Глава 2

В жизни каждого спортсмена есть момент почти равный смерти – это миг, когда сходишь с пьедестала. Еще минуту назад вокруг громыхала музыка, дурманили ароматы букетов, и улыбающаяся красавица вешала тебе на шею желанную медаль. И вот все кончено. Музыка отгремела, руки заняты вязанками умирающих цветов, и кусочек металла на ленточке нелепо висит у тебя на груди. Ты делаешь шаг и понимаешь, что это шаг в пустоту. Да, еще будут речи, крепкие рукопожатия, хлопанья по плечу, деловые предложения и, как это называется, интересные встречи. Но цель уже достигнута, повернуться назад и достичь ее снова невозможно. Месяцы, порою годы упорного труда, изнурительных тренировок и самоотречения спрессовались в единый миг, этот миг позади, и пора делать шаг с пьедестала. Пока ты молод, вряд ли почувствуешь все безысходное отчаяние, присущее такому моменту. Стремление к новым победам снимает боль, но с возрастом приходит леденящее понимание того, что без этого краткого мгновения триумфа твоя жизнь становится пустой и темной, как высохший колодец. И ты снова рвешься в бой, и каждый раз успех дается все труднее, и каждый раз все труднее сходить с олимпийских высот на асфальтовую твердь. И гложет, больно гложет предчувствие того дня, когда больше не удастся одержать верх над собой и миром. А эта невысокая, по сути, вершина с короткой цифрой вместо названия покорится новому кумиру.

С недавних пор такие мысли одолевали Руслана все чаще. И в тот день, когда в борцовском зале вновь прозвучали слова: «И снова, в третий раз, чемпионом становится Руслан Караханов!» – лишь он один знал, что это последние овации, и шаг с пьедестала будет первым шагом в совсем иную жизнь. Впрочем, насколько иную, он и подумать не мог. В будущем Руслан видел себя тренером. Если грядущее представлялось светлым – тренером сборной. Если же в ход шли мрачные тона – какой-нибудь детско-юношеской спортивной школы. Конечно же, он мог ожидать, что Спортивный Клуб Армии отреагирует на его решение уйти из большого спорта присвоением очередного воинского звания, но лучше уж остаться непобедимым майором, чем битым подполковником.

Такие мысли не добавляли атлету хорошего настроения. Он сидел в раздевалке, нарочито медленно сворачивая борцовский пояс, когда в помещение заглянул один из функционеров спорткомитета, каких всегда много у различных спортивных кормушек.

– Руслан Михайлович, вы здесь?

– Нет меня, – огрызнулся он.

– Тут к вам пришли, – не обращая внимания на очевидное игнорирование спортсменом своего собственного присутствия, продолжил чиновник.

– Журналисты?

– Нет, эти ждут у выхода.

– А кто?

– Мне их из федерации прислали. Один – иностранец, другой – наш. Какие-то шишки. Кажется, по поводу работы.

– Ладно, пусть зайдут.

За годы занятий у Руслана неосознанно выработалась привычка оценивать человека по тому, как он движется. Во время первой встречи, когда новый знакомый еще не слишком контролирует свои движения, манера влачить свое бренное тело может немало рассказать о человеке.

Вошедшие принадлежали к той категории людей, которым мощная, тренированная мускулатура не мешала чувствовать себя легко и непринужденно в безукоризненно сшитых костюмах. Профессиональные борцы в официальной одежде обычно чувствуют себя менее комфортно и чаще всего производят впечатление неповоротливых увальней.

– Руслан Михайлович, говорят, вы подумываете о том, чтобы покинуть большой спорт. Если это действительно так, мы могли бы предложить вам интересную работу, – начал один из вошедших, судя по выговору, вовсе не иностранец.

– Должен предупредить заранее, – Караханов поднялся и сверху вниз начал пристально разглядывать гостей, – я не участвую в бандитских разборках и не выступаю в так называемых рейтинговых боях без правил.

– Можете поверить, это и не по нашей части, – широко улыбнулся говоривший.

Руслану нравились люди, умеющие широко улыбаться. Вести дела с ними всегда проще, о чем бы ни шла речь. Он еще раз оглядел новоявленных работодателей, пытаясь угадать, кому же это он понадобился и для чего.

– Спецслужбы? – понижая голос, предположил он и, вспомнив, что один из гостей – иностранец, добавил: – Интерпол?

– Чуть ближе к истине, – принимая игру в холодно-горячо, кивнул его собеседник. – Но еще очень далеко. Не буду вас томить. Речь идет о науке.

В мозгу Руслана моментально возник образ биологической лаборатории, в которой маньяк-ученый ставит опыты на людях и выводит популяцию боевых мутантов, биороботов-камикадзе. Должно быть, по озадаченному выражению его лица посетители догадались, в какие дебри увело собеседника бурное воображение.

– Не беспокойтесь, – поспешил заверить русскоговорящий. – Ничего противозаконного, все в рамках конвенций. Опытов на вас ставить не будут. Хотя, не скрою, работа может быть довольно опасной. Однако, на мой взгляд, весьма интересной. К тому же она очень неплохо оплачивается.

– О чем же в конце концов речь? – В голосе Руслана слышалось нетерпение.

– Об исторических исследованиях. У вас ведь, если не ошибаюсь, высшее историческое образование, – довольно уклончиво ответил переговорщик, и в голове у Руслана Караханова как-то сама собой зазвучала бодрая мелодия из «Индианы Джонса».

– Когда-то было, – усмехнулся он.

– Вот и прекрасно. Суть работы трудно объяснить, лучше вам все увидеть своими глазами. Еще раз заверяю: речь идет о науке. Если вам интересно, то предлагаю такой вариант: сегодня в федерацию придет официальное приглашение на ваше имя от английской Ассоциации самбо с предложением в следующем месяце посетить Великобританию и провести несколько показательных выступлений-занятий в одном небольшом университетском городке близ Лондона. Дорога и пребывание ваши оплачены. Виза будет открыта в посольстве в тот момент, когда вы сможете представить туда свой загранпаспорт. Вам следует лишь сообщить консулу, что приглашение подписано вот этим господином, – он указал на своего спутника, – лордом Джозефом Расселом. Приезжайте. В любом случае вы заслужили этот небольшой приз.

Он еще раз широко улыбнулся, и туман над Альбионом на минуту рассеялся, чтобы на долгие годы скрыть за густой пеленой дальнейшую судьбу трижды чемпиона.

Валтасар одиноко восседал на золоченом резном троне. Влажная жара длинного дня едва начала сменяться вечерней прохладой, и молчаливые нубийцы с опахалами из страусовых перьев все еще ритмично обмахивали государя, сумрачно наблюдающего за всеобщим весельем. Музыканты старались во всю мочь, пощипывая струны благородных кифар. Акробаты кувыркались и ходили на руках. Повара спешили насытить желудки многочисленных гостей нынче же изловленной рыбой и птицей – теперь жареной, вареной, копченой и еще невесть какой. Валтасар молча взирал на суету и шумное веселье пира. Сегодня ни танцы плясуний, ни музыка, ни это буйное многолюдство не радовали его. Он вдыхал тянувшийся с Евфрата сырой воздух, мечтая тихо встать и удалиться на широкую, выложенную белыми известковыми плитами террасу, окружавшую дворец.

В зелени расположенного там искусственного сада все еще пели диковинные птицы, привезенные из дальних стран, и потаенные беседки сулили укрытие от чужих, порою весьма недобрых глаз. С тех пор как его отец Набонид был разгромлен персидским царем Киром в битве при Описе, радость и покой оставили его сердце. Кир был велик и силен, и не было земли и войска, которые могли остановить его полки. Взглядом своим, подобно змее, он завораживал противника и, подобно дракону, дыханием повергал наземь.

Когда-то много лет назад царь Набонид помог молодому Киру занять престол его деда, мидийского царя Астиага. Тогда он наивно полагал, что молодой принц, выросший в глуши, вдали от царского двора, будет послушным орудием в руках многомудрого владыки богатого Вавилона.

Однако же не зря Киру было предсказано стать великим правителем. Очень скоро отец понял, что есть с руки перс не станет. Тогда, вступив в союз с царем Лидии, Крезом, он обрушился на войско Кира… «Обрушился»! Валтасар невольно усмехнулся: так сухие листья обрушиваются на пламень костра. Еще недавно отсюда и до берегов Великого моря говорили: «Богат, как Крез». Кому теперь достоверно известна судьба лидийского царя? Одни рассказывают, что он бежал и, опасаясь погони, покончил с собой. Другие говорят, что он был замучен в персидском плену.

Хотелось верить, что Набониду повезло больше. По слухам, он успел скрыться с поля боя и теперь собирает войска для нового удара. Вот только есть ли меж великими реками армия, способная противостоять могуществу Кира? Да и верны ли эти слухи?!

О себе Валтасар не беспокоился: стены и башни Вавилона любого полководца способны отвратить от глупой мысли брать их штурмом. Тысячи воинов готовы встретить персов на стенах. Запасы продовольствия обширны, и Евфрат всегда в изобилии дает воду всем, страдающим от жажды. Даже если царь персов и мечтает когда-нибудь овладеть Вавилоном, то, конечно же, он понимает, скольких жизней будет ему стоить победа. А ведь кроме Вавилона есть и еще враги. Готов ли Кир скормить ненасытным ухеелям большую часть своей армии, чтобы овладеть великим городом, а затем получить в спину десятки ножей?

– Великий царь грустит? – Один из евнухов, прислуживающих его жене, согнув дугой спину, приблизился к повелителю. – Быть может, государю угодно усладить себя поединком воинов?

– Позови Кархана, – коротко бросил он. – Пусть бросит вызов всякому, кто готов помериться с ним силами.

Евнух, кланяясь, поспешил удалиться, торопясь выполнить желание владыки.

Кархан вошел в пиршественную залу и оглядел толпу собравшихся, на миг затаившую дыхание и потерявшую дар речи при виде нового гостя. Что уж тут поделаешь. Природа наделила его ростом, превышающим два метра, широким разворотом плеч и обильной растительностью по всему телу, которая придавала его облику вид дикий и свирепый.

«Скиф», – пронеслось среди пирующих, и сотни глаз с интересом уставились на него в ожидании, будто перед зрителями был дрессированный медведь, а не человек.

– Валтасар Великий, – во всю мочь луженой глотки прокричал царский глашатай, едва только великан появился в дверном проеме, – царь царей и повелитель Вавилона объявил свою волю. Тому из воинов, кто одолеет его телохранителя – скифа Кархана, он подарит столько золота, сколько этот победитель сможет унести.

По рядам пирующих пронесся восторженный шепот. По лицам придворных было видно, что они тщательно скрывают глумливые усмешки, предвкушая славную забаву. Среди гостей Валтасара было множество правителей различных городов Вавилонии, и каждый из них не без причин гордился своими воинами. Вряд ли они знали, что царь не впервые назначает подобный приз за победу. Те же, что знали, вероятно, надеялись на чудо.

Прямо скажем, Кархану было довольно неловко выходить против новых поединщиков. Честной игрой здесь и не пахло. Во-первых, победить заслуженного мастера спорта по самбо ни одному из местных бойцов попросту было не суждено. Боевое искусство еще не достигло того уровня развития, чтобы стоять вровень с современным ему. Во-вторых, скорость реакции в прошлые века, как оказалось, к немалому удивлению борца, значительно ниже привычной. Достаточно взглянуть на таблицы рекордов участников первых олимпиад ХХ века, чтобы с грустью убедиться: большинство прежних чемпионов в наши дни по своим результатам не прошли бы отборочный тур. Так что Валтасар практически ничем не рисковал.

Сегодня жертвой измывательства служил телохранитель одного из местных князьков. На общем фоне он смотрелся весьма импозантно. Но если не требовалось, скажем, переносить вола с места на место, проку от него было немного. Бойцы сошлись в центре зала, обхватывая друг друга руками. Противник силился покрепче сжать Кархана в железных объятиях, чтобы выдавить дух и лишить воли к сопротивлению. Воспротивиться этому было несложно. Уходя вниз, Кархан с силой повернулся в кольце его рук и выскользнул из капкана, дергая при этом на себя и вверх опорную ногу противника. Еще мгновение – чемпион по борьбе распрямился, и его соперник, не ожидавший такого подвоха, с грохотом рухнул на пол. Зрители приветственными криками поспешили подбодрить сражающихся. В принципе на этом броске можно было ставить точку. Стоило профессиональному борцу сейчас всем весом рухнуть на обескураженного телохранителя, – и поединок закончился бы сам собой, едва начавшись. Однако атлет понимал, что царь, поставивший на него такую уйму драгоценного металла, вовсе не обрадовался бы столь быстрой и легкой победе, а потому Кархан дал бедолаге подняться на ноги, и они вновь сошлись, пыхтя и обнимаясь, как старые друзья. Самбист водил противника по залу, как медведя на привязи, то и дело заставляя зрителей отшатываться в ужасе и высматривая место у ног приезжего князя, куда после заключительного броска должен будет прилететь его несчастный телохранитель.

Наконец Кархан, видимо, решил, что настало время для эффектного финала. Он чуть отшатнулся, разрывая дистанцию, и тут же почувствовал, как пальцы телохранителя покрепче впиваются в его плечи, стараясь не упустить желанный приз. Боец Валтасара потянулся за противником и тут же опрокинулся на спину, выставляя ногу вверх. Центнер с лишним живого веса незадачливого поединщика устремились к ногам вельможи, недовольно теребившего длинную бороду. Зал взвыл необычайно громко. Так, будто никогда прежде не видел поверженных силачей. Кархан рывком поднялся на ноги.

Однако никто, кажется, не думал приветствовать победителя. Взгляды присутствующих, как один, были устремлены на каменную стену, по которой невесть откуда взявшиеся парящие в воздухе персты выводили огненные письмена. Спустя полминуты все было кончено. Таинственные пальцы исчезли, точно и не были, лишь короткая надпись пылала на стене, кажется, не думая гаснуть, но и не воспламеняя окружающие драпировки.

– Что это, что?! – Валтасар подскочил на троне, точно рой пчел внезапно образовался под царственными ягодицами.

– Что это, что?!! – Голос правителя заглушал крики его подданных, но письменам, горящим в наплывающем сумраке, до криков не было никакого дела. Они светились безучастно, слепя глаза и порождая ужас, внезапно охвативший всех. Никто не ведал ответа, да и слова, раздававшиеся сейчас посреди зала, навряд ли можно было считать проявлением человеческого разума.

Признаться, этого дня Институт ждал уже долго. Кархан озирался по сторонам, пытаясь догадаться, откуда же в действительности появились таинственные письмена, ругая себя за то, что слишком долго возился с противником и пропустил момент возникновения странной иллюминации.

Конечно же, еще со школьной скамьи он знал, как переводится и звучит таинственная надпись. Но не мог же он, встав с пола, отряхнуться и сказать: «Да, кстати! Вот эти „Мене, текел, фарес“ или же, по другой версии, „Мене-мене, текел, упарсин“ означает „сосчитано, взвешено, признано негодным“ или что-то в этом роде», – и здесь, и в Институте это вызвало бы бурю недоумения. А поэтому он вскочил на ноги и со свирепым видом занял место подле Валтасара, недвусмысленно демонстрируя, что голыми руками готов разорвать всякого, кто дерзнет угрожать любимому государю. Однако паника все не унималась, а толкователя божественной эсэмэски по-прежнему не было видно.

Верховный жрец Бела-Мардука появился в зале, как обычно, с помпой. Два десятка слуг предшествовали ему, освобождая дорогу, неся священное изображение владыки богов и атрибут власти самого верховного жреца. Прежде Кархану не раз уже доводилось видеть этого старого пройдоху. Его манера давать ответ на вопросы была столь многословна и велеречива, что становилось абсолютно неясно, о чем, собственно, идет речь. Кархана она доводила до белого каления. Валтасар по этому поводу, кажется, придерживался совсем иного мнения.

Неизвестно, послал ли кто-нибудь за почтенным служителем культа, или тот попросту опоздал к началу пиршества, но, кажется, он пришел во всеоружии заготовленного ответа. Пожалуй, если бы странная надпись, все еще пылающая на стене, получала энергию от батареек, к концу гневной обличительной речи первосвященника она уже погасла бы.

Но суть была ясна. Валтасар позабыл, что он лишь поставлен богами, дабы блюсти их волю, однако царь не слишком усердствует в служении Мардуку, бог полон гнева и обиды и готов допустить, чтобы свершилось дерзкое предсказание Иеремии – пророка народа эбору, который вещал о наступлении последних дней Вавилона. Раз это касается эбору, то и отвечать за перевод должны их пророки. Один из них, кстати, по его, Верховного жреца, приказу совсем недавно брошен в ров ко львам. Так что, если мятежник жив…

Бронзовые наконечники копий упирались Намму под ребра.

– Прыгнешь сам или же прикажешь сталкивать тебя? – Стражник легко надавил своим оружием на податливую человеческую плоть. В голове обреченного промелькнула вся дорога сюда от ворот Иштар до царского дворца. Здесь ее именовали Дорогой Процессий. Для Намму эта процессия должна была стать похоронной. Он вспоминал пройденный путь шаг за шагом, лихорадочно пытаясь сообразить, где мог задать стрекача. Перебирание миражей прошлого – слабое, но не единственное утешение в минуты перед верной гибелью. Ни Дорога Процессий, ни длинный мост через Евфрат с деревянным настилом посредине не годились для побега. Выросший среди камней и мелких речушек, Намму и помыслить не мог вплавь одолеть Евфрат, да и стражники, бдительно следящие за округой с высоты стен, выходящих к реке, не преминули бы открыть охоту на неумелого пловца.

Невелика штука для тех, кто бьет птицу влет пронзить стрелой барахтающееся в воде тело. Намму представил эту картину и от жалости к себе невольно передернул плечами. Похоже, на этот раз он действительно влип по самые уши.

– Ну, что ты застыл?! – Недовольный затянувшимся ожиданием начальник стражи подтолкнул арестанта. – Ты и друзья твои обещали Вавилону последние дни? Так вот: тебе их не пережить.

Он резко занес копье для удара, и Намму, точно его подхлестнули витым бичом, с криком бросился вниз, туда, где на дне сухого рва ожидала его скорая и ужасная смерть. Он зажмурил глаза, не желая видеть, сколько львов обитают в этой смертельной западне. Он орал во все горло, и львиный рык был ему ответом. Смерть мчалась ему навстречу, обнажая желтые клыки и выпуская из мягких лап отточенные когти.

Земля больно ударила по ногам. Намму не удержался, рухнул на руки, а затем, помимо воли, кувыркнулся через голову. «Жив, кажется, жив», – переводя дыхание, подумал он, напряженно слушая, не раздается ли над головой львиный рык. Намму прижал ухо к земле, вслушиваясь и стараясь понять, далеко ли гривастые убийцы. Кошки легки на ходу, пусть даже такие огромные, как эти. Он ничего не услышал, но каким-то звериным чутьем ощутил тяжелый взгляд, упершийся между лопаток. Это чувство подбросило его, заглушая боль в ногах, и он опрометью метнулся вперед по каменистому дну рва, не давая себе ни опомниться, ни осмотреться по сторонам. За спиной послышалось угрожающее рычание. Лев, дотоле внимательно осматривавший новую жертву, ожидая, станет она двигаться или нет, моментально принял решение и устремился вслед человеку. «Львы не охотятся! – на ходу подумал Намму, стараясь обогнать собственную мысль. – Охотятся львицы! Львы не охотятся!»

Эта истина была известна всякому жителю Ниневии с безмерно давних пор. Во времена былого величия Ассирии охота на этих могучих хищников была излюбленным времяпрепровождением царского двора. А вслед за ним и прочих мужчин столицы. Но здесь, во рву, как рассказывали те, кто бывал в этом городе прежде, обитали только львы. Стало быть, как-то они научились обходиться без львиц. Над головой Намму послышалось веселое улюлюканье и свист. Наверняка стражники, не впервые наблюдающие подобное развлечение, следили за происходящим, споря, как долго протянет «львиный ужин». Краем глаза Намму увидел перед собой высокий уступ. Вытянув руки, он едва мог ухватиться за него. Не раздумывая, он вцепился в него пальцами, с силой подтянулся и вмиг оказался на торчащем из скалы камне. Прежде, на родине, ему уже доводилось проделывать нечто подобное. Но тогда это была лишь демонстрация удали. Ныне же от его ловкости зависела жизнь.

Уступ был маленький. Две ступни едва-едва могли поместиться на каменной полке, не оставляя зазора. Намму прижался щекой к скале, глядя с безысходной тоской, как бесится внизу раздосадованный лев. Допрыгнуть сюда эта тяжелая громоздкая кошка не могла, но, поднявшись на задних лапах, она лишь самую малость не доставала до ступней Намму. Он явственно слышал, как скрежещут о камень острые как бритва когти. Сердце приговоренного к смерти колотилось в ужасе, точно запертая в клетке птица во время пожара. И казалось, что каждый толчок отбрасывает его от спасительной каменной плиты в оскаленные клыки голодного зверя. Только сейчас Намму осознал, что выступ, казавшийся ему совсем недавно убежищем, – всего-навсего западня. Сколько еще он сможет простоять так вот, впившись в скалу?

Стражники наверху весело подбадривали обреченного:

– Давай, парень! – раздалось над самой его головой. – Если ты так достоишь до заката, то сделаешь меня богачом! Продержись, и я пожертвую золотой Мардуку, чтобы в подземном царстве тебя устроили получше. – Голос еще что-то продолжал, но слов уже не было слышно. Новый рык, более грозный, чем прежний, заглушил их. «Еще один лев», – в ужасе подумал Намму. Второго зверя он не видел, но отлично слышал его. Угрожающе рыча, его первый преследователь, словно потеряв интерес к близкой добыче, снова встал на все четыре лапы и приготовился к нападению. Еще мгновение, и лев ринулся в бой, стремясь отогнать соперника. Борьбы за его спиной Намму видеть не мог, однако, судя по доносившимся звукам, спор за его бренное тело завязался нешуточный. Намму еще держался пальцами за неровности скалы, однако с ужасом чувствовал, как все больше немеют его ноги. Еще немного, и на радость сцепившимся людоедам он попросту свалится на землю, как перезрелый плод. Стараясь не дышать, он вывернул шею, чтобы получше разглядеть схватку. Силы были примерно равны. Решение, несомненно, безрассудное, но дававшее хоть какой-то шанс на спасение, пришло вдруг, как молния, ударившая с ясного неба. Собравшись с духом, он спрыгнул и что есть силы припустил туда, откуда совсем недавно примчал второй хищник. Сейчас, во время боя за охотничьи угодья, тот не мог показать спину врагу и продолжал яростно атаковать неприятеля, стараясь полоснуть его по морде когтистой лапой. Это давало Намму крохотную фору, использовав которую, он мог продлить, а там, быть может, и спасти свою жизнь.

Не чуя под собой ног, Намму мчался вперед. Никакая цель еще не была для него такой желанной и… такой зловонной. Впереди, всего в нескольких мгновениях бега, красовалась внушительная куча львиного дерьма. Намму плюхнулся в нее, как изможденный пустыней странник в чистые воды озера, и начал кататься, стараясь измазаться как можно сильнее.

Довольно скоро вернулся лев – хозяин этой части рва. Приблизившись к остолбеневшему Намму, он медленно обнажил клыки, угрожающе рыкнул, но затем, принюхавшись, недовольно фыркнул, пару раз демонстративно лапой поскреб каменное дно, пытаясь зарыть кучу, и, отойдя в сторону, улегся неподалеку зализывать раны. Спустя какое-то время, показавшееся Намму вечностью, искоса поглядывая на победителя, пришкандыбал и второй его собрат. Увидев недавнего противника, хозяин территории неспешно встал и, оскаливаясь, зарычал. Его побежденный недруг огорченно повернулся, но, пройдя несколько шагов, улегся наземь чуть поодаль, вероятно ожидая, что от скорой трапезы ему перепадет хоть кусок.

«Что делать дальше?» – сцепив челюсти, чтобы не стучать зубами от страха, размышлял Намму. Пока что львы не трогают смердящую, не проявляющую никаких признаков жизни добычу. Но как знать, долго ли это продлится? Старый Абодар когда-то рассказывал о людях, которые, попав в львиную семью, не просто выживали, а становились ее членами. Кажется, тот несчастный, о котором рассказывал Абодар, вытащил из лапы гривастого чудища занозу или стрелу.

Намму бросил взгляд на ближайшего хищника. Кровь еще сочилась из глубоких царапин на его теле, и длинным шершавым языком он старательно вылизывал следы недавней схватки. Хорошо бы залечить ему эти раны. Но как? Намму поглядел на дно рва и каменнные его стены с робкой надеждой – не обнаружится ли одно из тех растений, которые, как учил его отец, останавливают кровь и затягивают раны. Впрочем, даже если они, на счастье, здесь и произрастают, как убедить льва, что ты желаешь помочь ему? Да что там убедить – просто сойти с места?

Короткие сумерки быстро сменились тягостной мглой ночи. Быть может, последней в его жизни. Намму перебирал знакомые имена богов, не зная, что и обещать им в обмен на свое спасение. Быть может, он обидел единого бога эбору, когда взял свитки там, на краю пустыни? Или же нынче в лавке? Но он же засыпал камнями тело бедолаги, а не скормил его ухеелям? И нынче разве он хотел чего-то плохого? Только омыться с дороги и немного поесть. При этой мысли у него так громко заурчало в брюхе, что лев поднял голову и стал напряженно вслушиваться. «Не может быть, чтобы грозный бог эбору мог сводить со мною счеты из-за куска жареного мяса и чаши финикового вина!» Впрочем, кому ведомы пути господни?

Факел мелькнул в воздухе хвостатой звездой, упал на дно рва, за ним еще один. Дремавший неподалеку лев от неожиданности подскочил и, увидев близкие языки огня, пробивающиеся сквозь клубы чадящего дыма, огрызнувшись, медленно отошел подальше.

«Неужели теперь, когда им не удалось накормить львов сырым мясом, они решили поджарить меня?» – мелькнула в голове Намму горькая, но отчего-то смешная мысль. Он усмехнулся, глядя на огонь. «Там еще один!» – раздалось над головой. И в ров, отгоняя второго льва, полетели новые факелы.

– Эй! – вновь послышалось сверху. – Держи веревку!