3
Это был маленький скромный купол – типичное обиталище одинокой особи дио-дао. Короткоживущая раса не любила сковывать себя привязанностями, и лишь немногие создавали семьи.
– Должно быть, здесь, – сказал Мартин, изучая сложный геометрический орнамент на двери. – У них не принято называть улицы и нумеровать дома, но…
– Настолько регламентированное общество – и нет нумерации домов? – удивился геддар.
– Может быть, именно поэтому? – вопросом ответил Мартин. – Да, кажется, здесь.
Он потянул деревянный рычажок, выступающий из стены. Из-за двери гулко отозвался гонг.
– Если даже твой друг умер, его сын должен знать тебя, – заметил Кадрах.
– Это совсем другое, – покачал головой Мартин. – Куда удачнее, если он еще не родился. Тогда я становлюсь другом рода. Тем, кто знал несколько поколений.
Они ждали долго – минуты три-четыре. По улице прошли несколько дио-дао, закутанных в меховые куртки. На чужаков они косились с явным любопытством, но вопросов не задавали.
– Подмораживает, – заметил Мартин, топчась на месте. – Ну, где ты там…
Дверь открылась.
Дио-дао, стоящий на пороге, был стар. Даже дома он носил длинную меховую накидку – видимо, мерз. Но и накидка не могла скрыть огромный живот, возлежащий на низкой тележке – дио-дао толкал ее перед собой.
– Я рад видеть тебя, Рожденный Осенью, – сказал Мартин. – Живи!
Сказал – и сам поразился тому, что его голос дрогнул от волнения. В коротком знакомстве с молодым дио-дао не было и не могло быть настоящей дружбы. Как дружить с существом, чей срок жизни составляет полгода?
– Поверь, что я тоже рад тебя видеть, Мартин, – ответил дио-дао. – Живи!
И протянул вперед руки.
Мартин не колебался. Шагнул навстречу, и они с Рожденным Осенью обнялись. Тяжелое пузо дио-дао подрагивало между ними – еще нерожденному существу тоже хотелось посмотреть на Мартина.
Дом-купол делился на две комнаты. В меньшей дио-дао спал. Большая служила гостиной, кухней, ванной – всем сразу. Даже туалет отгораживала лишь деревянная ширма. Все было простым, незатейливым… и каким-то основательным, рассчитанным на годы и десятилетия.
– Я хотел назвать его Рожденным Зимой, – медленно двигаясь к столу, сказал Рожденный Осенью. Его походка была смешной, подпрыгивающей – юные особи дио-дао и в самом деле могли прыгать, подобно кенгуру, но беременность накладывала свой отпечаток. На тележке рядом с животом стоял кувшин с горячим чаем и какая-то снедь в вазочках. – Но теперь я передумал. Его новое имя – Дождавшийся Друга. Ты согласен, сынок?
Накидка колыхнулась. Из складок вынырнула маленькая пушистая голова – при рождении дио-дао были покрыты шерстью, она выпадала лишь к началу полового созревания. Детеныш смущенно покосился на Мартина и Кадраха.
– Не стесняйся, – сказал Рожденный Осенью. – Ответь.
– Да, родитель, – тихо ответил маленький дио-дао. И голова вновь скрылась под накидкой.
– Он знает туристический? – воскликнул Мартин. – Ты прошел через Врата беременным?
– Нет, я поделился памятью языка, – с улыбкой ответил Рожденный Осенью. – Помоги мне, Мартин…
Они расставили на столе кувшин и вазочки, потом Рожденный Осенью медленно отправился в кухонный угол комнаты за новыми припасами. Мартин не навязывал свою помощь – это могло обидеть дио-дао.
– Время моей личной жизни истекает, – негромко говорил Рожденный Осенью, доставая что-то из шкафчиков. – Я полагаю, что оно кончится этой ночью. Но я рад, я очень рад увидеть тебя снова, живущий десятилетия…
К горлу Мартина снова подкатил комок. Он хотел что-то сказать – но не нашелся.
Вопрос задал Кадрах:
– Прости мою бесцеремонность, Рожденный Осенью. Могу ли я задать оскорбительный вопрос?
– Да, – просто ответил дио-дао.
– Ваше размножение обязательно связано со смертью родительской особи?
– Плоть моего сына отделится от моей свободно, – ответил Рожденный Осенью. – И у нас давно уже достаточно продовольствия, чтобы детям не пришлось следовать традициям семейного каннибализма. Но когда он родится – часы моей жизни остановятся.
– Это биологический механизм? – спросил Кадрах. – Какие-то гормоны, ферменты… если их обнаружить…
– А вы обнаружили те механизмы, что заставляют вас стареть? – спросил Рожденный Осенью. – Почему ваше тело стареет, дряхлеет и умирает?
– Но если бы ты не забеременел… – пробормотал Кадрах.
– Я мог бы прожить на несколько дней дольше. На неделю. На месяц… – В голосе дио-дао прорезалось сомнение. – Есть травы и лекарства. Тысячи лет наш народ искал секрет долгой жизни. Великие ученые и герои отказывались от размножения… приказывали связать себя, когда наступала Ночь Свершения, а то и вовсе удаляли репродуктивные органы. Это не помогает. Это наша природа, геддар.
– Организм дио-дао вырабатывает три яйцеклетки и порцию спермы один раз в жизни, – пояснил Мартин. – Интервал времени, в котором возможно зачатие, называется Ночью Свершения. Десять – двенадцать часов секса. Гормональная буря, которой почти невозможно противостоять. Но если дио-дао не находит партнера… или ухитряется сдержаться… это означает лишь то, что его род прервался. Альтернативы нет.
– Я бы не хотел уйти из жизни на месяц позже, но не передав свою память сыну, – возвращаясь к столу, сказал Рожденный Осенью. – У меня была интересная жизнь… Тебе нравилась эта рыба, правильно, Мартин?
– Да, спасибо. – Мартин взял из его рук блюдце. – Ты живешь уже шесть месяцев, Рожденный Осенью?
– Шесть месяцев и восемь дней, – кивнул дио-дао. – Мой сын понимает… он старается не торопиться. Я поделился с ним уже почти всем, чем мог. Ему интересно, он смышленый малыш.
– А… внутриутробный срок… он не считается? – уточнил Кадрах.
– Обычно – нет. – Рожденный Осенью улыбнулся. – Это ведь зависит от родителя – когда он начнет делиться с ребенком разумом. Многие оставляют все на последний день. Я начал почти сразу после зачатия.
– Странно и пугающе… – сказал Кадрах. – Прости мои слова, дио-дао, но я пытаюсь представить, каково это – получить память своих предков еще в утробе матери… быть одновременно и личностью, и частью бесконечного ряда…
– Память передается выборочно, – устраиваясь рядом с Мартином на низеньком диване, сказал Рожденный Осенью. – Я стараюсь дать сыну все самое хорошее и интересное из пережитого мной, но оставляю и память об ошибках… сомнениях… неудачах. Ведь это тоже – часть жизни. Ты знаешь, что мы можем отдать детям половину своей памяти?
Кадрах кивнул.
– Во мне – половина памяти родителя, – продолжал Рожденный Осенью. – Четверть памяти деда. Восьмая часть памяти прадеда. И так до начала времен. Память самых далеких предков не хранит их слов и поступков, лишь проблески эмоций. Когда-нибудь и от моей памяти останется лишь неразличимый миг. Возможно, это будут мои нынешние эмоции. Не знаю. Над тем, какая часть памяти предков перейдет к сыну, я не властен, и он не будет волен распоряжаться моей. Но мне хочется, чтобы потомки помнили меня счастливым. Когда я обращаюсь к памяти предков, мне кажется, что они были счастливы – всегда, всю жизнь. Это как ласковое тепло, струящееся через тьму веков. Это очень хорошо – помнить тепло и знать, что тебя тоже запомнят. Я – звено в цепи поколений. Я – больше чем особь, я – род. Я счастлив.
Кадрах покачал головой, будто не соглашаясь. Но смолчал.
Рожденный Осенью взял кувшин, разлил чай по бокалам. Во вкусе напитка не было ничего от земного чая, но Мартин привычно называл его этим словом – как и любой другой травяной напиток любой планеты.
– Я рад вас видеть, – снова заговорил Рожденный Осенью. – Но я не настолько наивен, чтобы поверить, будто мой долгоживущий друг Мартин решил навестить меня в день моей смерти. И уж тем более сомнительно, что гордый геддар, – дио-дао улыбнулся, смягчая иронию своих слов, – прибыл сюда выяснять особенности нашей биологии. Чем я могу вам помочь?
Мартин и Кадрах переглянулись. Видимо, и «гордому геддару» было неловко просить о помощи умирающего.
– Я умираю, и этого не изменить, – сказал Рожденный Осенью. – Беседа с вами – радость моих последних часов. Но если я смогу чем-то помочь – это наполнит меня восторгом. Говорите.
– Ты же помнишь, кем я работаю? – спросил Мартин.
– Наемный полицейский, – кивнул Рожденный Осенью.
– Ну… пускай так. Недавно, неделю назад… – Мартин запнулся, понимая, как неуместна эта фраза в разговоре с живущим полгода существом, но исправляться было уже поздно, – меня попросили найти девушку, прошедшую Вратами…
– Ваши половые партнеры обладают разумом и свободой воли? – удивился дио-дао.
– Конечно.
– Ах, прости, я путаю с геддарами… – Рожденный Осенью улыбнулся.
Мартин посмотрел на Кадраха. Лицо геддара пошло красными пятнами, он задышал чаще – но возражать не стал.
– Итак, я отправился в путь… – торопливо продолжил Мартин.
Рассказывать было легко. Без лишних подробностей Мартин поведал дио-дао о трех смертях Ирины Полушкиной, о том, что девочка получила доступ к списку загадок Вселенной, о своей догадке насчет планеты Мардж, о геддаре, присоединившемся к нему ради мести ключникам.
Последнее, похоже, заинтересовало Рожденного Осенью больше всего.
– Еще никто и никогда не смог отомстить ключникам, – заметил он. – И быть может, это благо. Если интересы ключников и впрямь окажутся задеты – какова будет их реакция? Им по силам уничтожать планеты, а мораль ключников неведома никому. Быть может, за проступок одного они накажут всю расу?
– Я должен отомстить, – очень серьезно ответил геддар. – Любой соотечественник поймет меня и не осудит.
– Ты легко распоряжаешься судьбой своего биологического вида, – заметил дио-дао.
– Если моя честь зависит от силы врага, то вправе ли я называть ее честью? – холодно произнес геддар. – К тому же мы не знаем точно, замешаны ли ключники в происходящем. Если нет – спасение девушки ничем их не заденет. Если замешаны… то я обязан помочь Мартину.
Рожденный Осенью кивнул, не то соглашаясь, не то решив больше не спорить. Попросил:
– Принеси мне телефон, Мартин. Он в спальне.
Мартин принес ему телефон – тяжелый аппарат из грубой темно-коричневой пластмассы, вызывающей из памяти слово «эбонит», на длинном витом шнуре в резиновой изоляции. У телефона не было трубки, воронка микрофона и динамик крепились на отдельных проводах. Кнопок или наборного диска тоже не имелось.
– Конструкция телефона у людей более разумна, – заметил Кадрах. – Микрофон и динамик объединены вместе и…
– Я знаю, – кивнул Рожденный Осенью. – Когда этот телефон придет в негодность, его заменят новой моделью. Но пока он работает – к чему его менять? Каждая вещь, созданная на смену старой, не дослужившая свой срок до конца, – это время, похищенное у чьей-то жизни.
Кадрах склонил голову, будто признавая его правоту.
– А как устроены ваши телефоны? – спросил Мартин.
– Никак, – признался геддар. – Мы лишь недавно оценили возможности, которые дает электричество.
Рожденный Осенью что-то сказал в микрофон. Потом повторил фразу.
– У вас до сих пор связь устанавливают телефонисты? – вновь не удержался Кадрах. – Существует кнопочный набор…
– Компьютер, – ответил дио-дао. – Уже семнадцать поколений – компьютер.
– А телефоны остались с прежних времен? – уточнил Кадрах. – Вы научили свои машины понимать речь ради того, чтобы сохранить старые телефонные аппараты?
– Это было признано более удобным, – кивнул Рожденный Осенью.
Мартин с любопытством наблюдал за этим диалогом. Геддары, при всех свойственных им несуразицах с социальным устройством общества, пышных церемониях и странных законах, были во многом близки людям. Они с удовольствием перенимали – или пытались перенять – технические достижения человеческого общества. Достижения аранков нравились им еще больше, но зато решительно не устраивало их мировоззрение.
Дио-дао были совсем иными.
Короткая жизнь не мешала им развивать науку. Отец-ученый передавал знания сыну – и исследования шли своим чередом. Почти всегда профессиональные знания у дио-дао передавались по наследству одному из детей, и отказаться от профессии тот уже не мог… да и не хотел. Его братья – как правило, дио-дао вынашивали двух, а то и трех детенышей, – были более свободны в выборе, но и они обычно продолжали семейную традицию.
Но вот с внедрением своих научных достижений в практику дио-дао не спешили. Во многих домах было телевидение, но многие не видели в нем необходимости. Дио-дао успешно развивали космонавтику и стартующие раз в несколько лет космические корабли успели посетить все четыре планеты их звездной системы, но никакого ажиотажа в обществе это не вызывало. Услугами ключников дио-дао пользовались без колебаний, создали ряд колоний, но экспансия была неспешной, будто дио-дао делали кому-то одолжение, заселяя пустые миры. Вот уже сотню лет на планете работали ядерные реакторы, но большую часть энергии продолжали вырабатывать тепловые и гидроэлектростанции. Вроде бы дио-дао разработали абсолютно безопасный, экологически чистый и очень мощный термоядерный реактор, но к строительству пока даже не приступили. Компьютер в жилом доме был неслыханной редкостью, но существующие машины превосходили любые земные аналоги, а по слухам – даже компьютеры аранков.
Когда жизнь так коротка – торопиться нет смысла.
Если тебе не успеть износить одну рубашку – ты не станешь заботиться о моде.
И пусть дио-дао были безмерно далеки от людей, но Мартин мог их понять. Геддару приходилось сложнее.
Рожденный Осенью заговорил по телефону. На туристическом, то ли из вежливости, то ли чтобы избежать перевода – пустой траты времени.
– Живи, Думающий Долго. Это Рожденный Осенью. Да, я еще жив. Сегодня ночью, вероятно. Спасибо. Меня навестил друг из иного мира, человек Мартин. Да. Он просит меня о помощи, а я прошу тебя. Около недели назад к нам могла прийти женщина-человек, ее имя – Ирина Полушкина. Это так?
Пауза в разговоре была совсем короткой. Рожденный Осенью посмотрел на Мартина и сказал:
– Ты прав, она у нас… Спасибо, Думающий Долго. Когда женщина-человек прошла через границу и где она сейчас? Так долго? Да? Так быстро? Спасибо, Думающий Долго. Прощай.
Рожденный Осенью вернул микрофон и динамик в гнезда. Сказал:
– Женщина Ирина проходила пограничный контроль трое суток. У нее плохо с собранностью, Мартин.
– Это точно, – согласился Мартин.
– После этого она немедленно отправилась в Долину Бога.
– Что это такое?
– Место отправления нашего религиозного культа, – невозмутимо пояснил дио-дао.
– У девочки явно проснулся интерес к религии, – сказал Мартин. – То она искала у аранков душу, теперь занялась вашей теологией… Я не знаком с вашей верой, Рожденный Осенью. Ты как-то говорил, что вы уважаете чужую религию, но не рассказывал о своей.
– Я могу тебе рассказать, – неожиданно заговорил геддар. – Они вовсе не веротерпимы. Они политеисты и верят во всех богов сразу. Меня это раздражает.
– Это не так, – кротко сказал Рожденный Осенью.
– Тогда поправь меня. – Кадрах оскалился.
– Мы верим в Единого Бога, Творца Вселенной, – гордо сказал Рожденный Осенью. – Но мы считаем Бога неопределенным.
– Непознаваемым? – уточнил Мартин. – Так это в любой религии…
Рожденный Осенью покачал головой:
– Нет. Именно неопределенным. Мы считаем, что Бог являет собой финальный этап развития разумной жизни во Вселенной. Если очень упрощенно… – Он на миг запнулся. – В далеком будущем разумные существа перестанут быть скованными физическими телами. Все разумные расы станут едины и в то же время разнообразны в выборе формы своего существования. Не утратив индивидуальности, отдельные разумы в то же время сольются вместе, образовав сверхсознание, не скованное рамками пространства и времени. Это и будет Бог: Творец всего, Альфа и Омега, Начало и Конец, Общее и Единое. Он вберет в себя все бытие. Он сотворит Вселенную.
Кадрах презрительно фыркнул.
Мартин откашлялся и заметил:
– Но все религии представляют Бога по-разному…
– Потому что Бог не определен, – подтвердил Рожденный Осенью. – Да, Он существует, Он создал мир, Он вечен и стоит вне времени. Но для нас – живущих во времени – Бог еще не определен. Если восторжествует вера людей – то и Бог станет человеческим, таким, каким Его видите вы. Если распространится вера геддаров – это будет их Бог.
– А если победит идеология аранков? – спросил Мартин.
– Тогда Бога не будет, – кивнул Рожденный Осенью. – Ты уловил нить!
– Чушь, – пробормотал Кадрах. – Бог есть – я знаю. И тень, отброшенная Его светом – пророк ТайГеддар, – жил в нашем мире меньше тысячи лет назад. Бог слишком велик, чтобы мы могли Его понять, – и потому пришел ТайГеддар, Рожденный Светом, тень на стене бытия, геддар и Бог, доступный нашему пониманию и поклонению. Он творил чудеса, запечатленные очевидцами, его предсказания сбывались и продолжают сбываться. Есть лишь Бог, и ТайГеддар – тень Его!
Рожденный Осенью кивнул:
– Да, есть лишь Бог геддаров, и ТайГеддар – тень Его. Меч ТайГеддара отделил пространство от времени, порядок – от хаоса. Меч ТайГеддара обрезает нить нашей жизни, и по лезвию Его меча все мы отправимся в новое бытие. Но есть и Бог людей, и сын Его пришел на Землю, есть Бог оулуа и теплые воды Его сна…
– Остановись! – воскликнул Кадрах. – Ты можешь верить в любую чушь, но я не позволю тебе богохульствовать!
– Молчу, – согласился Рожденный Осенью. – Вы все равно уже поняли общую идею.
– А ваша собственная вера существует? – спросил Мартин.
Рожденный Осенью кивнул:
– Конечно. Я уже изложил ее.
– Нет. – Мартин покачал головой. – Ты изложил философские основы вашей веры. Я понял, вы допускаете правоту любой из религий. Но ведь вы во что-то верили и до появления ключников, Врат, Чужих?
– Да, конечно, – помедлив, сказал Рожденный Осенью. – А тебе действительно интересны детали? Ты хочешь принять нашу веру?
– Не очень, – признался Мартин. – То есть очень интересно, конечно же, но не будем сейчас тратить на это время. Я обязательно выясню все позже. Лучше объясни, что такое Долина Бога?
– Это большая долина в горах, где расположены храмы крупнейших религиозных культов галактики, – с улыбкой пояснил Рожденный Осенью. – Очень просто, как видишь.
– Ты можешь предположить, зачем туда отправилась Ирина?
Некоторое время дио-дао размышлял. Потом сказал:
– Например, она решила принять какое-то редкое вероисповедание. Если контакт с расой, придерживающейся этой веры, затруднителен, то самым удобным способом является визит в Долину Бога.
– Так там и служители культов есть? – поразился Мартин.
– Конечно. Боги не живут в пустых храмах.
– М-да, – пробормотал Мартин. Он Ирины Полушкиной он готов был ожидать самого неожиданного поступка, но заподозрить ее в резком приступе религиозности никак не мог. – А еще версии?
– Она могла увлечься теологией, – предположил Рожденный Осенью. – А Долина Бога – самое удобное место, чтобы изучить различные верования.
– Нам придется отправиться туда, – хмуро сказал Мартину Кадрах. – Мне это не нравится, друг мой. Очень не нравится.
– Почему?
– Это… – Кадрах заколебался. – Это слишком близко к кощунству. Дио-дао, скажи, в этой… долине… есть эфес ТайГеддара?
– Эфес – ваше наименование храма? – уточнил Рожденный Осенью. – Один из моих предков изучал ваш народ, но это было давно, и я сохранил лишь крохи знаний… Наверняка есть. Я не бывал там, но в Долине Бога отправляют более семисот религиозных культов.
Кадрах с шипением выдохнул воздух, оперся подбородком о ладони и погрузился в раздумья.
– Сложная ситуация… – посочувствовал Рожденный Осенью, поглаживая живот. – Скажи, Мартин, а ты тоже будешь шокирован, встретив в Долине Бога своих единоверцев?
– А они – дио-дао? – уточнил Мартин.
Рожденный Осенью кивнул.
– В какой-то мере буду, – признался Мартин. Он представил кенгуру, одетого в рясу и стоящего у алтаря, и пришел в полное замешательство. Покосился на Кадраха. – Конечно, я не брошусь на них с мечом, крича о святотатстве…
Кадрах тяжело вздохнул:
– Друг мой, не надо призывать меня к терпимости. Я могу смириться с многим! Но есть граница, которой мне не переступить. Если я увижу, что дио-дао искажают нашу веру, глумятся над подвигом ТайГеддара и пародируют святые обряды… долг мой станет выше терпимости и снисхождения.
– Поверь, – тихо сказал Рожденный Осенью, – что никто в Долине Бога не глумится над чужой верой. Увиденное может показаться тебе странным и оскорбительным, но если ты дашь себе труд разобраться – то гнев твой уляжется.
– Хорошо, – кивнул Кадрах. – Я попробую быть объективным. Как нам добраться до этой долины?
– Сами вы не доберетесь. Вам нужен провожатый, – сказал Рожденный Осенью. – Я думаю, им станет Дождавшийся Друга. Сынок?
Из разреза накидки высунулась маленькая голова. Дождавшийся Друга смущенно сказал:
– Я слышу, родитель. Я помогу чужакам попасть в Долину Бога. Но я почти не могу больше ждать.
Рука Рожденного Осенью ласково погладила пушистую головку ребенка.
– Знаю, сынок. Потерпи несколько минут. Время твоего рождения пришло.
Головка кивнула и спряталась в сумке. Мартина передернуло – и это не ускользнуло от дио-дао.
– Мне не нужна помощь при родах, Мартин, – сказал Рожденный Осенью. – Но если ты побудешь со мной в этот миг – мне будет приятно. Если потом ты поможешь сыну похоронить мое тело – это тоже будет большой услугой.
– Я помогу, – сказал Мартин. Поискал какие-то подходящие слова и пробормотал: – Знаешь, я горжусь знакомством с тобой. Теперь мне будет чего-то не хватать.
Рожденный Осенью кивнул и улыбнулся:
– Помоги мне дойти до спальни. Я слабею.
Мартин помог Рожденному Осенью идти – дио-дао и в самом деле начало пошатывать. Силы уходили из него будто на глазах. В дверном проеме, закрытом лишь плотной тяжелой шторой, Рожденный Осенью обернулся:
– Прощай, геддар. Живи и помни.
– Прощай, дио-дао, – сказал Кадрах. Он явно чувствовал себя неловко – большой, крепкий, агрессивный, гордый геддар. Перед лицом умиротворенно умирающего дио-дао, в ночь смерти и рождения, все принципы геддара казались неуместными и наивными, будто детская игра в солдатики посреди опаленного огнем поля боя.
4
Появление на свет Дождавшегося Друга оказалось вовсе не таким легким, как пытался это представить Рожденный Осенью. Беременность длилась дольше положенного, и сумка дио-дао стала слишком мала для детеныша: голова проходила наружу легко, плечи тоже вышли без проблем, а вот торс никак не желал пролезать. Рожденный Осенью терпел боль мужественно, а быть может, гормональный всплеск подавил чувствительность, но в какой-то миг Мартину показалось, что ему придется взять нож и поэкспериментировать с кесаревым сечением у Чужого.
Но Дождавшийся Друга все-таки справился сам.
Несколько минут детеныш – он был не крупнее ребенка пяти-шести лет, отдыхал на кровати рядом с родителем. Рожденный Осенью что-то шептал и ласково гладил сына, все еще соединенного с ним пуповиной. Возможно, они даже еще могли обмениваться памятью, но Мартин не решился спрашивать об этом.
Пуповина отпала сама. Дождавшийся Друга обтерся мокрыми полотенцами и остался сидеть рядом с родителем до тех пор, пока глаза того не закрылись. Лишь после этого он повернулся к Мартину.
– Я приму душ и поем, – сказал он. – А потом ты поможешь мне похоронить тело?
Мартин кивнул. Странно и жутковато было общаться с этим едва родившимся, но уже совершенно самостоятельным существом.
Но по крайней мере стоило порадоваться прогрессу цивилизации дио-дао – их детенышам больше не требовалось поедать тела родителей.
Дождавшийся Друга вышел в гостиную, кивнул Кадраху и последовал в душевую кабину. Геддар, по крайней мере внешне, оставался невозмутим, и это Мартина радовало. Пока детеныш мылся, он завернул тело Рожденного Осенью в тонкий саван, сделанный даже не из ткани, а из плотной серой бумаги. Попытался закрыть дио-дао глаза, но те упрямо смотрели в навсегда остановившееся будущее.
– Что и сказать-то, не знаю, – пробормотал Мартин. – Ну… ты был хороший парень… не человек, конечно, и даже не мужчина, а гермафродит… но в той заварушке три месяца назад ты мне здорово помог… и чувство юмора у тебя было неплохое… к людям ты хорошо относился.
Мартин помолчал, но больше ничего на ум не приходило.
– Покойся с миром, – заключил он, закрывая лицо Рожденного Осенью. – Пусть будет земля тебе пухом.
…Через час, когда утоливший первый голод детеныш решил приступить к похоронам родителя, Мартин убедился в наивной антропоморфности своих слов. Дио-дао не хоронили своих мертвецов. Мартин и Дождавшийся Друга – даже столь юная особь оказалась физически сильной – понесли тело на окраину городка. Кадрах молча следовал за ними, не предлагая помощь, но с интересом наблюдая за происходящим. У высокого решетчатого забора они остановились. Дождавшийся Друга нашел в заборе узкую калитку, закрытую на крепкий засов, они внесли тело за забор, опустили на землю и вышли.
И почти сразу за забором началась возня и послышалось отвратительное вязкое чавканье.
– Что там? – борясь с рвотными позывами, спросил Мартин.
– Скот, – коротко ответил Дождавшийся Друга. Посмотрел на Мартина, кивнул: – Да, мы отдаем мертвые тела на съедение животным. Мы умираем слишком часто, чтобы использовать полный кругооборот органики и зарывать тела в землю как удобрения.
– И этих животных вы потом едите? – уточнил Кадрах.
– Нет, отдаем на корм более крупному скоту, – ответил детеныш. – Какая разница, геддар? Ты ешь травы и орехи, выросшие на костях своих предков. Мы едим мясо, вскормленное телами своих прародителей.
Против ожиданий Мартина, геддар не стал спорить.
– Жизнь жестока, – сказал Кадрах.
– Безжалостнее лишь смерть, – подтвердил Дождавшийся Друга.
Они вернулись в дом Рожденного Осенью – отныне ставший домом Дождавшегося Друга.
И легли спать, потому что было далеко за полночь, а все устали.
Но вначале Дождавшийся Друга еще немного поел.
Спалось Мартину плохо. Несколько лет назад он прочитал занятную статью какого-то психолога, изучавшего путешествующих через Врата. Помимо перечисления традиционных проблем, найденных у заядлых туристов, как то: депрессии, дезориентации в пространстве и времени, суицидальных настроений, импотенции, повышенной агрессивности и неадекватного восприятия интонаций и жестов, психолог давал свои рекомендации. Самой главной из них был совет делать недельные, а желательно месячные перерывы между посещением того или иного мира. Очень неодобрительно автор отзывался о тех, кто путешествует от мира к миру без возвращения на Землю. Ну а психологическую нагрузку, вызванную тремя чужими мирами в неделю, автор считал непереносимой для человеческого разума.
Конечно, психолог в чем-то преувеличивал, как и должен поступать любой врач. Пациента лучше напугать, чем внушить ему ложный оптимизм. Мартин достаточно пошатался по Вселенной, чтобы считать себя подготовленным лучше, чем большинство путешественников.
И все-таки сон его был тяжел и наполнен кошмарами. Во сне Мартин вместе с Дождавшимся Друга готовил праздничный обед из Рожденного Осенью. Дио-дао требовалось посыпать специями, завернуть в фольгу и зажарить прямо на кровати. Кадрах стоял рядом и задавал вопросы – не слишком ли много пряностей Мартин кладет в жаркое, будет ли мясо старого дио-дао достаточно мягким. Потом почему-то Кадраха заинтересовал вопрос о кошерности инопланетянина, а в манере поведения возникло что-то от юных хулиганов-провокаторов…
А потом появилась Ирочка Полушкина. Была она бледна, двигалась медленно, и когда приблизилась – Мартин понял, что девушка мертва. На его возглас – как же это произошло, Ирочка виновато ответила, что она пыталась увидеть Бога, а ни к чему хорошему такие попытки не приводят.
Впрочем, за праздничный стол она уселась вместе со всеми. И когда Мартин стал отказываться от еды – принялась с неженской силой трясти его за плечи, требуя немедленно приступить к страшной трапезе…
Мартин проснулся и увидел стоящего над ним Дождавшегося Друга. Кадрах уже встал и умывался. На столе был готов завтрак, пахло жареным мясом.
– Вставай, нам надо отправляться в путь, – сказал Дождавшийся Друга. – Поезд в Долину Бога уходит через час.
– Так ты проводишь нас? – сбрасывая остатки сна, спросил Мартин.
– Я же говорил – сами вы не доберетесь.
– Это говорил твой отец, – пробормотал Мартин. – Рожденный Осенью, а не Дождавшийся Друга.
Дио-дао улыбнулся:
– Первые дни после рождения трудновато отличить свою память от чужой… Да, это говорил родитель, но я же согласился с ним.
– И впрямь, – кивнул Мартин, вставая. Они с Кадрахом спали на полу – от предложенной кровати оба, не сговариваясь, отказались.
– Кстати, ты можешь звать меня просто Ди-Ди, – сказал Дождавшийся Друга. – Мне это даже будет приятно.
– А геддар? – спросил Мартин.
– Пускай тоже так зовет, – поколебавшись, согласился Дождавшийся Друга.
За ночь Дождавшийся Друга ощутимо подрос. Теперь он был ростом с ребенка семи-восьми лет. Детство дио-дао длилось недолго, да и можно ли называть детством период физического роста? Суть человеческого взросления состоит вовсе не в увеличении размеров и появлении вторичных половых признаков. Детство – это постижение мира… но для дио-дао мир был понятен и знаком еще до рождения…
Они поели. На столе было много слегка поджаренного мяса с густым острым соусом, что-то вроде мягкого сыра, похожие на фасоль тушеные овощи. И чай – много чая, до приторности сладкого и крепкого.
Мясо ел только дио-дао.
– Я все выяснил, – поглощая порцию за порцией, сообщил Ди-Ди. – Женщина Ирина отправилась в Долину Бога обычным рейсовым поездом. Это недорого и достаточно удобно, но поезд придет на место лишь сегодня после полудня. Мы же отправимся экспрессом и прибудем поздним вечером. У женщины будет не слишком много времени, чтобы совершить глупость.
– Какую глупость? – насторожился Мартин.
– Я много думал, – скромно сказал Ди-Ди. – Родитель был слишком озабочен приближающейся смертью, чтобы всерьез поразмыслить над проблемой. А я, как мне кажется, понял цель Ирины.
– Ну-ка! – подбодрил его Мартин.
– Ты сказал, что женщина получила список загадок Вселенной, – начал дио-дао. – Разумеется, подобные списки существуют у всех цивилизаций, разумеется, загадки пытаются разрешить. Но женщина Ирина пытается совершить то или иное открытие в одиночку. Значит, ей требуется быстрый и однозначный ответ на тот или иной глобальный вопрос. Давайте посмотрим, чем она занималась. Первое – раскрытие тайны Библиотеки. Это и впрямь очень важный вопрос. Принадлежит ли эта планета ключникам, или иной, исчезнувшей расе, но ее обелиски хранят в себе древние тайны. Может быть – летопись мироздания. Может быть – неведомое пока откровение свыше. Увы, быстрому решению язык Библиотеки не поддался. Второе – женщина Ирина хотела выяснить загадку древних храмов на тех планетах, которые посетили ключники. Не менее важный вопрос! Если все храмы действительно существовали и имели неведомые артефакты, то ключники посещают миры не наугад… а по сигналам этих храмов! Что это значит? Наличие древней цивилизации-прародительницы? Общие корни всех разумных рас? Существование в забытом прошлом транспортной сети, аналогичной Вратам ключников? Очень интересная и глобальная информация… жаль, что загадка не раскрыта. Третья планета, где побывала женщина Ирина. Великая тайна, без сомнения, способная перевернуть всю философию! Существует ли нематериальный носитель разума, существует ли душа, а значит – и жизнь после смерти! Беда лишь в том, что Ирина противоречила сама себе, пытаясь физическими способами обнаружить мистическое… Четвертый мир – наш. Его основную уникальность я, как и мой родитель, вижу в вере в неопределенного Бога.
Кадрах заерзал, но смолчал.
– Итак, чего же хочет достичь Ирина на нашей планете? – продолжал Ди-Ди. – Разгадать тайну тайн! Узнать, причем на уровне фактов, а не веры, есть ли Бог. Каким образом? Одной из особенностей всех крупных религий является то, что существование Бога, пускай и проявляющего Себя чудесами, нельзя доказать. Чудеса либо невозможно документировать и они убедительны лишь для отдельного индивидуума, либо они поддаются фальсификации и могут быть объяснены естественными причинами, либо отнесены в прошлое так далеко, что их невозможно проверить. Ходил ли по планете Земля сын Бога? Явился ли геддарам во плоти ТайГеддар? Все это вопрос веры, а не науки.
Мартин заметил, что Кадрах готов взорваться, и быстро сказал:
– Это естественно. Если бы существование Бога можно было убедительно доказать, то это отнимало бы у разумных существ свободу воли… огромную часть свободы воли.
– Конечно, – невозмутимо кивнул дио-дао. – Мы тоже не можем представить убедительных доказательств своей религии. Да, мы храним память предков, но с каждым поколением она уходит все дальше и дальше… что я вижу, когда глазами своего далекого предка вижу старца дио-дао на вершине скалы? Возможно – Несущего Надежду, пророка, прикоснувшегося к Божеству. А возможно – обычного наблюдателя армии, ожидающей врага… или пастуха, высматривающего заблудившееся стадо? В моей памяти лишь краткий миг, и я не знаю правды. Мои потомки вообще не увидят эти скалы и этого старца. Итак, для женщины пригодится лишь та религия, которая предоставляет верующему явные и недвусмысленные доказательства существования Бога.
– Такие есть? – с иронией спросил Мартин. – Любая религия, которая способна творить чудеса по заказу, мгновенно завоевала бы Вселенную.
– А мы проверим, – спокойно сказал Ди-Ди. – Мы отправимся в Долину Бога. Мы придем в институт теологии. Объясним цель своего визита и попросим совета.
– Как все просто, – фыркнул геддар. – Придем, попросим, увидим. А ваши ученые, выходит, знали о такой возможности, но не пытались произвести эксперимент.
– Посмотрим, – улыбнулся дио-дао. – Идемте, друзья! Двадцать минут до отправления поезда.
* * *
Есть что-то удивительно смешное в сходстве разных рас – куда более, чем в различии. Мартин мог поклясться, что самой смешной вещью на свете является маленький заварочный чайник догари, который он однажды увидел в инопланетном трактире. Немало веселых минут доставляло ему телевидение Чужих – по крайней мере тех рас, что имели телевидение. Ну а инопланетные рекламные ролики (некоторые цивилизации тоже страдали этим пороком) уже многие годы служили верным подспорьем юмористов.
Поезд дио-дао был восхитительно нелеп – не сам по себе, а своим контрастом с дорожными путями.
Верные своей традиции до конца модернизировать старое, прежде чем заменить его новым, дио-дао сохранили на планете транспортную сеть, построенную еще тысячи лет назад. Древние проселочные дороги были выложены камнем, потом – забетонированы, потом – обзавелись тремя широкими рельсами, иногда металлическими, а иногда – из удивительно прочного дерева. Сотню лет назад по этим рельсам забегали паровозы, потом их сменили (но до сих пор – не все) сверкающие локомотивы на электрической тяге.
Сейчас перед куполом вокзала ждал экспресс, которого не постыдились бы и аранки.
Три длинных сигарообразных вагона из полупрозрачного пластика не стояли, а висели над рельсами. Их соединяли тамбуры из прозрачного материала, похожего на смятый целлофан. Видимо, все вагоны были моторными – они ничем не отличались друг от друга. У широко открытых дверей стояли дио-дао в строгих черных накидках.
Рельсы возле вокзала были деревянными.
Кадрах остановился и сказал:
– Он висит в воздухе.
– Да, – подтвердил Ди-Ди.
– Магнитное поле? – спросил геддар с надеждой.
– Антигравитация.
Геддар снова испустил шипящий звук, потряс головой:
– Я слышал, но не верил… Вы умеете контролировать гравитацию? Так же, как аранки?
– Иначе, но умеем, – с достоинством ответил дио-дао. – Поспешим, друзья.
Проводнику у дверей последнего вагона Ди-Ди предъявил какие-то документы, Мартин и Кадрах – свои временные паспорта. Формальностей оказалось на удивление мало – пять-шесть вопросов, касающихся в основном кулинарных предпочтений и переносимости перегрузок, после этого человек и геддар получили по анкете, которую разрешалось заполнить в пути. Анкета была небольшая, всего на восьми страницах.
После этого им позволили пройти в вагон.
Дио-дао явно не путешествовали в поездах на длинные дистанции. Здесь не было ничего, напоминающего купе, а уж тем более – спальные места. Широкий проход в центре вагона, вдоль него – развернутые друг к другу кресла, не слишком-то удобные для гуманоидов. Стены вагона были будто из мутного, дымчатого пластика, лишь кое-где бессистемно располагались окна. Пол устилало ворсистое покрытие. Все было выдержано в мягких бежевых тонах, даже светильники забраны в плафоны из бледно-коричневого стекла.
– Здесь мы и будем путешествовать, – объявил Ди-Ди. – Будьте как дома, друзья!
Мартин в недоумении огляделся. Они оказались единственными пассажирами вагона.
– Этот вагон прицепили для нас, – смущенно сказал дио-дао. – Простите мой народ, он приветлив к чужакам, но все же не стремится к близкому контакту. Быть может, если в других вагонах не хватит мест, к нам подсядут…
– Сколько тебе это стоило? – спросил Мартин прямо.
– Много, – признался Ди-Ди, отводя глаза. – Не беспокойся. Это мой долг. К тому же приключение обещает быть интересным.
– Нам очень повезло, что Рожденный Осенью был твоим другом, – кивнул Кадрах. – Спасибо, маленький дио-дао.
Кенгуру склонил голову.
– Мы скоро отправляемся? – поинтересовался Мартин.
Геддар мягко похлопал его по плечу:
– Ты шутишь, друг. Оглянись!
Мартин огляделся.
Движение совершенно не ощущалось, но вагон уже несся над рельсами, все наращивая и наращивая скорость. Километров триста в час… может быть – чуть больше.
– Дождавшийся… Ди-Ди, скажи, к чему этому поезду лететь над рельсами? – спросил Мартин. – Он же их не касается.
– Все очень просто, – объяснил дио-дао. – Для безопасности, чтобы не врезаться в деревья, неровности рельефа, крупных животных или неосторожных граждан.
– Но не проще ли было подняться выше, метров на десять – пятнадцать над землей?
– Мы не очень любим летать, – признался Ди-Ди.
– В космос вы летаете, – не сдавался Мартин.
– Так это совсем другое дело, – удивился дио-дао. – Совсем другое!
Кадрах вмешался в разговор:
– На их планете не существует птиц и летающих насекомых, друг мой. Раса дио-дао страдает страхом высоты.
– Знаешь, Кадрах, – заметил Мартин, – у меня такое ощущение, будто ты знаешь о дио-дао не меньше меня. Но твои знания односторонни. Только негатив.
Кадрах тихо засмеялся:
– Пусть это не обидит нашего маленького провожатого, но это правда. Когда ключники пришли на нашу планету и геддары принялись познавать Вселенную, мы долго искали, с кого брать пример. Мы не делали различий между гуманоидами и самыми причудливыми формами жизни. Но так уж получилось, что наиболее симпатичны нам люди и аранки. О других расах я знаю в основном то, что мешает сотрудничеству и дружбе.
– Я не обижен, – сказал дио-дао. – И для нашего народа люди, а уж тем более геддары не являются любимыми расами. Но это не мешает исключениям. Давайте поедим, друзья? Нам предстоит долгий путь.
Поезд мчался на север. Они находились в южном полушарии планеты, и с каждым часом за окнами становилось все теплее. Снега исчезли, потянулись каменистые равнины, потом – поросшие низким кустарником поля – явно возделанные, ухоженные. С неба ушли свинцовые тучи, да и само оно просветлело – от бурой зелени к чистому зеленовато-голубому. Иногда мелькали за окном небольшие поселки, трижды поезд останавливался у крупных городов.
В их вагон так никто и не вошел.
Ди-Ди почти непрерывно ел. Мартину даже стало казаться, что дио-дао растет прямо на глазах – стоит отвести на минутку взгляд, как он немножечко вытягивается. У этой расы не было детства, не было, по сути, и старости. Мартин не раз слышал сравнение человеческой жизни с горением, так вот жизнь дио-дао не горела, она взрывалась.
А за окнами становилось все теплее.
Плантации кустарника сменились полями каких-то злаков, потом – пастбищами, где бродили откормленные двуногие животные, чем-то напоминающие вставших на задние ноги коров. Вся жизнь на Мардж строилась по одному и тому же принципу, все животные жили не более полугода, все росли в сумках и обладали наследственной памятью.
Грустная планета…
Мартин устроился в кресле как мог удобнее, закрыл глаза и попытался подремать. В кресле напротив дио-дао, жуя что-то напоминающее чипсы, читал книгу – самую обычную, бумажную, очень похожую на земную.
– Что читаем? – не удержался Мартин. Дио-дао, вероятно, не любили терять зря времени. Если Дождавшийся Друга пойдет по стопам отца и займется правоохранительной деятельностью, то ему придется в очень быстром темпе изучить многочисленные кодексы дио-дао.
– Да, взял романчик в дорогу… – Ди-Ди смутился. – Это беллетристика. Вымысел.
– О чем? – заинтересовался Мартин. В прошлый визит он как-то не слишком интересовался культурой дио-дао, сосредоточившись на выполнении законов и обычаев.
– Это про одного дио-дао, его имя – Желающий Большего. Он хотел жить долго и заключил сделку с дьяволом. Каждые полгода ему требовалось убить и сожрать какого-нибудь юного дио-дао, после чего он снова становился молодым и мог выдать себя за собственного сына. Но работник полиции, Помнящий Былое, заподозрил его после одной случайной встречи… он свято хранил память предков и смог узнать преступника, с которым сражались еще его отец и дед…
Дио-дао замолчал. Спросил:
– Очевидно, сюжет звучит наивно для существа, живущего десятки лет?
– Почему же? – не согласился Мартин. – У нас тоже есть подобные сюжеты, только наши преступники хотели не долгой жизни, а бессмертия.
– Это трудно себе представить… – задумчиво произнес Ди-Ди. – Расскажи какую-нибудь человеческую книгу на эту тему?
Мартин подумал и принялся пересказывать «Портрет Дориана Грея». Дио-дао оказался благодарным слушателем. Уже вскоре после того, как портрет несчастного Дориана принялся стареть вместо него, на глаза Дождавшегося Друга навернулись слезы. Финал он принял со стоическим спокойствием, но явно был потрясен.
– Очень глубокая философия, – сказал он. – Очень. Эту книгу не переводили на туристический?
– Я вообще не слышал, чтобы книги переводили на туристический.
– Зря, – убежденно произнес Ди-Ди. – Потрясающая история! Ее создатель наверняка пользовался всеобщей любовью и был учителем морали?
Мартин замялся:
– Как тебе сказать… если честно, то с любовью и моралью у него были проблемы… полагаю, тебе трудно понять ситуацию, но…
К счастью, дио-дао больше интересовала не личность злополучного Уайльда, а новые сюжеты на волнующую его тему. Мартин пересказал ему «Шагреневую кожу», которая произвела чуть меньшее впечатление, потом принялся за фантастическую литературу.
Тут у дио-дао произошел легкий нервный срыв. Совершенно спокойно воспринимая концепцию художественной литературы и вымысла, он отказался понимать, что такое выдуманное будущее. Сочинять истории, по его мнению, можно было лишь о прошлом. Будущее как полигон для фантазий он представить себе не мог. Очень и очень осторожно, отталкиваясь от «фантастики ближнего прицела» и приводя апокрифический пример с изобретением молотка на атомной энергии, Мартину удалось донести до него смысл земной фантастической литературы.
– Но ведь эти истории в большинстве своем не сбываются! – возбужденно спорил с ним Ди-Ди. – Разве предвидел кто-нибудь на Земле приход ключников?
Мартин пожал плечами.
– Тогда в чем их ценность? Это ведь пустая трата времени!
Признаться, что люди порой не знают, куда девать время и заполняют свою жизнь играми, книгами, фильмами и совершенно бессмысленными хобби, Мартин не мог.
– Нет, это расширяет границы восприятия, – сказал он. – Читая про тот или иной вариант будущего, человек видит его плюсы и минусы, а значит, может принять меры к его достижению или предотвращению.
Ди-Ди погрузился в глубочайшую задумчивость.
– А еще придуманное будущее позволяет человеку глубже и яснее представить проблемы настоящего. Так же, как и в обычной художественной литературе, – добил его Мартин.
– Это надо обдумать, – кивнул дио-дао. – Тут есть зерно. Мне кажется, вы любите такие книги, потому что надеетесь, хотя бы немного, дожить до придуманного будущего. Нам сложнее. Мы знаем, когда умрем. Мы живем недолго… относительно недолго, разумеется… но все-таки…
Он замолчал, отложив свой роман.
А Мартин все-таки решился немного подремать.
* * *
Вечером, когда Мартин проснулся – на удивление бодрый и освеженный, – поезд мчался над морем. Небо затягивала иссиня-черная пелена, вдали сверкали молнии, под самым днищем вагона кипели волны.
– И впрямь, зачем на море рельсы? – посмотрев в окно, сказал Мартин.
– Обычные поезда идут вдоль берега, но антигравитационные экспрессы срезают путь, – пояснил Дождавшийся Друга. – Мартин, я спешу сообщить тебе новость. Я решил стать писателем!
– Правда? – восхитился Мартин. – Это серьезный поступок, не сомневаюсь.
– Очень серьезный, – согласился дио-дао. – Я буду немного работать в полиции, чтобы передать свои знания и знания предков одному из сыновей. Но я рожу двоих или троих. И один из них станет писателем-фантастом. Он будет учить мой народ будущему, которое однажды придет.
Мартин с любопытством посмотрел на воодушевленного дио-дао. Удивительно. Его угораздило подарить чужой расе новую профессию!
– Я уже понял, о чем будет мой роман, – продолжал Дождавшийся Друга. – Через десять лет… – он сделал торжественную паузу, – великое открытие позволит дио-дао жить десятки лет и при этом – размножаться каждые полгода! Вначале все с восторгом примут новое открытие. Но вскоре планету охватит жестокий продовольственный кризис. Вновь вернутся голод и каннибализм. Правительство будет вынуждено ограничить гениальное изобретение, и право на долгую жизнь станет доступно немногим. Страшные интриги и преступления начнутся вокруг лицензий на долгожительство. Главный герой – молодой дио-дао по имени Окрыленный Мечтой. Вот послушай-ка…
Ди-Ди взял с соседнего кресла пухлую тетрадь в синей обложке. Открыл на первой странице – Мартин с удивлением отметил, что тетрадь исписана уже по меньшей мере на четверть. И принялся читать:
– «Он встречал осень уже второй раз. Сегодня был его день рождения – ровно два года назад Окрыленный Мечтой покинул теплые и спокойные глубины родительской сумки…»
Сделав выразительную паузу, Ди-Ди сказал:
– Представляю, какой шок испытает читатель, прочтя эти фразы!
– Да уж, неожиданное начало – верный ключ к успеху, – согласился Мартин.
– Термин день рождения подсказал мне уважаемый геддар, – признался Ди-Ди. – У меня вначале было «Планета уже дважды совершила оборот вокруг светила с того дня, как Окрыленный Мечтой…» и так далее. Мне кажется, что новые, неожиданные термины придают тексту большую упругость, внушают доверие к происходящему.
– Возможно, – кивнул Мартин. Посмотрел на Кадраха – тот довольно лыбился, слушая дио-дао.
– А вот мое любимое место… – Дио-дао перелистнул несколько страниц. – «Трава. Небо. Покой. И ничего… Странное слово – „ничего“. Ведь ничего не значит, а мы так любим его говорить. Мы так ненавидим саму мысль о „ничего“, которое рано или поздно наступит… и так легко говорим это слово. Ничего. Только метелка травы перед глазами, только плывущие облака… Облака не знают, что такое „ничего“. Белое на синем. Пар в пустоте. Клубы дыма – дыма нашей веры. Когда ты маленький – ты строишь волшебные замки из белого тумана… Ничего. Можно подняться, а можно остаться в высокой, в рост, траве. Что изменится? Ничего. Водяной пар. Аш-два-о… Почему же так не хочется вставать из густого запаха трав, из дрожащих метелок травы, из секунды детства, доставшейся нежданным подарком? Ведь все равно нет ничего, только пар, только аш-два-о… Белая вуаль на лике неба, будто робкие меловые штрихи на классной доске…
Детство ушло, но остались плывущие над землей облака. Они не знают, что ты давно уже повзрослел. Они те же самые, что и год назад. Ты повзрослел, ты постареешь, ты умрешь… Облака будут все так же плыть над землей, и маленький мальчик будет лежать в траве, слепо и бездумно глядя в небо, не зная, что его облака плыли и надо мной, не зная, что любая мечта повторяется в веках… Ничего. Но пока плывут в небе облака – я живу. Я – тот мальчик, что смотрел в небо тысячу лет назад. Я – тот старик, что улыбнется небу через тысячу лет. Я живу вечно! Я буду жить всегда! Аш-два-о – это то, из чего сделаны облака и океаны, моя плоть и сок травы. Я – вода и огонь, земля и ветер. Я вечен, пока плывут над землей облака. Трава… небо… покой… Спасибо этому небу. Этой траве. Этим облакам. Этой вечности, что подарена каждому. Надо лишь потянуться к небу…»
– Да ты поэт, Ди-Ди, – сказал Мартин.
Бронзовая кожа дио-дао едва заметно порозовела от смущения.
– Я стараюсь. Один из моих дальних предков был сочинителем историй, у меня есть кое-что из его памяти. Это помогает.
– А в чем будет суть твоего романа? – спросил Мартин.
– Как ты мог понять из этого фрагмента, пройдя нелегкие испытания, Окрыленный Мечтой поймет, что долгая жизнь не делает разумное существо более счастливым, что он ничем не превосходит своих предков, которые жили полгода!
– Понимаю, – кивнул Мартин.
– Я не совсем уверен в этой идее, – признался Ди-Ди. – Но иначе читателю станет слишком грустно.
– Ты прав, – сказал Мартин. – Большинство земных писателей тоже приходили к подобной морали. Им было жалко читателей… ну и себя, конечно.
Ди-Ди помрачнел:
– Тогда я еще подумаю. Быть может, финал станет иным.
– Берег, – негромко сказал Кадрах. – Мы приближаемся к берегу.
Как ни странно было ожидать от геддара, чья планета изобиловала морями и океанами, страха перед водой, но Мартину в его голосе почудилось облегчение. Он встал, потянулся, разминаясь. Посмотрел в окно.
Вдали и впрямь вставали горы.
– Мы почти прибыли, – сообщил Ди-Ди. – Путь от берега в горы займет не более получаса. Я пока поем…
Он вдруг заколебался. Потом взял свою тетрадь и наполовину опустевшую капиллярную ручку.
– Нет, лучше еще немного попишу. Мартин, подай мне пакет белковой соломки.
5
Они ушли далеко от зимы. Даже под вечер и даже в горах было тепло. Мартин скинул куртку и остался в рубашке, Кадрах распустил завязки своей одежды, Ди-Ди сбросил плащ и остался в набедренной повязке.
Вокзал располагался на каменистом плато перед Долиной Бога. Маленький городок, в котором вряд ли жили более пяти-шести тысяч дио-дао, жался к железной дороге. Среди обычных куполов Мартин заметил здания иной архитектуры – и в груди сразу потеплело. Здесь жили многие расы, в том числе и люди. Все-таки это было уникальное место.
– Здесь есть геддары, – сказал Кадрах. Ему в голову пришла та же самая мысль. – Я полагаю, что будет разумно, если мы разделимся. Я попрошу совета у своих, Мартин – у людей. А ты, Ди-Ди, отправляйся к теологам дио-дао.
– Это хорошая мысль, – согласился Ди-Ди. – Видите вход в долину?
Вход они видели. В километре от городка, где горные кручи расступались, рассеченные долиной, вздымалась в небо радужная арка. Для склонных к спокойным цветам и низким постройкам дио-дао это было очень необычное сооружение.
– Там есть охрана, – продолжал Ди-Ди. – Но вход свободный в любое время. Только надо оставить оружие.
– Я не оставлю меч! – резко ответил Кадрах.
– Меч можно, – успокоил его Ди-Ди. – Ведь это деталь твоего религиозного культа. Встретимся у арки… через час?
– Через два, – попросил Мартин. – Мне кажется, еще будет светло.
– Хорошо, через два, – легко согласился Ди-Ди. – Постараемся выяснить все про женщину Ирину и какой религией она может воспользоваться.
– Еще надо проверить гостиницы, – напомнил Мартин. – Сможешь?
Ди-Ди кивнул, и они разошлись. Мартин направился к каменному двухэтажному зданию, в котором угадывались земные черты, Кадрах уверенно пошел к длинному деревянному бараку, увенчанному решетчатой сторожевой башенкой. Дождавшийся Друга двинулся к стоящим чуть на особицу куполам – слишком большим для жилых помещений.
Этот городок и впрямь отличался от обычных поселений дио-дао. Несколько раз Мартину попадались Чужие – парочка длинноногих, топорщащих перья шеали, угрюмый коренастый гуманоид – или псевдогуманоид, расу которого он не смог определить, и здоровяк-гуманоид с обличьем хищника, соплеменник которого так неосторожно угрожал ключникам на Библиотеке. С шеали Мартин поздоровался жестовым туристическим – они очень плохо владели речью, с гуманоидами тоже обменялся приветствиями. Даже вспыльчивый хищник казался любезным – в чужих мирах все инопланетяне невольно тянутся друг к другу.
Были в городе и другие следы галактических культур.
Магазинчик, в витрине которого среди самой причудливой снеди Мартин обнаружил две банки тушенки, банку сгущенного молока и кабачковую икру белорусского производства. Купол, над дверью которого объявление на туристическом обещало: «Стрижка перьев, шерсти, волос и когтей, купирование хвостов и ушей. Уход за чешуей и копытами. Полировка и наращивание рогов. Профессионально и недорого!» Маленький стадион, сейчас пустой, но уставленный крайне любопытными спортивными снарядами.
Мартин решил, что попозже стоит рискнуть: сделать маникюр и подстричься на чужой планете. В конце концов, такие приключения придают жизни особую остроту.
Но пока ему надо было найти земляков, и он продолжал путь к особняку.
Чутье Мартина не подвело. Это оказался земной дом, построенный из красного кирпича, крытый черепицей, с широкими окнами и уютной лоджией на втором этаже. Перед домом был разбит маленький садик, в котором Мартин с умилением увидел зеленые перья лука, краснеющие сквозь полиэтилен теплицы помидоры и – о чудо из чудес! – несколько цветущих яблонь!
А на скамеечке у входа с вязаньем в руках сидела тихая старушка с седыми буклями, одетая в яркое желтое платье. Она посмотрела на Мартина сквозь толстые стекла очков, улыбнулась и поднялась навстречу.
– Добрый вечер, фрау… – смущенно поздоровался Мартин. Несколькими затесавшимися в памяти словами его знание немецкого исчерпывалось.
– О, добрый вечер, херр! – приветствовала его старушка. – Простите, я голландка и так давно не говорила по-немецки… вы не будете против, если я перейду на туристический? Меня зовут Эльза.
– Конечно, – обрадовался Мартин.
– Клаус! – позвала старушка. – Клаус, у нас гость!
Из открытого окна второго этажа показалась лысая голова старика. Увидев Мартина, Клаус просиял и исчез.
– Вы садитесь, садитесь, – суетилась старушка. – Какими судьбами на Факью, херр?
– Я… путешествую с друзьями… – неловко начал Мартин. – Только что с поезда… мы ищем девушку, которая отправилась в Долину Бога…
– Боюсь, я ничем не могу вам помочь, херр, – искренне огорчилась старушка. – У нас нет ни одной девушки. Но у меня в микроволновке поспевает замечательный штрудель, и если вы присядете и выпьете чаю…
– С удовольствием, – сказал Мартин. Дело было, конечно, не в штруделе.
Появился и Клаус. Радостный, торопливо вытирающий руки, измазанные в краске. Мартин поздоровался с ним за руку, и старик немедленно пояснил, что он – художник, живет здесь уже семь лет, поскольку это место приносит ему вдохновение, теологией не интересуется, но очень рад поболтать с земляком.
Слово «земляк» и впрямь звучало здесь по-особенному: торжественно и величественно.
Мартин поинтересовался, много ли людей обитает в городишке. И с удовольствием услышал подтверждение своим догадкам: здесь жил итальянский ботаник, экспериментирующий с местными растениями, американский социолог, изучающий быт дио-дао, китайская пара, держащая магазинчик, парикмахерскую и прачечную для Чужих, поэт арабского происхождения и юноша-японец, скрывающийся на Факью от преследования якудзы.
Русских, как Мартин и полагал, не было. Служба внешней разведки хронически страдала недостатком финансирования, а Русская Православная Церковь не решилась последовать примеру Ватикана и отправить в Долину Бога хотя бы «ботаника».
Знакомиться со всеми представителями разведок и религиозных конфессий Земли Мартин не собирался. Его вполне устраивала пожилая голландская пара, представлявшая здесь Объединенную Европу.
– Вы ведь наверняка наслышаны об этом месте? – спросил Мартин за чаем. Стол накрыли прямо в саду перед домом, штрудель оказался вкусным, а чай – крепким и ароматным. – В Долине и впрямь поклоняются всем известным религиям?
– Всем крупным религиям, – уточнил Клаус.
Мартин кивнул:
– Дело в том, что я – частный детектив.
Пожилая чета закивала так энергично и понимающе, что стало ясно – Мартину ни капли не верили.
– Девушка, прибывшая сюда, увлеклась теологией, – беззаботно смешивая правду и ложь, рассказал Мартин. – Она хочет доказать существование Творца. Очевидно, ей требуется такая религия, которая может продемонстрировать явное и бесспорное чудо. К кому она могла бы обратиться?
– Наша вера, очевидно, исключается, – задумчиво сказал Клаус. Какие бы глубочайшие сомнения в отношении Мартина он ни испытывал, но вопрос его заинтересовал. – Позвольте, я схожу за табачком…
– Угощайтесь! – щедро предложил Мартин, открывая рюкзак. У него нашлась пачка голландского «МакБаррена», и лицо Клауса озарилось искренней улыбкой. Он даже предложил Мартину «гостевую трубку», и вскоре мужчины с удовольствием закурили душистый табак. Поколебавшись чуть-чуть, к ним присоединилась и Эльза, принеся из дома маленькую трубку с длинным чубуком. Старушка сидела тихо, будто мышка, но слушала разговор крайне внимательно.
– Чудо, чудо… – рассуждал вслух Клаус. – Понимаете, даже странная вера дио-дао отрицает повторяемость и предсказуемость чудес. Фактически возможность получить чудо, выполнив тот или иной ритуал, противоречит любой религии, сводит ее к шаманству, магии. Творец не может быть уподоблен механизму, который непременно выполнит те или иные действия в ответ на мольбу верующих. Моисей получил от Бога посох и дар творить чудеса, но лишь для выполнения воли Господа. Христос мог совершить любое чудо, но будучи Богом Он ограничивал Сам Себя… если бы Он прислушался к просьбам апостолов, то воцарился бы в Иудее… Если же возьмем буддизм, то у нас нет никаких оснований рассчитывать на чудо, если углубимся в ислам…
– Я понимаю, что земные религии не годятся, – сказал Мартин. – Но девушка считает, что в какой-то вере она нашла брешь. Сейчас, я уверен, она в Долине Бога. Уговаривает служителей одного из храмов помочь ей. У меня нет времени на то, чтобы обшарить всю долину… дайте совет, прошу вас!
Клаус и Эльза переглянулись.
– Очень симпатичный молодой человек, – заметила Эльза. – Вы христианин?
Мартин кивнул.
– Может быть, ты можешь ему чем-то помочь, Клаус? – предположила Эльза. – Хоть чуточку?
Для художника Клаус разбирался в теологии совсем неплохо. Он размышлял секунд двадцать, после чего отчеканил:
– Гаччер.
– Что? – воскликнул Мартин, едва не опрокинув чашку.
– Вера геддаров, – пояснил Клаус. – В ней существует фигура мессии, ТайГеддара, который… – Он задумался. – Нельзя сказать, что он – Бог, но он больше, чем пророк… скажем так: ТайГеддар – это та часть… нет, не часть… та сторона Творца, которую может воспринять человек… я хотел сказать – геддар. Это словно модель, аналогия, проекция…
– Рожденный Светом, тень на стене бытия… – пробормотал Мартин. И по взгляду Клауса понял, что его шансы выглядеть частным детективом отныне равны нулю.
– Вот видите, вы сами все прекрасно понимаете, – улыбнулась Эльза.
– У меня есть друг. Он геддар и кое-что рассказывал… – попытался оправдаться Мартин.
Разумеется, ему не поверили.
– Но разве вера геддаров включает в себя предсказуемость чуда? – спросил Мартин.
– Их религия достаточно молода и активна, – ответил Клаус. – Геддары скованы очень сложным кодексом взаимоотношений, их общество более структурировано, чем японское, к примеру. И эти кодексы, взаимные обязательства, частично распространяются и на их отношения с Богом. Существует несколько обещаний ТайГеддара, которые входят в саму основу веры геддаров. К примеру, любой служитель ТайГеддара, погибший ради утверждения истинности своего служения и глубины своей веры, будет воскрешен в новой плоти.
Мартин скептически улыбнулся.
– Причем немедленно, – вкрадчиво добавил Клаус.
– В истории геддаров были религиозные войны, – сказал Мартин. – Но я не слышал про массовые воскрешения погибших геддаров.
– Разумеется, – кивнул Клаус. – Это объясняют, как и положено, нехваткой веры у погибших. Но все-таки обещано немедленное телесное воскрешение. И геддары утверждают, что такие случаи были многократно зафиксированы.
Мартину стало нехорошо.
– Девчонка может прийти в храм и попросить принести ее в жертву во имя ТайГеддара, – сказал он. – Ей хватит на это ума…
– А потом окажется, что не хватило веры, – улыбнулся Клаус. – Как обычно и происходит.
– Есть еще ритуал очищения у хри… – поморщившись, сказала Эльза.
– И начал ли камень плодоносить после последнего ритуала? – усмехнулся Клаус. – Ты еще вспомни танцы с огнем шеали… Нет, если уж проводить показательный эксперимент – то на геддарах. Разумеется, отрицательный результат ничего не даст, но вот положительный… – Он улыбнулся, но тут же помрачнел и задумался.
– Я пойду, – вставая, сказал Мартин. – Спасибо за угощение…
– Уверены, что вам надо туда идти? – неожиданно спросил Клаус.
– Полагаете, это опасно? – уточнил Мартин.
– Не думаю, что это будет опасно физически, – пояснил Клаус. – А вот в духовном плане…
– Давайте будем считать, что я пытаюсь предотвратить ее духовную гибель, – сказал Мартин.
* * *
На полпути к входу в Долину Бога Мартин пожалел, что не оставил у европейских шпионов рюкзак и карабин. Бежать было достаточно тяжело, да и воздух здесь был все-таки разреженным.
К радужной арке Мартин подбежал взмокший, с одышкой, проклиная сигары и трубки, а также чревоугодие во всех его видах. К тому же он понял, что за чаем и разговором не сделал одну крайне необходимую вещь и теперь рискует нарушить местные законы. Мартин так спешил, что у него даже не было сил хорошенько рассмотреть арку – он лишь понял, что она построена из каких-то синтетических материалов и содержит не семь разноцветных полос, а по меньшей мере три десятка.
Несколько дио-дао вышли из жилого купола и стояли теперь перед аркой в ожидании Мартина.
– Сюда нельзя входить с оружием, – пристально глядя на зачехленный карабин, сказал один из Чужих.
Мартин молча сбросил на землю рюкзак, карабин, выгреб из карманов все, включая швейцарский перочинный ножик.
– Теперь ты чист и можешь войти, – сообщил тот же дио-дао.
Мартин покачал головой и спросил, чувствуя себя персонажем похабного анекдота, но ясно понимая, что это необходимо:
– В вашем куполе есть туалет?
Первый раз в жизни Мартину довелось вызвать такой массовый и гомерический приступ хохота. Те из дио-дао, кто не был беременным, корчились от смеха, остальные тихо тряслись, придерживая тяжелые животы. Кое у кого из сумок стали выглядывать детеныши.
– Ты… потому так бежал? – спросил дио-дао. – Да?
– Я соблюдаю ваши дурацкие законы! – крикнул Мартин. – У вас есть нужник?
– Идем, – кивнул дио-дао, все еще мелко хихикая. – Идем, паломник…
Через минуту, пулей выскочив из купола, Мартин вызвал своим появлением новую истерику. Впрочем, выйди он неспешным шагом, это уже не изменило бы ситуации.
– Проходила ли через арку женщина моей расы? – спросил он. – Сегодня, несколько часов назад?
Несколько дио-дао, сумевших собраться с силами, закивали.
– Куда она шла? – на всякий случай спросил Мартин.
И его подозрения оправдались.
– Женщина спросила дорогу к эфесу ТайГеддара, – ответили ему.
Мартин подошел к арке – и в полном ужасе оглядел открывшийся вид.
Долина тянулась вдаль километров на десять – пятнадцать, достигая в ширину не более трех. Но все это пространство было сплошь застроено причудливыми строениями. Глаза невольно искали хоть что-нибудь знакомое, лучше – золотые маковки церквей или хотя бы католические соборы, минареты, пагоды и синагоги. Но взгляд натыкался на круглое каменное строение посреди искусственно созданного болотца, на тянущийся к небу шпиль, увенчанный серебристыми стрелами, на колесо подъемника над шахтой, на исполинскую статую, изображающую размахивающего клешнями омара, на спирально закрученный акведук, по которому лениво текла вода, на огонь, пылающий в исполинской чаше. Более мелкие строения терялись в вечернем сумраке.
– Где он, эфес ТайГеддара? – воскликнул Мартин.
Подошедший к нему дио-дао молча указал куда-то вправо. Мартин проследил за рукой – и увидел вырастающее из склона горы строение. Более всего оно походило на стилизованный сжатый кулак, сложенный из камня. Кулак сжимал что-то вроде гарды или эфеса. Вместо лезвия из эфеса бил в небо узкий луч света.
– Насколько все буквально… – пробормотал Мартин. – Спасибо, дио-дао.
И он побежал, предоставив охранникам долины смеяться дальше.
К вечеру Долина Бога оживала. Видимо, так повелось у большинства рас – встречать и провожать солнце мистическими ритуалами. Пламя в огромной чаше стало менять цвета и пульсировать, будто поддуваемое незримыми мехами. Кое-где заработали фонтаны. Над угрюмым строением, не имеющим ни дверей, ни окон, взмыла в небо и закружила стая птиц, размером и повадками с голубей, но с окраской колибри.
И – звуки!
Били незримые барабаны, им гулко вторили гонги. Пронзительный рев труб, визг клавесина, агония скрипок и перебор струн. Дальний перезвон колоколов, органные трубы, спиричуэлс под визгливую фисгармонию, хруст ломающегося стекла и гул турбин…
И – голоса!
Раболепные и гордые, ласковые и угрожающие, молящие и требующие, благословляющие и проклинающие; голоса на тысяче языков; голоса, заставляющие желудок подпрыгивать к горлу; голоса, сверлящие череп; отзывающиеся болью и уносящие тревогу…
И запахи!
Сладкий аромат благовоний, горький дым горящих трав, омерзительная вонь тлеющей органики… Запахи дурманящие, запахи будоражащие, запахи пронзительные, запахи успокаивающие, запахи знакомые и запахи, чуждые человеку… Запахи природные, запахи едко-химические; запахи ровные, будто линия, запахи невнятные и смешанные, будто расплывшееся в воздухе пятно…
И – дио-дао в дверях храмов и святилищ!
Дио-дао в мантиях и сутанах, накидках и костюмах, перьях и шкурах, обнаженные и раскрашенные, застывшие неподвижно и бьющиеся в танцах странной ритмики, шагающие и прыгающие, разглядывающие Мартина и вперившие взгляд в небеса…
Мартин бежал между храмами, по узким бетонным дорожкам, все время разветвляющимся и меняющим направление. Эфес ТайГеддара был все ближе и ближе, но путь к нему преграждал канал, в котором безмолвно застыли обнаженные дио-дао, полощущие ладони в воде. Мартин прыгнул в холодную воду и перешел вброд неглубокий, по грудь, канал. Дио-дао смотрели на него, но не произносили ни слова.
Карабкаясь по каменистому склону – вверх не вели никакие дорожки, Мартин подбежал к проему, ведущему в эфес ТайГеддара. Дверей не было, лишь занавеска из тонких металлических нитей. За зыбкой завесой плясали отблески красного света, доносились голоса – на туристическом наречии!
– Стойте! – крикнул Мартин, вбегая в храм геддаров. – Стойте!
Они и так все стояли. Двое дио-дао в одеждах геддаров – будто ожившая карикатура, ехидная и удачная. И человеческая женщина – Ирина Полушкина, совершенно обнаженная, с горкой одежды у ног. В руках дио-дао были мечи геддаров, выплавленные из керамических нитей, и вся картина живо напомнила Мартину обложку какой-то убогой фантастической книжки, в очередной раз эксплуатирующей тему «красавица и чудовище».
– Не трогайте ее! – снова крикнул Мартин. И только тут заметил, что Ирину никто не держит, а дио-дао сжимают мечи не за рукояти – за лезвия. Если не допустить, что они собирались отдубасить девчонку рукоятями, то Ирине ничего не угрожало.
– Ты взволнован и расщеплен, – очень спокойно сказал один из дио-дао, переводя взгляд на Мартина. Миг – и его меч скользнул в ножны за спиной. – Что тебя тревожит?
– Не слушайте девчонку, она придумала глупость, – быстро сказал Мартин, подходя к Ирине.
– Мартин, я не просила ваших советов… и вашей помощи! – гневно воскликнула Ирина.
Мартина уже ничуть не удивляло, что девушка его узнала. Он молча схватил ее за руку, оттащил от дио-дао на пару шагов. Повторил:
– Ее предложение – ошибка. Нельзя…
– Откуда тебе известно, что я предлагала? – спросила Ирина.
– А откуда ты знаешь, кто я такой? – парировал Мартин. Девушка осеклась, а Мартин снова обратился к священникам: – Девушка погорячилась, ТайГеддар не оживит ее…
– Конечно же, не оживит, – кивнул дио-дао в одежде цвета лазури. Кивнул своему товарищу, одетому в салатные цвета, тот тихо отошел в сторону. – Никто и не собирается ее убивать. Успокойся. Сосчитай про себя до двенадцати, повторяя при каждой цифре «Тай!».
Каким бы нелепым ни был совет дио-дао, но Мартин ему последовал. И начал считать про себя: «Один – Тай! Два – Тай!».
Кажется, только сейчас до Ирины дошло, что она оказалась голышом перед мужчиной своей расы. Она дернулась, но Мартин держал ее крепко. Тогда Ирина замерла, выпрямилась, будто юная фотомодель, без стеснения позирующая для «Плейбоя». Правильно сделала, конечно, нет ничего более нелепого, чем обнаженная женщина, пытающаяся прикрыться ладонями.
«Три – Тай! Четыре – Тай!» – мысленно произнес Мартин, оглядываясь. С мокрой одежды текло на мозаичный каменный пол, но дио-дао вежливо не замечали этого.
Внутри храм геддаров казался довольно маленьким. Почти круглой формы, стены драпированы алым бархатом, никакого алтаря или икон. Лишь на куполе невысокого потолка Мартин заметил роспись, но такую абстрактную, что угадать изображение не представлялось возможным. Свет, тени, неясные силуэты…
«Пять – Тай! Шесть – Тай! Семь – Тай!»
Мартин сжал запястье Ирины еще крепче. Посмотрел ей в глаза. Девушка выдержала взгляд, даже наградила его презрительным взмахом ресниц.
«Восемь – Тай! Пороть! Девять – Тай! Оставить без сладкого! Десять – Тай! Одиннадцать – Тай! Отобрать всю косметику! Двенадцать – Тай!»
– Почему ты раздета? – спросил Мартин и с удовольствием увидел, что Ирина покраснела.
– Женщина не вправе находиться в храме ТайГеддара в одежде, – тихо ответил дио-дао в лазоревом. – Женщина вообще не вправе носить одежду… Раздеться было нашим требованием. Не беспокойся, мы связаны обетом целомудрия и не можем посягнуть на твою женщину.
– Я не его! – крикнула Ирина, но дио-дао не обратили на ее слова никакого внимания. И неудивительно. Вера геддаров, которую исповедовали в этом храме, оставляла женщинам крайне немного прав.
– Какое целомудрие? – не выдержал Мартин. – У вас наследственная память, неужели вы предпочитаете умереть, не передав ее потомкам?
– Служение ТайГеддару недоступно женщинам. Но мы не женщины, а гермафродиты, – гордо ответил священник. – Служение ТайГеддару запрещает телесную близость. Но мы оплодотворяем сами себя – против этого нет ни единого запрета в Книге ТайГеддара.
Мартин шумно выдохнул. Да, наверное, это было возможно. И почти наверняка являлось страшным извращением в морали дио-дао.
Но эти сумасшедшие дио-дао служили Богу геддаров и вели себя как геддары.
– Ира, возьми одежду, выйди и подожди меня снаружи, – попросил Мартин.
– Нет! – резко ответила Ирина.
Мартин не стал настаивать. Ему вдруг представилось, как вышедшую из эфеса Ирину хватает другая группа полоумных дио-дао и тащит… ну, к примеру, к пылающей чаше.
– Что она хотела от вас? – спросил Мартин.
– Эта несчастная, – с жалостью сказал дио-дао, и рука Ирины вздрогнула, – хотела испытать ТайГеддара. Она просила разрешения умереть во имя его, чтобы воскреснуть согласно древнему обещанию ТайГеддара.
– Но вы отказались ей помочь, – заметил Мартин.
– Конечно, – кивнул дио-дао. – Обещание ТайГеддара не распространяется на женщин, самки не могут быть его служителями.
Мартин захохотал. Ирина смотрела на него испепеляющим взглядом, дио-дао тихонько ждали, а Мартин смеялся все громче и громче. Вот вам политкорректность! Вот вам равенство полов! Затевая эксперименты с чужой философией и религией – убедись вначале, что у тебя имеются все необходимые причиндалы!
Мартин смеялся до тех пор, пока Ирина не заплакала. Тихо, почти беззвучно. Кавалергард-девица Дурова, над которой надругался целый гусарский полк…
– Ира, извини, – прекратив смеяться, сказал Мартин. – Прости. Но я бежал сюда как идиот… я боялся, что найду тебя уже мертвой… снова.
– Ты дурак! – Ирина гневно посмотрела на него, не переставая плакать. – Ты мне все время мешаешь!
– Где же я тебе помешал? – возмутился Мартин. – На Библиотеке, где подстрелил твоего убийцу? На Аранке, где твой приятель едва не ухлопал меня? На Прерии-2, где ты прыгнула под пули? Ты хватаешься то за одну тайну, то за другую. Ты пытаешься влегкую решить загадки, над которыми еще биться и биться человечеству! Чего тебе неймется? Ты молодая, красивая, умная девчонка, так зачем же ведешь себя как дура… и синий чулок…
– Ты не понимаешь! – кусая губы, прошептала Ирина. – Время на исходе, вы все не понимаете…
Мартин успокаивающе похлопал ее по плечу – и тут же поймал себя на том, что ему хочется вовсе не успокаивать девочку…
– Ирина, сейчас мы выйдем отсюда, и ты все мне расскажешь, – попросил он. – Хорошо? Я поверю. Честное слово. Я помогу тебе. Ты же видишь – с ТайГеддаром ничего не вышло, и я здесь ни при чем. Так?
Девушка неохотно кивнула.
– Ну вот, – Мартин улыбнулся, – посмотрим, что у нас со временем и что надо сделать. Уверен, все получится.
Он повернулся к дио-дао и поклонился:
– Спасибо вам, служители ТайГеддара! Спасибо за снисхождение к самке моей расы.
– У нее не было ни единого шанса, – повторил служитель. – Помимо всего прочего, чудо воскрешения даруется тем, кто верит в ТайГеддара, а не ученым-фанатикам, идущим на смерть ради научного любопытства.
– Логично, – кивнул Мартин. – Мы можем уйти? Я не оскорбил вас своим внезапным появлением? Женщина не задела ваших чувств?
– ТайГеддар беспощаден со злом, но снисходителен к ошибкам. – На лице дио-дао появилась улыбка. – Идите и не позволяйте вашему разуму расщепиться. Отделяйте дурное от доброго, но четырежды подумайте перед поступком.
– Теперь я буду думать двенадцать раз, – кивнул Мартин.
Кажется, ему наконец-то повезло…
Он кивнул Ирине, и та, очень неловко, не наклоняясь, а присев возле разбросанных тряпок, собрала свою одежду. Мартин деликатно отвернулся, но едва Ира выпрямилась, снова крепко взял ее за руку.
– Прощайте, достойные, – сказал Мартин, и они пошли к выходу. – Простите, что наследил.
И тут случилось то, чего Мартин уже перестал бояться.
Металлические нити слабо звякнули, и, отодвигая рукой занавесь, вошел Кадрах. Лицо его было почти белым – удивительно, как серая кожа могла настолько бледнеть.
– Кадрах, все в порядке, я успел, – быстро произнес Мартин.
Геддар лишь слабо кивнул, скользнув по обнаженной девушке ничего не выражающим взглядом. Вышел на центр зала. И тихо произнес:
– Кощунство.
Мысленно Мартин застонал. Только мысленно. Сейчас нельзя было показывать даже тень сомнений.
– Кадрах, они ни в чем не виноваты! – воскликнул он.
Дио-дао в лазоревом подошел к геддару, тихо сказал:
– Ты весь из гнева, брат мой. Позволь мне очистить твою душу.
– Шакрин-кхан! – выкрикнул Кадрах, рука его взвилась к рукояти меча, но тут же отдернулась. Кадрах будто поник, ссутулился. Оглянулся на Мартина и мертвым голосом перевел: – Собачье дерьмо… Прости меня, друг. Я говорил, что есть грани, которые мне не дано переступить. Тебе лучше уйти.
– Что рассекло тебя, брат? – так же мягко спросил священник.
Кадрах захохотал:
– Что рассекло меня? Меч ТайГеддара в моей душе! Я вижу зло, я стою во зле, я очищу зло!
Голос дио-дао будто налился гневом:
– Осторожнее, учитель. Здесь нет неразумных, которым надо преподать урок! Здесь эфес ТайГеддара, Тени от Света!
– Ты понимаешь цвета, ты прочла Книгу ТайГеддара, ты купила себе меч, но это не делает тебя геддаром! – прошипел Кадрах. – Ты стоишь в языческом капище, ты смеешься над моей верой, ты топчешь тень ТайГеддара!
– Я понимаю язык одежд, я знаю Книгу, я сам свил свой меч! – Теперь голос дио-дао гремел на весь храм. Он выпрямился, оказавшись ростом едва ли не выше Кадраха. Сразу стало заметно, что он беременен. – Это истинный эфес ТайГеддара, во имя и славу его, и тень ТайГеддара лежит на моих плечах! Разве сказал ТайГеддар, что лишь геддарам несет он истину? «Все недостойны служить мне, и каждый вправе служить!»
– «Дающая жизнь не встанет под тенью моей, понесшая жизнь не войдет в эфес меча моего!» – парировал Кадрах. – Ты беременна!
– Я не женщина! – рявкнул дио-дао. – Я служитель третьей нити меча, имя мое Корган, я живу во славу ТайГеддара!
– Ты хуже женщины, ибо наделена лживым умом! – закричал Кадрах. – Ты беременна, ты гермафродит, эфес осквернен!
– Отсеки свой гнев, Кадрах!
– Шиидан! – взвыл Кадрах и неуловимым движением выхватил мечи.
Вот теперь Мартин позволил себе застонать вслух. Впрочем, это не помешало ему сгрести Ирину в охапку и броситься в дальний угол храма.
Кадрах и дио-дао по имени Корган стояли друг напротив друга. Корган тоже достал меч, а во взгляде его читалась искренняя ярость неправедно обвиненного.
Теперь ни Кадрах, ни Корган не заботились о том, чтобы говорить на туристическом. Впрочем, разговаривали они недолго.
– Аш гаррза-хра Тай, анжар Шиидан, Кадрах! – выкрикнул священник, и Мартин подумал, что называть геддара по имени было, быть может, самой большой его ошибкой. Последней каплей в чаше гнева Кадраха. Геддар не мог, никак не мог признать за «фальшивым священником» право говорить с ним как равный…
– Аш Шиидан-кхан! – рявкнул Кадрах.
Ирина шевельнулась в объятиях Мартина и тихо сказала:
– Все… раз уж он назвал его собакой дьявола…
Мечи скрестились.
Быть может, принявший священство геддаров дио-дао и впрямь хорошо владел оружием. Быть может, он действительно постиг тайное искусство плетения меча из расплавленных каменных нитей.
Но по сравнению с профессиональным палачом геддаров у него не было шансов. Дио-дао вообще не использовали режущее оружие – их рукам куда лучше подходило дробящее и метательное, вроде булав и пращей.
Уже на третьем ударе Кадрах выбил у дио-дао меч. На секунду замер, провожая отлетевший к стене клинок взглядом – будто пораженный тем, что ему не удалось перерубить меч. Обезоруженный Корган не пытался бежать – гордо вскинул голову, глядя прямо в лицо геддару, а губы его что-то беззвучно шептали…
Мечи взвизгнули, рассекая воздух, и кровь залила лазурные одежды дио-дао. Мартину показалось, что вначале Кадрах собирался отсечь священнику голову, но в последний миг передумал – и нанес два удара в грудь. Видимо, это была более позорная смерть, которой только и достоин пособник дьявола.
– Твой эфес очищен, ТайГеддар! – воскликнул Кадрах. Двумя быстрыми движениями вытер мечи об одежду Коргана, спрятал их в ножны. Второго священника, застывшего в стороне и не вмешивавшегося в схватку, он словно и не замечал. Видимо, потому, что тот не был беременным.
– Что ты наделал, Кадрах, – прошептал Мартин, вставая. – Что ты наделал…
Геддар сурово посмотрел на него:
– Прости, друг. Тебе стоило уйти. Я не мог не покарать осквернителя эфеса.
Он подошел к Мартину и Ирине, протянул девушке руку:
– Вставай. Я друг Мартина и рад спасти тебя.
– Убийца, – прошептала Ира. – Жестокий убийца!
Геддар вздохнул и убрал руку. Сухо сказал:
– Все-таки и ваши самки не совсем разумны… Выведи ее отсюда и заверни в одежды, друг Мартин. Я еще должен буду помолиться в очищенном храме.
Мартин не ответил. Он смотрел на тело Коргана – уже не совсем неподвижное.
Из окровавленных складок одежды выползал детеныш.
Совсем маленький – будь это человеческий малыш, Мартин счел бы его двух-трехлетним.
Толстая пуповина тянулась за ним – и пульсировала, дрожала в бешеном ритме, будто туго натянутая струна. Глаза детеныша были широко открыты – и не мигая смотрели на Кадраха.
Будто почувствовав этот взгляд, Кадрах обернулся. Вскинул было руки к мечам – и бессильно уронил их. Прошептал:
– Храм осквернен навсегда…
Ирина привстала, увидела детеныша – и, вскрикнув, прижала ладони к лицу. Зрелище и впрямь было несимпатичное.
Детеныш приподнялся, встал на сильные задние лапы. Задумчиво перевел взгляд на пуповину. Пульсация стихала. По сизому канатику будто пропихивались в тело детеныша последние крупные сгустки.
Потом губы детеныша разомкнулись, и слабый голос сказал:
– Исполнилось обещанное ТайГеддаром… я погиб и воскрес в новой плоти.
Священник в одеждах салатного цвета упал на колени.
– Ты не воскрес! – заревел Кадрах. – Ты перекачал всю свою память в детеныша! Ты глумишься над верой, ты снова глумишься!
Он вырвал мечи из ножен.
– Не смей!
Мартин не заметил тот миг, когда Ирина подхватила с пола меч священника. Он попытался ее перехватить, но руки скользнули по голой коже, и девчонка вырвалась, а Мартин, поскользнувшись на окровавленном камне, упал к ее ногам. Удар Ирины был неумелым и неуклюжим, так замахиваются палкой, а не мечом, и геддар, конечно же, почувствовал нависшее над головой лезвие. Он повернулся, оскалился – Мартин почувствовал, каких сил стоит геддару сдержаться… но он все-таки сдержался и не ударил Ирину – лишь подставил свои мечи под ее клинок.
Меч священника скользнул по мечам Кадраха – и перерубил один из них у самой рукояти. Клинок вошел геддару в плечо, легко рассекая одежду и тело.
– Мамочка… – выпуская меч из рук, прошептала Ирина.
Клинок так и торчал из тела геддара, кровь толчками била из раны. Геддар задумчиво смотрел то на рану, то на свой перерубленный меч. Разжал ладонь – эфес с обломком лезвия упал к его ногам.
– Я не хотела… – прошептала Ира.
– Ты лишь была мечом ТайГеддара… – сказал геддар. И рухнул на колени.
– Прости! – выкрикнула Ирина, склоняясь над Кадрахом. – Прости меня!
Мартин видел, как это произошло, но уже не мог ничего сделать.
Ноги Ирины скользнули по крови, она упала – успев опереться на руку, но все же нависнув над геддаром.
Над геддаром, так и не выпустившим из рук второй меч.
На спине Иры будто вспух бугорок. Помедлил чуть – и лопнул, выпуская острие меча и совсем немного крови. Девушка слабо пискнула.
– Нет… – простонал геддар. Последним усилием он стащил Ирину с меча, умоляюще посмотрел на Мартина. Прошептал: – Я не хотел! Я не делал этого!
Скользя в крови и даже не пытаясь подняться на ноги, Мартин на карачках подполз к ним. Подхватил Иру из рук геддара.
– Помоги… мне… – прошептала девушка.
Мартин ладонью зажал пульсирующую рану. Помогать было поздно. Клинок геддара прошел через сердце.
– Нас еще три, – глядя ему в глаза и будто угадав непроизнесенные мысли, сказала Ирина. – Хотя бы… одна… должна… Ключники… они не властны…
– Где они? Где они, Ира? – выкрикнул Мартин.
– Ищи… на… – прошептала девушка. Кашлянула – как-то очень тихо, интеллигентно. И глаза ее закрылись.
– Я подвел тебя, друг, – сказал геддар. Он тоже умирал, кровь потоками хлестала из его тела. – Они сильнее… Они использовали и меня. Мой гнев. Я виноват.
Маленькая фигурка дио-дао приблизилась к ним. Новорожденный священник печально посмотрел на девушку. Спросил тоненьким голоском:
– Нужен ли ей обряд ТайГеддара?
Мартин покачал головой, баюкая на коленях неподвижное тело.
Дио-дао повернулся к умирающему геддару:
– Сердце ТайГеддара милосердно… прими свою судьбу, Кадрах.
Стоя на коленях, Кадрах слегка покачивался, и Мартину показалось, что сейчас, в последнем приступе ярости, геддар набросится на новорожденного дио-дао. Но Кадрах только спросил:
– Простишь ли ты меня… Корган?
– Как велел ТайГеддар, – пропищал дио-дао. И ласково положил руки на окровавленные плечи геддара.
Мартин поднял Ирину, встал и отошел к выходу. Слабеющий Кадрах стоял на коленях перед новорожденным дио-дао, а тот что-то тоненько говорил на языке геддаров. Временами Кадрах отвечал, временами качал головой. Молодой священник стал на колени рядом с Кадрахом и вложил ему в руки свой меч.
Звякнул металлический занавес.
– Идем, Мартин, – сказали ему. – Они сделают с телом все что нужно.
Мартин обернулся – маленький Ди-Ди стоял за его спиной, печально глядя на умирающего Кадраха и мертвую Ирину.
– Он поверил, – пробормотал Мартин, вслед за Ди-Ди выбираясь из эфеса ТайГеддара. – Он поверил!
– Мне подсказали путь, но слишком поздно. Священник погиб и воскрес? – грустно спросил Ди-Ди.
Мартин кивнул. В голове был полный сумбур.
– Не существует чудес, не оставляющих свободы выбора, – тихо сказал Ди-Ди. – А если существуют… то они не от Бога.
– О чем ты, Ди-Ди? – спросил Мартин.
– Завет о немедленном воскрешении – догма геддаров, – ответил Ди-Ди. – Ее нельзя толковать однозначно… в случае с дио-дао. Такое бывало в нашей истории.
– Бывало? – закричал Мартин. – Так вы способны перегнать сознание в младенца целиком? Переписать всю личность?
Ди-Ди кивнул. Уточнил:
– Это… это невозможно сделать нарочно. Искушение было бы… Было бы слишком сильно. Но это случалось. Иногда. Если умирающий был уверен, что его жизнь – дороже продолжения рода. Если это… очень важно. Если младенец еще совсем не развит и не обладает личностью. Очень много «если», Мартин!
– Чуда не было, – прошептал Мартин. И сам не понял, что испытал при этом – облегчение или печаль.
– Не было, – подтвердил Ди-Ди. – И в то же время – было. Священник и в самом деле верил в ТайГеддара. И священник воскрес в новом теле… Его убил Кадрах?
Мартин кивнул:
– Беременность священника… этого он выдержать не мог. Самки их вида, как принято считать, вообще не обладают разумом.
– Глупо, – сказал Ди-Ди. – Догма оказалась сильнее разума. Догма убила Кадраха и воскресила священника… – Он перевел взгляд на Ирину. – Кто убил ее?
– Случайность, – ответил Мартин. – Она поскользнулась и упала на меч Кадраха… перед тем смертельно ранив его.
Ди-Ди поник головой:
– Мне бы связаться с теологами заранее… Узнать, в чем может быть лазейка. Предупредить тебя, успокоить геддара… Бедная женщина.
Мартин кивнул. Руки были в крови, весь он был в крови, и мертвое тело тянуло к земле. Четвертая копия Ирины Полушкиной погибла случайной насильственной смертью. Снова у него на глазах. Снова он не успел.
И на этот раз он остался без всяких нитей.
Три Ирины, еще странствующие где-то в галактике, могли спокойно умирать в одиночестве. Мартин Дугин больше не принесет им несчастья.
– Мне кажется, я – причина ее смерти, – сказал Мартин. – Каждый раз. Я не успеваю помочь. Я… во мне чего-то не хватает.
Он подцепил в ладонь жетон Ирины, рванул – и спрятал в карман.
Так уже было. Но больше не будет.
– Не кори себя, – попросил Ди-Ди. – Ты старался. Я напишу книгу о том, как ты старался. О том, что догмы – сильнее разума и веры.
– Меня больше обрадовала бы другая книга, Ди-Ди, – сказал Мартин.
– Я могу придумать счастливый финал, – ответил Дождавшийся Друга. – Но разве могу я придумать другую жизнь?
Мартин пришел на Станцию ключников через двое суток.
Позади было официальное расследование инцидента – помогло то, что Дождавшийся Друга как единственный ребенок Рожденного Осенью унаследовал должность старшего следователя по преступлениям, связанным с инопланетянами.
Позади были похороны Ирины Полушкиной. Батюшка-самосвят церкви Иконы Светил на Тверди Небесной отслужил по Ирине панихиду. Девушку погребли на маленьком погосте за храмом, под печальный перезвон колоколов на невысокой деревянной звоннице. Пришли служители храма ТайГеддара, пришли дио-дао из Собора Всех Стигматов, пришли несколько протестантов и буддист в оранжевой тоге.
Отец Амвросий, в миру – Ежеутренняя Радость, произнес после службы короткую проповедь. Церковнославянским он владел совершенно свободно, а гибель Ирины и впрямь принял очень близко к сердцу. Смутило Мартина лишь одно. Отец Амвросий, судя по нескольким фразам, надеялся, что мощи Ирины Полушкиной станут нетленными и церковь Иконы Светил на Тверди обретет собственную святую.
Мартин в этом очень сомневался.
Потом был путь до ближайшего города, где стояла Станция. Ди-Ди проводил Мартина, и они тепло попрощались. Дождавшийся Друга все еще оставался маленьким, но он заметно окреп и возмужал.
Мартин понимал, что скорее всего никогда больше не увидит Ди-Ди. И это оставляло в душе тягостный осадок – подобно тому, что доводится испытать после посещения умирающего друга.
Наверное, это смешанное чувство незаслуженной вины и настоящей жалости ограждало миры дио-дао от прочих рас куда сильнее, чем нудные визовые формальности, контраст между новейшими технологиями и архаичным бытом и прочие особенности. Мартин даже подумал, что это чувство невозможно преодолеть. Если ты относишься к дио-дао как к равным, как к существам, с которыми возможно вместе работать и дружить, то ты никогда не смиришься с быстротечным ритмом их жизни.
И когда Мартин вошел в Станцию ключников, он мысленно простился с Ди-Ди так же, как с Ириной Полушкиной.
– Здесь грустно и одиноко, – сообщил маленький, весь какой-то скособоченный ключник. Раньше Мартину не доводилось встречать среди ключников калек, но все когда-то происходит впервые. – Поговори со мной, путник.
– За мной долг, – сказал Мартин.
Против ожидания, он не чувствовал ни ненависти, ни хотя бы неприязни к ключникам. Возможно, он не был уверен в их вине. А может быть, злиться на ключников – так же нелепо, как злиться на ураган или эпидемию…
Ключник кивнул:
– Я знаю. «Для чего-то маленького, жалкого, наивного, что не было ни телом, ни душой, ни талантом, – вот для этого, составлявшего личность мужчины, смысла так и не было. Он попробовал все сразу – верить, любить, радоваться жизни и творить. Но смысл так и не нашелся. Более того, мужчина понял, что среди немногих людей, ищущих в жизни смысл, никто так и не смог его найти».
Мартин кивнул, и маленький ключник, пьющий из высокого бокала жидкость, подозрительно похожую на молоко, улыбнулся ему.
– Человеку пришлось пройти еще много дорог, – сказал Мартин. – Он бросался на все, что, казалось ему, несло в себе смысл. Он пробовал воевать, пробовал строить. Он любил и ненавидел, творил и рушил. И только когда жизнь его стала клониться к закату, человек понял главную истину. Жизнь не имеет смысла. Смысл – это всегда несвобода. Смысл – это жесткие рамки, в которые мы загоняем друг друга. Говорим – смысл в деньгах. Говорим – смысл в любви. Говорим – смысл в вере. Но все это – лишь рамки. В жизни нет смысла – и это ее высший смысл и высшая ценность. В жизни нет финала, к которому ты обязан прийти, – и это важнее тысячи придуманных смыслов.
– Ты развеял мою грусть и одиночество, путник, – кивнул ключник. – Входи во Врата и продолжай свой путь.
– Это было лишь окончание истории, – напомнил Мартин. – Я думал, что за вход мне придется рассказать еще одну.
Мартину показалось – или ключник улыбнулся?
– Многим не хватает всей жизни, чтобы рассказать одну лишь эту историю. Каждый день они начинают ее, но так и не знают финала… Входи во Врата и продолжай свой путь.
Ключник ответил на его вопрос?
– Я мог спасти Кадраха? – спросил Мартин.
Ключник смотрел в пространство и пил молоко.
– Не люблю быть должным, – сказал Мартин. – Я хочу рассказать о тех, кто искал смысл жизни. О геддаре – учителе и палаче, который не сумел отказаться от смысла. О дио-дао, изменившем смысл жизни своего рода…
– Остановись, – сказал ключник, и Мартин осекся на полуслове. – Остановись, Мартин. Ты пока не сумеешь закончить эту историю. Продолжай свой путь.
Мартин встал и кивнул. Его вдруг прошиб пот. Показалось… может быть, лишь показалось, что он едва не переступил неведомую, но оттого не ставшую менее опасной грань.
– Спасибо, ключник, – сказал Мартин. – Увидимся.