Когда мне вернули мое тело, рядом уже не было ни счастливчика, ни старухи. Я не знаю, что сделал с ними Оборотень. Зато, мне кажется, я знаю, чьим отражением был тот парень, которого ЕБ называл Парисом…

Сирена положила ребенка на алтарь. Она больше не была сомнамбулой – во всяком случае, сознательно принесла свою «жертву». Но что я понимал в этом! В ее глазах сияли Вера, Надежда и Любовь – полный набор для анестезии. А я все еще испытывал боль неведения.

Сирена молча удалилась в темноту. Я не стал ее удерживать. Я догадывался, что это невозможно. Она принадлежала Его Бестелесности душой… и телом. Еще немного – и она станет Его матерью!

Я же мог стать только ее смертью.

Отчего-то я вспомнил, как улыбался (Парис? Оборотень?) счастливчик, – то была холодная улыбка усталой вечности. Он выполнил поручение. А я?…

Я чувствовал себя лишним.

И не ошибся…