Глава 29

В эту ночь бдения Кархана у спальни Валтасара были прерваны сигналом, внезапно раздавшимся в голове:

– Внимание! – сообщила диспетчер. – Настоятельно рекомендуем Скифу и экипажу борта пятидесятого к утру собраться в долине Аль-Джамати, в тридцати километрах южнее Вавилона. За вами будет выслан катер прорыва, его пилотирует сам Василий Стародуб.

– О-ла-ла! – услышал в своей голове Кархан восклицание Ральфа Карлсона. Он понимал, чему то ли удивляется, то ли восхищается пилот сбитого катера. Василий Стародуб, потомок знаменитого аса времен Второй мировой войны, сам был легендой как штурмовой авиации вообще, так и Института Экспериментальной Истории в частности. Каждому в стенах этого почтенного заведения было известно, что бывший генерал Стародуб на своем катере протиснется даже в то игольное ушко, в которое не суждено пройти библейскому верблюду.

Да и транспортное средство, которое Институт посылал за ними, относилось к утопленному в Евфрате борту, примерно как учебный планер к стратегическому бомбардировщику. Обычно столь мощным средством воздействия пользовались ликвидаторы, если речь шла о так называемой грязной операции. Что мудрить, одного бортового залпа катера прорыва вполне должно было хватить, чтобы археологи будущего гадали, существовало ли на месте Вавилона какое-то селение, или же найденные в раскопе обожженные камни – лишь следы невесть когда имевшей место вулканической активности.

Понятное дело, каждый вылет столь мощного средства «исторического воздействия» был сопряжен с массой формальностей и рьяными протестами сектора этического надзора. Но иногда катер прорыва, или же «Файер Лэш», как именовали его пилоты, привыкшие давать своим летательным аппаратам порою грозные, порою нежные имена, было единственным и последним доводом в спасении великого множества жизней. Здесь речь шла лишь от трех сотрудниках Института, и все это могло означать лишь одно: с момента их эвакуации отсюда данный пространственно-временной континуум будет подвержен глухой изоляции, как потенциально опасный для изучения и освоения.

Связь отключилась. Передав команду руководства, диспетчер не ожидала ни обсуждения распоряжения, ни потока благодарностей. Кархан растерянно оглянулся. Полученные им только что инструкции недвусмысленно повелевали оставить пост и очертя голову мчаться на юг от Вавилона. Но институтский сотрудник Руслан Караханов боролся сейчас в его сознании со Скифом, командиром царских телохранителей. Он не мог так просто бросить пост, оставить без охраны спящего Валтасара, человека, доверившего ему свою жизнь! И в то же время…

Кархан с хрустом сжал пальцы. «Делать нечего. Сейчас вызову десяток бойцов и оставлю их здесь. Конечно, Валтасар, проснувшись, разгневается, но тут уже ничего не попишешь. Да и с Мардуком, конечно, получается отвратительно».

Руслан тяжело вздохнул. Сейчас у него было чувство, вернее предчувствие, что он стоит на пороге открытия, что тайна существования этого мира готова приподнять завесу, дотоле абсолютно непроглядную. Еще бы! Ведь не каждый же день Верховный бог местного пантеона изъявляет настойчивое желание встретиться с институтским агентом. Но этой встрече не быть – время покидать сей мир!

Он уже направился к двери, когда та открылась, и схватившийся было за меч Кархан увидел на пороге осунувшегося и печального Даниила.

– Что привело тебя в столь поздний час в царские покои? – удивленно глядя на неприкаянного пророка, спросил могучий скиф.

– Я хочу посоветоваться с тобой. – Эборейский принц порывисто схватил гиганта за руку. – Быть может, ты, осененный неведомым светом гиперборейского знания, поможешь мне отыскать то, что я должен найти.

– Ты говоришь загадками, Даниил, – покачал головой командир царских телохранителей. – Но как бы то ни было, говори поскорее, я спешу. Тебя что же, вновь посещал твой призрак?

– О нет, с той поры он будто затаился. Я совсем о другом. – Царский советник запустил руку за пазуху и вытащил оттуда небольшой кожаный мешочек. – Вот, – с грустью произнес он, глядя на лучащийся сапфир величиной с яйцо, вытряхнутый им на ладонь. – Это «Душа Первозавета».

– Да, я вижу, – подтвердил Кархан.

– Лишь ты один знаешь, кто я на самом деле и что привело меня пред очи Валтасара. В силу разумения, дарованного мне свыше, я старался исполнять волю Предвечного, однако теперь я не ведаю, как мне быть. Об этом сампире издавна было сказано, что, попав в руки эбореев, он соберет вкруг себя Скрижаль Первозавета, дарованную единым богом народу своему. Погляди, камень сверкает, как ни в чем не бывало. А я не то что не знаю, – представления не имею, как следует поступить, дабы свершилось предсказанное в незапамятные времена. Я верую, что изреченное об этом камне – истина! И все, кто прежде веровал, и все, кто ныне узрел в душе своей искру божьего пламени, ждут, когда же свершится сие чудо. Скажи мне, Кархан, ведающий столь много, что сам не постигаешь предела знаемого, есть ли кто-нибудь в целом мире, кто скажет, где искать мне разрозненные части целого?! Как собрать разбитое и дать людям свершение их надежды, свет божьей истины?

Даниил говорил порывисто, не отпуская руку скифа. Кархан с грустью поглядел на приоткрытую дверь за его спиной. Вероятно, ему следовало стряхнуть с себя незадачливого пророка со всеми его проблемами, а вместе с ними и все прочие треволнения этого мира. Сигнал к эвакуации, как ни крути, ставил крест на скифе Кархане и возвращал к жизни сотрудника Института Руслана Караханова. Но могучий воитель стоял, не трогаясь с места, не находя в себе силы переступить через истертый множеством кожаных подметок каменный порог.

– Пожалуй, в целом мире, – невольно запинаясь, начал он, – никто не сможет ответить тебе на эти вопросы. Лишь старец Амердат в силах помочь тебе, если ты доверишься ему. А теперь прости, Даниил, я должен уйти. – Он мягко отстранил царского советника и сделал первый шаг к двери.

«Вот, наверное, и все», – внезапно подумалось ему, и Руслан почувствовал странную опустошенность. Так, будто все, чем жил он последние месяцы, развеялось бесплотным миражом.

– Ты что же, уходишь, Кархан? – раздалось вдруг за его спиной печально, но удивительно спокойно. – Ты желаешь уйти совсем?

Руслан напрягся и сбавил шаг.

– Не иди, – продолжал Даниил голосом тихим и уверенным, едва-едва похожим на тот, которым он вопрошал о сапфирной Скрижали. – Тебе нет пути на юг от Вавилона! Твой путь здесь!

– Что? – Скиф повернул голову и с нескрываемым удивлением воззрился на говорившего. – Что ты сказал?!

– Твоя дорога здесь, ступай не сворачивая, – отчего-то грустно вздохнул Даниил. – Она предначертана не мной и не тобой. По божьим следам пусть идут ноги твои, ибо только этим путем дойдешь туда, откуда начал свой путь.

– С чего ты взял? – не спуская с Даниила ошеломленного взгляда, заикаясь, проговорил Кархан.

– Не ведаю, – со вздохом покачал головой прорицатель. – Но это истина.

Кархан молча кивнул, прикладывая руку к груди.

– База «Восток-Центр»! Скиф вызывает Базу «Восток-Центр»!

На канале связи повисла долгая пауза.

– Скиф, – осторожно начала барышня-диспетчер, – ведь ты сам говорил, что он не Даниил и не пророк.

– Отбой связи, – кратко выговорил Кархан, снимая с груди заветный «амулет» и сжимая его в ладони.

Валтасар не находил себе места. Он ходил по залу, бросая суровые взгляды то на одного, то на другого вельможу, нерешительно жмущихся к стенке.

– Камбиз идет войной на Персию, – наконец проговорил он, одаривая тяжелым взглядом стоящую перед ним Лайлу. – И идет он туда по нашим землям! По землям твоих предков, Даниил! Молчи! – остановил он своего первейшего советника, попытавшегося открыть рот. – Я помню, что ты говорил мне там, у Лидийских гор, подле могилы Кира.

– Речь не о том, мой государь, – осмелился нарушить царский запрет эборейский царевич. – Как ведомо каждому из здесь присутствующих, земли моего отечества по сей день пустынны. Только немногие крепости по побережью еще населены, и то лишь потому, что в них стоят гарнизоны. Удобные гавани пустуют, ибо там не с кем торговать. Дороги зарастают травой. Запущенная земля не дает тебе дохода, но прибавляет хлопот. Когда бы мой народ жил там, как и прежде, в городах и крепостях своих, Камбизу, или же кому иному, не просто было бы одолеть его.

– Ты говоришь так, будто это я вывел народ твой из земли, данной вашим Единым богом.

– Не я сказал это, Валтасар. Это твои слова. Правду говоришь, не ты вывел народ, но в твоих силах вернуть его. И если земля эта и впрямь дана Богом, то возвращение эбореев будет угодно ему. Тебе же ведомо могущество того, кто правит миром сим.

– Ведомо, – коротко ответил Валтасар, невольно усмехаясь. – И резоны твои мне понятны. Одного я лишь не знаю – говорит со мной сейчас пророк бога Единого или же эборейский царевич. Однако я благосклонно внимаю тебе, Даниил, ибо прежде советы твои были мудры, а деяния неизменно приносили Вавилону пользу. И потому вот что скажу я царевичу и пророку, а также и всем вам, моим верным соратникам и отважным полководцам: враг идет по нашей земле. Пусть даже она поросла репьем, и поля ее засеяны каменьями, мы не можем позволить чужакам ступить на нее! Царевич Дарий уже отправился в поход против Камбиза, и мы, в свою очередь, пошлем войско, дабы сокрушить захватчика. Но если и впрямь возвращение народа твоего угодно богу Единому, то ни к чему ни мечи, ни копья, ни к чему колесницы и камнеметы. Божья воля сокрушит врага и без этого. Ты пойдешь с армией, Даниил! Если ты прав, и Божий промысел на твоей стороне, смею ли я противиться ему? Сокруши врага божьим соизволением, и народ твой будет возвращен в отчие края.

– Будь по-твоему, государь! Я отправлюсь с армией, и уповаю, что Господь не оставит верных своих!

Даниил склонил голову, дабы скрыть волнение и растерянность. Уж слишком много стояло сейчас на кону. И что самое безнадежное, он и понятия не имел, как приступить к решению столь непростой задачи.

«Как говорил старина Абодар…» – подумал Даниил и с ужасом осознал, что не может вспомнить ни единой фразы отца, которая бы подошла к данному случаю.

– Бог моя защита, – тихо произнес он и покрепче сжал в кулаке горящий синевой неба камень с запечатанной внутри звездой.

«Пришел тогда царевич Даниил, почитаемый всеми как мудрец и благодетель, ко мне, живущему столь долго, что не упомню я лет своих. И сказал он:

– Известили меня, что знаешь ты великую тайну Скрижали Первозавета.

Ответил я, не покривив душой:

– Истинно так. Известна мне эта великая тайна.

Тогда спросил Даниил:

– Что же делать мне, дабы обрести расколотые части ее? Ибо вот он, сампир – Душа Скрижали, но где найти мне тело этой Души?

Я лишь покачал головой.

– Нет тебе нужды искать ни днем, ни ночью, ни в пещерах земли, ни в глубинах морских, ни средь пустыни, ни в каменном дому. Ибо неосязаемо до времени то, что ищешь ты. Оставь здесь сей камень, как оставляют в земле драгоценное зерно, и взойдет из того зерна колос, и пожнешь ты в час должный ту жатву, о которой меня вопрошаешь.

Покачал он головой и произнес, стеная:

– Слова твои – боль сердца моего. Не брошу ли я камень в пучину морскую, не посею ли драгоценное зерно на бесплодных каменьях?

Не нашел я, что сказать ему, ибо печать молчания легла на мои уста. Видя сокрушение мое, молвил Даниил:

– Крепка моя вера, и бог мой есть бог сильный! Когда воистину верно то, что говоришь, то сам Господь волею своей направил стопы мои к порогу дома твоего. Возьми же камень сей, и да будет от зерна щедрый урожай в час жатвы.

И принял я от него сампир, и возликовала душа моя, ибо свершается то, чему свершиться было должно».

Амердат отложил перо и поднялся из-за стола, дабы отворить дверь. В нее еще не постучали, но старец чутко слышал приближение шагов.

– Здравствуй, Мардук, владыка богов Вавилона! – поклонился летописец.

– И тебе здравия, вечноживущий! Хотя, что может с тобой произойти?

– На все воля твоя. – Амердат воздел руки к небу. – Мне же то неведомо.

– Увы, не на все, – скривил губы Мардук. – Но к делу. Я видел, как он выходил от тебя. Доверил ли этот мошенник тебе священный камень?

– Доверил, о Победитель Тиамат. Но только он не мошенник!

– Давай же скорее!

– Прими с благословением! – Старец извлек из складок ветхого рубища переливающийся таинственным светом драгоценный камень. – Но помни, Мардук, ты обещал вернуть его Даниилу!

– Я дал божье слово, старик! Что может быть крепче?

– То, что уже свершилось. Ибо даже боги не могут сделать бывшее небывшим.

– Не опасайся, Амердат, я верну камень. Я уже знаю, что начертать на скрижали, и сегодня же это будет сделано. – Мардук взял камень и сжал его в ладони. – Я исполню обещание! Хотя не думаю, что это обрадует Даниила.

Всю дорогу от хижины мудрого летописца до ворот Иштар Даниил был погружен в размышления. Встречные уступали ему дорогу, сознавая, что зрящий божью волю царский советник сейчас попросту не видит их, что под этим высоким челом ныне роятся мысли, от которых, быть может, зависит судьба держав и народов. Однако Даниил думал совсем о другом.

«Господи, как же я мог? – корил он себя. – Я, Намму, большую часть жизни своей занимавшийся тем, что витиеватыми словесами заставлял простаков отдавать мне все, что удавалось у них выманить, вдруг так нелепо, так глупо развесил уши! Но Амердат не таков, как Намму, – попытался он успокоить себя, почему-то вспоминая ловкого мошенника из Ниневии как старого, но почти забытого приятеля. – Или все же таков?»

Даниил не находил себе места и не мог придумать, что ему сказать старейшинам народа своего, ждущим его на встречу субботы в доме торговца Иезекии.

«Быть может, сказать им, что Валтасар на время похода велел скрыть „Душу Первозавета“ в царской сокровищнице? Или же, что я, пользуясь лишь мне известными чарами, для пущей безопасности сделал камень невидимым?»

Он поднял глаза. У дверей лавки, почтительно склонив головы, ожидали убеленные сединами бородачи, а из-за угла невысокой ограды, как показалось Даниилу, блеснули, одарив неожиданной радостью, черные глаза Сусанны.

– Нет! – отвечая на поклоны, решил он. – Я расскажу все, как было. И пусть судят они меня, как сочтут нужным.

Радостный пир, отмечавший пришествие субботнего дня, был в разгаре, когда один из старейшин, поднявшись, спросил Даниила:

– Что скажешь ты, о прославленный доблестью и мудростью своей, о Скрижали Первозавета? Близок ли день, когда увидим мы ее?

– Сие неведомо мне, – встав со своего места, покачал головой Даниил. – Если истинно то, что Господь единый ведет меня путем светлым и правым, то все свершится в назначенный срок. Я передал «Душу Первозавета» мудрецу Амердату.

– Передал?! Как же так? Он ведь не из наших! – раздались громкие негодующие голоса из-за накрытых столов.

– Я сделал так, потому что почел сие верным, – коротко отчеканил Даниил, смиренно дождавшись, пока стихнет ропот.

– Да будет по сему, – поднялся из-за стола один из стариков. – Всякому из нас деяние это кажется безумным, и сделай так кто иной, мы бы непременно увидели в его поступке злой умысел. Но пред тобой открыты врата небесного знания, и если ты говоришь, что так надо, кто мы, чтобы перечить тебе?

Даниил стоял, глядя на умудренного старика, не зная, что сказать в ответ. Он ждал многого, быть может, даже худшего. Свергнув бывшего кумира, единоверцы попросту могли забить его камнями. Но это?..

Скрижаль Первозавета была вековой мечтой всего народа эбореев, и он просто не мог поверить, что старейшины, не требуя оправданий и пространных объяснений, примут его волю как свою.

«Я сделал так, потому что был должен…» – этим словам собравшиеся внимали уже в полном молчании.

– Что ж, – Даниил немного помедлил, – я хотел сказать о другом. Завтра войско отправляется в поход, и это не просто набег, не очередная стычка на границе. Войско идет вслед солнцу, навстречу армии Камбиза в земли наших предков. Если бог позволит мне, то посрамятся рати земные пред силою Царя небесного, и, ежели быть по тому, то народу моему будет разрешено вернуться к родным очагам.

– Будь славен, царь Даниил! – закричал кто-то.

– Господь еще не явил силы своей пред вражьими полками, – остановил его царский советник. – Не зови меня царем. Но, – Даниил набрал побольше воздуха, точно собираясь прыгнуть в ледяную воду горной реки, – если воистину суждено будет нам войти в те врата, от которых ушли мы, стеная, в прошлые годы, то желаю я, чтобы подле меня была любовь жизни моей – Сусанна, дочь почтенного Иезекии бен Эзры! Лишь этого хочу я. Быть же мне царем или не быть – на все воля божья!

Взгляды присутствующих обратились на Сусанну, прислуживающую за столом почитаемым старейшинам. Девушка стояла, вцепившись в серебряный кувшин, как в спасительную опору, не дающую ей рухнуть наземь. Молчание воцарилось за столом, и было слышно, как в очаге под слоем углей потрескивает огонь.

– О юная Сусанна, – поднялся давешний старец, поглаживая седую бороду, – согласна ли ты стать женой царевича Даниила?

– Да, – тихо прошептала девушка, не в силах унять радостный танец, который вдруг устроило ее сердце.

– Согласен ли ты, Иезекия?

– Я… да, – с трудом промолвил ошеломленный лавочник и лишь кивнул, не сумев больше сказать ни слова.

– Если вернусь я из этого похода, быть нашей свадьбе, – провозгласил Даниил под радостные возгласы старейшин эборейской общины.

Камбиз, мрачно постукивая костяшками пальцев по луке седла, выслушивал дозорных. Не нужно было обладать способностью читать потаенные мысли, чтобы, взглянув на лица персов, догадаться, что новости привезены очень недобрые.

– …Вчера только в этих крепостях было несколько десятков воинов, сегодня же обе они заняты многотысячными отрядами. Они точно с неба туда спустились.

– Небо тут ни при чем, – поморщился Камбиз. – Я знаю братца Дария. Наверняка он собрал все галеры на побережье Финикии и Ионии, а затем переправил армию морем. Потому-то их и не было впереди, мой дорогой приятель Нидинту-Бел. Это ведь ты насоветовал идти по дороге вдоль побережья?

– Эта дорога легче, чем по горам и ущельям мимо Соленого моря, – угрюмо глядя вперед, проговорил вавилонянин. – Ты сам видел это.

– Дорога и вправду хороша, – подтвердил Камбиз. – Вот только ведет она в засаду. Дарий сейчас занял Мегиддо и Фаанах. Эти две крепости на Кармельской горе контролируют путь к озеру Кинереф. Ты сам знаешь, Нидинту-Бел, до него еще день пути, но люди и кони страдают от жажды. Мы не сможем тихо прокрасться мимо их стен и башен. Блокировать сразу обе крепости тоже не сможем, на это у нас сейчас попросту не хватит сил. Если же мы начнем атаковать любую из них, в тыл нам ударит отряд из другой. Ты не мог не знать этого, храбрый Нидинту-Бел, и не понимать тоже не мог – ты опытный воин.

– И это еще не все, – чуть пятясь в предчувствии царского гнева, проговорил разведчик. – Со стороны озера Кинереф сюда движется армия Валтасара.

– Вот, стало быть, как. – Камбиз помрачнел еще более. – Вот, стало быть, как, – повторил он, сжимая кулаки. – Значит, наковальня уже готова. Теперь появился молот. Ну что ж, мой доблестный соратник Нидинту-Бел, быть может, теперь ты откроешь, Дарию или Валтасару продался на этот раз?

Медленная насмешливая речь Камбиза вдруг взорвалась звериной яростью. Львом, переламывающим хребет антилопы, вцепился он в горло вавилонянина.

– Говори, падаль!

Нидинту-Бел захрипел, пытаясь оторвать от кадыка цепкие пальцы новоявленного фараона. Однако десяток крепких рук уже впились в его тело, вытаскивая из седла и сбрасывая наземь.

– Оставьте его! – Камбиз ослабил хватку так же внезапно, как дал волю своему гневу. – Кто знает, вдруг он невиновен? Пусть все рассудит тот, кто над нами. Приведите-ка моего пса! – кинул он телохранителям и продолжил, глядя на приподнявшегося на локтях Нидинту-Бела: – Если ты предатель, ты умрешь. А нет – завтра сможешь доказать свою верность в бою с оружием в руках. – Ну! Где там пес?

Проворные слуги Камбиза не заставили себя ждать. Тот, кого новый фараон именовал псом, еще недавно звавшийся Псамметихом, без промедления был явлен пред очи государя. Он был юн, высок, строен, и пытался смотреть гордо, невзирая на разбитые губы и ошейник, замкнутый у затылка.

– Ты хочешь жить?

– Нет.

– Достойный ответ. Желаешь получить свободу?

– Желаю. Тогда я убью тебя.

– Может – да, может – нет, – усмехнулся Камбиз. – Я не буду искушать тебя побегом. Зачем рисковать и подставлять спину под стрелы охотников за беглецами? Видишь этого человека? Это он привел нас в твою землю и заманил тебя в западню. Но я подозреваю, что теперь он предал меня. Вы сойдетесь в честном бою. Один на один, голыми руками. Если убьешь его, ты свободен, ну а ежели нет, то недостоин быть даже псом.

Глаза Нидинту-Бела блеснули. Он опустил голову, чтобы скрыть невольную усмешку. Немного бы нашлось воинов, способных одолеть его один на один. И уж конечно, этого юнца среди них не было!

Они схватились в тесном кругу под свист и улюлюканье фараонова двора. Псамметих был ловок и силен. Его учили известные египетские мастера боя. Однако и Нидинту-Бел в свое время прекрасно усвоил их науку. В момент, когда Псамметих бросился ему в ноги, пытаясь зацепить под колени, Нидинту-Бел обхватил его голову и, опрокинувшись, перебросил его через себя. Мгновение – и он уже навалился на юношу, спеша нанести ему смертельные удары литыми своими кулаками. Удар, еще один, и вдруг… Как утопающий хватается за пустую амфору, снесенную с тонущей галеры, Псамметих вцепился в первое, что подвернулось ему под руку. Это был угловатый кусок известняка. Чему еще оказаться в столь каменистой земле? Мгновение, и в кровавом тумане юноша выбросил руку с увесистым орудием туда, где качалась в такт ударам голова врага. На лицо Псамметиха брызнули капли горячей крови, и обмякшее тело Нидинту-Бела прижало его к земле.

– Вавилонянин мертв, – услышал где-то высоко Псамметих, теряя сознание.

– Освободите его, – скомандовал, досадливо прикусив губу, Камбиз. Но этого юноша уже не слышал.

Быстрее горного барса метнулся Камбиз вперед, и войско его, утомленное долгим переходом, безропотно последовало за ним. Еще солнце не успело скрыться за вершинами, когда отряды египетского фараона показались у горы Гелвуй, с которой, подобно слезам, двумя потоками стекала небольшая, но бурная горная река. Увидав вожделенную живительную влагу, суровые воины плакали и благословляли небеса, не давшие им умереть от жажды и сохранившие им жизнь для смерти в бою. Казалось, небольшое озеро, выбитое струями воды там, где, срываясь с отвесного утеса, падали они наземь, будет выпито до дна. Но струи ледяной воды заполняли его, и даже крохотная речушка, должно быть, пересыхающая в летний зной, протекала сейчас по равнине, зажатой между горами Кармель, Гелвуй и Фавор.

Отрядив часть войска охранять водопой, Камбиз отослал гонца к дорогому родственнику, предлагая ему сойтись на рассвете на этой равнине, дабы между собой решить, кому править в Персии. Отчасти Камбиз говорил правду, отчасти лукавил. Возможность разбить Дария до прихода вавилонян была единственным способом вырваться из западни.

В противном случае Валтасар легко мог отрезать новоявленному фараону путь к Иордану, а Дарий – столь же просто мог настичь его войско, двигаясь на финикийских кораблях вдоль побережья. Ответ наместника Персии для пущей важности криво подписанный малолетним Бардией, гласил, что Дарий не прочь решить этот вопрос самостоятельно, но он не может помешать верным союзникам-вавилонянам принять участие в битве, если они вдруг окажутся рядом.

– Хитрец, – криво усмехнулся Камбиз, сворачивая пергамент. – Он, видно, и сам не понимает, насколько он прав. С Дарием и Бардией надо покончить до прихода вавилонян.

Но это было ясно и Дарию. Его войско по-прежнему серьезно уступало по численности армии фараона Камбиза. И потому, выслав на равнину кавалерию, чтобы беспокоить стрелами и дротиками боевые порядки врага, он не торопился приступать к решительной схватке. Он надеялся, что раздраженные этими блошиными укусами воины его двоюродного брата увлекутся преследованием и тем самым развернутся спиной к спешащему на подмогу Валтасару. Камбиз злился, пытался отсечь наездникам путь к отступлению, но по-прежнему топтался на месте, выжидая, что, быть может, его «нерешительность» заставит Дария атаковать первым.

Когда на склонах горы Фавор появились вавилоняне, армии Камбиза и Дария все еще оставались на своих местах.

Валтасар из-под руки наблюдал передвижение войск на равнине.

– Как именуется та крепость, где ныне лагерь Дария? – обернулся он к стоящему рядом Даниилу.

– Мегиддо, – склонил голову советник, повторяя услышанное на рассвете название, – Ар-Мегиддо.

– Тем, кто останется жив сегодня, надолго запомнится этот день, день битвы Ар-Мегиддона.

– Верно, мой государь. Каких только народов нынче здесь нет: и персы, и вавилоняне, и египтяне, и финикийцы, и эллины, и эбореи, и нубийцы.

– И даже вон скифы. – Валтасар кивнул на стоящего рядом Кархана. – Но к чему подсчеты? Вот он, настал твой час. Призовешь ли ты Бога своего, чтобы отвратить неотвратимое, или же мне приказать трубить атаку?

Даниил печально оглянулся. Вокруг в ожидании битвы стояли молодые, полные сил мужчины, приведенные сюда волей своих государей, дабы затопить багровым потоком эту зажатую меж гор равнину.

«Сколько ни поливай кровью мертвый камень, хлеб из него не вырастет», – подумалось ему. Он поднял глаза к небу. Великое множество ухеелей кружило меж гор в предвкушении царской трапезы. Что мог он сказать всем этим людям? К какой силе воззвать, дабы остановить бессмысленное кровопролитие? «Тем, кто останется жив, надолго запомнится день Ар-Мегиддона», – повторил он про себя. Ему вспомнился прощальный взгляд Сусанны, ее слезы, ее тонкие пальцы на его плечах, заплаканные глаза эбореев, глядящих вслед уходящей армии.

– Я пойду, мой государь, – тихо, но очень внятно проговорил он. – И верю, что ЙаХаВа даст мне силу одолеть вражду царей и ярость воинств.

– Ступай, – с почтением поглядев на своего первейшего советника, негромко промолвил Валтасар. – И пусть твой бог дарует тебе победу!

Трубы загремели на горе Фавор, возвещая небывалое.

– Что они делают? – приподнялся в седле Камбиз. – Что это за слепец шествует неспешно там, где должны сцепиться львы? – Он закрылся ладонью от светящего меж облаков солнца. – Впрочем, кажется мне, я уже видел его. Не так давно он спас жизнь Валтасара, когда мой отец, среди прочих даров, пожелал угостить вавилонянина лидийской стрелой.

– Если прикажешь, мы захватим его, – надевая шлем, предложил Камбизу гарцующий рядом командир эллинских наемников.

– Повременим, – Камбиз покачал головой, – должно быть, Валтасар послал его что-то сказать нам.

Между тем Даниил остановился посреди равнины и заговорил громко, но без крика, срывающего голос:

– Небо сегодня завешено облаками, но тем, кто пришел сюда, уже не видеть его синим. Трава здесь пожухла, посерела и высохла, но тем, кто прольет нынче кровь, не увидеть ее зеленой. Тем, кто станет нынче кормом для ухеелей, не отведать более теплого хлеба, и молодое вино не наполнит его радостью…

– Странное дело, – пробормотал Камбиз.

– Должно быть, они хотят выиграть немного времени? – предположил командир гоплитов и пельтастов.

– Я не о том, – досадливо поморщился фараон. – Он стоит далеко, за чертою полета стрелы, однако же каждое его слово слышно так, будто говорится рядом.

– Возможно, это сама нимфа Эхо, истаявшая от любви к Нарциссу, развлекаясь, подхватывает его слова, – предположил воинственный эллин.

– Она забралась чересчур далеко от дома.

– …Господь вложил в вас искру пламени своего, любя всякого из вас, как дитя свое. Кто вы, чтобы загасить этот огонь? Помните ли о том хладе, который ждет вас, когда погаснет огнь любви в душах ваших? Когда хлад ненависти заледенит вашу кровь, и душа наполнится терзанием от невыразимой и бессловесной боли?

– Это все слова! Лишь слова! – отмахнулся Камбиз. – Не будем терять времени!

Он повернулся к командиру наемников.

– Твоя фаланга должна закрыть путь Дарию, нубийские всадники прикроют твои фланги, я же обрушусь на Валтасара, не дав ему развернуться на равнине. Он послабее моего братца, и, полагаю, хорошим натиском мне удастся обратить его в бегство. И вот тогда Дарию конец.

– …Неужели же никто не дожидается вас у далеких очагов, оплакивая сыновей, братьев и мужей своих, точно они уже мертвы? Подарите им радость вашей жизни!

– Трубите атаку! – скомандовал Камбиз.

Загремела медь на горе Гелвуй, грозным рокотом отозвались ей трубы на Кармеле и Фаворе.

– Да не прольется ныне кровь! Именем господним заклинаю! – отчаянным криком донеслось до слуха каждого, сжимающего в этот миг оружие.

И словно повинуясь воле Даниила, огромный утес, разбиваясь о который несла свободные воды горная речушка, откололся от грузного тела горы и с неимоверным грохотом рухнул в озерцо у ее подножия. Точно вода, невидимой рукой выплеснутая из чаши, пронесся поток, стремительно заполняя собою равнину. Даниил почувствовал, как сбивает его с ног ледяная волна и несет вперед, норовя разбить о далекие камни. Почувствовал, в ужасе оттолкнулся от обжигающих холодом струй, приподнялся, встал…

– Он идет! – прошептал Камбиз.

– Он идет по воде! – выдавил Кархан.

– Да, – только и смог выдохнуть Валтасар.

– Это чудо! – воздел руки к небу Дарий.

– Это чудо, – покачал головой Камбиз, натягивая поводья, чтобы отвести коня подальше от подступающей воды. – А чудо – знак вышнего правосудия. Да будет так! Мы возвращаемся в Египет.

– Но Дарий? – попытался было возразить ошеломленный эллин.

– Ни Дарий, ни Валтасар не посмеют нас преследовать. Боги изъявили свою волю!

Мардук жестом повелел ухеелям спуститься пониже, чтобы лучше разглядеть происходящее.

– Энки! Это твоя работа? Это ты подстроил?

– Божественной сущностью клянусь, нет, – покачал головой Энки.

– Тогда чья?

– Может быть, он идет по камням? – предположил сын Амердата. – Ну, переступает с камня на камень.

Мардук заставил одного из ухеелей пронестись у самых ног Даниила.

– Нет, он ступает по воде, точно по дороге.

Энки обескураженно развел руками.

– Мардук, это чудо!