Глава 13
— Так ты говоришь, хорошее у вас село?
— Село хорошее. Оно, конечно, были здесь дела всякие, особливо с друидами ентими неприятностей много вышло, да только кто ж свою родину-то хулить станет?
Крестьянин добродушно ухмыльнулся.
— А я слышал, что в прошлом году тут вампиров видели, — небрежно сказал Охотник.
— Да, было дело, — ответил крестьянин. — Не то девять, не то десять душ загубили, кровопийцы. Сейчас припомню. Анна, пастушья дочь — раз, Велена соседская — два… — крестьянин принялся загибать пальцы.
— Так упырей и не поймали? — поспешил сказать Охотник.
— Упырей-то? Не-е-ет, куда там! Разве ж их поймаешь? Упыря простым глазом и не увидишь, тут чары нужны, либо святая вода.
— Да-а-а, — подтвердил Охотник, покивав. — Скажи, человече, а ваше село ко владениям графов Ла Карди относится?
— Точно так, — подтвердил крестьянин. — Графиня Валерия Ла Карди — наша теперешняя хозяйка.
— А ты, случаем, не знаешь, не надобны ли ей егеря? Я ведь по профессии охотник…
Крестьянин задумался.
— Того я не ведаю, — сказал он чуть погодя, — да вот есть у нас сейчас в селе две девки, которые в графской школе обучение проходили, так ты у них поспрашивай. Они почитай год у графини в замке жили, может что и знают. Видишь вон тот двор? Там одна из них живет, Марией звать. Они теперь должны быть дома, так что можешь сходить, побеседовать… — Ну, спасибо тебе. Пойду и вправду спрошу — а вдруг что-нибудь знают?
Охотник заглянул во двор.
— Эй, хозяева! Есть кто дома?
Залаял пес, звеня цепью.
Скрипнула дверь и на крыльцо вышел рослый крестьянин.
— Кто там? — недовольным голосом произнес он.
Охотник посмотрел через щель в заборе и увидел, что собака привязана.
— Путник, — ответил он, заходя во двор. — Есть к тебе разговор, хозяин.
Крестьянин продолжал смотреть на Охотника с недоверием.
— Решил я в вашем селе остановиться, пожить некоторое время, — сказал Охотник. — Вижу, что изба у тебя большая, дай, думаю, зайду да спрошу: не найдется ли свободная комната?
— А ты кто таков будешь?
— Охотник я по профессии. Путешествую по Королевству, на ценных зверей охочусь. Добрел вот и до ваших мест… Так как насчет жилья, хозяин? Я хорошо заплачу.
— Хм… — сказал крестьянин, оживившись. — А тебе надолго комната нужна-то?
— Да кто его знает, может на неделю, а может и на месяц. Смотря как дела пойдут. Ежели дичи тут много, так можно и задержаться, а если нет, так двинусь дальше, к северу.
— По три кроны в день, и оставайся хоть до потопа, — предложил крестьянин.
— Харч сюда входит?
— А как же! — Годится! — решил Охотник. — Когда вселяться можно?
— Да хоть сейчас! Заходи в дом.
Охотник поднялся на крыльцо и они вошли в избу.
— Вот эта светелка свободна, здесь и устраивайся, — указал крестьянин.
В комнате находилась широкая лавка, два запертых сундука и небольшой стол. Окно выходило во двор.
Охотник положил сумку на сундук и сел на лавку. Достал из кармана кошель, отсчитал двадцать монет, высыпал на стол.
— Это тебе задаток, — сказал он крестьянину.
Тот, бормоча благодарности, сгреб монеты и скрылся в другой комнате.
— Обедать будешь? — прокричал он оттуда.
— Можно, — отозвался Охотник. — А как тебя кликать-то, хозяин?
— Севастьяном меня звать, — ответил хозяин, возвращаясь с чугунком щей.
— А меня Михаилом.
Охотник подвинул лавку к столу и принялся за щи.
— Ну что, Севастьян, семья-то большая? — спрашивал он, жуя.
— Да не шибко большая. Хозяйка, да трое ребятишек, да падчерица. Хозяйство большое, а вот помощников не хватает.
— Ну а падчерица что ж?
Севастьян покривился.
— Да что падчерица! Она — отрезанный ломоть, да еще и благородная теперича…
— Благородная? — приподнял брови Охотник.
— Ну да. Как прошлым летом отдал ее в обучение, в графскую школу-то, так теперь она уж настоящая фрейлина.
— При дворе, что ли, состоит? — Не, пока что на отдыхе, дома сидит. А как только отдых закончится, так и заберут ее.
— Так ты радоваться должен, — сказал Охотник.
— С чего бы мне радоваться? Она как из дому уедет, так больше и не возвернется — на что мы ей нужны-то?
— Все может быть. И когда ж она уезжает?
— Говорит, что осенью. Тут, как назло, самая горячая пора — урожай убирать надо, а она уезжать надумала! И не запретишь, потому как сама графиня такие сроки назначила.
— А что, хорошая у вас графиня? — поинтересовался Охотник.
— Да как сказать… Я-то и не видел ее ни разу. Оброк не шибко тяжелый наложила, и людей не мордует, как скажем, в соседнем княжестве. Там, вишь ты, князь сильно охоту любит, так что ни день — то кому-нибудь поля лошадьми вытаптывает. А наша нет, не балует. Муженек ее покойный, так тот иногда лютовал, а эта вроде смирная.
— Повезло вам. Ну, ладно, спасибо за угощение, — сказал Охотник, откладывая ложку, — а я теперь отдохну, пожалуй. Ты, Севастьян, разбуди меня к вечеру, если сам не проснусь. Хорошо?
— Отчего ж не разбудить? Разбудим.
Охотник прилег на лавку, зевнул и закрыл глаза.
— Схожу-ка я на огород, — решил Севастьян.
Он крякнул, поправил кушак. И ушел.
Охотник с любопытством посмотрел на Марию.
— И как тебе замок? Понравился?
— Замок там старинный, красивый, — ответила Мария. — Но мрачный какой-то.
— Привидения, небось, водятся? — усмехнулся Охотник. Мария вздрогнула.
— Может и водятся, да только мне их видеть не довелось.
— А скажи, тяжело учиться было, аль не очень?
— Кому как. Мне, к примеру, не очень, а кому и нелегко пришлось. Несколько девушек еще в самом начале исключили.
— Исключили, говоришь… Не помнишь, когда это было? Не летом?
Мария задумалась.
— Да нет, осенью как будто. А почему вы спрашиваете?
— Ну-у-у… Дело в том, что в деревеньке, где я живу, сосед мой похвалялся, что дочку тоже, мол, в графскую школу отдал. И правда, куда-то уехала она, а в конце лета и вернулась — не подошла якобы. Но раз ты говоришь, что исключать девиц начали только с осени, то, выходит, наколол меня сосед… Уж я вернусь, пристыжу его, болтуна!
Посмеялись.
— Расскажи еще про замок, — попросил Охотник. — Много ли народу там живет?
— Народу немало. Одной дружины под три дюжины, а сколько слуг еще! И не сосчитаешь толком. Живут хорошо, все у них есть, вот только отлучиться из замка нельзя. Разве что кучеры или гонцы, или управляющий — те, конечно, могут за пределы замка выезжать.
— Что ж ты, графиню-то видела?
— Конечно. Правда, несколько раз всего — она к нам нечасто заглядывала. Красавица. Волосы черные, как смоль, глаза изумрудные. И лицо белое-белое, прямо светится. И есть в ней что-то загадочное, необычное что-то.
— Ну, а как же! Само собой разумеется — чистая дворянка, голубых кровей. Говорят, с самим королем в родстве!
— Их род, Ла Карди, он от князя Дракона идет. У них и на гербе дракон изображен, как и у короля.
— Откуда такие познания? — удивился Охотник.
— Я в графской библиотеке книгу по геральдике читала, там и генеалогическое древо королевского рода было нарисовано…
— Чего-чего? — переспросил Охотник.
— Ну, как вам объяснить? У дворян спокон веков так ведется: записывают всех своих родственников и их потомство в специальные книги, чтоб потом определить можно было, кто от кого произошел. И рисунок такой делают: дерево, а от него, словно ветви, потомки отходят. Называется генеалогическое древо.
— Ишь ты! Мудрено. А что за геральдика такая?
— Геральдика — наука про гербы. Каким родам какие гербы принадлежат, да что эти гербы обозначают…
— Что ж могут гербы обозначать-то?
— Да что угодно. К примеру, змей или дракон (как на королевском гербе) символизирует первородный хаос, а также свирепость.
— При чем же тут хаос какой-то? — скривился Охотник.
— Не какой-то, а первородный, — поправила Мария. — В легендах говорится, что когда-то не было ничего — ни земли, ни неба, ни воды, а был только Хаос. Потом из этого Хаоса появились боги и создали людей…
— Какие такие боги?! — с подозрением спросил Охотник.
— Языческие боги! — досадливо ответила Мария. — Это ведь языческие легенды. И герб создавался еще до того, как пришла к нам истинная вера.
— Вон оно как… Да, я вижу, вас там многому научили. А я-то даже читать не умею.
— Хотите, я вас научу? — предложила Мария.
— Да нет, спасибо! — засмеялся Охотник. — Поздновато мне учиться, и ни к чему. В моем ремесле такие знания не особо нужны. Ты лучше мне скажи, не надобны ли, случаем, графине егеря?
— Не знаю. Когда я была в замке, не слышала, чтоб ей нужны были.
— Жаль. Я бы с удовольствием на постоянную работу поступил. А то слоняешься из края в край, как бродяга. И каждый день только и думаешь: что завтра делать будешь?
— А вы поезжайте в замок, спросите у графского управляющего. Если вы специалист хороший, может и возьмут вас на службу. Ехать тут не очень далеко.
— Надо подумать.
Охотник изобразил на лице задумчивое выражение.
После дождя трава была мокрой. Деревья тоже хранили на своих листьях остатки влаги, и стоило только зацепить какую-нибудь ветку, как сверху обрушивался целый водопад холодных брызг.
Но Охотник не зацеплял веток. Он шел по лесу неторопливо и осторожно, внимательно прислушиваясь к лесным голосам. В основном эти голоса представляли собой птичий гомон, и лишь иногда к нему примешивались иные, более необычные звуки. Например, рык гордого оленя, завидевшего соперника, или хруст сухих веток под тяжелой поступью медведицы. Или угрожающее шипение обвившейся вокруг гнилого пня гадюки.
Охотник знал эти звуки. За долгие годы он научился распознавать их и выделять из общего гула именно те, что его интересовали.
Сейчас его интересовало раздраженное воронье карканье. Оно доносилось с опушки леса, выходившей на тракт.
Охотник поправил за спиной лук и двинулся в том направлении. Он, пригибаясь, маневрировал между деревьями, аккуратно раздвигал руками попадавшиеся на пути кусты бузины, не забывая при этом внимательно оглядывать землю. Земля была влажной и мягкой, на ней хорошо должны были отпечатываться следы. Однако, никаких следов пока Охотник не обнаруживал. Он видел слой не успевших перегнить кленовых листьев, он видел шляпки маленьких грибов, повыпрыгивавшие из земли после дождя, видел как вдавливается почва под его собственными сапогами.
А когда он уже совсем близко подошел к опушке, то увидел и следы чужих сапог.
Охотник остановился, присел на корточки и принялся изучать подозрительные следы. Их было несколько, Охотник насчитал не менее трех. Следы были не очень свежие, но оставленные, несомненно, уже после дождя, потому что не были размыты водой. Они тянулись от тракта в лес. Или наоборот? Охотник посмотрел по сторонам, вытянул из колчана стрелу и снял с плеча лук. Стараясь двигаться как можно бесшумнее, подошел к крайнему дереву — ветвистому старому клену. Этот клен отмежевывал лес от тракта — дальше шла обочина дороги, поросшая травой, а по ту сторону тракта начиналось кукурузное поле.
Охотник выглянул из-за дерева. На обочине, в траве, лежал труп. Теперь Охотник увидел и ворон. Они были целиком поглощены добычей и ссорились между собой за право отхватить лучший кусок. Можно было не опасаться, ведь если бы рядом был кто-то живой, он спугнул бы ворон. Но Охотнику не нравилось кукурузное поле. Стебли растений были уже достаточно высоки и густы, чтобы в них без труда мог спрятаться человек. А человека в засаде не заметят никакие вороны. Его, Охотника, они ведь тоже не видели.
Он подождал еще несколько минут, напряженно вглядываясь в зеленое море по тот край тракта. Поле молчало. Тогда Охотник натянул тетиву и, держа лук наготове, вышел из леса. Вороны взлетели, захлопав крыльями. Осталась только одна, нажравшаяся, видно, настолько, что не могла даже улететь. Она только хрипло каркнула и уставилась на человека круглым черным глазом, склонив голову набок.
Охотник посмотрел, куда же идут следы. Следы выходили на тракт и там терялись. К своему удовлетворению, Охотник отметил, что по ту сторону дороги следов нет.
Он подошел к трупу, все еще не ослабляя тетивы.
Толстая ворона неторопливо, бочком, покачиваясь как утка, отошла в сторону и продолжала смотреть на Охотника.
Труп был мужской. Тонкая льняная рубаха, заляпанная кровью, темные штаны хорошего сукна. Сапог на нем не было. Не было также и кафтана, а должен бы быть — убитый походил на человека зажиточного. Охотник еще больше убедился в этом, когда осмотрел его руки. Эти руки никогда не ковырялись в земле, не знали ни плуга, ни молота. На двух пальцах белели лишенные загара полосы следы колец. Труп уже начинал разлагаться, но сквозь смрад гниения Охотник учуял и специфический запах конского пота. Человек, очевидно, ехал на лошади. Куда он мог ехать? Тракт одним концом уходил к владениям герцога Ригетского, второй же конец вел к большой развилке, от которой расходились несколько дорог, в основном ведущие к крупным городам — Тавитору, Лирску и Триграду.
Но труп на этот вопрос ответить не мог. Он смотрел пустыми, выклеванными воронами глазницами в небо и хранил молчание. Ясное дело, умер он не своей смертью, вот только указать на своих убийц было ему уже не под силу. Очевидно, разбойники, подумал Охотник. Убили и обобрали. Странно. В этих местах разбойники встречались редко — здесь просто не было крупных банд, а мелкие если и были, то не могли наделать много шуму. Охотник услышал шаги заранее, но предпочел не подать виду. Он даже снял стрелу с грифа лука и отпустил тетиву, только не стал убирать стрелу в колчан.
— Ты что здесь делаешь? — услышал он за спиной наглый голос.
Охотник обернулся.
Перед ним стояли трое. Они только что вышли из лесу и теперь увидели незнакомца. Все трое были вооружены. Не для охоты. Первый, костлявый и низкий, держал в руках кистень, у второго, крепкого, густо заросшего волосами, висели на поясе кинжал и короткий меч. Третий был вооружен длинным рыцарским двуручником, который он воткнул острием в землю, опершись на рукоять.
— Не слышу ответа! — с треском сказал костлявый.
— А вы что за люди такие? — протянул Охотник. — Перед кем это я ответ держать должен?
Костлявый вылупил глаза.
— Ты что, шибко храбрый? — процедил он, делая шаг вперед.
Охотник быстро вскинул лук и натянут тетиву, направляя его на костлявого.
— Стой, где стоишь!
— Неужто выстрелишь? — тем не менее, костлявый остановился.
Третий, верзила в темном кафтане, который был ему несколько мал, вытянул меч из земли и криво улыбнулся.
Лишь волосатый стоял неподвижно, засунув руки за пояс.
— А ты как думаешь? — спросил Охотник. — Конечно, выстрелю. Я не люблю встречать в лесу вооруженных бродяг и еще более не люблю, когда мне эти бродяги задают наглые вопросы.
— Ты кого это бродягой назвал?! — прорычал верзила в кафтане.
— Обижаешь нас, человек, — сказал костлявый, поигрывая кистенем. — И очень даже зря. Мы не бродяги, мы — честные разбойники. Промышляем как раз в этих местах, так что ты на нашей территории. Но мы не обидчивые, — подмигнул он. Да, ребята?
«Ребята» не подтвердили.
— Мы только чуток обчистим тебя и отпустим, — продолжал костлявый. Убивать не станем. Я вот вижу кинжал у тебя на поясе добрый, да и жилет кожаный. Не жмет ли?
— Неа, не жмет, — ответил Охотник. — А вон тому, я вижу, жмет, — он указал на верзилу. — Маловат кафтанчик, да и грязноват маленько. Не с этого ли молодца снят? — Охотник кивнул в сторону трупа.
Прежде чем верзила успел взмахнуть мечом, стрела свистнула и вонзилась костлявому в глаз. Тот завизжал и выпустил кистень. Вторая стрела прошила верзиле живот. Он остановился, удивленно поглядел на стрелу, затем с усилием выдернул ее и отбросил. Третья стрела попала ему в шею. Он снова попытался ее вынуть, но не сумел, а только тяжело ворочая головой, опустился на землю.
Волосатый был уже слишком близко, поэтому Охотник отбросил лук и выдернул кинжал. Отбивать удар мечом он не стал, а кинулся волосатому под ноги и сбил его.
Волосатый умер молча.
Ребятишки с криками бежали за ним вслед.
— Гляди какой!
— У-у-у, медведище!
— Страшный…
Охотник с улыбкой поглядывал на них. Шкура была тяжелой. С нее уже не капала кровь, но она еще была теплой. Он держал шкуру обеими руками, осторожно, чтобы не испачкаться.
Возле ворот его встретил Севастьян.
— Ого! Никак, медведя убил? — Ага, — ответил Охотник. — Открой-ка калитку, а то у меня руки заняты…
Севастьян торопливо распахнул калитку, и Охотник вошел во двор.
— Может, чего надобно? Чтоб шкуру-то упорядочить, — пояснил Севастьян, видя, что Охотник шарит глазами по двору, словно что-то ища.
— Да, ты, пожалуй, кинь вот тут соломки, — указал глазами Охотник.
Севастьян сбегал в сарай и принес охапку соломы. Расстелил ровным слоем на земле.
Охотник положил шкуру мехом на солому, затем вытер руки.
— Соли у тебя много, Севастьян? — спросил он.
— А много надо ль?
— Ну хотя бы пару горстей.
— Сейчас принесу.
Севастьян пошел за солью.
Тем временем Охотник стал счищать ножом остатки жира с внутренней стороны шкуры.
— Хватит? — Севастьян вернулся с полной миской соли.
— Угу, — кивнул Охотник.
Зачерпнув руками соль, он принялся натирать ею шкуру. Севастьян стоял рядом, с интересом наблюдая за его работой. Детишки тоже сбежались и глазели на медвежью шкуру.
— Севастьян, — сказал Охотник.
— Да?
— Гвозди у тебя в хозяйстве водятся? Небольшие.
— Найду.
— И… Вот еще что: нужно мне четыре доски. Узких, но длинных, примерно в твой рост. Сделаешь? — Понято, — ответил Севастьян.
Он скрылся в сарае.
— Что, интересно? — спросил Охотник хозяйских детей.
— Ага, — ответил один из них, наиболее смелый. — А скажи, дядь, ты медведя сам убил?
— А как же! — усмехнулся Охотник.
— И не убоялся?
— Медведей бояться — в лес не ходить.
— А ты его как, из лука застрелил?
— Нет, ножом. Видишь? — Охотник показал кинжал.
— Не может того быть! — засомневался хозяйский сын. — Чтой-то нож у тебя дюже маленький…
— Ну и что? Зато острый!
В это время появился Севастьян, неся доски, молоток и горсть гвоздей.
— Пойдет?
— Давай.
Охотник сложил доски четырехугольником и принялся сколачивать их. У него получилась прямоугольная рамка. На эту рамку он положил шкуру.
— Теперь гляди, Севастьян: ты будешь шкуру натягивать, а я гвозди забивать стану…
Вскоре медвежья шкура оказалась натянутой на рамку, как на барабан. Охотник удовлетворенно крякнул и понес ее на чердак — сушиться.
— Куда прешь?
Дружинник направил на Охотника копье.
— Ну у вас и порядки! — весело воскликнул Охотник. — Заместо приветствия людям копья в живот тычут! Не бойся, вояка, не разбойник я и не висельник. Я Охотник. Принес вот шкуру медвежью. Может, хозяева захотят купить? Шкура добрая!
Охотник развернул тряпку и извлек шкуру. Она была огромной. Мех рыжевато-бурый, не очень, правда, густой — летний все-таки. Но товар выглядел броско.
— Ладно, погоди тут, я за управляющим схожу, — сказал дружинник и ушел.
Охотник свернул шкуру и, посвистывая, принялся ждать. Но безразличие, изображенное на его лице, было обманчивым — на самом деле он внимательно оглядывал замок. Надо сказать, что замок его не удивил, во всяком случае, ничего необыкновенного Охотник не заметил. Замок как замок. Старый. Хмурый. Впрочем, все старые замки вечно хмурятся. Надоедает, видно, им жизнь.
Дружинник вернулся, ведя за собой молодого темноволосого господина.
— Вот он! — дружинник указал на Охотника. — Говорит, шкурами торгует.
— Я графский управляющий, — сказал темноволосый. — Звать меня господин Иосиф. Ты охотник?
— Да, господин.
— Покажи шкуру.
Охотник еще раз развернул шкуру.
— Сам добыл? — спросил Иосиф.
— Конечно. Еще недавно эта шкура по лесу бегала, — сказал с улыбкой Охотник.
Иосиф не улыбнулся.
— Хорошо. Иди за мной, — сказал он и зашагал к замку.
Охотник последовал за ним.
Они вошли в огромную залу. Стены обиты бархатом, кругом ковры, картины висят. Охотник с интересом оглядывался.
— Сколько за шкуру хочешь?
Охотник поглядел на двойную золоченую дверь. Возле двери неподвижно стоял камергер и неодобрительно на него смотрел.
— Тридцать крон дадите? — рискнул Охотник.
Иосиф сделал знак камергеру.
Тот подошел, отцепил от пояса мешочек и, продолжая все так же неодобрительно глядеть на Охотника, отсчитал три золотых дуката.
Охотник взял деньги, спрятал.
— Благодарю! Получите товар, — он протянул камергеру шкуру.
Тот осторожно принял ее, слегка покривившись и куда-то унес. Охотник продолжал стоять на месте.
Иосиф вопросительно поглядел на него.
— Господин управляющий! — бодро сказал Охотник. — У меня к вам такое дело: не возьмете ли меня егерем? Я свое дело хорошо знаю — недостатка в дичи в замке не будет…
Иосиф отрицательно покачал головой.
— Нет. Сожалею, но нам егеря не нужны.
— Ну, как знаете… — Охотник повернулся, было уходить.
— Иосиф, с кем ты там разговариваешь? — послышался из-за двери женский голос.
Золоченые створки распахнулись и в залу вошла женщина.
Охотнику достаточно было одного взгляда, чтобы понять, что это графиня. Ее высочество госпожа Валерия Ла Карди. Охотник замер.
— Тут охотник пришел, я у него медвежью шкуру приобрел, — пояснил Иосиф.
— Красивая?
— Да! — не удержался Охотник. — Ты о чем это? — с подозрением спросила графиня.
— О вас… — Охотник отвесил легкий поклон.
Управляющий хмыкнул.
— А ты, братец, не робкого десятка, — сказал он.
Графиня засмеялась.
— Ваше высочество, — быстро сказал осмелевший Охотник, — а не нужен ли вам егерь хороший? Я согласен и на небольшую плату…
Графиня вздохнула.
— Всеми делами занимается мой управляющий, — сказала она, внимательно поглядев на Охотника.
— Так я уж спрашивал его — он отказывается. Говорит, не нужны, мол, егеря.
Графиня посмотрела на Иосифа долгим взглядом.
— Раз говорит, что не нужны — значит, не нужны…
Охотник с сожалением вздохнул.
— Ну что ж, раз так, то ничего не попишешь. Но хоть со шкурами-то еще приходить можно? — спросил он с надеждой.
— Приходи, — кивнул Иосиф.
Охотник развернулся.
— Погоди! — сказала ему графиня.
— Да, ваше высочество?
— Ты можешь принести мне то, что я тебя попрошу?
Охотник склонил голову.
— Для вас — что угодно! Хоть самого черта!
Графиня нахмурилась.
— Черта не надо. Принеси мне шкуру белого волка…
По-прежнему глядел пустыми глазницами в небо расклеванный воронами труп. Только теперь рядом с ним лежали еще три мертвеца. Один — со стрелой в шее, второй — с разорванным животом, охватив его руками. У третьего из глаза торчала стрела.
Вороны уже насытились и теперь сидели на обочине, чистя выпачканные кровью клювы.
Неожиданно труп со стрелой в глазу зашевелился. Застонал тяжелым голосом, затем взял стрелу правой рукой и резко выдернул.
От крика взлетели вороны.
Труп некоторое время молчал, затем перевернулся на живот и со страшными ругательствами пополз вглубь леса…
