к черту на рога, лишь бы дело побойчее!
Наконец, не выдержав, он отправился прямо к вице-адмиралу Макарову на «Петропавловск». Попросил своего знакомца флаг-офицера Дукельского доложить, что у него к командующему дело первостепенной важности. Дукельский сделал удивленные глаза, но переспрашивать не стал, пошел докладывать. Вскоре вернулся:
— У тебя, Миша, пять минут! Адмирал страшно занят!
— Здравствуйте, Рощаковский! — поздоровался Макаров, встав из-за стола. — Говорите, что у вас за дело ко мне?
Напротив командующего с кипой бумаг сидел контр-адмирал Витгефт, недовольно смотревший на вошедшего лейтенанта, чего, мол, занятых людей отвлекаешь.
— Хочу ваше превосходительство предложить план экспедиции в Чемульпо. Японцы считают там себя в полной безопасности, и порт набит под завязку транспортом с войсками!
— На чем же вы хотите идти в Чемульпо? — с интересом глянул на лейтенанта вице-адмирал.
— Думаю, что лучше всего был бы бензино-моторный катер с броненосца, И пушка есть, и две самоходные мины, скорость тоже приличная. Маршрут я уже изучил и готов прорываться хоть завтра!
— Что ж, идея сама по себе неплоха! — усмехнулся Макаров. — Отрадно, что есть офицеры, которые думают и готовы к подвигу. Но пока нам не до Чемульпо. Разберемся вначале с делами в Артуре. Да и одного катера для такой экспедиции явно мало. Такую операцию надо готовить, и если уж посылать, то сразу несколько миноносцев. А за инициативу спасибо!
Когда Рощаковскии вышел, Макаров повернулся к Витгефту:
— Надо будет, Вильгельм Карлович, нам взять этого Рощаковского на заметку. Думаю, из него получится хороший миноносник!
Впервые о Рощаковском заговорили в трагический для нашего флота день 31 марта, тогда на выходе из Порт-Артура взорвался броненосец «Петропавловск». Погибла большая часть команды и командующий флотом вице-адмирал Макаров. Сразу же после взрыва «Петропавловска» Рощаковскии вызывается идти спасать оказавшихся в воде товарищей. Командуя гребным катером с «Полтавы» в условиях крутой зыби, он спас 18 человек. При этом лейтенант продемонстрировал прекрасную морскую выучку. Спущенный одновременно на воду с ним с «Полтавы» паровой катер тут же был накрыт волной и затонул. Именно Рощаковскии нашел и поднял шинель Макарова, вытащил из воды и своего однокашника великого князя Кирилла Владимировича, когда тот уже захлебывался.
— Спасибо Миша, что спас! Ни я, ни моя семья никогда этого не забудем! — говорил он, кутаясь в матросское одеяло.
— Какие счеты! На войне как на войне! — протянул Рощаковскии своему сиятельному однокашнику початую бутылку коньяка.
А несколько недель спустя неожиданно Рощаковского вызвал к себе контр-адмирал Витгефт.
— Помните, лейтенант, свой визит к Степану Осиповичу? — спросил он его, когда тот прибыл.
— Так точно, ваше превосходительство! — Думаю, что настала пора вернуться к вашей идее поиска
на корабельном катере.
Уже давно командование эскадры, стремясь компенсировать нехватку миноносцев, широко использовало корабельные минные катера для несения сторожевой службы, кроме того, катера использовались и в качестве тральщиков. Однако выполнения этих чисто оборонительных задач было мало для молодых офицеров эскадры, стремившихся к активным наступательным операциям. Все мечтали о настоящих боевых делах.
— Прорываться в Чемульпо? — с надеждой в голосе произнес Рощаковский.
— Какое там Чемульпо! — махнул рукой Витгефт. — Идите сюда!
Контр-адмирал подвел Рощаковского к лежащей на столе карте Ляодуна
— У нас есть данные, что в бухте Керр япо1Щы держат несколько транспортов с припасами. Хорошо бы нанести по ним удар!
— Я готов! — с радостью выдохнул Рощаковский,
— Тогда принимайте под начало катер с «Ретвизана», команду наберите из охотников и с богом вперед!
В тот же день лейтенант принял под начало катер с «Ретвизана». В команду кликнули охотников.
— Дело наше будет рисковое, но веселое! — сказал он матросам. — Может, нам удача улыбнется, а может, и нет! А потому назовем наш катер «Авось»!
— Это дело! — заулыбались матросы. — Авось сдюжим! «Авось» был типичным корабельным катером, которые за пышущие жаром паровые котлы и обилие надраенной меди иронично звали на эскадре «самоварами». На «Авосе» имелась небольшая пушчонка, две мины Уайтхеда Утром следующего дня Рощаковский самолично поднял над «Авосем» Андреевский флаг, как-никак, боевой корабль, хоть и «самовар»!
Днем 25 апреля «Авось» вышел из Порт-Артура Ночью Рощаковский незаметно достиг Даляньваньского зализа и укрылся в бухте Один (Дагушаньвань). В ночь на 27 апреля катер отправился на охоту в залив Керр. На подходе к бухте он наткнулся на сторожевые японские миноносцы. Чтобы незаметно проскользнуть мимо них, пришлось обходить мыс, прикрывавший вход в бухту, вплотную к нему. Оставалось зайти в неё и атаковать со стороны берега стоявший на якоре неприятельский крейсер. К несчастью, Рощаковский не знал хорошо берегов и слишком близко прижался к шедшей от мыса каменной гряде. Внезапно катер выскочил на гряду, пробил дно и накрепко засел среди камней. Все попытки снять его не удались. В конце концов, катер пришлось взорвать, а команде — вплавь добираться до берега и затем пешком до Дальнего и Порт-Артура. Несмотря на неудачу, действия Рощаковского получили достаточно высокую оценку.
На «Полтаву» Рощаковский уже не вернулся. 6 мая его назначают командиром миноносца «Решительный». Надо ли говорить, как был рад Рощаковский новому назначению. На тот момент «Решительный» был одним из самых боевых миноносцев Порт-Артурской эскадры. При водоизмещении в 250 тонн он имел 4 орудия и два торпедных аппарата, а скорость хода до 27 узлов.
В отличие от броненосцев и крейсеров, действия миноносцев 1-й Тихоокеанской эскадры отличались большой активностью. По воспоминаниям очевидца, «миноносцы в течение осады Артура несли каторжную, мало вознагражденную работу… По сравнению с большими судами они работали в сто раз больше. В то время как броненосцы и крейсера мирно оставались в гавани, на этих незаметных тружеников свалили всю работу».
В течение мая—июня 1904 года «Решительный» почти каждый день выходил в море в составе 2-го отряда миноносцев или самостоятельно, принимая участия в дежурствах на внешнем рейде, обстреле позиций противника, разведке, тралении подходов к Порт-Артуру. Рощаковский был счастлив.
— Это ли не настоящая жизнь, когда не продохнуть от дел боевых!
Командирским крещением на миноносце стал для Рощаковского ночной поиск неприятеля 14 мая, в котором участвовали сразу шесть миноносцев. Никаких претензий по управлению кораблем к Рощаковскому со стороны начальства не было.
— Вполне подготовлен и может действовать самостоятельно! — таков был вердикт начальника минной обороны Порт-Артура контр-адмирала Лещинского.
С середины мая в связи с началом плотной блокады Порт-Артура у флота появилась новая задача — обстрел позиций вражеских войск. К ее выполнению чаще всего привлекались миноносцы: несмотря на слабость артиллерийскою вооружения, они были достаточно быстроходны, чтобы в случае появления неприятельских кораблей успеть отойти под защиту береговых батарей. Так, 21 мая «Скорый», «Решительный» и «Грозовой» вели огонь по предполагаемому месту нахождения японских войск на перешейке у бухты Сикао. И снова Рощаковский действовал выше всех похвал.
Впрочем, случались и неудачи. Так, вечером 28 мая из Порт-Артура вышли восемь миноносцев под брейд-вымпелом нового командующего 2-м отрядом капитана 2-го ранга Е.И. Криницкого. Корабли взяли курс на Голубиную бухту, а затем — к островам Мяотао, где, возможно, находилась стоянка японских канонерок и судов береговой обороны, осуществлявших морскую блокаду крепости. Но поход закончился неудачно: противника встретить не удалось, зато около 1.30 при выполнении последовательного поворота "Решительный" на скорости 18 узлов протаранил впереди идущий "Смелый", причем так, что "видна была вспышка от удара и звук наподобие взрыва". Носовая оконечность "Решительного" оказалась свернутой в сторону, все пять поясов обшивки сгофрировались, в них образовались разрывы и трещины. На "Смелом" был деформирован правый борт в кормовой части, в районе унтер-офицерского помещения. К счастью, оба корабля сохранили ход и благополучно добрались до бухты Белый Волк, а 30 мая вошли в порт-артурскую гавань.
— Живы остались, и то ладно! — радовались на эсминцах.
Ремонт "Решительного" в доке занял шесть дней. Рощаковского, разумеется, пожурили.
Чем только не приходилось заниматься миноносцам: обстрелы побережья и траление, охрана рейда на ближних подступах к крепости и ночные стычки с японскими миноносцами. Затем перед миноносниками поставили еще и совершенно для них новую задачу — постановку мин.
Миноносцы оборудовали специальными приспособлениями — "порт-артурскими салазками" (прообразом минных рельсов). "Салазки" позволяли принимать на палубу миноносца до 18 мин, а затем сбрасывать их с кормы на малом ходу корабля. Впервые это устройство было опробовано вечером 22 июля, когда миноносец "Решительный" под началом Рощаковского выставил 10 сферических мин в 11 милях от Порт-Артура.
Через два дня "Решительный" повторил операцию — новая минная байка появилась в районе Голубиной бухты. Оба раза миноносец встречал в море дозорные японские корабли, но в темноте уходил незамеченным и выполнял задания, за что получил благодарность от контр-адмирала Витгефта. Минные заграждения, поставленные миноносцами, были довольно успешны. На одном из них впоследствии подорвался и затонул японский крейсер "Такасаго", ряд японских кораблей получили серьезные повреждения. Остальные уже не рисковали подходить близко к Порт-Артуру.
Повседневное общение между командами миноносцев было гораздо более тесным, чем на больших кораблях. Ежедневный риск, стесненные условия способствовали тому, что офицеры и ели, и спали вместе с матросами. «Миноносцы стояли в углу Восточного бассейна… один плотно к другому. Из-за этого трудно было выходить, но зато, если чего не хватало, пойдешь к соседям — не у одного, так у другого выпросишь. Жили на миноносцах тесно, неудобно, но дружно», — вспоминал мичман Страхов с «Разящего».
Разумеется, бытовая жизнь на миноносцах также была значительно труднее, чем на крейсерах и броненосцах. Тот же мичман Страхов впоследствии писал: «Паровое отопление плохо действовало; потолок и стены отпотевали, всюду капало; спать приходилось под клеенкой поверх одеяла. Прибавьте, что лишь командир имеет свою каюту, остальные же спят за занавесками в кают-компании». В жаркое время в таких загородках — их в шутку называли «палатами» — приходилось весьма несладко. Тогда «все вытрепывали матрацы на палубу и ставили тенты, чтобы не упекло утреннее солнце и не заносило лицо сажей из труб».
Были проблемы и с питанием. К июлю 1904 года были оформлены «коммунальные» отношения команд миноносцев. Приказ командира Порт-Артура контр-адмирала И.К. Григоровича за № 223 по этому поводу гласил: «Ввиду прекращения выдачи свежего мяса и перехода на солонину с уменьшенной дачей предписываю… на малых судах… соединяться вместе по договору командиров, чтобы, открывая бочонок с солониной, он весь расходовался в один день без остатка, ввиду отсутствия рефрижераторов, считая по 1/3 фунта на человека».
Но зато нигде не жили так дружно, нигде не было такого единения офицеров и матросов. Совместно проводился и досуг команд миноносцев. «Командир "Решительного" лейтенант М.С. Рощаковский для нижних чинов устроил на берегу лавочку. Матросы могли там получать консервы, разные мелочи, кроме того, был поставлен тент и под ним скамейки. Там пили квас, читали "Новый Край" и обсуждались текущие события — образовался матросский клуб», — вспоминал мичман Страхов.
Боевая деятельность миноносцев породила даже свои специфические выражения: испросить у начальства разрешение на выход в море — "мазать корму" или "колыхнуться"; перестрелка между броненосцами и крейсерами: "швырять друг в друга тяжелыми предметами"; снаряды самих миноносцев назывались "легковесными гостинцами". Свои же утлые и юркие кораблики миноносники ласково именовали "ласточками войны".
К концу июля 1904 года, в связи с выходом японцев на ближние подступы к крепости и началом бомбардировки гавани, Первая Тихоокеанская эскадра была вынуждена начать подготовку к прорыву во Владивосток. Навстречу ей должен был выйти Владивостокский отряд крейсеров. Для организации взаимодействия с ним контр-адмирал Витгефт решил послать во Владивосток через русское консульство в китайском порте Чифу секретную депешу. Для решения этого важнейшего вопроса командующий решил пожертвовать одним из миноносцев. Выбор пал на «Решительный».
— Рощаковскому я верю. Этот справится! — решил Витгефт, после недолгого раздумья.
«Решительному» надлежало прорвать японскую блокаду, прибыть в Чифу, любой ценой доставить шифровку русскому консулу, а затем разоружиться.
— Сами понимаете, что поручение чрезвычайно важное и от него много зависит для всех вас! — наставлял командира миноносца Витгефт. — Кроме этого напоминаю вам, что по статуту ордена Святого Георгия этот орден получают те, кто, прорвав окружение неприятеля, доставит командованию чрезвычайно важные сведения… Именно это, господа, вам и предстоит сделать. А потому объявите своим офицерам, что за прорыв в Чифу я обещаю всем по Георгию.
— Клянусь честью русского офицера, что в Чифу прорвусь и задачу выполню! — вскинул голову Рощаковскии, принимая от Витгефта тяжелый засургученный пакет.
— Ну, тогда с Богом, лейтенант! — перекрестил его контр-адмирал. — И в добрый путь!