Книга: Двери паранойи
Назад: 31
Дальше: Часть четвертая Безумный Макс – 4

32

Когда мы выехали за ворота «Маканды», Эльвира достала из бара бутылку «Дом периньон». Я выпил два бокала, не оценив вкуса вина, и позже не почувствовал даже легких признаков опьянения.
Я сидел, уставившись прямо перед собой, то есть на торчавший над подголовником переднего сиденья кустик Зоиных волос. Город снаружи меня не интересовал – я не получал приказа его разглядывать. После третьего бокала Эльвира принялась зевать во весь рот, как сытая кошка. Ее вполне можно было снимать в рекламном ролике под девизом «шампанское – лучшее снотворное». Потом она сползла пониже и захрапела, привалившись мордой к моим ребрам.
Зоя обернулась и протянула мне последний документ, которого мне не хватало для полного комплекта (чуть не написал – «счастья»), – загранпаспорт с открытыми визами в Испанию и Италию. В книжечку была вложена тонкая пачка песет и лир – наверное, для того, чтобы я всякий раз не клянчил у «мамочки» денег на сигареты.
Не знал, что мы собираемся еще и в гости к макаронникам. Мне не доставало только траханья с Эльвирой в гондоле посреди венецианского канала – а ей могло взбрести в голову и не такое.
И тут я поймал себя на том, что начал критически оценивать действительность и исподтишка поглядывать по сторонам. Например, на дверные замки «мерседеса». Мой интерес был далеко не академическим. Кроме того, исходивший от Эльвы приторный парфюмерный запах внушал мне отвращение (почти забытое чувство!), как будто под боком пригрелось гигантское жирное земноводное, пытавшееся выдать себя за царевну. В то же время я снова почувствовал, что галстук затянут слишком туго. Я поднес к нему руку, чтобы ослабить узел, когда в зеркале заднего вида вдруг появилось лицо Фариа. Появилось – но не отразилось. Разница существенная.
Это было действительно неожиданно. Я даже невольно бросил быстрый взгляд влево. Отремонтированный компьютер в моей башке мгновенно вычислил углы: старик должен был устроиться у Эльвиры на коленях…
Еще пару секунд назад в узком зеркале отражались сосредоточенные глаза водителя – теперь же их закрасила нездешняя тьма. Из этой тьмы проступило лицо, которое могло принадлежать живому человеку или… отрубленной голове. Я видел только один, правый, глаз Фариа и почти полностью – его рот.
Он беззвучно прошептал что-то. Я с трудом прочел по губам. Всего два слова: «Не сейчас».
Хорошо, старик, как скажешь, – я и без того уже твой должник до гробовой доски. Впрочем, по-моему, это не всегда означает «пожизненно».
Несмотря на кондиционируемый воздух, я вспотел. Ладони стали влажными, пальцы слегка подрагивали. Со мной все было ясно: я боялся тех, кому еще недавно принадлежал душой и телом. Боялся до тошноты. Моей безмятежности как не бывало. Динамики истекали фальшивой романтической сладостью; я задыхался внутри роскошного катафалка, отделанного красным деревом и велюром, а также под прессом зловещего человеческого молчания. «Фариа, ты не забыл, что я ни черта не умею?!.»
Впереди неизменно плыли два красных фонаря «вольво». Фары второй сопровождающей машины так же неизменно светили нам в корму. Вскоре весь этот караван казался мне похоронной процессией. Вот только я пока не мог понять, кого хоронят. Не хотелось думать, что меня.
Мы ехали по плохо освещенным улицам. Некоторые из них я уже не узнавал. За четыре года многие дома радикально преобразились. В основном это касалось первых этажей, на которых размещались магазины и забегаловки с помпезными и просто нелепыми названиями вроде «Мон Пари», «Бристоль», «Европейский дом», «Венеция». Особенно мне понравилась надпись «Частное предприятие «Анис». Дико? Смешно.
Вульгарное и кичливое тщеславие разбогатевшего быдла нагло перло из всех витрин и кабацких залов. Под внешней чистотой фасадов скрывались выгребные ямы, полные трупного яда, и подвалы с замурованными в стенах скелетами. Аккуратненькие интерьерчики, украшенные орхидеями, отдавали гнильцой. Шлюхи обоих полов выстраивались в очередь, привлеченные призраками красивой жизни. Но к чему сводилась эта жизнь? К тому, что теперь их трахали не в подворотнях, а в спальнях, обставленных арабской мебелью? Или, может быть, к осквернению «лучших в мире» итальянских унитазов? А как насчет того, чтобы начинать расплачиваться уже сейчас? Не будет вам, свиньи, покоя ни днем, ни ночью!
Во мне было столько злобы, скопившейся за последние месяцы и полностью подавленной, что я невольно проецировал ее вовне. Из меня бил настоящий фонтан. Эльвира беспокойно зашевелилась рядом; ее лицо болезненно исказилось, как будто она видела сон о том, что в поданном на десерт мороженом с клубникой оказался живой таракан.
Снаружи стало еще темнее – «мерседес» выехал на трассу, ведущую в аэропорт. Слева разлегся огромный пустырь, справа тянулись кварталы одноэтажных частных домов. Большинство домишек, окруженных редеющими садиками, были сейчас невидимы; всего три или четыре мигнули подслеповатыми окнами. В этой простой и обычной картине было что-то апокалиптическое: угасающие огни, сдавленные безграничной, бесформенной чернотой неба и земной тверди…
ОНО появилось опять – за моим левым ухом, над головой спящей Эльвиры. Бесплотное облако; воронка, излучающая запредельный ужас, который каким-то парадоксальным образом вытеснял мелкий опустошающий страх перед болью и физическим уничтожением. Это была смерть, если верить Фариа, но также и совершенное безразличие к жизни, сомнительная свобода на краю вечности, абсолютный культ неповторимого мгновения…
«Пора!» – прошептал голос старика. По-моему, на этот раз его услышал не я один. Водитель начал внезапно тормозить. Энергия, накопленная в моих мышцах, достигла исключительной концентрации. Собственные руки казались мне вылепленными из вещества звездных ядер. Они были сгустками плазмы, в которых происходили неизвестные реакции.
Я стремительно рванулся вперед и ударил водителя кулаком в висок.
Я был в хорошей, если не в лучшей форме, и этим все сказано. Дальше автомобиль двигался, никем не управляемый. Потом, не теряя времени, я заехал локтем в лицо Зайки. Но она тоже успела ударить – до чего же тренированная стерва!
Хорошо, что у нее была невыгодная позиция, иначе она отключила бы меня. Ее твердый, как чугунная отливка, кулачок болезненно скользнул по моим ребрам с правой стороны, а через мгновение мой локоть расплющил ее красивый носик. Зоина голова врезалась в боковое стекло. Стекло выдержало; «секретарь-референт» угомонилась.
Я откинулся на спинку сиденья и вправил вывихнутый мизинец. Хотел было снять и выбросить кольцо с рубином, но решил, что эта штука стоит денег, а деньги мне могут вскоре понадобиться – и в приличном количестве.
Тут Эльвира начала продирать глаза – поздновато. Я схватил ее за горло двумя пальцами и лишь слегка придушил это животное, не обращая внимания на то, как оно хрипит.
Секунды, оставшиеся до смерти, таяли внутри черного катафалка, который несся со скоростью восемьдесят километров в час. Я был абсолютно спокоен. Самое худшее, что мне грозило, это быстрые похороны со звуковыми эффектами и фейерверком. Многим чувакам и чувихам получше меня повезло гораздо меньше.
И все же я не возражал бы против того, чтобы отложить эту душещипательную церемонию на более поздний срок. Я попытался открыть заднюю дверь. Черта с два. Какая гадость, какая гадость этот ваш центральный замок! Мне пришлось снова обняться с вырубленным мною же водителем, от которого несло дорогим одеколоном. Моя правая рука шарила у него на поясе и подмышками в поисках пистолета, а мои пытливые глазки забегали по панелям в поисках заветной кнопки, рычажка или хрен его знает чего…
На виске у водителя расплывался огромный кровоподтек. Хорошо еще, что его руки не прикасались к рулю, а нога осталась на педали тормоза. «Мерс» лишь немного сместился к полосе встречного движения. Навстречу летели слепящие пятна фар. На этом фоне почти терялись красные фонари ехавшего впереди «вольво».
Расклад не внушал оптимизма. Прыгнув вправо или влево, я так или иначе попадал под колеса. Вопрос был лишь в том, что предпочесть в качестве соковыжималки: легковой автомобиль, упорно державшийся сзади, или косяк дальнобойных грузовиков, который пер навстречу, сияя, как заря коммунизма.
Казалось бы, выбор ясен. Но тут я увидел Фариа, стоявшего слева на обочине. Его призрачная фигура в белых лохмотьях и с развевающимися седыми космами олицетворяла вторжение иррационального и мистического в мир привычных фобий и безразличных машин-убийц.
Когда «мерс» поравнялся со стариком, тот выбросил вперед руку. Что-то сверкнуло, как будто в автомобиль ударила молния. На мгновение я ослеп. Запахло озоном, мое лицо обдало волной горячего воздуха с примесью аромата горящей резины. Тотчас же после этого в салон ворвался ледяной осенний ветер.
Я наконец нащупал что-то твердое и поспешно схватил пистолет водителя. Он оказался подозрительно легким. Не было возможности разобраться, что это за пушка и как из нее стреляют.
Различая пока только белые и черные пятна, я перевалился через Эльвиру и толкнул дверь от себя. На месте замка в ней зияло почти идеально круглое отверстие диаметром сантиметров в двадцать. Стекло, как ни странно, осталось неповрежденным. Дверь теперь висела свободно, но ее прижимал к кузову набегающий поток; мне удалось открыть ее, когда расстояние до первого встречного грузовика составляло не более двухсот метров. Заодно я окончательно прозрел.
К тому времени я доверял Фариа, как родной маме. Поэтому прыгнул без промедления, стараясь не зацикливаться на живописных картинах, которые рождались в моих проветренных мозгах. Воображение у меня и до «работы» в «Маканде» было буйное, а сейчас вообще наступил ренессанс. Мне хватило считанных мгновений, чтобы родить целую кучу вопросов. Я представлял себе во всех деталях, что случится с человеком, попавшим под грузовик при встречной скорости около ста пятидесяти километров в час. Ну а кроме шуток? Превратится ли труп в целую отбивную или развалится на куски? Поместятся ли останки в трехлитровую банку? Сильно ли засорится радиаторная решетка? Испачкается ли лобовое стекло? Появится ли на бампере хотя бы небольшая вмятина? Можно ли будет обнаружить капли крови и волосы на выхлопной трубе?..
С этими утешительными мыслями я вывалился на мокрое шоссе. Я ожидал удара и даже множественных ударов, но то, что последовало через долю секунды, превзошло любые ожидания.
Я попал в мясорубку, в редуктор разваливающейся карусели; меня раздавили бешено вращающиеся шестерни и нарезали на куски ослепительно сверкающие ножи. Я катился по гигантскому рашпилю дороги – небо, асфальт, небо, асфальт, небо, асфальт… Сияющие глаза железных ангелов-каннибалов жадно следили за мной. Вдобавок оглушительно завыл сигнал грузовика; от этого дикого, почти звериного рева дрожь пронизывала искалеченное нутро.
Я ударился головой – казалось, отбойный молоток проломил череп; нервы обожгла боль – боль, сопровождавшаяся вспышками видений, черными кляксами пустоты, истошным визгом тормозов. Боль расплескалась до небес, по которым катился шарик Земли, сорвавшийся с орбиты.
Назад: 31
Дальше: Часть четвертая Безумный Макс – 4