Еще во время своего первого перехода через Железную пустыню он пристрастился к картишкам. А чем еще было заниматься долгими холодными ночами, особенно когда отключались звезды? Оставалось только найти воронку газовой горелки и коротать ночь при голубоватом свете за игрой со старухой. Та никогда не жульничала, это верно, но играла прекрасно, и чаще он оставался в дураках.

Как-то раз, в приступе черной меланхолии, он предложил старухе играть на дни его жизни, думая, что таким образом можно победить тоску и заполнить пустоту. Напрасно он так думал. Тоска всего лишь приобретала омерзительный траурно-коричневый оттенок с багровой каймой приближающегося безумия по краям…

Кроме того, он знал не так уж много игр для двоих, и вскоре они наскучили ему. Три колоды были затрепаны и истерты до дыр, а достать новую оказалось непросто. Последнюю, с порнографическими картинками, он приобрел в лавке одноногого старика, отдав взамен четыре дыхания. За стариком присматривал говорящий ворон. Собственно, ворон и назначал цену, а старик только согласно кивал и ухмылялся.

Вообще-то Парис предпочел бы что-нибудь поскромнее и менее возбуждающее, чем голые красотки из оазиса Земля, но выбора не было. Как ни странно, с новой колодой дела пошли немного лучше. Он отыграл у старухи девять тысяч лет. Это удовлетворило его, хоть он и не знал, что будет делать с такой прорвой времени…