6
Так они ползли, ползли и, наконец, доползли до «Спортивной». Попутчик ловко вернул Саркиса на место и спрыгнул на рельсы. Махнул рукой на прощанье и исчез.
Большая толстая женщина в оранжевой куртке без рукавов встретила их сердитым басом: «Долго я вас ждать буду?»
А когда они перегружали ящики на страшно скрипящие ребристые ступеньки бесконечно движущейся ленты, она сварливо осведомилась у деда Эжена, где он подобрал новых внуков?
Уля и Петро с интересом наблюдали, как ступени уносят вверх ящик за ящиком.
Старик ткнул пальцем в движущуюся лестницу:
— Сейчас последние загрузим, и вы за ними. Как сойдете с эскалатора, стойте и ждите меня. Ну, вперед!
Саркис осторожно ступил на ленту, тут же вздыбившуюся ступенями, пошатнулся, хотел ухватиться за желтоватые пластины, но дед Эжен снизу крикнул: «Не хватайся, руку оторвет!»
И тогда Саркис сел прямо на ступеньку. Сверху он видел, как прыгнул на ленту Петро, за ним Уля. Уля уселся на ящик, но тут же вскочил от женского вопля: «Ты мне грибы попередавишь!» Петро стоял, пошатываясь, потом решительно двинулся вперед и дошагал до Саркиса.
Наверху два парня в толстых ватных куртках складывали ящики к стене. Завидев ребят, один из них поднял брови:
— Это что за шампиньоны?
Появился дед Эжен с большой сумкой в руке, слабо дзонкающей при каждом шаге. Кивнув грузчикам, сказал ребятам: «За мной», — и пошел к выходу.
На площадке перед станцией дед осторожно опустил сумку и оглядел мальчиков.
— Вот что, — сказал он, — через мост не проберетесь — патруль. По остову метромоста тем более — все прогнило, вот-вот рухнет. Будем считать, что в воде дракон, и он вас не пропустит. Плыть, я так понимаю, не на чем.
Он внимательно посмотрел на Саркиса, словно ожидал, что тот достанет из-за спины надувной плот. Поскольку Саркис не имел за спиной плота, то дед Эжен продолжал:
— Для начала вы поможете донести сумку. Несите ее так, будто в ней хрупкое стекло. Тем более, что в ней хрупкое стекло. А я проведу вас мимо патруля. Мало того, — с этими словами он посмотрел в темнеющее небо, — у меня есть подозрение, что до ночи вы не успеете. А потому — вам надо где-то переночевать. Конечно, ночью в ВПД безопасно, не то что днем, и все-таки… Словом, пошли ко мне. Внуки будут рады, — добавил он после секундного размышления. — Или нет. Но это неважно.
— Спасибо, — сказал Уля. — Но мы, наверно, вас стесним.
— Эх-хе-хе… — только и ответил старик и медленно пошел по тропинке. Саркис и Петро подхватили тяжелую сумку и двинулись за ним. Уля постоял, понюхал воздух, и поспешил вдогонку.
Саркис помнил, как выглядят эти места на карте. До моста, казалось, было раз-два. Но они все петляли, кружили, огибали груды гнилой трухлявой фанеры, из которой торчали ржавые скрученные балки. Иногда попадались давно выгоревшие проплешины, тогда ускоряли шаги. Откуда-то несся гул, постепенно он нарастал, и когда они выбрались к мосту, гул превратился в рев. Двухпалубные трехсекционные трейлеры шли один за другим. На серебристых корпусах голубела эмблема ООН.
— Лекарства везут, — сказал дед Эжен. — Или увозят.
Колонна тянулась долго, наконец, показалась замыкающая машина, старый потрепанный «Урал» с брезентовым верхом.
— Ну, вперед, — сказал дед.
Патрульная будка была пуста. Проходя, дед Эжен пожал плечами, а Уля приставил два пальца к виску. А когда они взошли на мост, Саркис увидел темную громаду университета.
Старик оглянулся, заметил, что мальчики остановились, и подошел к ним. Минуту или две молча смотрел.
— Да-да, — протянул он, — а ведь я его видел во всей красе. Шпиль тогда был, и блямба такая на шпиле… А башни, башни!
На середине моста у парапета стояли два человека и смотрели вниз. Они покосились на старика и мальчиков, снова уставились в воду.
— Зря ходили, Семен, — сказал невысокий коренастый мужчина. — Я тебя предупреждал.
— Зря, — согласился второй, с проседью в густых волосах. — Политики, рвань, сучки плюгавые.
— Ходу отсюда!
— Да, только время извели. Пошли, Александр.
Саркис оглянулся и увидел, как они вскинули на плечи рюкзаки и медленно двинулись в сторону Центра.
Когда перешли мост, Петро встрепенулся и сказал, что за пятнадцать минут добежит до этой большой хаты. Старик молча взял его голову и развернул лицом к берегу.
— Смотри туда! Видишь?
Мальчики всмотрелись. За деревьями темнела длинная извилистая полоса.
— Это раньше, до оползня, ты мог добежать за пятнадцать минут, сказал дед Эжен, — а сейчас часа два потопаешь, пока трещины обойдешь. Я не говорю уже о завалах, сами увидите!
Через несколько минут ребята убедились, что старик был прав. В стороне от дороги начинался такой железобетонный бурелом, что змея бы проползла, лишь раздевшись догола. Слева мусорный завал казался таким же непроходимым, но дед Эжен бодро взмахнул рукой, отобрал сумку и юркнул под зловеще раскачивающийся на прутике арматуры бетонный обломок.
— Поесть, я так понимаю, пока не хотите? — спросил дед Эжен, пряча сумку в шкаф и задвигая ее одеждой.
Уля замотал головой, а Петро попросил чаю.
Из окна Саркис видел только руины, горы хлама и обвальные осыпи битого кирпича. Здание, что напротив, уцелело наполовину, а на крыше Саркис с удивлением разглядел завалившуюся набок большую птицу, пронзенную веером металлических прутьев. Странное украшение! Он вспомнил птицу у Лицея и подумал, что этой повезло меньше.
Дверь соседней комнаты распахнулась, и в проеме возникла удивительно рыжая девочка с большой кружкой в руке.
— А, ты уже дома, Ксения…
Девочка прошла в комнату, отхлебнула из кружки и оглядела ребят. Она была на голову выше Саркиса и года на три-четыре старше.
Минут через пять они уже пили чай из таких же больших и необычайно уютных кружек. Окна наливались мраком, и дед Эжен закрыл их ставнями, а потом задернул занавески.
Саркис рассказал Ксении о проходе через улицы и тоннели. Петро сосредоточенно хлюпал чаем. Дед Эжен слушал рассеянно, пару раз хмыкнул, а потом сказал:
— Вы тут хозяйничайте, а я приберусь.
И вышел.
Ксения озабоченно посмотрела вслед, а потом спросила, не было ли у деда с собой канистры или фляги какой?
Уля, честно глядя Ксении в глаза, сказал, что ни канистры, ни фляги не видел.
— Что же он тогда сейчас тянет? — И она, подтащив к себе за рукав Улю с табуретом, положила ладонь ему на голову.
— Ага, про сумку я не спросила, а там бутылки звякали. Чего только он не пьет, — скорбно сообщила она. — Хоть бы разочек приболел, может, бросил бы. У меня когда родители умерли, дед к себе взял, так он каждый день пил, потом кричать начинал, плакал, в потолок кулаком грозил. Тогда в деревню многих привезли, еды сначала не хватало, а он менял картошку на бутылку. Потом дед однажды выпил сразу всю бутылку и полез на крышу. Упал и умер.
— Как умер? — ахнул Петро и опасливо скосил глаза на дверь.
— Евгений Николаевич меня в распределителе подобрал, — пояснила Ксения. — Я ему неродная.
Саркис не понял, о каком распределителе идет речь. Неожиданно в кухне объявился веселый дед Эжен. Наливая себе чаю, немного промахнулся, плеснув из огромного эмалированного чудовища с кривым носиком мимо кружки.
Ксения молча следила за ним, а потом негромко сказала:
— Помрешь. Вот завтра и помрешь!
Дед Эжен хитро улыбнулся и высунул язык.
— Врете, сударыня, не помру я завтра. И послезавтра не помру. Когда почуешь мою смерть, так, наоборот, сто лет наобещаешь. Как пил, так и пить буду!
И неожиданно заплакал.
— Первый раз выпил, когда в институте приказ зачитали о расформировании. Со страху спирту ахнул, сутки валялся, а когда домой приполз, моих уже… уже… Всех увезли и закопали! Я только и остался, потому что пьяный был, а надо бы и мне с ними. Вот и пью, а все не сдохну. Они там, а я здесь один…
— Не один, — Ксения погладила его по голове. — Хочешь, я пойду тебе из шкафа еще принесу?
— Вот не надо! — вскинулся дед Эжен. — Что, скоро шарик в лузу хлопнется? Ты ругай меня, ругай!
Старик быстро успокоился, достал из фризера коробку с рыбными палочками и высыпал в вазу.
— Митя спит? — спросил он у Ксении.
— Кто знает, когда он спит! — пожала она плечами.
— Ну, загляните к нему, а я тут посижу.
Из большой комнаты они прошли в соседнюю, заставленную стеллажами с пластиковыми коробками. Широкая кровать у окна была накрыта красным блестящим покрывалом с золотыми драконами.
У двери в смежную комнату Ксения прислушалась. Пожала плечами и осторожно открыла ее.
— Ты не спишь? — негромко спросила она. — У нас гости.
Мальчики вошли в комнату. У Саркиса сперло дыхание от резкого запаха. Петро кашлянул, Уля отшатнулся, но, морща нос, все же стерпел. Пахло одновременно всем! Сладковатые цветочные запахи мешались с противной химией, а исходящие дымом тлеющие палочки в вазе наполняли и без того спертый воздух запахом… Свежего навоза, решил Уля.
Комната казалась пустой. Когда глаза привыкли к дымному полумраку, гости разглядели в углу небольшой ковер, а на ковре сидел, скрестив ноги, худой парень с оттопыренными ушами и стриженой головой. Он был закутан в клетчатый плед. Свободной рукой медленно водил перед собой, выискивая что-то расширенными зрачками, словно ловил комара.
Резкий мах ладони — и Митя торжествующе сжимает кулак. Глаза его заблестели, и он радостно объявил Ксении:
— Поймал! Красную точку поймал, такое один раз в жизни бывает!
Разжал ладонь и удовлетворенно вздохнул.
Петро разочарованно спросил:
— А где же точка?
— А где твои грабли? — отозвался Митя, не отрывая глаз от ладони.
Сердито засопев, Петро оглянулся на друзей. Уля подмигнул ему и покрутил пальцем у виска.
Стены комнаты были оклеены плакатами с яркими цветными пятнами, вместо занавесок висели полосы зеркальной ткани, а на большом столе громоздились банки, пластиковые емкости и высокие мензурки. Столешница вся в темных потеках, выжатый тюбик с клейкими остатками прилип к краю и глупо торчал, не падая.
— Вы химией занимаетесь? — поинтересовался Уля.
Митя поднял глаза и внимательно оглядел его.
— Химией тоже, Великий Мудрец, — ответил он. — Не спрашивай о том, что знаешь сам. Пусть тебе на все ответит Разрушитель. — И он ткнул пальцем в Саркиса.
Саркис хотел спросить — какой смысл в его словах, но тут Митя кряхтя поднялся и подошел к ним.
— Вы тоже путешественники? — спросил он.
Саркис кивнул.
— Где вы сейчас находитесь? — продолжал вопрошать Митя.
— Здесь находимся, — сердито ответил Петро.
— Густяк! — выкатил глаза Митя. — Как это вам удается? Я уже на полпути из квадратного ничто в круглое ничто. Но здесь не нахожусь… — Он уважительно посмотрел на Петра.
Давно, когда Петро еще был маленьким, он видел таких дурных хлопцев. В Харькове их было немало — нажуются чумной резинки и валяются на парапете. Хоть часами слушай — ничего не поймешь. Несколько раз он видел, как на них устраивала облаву санитарная станция. Смешно — их ногами месят, а они глаза закрыли и ползут в разные стороны, а один в воду хепнулся, так его чуть со смеху не утопили.
Вот и Митя, наверно, из этих. Петро выразительно посмотрел на Улю и Саркиса, а потом сказал: «Спокойной ночи» и попятился к двери.
На кухне дед Эжен домывал кружки. Плотно завернул кран, отложил в сторону грязное полотенце и развесил кружки по гвоздям, вбитым в торец навесного шкафчика. Последнюю кружку он пристроил рядом с гвоздем. Кружка упала. Дед нагнулся, поднял, примерился, сощурив глаз, и лихо надел ручку на гвоздь. Гвоздь выпал из гнезда, и кружка снова грохнулась об пол.
Старик погрозил кулаком углам, потянулся за кружкой, но она откатилась под стол.
— Ах, вот как! — грозно сказал он. — Сейчас Ксению позову.
— Что там? — спросила, возникая в дверях Ксения.
В соседней комнате шумели мальчики, укладываясь спать на большом ковре. Ксения прикрыла дверь.
— Опять шалят, — с досадой произнес дед. — Уйми ты их, кружку не могу на место водворить.
Ксения прикрыла глаза и медленно втянула воздух. Выдохнула. Бросила косой взгляд в угол и шепнула: «Протяну нитку через воду…»
Звякнув, кружка выкатилась из-под стола.
