Абульурд снова наслаждался мирными ночами Ланкивейля. Не было ни малейших сожалений по поводу разрыва всех семейных связей. Абульурд был счастлив и доволен.

Ревущее пламя в очагах больших комнат согревало и украшало главную резиденцию правителей в Тула-Фьорде. Удобно расположившись в общем зале, примыкавшем к большой кухне, они с Эмми радовались теплу и уюту, обильному ужину из паэллы, которую они разделили со слугами, празднуя свое воссоединение. Многие из прежних слуг вернулись в дом. Наконец-то Абульурд мог без опасений смотреть в будущее.

Утром этого дня во фьорде видели двух китов бьондакс; животные пробовали воду. Рыбаки говорили, что таких уловов не было уже много лет. Обычная погода снова капризничала. Ударили холода, присыпавшие скалы и утесы побережья снежным покровом; несмотря на то что небо было затянуто обычными непроницаемыми облаками, белизна снега разгоняла тьму, отбрасывая белесый отсвет на самые черные тени.

Маленький Фейд-Раута сидел на домотканом коврике рядом с Эмми. Доброжелательный малыш охотно смеялся и строил уморительные рожицы. Уцепившись за палец матери, он, пошатываясь, встал и сделал свой первый, не вполне уверенный шаг. У малютки был уже свой, пусть маленький, словарь, которым он охотно пользовался.

Ради праздника Абульурд решил вынести в зал несколько старых инструментов, чтобы за столом звучала народная музыка, но прежде чем он успел позвать музыкантов, снаружи послышался скрежещущий шум.

— Неужели лодки уже вернулись?

Слуги примолкли, и Абульурд действительно услышал шум лодочных двигателей.

Рыбачка, которая была одновременно поваром правящей четы, внесла в зал большой таз. Ловко пользуясь плоским широким ножом, она вскрывала раковины и высыпала мясо моллюсков в кипящую подсоленную воду. Услышав рев моторов, она вытерла руки о передник и, обернувшись через плечо, взглянула в плазовое окно.

— Огни. Во фьорд входят лодки. Мне думается, что они движутся слишком быстро. Снаружи темно, они могут во что-нибудь врезаться.

— Включите плавающие светильники, — приказал Абульурд. — Мы должны как следует приветствовать наших гостей.

Снаружи вспыхнул яркий свет, озаривший деревянное здание резиденции и акваторию пристани.

Три мощные морские яхты, ревя моторами, неслись вдоль кромки берега к главной резиденции. Эмми прижала к груди малыша Фейда. На широком, обычно безмятежном лице Эмми отразилось беспокойство. Она взглянула на мужа, ища у него поддержки. Абульурд мягким жестом постарался успокоить жену, хотя и чувствовал, как в желудке у него от волнения скручивается тугой ком.

Он открыл тяжелую дубовую дверь как раз в тот момент, когда бронированная лодка ткнулась носом в пристань. Солдаты Харконненов высадились на пристань, грохоча по ней коваными сапогами. Их шаги отдавались в ночной тишине, словно пушечные выстрелы. Абульурд отступил назад, видя, как солдаты, держа оружие наготове, начали быстро подниматься по крутой лестнице пристани.

Абульурд понял, что его мирному житью наступил конец.

Глоссу Раббан ступил на доски дока; быстро шагая, он возглавил колонну своих людей.

— Эмми, это… это он. — Абульурд был не в состоянии произнести имя своего собственного сына. Больше четырех десятилетий разделяло по возрасту Глоссу Раббана от его недавно родившегося родного брата, на которого родители возлагали свои последние надежды. Ребенок показался отцу необычайно уязвимым, в доме Абульурда не было никаких укреплений.

Импульсивно, повинуясь лишь безотчетному глупому инстинкту, Абульурд закрыл тяжелую дверь и запер ее на деревянный засов, но это лишь спровоцировало солдат на насильственные действия. Они открыли огонь и мгновенно сожгли столетнюю деревянную дверь. Абульурд метнулся в дом, чтобы заслонить собой жену и сына. Старое сухое дерево задымилось, и дверь рухнула набок, издав звук, похожий на удар секиры палача, отрубающего голову своей жертве.

— Так-то ты встречаешь меня, отец? — Раббан грубо расхохотался, ступив в окутанный дымом проем и перешагнув через обломки двери.

В зале возбужденно заметались слуги. Встав за таз с соленой похлебкой, рыбачка сжимала в руке свой театральный нож для вскрытия раковин. Двое мужчин выскочили из задних комнат, вооруженные пиками и рыбацкими ножами, но Абульурд поднял руки, призвав их сохранять спокойствие. Солдаты убьют всех, как они убили людей в Бифрост Эйри, если не взять ситуацию под контроль.

— Так-то ты просишь о гостеприимстве, сынок? — Абульурд жестом указал на дымящиеся остатки двери. — Ты явился сюда на бронированных лодках с полком солдат, да еще и среди ночи.

— Дядя научил меня, как надо приезжать к тебе. Солдаты в синей форме стояли неподвижно, взяв оружие на изготовку. Абульурд не знал, что делать. Он взглянул на жену, но та сидела неподвижно, спиной к ревущему огню камина, прижав к груди ребенка. По затравленному взгляду Эмми Абульурд понял, что она жалеет лишь об одном: о том, что не сумела вовремя спрятать ребенка в надежное место.

— Это и есть мой маленький новый братик Фейд-Раута? Какое у него слюнявое имя. — Раббан пожал плечами. — Но он — моя плоть и кровь, и, значит, я должен его любить.

Прижав к себе малыша еще теснее, Эмми тряхнула головой, отбросив за плечи свои прямые волосы, все еще черные как смоль, несмотря на возраст. Она встретила взгляд Раббана, не дрогнув, злясь на себя за то, что до сих пор любит рожденного ею сына.

— Будем надеяться, что кровь — это единственное, что у вас общего. Мы не учили тебя быть таким жестоким в этом доме, Глоссу. Ни я, ни твой отец. Мы всегда любили тебя, даже после того, как ты причинил нам так много несчастий.

Удивительно, но она встала и подошла к Раббану, а тот, вспыхнув от злобы, непроизвольно сделал шаг назад.

— Как ты мог стать таким, каким ты стал? Он уставился на мать пылающим взглядом. Эмми понизила голос, словно обращаясь с вопросом к себе, а не к Раббану.

— Мы так разочарованы в тебе. Когда мы совершили ошибку? Что мы сделали не так? Я не могу этого понять.

Ее широкое плоское лицо смягчилось от любви и жалости, но вновь стало жестким, когда Раббан разразился жестоким смехом, стараясь прикрыть им свою неловкость.

— О? Я тоже разочарован в вас обоих. Вы — мои родители, и вы даже не соизволили пригласить меня на церемонию по поводу рождения моего маленького брата. — Он шагнул вперед. — Дайте-ка мне этого малыша.

Эмми метнулась назад, стараясь оградить своего хорошего сына от дурного. Раббан придал лицу выражение притворной грусти и шагнул вперед. Солдаты подняли оружие и последовали за Раббаном.

— Оставь мать в покое! — крикнул Абульурд. Один из солдат свободной рукой взял его за плечо и остановил. Раббан обернулся к отцу.

— Я не могу сидеть и спокойно взирать на то, как вы будете портить моего родного брата, как он будет брать пример с такого слабака, как ты, отец. Барон Владимир Харконнен, твой сводный брат и глава нашего Великого Дома, уже заполнил все необходимые документы и получил утверждение Ландсраада на право воспитания Фейда-Рауты в своем доме на Гьеди Первой.

Один из гвардейцев извлек из кармана украшенный свиток пергамента и бросил его на пол к ногам Абульурда. Тому оставалось только тупо смотреть на исполненный по старинному образцу документ.

— Барон официально и законно усыновляет мальчика и получает право опеки над ним.

Видя выражение ужаса на лицах своих родителей, Раббан ухмыльнулся.

— Точно так же когда-то он усыновил меня. Я — его наследник, я — новый барон. Я Харконнен, такой же чистокровный и настоящий, как и барон Владимир. — Он вытянул вперед свою толстую руку. Солдаты подняли ружья, но Эмми только крепче прижала к себе ребенка и отступила еще ближе к камину. — Вы же видите, что вам нечего бояться.

Дернув головой, Раббан отдал приказ, и двое солдат открыли огонь по рыбачке, которая стояла в углу, все еще сжимая в руке свой злосчастный нож. Когда Раббан гостил в главной резиденции, эта крепкая женщина готовила ему еду. Но сейчас луч лазера разрезал ее едва ли не пополам, прежде чем она успела вскрикнуть. Мертвая рыбачка выронила нож и упала в таз с рассолом, который вылился на пол, распространяя кисловатый пряный запах.

— Сколько еще людей мне придется убить, прежде чем вы образумитесь, мама? — осведомился Раббан почти жалобным тоном, все еще протягивая вперед руки с растопыренными толстыми пальцами. — Ты же знаешь, я сделаю это. Отдай мне ребенка.

Эмми отвела взгляд от Раббана и посмотрела на охваченных ужасом слуг, на маленького ребенка, а потом на Абульурда, который не смел поднять глаза и встретиться взглядом с женой. Он смог лишь издать сдавленный крик отчаяния.

Мать не желала сдаваться, но Раббан, не обращая на нее внимания, вырвал малыша из ее онемевших рук, и она не стала сопротивляться — из страха, что Раббан устроит здесь такую же бойню, какую он устроил в Бифрост Эйри.

Она не могла вынести саму мысль о том, что может лишиться ребенка. Эмми едва не задохнулась, издав приглушенный стон, и пошатнулась, словно порвалась невидимая цепь, которая, как якорем, связывала ее с землей и с жизнью. Ребенок закричал, увидев широкое каменное лицо своего старшего брата.

— Ты не можешь этого сделать! — крикнул Абульурд, который так и не решился сделать попытку прорваться сквозь цепь вооруженных людей. — Я планетарный правитель и опротестую ваши действия в Ландсрааде.

— У тебя вообще нет никаких законных прав. Мы не стали опротестовывать твой титул планетарного правителя, но ты отказался от имени Харконненов и сразу и навсегда лишился вообще всех прав. — Раббан держал плачущего ребенка на вытянутых руках, не зная, что делать со своим маленьким братом. Пергаментный свиток так и остался лежать на полу. — Ты просто ничто, отец. Самое настоящее ничто.

Продолжая крепко держать ребенка, он направился к дымящимся остаткам двери. Абульурд и Эмми, обезумевшие от горя, начали что-то кричать ему вслед. Солдаты обернулись и направили на них стволы ружей.

— О нет, не надо больше никого убивать, — сказал им Раббан. — Уезжая, я хочу слышать, как они плачут.

Гвардейцы спустились на пристань и погрузились в бронированные лодки. Абульурд, обняв Эмми за плечи, качал ее из стороны в сторону, словно баюкая, и они оба поддерживали друг друга, как стволы двух рухнувших под напором урагана деревьев. Лица их покрылись слезами, глаза расширились и остекленели. Слуги стонали от бессильного гнева.

Военные суда Раббана, уходя, пересекли воды Тула-Фьорда. Абульурд испустил сдавленный стон, потеряв способность дышать. Эмми дрожала в его объятиях, а он, стараясь успокоить ее, чувствовал себя беспомощным, раздавленным и униженным. Она смотрела на свои раскрытые мозолистые ладони, словно надеясь увидеть в них свое дитя.

Издалека, понимая, что это всего лишь галлюцинация, Абульурд явственно услышал, как плачет его сын, заглушая рев моторов выходящих из фьорда судов.