9. Яр
— Проклятье! — воскликнул Тарус. — Он уходит!
Боромир, зажимая колотую рану на левой руке, скрежетнул зубами.
— Что с ним?
Тарус склонился над мечом, торчащим из мха.
— Похоже, он не помнит себя. Турусы-хляби! Я же ничего не спутал, заклятье сработало!
— Что делать? — буднично спросил Славута. Знаменитая секира темнела от вражеской крови.
— Его нельзя упускать!
— Помогите мне встать… — просипел Роксалан. Дементий и Прон подняли чикма-ватажка. Рядом, угрюмо покачивая булавой, стоял Омут.
— Палеха они утянули… — процедил Дементий. — Я его так и не достал…
Тарус хрипло скомандовал:
— Славута, Боромир, Омут — за мной! Остальные — стойте тут, ни шагу в стороны! Отдышитесь…
И выдернул меч из болотистой почвы.
Четверка во главе с Тарусом пошла по следу преобразившегося Вишены. Тот шагал невероятно быстро, изредка глухо постанывая.
— Кажется, он ранен, — сказал Славута. — Однако, как он того змея рвал…
Подал голос мрачный Боромир, по прежнему зажимая рану на руке:
— В кого ты его обратил, чародей? Да и себя…
Тарус неохотно объяснил:
— Это испорченное заклятье превращения в медведя. Точнее, измененное. Я его еще никогда испытывал.
— Считай, испытал, — буркнул Боромир.
Тарус в сердцах воскликнул:
— Не береди душу, а? И так весело — дальше некуда.
Боромир смолчал.
Они почти бежали. Оборотень впереди обходил топкие места, так что можно было не опасаться угодить в трясину: где прошел он, пройдут и люди.
И вдруг оттуда, где остались спутники донеслись невнятные возгласы и далекий звон железа. Боромир замер.
— Это еще что?
Хор голосов слаженно заорал: «Аргундор!»
Тарус выругался.
— Кажется, подмога из долины. Только ее не хватало…
На болота опускались сумерки.
— Что делаем? — с тревогой осведомился Славута.
Тарус глянул вослед уходящему Вишене. И увидел две корявых ольхи прямо на тропе.
— Я сейчас! — крикнул он, бросаясь туда.
Омут, Боромир и Славута переглянулись.
— Чего это он? — озадаченно протянул Боромир. Ватагу, понятно, никто не ответил: мысли чародея недоступны простым воинам.
Тарус торопливо возвращался. Лицо его несколько просветлело, и у Славуты отлегло от сердца. Значит, придумал что-то всезнайка-чародей!
— Назад! К нашим! — скомандовал Тарус. — Веди, Непоседа! Вишену я потом призову, вот, глядите, что он на ветках оставил!
В руке чародей сжимал клочок окровавленной шерсти.
И они поспешили назад, не задавая лишних вопросов. Если Тарус сказал, что отыщет потерявшего память Пожарского по клочку шерсти, значит так оно и есть.
Звон мечей звучал все ближе. Когда они подоспели к месту стычки с болотниками, стали видны воины Аргундора: десятка три панцирников-меченосцев и четверо волчьих всадников. Кондотьеры сбились в плотный круг и как могли отбивались. Славута и Боромир уже настроились на тяжелую сечу; Омут грозно поигрывал булавой. Но с востока одновременно с четверкой, догонявшей Вишену, явился верхом на волке Яр, а спустя некоторое время — отряд песиголовцев.
— Ну, вяжется! — пробормотал Боромир. — Нарочно не выдумал бы!
Силы были примерно равны. Меченосцы оставили попытки окружить отряд и выстроились в ряд, прикрывшись щитами. Крыланы с топорами в руках спешились. Яр приблизился к ним; волк его приседал под тремя тяжело нагруженными объемистыми сумками. Песиголовцы присоединились к кондотьерам.
— Славута, — негромко сказал Тарус дреговичу. — Глянь влево, во-он, среди мха…
Дрегович глянул: там лежал незамеченный никем меч Вишены, на гарде теперь светилась одна из рун, средняя. Тут же рядом валялись ножны и еще какая-то железная мелочь.
— Подобрать?
— А что, этим отдать прикажешь? — ядовито переспросил Тарус. — Я их отвлеку, а ты потихоньку все подбирай…
Кашлянув, Тарус повернулся к строю аргундорцев и громко сказал:
— Яр! Раз уж судьба свела нас, может поговорим?
Кондотьер в черном взглянул в глаза чародею. Это был уже не тот мальчишка, какого помнили все по родному миру. За годы, проведенные с Саятом в Иллурии, он возмужал и окреп. И не приходилось сомневаться, что теперь его рука надежно держит меч.
Славута потихоньку пятился к оружию Вишены.
— Нам не о чем говорить, — бесцветно сказал Яр. — Я избрал свой путь, и не сверну с него.
— Разве ты не хочешь вернуться домой? — спросил Тарус вкрадчиво.
— А что я там забыл? Опять хворост в лесу собирать, да коров пасти? Здесь я — воин, и меня ценят. Мне нет нужды возвращаться.
— Нам нужен твой меч, Яр. И мы возьмем его.
— Попробуйте, — усмехнулся тот. — Только не выйдет у вас ничего. Ваше колдовство на меня не подействует, потому что я служу колдуну посильнее тебя, Тарус. И ты это знаешь.
Тарус промолчал. Увы, это было правдой. А измотанный недавней неожиданно тяжелой стычкой отряд вряд-ли без потерь сокрушит незыблемый щитоносный строй. Даже при помощи песиголовцев во главе с Анчей.
— И Книги вам не отнять — они уже за перевалом, в Аргронде. Ты знаешь, Тарус, силу тамошних мечников.
Славута незаметно подобрал вороненый меч, сунул его в ножны, а ножны спрятал под плащ. Взял с влажного мха маленький медный нож с вырезанными на рукоятке словами «Ты нужен».
«Хм! — подумал дрегович. — Поди, тот самый, которым Боромир Пожарского в Андогу вызывал…»
У него самого был такой же.
Здесь же валялась и сумка Вишены. Дрегович, уже не кроясь, поднял ее и бросил маленький нож внутрь.
— Прощай, Тарус. Мы не станем на вас нападать сейчас, потому что я спешу. И скорее всего мы уже никогда не увидимся. Разве что при штурме ваших замков на юге и западе… — негромко сказал Яр и тронул волка.
Тарус молчал. Он ничего сейчас не мог поделать.
Крыланы вскочили на своих черных зверей и направились вослед Яру. За ними медленно отступали пехотинцы. Скоро под луной на болотах остались только те, кто пришел в Иллурию за последние четыре года.
— Ах-ты, ядрена вошь… — сплюнул в сердцах Боромир. — Мы действительно ничего не можем им сделать?
Тарус угрюмо кивнул.
— Но почему? — с жаром воскликнул Дементий.
— Яр вынес из руины Заклинание от Заклинаний. Он защищен от магии руин. А силой его сейчас не взять, — объяснил Тарус. — Не везет нам, однако… Здравствуй, Анча. Можешь ничего не рассказывать, я все знаю.
Купава перевязала руку Боромира и громко спросила:
— Кто еще ранен?
Ей ответило трое чикмов и Озарич. Остальные отделались царапинами. Все, кроме Палеха — тот уже, конечно, мертв. Первый из их отряда в Иллурии. Никто не сложил голову в руинах или при штурме замков — и вот, на болотах погиб один из чикмов. И вдобавок в чужой личине убрел незнамо куда Вишена, бросив свой волшебный меч и товарищей.
— М-да… Сходили к Драконьей Башне, нечего сказать, — проворчал невесело Боромир. Но он редко долго убивался из-за неудач. Что проку? Лучше подумать, как поправить дело. За это и уважали его спутники. — Дальше-то что, Тарус?
Чародей поднял взгляд от болот.
— Дальше? Первым делом, отыщем Вишену. Потом вернемся к Тинзкому мосту и узнаем, преуспел ли в походе Йэльм. А потом будем штурмовать Аргундор. Каждый со своим народом. Другого пути у нас нет.
Над ними вдруг пронеслась бесшумная тень, заслонив на миг луну. Кажется, это был один из крыланов.
— Дай-ка меч Вишены, — сказал Тарус дреговичу. — И в дорогу, незачем нам ждать на болотах…
Отряд двинулся на запад, к проливу. Аргундор провожал их злорадной полутьмой лунной ночи.
На сухое они выбрались когда забрезжил первый свет. Луна села с час назад и лишь звезды выхватывали из тьмы смутно видимую тропу под ногами. Тарус велел собрать дров и развести костер, а сам сел на жухлую траву и принялся копаться в своей видавшей виды сумке. Клок окровавленной шерсти Вишены-оборотня Тарус не выпускал из рук. Он извлекал из сумки высушенные травы и таинственные снадобья в пузатых пузырьках мутного цветного стекла. Перед ним была расстелена потертая волчья шкура, на шкуру он и складывал все, что появлялось из сумки.
Скоро костер, ожив, запылал на краю болот. Болота шептали, невнятно и глухо, словно сожалея об упущенных жертвах. Люди и песиголовцы чувствовали себя на редкость неуютно, ерзали у костра и поминутно озирались, бросая взгляды на просторы болот. Там, вдалеке, посреди клубящихся испарений, мерцали тусклые огоньки, медленно переползая с места на место. Даже рыдожанин-Омут не знал что это за огоньки, хотя видел их нередко и дома.
Тарус долго выбирал подходящее для чародейства место, прислушиваясь к чему-то внутри себя; потом развел небольшой костерок в стороне от основного, сжег несколько пахучих пучков травы, капнул в огонь из пары пузырьков и смазал воткнутый в землю меч чем-то темным. Пламя костерка окрасилось в зловещий зеленоватый цвет, а руны на лежащем тут же мече Вишены слабо зажглись. Звучали негромкие слова заклятья. Их никто не понял, да и не пытался понять. Чародейство — удел избранных. Спутники Таруса просто сидели поодаль у совсем по-домашнему потрескивающего костра и просили богов вернуть Вишену, верного спутника и храброго воина. Больше ничем помочь они не могли, ибо сейчас было время чар, а не клинков.
Наконец Тарус встрепенулся.
— Услышал! — прошептал он. — Теперь ждем!
Спустя какое-то время он велел погасить основной костер и всем уйти куда-нибудь с глаз долой. Уже рассвело, хотя низкие тучи скрывали красное иллурийское солнце. Люди и арранки неохотно убрели за одинокий пологий холм, у едва тлеющего зеленоватыми искрами костерка остался лишь Тарус.
Вишена появился незадолго до полудня. Его нельзя было не испугаться: массивное, покрытое темной шерстью тело, сплошь в тугих буграх мускулов, могучие когтистые лапы, вечно оскаленная клыкастая пасть и маленькие горящие даже в свете дня глазки, не выражающие ничего кроме ненависти.
— Ну и ну! — прошептал Боромир. — Страшилище… Помните, похожее в личине Омута к нам в селение заявилось?
Тарус что-то негромко говорил оборотню. Долго. Что именно — издалека было не разобрать. То и дело хватаясь за висящие на шее амулеты, чародей указывал то на Вишену, то на воткнутый в землю меч.
В конце концов усилия Таруса вознаградились, оборотень приблизился к мечу, тяжело кувыркнулся над гардой, и приземлился на траву уже человеком. Тарус медленно и устало осел рядом с ним.
— Все! — сказал Боромир вставая. — Пошли!
Вишена лежал без памяти, над ним сразу же склонилась Купава. Тарус вяло махнул рукой:
— Пусть отлежится… Сегодня никуда не пойдем. Устал я… Да и отоспаться всем надо.
— Я выставлю сторожей, — сказал Боромир и поискал глазами Анчу. — Одного человека и одного арранка. Так?
Песиголовец согласно кивнул.
Омут снова разводил костер; кто побрел за дровами, редкими тут на краю болот, кто доставал из сумок припасы. Вишену завернули поплотнее в его плащ и уложили у костра. Ран на нем не было.
День прошел быстро. Все отсыпались, пользуясь редкой возможностью, только часовые неслышно бродили вокруг стоянки. От болот, как путники убедились, можно было ждать любой пакости. Ночью вдалеке кто-то жутким голосом выл, чуть не на весь Аргундор. От этих звуков мороз драл по коже, а люди и арранки гадали, не насылают ли на них новых гадов из каких-нибудь мрачных мест. Едва рассвело все сочли за благо побыстрее убраться подальше от этих гиблых болот.
Вишена очнулся в предрассветной полутьме. Голова была тяжелая, как с похмелья. С ним что-то произошло накануне, но что? В памяти — пусто, сколько ни шарь. Последнее, что отложилось там — воткнутый в мох клинок Таруса и кольцо невысоких зеленых болотников, настырных и злобных. А вот потом что случилось? Никак не вспомнить.
Вишена приподнялся на локте и с удивлением не обнаружил на поясе верного меча с рунами на гарде. Он тревожно огляделся и увидел меч в ножнах рядом с собой. Тут же, в полушаге, спал Тарус, положив голову на свою походную сумку. Вишена редко видел спящего чародея. Раз или два до сих пор.
Прикрепив меч к поясу, он привстал. Вокруг погасшего кострища вповалку спали люди и песиголовцы, кутаясь в кондотьерские плащи или походные куртки. Оружие все держали под рукой. Всмотревшись в потемки, краем глаза различил часового, кажется кого-то из чикмов. Встал, отряхнув налипшие на плащ травинки, и бесшумно приблизился. Часовой, однако, услышал его, или шаги по земле учуял — обернулся тут же. Это был Пристень, хмурый ратник из дружины Роксалана. Вишена его узнал только перед самым походом. Рядом с ним, почти неразличимый на фоне темной земли, сидел на корточках песиголовец.
— Ожил? — спросил Пристень участливо.
— Да, вроде, — отозвался Вишена. — Только я не помню ни синь пороха… Чего было-то? Отбились от этих зеленых?
Пристень опустил голову.
— Отбиться-то отбились… Только Палеха они утопили.
Вишена виновато потупил взгляд.
— Это из-за меня?
Пристень покачал головой:
— Нет, Пожарский, ты-то тут при чем? Наоборот, если б не ты да не Тарус — куда большей бы кровью отделались.
Вишена непонимающе молчал. Вздохнув, Пристень рассказал:
— Чародей себя и тебя в чудищ каких-то превратил… Вы этих зеленых и раскидали, а после ты со змеем сцепился, что из болота вынырнул. Ревели оба — не приведи душу… Кровь из тебя так и хлестала.
Вишена недоуменно оглядел нетронутую одежду и похлопал себя по ребрам — он был цел совершенно, словно и не бился ни с кем.
— Значит, Тарус снова обернул меня волком?
— Каким еще волком? — проворчал Пристень вполголоса. — Помнишь, как под личиной Омута в Андогу страхолюдище какое-то явилось? Которое потом в лесу сожгли?
Вишена кивнул, он помнил.
— Очень похоже. Только ты ростом повыше получился…
— Не помню ничегошеньки, — развел руками Пожарский.
Пристень продолжал:
— Тарус уже назад, в человека обернулся, а ты вдруг спину показал, и на болота убрел. Где тебя черти носили всю ночь и половину следующего дня — это я, извини, уж не знаю. Тарус наколдовал что-то, ты и вернулся. Долго вы друг на друга ворчали да рычали, видно трудно было тебя уговорить, а дальше ты через меч Тарусов кувырк! И снова человеком стал. Повалился без памяти, так и лежал до этого часа. Вот и вся история.
Пристень протяжно вздохнул.
Тем временем, путники просыпались. Поднимались, расталкивали сонь; нехитрая поклажа исчезала в походных сумах. Вишену хлопали по плечам, каждый считал своим долгом подивиться его ярости в стычке, и каждый рассказывал что-нибудь новое.
Когда все готовы были в путь, Боромир разбудил Таруса. Чародей просыпался тяжело, бормоча что-то нечленораздельное. Наконец, очнулся; первым делом нашел глазами Вишену.
— Ты как? — с нажимом спросил он.
Вишена двинул плечами:
— Нормально. Только не помню ничего. Но мне уже все рассказали. Ты-то как?
Чародей неловко поднялся, должно быть у него затекли ноги.
— Нормально… Устал правда. Вымотался.
— Пойдем, что ли? — спросил у него Боромир.
И они поспешили к мосту через пролив. Унылые северные пустоши тянулись и тянулись навстречу. Долина Банерона оставалась справа, за неприступной скалистой грядой. Тарус то и дело глядел в затянутое низкой облачностью небо, словно кого-то высматривал. Остроглазый Славута шепнул Пожарскому, что вроде бы видит какую-то птицу, неотступно парящую над отрядом. Вишена не видел ничегошеньки, как не всматривался. Спросил Урхона, подойдя, но тот тоже не видел. Да и вообще, сказал, арранки видят хуже людей.
Птица отстала как только они покинули Аргундор, перейдя по серым плитам моста на землю Танкара. Наверное, это был соглядатай печенежского колдуна.
Вдалеке смутно виднелись башни Менелота.
Дорога постепенно отклонялась к югу. Они шли мимо замков, которые совсем недавно пришлось штурмовать. Теперь над башнями развевались бело-голубые флаги, а патрули всадников Лореадора то и дело проносились мимо, приветственно вскидывая узкие изогнутые клинки. В Продиасе пополнили снедью отощавшие сумки и набрали воды.
На Тинзкий мост отряд ступил под мелким дождем. Люди кутались в плащи, арранки напялили капюшоны курток на самые глаза, спасаясь от вездесущих капель.
Тарус глянул с моста: где могли ждать их даты? Не торчат же они под дождем, схоронились где-нибудь, понятно. Но где?
Голос прозвучал откуда-то снизу:
— Хей-я! Мы уж заждались. Спускайтесь, мы здесь, под мостом.
— Ясное дело, — проворчал Тарус. — Как я сразу не понял?
Под мостом горел жаркий костер, промокшие путники окружили его, радуясь, что можно обсушиться и согреться. Похил и Боград с венедами радостно приветствовали земляков, готовые засыпать вопросами. Вишену хлопнул по плечу Хокан, скаля белоснежные зубы. Славута уже толковал о чем-то с Ларсом. Чародей, не мешкая, присел напротив Йэльма.
— Что расскажешь, ярл? Как поход?
Йэльм погладил густую бороду.
— Не скажу, чтобы плохо, колдун. К Оракулу мы добрались почти без задержек и он нас принял благосклонно. Но сперва дал задание…
— Понятно, — кивнул Тарус. — Нам тоже дали задание. Десятку айагров убить. А вам какое?
— В том-то и дело, южанин. Нам велели идти к Гриффинору, вычистить соседнюю руину и с помощью того, что в ней добудем, поднять Гриффинор из развалин.
Боромир, прислушивающийся к разговору, вставил:
— Гномы не простят, если над Гриффинором взовьются не их флаги…
— Но, — возразил Тарус, — у вас ведь есть один гномий кондотьер. Эспен, если не путаю?
— В том-то и дело, что один, — ответил Йэльм. — Оракул сказал, что замок сумеют поднять только трое. И все — в одном цвете. Я мог бы сделать его желтым, отдать эльфам или людям Сириана. Девятому Народу, наконец, они это заслужили. Но гномы — что скажут они?
— Они разорвут мир и немедля вышлют грифонов, — не задумываясь, сказал Боромир. — То-то в Аргундоре обрадуются!
— Поэтому я ждал, — заключил Йэльм. — И можешь не говорить, что я поступил правильно, я и сам это знаю.
Тарус усмехнулся:
— Ладно, не буду…
— А ваш поход как? — спросил Йэльм с живым интересом. Тарус сразу поскучнел.
— А у нас плохие новости, ярл. Мы опоздали: Книги уже в Аргундоре. И Яра мы встретили, но меч так у него и остался. Кругом неудача… Придется брать Аргундор. По крайней мере, долину Банерона, а это почти двадцать замков.
Все умолкли, обдумывая услышанное. Значит, война. Наверное, долгая, потому что Аргундор силен. Да и орки в Хаэнедоре накопили немало войск. И вдобавок обе стороны много чего вынесли из руин, а что могут магические вещи все уже успели убедиться.
— К Гриффинору горами не пройти, — сказал вдруг задумчиво Гонта. — Только долететь можно. Нужно в гномьи замки сворачивать, за грифонами. И дракон мой где-то там…
— А остальные как? — спросил Боград. — Гномьи грифоны тут не помогут. У Всадников вообще нет ни грифонов, ни пегасов…
— А зачем туда всем отрядом идти? — рассудительно заметил Бролин. — Пусть гномьи кондотьеры этим и займутся. Когда станет ясно где прячется меч Ледяное Жало, все разойдутся по столицам своих народов. К войне ведь готовиться нужно. Кому по пути — добудет меч.
Тарус поразмыслил.
— Дело говоришь! Так и поступим. А там — совет не за горами, чую. И скорее всего — в Храме Круч… Оттуда на Аргундор удобно выступить…
— Значит, к гномьим твердыням? К Зорану, Крагмортону и Хамару? — спросил Йэльм.
Тарус согласно кивнул.
— Что скажешь, Анча?
Песиголовец шевельнул ушами.
— Вы уже все решили, люди. Мы не против.
Не успев как следует обсохнуть, путники выходили из-под моста. Даты и венеды, да еще Похил, просидевшие в укрытии, втягивали головы в плечи, очутившись под дождем. Остальным было все равно — мокрее они не станут.
Справа, за мутной пеленой мелких капель, угадывались очертания Тинза, самого северного замка Лореадора.
Приторный дым саятовой трубки еще не выветрился из зала Банерона. Сам шаман сидел за столом, вертя в пальцах длинный орочий кинжал. Напротив него стоял Яр, только что вернувшийся с юга, из-за гряды. Он не успел даже стряхнуть дорожную пыль с одежды и сапог.
— Говори, хиж! — голос Саята дышал спокойствием, но Яра едва не передернуло: столько в нем было силы. И Яр начал, первое время нетвердо выговаривая слова, но с каждой минутой все больше уверенный в себе.
— На севере я нашел золото, Могучий. В руине крылся волк-оборотень… Убить его не составило большого труда. Я посылал пучеглаза, ты должен знать.
Саят коротко кивнул.
— В Драконьей Башне, куда не проникали уже много лет, никого не было. Совсем. Но я нашел там ларец, его уже доставили тебе. Внутрь я не заглядывал.
— И правильно сделал, хиж! Не твоего это ума дело.
Яр проглотил сказанное без следа раздражения или обиды.
— У Зуба Оррина я встретил бегунка и убил его. В руине тоже нашлось золото. И еще вот это, — Яр опустил на стол тусклый сероватый браслет, удивительно легкий для своих размеров. — Что он умеет я еще не понял, не было случая.
— Ты встретил урусов, своих друзей?
— Они не друзья мне, Могучий, — осмелился поправить Яр. — Встретил. Хотели отобрать меч, но побоялись нападать. Крода сказал, что все уже ушли из Аргундора. На запад.
Саят криво усмехнулся и встал.
— Не друзья… Это хорошо, что ты так думаешь, — он на несколько мгновений застыл в раздумье. — Ладно, иди. Тебя позовут когда ты будешь нужен.
Яр поклонился и вышел, шурша непроницаемо-черным плащом.
Некоторое время Саят недвижимо стоял у стола, потом положил на гладко струганые доски нож и направился в угол. Там стоял столик поменьше; круглую полупрозрачную столешницу держали в пастях три железные змеи, вставшие на хвост. Отливающий фиолетовым ларец стоял на нем. Приблизившись, Саят бережно опустил на крышку ларца обе ладони.
— Вот он, Волшебный Сундук… Мечта Алликас-хана, — прошептал Саят и неожиданно захохотал. Хан казался ему теперь кем-то мелким, вроде десятника в войске.
Осторожный стук в дверь отвлек его от мечтаний. Саят встрепенулся и отнял руки от ларца.
Вошел пехотинец из внутренней стражи, без доспехов, только при оружии.
— Хал Бэйн просит Саята Могучего к себе! Нужно решить дела, не терпящие отлагательств.
— Дела потерпят, — резко сказал Саят. — А Бэйн подождет. Скажи ему, что я занят.
Стражник поспешно выскользнул, едва поклонившись, Саят не стал его окликать. Его ждал Волшебный Сундук со всеми своими тайнами.
МЕНТАЛЬНЫЙ РЕТРАНСЛЯТОР-УСИЛИТЕЛЬ ХА-27С
ВНЕПЛАНОВЫЙ ОТЧЕТ КАТЕГОРИИ «ГРАНИТ», ЬЬ
Объект вынесен из узловой точки сопряжения, полярные координаты СР376/СА002/СС460, и попал в пределы досягаемости корреспондента Саят/С. Активность корреспондента Саят/С в отношении объекта — нулевая.
Конец отчета.
Стены гномьих замков были темно-коричневыми, а башни — невысокими и зубчатыми. Вишена уже видел их, но мельком, когда шли из Храма Равнин. Тогда отряд спешил и разглядывать было некогда. Теперь же можно было насладиться их гордым великолепием. Мертвые глыбы под инструментами мастеров-камнотесов оживали и воплощались в причудливые фигуры, завораживающие и совершенные. Вишена не мог оторвать взгляд от них, те же, кто видел это великолепие давно и часто, — Боромир, Гонта, Купава — словно и не замечали ничего.
«Неужели и я бы привык? — подумал Пожарский с тоской. — Как же сонен и ленив человек, не всплеснет лишний раз руками, не застынет перед каким-нибудь каменным дивом во второй раз…»
Песиголовцы — и те, вроде, больше внимания уделяли окружающему, чем люди. Хотя — гномы ведь тоже не люди. Может, поэтому их искусство не всем понятно?
Перед Хамаром, столицей Подземного Народа, стали лагерем. В замок отправились только те, кто носил коричневые плащи, да Анча с несколькими своими арранками. Гномы устроили разборной навес от непогоды, хотя дождь и кончился, вынесли несколько столов и прислали поваров с туго набитыми кожаными мешками. Костры под руками коренастых, заросших длинными бородами крепышей словно сами по себе вспыхнули, и горели ровно и ярко, почти не требуя топлива. Жгли гномы не дрова, а маслянисто поблескивающий черный камень. Но уж горел он… Судя по всему кондотьерский отряд намеревались как следует угостить. Вишена от души веселился: дома, в родном мире, гостей бы зазвали в селение, посадили бы в лучшей горнице, а тут даже нельзя в чужой замок попасть. Вернее, можно, но тогда весь замок начинает вздрагивать и сотрясаться, и все кондотьеры Иллурии орут на тебя, ровно на мальчишку-проказника, переполошившего взрослых.
Невдалеке виднелся соседний замок, Крагмортон; к нему убегала мощеная гранитом дорога, по которой туда-сюда сновали пешие гномы, телеги, запряженные невысокими степными лошадками, а в воздухе беспрерывно пели крылья грифонов. В замках заранее знали о приближении ушедших в поиск: Вишена наблюдал как встретились Гонта и его рыжий дракон, специально присланный из Дар-Хозиса. И раньше казалось, что дракон — это не просто нечисть, что он умеет думать и радоваться. Хотя — черти да лешие тоже нечисть, и не глупее людей…
К Гриффинору собирались лететь Боромир с Купавой, Эспен, Озарич, Гонта, Анча с двумя арранками и четыре гномьих кондотьера из старых. Вишена только вздыхал: ему тоже хотелось увидеть развалины легендарного замка, но переноситься через непроходимые горы он не умел. Хотел заикнуться Тарусу, мол, обрати, чародей в сокола или еще кого пернатого, но после истории на болотах Вишена был уверен, что Тарус откажет. Славута тоже ходил кислый.
Чародей куда-то ненадолго исчез, а вернулся верхом на грифоне. Замки прибрежников были не очень далеко, вот и успел летом-то. Взглянув в глаза Славуте, Пожарский в который раз вздохнул.
Но, видно, есть еще на свете чудеса: зашелестели на ветру крылья, и у замка грациозно опустились несколько летающих коней. На некоторых восседали эльфы-всадники в зелено-коричневых куртках. Среди всех Вишена углядел белый плащ и двух сирианских пегасов, держащихся чуть в стороне. Славута, Ларс и Хокан тотчас убежали к эльфам, а Вишена, разинув рот, наблюдал, как прямо к нему широким шагом идет не кто иной, как Сириан.
— Здоров будь, Вишена Пожарский! — с улыбкой приветствовал его предводитель Белого Воинства. — Как, освоился уже в Иллурии?
— Осваиваюсь помалу, — пробормотал Вишена. — Что на юге? Орки не нападают?
— Притихли, хвала Небу! Хируэт укрепили как следует, мост стережем — мышь не просочится из Хаэнедора. Да и Девятый Народ юго-восток крепко держит!
— Сириан! Вишена! — уже кричали эльфы. — Отлетаем!
— Пойдем! Меня специально прислали увидеть возрожденный Гриффинор. Пегасов все равно два, слетаешь со мной. Люди Сириана никогда не пропускали ничего важного в жизни Иллурии, а такое, поверь, не каждый день бывает. Кондотьеров у нас мало, я еле вырвался, а тебя по замкам уже знают, успел нашуметь, — улыбнулся Сириан. Наверное, он простил Вишене неосторожный штурм Хируэта с молодецким перескакиванием через стены, не глядя на цвета…
Рыжие грифоны уже взлетели, кругами набирал высоту грациозный дракон Гонты. Мрачный великан в желтом стеганом кафтане под кондотьерским плащом что-то втолковывал Йэльму, а рядом с ними топтались когтистыми лапами по камню две чудовищные птицы с крючковатыми клювами и немигающим взглядом. На пернатых шеях виднелась какая-то упряжь, а у основания крыльев — кожаные седла. Поднимали своих грифонов, поменьше размерами, чем гномьи, Тарус и Роксалан; чародей махнул рукой Вишене и унесся ввысь. Ларс и Хокан летели вместе с эльфами, у тех тоже были свободные пегасы.
— Летал когда-нибудь? — деловито осведомился Сириан.
Вишена ошеломленно покачал головой.
— А верхом ездил?
— На лошадях…
— Ну и прекрасно, — заявил Сириан. — То же самое, ничуть не труднее. Вот повод, вот седло, вот стремена… Только за гриву не хватайся, они не любят. Не робей, этот натаскан за моим пегасом летать, почти и править не придется. Держись крепче, да берегись ветра.
Вишена и сам не понял, как оказался в седле. Действительно, почти как на обыкновенном коне, только сидишь у самой шеи, да стремена ближе к передним ногам чем обычно.
Пегас разбежался и раскинул крылья. Ветер туго хлестнул по лицу, толкнулся в плащ и запел. Плащ Вишена тут же подобрал чтоб не сорвало. Пегас Сириана летел чуть впереди и выше. Земля провалилась вниз, вдруг как на ладони стал виден Хамар, а потом — и Крагмортон, и еще какие-то замки на западе, близкие горы враз перестали казаться высокими и неприступными — так, бугорки какие-то невзрачные и все. Вишена, завороженный, неотрывно глядел вниз, унимая в груди холодок. Внутри все сжалось, но вместе с тем — ликовало и пело. Мысли перепутались, а от нахлынувших чувств так и распирало. Восторг и врожденное недоверие к высоте вдруг слились воедино, накрепко врезаясь в память совершенно ошеломленного Пожарского, никогда не поднимавшегося выше самых высоких деревьев.
Скоро он освоился. Пригнулся к шее, прячась от ветра, но гриву пегаса не трогал, памятуя слова Сириана. Черными точками маячили впереди грифоны, а пара желтоватых птиц держалась чуть правее и ниже. Крылья у них были узкими и длинными, почти и не двигали ими птицы, парили, как чайки в непогоду.
Горы внизу становились все более дикими, кое-где виднелись уже и снежные шапки. Стало прохладно, но Вишена не сказал бы, что мерзнет. Видно, опять оберегал его от студеного воздуха высоты белоснежный тонкий плащ, неразлучный спутник кондотьера, как раньше оберегал от непогоды и аргундорского ветра.
Далеко-далеко, в едва прозрачной туманной дымке, поблескивали воды пролива, за которым лежал Суладор, земля, где он объявился в этом Мире. Сверху Иллурия казалась не такой и большой.
Вишена вдруг задумался: почему никто здесь не знает, что лежит восточнее Хаэнедора и Аргундора? На западе, ладно, море. Хотя тоже непонятно: прибрежники Танкара ведь опытные мореходы, да и варвары Штормового Суладора тоже, могли бы и сплавать на запад, за известные воды. Непонятно почему никто даже не задается таким вопросом — а что там, за границей знакомых земель? Не таких, кстати, и необъятных. Воистину, чужой Мир, чужие законы…
Сирианов пегас, мерно взмахивая крыльями, летел совсем рядом, чуть впереди. Ноги он подобрал к животу, а пышный хвост развевался по ветру. Было что-то неправильное в его полете, но Вишена все списывал на магию, потому что больше списывать было не на что.
