Словом, отношения у Кримы не заладились с обеими командами. С Правой Руки на Левую стукнули, будто новичок собирается подать рапорт, после чего даже благожелательный Белуай стал несправедлив и придирчив. Самое мудрое, что можно было сделать в подобном случае, — стиснуть зубки и по самые рожки уйти в работу. Так Крима и поступил, правда, решил схитрить — сосредоточил усилия на Левом Мизинце, где Ноготь был в относительно исправном состоянии. Если вдруг потребуют к ответу — предъявит, скажет: вот, пожалуйста, один уже готов, остальные — на очереди. У меня же не десять лапок, правда? Сразу только чертики родятся, а тут дело долгое, кропотливое…

Но даже и с Мизинцем пришлось помаяться. Белая отметина у самого основания так, например, и осталась, но тут уж ничего не попишешь, подобные пятнышки невыводимы, единственный способ от них избавиться — ждать, пока Ноготь отрастет.

Рапорт Крима, естественно, так ни на кого и не подал, тем более что отгрызать уже было нечего: повинуясь неведомо чьему приказу, ко Рту постоянно подавали не Безымянный — так Средний, не Средний — так Указательный, но Зубы щелкали вхолостую, и Рука шла обратно. И каждый раз Крима вынужден был преодолевать соблазн перешагнуть с Ногтя на Зуб и, взойдя на Темя, обратиться к Менингиту по всей форме.

Однажды Пальцы обеих Рук ни с того ни с сего сплелись. Этого еще не хватало! И так то слева зудят, то справа, а теперь, чего доброго, с двух сторон накинутся. Крима вскинул глазенки, ожидая увидеть очередного обличителя, но взгляд упал на Ноготь другой Руки — и новичок обомлел. Не было в его хозяйстве такого Ногтя. Таких Ногтей вообще не бывает: сияющий, ухоженный, необкусанный, он был к тому же покрыт ровным полупрозрачным слоем Неживой Материи, отчего казался еще прекраснее. Затем Криме померещилось, будто ауру просквозило мягким ласковым ветерком. И только тогда ответственный за Ногти сообразил, что перед ним Чужая Рука.

В священном трепете он взирал на явившееся ему чудо и сознавал: вот оно, Совершенство. Лишь несколько секунд спустя Крима обратил внимание на то, что рядом с Ногтем беснуется чертик — странный, нездешний: маленького ростика, хрупкого сложеньица, копытца и рожки — почти прозрачны. И масть другая. Если серая шерстка Кримы отливала голубой волной, то у этого — рыжеватой, почти что розовой.

— Отзынь, чумичка! — яростно выкрикнул незнакомец, и Чужая Рука, вырвавшись, резко ушла прочь.

Крима был потрясен. Умишком-то он понимал, что жизнь на иных Телах возможна и даже обязательна (взять тот же Кулак, едва не растерший новичка по Ладони, — кто-то же им управлял!), но одно дело понимать, и совсем другое — убедиться в этом воочию.

Как-то сразу стало не до работы. Правой Руке Крима соврал, что пошел на Левую, Левой — что на Правую, а сам двинулся прямиком под Мышку к умудренному опытом Одеору.

Ветеран хмуро и внимательно выслушал сбивчивый рассказ новичка.

— Маникюр… — произнес он и замолчал.

Крима давно уже привык к малопонятному своему прозвищу, но сейчас ему показалось, будто прозвучало оно этаким приговором: то ли упрекнули, то ли одобрили. Подождал, не прибавит ли Одеор еще чего-нибудь. Не дождался. Суровый работяга сокрушенно качал тусклыми рожками. Потом взглянул на растерянную мордочку новичка и вроде подобрел.

— То, что ты сейчас видел, — растолковал он, — называется Маникюр. А ты думал, почему тебя так кличут?

Оцепеневший Крима лишь пошевелил губешками, беззвучно повторяя иное имя Совершенства. Ну если так, то пусть дразнят Маникюром и дальше.

— Как же они этого достигли?.. — еле выговорил он.

— Как-как! — сердито передразнил Одеор: — Ноготь-то женский.

— Женский?..

— Ну так если Тело женского рода! Видел небось, какой масти персонал? Ну и вот…

— Неужто там и Ногтей не грызут? — подавленно спросил Крима.

— Редко, крайне редко… — отвечал Одеор. — На женских Телах, чтоб ты знал, ваш брат чуть ли не главным специалистом числится.

— Выше Менингита?!

— Бывает, что и выше… — Ветеран всмотрелся в мечтательную мордочку новичка. — Знаешь, что я тебе, друг, скажу… — покряхтывая, молвил он. — Разные есть Тела. Бывают хуже, бывают лучше. А ты за свое держись. Ты здесь из чертоматки на свет вылез… Подумаешь, Ногти там не грызут! Тут Родина — там чужбина…

— А как это я там вдруг окажусь? — опешил тот.

— По-разному случается, — уклончиво отозвался старожил. — Когда нечаянно, когда нарочно… Морпиона при случае расспроси, он расскажет…

— Кого?

— Арабея, — пояснил ветеран. — Тоже искал, где лучше, а потом рад был копытца оттуда унести… Только, слышь, — спохватившись, прибавил он. — Морпионом его не называй, не надо… Обидится. И ушки с ним особо не развешивай. Такого наплетет, что рожки выпрямятся…

Крима слушал, округлив глазенки.

После этого разговора стал он несколько задумчив и рассеян, чем немедленно воспользовались проказники Левой Руки. Вдобавок, привыкнув к постоянным Телотрясениям, Крима, вопреки наказам старших, утратил бдительность и однажды не уберегся.

— Эй, Маникюр!

Голосок Балбела прозвучал тревожно. Крима выпрямился, оглянулся — тут-то все и приключилось.

Внезапный взмах Левой был настолько резок, что от ауры отделился солидный клок — и новичок вместе с ним. Крима как раз возился с волнообразным краем Мизинного Ногтя, пытаясь его подшлифовать, выровнять — и хотя бы слегка приблизить к увиденному недавно Идеалу. Теряя тепло, становясь все прозрачнее, радужный протуберанец вместе с барахтающимся, ошалевшим от неожиданности чертиком ушел вниз, где разбился о некую Твердь. Ожгло стужей — и Крима, судорожно подобрав мгновенно озябший хвостик, ринулся обратно, ввысь — сквозь леденящую пустоту Неживого Пространства.

Времени это, можно сказать, не заняло вообще, и все же несколько раз почудилось, будто рывок никогда не кончится и никогда не достичь спасительной теплой дымки, окутывающей смутный, медленно перемещающийся массив, именуемый Левой Рукой. Наконец родная аура нежно обняла хрупкое, покрытое мягкой серенькой шерсткой тельце — и Крима вцепился в Ноготь что было сил. Неподалеку, тыча в растяпу коготком, ликовал и заходился от хохота Балбел, прочно угнездившийся на Второй Фаланге Большого Пальца. В районе Локтя тоже веселились.

Судя по всему, старички столковались и нарочно подстроили внезапный этот взмах, застав Криму врасплох. Шутка дурацкая и жестокая, особенно если вспомнить о судьбе предшественника Кримы. Вообще работа на кончиках Ногтей считалась делом небезопасным.

— Очень смешно! — огрызнулся Крима, дрожа и распрямляя ломкий хвостик.

— А ушками хлопать не надо! — злорадно посоветовал ему Балбел. — Держаться надо как следует.

Взъерошенный Крима не ответил и снова занялся шлифовкой Ногтя — точнее, сделал вид, что занялся. За пределы ауры его выбросило впервые — это надо было еще осмыслить.

— Ну и как тебе Тот Свет? — лениво осведомились рядом.

Крима покосился на говорящего. Раньше он этого чертика не встречал ни разу. Должно быть, антипод — из тех, что работают ниже Пояса. Холеная шерстка, скучающе-ироническое выражение мордочки, кончик левого рожка сломлен.

— Откуда ты тут взялся такой? — буркнул Крима.

— Догадайся с трех раз, — любезно предложил пришелец и, видя, что гадать Крима не намерен, пояснил: — Ты не поверишь, но… перешагнул.

— Откуда?

— Откуда надо, оттуда и перешагнул… Арабей, — представился незнакомец.

Вот, значит, как он выглядит, этот возмутитель спокойствия, о котором Крима успел столько всего наслушаться! Арабей… Вообще-то он был Арабеей, но каждый раз оглашать обе буквы — много чести! Согласно раскладу обязанностей, Арабей отвечал за работу Пениса Слева. Само существование подобной должности озадачивало. Во-первых, как бы это вдруг Пенис мог оказаться слева? Но даже если бы и оказался, главная загадка состояла в том, что для Пениса Справа штатной единицы не полагалось вообще. Гениталиями заведовал Сорма, Тестикулами — Эйло, причем оба друг друга ненавидели. Сорма считал, что Эйло ему подчинен, Эйло же так не считал. Ревнивые, подозрительные, Арабея они, опасаясь интриг, к матчасти близко не подпускали, а тот, нисколько не возражая, блуждал себе по всему Телу и от нечего делать лез ко всем с разговорами. Как сейчас.

Приблизился ухмыляющийся Балбел.

— Здорово, лодырь! — приветствовал он Арабея.

— Здорово, пахарь! — ничуть не обидевшись, отозвался тот. Видно, давно привык к такому обращению и огрызался чисто машинально, не тратя лишних эмоций.

— Самому рожки обломали — теперь хочешь, чтобы и новичку тоже? — полюбопытствовал Балбел.

— Да вы их так и так обломаете…

Ухмылка Балбела стала несколько напряженной. Кажется, тягаться в остроязыкости с Арабеем было даже ему трудновато.

— А начальство твое как там поживает? — посопев, спросил он наконец.

— Ты про Этерафаопе Аброна? — небрежно уточнил ответственный за мифический Пенис Слева.

Балбел поперхнулся. Крима — тоже. Рисково шутил Арабей, да и неприлично: выше Этерафаопе Аброна начальства у чертиков не водилось. Балбел гневно фыркнул и отошел на всякий случай подальше.

— Ну так как тебе Тот Свет? — повторил Арабей.

Крима замер, припоминая, но сумел восстановить (а может, и придумать) лишь общие впечатления. Недосуг ему было тогда приглядываться — уцелеть бы! Кроме того, преломление света за пределами ауры оказалось совершенно иным, поэтому внешний мир явился новичку в искривленном, оплывшем виде.

Вроде бы Вселенная имела форму куба. Вроде бы. Но это ладно. Странно было другое: прямоугольная Бездна представилась Криме абсолютно пустой, в то время как из рассказов Одеора следовало, что она густо населена Чужими Телами. Однако ни единого Тела за время своего краткого пребывания в Неживом Пространстве Крима не приметил.

— Санузел, — сказал Арабей.

— Что? — не понял Крима.

— Санузел, — повторил Арабей. — Часть Мироздания, причем очень маленькая. И ты в ней только что был…

Маленькая? Ничего себе маленькая!.. Каково же тогда Мироздание в целом?

— А почему Санузел?

— Так называется.

— Откуда вы такие слова берете? — не выдержал Крима. — Сами придумываете?

Арабей скривил губешки пуще прежнего.

— Сами? — надменно переспросил он. — Нет, Маникюр, самому такого нипочем не придумать…

— А кто же их тогда придумывает?

— Тело, — сказал Арабей.

Крима остолбенел. Большей ереси ему еще. слышать не доводилось.

— Тело не может придумывать! — оскорбленно завопил он.

— Почему?

— Оно неразумно! Мы на нем живем! Мы им управляем!.. — Крима осекся. Секундочку-секундочку… А ведь определенный резон в словах Арабея был. Известно, что Тело, за вычетом рожек, копытцев и хвостика, чертикоподобно и даже обладает речевым аппаратом. Разум, понятное дело, отсутствует, однако Менингит заведует Мозгом, Деархо — Гортанью, Банен-Эфроум — Губами, Аххан — Языком… Да-да-да, эти четверо запросто могли сговориться, сочинить новое словцо — и… К тому же Менингит с Ахханом двойняшки, вместе из чертоматки на свет вылезли…

Все равно ересь! Даже если бы они заставили Тело что-нибудь произнести, кто это услышит и кто разберет? Нет, услышать-то, конечно, услышат… Время от времени Тело действительно издавало протяжный низкий рев, рычало и ухало, но подобные раскаты скорее напоминали стихийное бедствие, нежели членораздельную речь.

— Зачем ему вообще слова? — с запинкой спросил Крима. — Телу… С кем оно говорить будет?

— С другими Телами.

Очередной вопрос застрял в горлышке. Крима стоял, приотворив ротишко и беспомощно растопырив коготки.

— Вот народец! — хмыкнул Арабей. — Обслуга ведь, а туда же… Ишь возомнили о себе… черти! Единственные носители разума… Тебе что, «Апокриф Иоанна» в головенку вложить забыли?

— Не забыли… — пискнул Крима.

— Ну так изучи повнимательнее… Да, тело создавалось нами — с этим даже я спорить не буду. А вот для нас ли?

Ну это уже даже и не ересь! Это… это… Такому и названия не подберешь!

— А ты правда там был?

— Где?

— На Чужих Телах…

Арабей перестал улыбаться. Кажется, тема была затронута щекотливая. Тем временем Левая Рука приблизилась к Зубам, подали на отгрыз Безымянный — и снова зря. Ноготь еще как следует не отрос.

— Короче, так, — процедил Арабей, глядя на Криму свысока. — Твердите, юноша, азы…

С этими словами он перескочил с Ногтя на Зуб.

— Слышь, Ибикан! — послышался уже изо Рта его приглушенный голосок. — Верно говорят, что ты там Зуб Мудрости проращиваешь? Не поздновато, нет?..