Капитан корабля слегка повёл плечами, оправляя белоснежный китель. Привычным жестом разгладил седые бакенбарды, поднял руку и хорошо поставленным оперным баритоном возгласил:

— Итак, драгоценные дамы и уважаемые господа, сейчас вы увидите перед собой древнюю прародину человечества!

Судя по всему, сцена была хорошо отработана. Сначала светильники, освещавшие прогулочную палубу, тревожно замерцали розоватым и голубоватым, и, рассыпая в воздухе золотистые звёздочки, померкли. Одновременно с этим глухая переборка, отделяющая палубу от космической пустоты, начала таять в воздухе. Оскар понимал, что это всего лишь набор оптических эффектов, но зрелище захватывало.

Лайнер напоминал дорогую игрушку. За последние годы Оскар привык к комфорту, но земной корабль был именно роскошен. В частности, вместо обычной практики заморозки пассажиров в космопорту и оживления уже после высадки на новой планете, здесь был принят специальный ритуал: красивый старт, пребывание на орбите, потом погружение в анабиоз, н, наконец, торжественное прибытие и посадка. Всё это было старомодно, но эффектно.

Какая-то полузнакомая — кажется, виделись при посадке — дама в коротком чёрном платье из перьев неизвестной птицы охнула и невольно прислонилась к его плечу, когда стена исчезла, и в самом центре разверзшейся пустоты вспыхнула сияющим голубым шаром третья планета системы ААААА.

— Земля, — выдохнула дама. — Боже мой, настоящая Земля.

— Это нам порастрясло карманы, — с гордостью сообщил полноватый господин в дорогом костюме, судя по всему — законный супруг впечатлительной дамы. — А всё-таки, — фамильярно обратился он к Оскару, — земляшки свински вздули въездную пошлину. Просто безумные какие-то деньги требуют.

Кралевский пожал плечами: у него не было причин интересоваться размерами пошлины. Как и стоимостью билета на этот лайнер.

— Простите, я не в курсе, — наконец, сказал он.

— Мы поздравляем пассажиров, — снова взял слово капитан, — с прибытием в Солнечную систему. В честь прибытия на верхней палубе состоится банкет. Присутствующих среди нас граждан Земли, — вполголоса добавил он, — с возвращением на родину. Добро пожаловать домой. Позвольте мне, как велит традиция, пригласить вас, дорогие соотечественники, на скромный ужин в кают-кампании.

— Видите, меня зовут, — извинился Оскар.

— О, так вы землянин?! — полноватый господин невежливо вытаращился на Кралевского. — Редкая птица! Ох, простите, не хотел обидеть. Вы, земные, все гордецы — а мы попроще, чего уж там…

— Я не землянин, — усмехнулся Кралевский. — И лечу сюда в первый раз. Надеюсь, мне понравится.

— Так-так… — на лице толстяка отобразилась некая умственная работа. — Вы хотите сказать, что разжились земным гражданством? Чёрт возьми, я сам ловкий парень, но вы… Давайте, что-ли, познакомимся. Меня зовут Жорж Ферминале. Фер-ми-на-ле. И я гражданин AA58C. Знаете такую систему? Лучшая система в Галактике… после Земли, конечно. Ну и мы там не последние люди. Вот, видите ли, путешествуем с супругой и дочерью. Можем себе позволить, — с гордостью добавил он.

Оскар подумал про себя, что Галактика — очень тесное место. Во всяком случае, члены семейства Ферминале в ней попадались чаще, чем позволяла на то надеяться теория вероятностей.

— А всё-таки, — Жорж Ферминале подмигнул, — любопытно мне узнать, как это можно поиметь земное гражданство… Не то чтоб мне самому нужно было. Я гражданин AA58C, и своё гражданство я потом и кровью заработал, вот так. А вот как зарабатывают земное — извините, не слыхал… Вы на банкет идёте? Кстати, познакомитесь с нашей дочкой. Красавица. Недавно вернулась домой. И привезла с собой денежек. Она у нас просто прелесть какое золотце.

— Сожалею, но меня пригласил капитан. Было бы невежливо отказаться, — Кралевский улыбнулся и ушёл.

— Интересный человек. Что-то в нём такое есть, — задумчиво протянула мадам Ферминале. — Жорж, дорогой, не упускай его из виду. Кстати, надо бы и в самом деле познакомить его с Анной-Марией? Девочка что-то хандрит в последнее время. Небольшой роман пошёл бы ей на пользу, Жорж.

Жорж подумал, пожевал губой.

— Да нахрен мы ему сдались, — заключил он. — Пузом чую — птица другого полёта.

Неторопливо двигаясь в направлении кают-компании, Оскар прокручивал в памяти события последних лет.

Некоторое время он потратил на путешествия по Галактике, благо средства позволяли. Для начала он заказал роскошный тур по самым известным курортным системам. Единственное, что он вынес из этого путешествия — так это знание кое-каких светских условностей: общение с обеспеченными людьми оказалось полезным в смысле вежества и отёсанности. Что касается самих миров, то Оскар с неудовольствием убедился, что агатовые пляжи AS25TIX волнуют его не более, чем буйное разнотравье A97D8I или охотничьи угодья AP0189III. Отели и рестораны везде были примерно одинаково хороши, прислуга — одинаково хорошо вышколенной и одинаково ненавидящей господ отдыхающих. Аборигены несколько различались: сумрачные охотники AP0189III, галдящие темнокожие бездельники AS25TIX и томные куртизанки A97D8I относились к разным культурам и вели себя по-разному. Но кошельки туристов они опустошали с одинаковым рвением.

Позагорав на курортах, Кралевский решил посмотреть на серьёзные миры, считающие себя жемчужинами Галактики. Это оказалось интереснее. Например, «фабрика мысли» ASSHII с её знаменитым Университетом заинтересовала его настолько, что он провёл там четыре месяца: планета оказалась неожиданно уютной, а общение с его обитателями — совершенно не страдающими снобизмом, несмотря на академические степени — развивающим и поучительным. Не менее любопытным местом оказались и пять технологических планет системы AW6OX. Финансовые миры его не очень заинтересовали, зато инвестиционный центр A55UFO оказался вполне себе ничего. Было искушение завернуть и на AA58C, родину маленькой Ферминале, но по здравому размышлению он решил эту экскурсию отложить до лучших времён.

Проблем с кошельком у Оскара не возникало: как и обещал высокопросвещённый авва, его состояние, переданное в управление орденским финансовым кудесникам, и впрямь росло как на дрожжах. Это позволяло ему не стесняться в средствах и жить по стандартам тех миров, которые он посещал. Впрочем, его расходы сводились в основном к личному потреблению. Кралевский не покупал дорогих вещей, за исключением одежды и кое-каких аксессуаров. Он не зарился на собственный звездолёт, недвижимость в курортных зонах, и прочие дорогие и бесполезные игрушки. Путешествовать он предпочитал налегке. Даже свою коллекцию черепов — единственное, чем он дорожил — Оскар предпочёл хранить в ячейке одного из галактических банков. Впоследствии он собирался украсить ими своё земное жилище. Тот самый дом у моря, который ему обещал высокопросвещённый авва.

Увы. С земным гражданством всё оказалось куда сложнее, чем ему хотелось надеяться.

Разумеется, Кралевский с самого начала понимал, что решать эту проблему будет непросто, что бы там не говорил самонадеянный иерарх. Ибо во всех вопросах, связанных с Землёй, обычные методы не работали — или, как минимум, сильно буксовали.

В Галактике всегда находились системы, по тем или иным причинам претендующие на превосходство, а то и на лидерство. Некоторые из них и в самом деле имели на то основания или надеялись их приобрести. Земля никогда не вмешивалась в эти крысиные бега и сама в них не участвовала: её положение было уникальным и неповторимым. Она была не участником галактических соревнований, а их судьёй — и одновременно призом.

Чем именно обеспечивалось столь исключительное положение, никто толком не понимал. Это просто принималось всеми как данность: Земля была центром Вселенной, так было всегда, рассуждать на эту тему никому не приходило в голову.

Разумеется, Оскар относился к разного рода самоочевидностям без всякого доверия. Поэтому он потрудился ознакомиться с цифрами и фактами. Обычно они всё проясняли — но, увы, не в данном случае.

С одной стороны, Земля уже много столетий ничего не производила — за исключением разве что виноградного вина, сыра и некоторых деликатесов. Финансовым или информационным центром Галактики она тоже никогда не была. Земные университеты и прочие образовательные учреждения имели посредственную репутацию, земные женщины не славились выдающейся красотой, и так далее. Шедевры зодчества, живописи и скультптуры Земли заслуженно почитались — но не более, чем, скажем, знаменитые творения архитекторов AAW3QII или музеи ANIP99… Проще говоря, на третьей планете системы ААААА не было ничего особенного. Если, конечно, не считать природных условий: какими бы привлекательными ни казались горы и равнины освоенных человечеством миров, всё-таки по-настоящему слиться с природой возможно было только на Земле, где каждая капля воды и каждая линия солнечного спектра идеально подходили для жизни Homo Sapiens Sapiens. Однако, туризм на Землю был жесточайшим образом ограничен. Во-первых, не существовало нормальной туристической инфраструктуры: никаких новых курортов, отелей и всего такого прочего на планете не строилось уже много столетий — а те, которые существовали, поражали своей ветхостью и убожеством. К тому же все места в них были проданы на полтора столетия вперёд. Можно было ещё поселиться у какого-нибудь землянина, если он вдруг соблаговолил бы сдать свой дом или квартиру на месяц-другой — например, на время длительной отлучки. Такие предложения продавались на открытом аукционе и уходили за сумасшедшие деньги. Кроме того, въездные пошлины для неграждан были совершенно непомерными и даже неприличными. Конечно, в Галактике хватало богатых снобов, которых всё это не останавливало… Но тем не менее, создавалось такое впечатление, что Земля брезгливо отпихивается от любых заработков.

При всём том Земля была богата, очень богата. Так, расходы на безопасность — в частности, на содержание чуть ли не сильнейшего в Галактике боевого космического флота — были совершенно непомерными. По объёмам импорта предметов роскоши Земля уступала разве что крупнейшим из богатейших систем, а в пересчёте на одного жителя — уверенно держала первенство. В случае возникновения каких бы то ни было проблем Земля легко платила огромные взятки. Зато земные чиновники славились своей неподкупностью. Им могли предлагать любые деньги, иногда они их даже брали — но, как обычно выяснялось впоследствии, только в том случае, если интересы взяткодателя случайно совпадали с уже принятым решением.

Особой статьёй расходов Земли были её граждане. Все миры категории A обеспечивали своим постоянным жителям определённый уровень комфорта. Однако, положение землян было уникальным. Родная планета фактически оплачивала все счета своих граждан, которые последние могли хоть как-то обосновать. Например, Земля добровольно приняла на себя обязательство покрывать любой счёт за доставку своего гражданина из любой точки Вселенной до Земли — так называемое «право обратного билета». Жадин, выставлявших непомерные счета за транспортные услуги, обязательно наказывали — но в целом это было выгодно, и любой роскошный лайнер с удовольствием делал крюк на пару-тройку прыжков, чтобы забрать с какой-нибудь отдалённой планеты случайно затесавшегося туда земного туриста, мучимого неожиданным приступом ностальгии… Примерно та же политика проводилась и по отношению к прочим потребностям. Конечно, синекура имела некие рамки. Земные власти брались оплатить гражданину обучение в Галактическом Университете на ASSHII, но не покупку в модном магазине или ресторанный счёт.

Однако, в целом любой гражданин Земли, вне зависимости от уровня доходов, мог не задумываясь позволить себе то, чего не мог себе позволить иной набоб-инопланетник, лопающийся от денег. Кроме того, у них не было проблем с трудоустройством: землянин всегда мог заработать, если того хотел — и был готов пошевелить ради этого хотя бы мизинцем. Фактически, земляне взяли на себя роль аристократов Галактики.

Быть гражданином AAAAA было невероятно почётно, стать им — практически невозможно. Гражданство Земли нельзя было купить, унаследовать, получить в качестве приложения к браку или усыновлению, и так далее. Его предоставляли только урождённым землянам — и очень, очень редким счастливцам, которые имели особые заслуги перед Землёй.

Единственное, чего земляне не любили и даже побаивались — так это потери лица. Ситуации, в которых Земля выглядела небезупречно, обычно как-нибудь да замазывались, иногда ценой существенных уступок. Оскар это понимал и терпеливо ждал, уповая на упрямство Ордена.

Он не имел иллюзий по поводу того, почему Орден прилагает такие усилия ради его ничтожной персоны. Святотельцы с давних пор обладали на Земле кое-каким недвижимым имуществом, и хотели удержать его за собой. Однако, земляне, верные своей обычной практике, приняли закон, согласно которому владеть земной недвижимостью могут только граждане планеты. Насколько Оскару удалось выяснить, шаря по сети, в Ордене состояло всего двое граждан Земли, которые и считались номинальными владельцами всего (Орден, разумеется, считал всю собственность его членов своей, но землян это не очень волновало). Оба были дряхлыми старцами, а потомства у них не было. Кралевскому предстояло принять эстафету.

Высокопросвещённый авва связывался с Оскаром по сети примерно раз в год. Обычно он интересовался финансовым положением и занятиями своего подопечного, потом скороговоркой сообщал ему, что вопрос с земным гражданством будет вот-вот решён, после чего отключался. На третий год слова «вот-вот» из лексикона иерарха пропали, зато прозвучала жалоба на земную бюрократию. На четвёртый год иерарх предложил Кралевскому «сохранять спокойствие и ждать», на пятый — что соглашение с Землёй уже «практически достигнуто». В тот же год последовал внеплановый звонок: высокопросвещённый сообщил, что Орден намерен снова поднять тему бессмысленного и жестокого уничтожения Землёй монастыря на FC1XZI, и что Оскару, возможно, потребуется сделать ряд заявлений для прессы. Довольно быстро последовал отбой: никаких заявлений, никакой публичной активности, «вопрос решается». Следующие два года никаких вестей от аввы не было вообще. Засим последовал короткий сеанс связи: авва интересовался оскаровским здоровьем, напоминал о договорённостях, вопрос о земном гражданстве не поднимался… Оскар решил, что оно и дальше так будет продолжаться, но полгода назад — Кралевский как раз летел к очередному новому миру — иерарх добрался до него прямо на борту лайнера и сказал, что вопрос решён положительно, а посему Оскару надлежит сразу по прибытию на место купить билет до ближайшей системы, где есть земное консульство, и начать процедуру оформления.

Заодно пришлось и сменить имя: и Земля, и Орден были равно заинтересованы в том, чтобы досточтимый Ввагр Паргентум канул в Лету. Сначала он хотел взять себе какое-нибудь нейтральное прозвище, но потом решил схулиганить. Теперь в его биочипе было прошито имя Оскара Кралевского. Его это устраивало.

В кают-компании было уютно: тихая старинная музыка, приглушённый золотистый свет, хорошо сервированный стол, украшенный вазами с земными фруктами.

Похоже, землян на борту находилось немного — на ужине присутствовали всего восемь человек. Высокий старик — судя по глазам, живущий уже не первую сотню лет. Его супруга, чернокожая женщина средних лет. Молодой человек с вихром на затылке и рассеянным взглядом: таких Оскар в изобилии видел на ASSHII и прочих «научных» мирах. Влюблённая парочка, поглощённая друг другом. Женщина непонятного возраста в декоративных тёмных очках. Какой-то непонятный человек без особых примет. И, наконец, девушка ослепительной красоты, с ниспадающей гривой рыжих волос — у Кралевского аж перехватило дыхание, когда он её разглядел. Почему-то было сразу понятно, что этого тела не касался нож хирурга: всё было настоящее.

Капитан, завидев Оскара, заулыбался.

— Ну вот, теперь все в сборе. Драгоценные дамы и уважаемые господа, позвольте представить вам господина Кралевского. В отличие от нас, он не был рождён на нашей благословенной планете. Гражданство было даровано ему за особые заслуги перед Землёй, — последние слова он слегка подчеркнул голосом. — Прошу за стол, господин Кралевский.

— Особые заслуги? — переспросил старик. У него оказался жёсткий, почти лающий голос. — О да, понимаю… Позвольте пожать вашу руку, молодой человек. Добро пожаловать домой.

Потом чернокожая супруга старика, испытующе глядя на Кралевского, протянула ему руку для поцелуя. Оскар, за последние годы поднаторевший в светском обхождении, справился с этой задачей, слегка коснувшись — даже не губами, а дыханием — надушенного запястья негритянки. Та одобрительно посмотрела на любезного мужчину, уголки толстых губ поощрительно приподнялись. Оскар понял, что общество его приняло.

Оскар механически представлялся, выслушивал имена, чтобы тут же их забыть, говорил какие-то комплименты, одновременно представляя себя со стороны. Похоже, он смотрелся неплохо: уже поживший, но крепкий мужчина с умным лицом, аккуратно подстриженной бородкой, в элегантных чёрных одеждах. Хотя авва и запретил ему носить монашеское платье, он всё же не стал от него отказываться вовсе. Знаменитый портной с AS25TIX сочинил для него нечто вроде фантазии на тему орденского одеяния — без явных конфессиональных признаков, вроде фартучка или креста, но достаточно близкую к теме. С тех пор Кралевский только совершенствовал этот фасон.

— А вот, — капитан, наконец, обратил благосклонный взор на рыжеволосую красавицу, — а вот наша Ди-Ди.

Девушка, смущаясь, опустила ресницы.

— Меня зовут Серна. Серна Дебрянски-Дейкстра.

Она робко коснулась его руки кончиками пальцев. На тонком запястье сиял золотой браслет со звёздочкой в середине и коротким «Ad Astra».

Их называли просто — Семейство.

Ирония судьбы состояла в том, что основатель Семейства, профессор Симон Дейкстра, был как нельзя более далёк от каких бы то ни было семейных или фамильных ценностей. Он не имел семьи и не собирался её заводить, поскольку боялся женщин и ненавидел детей. Большую часть жизни он провёл внутри собственного черепа — сначала в мире чистой математики, а потом в пустоте безмыслия.

Физическая реальность его интересовала в основном как источник интересных задач. Одна из таких задач, формулировка которой на математическом языке занимала десять или двенадцать строчек — если вкратце, то речь шла о некоторых свойствах нуклеарных L-валентных субстриктов Макгрегора-Юкавы-Хаусвальда — дала ему всё. Потому что физическая интерпретация этой задачки, известная как теория сингулярного гиперперехода, позволило создать дейкстровский гиперпривод, сделавший межзвёздные дороги короткими, а профессора — богатым и знаменитым.

Большого счастья ему это не принесло. Деньги как таковые его мало интересовали. Личные потребности Симона ограничивались ежеутренним яичком всмятку и бигосом из говядины с кислой капустой на обед. Впрочем, ему было всё равно, что есть, лишь бы это было каждый день одно и то же. Что касается славы, то занятия полиэквивалентными субстриктами он считал интересным, но побочным ответвлением своих главных научных интересов, среди которых на первом месте было доказательство теоремы Мортке-Голдштейна. Он работал над доказательством более двадцати лет, и в конце концов предложил свой вариант, довольно элегантный. Компьютерная проверка не обнаружила ошибок, и доказательство было опубликовано. К сожалению, через некоторое время выяснилось, что в программе, проверяющей ошибки, есть ошибки. Новая проверка показала, что доказательство неверно, причём упущенное звено в рассуждении оказалось почти элементарным. Ознакомившись с результатами экспертизы, профессор Дейкстра счёл, что его мозг более не способен к серьёзной математической работе. Поэтому он принял решение его выключить. Ему это удалось, хотя и не совсем. К сожалению, традиционный способ — пуля в висок — оказался ненадёжным. Пуля прошла навылет, разрушив часть мозга, но не убив профессора. Последующие сорок лет жизни он провёл в закрытой больнице, в состоянии овоща.

Однако, если не считать отсутствия разума, все остальные функции организма Симона Дейкстры были в полном порядке. Что позволило медсестре-сиделке Эльзе Дебрянски, ухаживавшей за профессором, зачать от него ребёнка.

Во время разбирательства — сначала административного, потом судебного: дело об изнасиловании знаменитого пациента вышло за пределы стен клиники — она объяснила свои мотивы просто. Одинокая, немолодая, некрасивая и отнюдь не блистающая интеллектом (несмотря на данное ей злоязычными журналистами прозвище Умная Эльза) женщина знала, что профессор был гением и заработал кучу денег. Справедливо рассудив, что пуля, разрушившая мозг, не могла повредить гены, она воспользовалась своим служебным положением, чтобы заиметь потомство от титана мысли. «Если будет у меня умненький мальчик» — повторяла Эльза, — «уж он-то меня не оставит под старость под забором».

Насчёт мальчика она угадала. В положенный срок Эльза разродилась здоровым младенцем мужского пола.

Разумеется, она была изгнана из больницы с волчьим билетом, и с тех пор никогда нигде не работала, посвятив себя сыну. В ту далёкую пору Земля уже не бедствовала, но ещё не шиковала, так что детство ребёнка, названного Симоном в честь отца, было нелёгким. Однако, тяжёлая жизнь, а также фанатическая убеждённость матери в гениальности сына, сыграли свою роль. Правда, ожидания Эльзы оправдались не вполне. Если гены великого отца и проявили себя, то в иной сфере. Великим математиком Симон не стал, зато получил известность как юрист: в математике он разбирался, но всё же хитросплетения законов интересовали его больше, чем строгая красота уравнений.

В отличие от наивной матери, Дебрянски-младший отдавал себе отчёт в том, какие выгоды он может извлечь из своего происхождения. На кону было немалое состояние профессора, а также права на все патенты в области гиперпривода. При этом никто толком не знал, существует ли завещание Дейкстры, и если да, то что именно оно гласит. Дебрянски рассчитывал на то, что завещания не существует, и приготовился к судебным сражениям с опекунами профессора. Поэтому он предпринял усилия, чтобы добиться юридического признания отцовства, благо генетический анализ был на его стороне. Это ему удалось, хотя и стоило многолетней нервотрёпки.

Когда профессор, наконец, скончался, его потомку было тридцать девять лет. За это время он вырос в преуспевающего адвоката, хорошо знающего систему и умеющего с ней бороться. Нашлись и спонсоры, готовые вложиться в ведение многолетнего процесса со всеми претендентами на наследство — и наследие — покойного. Их помощь понадобилась прежде всего в борьбе с опекунским советом, лоббирующим интересы Массачусетского университета, которому профессор якобы собирался отписать нажитое и придуманное.

Симону выиграл этот раунд, равно как и весь процесс, благодаря умелой работе с общественным мнением. Ему удалось нарисовать в умах публики эффектную картинку, бьющую на чувства: незаконнорождённый сын пытается заявить свои права на наследство, удерживаемое бездушными и бездарными приживалами. Особенно красивым оказался эпизод, когда некий весьма уважаемый член опекунского совета публично заявил, что покойный Дейкстра ни за что не отдал бы плоды своего гения человеку, который даже не способен понять его великую теорию. Симон устроил настоящее шоу, публично, в присутствии журналистов, сдав в Калифорнийском университете экзамен по теории сингулярного гиперперехода. Это был, наверное, самый знаменитый экзамен за всю историю университета. Его транслировали по новостным каналам в прайм-тайм.

В конце концов процесс был выигран. Восторг победы оказался несколько омрачён разве что смертью госпожи Дебрянски: Умная Эльза не дожила двух дней до окончательного вердикта Верховного Суда Земли. Симон был вне себя от горя и не скрывал этого — что тоже повлияло на массовые настроения, а также и на решение судей.

После победы Симон Дебрянски-Дейкстра — он взял двойную фамилию, не желая отрекаться ни от отца, ни от матери — взялся за дело всерьёз. Вложив капиталы отца и задействовав спонсоров, Симон постарался сконцентрировать в своих руках все исследования в области сингулярного гиперперехода. Это оказалось на удивление несложно: за полвека с момента постройки первого двигателя Дейкстры никаких принципиальных изменений в его конструкцию и принципы работы не внесли. Между тем выяснилось, что в бумагах и файлах покойного профессора содержится очень много ценной информации относительно тонких аспектов теории. Их практическое применение позволило внести в классическую дейкстровскую схему ряд важных усовершенствований. В результате всего этого родилась Корпорация Дебрянски-Дейкстра, сокращённо Ди-Ди. Логотип Корпорации — звёздочка и девиз «Ad Astra» — вскоре стали известны по всей Галактике.

Симон Ди-Ди, в отличие от нелюдимого отца, был общительным человеком и любил семейный уют. Он был трижды женат. К концу жизни у него образовалось многочисленное потомство. Все дети росли в его доме и получили соответствующее воспитание. Когда Симон отошёл от дел, корпорацией дружно рулили его внуки. Симон, однако, предвидел проблемы в будущем, а поэтому постарался оформить корпорацию и всё с ней связанное как общесемейную собственность.

Принадлежность к Семейству определялась прежде всего кровью, а также некоторыми особыми условиями, в чём-то напоминающими пресловутую Лотерею AA58C. В частности, в правилах Корпорации — равно как и в завещании самого Симона — было прописано, что какие бы то ни было права на участие в делах новый член семьи получает только после сдачи экзамена по теории сингулярного гиперперехода.

Скреплял Семейство хорошо проработанный семейный миф. Разрабатывать его начал сам Симон Ди-Ди — по некоторым данным, он даже нанял для этой цели команду психологов. В дальнейшем миф был отшлифован до блеска в нескольких поколениях и превратился в святыню. Основой его было почитание памяти Дедушки, Бабушки и Отца — то есть Симона Дейкстры, Умной Эльзы и самого Ди-Ди — а также героизированная история Корпорации. Так или иначе, это оказалось эффективным средством поддержания корпоративного духа.

Серна Дебрянски-Дейкстра была прямой наследницей Ди-Ди: в её прекрасном теле текла добрая толика крови Профессора и Умной Эльзы. Несмотря на это обстоятельство, Серна уродилась красавицей. Её многочисленные родственники, обязанные своей представительной внешностью услугам косметической хирургии, её обожали и души в ней не чаяли. И, как это было принято в Семействе, не щадили. Девочка росла в обстановке тяжёлого прессинга. С самого раннего детства ей объясняли, что самые страшные, несмываемые оскорбления, которые только может услышать женщина из уст мужчины, звучат как «ты моя красивая дурочка» и «прелесть какая глупенькая». И что ей придётся из кожи вон лезть, лишь бы только не услышать подобное в свой адрес.

Всю свою недолгую жизнь Серна доказывала, что она не глупее и не хуже своих несимпатичных братишек и сестрёнок. Она получала призы на детских утренниках. Потом и кровью зарабатывала в колледже высшие баллы. Давилась серьёзными книжками, когда её сверстники весело прожигали жизнь в ночных клубах. При этом она занималась гимнастикой, ела на ужин сырые овощи и каждый вечер расчёсывала волосы ста взмахами — поскольку взрослые ей объяснили, что её здоровье и красота тоже принадлежат Семейству.

Теперь она возвращалась на Землю после сдачи традиционного экзамена в Галактическом Университете. Несколько лет подряд — тех самых золотых лет, которые многие считают лучшими в жизни — она грызла холодную жесть уравнений. Она засыпала и просыпалась рядом с учебниками, а математические конструкции казались ей реальнее столов и стульев. Она медленно, шаг за шагом, проходила весь путь, пытаясь не только запомнить, но и понять суть теории. Потом она прилетела на ASSHII и взяла два семестра в Галактическом Университете, чтобы отшлифовать усвоенные знания до блеска. Потому что она хотела получить хороший балл, ибо — по неписаной традиции — первая должность, которую предлагали в Корпорации, прямо зависела от балла, полученного на экзамене. И ещё потому, что получить плохую оценку означало признать себя прелесть какой глупенькой.

Серна получила девять баллов из десяти возможных. Победила. Доказала свои права. Впервые за многие годы Серна разрешила себе жить, слушать музыку, видеть людей вокруг себя. Она почувствовала свой пол. Её тело начало смущать её по ночам.

Короче говоря, она была готова влюбиться.

— Я поговорила с папой. Он согласен.

Кралевский зевнул, распахнул халат и почесал безволосую грудь. Вообще-то кожа Ввагра Паргентума, которую он привык считать своей, была обильно покрыта жёсткой чёрной шерстью. Но Серне нравилась гладкая кожа, а огорчать Серну по пустякам Оскар не хотел. Поэтому он убрал волосы с груди и всех прочих мест.

— На что согласен? — на всякий случай уточнил он.

— На то, что мы будем жить здесь.

— Ну хорошо, — Оскар постарался подавить лёгкое разочарование. Он немножечко надеялся на то, что папаша Серны будет просить его переехать в какой-нибудь дворец. Он, конечно, отказался бы — но всё-таки… Вообще, Кралевский был разочарован поведением Семейства. Отец Серны, Уриэль Ди Ди, даже не потрудился познакомиться с будущим зятем. Остальные вели себя примерно так же — как будто его не существует. Оскар понимал, что его появление в жизни дочери, скорее всего, сломало надежды Семейства на какой-нибудь выгодный брак. Но зачем это демонстрировать столь явно? Надо уметь проигрывать.

— Я хочу жить в твоём доме, любимый. У тебя прекрасный дом. Я его уже полюбила.

— Мне он тоже нравится. Интересно узнать, кому он принадлежал раньше.

— О, я наводила справки. Любопытная история. Дом когда-то принадлежал Макгрегорам. Знаешь, тем самым Макгрегорам, которые изобрели первый межзвёздный двигатель. Ещё до того, как Дедушка Симон создал теорию. Потом они разорились, а дом отошёл за долги человеку, который ссужал их деньгами. Но он вступил в ваш Орден…

— А когда умер, Орден наложил на его имущество лапу.

— Не очень-то ты любишь своих единоверцев.

— У меня с ними теологические разногласия.

— Объясни мне как-нибудь, в чём они состоят. Мне это интересно. Или ты считаешь, что я неспособна их понять?

— Нет, нет и нет! — Кралевский замахал руками, отгоняя даже тень подобного подозрения. — Просто сейчас это всё уже неважно. Старые дела, знаешь ли.

— Не такие уж и старые. Ты хоть знаешь, что мы сейчас ведём с ними переговоры?

— Кто и с кем?

— Ну, мы, Семейство. В смысле — Корпорация. С вашим Орденом. У нас намечается долговременное сотрудничество в финансовой сфере. Давно пора бы, но у этих ваших святотельцев были очень глупые взгляды на Землю… ну и вообще. Зато сейчас мы достигли взаимопонимания. Когда мы поженимся…

— Стоп-стоп-стоп. А при чём тут наш брак?

— Ну как же? Такое сотрудничество — это во многом вопрос доверия. Наш брак этому способствует. Возможно, мне даже дадут вести один из новых проектов. Представляешь, как нам повезло?

Кралевский промолчал. Он уже понял, что для любого члена Семейства благополучие Корпорации было самоочевидной ценностью, а возможность принести ей хоть какую-нибудь пользу — редким счастьем. Непонятно, правда, почему в таком случае Семейство столь демонстративно пренебрегает Оскаром…

— Имей в виду, дорогой, — продолжала Серна, — что я хочу венчаться в соборе. У нас есть свой собор, семейный. Правда, там уже сто лет не было свадеб. Но я хочу так. У тебя есть возражения?

— Никаких.

Они сидели на открытой веранде оскаровского дома: он — в старом плетёном кресле, она — в парусиновом шезлонге. Предвечернее время тянулось медленно, и это было прекрасно.

Между ними стоял крохотный мраморный столик с бокалом вина и стаканом апельсинового сока. Сока, выжатого из настоящего апельсина. Сорванного с высокого дерева в саду за домом.

Вдалеке шумело море.

— Но ты же не принадлежишь к Объединённой Церкви. У тебя не будет с этим проблем?

— Думаю, наш высокопросвещенный авва проявит толерантность в этом вопросе, — съехидничал Оскар. — А почему ты хочешь венчаться в соборе?

— Потому что хочу. Кажется, так полагается говорить влюблённой дурочке? — не видя её, он почувствовал, как девушка улыбнулась. — Оскар, любимый, я не дурочка. Я вижу и понимаю больше, чем ты думаешь. Я люблю тебя и буду любить тебя всегда. Но я люблю с открытыми глазами.

— Пожалуйста, не надо, — Кралевский отхлебнул сока. Он был кисловатым: апельсины ещё не созрели. Но это были его апельсины. Он всё никак не мог привыкнуть к этому чуду — настоящей апельсиновой роще.

— Не надо чего? — она легко перекатилась в шезлонге, впрыгнула в тапочки и подбежала к нему. Из одежды на ней был только голубой шарфик вокруг шеи.

— Сиди смирно, — распорядилась она и распахнула его халат. — О-о-о!

Оскар некстати вспомнил, что медики из «Земного Здоровья» всё-таки увеличили ему член — разумеется, вписав это в счёт.

— Я тебя не замучила, любимый? — она подобралась поближе, обвила его руками за шею, осторожненько нажала на нужные точки. Кралевский почувствовал, что кровь приливает к паху, в который уж раз за день. Он обнял её за бёдра. Она чуть отстранилась, выжидая, ловя нужный момент.

До встречи с Оскаром Серна была девственницей. Их первая ночь была более или менее сносной только благодаря тройной дозе стимулятора, которую она приняла перед постелью. На второй раз стимулятор не понадобился, а через месяц Оскар с удивлением понял, что девушка, пожалуй, понимает в плотской любви больше, чем иная опытная куртизанка с A97D8I. Когда Кралевский посмел сказать это своей юной любовнице, та спокойно ответила: «Но я же учусь».

Став женщиной, Серна стала действовать, как и в любой другой незнакомой ситуации. Она обложилась книгами, в которых подробно рассказывалось, что и как женщина может делать с мужчиной, доставляя удовольствие ему и себе. Потом настала очередь тренажёров и компьютерной имитации. Она была хорошей ученицей и очень старалась. К тому же эта наука оказалась куда проще и значительно приятнее, чем высшая математика. Через какое-то время её ласки стали настолько изощрёнными, что Кралевский понял: эта девушка превосходит всех, кто у него когда-либо был. За то время, что они провели вместе, Ди-Ди изучила его тело так, что могла играть на нём, как на музыкальном инструменте — и ненавязчиво обучив его игре на своём теле. И она не собиралась останавливаться на достигнутом. Серна Дебрянская-Дейкстра просто не могла не поставить себе цель — стать лучшей.

— Так почему же ты хочешь венчаться в том соборе? — спросил, наконец, Оскар, после того, как всё кончилось.

— Ты так внимателен, любимый, — Серна лежала у его ног, обвив его щиколотки волосами, и это было чертовски приятно. — Честно говоря, потому, что ни одну из наших женщин, которая венчалась в этом соборе, не бросил муж.

— Примета? — засмеялся Кралевский.

— Примета, — не приняла шутку Ди-Ди. — Я не суеверна, но я думаю, что сейчас примета сработает. У меня хорошая интуиция, любимый. Я не хочу, чтобы ты меня бросал надолго.

— Разве я могу тебя бросить? — разнежившийся Оскар зажмурился, наслаждаясь ощущениями.

— Можешь, — Серна двумя ловкими движениями головы освободила его ноги от своей гривы и села перед ним по-турецки. — Прости, любимый, но ты сам спросил. Ведь ты меня не любишь. Только не спорь, — она приложила палец к губам. — Да, конечно, ты предпочитаешь меня другим женщинам. И я уж постараюсь, чтобы так оно и было всегда. Я всегда буду лучшей. Но ты меня не любишь так, как я тебя. И поэтому ты можешь меня бросить. Во всяком случае, ты мне будешь изменять. Ты, может быть, даже уйдёшь от меня к другой женщине. Конечно, потом ты вернёшься, и я тебя прощу. Мне просто хотелось бы, чтобы это случалось не так часто. Мне ведь будет тяжело тебя прощать. Пожалуйста, не забывай об этом, любимый.

— Скорее уж, ты меня бросишь, — усмехнулся Кралевский.

— Нет, — всё так же серьёзно сказала Серна. — Такие, как я, любят один раз.

— Все женщины так думают, — опять не удержался Оскар.

— Я не думаю. Я знаю, — Ди-Ди поцеловала его ногу.

— Я когда-нибудь состарюсь. Надоем. Буду тебе не нужен, — Кралевский понимал, что он говорит банальности, но остановиться не мог.

— Ну и что? Бабушка Эльза была с Дедушкой Симоном всего один раз. Дедушка тогда был совсем неинтересным собеседником. И, наверное, плохим любовником, — улыбнулась Серна. — А она была ему верна всю жизнь.

— Ну, вряд ли это можно поставить в заслугу, — не удержался Оскар. От семейных мифов, которыми его временами пичкала Серна, его откровенно воротило.

— Но ведь это правда, — мягко возразила Ди-Ди.

На сей раз Оскар промолчал: как бы то ни было, оскорблять её чувства было бы глупо и жестоко.

— Ты можешь ещё раз меня так погладить? Ну, как ты умеешь? — он решил перевести разговор в более интересное русло.

Серна рассмеялась.

— Передохни хоть немножко… Кстати — ты ведь, наверное, думаешь, что я влюбилась в первого встречного? Может быть и так. Если бы мы не встретились, я была бы другой. И, возможно, лежала бы у других ног. Но ты всё-таки не первый встречный. Я знаю, что в тебе есть тайна. То, что ты прячешь. И я, наверное, люблю это больше всего — то, что ты прячешь. Чего я никогда не увижу… Ты рассказывал, как был монахом. Жил в маленьком монастыре. Не знал женщин. Молился. Я не могу себе этого представить — как ты там жил.

— Давай не будем об этом, — Оскару решительно не понравилось направление мыслей возлюбленной.

— Ты, наверное, не понял. Я-то знаю, каково это — жить в монастыре. Я жила такой жизнью… ну, почти такой. Но ты — нет. Ты другой человек. Ты змея наоборот.

Кралевский поднял бровь.

— Змея — это такое земное существо. Она сбрасывает кожу. А ты наоборот — как будто носишь чужую… Но я не хочу знать это наверняка. Здесь я предпочту, пожалуй, закрытые глаза… Я, наверное, замучила тебя своими глупостями. Вот дурочка, ведь правда?

— Ты очень умная, — серьёзно сказал Оскар. Он отлично знал, что с «дурочкой» и «глупенькой» соглашаться не следует ни в коем случае. — Погладь меня.

— Подожди. Я изучила новый способ. Тебе понравится.

Она взяла его ногу и стала осторожно покусывать зубами пятку, потом прошлась по подушечкам пальцев. Через некоторое время Оскар почувствовал прилив сил и привлёк женщину к себе.

В шкафу, на длинной полке, каждый на своей подставке, стояли черепа. Одна подставка пустовала.

Кралевский стоял возле полки, рассматривая свои трофеи.

Крайний слева — гладкий круглый череп капитана. Первый человек, которого Оскар убил.

Рядом — слегка вытянутый череп Арона Коффе. Невиновный, убитый из осторожности, на всякий случай. Потом он убил из тех же соображений множество людей, но этот был первым.

Изуродованный болезнью череп Авессалома Экбатано — с проваленными глазницами и недоразвитой обезьяньей челюстью. Первый человек, убитый чужими руками, по приказу Оскара.

Маленький череп Айши. Его первая женщина.

Массивный, почти квадратный череп Вилли Ху. Первый предатель.

Невыразительный желтоватый череп Яйно Йорве. Человек, который поднял на него руку — и которому он сполна отомстил.

Ли Юн, тоже предатель, казнивший себя сам.

За ним следовало пустое место, которое должна была бы занимать голова Анны-Марии Ферминале. Этим пустым местом Оскар гордился не меньше, чем самими черепами.

Наконец, Ввагр Паргентум. Человек, чью имя Оскар присвоил и чью шкуру носил на себе.

Он был один: Серна улетела на другой континент, готовиться к свадьбе. Вскоре он тоже полетит туда. После обряда они совершат небольшое путешествие по планете. Старая земная традиция. Ди-Ди заикнулась было насчёт какого-то космического курорта, но Оскар с раздражением заявил, что устал от космоса. Это было почти правдой: покидать Землю, пусть даже ненадолго, ему не хотелось. Серна покорно согласилась, а он со стыдом подумал, что злоупотребляет её терпением. Хуже того, он понимал, что ему нравится злоупотреблять её терпением. Это было хоть какое-то подобие власти.

Власть — вот чего он лишился. Орден, Семейство и Серна крутили им, как хотели — и он понимал, что теперь так будет всегда. О да, конечно, он получил за это многое, начиная от денег и земного гражданства, и кончая любовью прекрасной женщины. Но…

Оскар рассеянно покрутил на пальце кольцо, управляющее домашней автоматикой. Провёл по сегменту, ответственному за освещение, чтобы приглушить слишком яркий свет. Открыл окно.

Над домом сияли звёзды.

Он оглянулся. Черепа на полке зловеще ухмылялись. От этих ухмылок возникало неприятное чувство, что все эти убитые им люди каким-то образом одержали над ним верх.

Надо, наконец, избавиться от этой дикарской коллекции. Рано или поздно её кто-нибудь обнаружит — или Серна, или кто-нибудь ещё. Может быть, спрятать? Отослать в какой-нибудь звёздный банк? Нет, ненадёжно. Их надо уничтожить. Просто уничтожить. Это единственный разумный выход. Единственный разумный выход. Единственный. Разумный. Выход. Он повторил шёпотом эти слова, чувствуя на языке их вкус — сырой земляной вкус поражения.

Черепа ухмылялись.

— Весьма трогательно, — чужой голос разрезал ночной воздух, как ножницами. — Скелеты в шкафу. Как это называется-то? Овеществление метафоры. Н-да.

Оскар не стал прыгать в окно, кричать «кто здесь?» и даже оглядываться. Он понимал, что всё это глупые и бесполезные жесты. Если его разоблачили — что ж, сейчас ему это скажут. Кто именно? Скорее всего, Семейство решило как следует прошерстить биографию будущего супруга Серны. Или всё-таки Орден усомнился в его легенде? Или какие-нибудь полицейские силы распотрошили «Земное Здоровье» и нашли там какие-то следы его пребывания — маловероятно, но чем чёрт не шутит… Или…

— А вы неплохо держитесь, — одобрил его всё тот же голос. — И рассуждаете вполне правильно. Хотя правильные рассуждения тоже бывают ошибочными. Такой вот парадокс. Да что вы стоите-то, присаживайтесь, что-ли… Впрочем, это я раскомандовался, это же ваш дом… Вы уж меня простите. Старые привычки.

Кралевский нарочито медленно повернулся, готовый ко всему — даже к тому, чтобы увидеть с десяток вооружённых людей.

К счастью, в комнате находился лишь один человек, и он сидел. Оружия у него не было.

Оскар сделал свет посильнее.

В углу стояло плетёное кресло. В нём удобно расположился высокой горбоносый старик с сединой в волосах.

— Мы давно не виделись, Кралевский, — проговорил старик. — Но вы меня помните. Должны помнить. Вы были ещё ребёнком. Тогда в вашей системе ещё останавливались транспорты, пока трассу на AA114WW не закрыли… Иногда кто-нибудь из экипажа сходил на планету. Погулять на твёрдой земле, пока корабль собирает энергию. Дети крутились в космопорту, выпрашивали подачки. Вы ходили туда часто — надеялись заработать. Робот рассыпал тележку с багажом. Вы помогли мне его собрать. Я дал вам деньги.

В руке старика откуда-то появились две купюры: пять и десять кредитов стандартной галактической наличностью.

— Неужто совсем не помните? А ведь этот эпизод изменил вашу жизнь.

— Нет, почему же, помню, — вздохнул Оскар. — Я потратил эти деньги… довольно глупо.

— Знаю, — улыбнулся старик. — Но это уже не имело значения. Программа была введена и отработала успешно… Нет, лучше с начала. Извините, но история эта довольно длинная. Так что лучше б вам расположиться поудобнее. А то — ну что это такое: я сижу, а вы стоите. Ни два, ни полтора.

Оскар сел на стул — и почувствовал, что не знает, куда девать руки. Чувство было непривычным и очень неприятным.

— Нервничаете, как есть нервничаете, — откомментировал старик. — Не контролируете ситуацию? Ничего страшного. На самом деле всё в вашей воле… Ну да будем последовательны. Итак, представлюсь. Я — вербовщик. Мне поручего сделать вам предложение. Которое вы можете принять или не принять. Если вы его не примете, мы простимся, и на этом всё закончится. Более вас никто не потревожит. Но сначала всё-таки послушайте… — старик сложил купюры вместе и стал их скручивать. — Начать придётся очень издалека, вы уж извините.

Седовласый прокашлялся.

— Вы, Оскар, человек начитанный и неглупый. Позвольте мне задать вам вопрос несколько теоретического свойства. Как вы думаете, почему в Галактике так и не обнаружены иные разумные расы, кроме человеческой?

— Банально, — уж на этот-то вопрос Оскар ответ знал. — Жизнь встречается в основном на землеподобных планетах, которых не так уж много. Развивается она обычно до уровня бактерий. Иногда — до чего-то вроде растительности. Животные и насекомые встречается редко, существа с развитым мозгом — ещё реже. Вероятность того, что в нашем углу отыщется ещё одна планета с разумной жизнью, крайне мала. Так что… — Оскар развёл руками.

— И вы совершенно правы, — старик успел скатать деньги в трубочку и теперь мял её пальцами, — совершенно правы. Так оно и есть. Ну а что, если расширить область нашего рассмотрения хотя бы до ближайших галактик? Неужели там, по-вашему, нет никаких братьев по разуму?

— Узнаем, когда доберёмся. Если у нас появится что-нибудь получше дейкстровского двигателя, — Оскар не понимал, куда клонится разговор, но опасности пока не чувствовал.

— А почему они, по-вашему, не прибыли к нам в гости? Ведь ежели рассуждать по теории вероятности, то должны же найтись какие-нибудь умники, нас опередившие в развитии?

— Значит, не нашлись, — Кралевский не нашёл лучшего ответа.

— Это вряд ли… — рассеянно заметил старик, скручивая трубочку в колечко, — но не смею более держать вас в неведении. Космос населён, причём самыми разнообразными расами. Человечество же занимает малую и довольно захолустную его часть.

Оскар уставился на старика с откровенным недоверием.

— Вы хотите сказать, что являетесь… этим, как его… нечеловеком? Нелюдем?

Седовласый издал короткий смешок.

— Помилуйте, как можно. Я-то как раз самый что ни на есть хомо. Как и все мы.

Кралевский среагировал на главное слово:

— Кто — «мы»?

— Власть, — спокойно ответил старик. — Хозяева Метагалактики. Вы удивлены? А между тем удивляться нечему. Вселенная управляется людьми… Хотите знать, почему? Ну так слушайте. Всё дело в устройстве разума. Не человеческого разума, а разума вообще. Разума как такового. Видите ли, ум разумного существа, каковой имеется у большинства космических рас, не понимает саму идею власти. В принципе не понимает.

— Это как же? — Кралевский заинтересовался.

— Потому что нормальное разумное сознание сугубо эгоистично. Разумное существо — оно обычно интересуется только собой и своими делами. В самом крайнем случае — делами своего потомства, да и то не очень-то… Власть же предполагает пристальный интерес к чужой жизни и чужим делам. К чужой, посторонней жизни огромного множества других существ. Интерес искренний, глубокий, вплоть до, извиняюсь, подглядывания, подслушивания, выслеживания… ну да вы сами знаете. Также необходимо умение и желание карать и миловать — неважно даже, во имя чего… Ну да мне ли вам объяснять, вы эту науку изучили практически… Причём, заметьте, власти нужно отдавать всего себя, а это противоречит фундаментальной эгоистической структуре разума. Всякое нормальное разумное существо очень далеко даже от самой идеи чем-то или кем-то управлять. Хотя оно вполне способно подчиняться. Если есть кому. На кнут и пряник все реагируют правильно, но сначала нужен кто-то с кнутом и пряником… Улавливаете ход мысли? Вижу, улавливаете. Вот и хорошо.

Старик пожевал губами, потом продолжил.

— И тем не менее, для развития любого общества власть необходима. Общество безвластное, анархическое… а таковыми в космосе до некоторого времени были абсолютно все общества… — так вот, такое общество не способно на сколько-нибудь значительное усилие, требующее жертв. Собирать грибы — пожалуйста. Размышлять о вечном тоже можно. А вот чтобы построить пирамиду — для этого нужны рабы. Чтобы построить звездолёт, нужны они же, только закабалённые более сложным экономическим способом. А для того, чтобы были рабы, необходимы поработители. Воины. Надсмотрщики с бичами. Начальники. Понимаете?

— Вы хотите сказать, поэтому к нам никто и не летает? Все собирают грибы? — решил уточнить Кралевский.

— Сейчас уже нет. Видите ли, четыре миллиона лет назад одна цивилизация эту проблему всё-таки решила. С тех пор, собственно, всё веселье и началось… Сейчас объясню, подождите. Видите ли, желание власти, как таковое — штука очень парадоксальная. Это нереализованный инстинкт хищника.

Оскар чуть приглушил свет.

— Если точнее — это инстинкт хищника, пробудившийся в нехищном существе. Ну представьте себе хомячка с мозгами кошки или куницы… Ему хочется выслеживать и нападать на всяких мелких пушистых тварей. На тех же соплеменных хомячков, кстати. Представляете? Лежать в засаде. Подкрадываться к добыче. Рвать на куски. Кушать, так сказать, тёплую хомячатинку. Но он всего этого не может. И ему приходится есть зёрнышки и листочки. Однако, к другим хомячкам он начинает относиться по-особому… Как к потенциальным жертвам, понимаете? Он не может их съесть, но может, скажем, их покусывать. Нападать на них — немотивированно, как бы ни за что… Следить за ними — как хищник выслеживает добычу… А всё потому, что ему хочется их кушать.

— Что такое хомячок? — поинтересовался на всякий случай Кралевский.

— Мелкий такой зверёк… Но давайте по сути. Так вот, у хищников разум появиться не может. В принципе не может. Разум — это свойство слабых, он развился из способности прятаться и спасаться. Так что для появления разума, одержимого жаждой власти, требуется исключительное стечение обстоятельств. И оно однажды склалось. На некоей планете эволюция вывернулась так, что там сосуществовали два близкородственных вида. Один разумный — и, разумеется, нехищный. Другой — хищный и неразумный. Различались они примерно как земные лошади и ослы. Они могли скрещиваться и давать потомство. Правда, потомство это уже было не способно к размножению. Как мулы. Мул, если непонятно — это помесь осла и кобылы… Соответственно, при таком скрещивании перемешивались и инстинкты. В большинстве случаев — бесполезно: потомство было либо неразумны, либо нехищно. Но в одном случае из тысячи получалось именно то, что надо. Волк в овечьей шкуре, так сказать. Разумное существо с хищными инстинктами. Существо, способное к господству. Дальнейшее понятно: их цивилизация стала быстро развиваться. Через четверть миллиона лет — ничтожный в общем-то срок по галактическим меркам — они уже вышли в большой космос. И выяснили, что иные расы, в том числе весьма древние, всё ещё собирают грибы. А что было бы, если осчастливить их нужным количеством господ? Или, другими словами, их подчинить? Заманчиво, да. Но властители были малочисленны: нужное сочетание хищных инстинктов и разума случалось раз из тысячи. Передать же свои качества потомству они не могли, поскольку были бесплодны. И они принялись за эксперименты. Проводились они, как вы, наверное, догадываетесь, на Земле… Да, у них всё получилось. Они вывели породу властителей, способных к размножению. То есть нас, людей. Расу господ, так сказать. На чём их собственная история и завершилась.

— Каким образом? — полюбопытствовал Кралевский, уже зная ответ.

— Ну… Они всё-таки были плохими хищниками. Да и умом-то особенным, честно говоря, не отличались. Люди их быстро превзошли по обоим параметрам. Ну а что с ними случилось… Да ничего особенного. Сейчас тем, что осталось от их цивилизации, управляет какой-то неандерталец.

Говорящий сделал паузу.

— Теперь вы знаете правду. Человечество создано искусственно — как крайне извращённая раса существ, желающих власти и способных к ней. Правда, даже среди людей свойства настоящего властителя проявляются далеко не у каждого. Большая часть людей по природе своей — подданные. Впрочем, они тупы и своенравны, так как задавленный инстинкт власти у них проявляется как инстинкт сопротивления… Ладно, это уже тонкие подробности. В целом же, задача человечества — готовить управленческие кадры для Большого Космоса. Все миры, все галактики, да и Вселенная в целом управляется выходцами с Земли. Обычная практика такова. Земные правители, хорошо себя проявившие, забираются нами. На небо, так сказать. Обычно мы даём им прожить жизнь, чтобы оценить их качества всесторонне. И забираем на небо. Как правило, после биологической смерти. Наши технологии переноса сознания это позволяют. На Земле это, кстати, всегда знали даже непосвящённые: вожди, великие воины, цари и фараоны имеют иную посмертную судьбу, нежели простые смертные.

Оскар молчал, переваривая услышанное.

— И ещё одна важная подробность. Если вы изучали земную историю… а также и современную внеземную… вас, наверное, удивляло разнообразие политических режимов, вплоть до самых странных, которые люди в разные времена устанавливали над собой. А между тем удивляться нечему. Это были периоды подготовки руководящего корпуса для разных космических цивилизаций. Вот, например, советский коммунизм… вы знаете, что это такое было?

Кралевский кивнул.

— В это время целая галактика насекомообразных существ осталась без руководства. Срочно нужно было несколько десятков тысяч властителей разного уровня. Правда, эти насекомые — вполне достойные существа, кстати — являются чем-то вроде частей роя, а не индивидами в обычном смысле этого слова. Института частной собственности, столь нам привычного, у них нет. Поэтому нужны были люди с коллективистской идеологией, отрицающей частную собственность. Разумеется, с точки зрения людей советский социальный эксперимент казался странным и неприятным. Зато сейчас Ленин и его соратники управляют огромным звёздным скоплением…

— То есть Ленин до сих пор жив? — уточнил Оскар.

— Жил, жив, и будет жить… И он, и Сталин, и ещё несколько миллионов коммунистов. Впрочем, нацистская верхушка тоже. Нацисты руководят своеобразной цивилизацией иглокожих, основанной на биологической иерархии. Любопытные миры, мне приходилось там бывать. Кстати, это недалеко. Их даже с Земли видно. Разрешите, я приглушу свет… — Оскар не успел ничего сказать, как свет в комнате погас. — Вон, видите? — старик протянул руку к окну. — Во-он там. Вблизи Млечного Пути, около вон той звезды… галактика с широкими рукавами, что-то вроде свастики… нет, всё-таки не видно, очень жаль… — свет опять зажёгся. — Поверьте тогда на слово… Есть ещё миры, управляемые фараонами и царями Вавилонии. Или, скажем, особые еврейские пространства: избранный народ был избран поставлять кадры для очень древней космической расы, жителей пустоты, не привязанных к планетам… Так вы представили себе общую картину?

— Представляю себе Гитлера, управляющего Галактикой, — усмехнулся Кралевский.

— Гитлера? Да, интересно было бы себе представить. К сожалению, некоторые многообещающие нацисты не справились… Ладно, это всё детали, которые покамест нам не очень нужны. Поймите главное. Потребность в правителях велика и постоянно возрастает. Поэтому-то мы дали человечеству выйти в космос и занять небольшую часть Галактики, где никто не живёт. Конечно, Земля остаётся избранным миром. Например, она состоит у Метагалактики на довольствии. Вы, небось, задумывались, откуда у Земли неограниченные средства?.. Ну вот, основное я сказал. Теперь, наконец, обратимся непосредственно к вашему делу.

— Вряд ли вы пришли ко мне, чтобы предложить какую-нибудь галактику в управление, — Кралевский позволил себе усмехнуться.

— Нет, конечно. Вы, уж не обижайтесь, но вас и не планировали на такой масштаб. Когда я вас запрограммировал… вы уже поняли, что те деньги, которые я вам дал, были, так сказать, не просто деньгами? Вижу, поняли. Вы показались перспективным, и я ввёл в вас своего рода программу. Которую вы успешно выполнили. Впрочем, иначе мы бы с вами и не разговаривали… Так вот, касаемо вашего случая. Вы предназначались для планетной системы из соседней Галактики. Это тоже здесь неподалёку. Там есть планетёнка, на которой обнаружены любопытные такие существа. Нечто вроде наших медуз. Живут в метановых облаках. Да вы в окошко посмотрите, я вам их покажу…

Земная ночь свернулась и исчезла, её место заняла мутная белёсая мгла. Из этой мглы выплыл какой-то полупрозрачный слизистый клубок величиной с человеческую голову, окаймлённый щупальцами многометровой длины. Внутри клубка сжимались и перистальтировали внутренности.

Тварь подплыла к окошку, и Оскар невольно отшатнулся — до того мерзкой она была.

— Ну хватит, хватит, — хихикнул старик и картинка пропала. — Вот они, ваши новые подданные. Забавные, да. Но, вижу, вы не в восторге?

— Откровенно говоря… — начал было Кралевский.

— Совершенно естественная у вас реакция, — ухмыльнулся старик. — Ну, вы, конечно, понимаете, что в человеческом теле управляться с этакими зверюгами было бы затруднительно. Так что если вы согласитесь, вам выдадут нечто посущественнее… Опять же в окошко гляньте.

Мутная белёсая мгла вернулась — и рассеялась. Открылась огромная равнина, над которой клубились облака. Посреди этих облаков плавало нечто огромное и студенистое. Вниз свешивались какие-то шевелящиеся верёвки. Приглядевшись, Оскар понял, что это щупальца. Бахрома из этих щупалец медленно шевелилась.

— Это их матка. И ваше будущее тело. Разумеется, в том случае, если вы согласитесь.

— А если нет? — Оскар напрягся.

— На нет и суда нет. Я просто попрощаюсь и уйду. Вы проживёте обычную жизнь… не самую плохую, согласитесь. У вас всё есть: состояние, земное гражданство… прекрасная женщина, наконец. У вас не будет только одного — власти. Вашей жизнью будут управлять другие. А так… хороший секс, хорошее вино, апельсины… Кстати об апельсинах: если вы всё-таки согласитесь, вам придётся есть говно. Точнее, всасывать испражнения ваших подданных. И перерабатывать их внутри своего организма — в особые гормоны, жизненно необходимые этим тварям. Это, так сказать, биологическая основа вашей над ними власти. Так что работа говнокрута вам ещё раем покажется. Зато у вас будет неограниченная власть над ними. Карать, миловать… истязать… пожирать их заживо, если угодно. Это и есть самая подходящая для них форма правления…

— А кому буду подчиняться я сам? — как бы между прочим поинтересовался Кралевский. — У вас же, небось, иерархия? Надо мной посадят начальника, который будет ежедневно требовать от меня данных по сдаче этих самых гормонов?

— Нет, Кралевский, нет! Космос устроен как система с неограниченной конкуренцией. Правительство Вселенной существует, но оно крайне ограничено в своих полномочиях. Всё, что оно делает — так это ищет новые миры и направляет туда властителей. А если бы оно посягнуло на нечто большее, его бы давно свергли… Так что вы получаете свой мир в полное, абсолютное распоряжение. Никто не вправе будет вам указывать, что и как делать. В принципе, вы можете их всех убить. Или пойти войной на другие миры. Впрочем, на ваш мир тоже могут напасть. Я даже уверен, что нападут. Или соседи, или кто-нибудь ещё. Как напали когда-то на меня.

Старик вздохнул.

— Я правил большим звёздным скоплением, но проиграл межзвёздную войну. Против меня выступил сам Атилла, этот гнусный варвар, со своими пауками. Моих подданных вырезали. Он убил бы и меня, но среди нас такое не принято. Побеждённым просто возвращают человеческое тело — правда, долгоживущее и с особыми возможностями. Но навсегда лишают власти. Это ужасно, Кралевский — быть владыкой миров и потом вернуться в это болото… Такие, как я, обычно подаются в вербовщики. Это последняя возможность остаться при делах…

— А какими существами вы правили? — поинтересовался Оскар.

Старик промолчал. Контуры его тела слегка сместились — чуть вытянулись руки, чуть заострилось лицо, в котором проступило что-то насекомое, скорпионье. Это продолжалось секунды две и пропало.

— Ну, в общих чертах, основное я вам рассказал, — снова заговорил старик. — Детали вы узнаете на месте.

— Я ещё не согласился, — заметил Оскар.

— Ах ну да… Тогда слушайте. Сейчас сюда летит Серна. Не спрашивайте, откуда я это знаю. Вы уже убедились, что я знаю всё, что мне нужно знать. Так вот, Серна очень торопится. Она бросила все дела, схватила первый попавшийся глайдер и сейчас очень торопится. Видите ли, ей показалось, что вам угрожает какая-то опасность. Великолепная интуиция, цены бы ей не было… Жаль, очень жаль, что для власти она непригодна. В отличие, кстати, от основателя этой милой семейки. Сейчас он правит тысячей миров… Да и некоторые его потомки неплохо устроились. Но не Серна. Она непригодна, — повторил он.

— Почему непригодна? — недоумённо спросил Кралевский.

— Как бы вам сказать… У неё замечательные задатки, но она добрая девочка. Это значит — с пониженным инстинктом сопротивления. Так называемые добрые люди были созданы специально. Для того, чтобы неопытные властители оттачивали на них свой инстинкт власти. То есть всячески ими помыкали. Добрый человек, как бы он ни был умён и талантлив — это всегда жертва, всегда груша для битья. Добро и было создано для того, чтобы начинающее зло могло точить об него молочные зубки… Но сейчас она боится вас потерять, и поэтому опасна.

Вербовщик переломил скатанную трубочку пополам и бросил на пол.

— Скоро она сядет здесь — наверное, прямо на веранде. И кинется сюда. Найдёт вас. Бросится на шею и будет со слезами каяться за свои иррациональные страхи. Даже назовёт себя дурочкой. Вы её успокоите. Утешите её. Возможно, займётесь любовью… Утром вы пойдёте смотреть рассвет… А я отправлюсь к другому кандидату.

Над домом послышался шум приближающегося глайдера.

— О, как быстро. Я думал, у нас есть ещё несколько минут. Решайте, Кралевский. Сейчас. Другого времени не будет. Скажу только одно: я отдал бы всё, чтобы оказаться на вашем месте.

— Эти медузы… — начал было Оскар.

— Это подданные, Кралевский. Им можно приказывать. Их можно мучить. Их можно убивать. Ими можно воевать. Да что я вам объясняю…

— Но всё-таки зачем? — пробормотал Оскар. — Не лучше ли этим медузам спокойно жить на своей планете? Собирать свои грибы, или что они там едят?

— Философствуем? — старик привстал. — Прощайте. Извините за беспокойство.

— Нет, — сказал Оскар, тоже вставая.

— Что нет?

— В смысле, да. Вы меня поняли, — Оскар сказал это с тяжёлой злобой.

— Угу, понял. Всё-таки вы согласны. Тогда — последнее испытание. Настоящий властитель должен властвовать и над своими животными инстинктами. В частности, над страхом смерти. Это тело вам больше не понадобится. Избавьтесь от него.

Он достал пистолет и кинул его Кралевскому.

— Не беспокойтесь, это не тепловая штуковина, которой вы орудовали на корабле. Обычные пули. Стреляйте в голову или в сердце. Предупреждаю: в сердце бывает больно. Лучше в голову. Точнее, в рот.

Глайдер пошёл на снижение.

— Нет, в сердце, — решил Кралевский. — А Вы не могли бы оказать мне любезность? Даже две, — попросил Оскар. — Во-первых…

— Нет, на курок вы должны нажать сами. Иначе не считается.

Оскар неумело приставил пистолет к груди.

— Так?

— Чуть выше и левее. Вы ещё о чём-то просили?

— Да. У меня в том шкафу коллекция. Я хотел бы взять её с собой на ту планету.

— Там метан. К тому же у вас не будет глаз. Эти существа слепы.

— Хорошо. Но сохраните её для меня. Мало ли что… И последняя просьба — я хочу, чтобы там был и мой череп.

— Ах вы поэтому хотите в грудь? Чтобы сохранить экземпляр? Ну что ж, в этом есть своя логика.

Шум снижающегося глайдера превратился в грохот.

— Да, садится прямо на террасу. Террасе конец. Давайте, что-ли…

Кралевский перехватил пистолет поудобнее и выстрелил старику в лицо.

Грохот выстрела заглушил протяжный вой снижающегося глайдера.

Тело вербовщика нелепо изогнулось и рухнуло обратно в кресло.

— Никому нельзя доверять, — сказал Оскар куда-то в пространство. — Никому нельзя доверять. Уж это-то я усвоил.

Вербовщик не шевелился.

— Нельзя предлагать властителю убить себя, — продолжал Оскар. — Властитель может убить своих врагов. Или подданных. Или тех, кого он любит. Но не себя. Только не себя.

Вой стих — видимо, глайдер всё-таки сел.

— И другие нестыковки, — Оскар прикрыл глаза. — Не вижу смысла торопиться. Медузы могли и подождать лет семьдесят. И ещё одно: это плохое предложение. Я хотел бы предложение получше.

Он бросил пистолет и вышел из комнаты. Нужно было перехватить Серну на веранде и под каким-нибудь предлогом не пустить её домой.

— Кажется, череп почти не испорчен. Поздравляю с пополнением коллекции.

Уриэль Ди Ди, маленький человек в старомодном сером костюмчике и ещё более старомодных очках, скептически смотрел на тело вербовщика.

— Вы и про коллекцию знаете, — вздохнул Оскар.

— Ну разумеется. Мы стараемся знать всё, что нас касается. Вы же, как-никак, будущий родственник. Правда, до сегодняшнего дня у меня были в этом некие сомнения. Поэтому, кстати, я вёл себя несколько не по-джентльменски. В частности, не стал торопиться со знакомством. Чтобы не слушать потом бесконечных разговоров Серны о вас. Начинающиеся со слов «а помнишь». Очень неприятно, поверьте.

— Ну, Серна утешилась бы, — Кралевский взял голову вербовщика за подбородок и попытался приподнять её. Но тело уже окоченело.

— Серна вас любит, — печально сказал Уриэль Ди Ди. — Она так торопилась к вам… У неё прекрасная интуиция. Я за ней еле угнался.

— Что, она увидела ваш глайдер и полетела обратно? Ну и дисциплина у вас в Семействе, — вздохнул Оскар.

— Не так. Я её просто обогнал. Моя машина всё-таки помощнее. Обогнал ненамного, но всё же успел сесть раньше неё. Убедился, что свой экзамен вы сдали на отлично. Позвонил ей и посоветовал возвращаться.

— И она послушалась? — скептически поднял бровь Кралевский.

— Конечно. Мне она верит. Если я сказал, что с вами всё в порядке, значит, с вами всё в порядке. Ну и, кроме того, я ей напомнил, что если она здесь появится с бухты-барахты, то будет выглядеть как последняя дурочка. В ваших глазах прежде всего. А этого она боится. Так что она сейчас летит над морем. Обратно. Да, кстати — предполагается, что вы про её эскападу ничего не знаете, хорошо? Хотя… — Уриэль Ди Ди задумался, — ей всё-таки придётся сказать, что вам было плохо. Например, аллергический шок… Или сердечный приступ. Старый добрый сердечный приступ. Иначе она и в самом деле решит, что поступила глупо. И перестанет доверять своей интуиции. Вам не сложно будет соврать любимой женщине про сердечный приступ?

— Не сложно, — улыбнулся Кралевский.

— Учтите, она какое-то время будет вас беречь. Даже умерит свои сексуальные аппетиты. Ничего, потом наверстаете.

— Добрая девочка, — вспомнил Оскар. — С пониженным инстинктом сопротивления.

— Это кто вам сказал? — во взгляде Уриэля Ди Ди обозначилась откровенная неприязнь. — А, этот… Нет, Серна совсем не добрая. Просто она вас любит. Поэтому вы будете видеть её только с хорошей стороны. Но вообще-то любовь и доброта — разные вещи. Любовь делает человека жестоким ко всему, что не является объектом его любви. О, наша Серна ещё себя покажет, я уверен. Это я говорю не как отец, а как менеджер по кадрам, — добавил он.

— Ну допустим. А вообще, хотелось бы всё-таки понять… Вот этот — Кралевский показал глазами на труп, — рассказывал…

— Он говорил, в общем, правду, — перебил его Уриэль Ди Ди, — за исключением некоторых деталей. Но, как выражались наши далёкие предки, the devil in the details. Что означает — мелкие штрихи содержат важную информацию, меняющую всю картину…

— Всё-таки, зачем всё это было нужно? — невежливо перебил Кралевский. — Какая-то подстава?

— Просто экзамен, — Ди Ди снял очки. — Ваш куратор ввёл вас в курс дела и предложил две возможности. Отказаться или согласиться. Если бы вы отказались от предложенной перспективы, вас оставили бы в покое… и всё. Откровенно говоря, я даже не рассматривал такую возможность. С другой стороны, вы могли ему во всём поверить и убить себя. Тем самым нарушив сразу несколько основных правил, которые человек нашей породы знает на уровне, э-э, спинного мозга… Ну сами понимаете — что это за правитель, которому протягивают пистолет и он, извините, стреляется? Потому что, видите ли, ему что-то там рассказали?

— Даже если рассказали правду, — добавил Оскар.

— Да-да, вы правильно схватываете… Так вот, если кандидат ведётся и кончает с собой, вербовщик занимает его место. За этим они, кстати, и идут в вербовщики… Единственный шанс вернуться в систему. Конечно, это риск. Но они на это идут. Мыкаться по Вселенной, лишившись власти… тяжело. Надеюсь, нам с вами не придётся пережить такое…

— Так что же всё-таки… — начал было Оскар.

— Вы насчёт перспектив? Вы спокойно доживёте земную жизнь. Долгую и счастливую. Потом поработаете с медузами: эта вакансия за вами закреплена. А дальше Семейство постарается вам помочь. У наших есть планы насчёт захвата одного скопления. Но об этом сейчас не будем: это, сами понимаете, деликатная тема… Вас и ваших медуз возьмут в союзники, а потом предложат мир побольше и посимпатичнее. Учтите только, что вам сказали правду: никакого, так сказать, начальства над вами не будет. Космос устроен как система с открытой конкуренцией. Но я надеюсь, за оставшееся время нашего знакомства я сумею убедить вас в преимуществах стайной охоты… Кстати, сейчас уже утро, а я привык завтракать рано. Не желаете ли составить мне компанию? В получасе полёта отсюда есть, кажется, одно местечко… давно там не был, вот и повод.

— Отличная идея. А что, кстати, если позвонить Серне? Она там, наверное, волнуется.

— В самом деле, отличная идея. Заодно и успокоим нашу девочку. Она, правда, жуткая соня, но сегодня она вряд ли спала… Да, и позвольте мне распорядиться насчёт вашего трофея. Я пришлю сюда специалистов. Когда вы вернётесь, череп будет уже на полке. Разрешите мне оказать эту маленькую любезность.

— Спасибо. Мне очень приятно, — ответил Кралевский.

— Ну что ж, дорогой зять, подведём итоги. Ночь у вас была интересной. День обещает быть полезным. Вечер, надеюсь, будет ясным. А сейчас — завтракать!